Прул Эн­Ни. Корабельные новости

   Про­ржа­вев­шие гвоз­ди по два­дцать пен­сов, дос­ки, за­кры­ваю­щие ок­на пер­во­го эта­жа. Ку­ойл под­це­пил паль­ца­ми дос­ки на ок­нах и дер­нул. Это бы­ло рав­но­силь­но по­пыт­ке пе­ре­вер­нуть мир.
   — В ма­ши­не есть мо­ло­ток, — ска­зал он. — Под си­день­ем. Мо­жет най­дет­ся мон­ти­ров­ка. Я пой­ду и при­не­су их. И еду. Мы мо­жем уст­ро­ить пик­ник и по­зав­тра­кать.
   Те­туш­ка вспо­ми­на­ла од­но за дру­гим.
   — Я здесь ро­ди­лась, — ска­за­ла она. — Пря­мо в этом до­ме. — Здесь про­во­ди­лись и дру­гие ри­туа­лы.
   — И я, — ска­за­ла Сан­шайн, сду­вая ко­ма­ра со сво­ей ру­ки. Бан­ни хлоп­ну­ла по не­му. Силь­нее, чем это бы­ло не­об­хо­ди­мо.
   — Нет. Ты ро­ди­лась в Мо­кин­гбер­де, в Нью-Йор­ке. Там дым, — ска­за­ла она, гля­дя на дру­гую сто­ро­ну бух­ты. — Что-то го­рит.
   — Это дым из пе­чей до­мов в Якор­ной Ла­пе. Они го­то­вят зав­трак. Ка­шу и блин­чи­ки. Ви­дишь ры­бац­кую лод­ку на се­ре­ди­не бух­ты? Ви­дишь, как она плы­вет?
   — Я хо­чу по­смот­реть! — ска­за­ла Сан­шайн. — Я не ви­жу. Я не ВИ­ЖУ!
   — Пре­кра­ти ныть, или я те­бя от­шле­паю, — пре­ду­пре­ди­ла те­туш­ка. Ее ли­цо по­крас­не­ло от вет­ра.
   Ку­ойл вспом­нил, как сам пла­кал и го­во­рил «я не ви­жу» учи­те­лю ма­те­ма­ти­ки, ко­то­рый про­сто от­во­ра­чи­вал­ся от не­го без вся­ких объ­яс­не­ний. Ту­ман раз­ры­вал­ся на час­ти. Свет за­ря­дил мо­ре све­че­ни­ем, по­хо­жим на го­лу­бой не­он.

***

   Де­ре­во ста­ло твер­дым под воз­дей­ст­ви­ем вре­ме­ни и су­ро­во­го кли­ма­та и креп­ко дер­жа­ло в се­бе гвоз­ди. Они вы­хо­ди­ли из не­го со сто­ном. Ку­ойл вы­дер­нул ще­кол­ду, но не мог от­крыть дверь до тех пор, по­ка не за­гнал кус­ки ста­ро­го же­ле­за в тре­щи­ну и не под­це­пил по­лот­ни­ще.
   Внут­ри бы­ло со­вер­шен­но тем­но. Лишь ос­ле­п­ляю­щий свет лил­ся че­рез двер­ной про­ем. Эхо зву­ка де­ре­ва, па­даю­ще­го на кам­ни. Свет кус­ка­ми про­са­чи­вал­ся сквозь стек­ло, па­дал на пыль­ные по­лы по­лос­ка­ми, на­по­ми­наю­щи­ми жел­тый холст. Де­ти вбе­га­ли в дверь и тут же вы­бе­га­ли на ули­цу, бо­ясь в оди­ноч­ку вхо­дить в мрач­ное про­стран­ст­во. Они виз­жа­ли, ко­гда Ку­ойл, от­ла­мы­ваю­щий сна­ру­жи дос­ки, сме­ял­ся, как при­ви­де­ние, и из­да­вал страш­ные сто­ны: «У-У-У!»
   Внут­ри те­туш­ка под­ни­ма­лась по узень­ким сту­пе­ням. Ку­ойл про­ве­рял по­ло­вые дос­ки. И все вре­мя по­вто­рял: «Ос­то­рож­нее! Ос­то­рож­нее!» В воз­дух под­ня­лась пыль, и они все ста­ли чи­хать. Бы­ло хо­лод­но, и пах­ло пы­лью. Пе­ре­ко­шен­ные две­ри на раз­бол­тан­ных пет­лях. Сту­пе­ни, ис­тер­тые ты­ся­ча­ми шар­каю­щих ша­гов. Со стен сви­са­ли обои. На чер­да­ке пти­чье гнез­до вы­да­ло при­сут­ст­вие птиц. Пол был то­же за­ля­пан пят­на­ми. Де­ти бе­га­ли из ком­на­ты в ком­на­ту. Да­же бу­ду­чи но­вы­ми, они, долж­но быть, вы­гля­де­ли уг­рю­мо и без­на­деж­но.
   — Еще один дол­лар для ме­ня! — взвизг­ну­ла Бан­ни, кру­жась на за­сы­пан­ном пес­ком по­лу. Из окон бы­ла вид­на хо­лод­ная и спо­кой­ная мор­ская гладь.
   Ку­ойл вы­шел на ули­цу. Ве­тер по­ка­зал­ся ему слад­ким, как ве­сен­няя во­да стра­даю­ще­му от жа­ж­ды. Те­туш­ка все еще бы­ла в до­ме, каш­ля­ла и поч­ти пла­ка­та.
   — Вот стол, бла­го­сло­вен­ный стол, ста­рые сту­лья, печь. Бо­же мой, мет­ла так и ви­сит на сте­не, где она все­гда ви­се­ла! — Она схва­ти­лась за де­ре­вян­ную ру­ко­ят­ку. Ист­лев­ший узел ра­зо­рвал­ся, и пру­тья брыз­ну­ли во все сто­ро­ны, ос­та­вив ее сто­ять с го­лой пал­кой в ру­ке. Она уви­де­ла, что у пе­чи про­ржа­ве­ла тру­ба, у сто­ла под­гни­ли нож­ки, а сту­лья рас­со­хлись.
   — Ему нуж­на хо­зяй­ская ру­ка. Ма­ма все­гда так го­во­ри­ла.
   Те­перь она бро­ди­ла по ком­на­там и пе­ре­во­ра­чи­ва­ла фо­то­гра­фии, сы­пав­шие раз­би­тым стек­лом. Она дер­жа­ла в ру­ках сни­мок из се­мей­ной хро­ни­ки, на ко­то­ром бы­ла изо­бра­же­на мерт­вая жен­щи­на с на­по­ло­ви­ну при­кры­ты­ми гла­за­ми и за­пя­сть­я­ми, пе­ре­вя­зан­ны­ми по­лос­ка­ми бе­лой тка­ни. Вы­со­хшее те­ло ле­жа­ло на ку­хон­ном сто­ле, а ря­дом к сте­не был при­сло­нен гроб.
   — Те­тя Эл­ти. Она умер­ла от ту­бер­ку­ле­за. — Она взя­ла сле­дую­щий, на ко­то­ром тол­стая жен­щи­на дер­жа­ла в ру­ках ку­ри­цу. — А это те­туш­ка Пин­ки. Она бы­ла та­кая пол­ная, что не по­ме­ща­лась в туа­ле­те, и ей при­хо­ди­лось ста­вить гор­шок на кро­вать, что­бы по­пи­сать.
   Квад­рат­ные ком­на­ты, вы­со­кие по­тол­ки. Свет как во­да про­са­чи­вал­ся сквозь сот­ни по­бле­ски­ваю­щих ды­ро­чек в кры­ше, раз­би­вал­ся о бал­ки. Вот спаль­ня. Она зна­ла этот ри­су­нок тре­щин на по­тол­ке луч­ше, чем лю­бое дру­гое яв­ле­ние сво­ей жиз­ни. Она не на­хо­ди­ла в се­бе сил, что­бы по­смот­реть на не­го сно­ва. Вни­зу она сно­ва кос­ну­лась сту­ла с по­тре­скав­шей­ся крас­кой, за­ме­ти­ла, что пе­ре­кла­ди­ны, слу­жив­шие под­став­кой для ног, бы­ли из­но­ше­ны поч­ти до ос­но­ва­ния. Две по­ло­ви­цы про­гну­лись под ее ве­сом, де­ре­во бы­ло по­хо­же на об­на­жен­ную ко­жу. От­шли­фо­ван­ный во­дой ка­мень в ка­че­ст­ве ог­ра­ни­чи­те­ля для две­ри. И три свя­зан­ных шну­ром кам­ня-та­лис­ма­на, что­бы хра­нить дом от зла.

***

   Че­рез час Ку­ойл уже ко­по­шил­ся воз­ле раз­ве­ден­но­го ко­ст­ра, а те­туш­ка вы­тас­ки­ва­ла про­дук­ты из ко­роб­ки. Там бы­ли яй­ца, па­кет с рас­кро­шив­шим­ся хле­бом, мас­ло и джем. Сан­шайн при­жа­лась к те­туш­ке, хва­тая сле­дом за ней па­ке­ты. Де­воч­ка рас­кры­ла упа­ков­ку с мас­лом, а те­туш­ка ста­ла на­ма­зы­вать его на хлеб де­ре­вян­ной ще­пой вме­сто но­жа. Гор­буш­ка дос­та­лась ста­рой со­ба­ке. Бан­ни бро­са­ла в во­ду кам­ни. По­сле ка­ж­до­го бро­ска пен­ные гу­бы во­ды смы­ка­лись над кам­нем.
   Они си­де­ли воз­ле ко­ст­ра бок о бок. Те­туш­ке по­ду­ма­лось, что струй­ка ды­ма под­ни­ма­лась вверх, как жерт­ва все­со­жже­ния с ка­мен­но­го ал­та­ря. Она на­блю­да­ла за тем, как дым рас­тво­ря­ет­ся в не­бе. Бан­ни и Сан­шайн льну­ли к Ку­ой­лу. Бан­ни свер­ну­ла свой ку­сок хле­ба с мас­лом в ру­лет, и джем вы­гля­ды­вал с его кон­ца, как гла­зок элек­три­че­ской ду­хов­ки. Она то­же смот­ре­ла на струю ды­ма.
   — Пап, а по­че­му дым кру­жит­ся?
   Ку­ойл сде­лал из хле­ба кру­жоч­ки, от­щип­нул ку­соч­ки яй­ца, по­ло­жил их на хлеб и ска­зал: «Вот ле­тит ма­лень­кий жел­тый цы­п­ле­нок пря­мо в ло­го­во лю­до­еда!» И стал под­бра­сы­вать хлеб так, что­бы он па­дал Сан­шайн пря­мо в рот. Де­ти сно­ва вско­чи­ли и убе­жа­ли, за­кру­жи­ли воз­ле до­ма, пе­ре­пры­ги­вая че­рез про­ржа­вев­шие тро­сы, удер­жи­ваю­щие дом на кам­не.
   — Пап, — ска­за­ла за­пы­хав­шая­ся Бан­ни, дер­жа в ру­ках два кам­ня и сту­ча ими друг о дру­га. — А Пе­тал боль­ше не бу­дет с на­ми жить?
   Ку­ойл ос­тол­бе­нел. Он объ­яс­нял де­тям, что Пе­тал боль­ше нет, что она ус­ну­ла и ни­ко­гда не про­снет­ся. Не да­вая соб­ст­вен­но­му го­рю вы­рвать­ся на­ру­жу, он чи­тал де­воч­кам кни­гу, ко­то­рую им пре­дос­та­ви­ли ра­бот­ни­ки со­ци­аль­ной служ­бы. Она на­зы­ва­лась « Как объ­яс­нитъ ре­бен­ку смерть близ­ко­го че­ло­ве­ка».
   — Нет, Бан­ни. Она спит. Она в раю. Пом­нишь, я те­бе рас­ска­зы­вал? — Он хо­тел за­щи­тить их и не брал с со­бой на по­хо­ро­ны. Они ни­ко­гда не слы­ша­ли от не­го сло­ва «умер­ла».
   — А она не мо­жет про­снуть­ся?
   — Нет. Она ус­ну­ла на­все­гда и боль­ше не про­снет­ся.
   — Ты пла­кал, па­па. Ты упер­ся лбом в хо­ло­диль­ник и пла­кал.
   — Да, — ска­зал Ку­ойл.
   — А я не пла­ка­ла. Я ду­ма­ла, что она вер­нет­ся. Она бы да­ла мне по­но­сить свои го­лу­бые бу­сы.
   — Нет, она не мо­жет вер­нуть­ся. — И Ку­ойл уже от­дал бла­го­тво­ри­тель­ной ор­га­ни­за­ции ее го­лу­бые бу­сы и все ее це­поч­ки и ук­ра­ше­ния, охап­ки яр­кой, как са­мо­цве­ты, оде­ж­ды, глу­пую бар­хат­ную ша­поч­ку, рас­ши­тую стра­за­ми, жел­тые ло­си­ны, шу­бу из ис­кус­ст­вен­ной ли­си­цы и да­же на­по­ло­ви­ну пус­тые фла­ко­ны с ду­ха­ми «Тре­зор».
   — Ес­ли бы я ус­ну­ла, то обя­за­тель­но про­сну­лась бы, — ска­за­ла Бан­ни и ото­шла от не­го, на­прав­ля­ясь к до­му.

***

   Бан­ни бы­ла там од­на, там, где низ­ко­рос­лые де­рев­ца при­жи­ма­лись к под­но­жью кам­ня. Пах­ло смо­лой и со­лью. За до­мом был ус­туп. Из уг­луб­ле­ния бе­жал ма­лень­кий ру­че­ек. С той сто­ро­ны, где на дом не па­дал сол­неч­ный свет, он был про­тив­но­го зе­ле­но­го цве­та. Она по­смот­ре­ла вверх, и ей по­ка­за­лось, что сте­ны раз­бух­ли и вот-вот упа­дут. Она от­вер­ну­лась и за­мер­ла. Кус­ты за­ше­ве­ли­лись, как чьи-то но­ги под одея­лом. Пе­ред ней стоя­ла стран­ная со­ба­ка: бе­лая, ка­кой-то не­пра­виль­ной фор­мы, со спу­тан­ной шер­стью. Ее гла­за бле­сте­ли, как влаж­ные яго­ды. Она стоя­ла и смот­ре­ла на де­воч­ку. Чер­ная пасть бы­ла рас­кры­та, а ме­ж­ду зу­ба­ми, ка­за­лось, тор­ча­ла же­ст­кая шерсть. Вне­зап­но она рас­тво­ри­лась в воз­ду­хе, как дым.
   Де­воч­ка за­виз­жа­ла и кри­ча­ла до тех пор, по­ка к ней не под­бе­жал Ку­ойл. Она за­бра­лась на не­го с кри­ка­ми о том, что­бы он ее спас. Поз­же он про­шел че­рез весь кус­тар­ник, ко­ло­тя по не­му пал­кой, но не на­шел ни­ка­кой со­ба­ки. Не бы­ло да­же при­зна­ков ее су­ще­ст­во­ва­ния. Те­туш­ка ска­за­ла, что в ста­рые вре­ме­на, ко­гда поч­таль­о­ны ез­ди­ли на по­воз­ках и лю­ди пе­ре­во­зи­ли дро­ва для пе­чей на со­бачь­их уп­ряж­ках, у ка­ж­дой се­мьи бы­ли соб­ст­вен­ные сто­ро­же­вые ез­до­вые псы. Она с со­мне­ни­ем пред­по­ло­жи­ла, что ка­кая-ни­будь из тех со­бак мог­ла оди­чать и при­жить­ся в ле­су. Уор­рен со­пе­ла безо вся­ко­го эн­ту­зи­аз­ма, не же­лая при­ню­хи­вать­ся и брать след.
   — Не хо­ди­те ни­ку­да од­ни. Будь­те воз­ле нас.
   Те­туш­ка по­смот­ре­ла на Ку­ой­ла с вы­ра­же­ни­ем, ко­то­рое буд­то го­во­ри­ло: «Что та­ко­го? Ре­бе­нок про­сто нерв­ни­ча­ет!»
   Она смот­ре­ла на за­лив, на бе­ре­го­вую ли­нию, фьор­ды, на ог­ром­ные ска­лы, на­вис­шие над тя­гу­чей во­дой. Над ни­ми ле­та­ли не­из­мен­ные пти­цы, как сиг­наль­ные вспыш­ки. Воз­дух был на­пол­нен их прон­зи­тель­ны­ми кри­ка­ми. Го­ри­зонт по­сте­пен­но тем­нел.
   Ста­рое се­мей­ное гнез­до Ку­ой­лов, на­по­ло­ви­ну раз­ру­шен­ное, изо­ли­ро­ван­ное, со сте­на­ми и две­ря­ми, от­шли­фо­ван­ны­ми жиз­нью и смер­тью не од­но­го по­ко­ле­ния, бы­ло пря­мо пе­ред ней. Те­туш­ка вне­зап­но по­чув­ст­во­ва­ла уг­ры­зе­ния со­вес­ти. Ни­что не за­ста­вит их сно­ва уе­хать от­сю­да.

6 Между кораблями

   Дер­жи штур­вал, плы­ви бы­ст­рей,
   Бро­сай свою лод­ку, Джон­ни!
   Вер­нув­шись до­мой,
   Будь ря­дом со мной.
   Бро­сай ско­рей лод­ку, Джон­ни!

СТА­РИН­НАЯ ПЕС­НЯ

   Огонь уга­сал. Уг­ли, по­хо­жие на до­ми­но, от­да­ва­ли по­след­нее те­п­ло. Бан­ни ле­жа­ла, при­жав­шись к Ку­ой­лу, ук­рыв­шись по­лой его курт­ки. Сан­шайн си­де­ла на кор­точ­ках с дру­гой сто­ро­ны ко­ст­ра и скла­ды­ва­ла го­лы­ши друг на дру­га. Ку­ойл слы­шал, как она бор­мо­та­ла им: «Иди сю­да, мой хо­ро­ший. Хо­чешь блин­чи­ков?» Ей уда­ва­лось по­ло­жить толь­ко че­ты­ре кам­ня, и по­том они па­да­ли.
   Те­туш­ка что-то счи­та­ла на паль­цах, ри­со­ва­ла обуг­лен­ной па­лоч­кой на ска­ле. Они не мог­ли жить в до­ме. Мо­жет быть, не смо­гут еще дол­го, как ска­зал Ку­ойл. Нет, они мог­ли бы жить в до­ме, на­стаи­ва­ла те­туш­ка. Сло­ва да­ва­лись ей тя­же­ло, буд­то за что-то це­п­ля­лись. Жить мож­но, но это бу­дет труд­но. Ку­ойл ска­зал, что да­же ес­ли бы дом был со­всем но­вым, он не смог бы ка­ж­дый день ез­дить по этой до­ро­ге. Са­мое ее на­ча­ло бы­ло ужас­ным.
   — Ку­пи лод­ку, — меч­та­тель­но ска­за­ла те­туш­ка, буд­то го­во­ря о на­стоя­щем суд­не для тор­гов­ли. — Ко­гда у те­бя есть лод­ка, до­ро­га не нуж­на.
   — А что де­лать в шторм? А зи­мой? — Ку­ойл ус­лы­шал со сто­ро­ны соб­ст­вен­ный иди­от­ский го­лос.
   Он не хо­тел пла­вать на лод­ке. Его му­ти­ло при од­ной мыс­ли о во­де. Ему бы­ло стыд­но, что он не умел пла­вать и не смог это­му нау­чить­ся.
   — Ред­кий шторм не даст жи­те­лю Нью­фа­унд­лен­да пе­ре­плыть за­лив, — ска­за­ла те­туш­ка. — А для зи­мы есть сне­го­хо­ды. — Па­лоч­ка скри­пе­ла о ка­мень.
   — А до­ро­га, на­вер­ное, все же луч­ше, — ска­зал Ку­ойл и пред­ста­вил, как в его круж­ку, ши­пя, на­ли­ва­ет­ся ко­фе из ко­фе­вар­ки.
   — Хо­ро­шо, я со­глас­на, что в до­ме мы ка­кое-то вре­мя жить не смо­жем. Мо­жет, ме­ся­ца два или три, — ска­за­ла те­туш­ка. — Мы сни­мем жи­лье в Якор­ной Ла­пе, ря­дом с ре­дак­ци­ей тво­ей га­зе­ты, и бу­дем там жить, по­ка не по­чи­ним дом. По­еха­ли ту­да се­го­дня, по­смот­рим па­ру мо­те­лей и по­про­бу­ем най­ти дом вна­ем, а так­же кое-ко­го из плот­ни­ков, что­бы на­чать здесь ре­монт. Для де­во­чек нам нуж­на ня­ня или дет­ский сад. Зна­ешь, у ме­ня то­же есть ра­бо­та. Мне нуж­но бу­дет най­ти для нее ме­сто, все при­го­то­вить. Од­на­ко ве­тер креп­ча­ет. — Уг­ли ко­ст­ра фон­та­ни­ро­ва­ли ис­кра­ми.
   — А чем ты за­ни­ма­ешь­ся, те­туш­ка? Стыд­но при­знать­ся, но я это­го не знаю. В смыс­ле, я ни­ко­гда об этом не спра­ши­вал. — Он пус­тил­ся в не­при­ят­ное пу­те­ше­ст­вие по не­из­ве­дан­но­му, ды­ша чув­ст­вом ви­ны, как ка­ким-то кис­лым га­зом. Он на­де­ял­ся, что его ско­ро за­ме­нит на­стоя­щий ки­сло­род.
   — Это по­нят­но, учи­ты­вая сло­жив­шие­ся об­стоя­тель­ст­ва, — ска­за­ла те­туш­ка. — Я за­ни­ма­юсь дра­пи­ров­кой. — И она по­ка­за­ла ему свои жел­тые, по­кры­тые же­ст­ки­ми мо­зо­ля­ми паль­цы. — Все тка­ни и ин­ст­ру­мен­ты уже со­б­ра­ны и от­прав­ле­ны сю­да ко­раб­лем. Долж­ны при­быть уже на сле­дую­щей не­де­ле. Зна­ешь, по­ка мы здесь, на­до со­ста­вить спи­сок то­го, что здесь тре­бу­ет ре­мон­та. Но­вая кры­ша, вос­ста­нов­ле­ние ды­мо­хо­да. У те­бя есть бу­ма­га? — Она пре­крас­но зна­ла, что у не­го с со­бой бы­ла це­лая ко­роб­ка бу­ма­ги.
   — В ма­ши­не. Я схо­жу и при­не­су блок­нот. По-мо­ему, и Бан­ни вос­пря­нет ду­хом, ес­ли я при­не­су ей кре­кер. — Де­воч­ка на­хму­ри­лась. «Ка­кое ми­лое вы­ра­же­ние», — по­ду­ма­ла те­туш­ка. Она по­чув­ст­во­ва­ла, что с за­ли­ва ве­тер за­дул силь­нее. Клу­бы об­ла­ков над кром­кой мо­ря и чер­но-бе­лые вол­ны пред­став­ля­ли со­бой до­воль­но мрач­ную кар­ти­ну.

***

   — По­смот­рим, — ска­за­ла те­туш­ка. Она под­бро­си­ла дров в огонь, и язы­ки пла­ме­ни за­би­лись под уси­ли­ваю­щим­ся вет­ром. — Стек­ло для окон, уте­п­ли­тель, сло­мать сте­ны, по­ста­вить их за­но­во, но­вая дверь, дверь от штор­мо­во­го вет­ра, вос­ста­нов­ле­ние ды­мо­хо­дов, но­вая ва­тер­ли­ния вес­ной. Эти де­ти мо­гут поль­зо­вать­ся удоб­ст­ва­ми во дво­ре? — Ку­ой­лу ка­те­го­ри­че­ски не нра­ви­лась мысль о том, что ма­лень­кие дет­ские по­пы бу­дут си­деть на де­ре­вян­ных стуль­ча­ках с за­вы­ваю­щим под ни­ми вет­ром. Ему не хо­те­лось та­кой же уча­сти и для сво­его во­ло­са­то­го за­да.
   — По­лы на вто­ром эта­же то­же на­до ме­нять. На кух­не пол вро­де бы еще креп­кий.
   В кон­це Ку­ойл пред­по­ло­жил, что де­шев­ле бу­дет по­стро­ить но­вый дом где-ни­будь на Ривь­е­ре. Да­же с их стра­хов­кой и сбе­ре­же­ния­ми те­туш­ки де­нег мог­ло не хва­тить.
   — По-мо­ему, мы уло­жим­ся. Но ты прав, — ска­за­ла те­туш­ка. — Нам, ско­рее все­го, на­до бу­дет рас­чис­тить до­ро­гу к до­му от та­ин­ст­вен­ной пар­ко­воч­ной зо­ны. Мо­жет быть, рай­он­ные вла­сти по­мо­гут нам в этом, но мы впол­не мо­жем ока­зать­ся един­ст­вен­ны­ми, ко­му при­дет­ся за это пла­тить. Это мо­жет вле­теть нам в ко­пе­еч­ку. Го­раз­до до­ро­же лод­ки. — Она вста­ла, рыв­ком на­тя­ну­ла свое чер­ное паль­то и за­стег­ну­ла его на все пу­го­ви­цы. — Ста­но­вит­ся очень хо­лод­но, — ска­за­ла она. — Смот­ри! — Она вы­тя­ну­ла ру­ку. На тем­ной шер­сти осе­ли кри­стал­ли­ки сне­га. — Нам по­ра от­прав­лять­ся, — ска­за­ла она. — Нель­зя, что­бы нас здесь за­ста­ла бу­ря. Я-то знаю!
   — В мае? Те­туш­ка, я те­бя умо­ляю! — ска­зал Ку­ойл.
   — Здесь они круг­лый год, маль­чик мой. Здеш­няя по­го­да жи­вет по сво­им соб­ст­вен­ным за­ко­нам.
   Ку­ойл ог­ля­нул­ся. Бух­та по­сте­пен­но про­па­да­ла из ви­ду, как ес­ли бы он смот­рел на нее сквозь мар­лю. Снег игол­ка­ми ко­лол его ли­цо.
   — Не мо­жет быть, — ска­зал он. Но это бы­ло имен­но то, че­го он хо­тел. Штор­мы и риск. Труд­но­дос­ти­жи­мые це­ли. Из­не­мо­же­ние.
   Ве­тер дул в од­ном на­прав­ле­нии, со­тря­сая ма­ши­ну. С бе­ре­га на них на­пол­за­ла тем­но­та, и снег ше­ле­стел о вет­ро­вое стек­ло. На шос­се уже ле­жал слой сне­га. Ку­ойл сно­ва по­вер­нул к ма­га­зи­ну «Ай Джи».
   — Пой­ду возь­му ко­фе, — ска­зал он те­туш­ке. — Хо­чешь?

***

   — Тут у вас боль­шое зда­ние и пар­ков­ка.
   — А? Да. Бы­ла фаб­ри­ка по по­ши­ву пер­ча­ток. За­кры­лась не­сколь­ко лет на­зад. — Муж­чи­на под­ви­нул к не­му два бу­маж­ных ста­кан­чи­ка с от­лож­ны­ми руч­ка­ми.
   Прон­зи­тель­но за­вы­вал ве­тер. Ко­фей­ные ста­кан­чи­ки за­дро­жа­ли.
   — По­го­да, — ска­зал муж­чи­на Ку­ой­лу, ба­лан­си­рую­ще­му в две­рях с мок­ры­ми ста­кан­чи­ка­ми.
   Он со­гнул­ся на­встре­чу вет­ру. Взо­рвав­шее­ся не­бо, не­ис­то­вые по­ры­вы вет­ра. Вы­вес­ка над за­пра­воч­ной стан­ци­ей, на­ри­со­ван­ный от ру­ки круг на лис­те ме­тал­ла, ото­рвал­ся и лез­ви­ем по­ле­тел над ма­га­зи­ном. Муж­чи­на вы­шел, дверь вы­рва­лась из его рук и со­ско­чи­ла с пе­тель. Ве­тер при­жал Ку­ой­ла к стой­кам за­прав­ки. Ис­пу­ган­ное ли­цо те­туш­ки в ок­не ма­ши­ны. За­тем ве­тер стал дуть с вос­то­ка, на­го­няя на них снеж­ную бу­рю.
   Ку­ойл с тру­дом от­крыл двер­цу ма­ши­ны. Ко­фе он вы­ро­нил по до­ро­ге.
   — По­смот­ри! Ты по­смот­ри на это! — кри­чал он. — Мы не дое­дем до Якор­ной Ла­пы, три­дцать ки­ло­мет­ров по та­кой по­го­де!
   — А мы раз­ве не про­ез­жа­ли мо­тель по до­ро­ге?
   — Про­ез­жа­ли. Он ос­тал­ся по­за­ди, на Чер­то­вых Бе­ре­гах, — он ткнул паль­цем в кар­ту. Его ру­ка бы­ла по­кры­та таю­щим сне­гом. — Ви­дишь? Это поч­ти в шес­ти­де­ся­ти ки­ло­мет­рах от­сю­да. — Ма­ши­на за­дро­жа­ла.
   — Да­вай по­мо­жем па­рень­ку с две­рью, — ска­за­ла те­туш­ка. — А по­том спро­сим у не­го. Он нам что-ни­будь под­ска­жет.
   Ку­ойл вы­та­щил из-под си­де­нья мо­ло­ток, и они, сгор­бив­шись, вы­шли в ве­тер. Они дер­жа­ли дверь, по­ка муж­чи­на за­би­вал гвоз­ди.
   Он поч­ти не смот­рел на них. Ку­ойл по­ду­мал, что это­го муж­чи­ну за­ни­ма­ют мыс­ли о том, не со­рвет ли кры­шу. Но он все же от­ве­тил на их во­про­сы. Ему при­хо­ди­лось кри­чать. Мо­тель Тикл. В де­ся­ти ки­ло­мет­рах на вос­ток. Тре­тий раз в се­зо­не со­рва­ло дверь. Пер­вый раз ото­рва­лась вы­вес­ка.
   — Сне­гом пах­ло це­лое ут­ро, — про­кри­чал он вслед, ко­гда они вы­ез­жа­ли на шос­се. По­ма­хал им сквозь ко­со ле­тя­щий снег.
   Скольз­кая до­ро­га. Ни­че­го не бы­ло вид­но под ка­по­том. Все рас­тво­ри­лось в снеж­ной кру­го­вер­ти. Спи­до­метр по­ка­зы­вал два­дцать пять ки­ло­мет­ров в час, но их по-преж­не­му за­но­си­ло и дер­га­ло. Те­туш­ку бро­са­ло из сто­ро­ны в сто­ро­ну, она раз­ма­хи­ва­ла ру­кой с рас­то­пы­рен­ны­ми паль­ца­ми, буд­то пы­та­лась удер­жать рав­но­ве­сие.
   — Пап, нам страш­но? — спро­си­ла Сан­шайн.
   — Нет, до­ро­гая. Это при­клю­че­ние. — Он не хо­тел, что­бы де­воч­ки вы­рос­ли роб­ки­ми. Те­туш­ка прыс­ну­ла. Он по­смот­рел в зер­ка­ло зад­не­го ви­да и встре­тил­ся взгля­дом с жел­ты­ми гла­за­ми Уор­рен. Ку­ойл под­миг­нул со­ба­ке. Что­бы ее под­бод­рить.

***

   Не­оно­вая вы­вес­ка мо­те­ля с над­пи­сью «Мо­тель Тикл, бар и рес­то­ран» вспы­хи­ва­ла и рас­ка­чи­ва­лась. Ку­ойл подъ­е­хал к пар­ков­ке, ма­нев­ри­руя ме­ж­ду гру­зо­ви­ка­ми и лег­ко­вы­ми ма­ши­на­ми, фу­ра­ми, пол­но­при­вод­ны­ми джи­па­ми, сне­го­очи­сти­те­ля­ми и сне­го­хо­да­ми. Здесь бы­ло пол­но на­ро­ду.
   — Ос­та­лись толь­ко люкс и но­мер для но­во­брач­ных, — ска­зал слу­жа­щий, вы­ти­рая вос­па­лен­ные гла­за. — Бу­ря за­гна­ла сю­да всех, к то­му же се­го­дня фи­наль­ная иг­ра в дартс. Брай­ан Мал­ро­ни, пре­мьер-ми­нистр, но­че­вал здесь в про­шлом го­ду, ко­гда был в на­ших кра­ях. Боль­шой но­мер, там две кро­ва­ти и два до­пол­ни­тель­ных спаль­ных мес­та. Его ох­ран­ни­ки спа­ли на до­пол­ни­тель­ных мес­тах. Сто де­сять дол­ла­ров за ночь. — Он не ос­та­вил им ни­ка­ко­го вы­бо­ра. Вру­чил Ку­ой­лу ви­тие­ва­то ук­ра­шен­ный ключ с вы­би­тым но­ме­ром 999. Ря­дом с кас­сой стоя­ла ко­роб­ка с за­вод­ны­ми пин­гви­на­ми, и Ку­ойл ку­пил по од­но­му обе­им де­воч­кам. Бан­ни от­ло­ми­ла кры­ло от сво­ей иг­руш­ки еще до то­го, как они вы­шли из вес­ти­бю­ля. По­сле них ос­та­лась мок­рая до­рож­ка на ков­ре.
   Но­мер 999 на­хо­дил­ся в трех мет­рах от шос­се и вы­хо­дил на не­го боль­шим стек­лян­ным ок­ном. Свет фар от всех про­ез­жаю­щих ма­шин по­па­дал на их пар­ков­ку и за­го­рал­ся ос­ле­пи­тель­но яр­ки­ми пят­на­ми на сте­нах их но­ме­ра. Они бы­ли по­хо­жи на сы­рые яй­ца, пла­ваю­щие в мас­ле.
   Внут­рен­няя двер­ная руч­ка ос­та­лась в ру­ках Ку­ой­ла, и ему при­шлось ак­ку­рат­но при­страи­вать ее на ме­сто. По­том он дол­жен бу­дет по­про­сить у ад­ми­ни­ст­ра­то­ра шу­руп и за­кре­пить ее проч­нее. Они ос­мот­ре­ли ком­на­ту. Од­на из кро­ва­тей ока­за­лась круг­лой со­фой. Ко­вер был за­бит гря­зью.
   — Здесь нет шка­фа для оде­ж­ды, — ска­за­ла те­туш­ка. — Мис­тер Мал­ро­ни, долж­но быть, спал в кос­тю­ме.
   Туа­лет и ван­ная бы­ли втис­ну­ты в жи­лое про­стран­ст­во. Ра­ко­ви­на стоя­ла ря­дом с те­ле­ви­зо­ром. В ней был толь­ко один кран. На мес­те дру­го­го бы­ла дыр­ка. Про­во­да от те­ле­ви­зо­ра ва­ля­лись на по­лу, а его верх­няя па­нель бы­ла оп­лав­ле­на. Су­дя по все­му, на нем раз­жи­га­ли кос­тер.
   — Не об­ра­щай вни­ма­ния, — зев­ну­ла те­туш­ка. — Это все рав­но луч­ше, чем но­чев­ка в ма­ши­не, — ска­за­ла она и ста­ла ис­кать вы­клю­ча­тель. Вме­сто не­го об­на­ру­жи­ла тлею­щий яр­ко-крас­ный ого­нек.
   Ку­ойл пер­вым при­ни­мал душ. Стран­но­го цве­та во­да би­ла из-за трес­нув­шей плит­ки и вы­те­ка­ла из-под две­ри пря­мо на ко­вер. Душ под­те­кал все вре­мя, по­ка бы­ла от­кры­та хо­лод­ная во­да. Его оде­ж­да со­скольз­ну­ла с крыш­ки уни­та­за и упа­ла на за­ли­тый во­дой пол. Ее бы­ло не­ку­да по­ве­сить, по­то­му что крюч­ки на две­ри ван­ной то­же бы­ли ото­рва­ны. Ря­дом с уни­та­зом ле­жа­ла при­кре­п­лен­ная на це­поч­ке Биб­лия. Бол­таю­щие­ся стра­ни­цы бы­ли го­то­вы вы­ва­лить­ся. Лишь на сле­дую­щий ве­чер он по­нял, что про­хо­дил весь день со стра­ни­цей из Кни­ги Ле­ви­та, при­ле­пив­шей­ся к его спи­не.
   В ком­на­те бы­ло жар­ко.
   — По­смот­ри на тер­мо­стат, — ска­за­ла те­туш­ка. — Ни­че­го уди­ви­тель­но­го.
   Од­но его реб­ро ока­за­лось вдав­лен­ным в сте­ну, буд­то его уда­ри­ли чем-то тя­же­лым.
   Ку­ойл под­нял труб­ку мол­ча­ще­го те­ле­фо­на.
   — По край­ней ме­ре, мы мо­жем по­обе­дать, — ска­за­ла те­туш­ка. — Тут есть сто­ло­вая. При­лич­ный обед и ночь сна — и мы бу­дем го­то­вы к лю­бым ис­пы­та­ни­ям.
   В сто­ло­вой бы­ло мно­го­люд­но. Она ос­ве­ща­лась крас­ны­ми лам­па­ми, что соз­да­ва­ло впе­чат­ле­ние, буд­то по­се­ти­те­ли за­жи­во жа­ри­лись пря­мо на сво­их стуль­ях. Ку­ой­лу ко­фе по­ка­зал­ся от­вра­ти­тель­ным, но за дру­ги­ми сто­ла­ми ос­таль­ные пи­ли его с улыб­ка­ми. Они час жда­ли сво­его обе­да. Ку­ойл в брю­ках с пят­на­ми со­уса тар­тар на обо­их ко­ле­нях си­дел ря­дом со свои­ми раз­дра­жен­ны­ми деть­ми и зе­ваю­щей пре­ста­ре­лой те­туш­кой. Ему со­вер­шен­но не хо­те­лось улы­бать­ся. Пе­тал на его мес­те пин­ком пе­ре­вер­ну­ла бы стол и вы­шла. Она сно­ва бы­ла ря­дом с ним, как на­вяз­чи­вая пес­ня, как не­сколь­ко строк дет­ско­го сти­хо­тво­ре­ния, ко­то­рые уп­ря­мо не хо­тят по­ки­дать па­мять. Эта боль не же­ла­ла ухо­дить.
   — Спа­си­бо, — про­бор­мо­тал Ку­ойл офи­ци­ант­ке, вы­ти­рая свою та­рел­ку ку­соч­ком хле­ба. Ос­та­вил под блюд­цем два дол­ла­ра чае­вых.
   Ком­на­ты по обе сто­ро­ны от них гу­де­ли от дет­ских кри­ков и гро­хо­та. Из-за сне­го­очи­сти­те­лей над их кро­ва­тя­ми дро­жа­ли изо­бра­же­ния Ии­су­са. Ве­тер за­вы­вал в пло­хо по­дог­нан­ных окон­ных став­нях. Как толь­ко Ку­ойл за­крыл дверь, руч­ка сно­ва ока­за­лась в его ру­ке. На этот раз он ус­лы­шал, как вто­рая руч­ка упа­ла с дру­гой сто­ро­ны две­ри.
   — На­до же! Пря­мо как на вой­не, — ска­за­ла Бан­ни, на­блю­дая, как дро­жит фа­нер­ная сте­на. Те­туш­ка пред­по­ло­жи­ла, что ее кто-то пи­на­ет, при­чем обеи­ми но­га­ми.
   Они сня­ли по­кры­ва­ла с кро­ва­тей, от­крыв про­сты­ни с за­плат­ка­ми. Уор­рен ла­ка­ла во­ду из уни­та­за.
   — Здесь не­мно­го луч­ше, чем в ма­ши­не, — ска­за­ла те­туш­ка. — Во вся­ком слу­чае, го­раз­до те­п­лее.