Страница:
Куойл заказал еще тостов и двойную порцию джема. Подумал, не съесть ли ему жареного картофеля.
— Все что нам нужно — это Натбим. И на работу можно не ходить, — сказал Билли, разминая яйцо в тарелке с мелко порезанной рыбой.
— Я всегда говорил, что вся надежда на разработку нефти, — продолжил разговор Терт. Он ковырялся пальцем в ухе. — Когда они обнаружили месторождение Мак-Гонагал в 1980-м, я купил акции. Честно, я так и сделал. Когда начнется его разработка, к нам хлынут золотые реки. Нефтяные деньги. Бог мой, да когда пойдут танкеры, я буду уже во Флориде!
— Месторождение Мак-Гонагал? — заинтересовался Куойл.
— Не может быть! Ты не знаешь о величайшем месторождении нефти на территории Канады? Это прямо возле нашего побережья. Миллиарды баррелей нефти. Называется месторождение Мак-Гонагал. Мы все разбогатеем. Работы будет навалом, владельцы акций получат дивиденды, производство, складские и гостиничные услуги. Настанут славные деньки.
Сидящий в соседнем закутке худощавый мужчина с бородой в форме лопаты оглянулся через плечо и посмотрел прямо на Карда. Куойл подумал, что он мог быть одним из мастеров рыбоперерабатывающего завода. На столе у соседа стояли тарелки с кашей и колбасой.
Билли хмыкнул.
— Единственными, кто получит рабочие места и экономические блага, будут ребята из Сент-Джонса. Увидишь, к тому времени, как они будут готовы начать разработку, у них уже будет построена атомная станция и они смогут получать любое количество электричества из простой воды. А на Ньюфаундленде они будут складировать отходы.
Куойл протянул Билли треугольник тоста, густо намазанный джемом. Он подумал о том, каким хрупким выглядит этот старик рядом с плотным Кардом.
— Нет, парень. До этой атомной станции дело не дойдет. Самое главное — нефть. Ньюфаундленд станет самым богатым местом на Земле. Начинается новый век. Мы будем как сыр в масле кататься.
Билли повернулся к Куойлу:
— Это нефтяной психоз, истерика. — Потом он снова обратился к Карду: — Все равно получится так, что все сливки снимут международные нефтяные компании. Нам останутся крохи. Все золото потечет на большую землю. Сюда уже просочились наркотики и преступность, уже появились проститутки, а это только начало! Сплошное насилие, воровство и жульничество.
— Это точно, — сказал работник рыбоперерабатывающей фабрики. Он уже съел свою кашу с колбасой, а теперь дымил сигаретой и горел желанием броситься в бой. — Они уже сожгли старый маяк, прямо тут, в Якорной Лапе. А как разнесли представительство рыболовецкой компании!
— Добавьте сюда, — продолжил Билли, развернувшись, как бы принимая поддержку своего единомышленника, — алкоголизм и полную моральную деградацию. Разводы, жестокое обращение в семьях, брошенные дети, шатающиеся по улицам! Загрязнение окружающей среды! Морское дно заросло кабелями, цистернами, металлическими останками кораблей, которые рвут на части любой трал. А чего мы ждем? Обширного разлива нефти, который отравит последнюю треску, которая у нас осталась? Он уничтожит наше чахлое рыболовство, покроет всю прибрежную зону черной вонючей жижей, испортит лодки и порты. Весь фарватер будет забит нефтеналивными танкерами и грузовыми судами. — Он налил дрожащей рукой себе чаю.
— Пошло-поехало, — съязвил Терт, разглядывая черный сгусток серы на ногте. — Тоже мне знаток.
Билли взглянул на Куойла, потом на работника завода и открыл рот, чтобы высказать свое мнение. Терт рядом с ним откинулся назад и принялся размахивать руками, изображая игру на скрипке.
— Принесите мне порцию жареной картошки с колбасой, — сказал Куойл официантке. Билли вздохнул.
— Я видел, как уловы упали с миллионов тонн до двух или трех ящиков. Как рыбная ловля перешла от сезонной прибрежной добычи на маленьких суденышках к круглогодичной охоте на глубокой воде, с огромными плавучими заводами и тральщиками. Теперь рыба закончилась, а леса вырублены. Везде развал и разруха! Не удивительно, что у нас полно привидений! Мы выкапываем своих мертвецов бульдозерами!
Работнику рыбоперерабатывающего завода тоже удалось вставить слово:
— В старину говорили, что мужчина устроил свою жизнь, если у него есть свинья, лодка и клочок земли под картошку. А сейчас что говорят? Как хочешь, так и живи.
— Точно, — подхватил Билли. — Сейчас все гоняются за легкими деньгами, покупают пластиковые скоростные катера, снегоходы и странных собак с материка. Люди шляются по барам, убивают и воруют, снимают с себя всю одежду и изображают умалишенных. Раньше мы здесь жили счастливой жизнью. Понимаете? Раньше тут было весело. Жизнь была веселой. Ты не поймешь, что я имею в виду, Терт Кард, со своей мечтой о Флориде. Да что я тут распинаюсь?!
Кард ждал, когда у него появится возможность тоже высказаться. Он обращался ко всем сразу, включая вспотевшую официантку и повариху, высунувшуюся в окошко заказов:
— Если бы не эти самые перемены, мистер Притти, ты бы уже давно был мертв. Ты забыл, как несколько лет назад валялся в больнице с китайским гриппом? Я видел тебя тогда, ты был серый, как: дохлая рыбина. Я еще подумал, что все, допрыгался старикан. Но тебе дали антибиотики, кислород, и ты выжил, чтобы укусить ту самую руку, которая тебя спасла. Никто, слышите, никто в здравом уме не будет возвращаться к старой, тяжелой жизни. Люди тогда были добрыми только потому, что не могли позволить себе роскошь иметь врагов. Тогда было одно правило: пан или пропал. В такой ситуации люди становятся просто душками, — он втягивал в себя воздух сквозь зубы.
Повариха подала голос с кухни:
— А я считаю, что с рыболовством пора проститься. Пусть теперь работают добытчики нефти. Хуже уже не будет, а лучше еще вполне может стать. — Она засмеялась, чтобы все поняли, что она шутит. На тот случай, если кто обидится.
— Смотри, чтобы тебя твои клиенты не слышали, а то пойдешь вместо штукатурки на стены, — работник завода встал и пошел за зубочисткой.
— А я скажу это кому угодно, — заревел Терт Кард. — За нефтью будущее, а рыба в прошлом. Здесь нет никаких сомнений. Всему миру нужна нефть. За нефтью стоят большие деньги. Сейчас слишком много рыбаков и слишком мало рыбы. Все сводится к этому. А теперь пошли в контору и будем заниматься этой чертовой газетой. Куойл, ты написал о судне? — Он все еще кричал. Еще немного, и пар повалит прямо из ушей.
— Валяй, — сказал Билли, который читал его статью, слышал, как Куойл всю неделю разговаривал о нефти по телефону, и видел, как он вернулся с мыса Отчаяния весь перепачканный нефтью, с грязным блокнотом. Он уронил его возле останков морских птиц. — Отдай ему свою статью, а мы посмотрим, как Терт Кард, Нефтяной Король, забьется в припадке. Можно подумать, он накупил акций на миллион долларов. Ха! У него две акции «Мобил». Две! — Билли сделал движение головой, напоминавшее змеиный выпад.
— Она лежит у меня на столе, — сказал Куойл.
— Я тебе этого не забуду, Билли Притти, — сказал Кард. У него на щеках горели огромные красные пятна.
«Подчиненные в ожидании припадка».
— И ты туда же, — сказал он. — И ты, мать твою, туда же.
— Не суйся сюда со своим американским гринписовским либерализмом! Да кто ты такой, чтобы так говорить? Ах, ах, это же колонка драгоценного мистера Куойла! Да она же противоречит общим усилиям по развитию и экономическому прогрессу!
И он переписал статью, подклеил ее непослушными пальцами, затем пошел в бар и напился. Чтобы заглушить боль от язв. Кто знает, что он запивал, опрокидывая стакан за стаканом?
Куойлу казалось это смешным, но только до тех пор, пока в полдень не вернулся Кард с пачкой пахнущего чернилами свежего выпуска «Болтушки». Куойл взял одну из газет и развернул ее на своей колонке. Его статья оказалась сжатой до размера комментария под той же фотографией, которая висела над столом Терта Карда.
— Ты что наделал? — заорал он на Терта Карда.
— Привел статью в порядок, только и всего. Нам тут ни к чему эта гринписовская ерунда, — захихикал Терт. Он был доволен собой. Его глупое лицо так и светилось гордостью.
— Ты переврал мне всю статью! Ты превратил ее в дешевую пропаганду нефтедобывающей промышленности! Ты превратил меня в глашатая интересов нефтепромышленников! — Он вдавил Терта в его угол.
— Я тебя предупреждал! — сказал Натбим. — Я говорил тебе, Куойл, чтобы ты держал ухо востро, потому что этот тип запорет тебе работу.
Куойл разозлился. В нем забурлил гнев, как нефтяной фонтан, внезапно с шипением вырвавшийся из-под песка.
— Это статья для колонки, — ревел Куойл. — Нельзя переделывать статью для колонки просто потому, что она тебе не нравится! Джек попросил меня писать для колонки о кораблях и море. Это значит, высказывать свое мнение и описывать все так, как я это вижу. Вот это, — и он потряс газетой, — никакого отношения не имеет ни к моему мнению, ни к моему мировоззрению.
— Пока я тут выпускающий редактор, — ответил Терт, трясясь как травинка на ветру, — у меня есть право изменять все, что я считаю неподходящим для «Болтушки». А если ты с этим не согласен, советую тебе обсудить это с Джеком Баггитом. — С этими словами он нагнулся и проскользнул под рукой Куойла.
И рванул к дверям.
— И не думайте, будто бы я не знаю, что вы тут все против меня. — И он убежал, унося прочь всполохи своего гнева.
— Теперь ты знаешь, что это такое, — сказал Натбим. — Я пытался тебя предупредить еще в самый первый день.
— Ты смотри, завтра он уже будет на плаву и при полном парусе. Терт Кард мужик упрямый, он так просто не сдается.
— Я и сам удивляюсь, — сказал Куойл. — Надо позвонить Джеку и во всем разобраться. Кто ведет колонку, я или он.
— Дам тебе совет, Куойл. Не звони Джеку. Он сейчас рыбачит, и вообще, он не любит, когда дела «Болтушки» не дают ему покоя дома. Оставь все как есть, а я замолвлю слово где надо сегодня и завтра вечером. С Джеком не надо в лоб. С ним лучше по-крабьи.
— Здравствуйте. — Он был готов терпеть унижения.
— Куойл. Это Джек Баггит. Пиши свою колонку. Если ты вляпаешься в какое-нибудь дерьмо, мы сошлемся на то, что ты воспитывался в Америке. Терт не будет к тебе лезть. Передай ему трубку.
Куойл протянул руку с трубкой и помахал ею Терту. Все в комнате слышали, как рокотал голос Джека в трубке. Терт Кард медленно повернулся спиной ко всем остальным в комнате и встал лицом к окну, к морю. Шли минуты, он переминался с ноги на ногу, потом присел на край своего стола, стал копаться в ухе, потом в носу. Он раскачивался, перекладывал трубку от одного уха к другому. Наконец трубка замолчала, Терт ее положил.
— Так, — спокойно сказал он, хотя его щеки горели. — Джек хочет пока оставить колонку Куойлу. Временно. Поэтому мы не будем ему мешать. Мешать не будем. Но у него появилась идея о колонке с несчастными случаями. Все знают, что бывают недели, когда у нас нет никаких автомобильных катастроф и нам приходится перепечатывать старые заметки. Так вот, Джек хочет, чтобы кто-то писал о происшествиях на воде. Он говорит, что на собрании рыбаки рассказывали, как в прошлом году из-за несчастных случаев на воде погибло более трехсот судов. Куойл, он хочет, чтобы ты писал о происшествиях на воде и делал фотографии, как ты пишешь об автокатастрофах. Того и другого нам должно хватить, чтобы в каждом номере у нас было свежее происшествие.
— Я в этом не сомневаюсь, — сказал Куойл, глядя прямо на Терта Карда.
26 Мертвец
Был конец сентября. Отлив, последняя четверть луны. Куойл впервые был один в зеленом доме. Тетушка на выходные осталась в Сент-Джонсе, чтобы закупить пуговицы и ткани. Банни и Саншайн с рыданиями выпросили разрешение остаться с ночевкой у Денниса и Бити после дня рождения Марти.
— Пап, она моя лучшая подруга. Жаль, что мы не сестры, — с чувством сказала Банни. — Пожалуйста, пожалуйста, ну пожалуйста, разреши нам остаться у них на ночь!
В магазине подарков и закусок «Летающий кальмар» она выбрала в подарок Марти кольцо из перламутра и лист бумаги в горошек, чтобы его завернуть.
В пятницу Куойл переплыл бухту на лодке, купил два пакета продуктов и две упаковки банок пива.
Потом перевез свои бумаги и пишущую машинку. Потом стопку книг девятнадцатого века о правилах мореходства. На кухне он наклонился, чтобы положить пиво в холодильник под раковиной, потом подумал о том, что ему надо бы принести льда. Он давно должен был это сделать, но пока пустая емкость для льда по-прежнему оставалась пустой и лежала в лодке. Это уже было не важно. Вечером он пил пиво таким, какое оно было, царапая что-то в своем блокноте при свете лампы.
В субботу Куойл слонялся по до сих пор не обставленным комнатам. Казалось, что пыльный воздух покрывался морщинами, когда он сквозь него проходил. До обеда он колол дрова. Пиво, две банки сардин и банка лимской фасоли. После обеда он работал за кухонным столом. Начал статью, щелкая по клавишам, ругаясь, когда палец попадал не туда. Он писал о Самуэле Плимсоле и его ватерлинии.
Старая Ведьма пришла под покровом ночи, оседлала и взнуздала Куойла. Ночной кошмар снова перенес его на шоссе. Тоненькая фигурка протягивала из-под эстакады руки, умоляя о спасении. Истерзанное, окровавленное тело Петал. Он на огромной скорости проскочил мимо. Нажимал на тормоза, но они не работали. Он проснулся, давя правой ногой на воображаемую педаль. Шея в поту. Было слышно, как стонет ветер в тросах, поддерживающих дом. Этот звук навевал мысли о безнадежном одиночестве. Куойл натянул спальный мешок на ухо и снова уснул. Он уже привык к кошмарам.
К обеду в воскресенье статья о Плимсоле была готова, и он решил пройтись. Куойл еще никогда не был на краю мыса. Когда он закрыл за собой дверь, со щеколды упал кусок шнура, завязанный странными узлами. Куойл поднял его, положил в карман и пошел по берегу туда, где заканчивалась земля и начиналось море.
Он забирался на камни размером с дом. Их края образовывали подобие сырых комнат с полами, покрытыми водорослями. Между камнями застряли потерянные сети, сбившиеся в клубки с ракушками и водорослями. Над приливным бассейном летали чайки. Везде валялись крабовые панцири, все еще влажные от остатков коричневатой живой плоти. Постепенно берег сузился до клифа 7. Дальше этим путем ему было не пройти.
Поэтому Куойл забрался на камень, цепляясь за вереск, который покрывал склон на манер старого парика. Камень был изрыт глубокими впадинами. По оленьим тропам он вышел на гранитный язык, вдававшийся прямо в море. Справа от него было голубое полукружье залива Бакланов, слева — рваная береговая линия, выходящая к заливу Миски. Прямо перед ним лежали открытые просторы Атлантики.
Ботинки стучали о голый камень. Он споткнулся о можжевеловый корень, торчавший из трещины в камне. Кварцевые прожилки в нем блеснули, как застывшая молния. Камень весь состоял из бугров и выемок, вершин и плато. Далеко впереди он увидел пирамиду из камней и задумался о том, кто бы мог ее сложить.
Он полчаса добирался до сложенных друг на друга камней и, подойдя, решил их рассмотреть. Поросшие лишайником камни были высотой в три человеческих роста. Их поставили сюда много лет назад. Возможно, строителем был древний народ, который исчез навеки. Этих людей истребили охотившиеся на них от скуки китобои. Может быть, пирамида служила ориентиром для баскских рыбаков или мародеров Куойлов, заманивавших корабли на скалы с помощью ложных огней. Ритмичные удары волны заставили его подойти еще ближе.
Он находился на самом краю света, в диком, первозданном мире, который, казалось, парил над морской пучиной. Человек не успел оставить в этом месте следов своего присутствия: здесь не было ни кораблей, ни самолетов, ни животных, ни птиц, ни буев. Ему казалось, что он один на всей планете. Небо над его головой казалось таким необъятным, что он инстинктивно поднял руки, чтобы защититься. Полупрозрачные, как из жидкого стекла, десятиметровые волны обрушивались на камень, пенились и стекали в маленькие озерца молочным водоворотом. Даже в нескольких метрах над поверхностью моря висела дымка из миллиардов мельчайших капель, которые жгли Куойлу глаза и украшали его лицо и бороду живым текучим бисером. Волны били о камни с низким гулким звуком.
— Все что нам нужно — это Натбим. И на работу можно не ходить, — сказал Билли, разминая яйцо в тарелке с мелко порезанной рыбой.
— Я всегда говорил, что вся надежда на разработку нефти, — продолжил разговор Терт. Он ковырялся пальцем в ухе. — Когда они обнаружили месторождение Мак-Гонагал в 1980-м, я купил акции. Честно, я так и сделал. Когда начнется его разработка, к нам хлынут золотые реки. Нефтяные деньги. Бог мой, да когда пойдут танкеры, я буду уже во Флориде!
— Месторождение Мак-Гонагал? — заинтересовался Куойл.
— Не может быть! Ты не знаешь о величайшем месторождении нефти на территории Канады? Это прямо возле нашего побережья. Миллиарды баррелей нефти. Называется месторождение Мак-Гонагал. Мы все разбогатеем. Работы будет навалом, владельцы акций получат дивиденды, производство, складские и гостиничные услуги. Настанут славные деньки.
Сидящий в соседнем закутке худощавый мужчина с бородой в форме лопаты оглянулся через плечо и посмотрел прямо на Карда. Куойл подумал, что он мог быть одним из мастеров рыбоперерабатывающего завода. На столе у соседа стояли тарелки с кашей и колбасой.
Билли хмыкнул.
— Единственными, кто получит рабочие места и экономические блага, будут ребята из Сент-Джонса. Увидишь, к тому времени, как они будут готовы начать разработку, у них уже будет построена атомная станция и они смогут получать любое количество электричества из простой воды. А на Ньюфаундленде они будут складировать отходы.
Куойл протянул Билли треугольник тоста, густо намазанный джемом. Он подумал о том, каким хрупким выглядит этот старик рядом с плотным Кардом.
— Нет, парень. До этой атомной станции дело не дойдет. Самое главное — нефть. Ньюфаундленд станет самым богатым местом на Земле. Начинается новый век. Мы будем как сыр в масле кататься.
Билли повернулся к Куойлу:
— Это нефтяной психоз, истерика. — Потом он снова обратился к Карду: — Все равно получится так, что все сливки снимут международные нефтяные компании. Нам останутся крохи. Все золото потечет на большую землю. Сюда уже просочились наркотики и преступность, уже появились проститутки, а это только начало! Сплошное насилие, воровство и жульничество.
— Это точно, — сказал работник рыбоперерабатывающей фабрики. Он уже съел свою кашу с колбасой, а теперь дымил сигаретой и горел желанием броситься в бой. — Они уже сожгли старый маяк, прямо тут, в Якорной Лапе. А как разнесли представительство рыболовецкой компании!
— Добавьте сюда, — продолжил Билли, развернувшись, как бы принимая поддержку своего единомышленника, — алкоголизм и полную моральную деградацию. Разводы, жестокое обращение в семьях, брошенные дети, шатающиеся по улицам! Загрязнение окружающей среды! Морское дно заросло кабелями, цистернами, металлическими останками кораблей, которые рвут на части любой трал. А чего мы ждем? Обширного разлива нефти, который отравит последнюю треску, которая у нас осталась? Он уничтожит наше чахлое рыболовство, покроет всю прибрежную зону черной вонючей жижей, испортит лодки и порты. Весь фарватер будет забит нефтеналивными танкерами и грузовыми судами. — Он налил дрожащей рукой себе чаю.
— Пошло-поехало, — съязвил Терт, разглядывая черный сгусток серы на ногте. — Тоже мне знаток.
Билли взглянул на Куойла, потом на работника завода и открыл рот, чтобы высказать свое мнение. Терт рядом с ним откинулся назад и принялся размахивать руками, изображая игру на скрипке.
— Принесите мне порцию жареной картошки с колбасой, — сказал Куойл официантке. Билли вздохнул.
— Я видел, как уловы упали с миллионов тонн до двух или трех ящиков. Как рыбная ловля перешла от сезонной прибрежной добычи на маленьких суденышках к круглогодичной охоте на глубокой воде, с огромными плавучими заводами и тральщиками. Теперь рыба закончилась, а леса вырублены. Везде развал и разруха! Не удивительно, что у нас полно привидений! Мы выкапываем своих мертвецов бульдозерами!
Работнику рыбоперерабатывающего завода тоже удалось вставить слово:
— В старину говорили, что мужчина устроил свою жизнь, если у него есть свинья, лодка и клочок земли под картошку. А сейчас что говорят? Как хочешь, так и живи.
— Точно, — подхватил Билли. — Сейчас все гоняются за легкими деньгами, покупают пластиковые скоростные катера, снегоходы и странных собак с материка. Люди шляются по барам, убивают и воруют, снимают с себя всю одежду и изображают умалишенных. Раньше мы здесь жили счастливой жизнью. Понимаете? Раньше тут было весело. Жизнь была веселой. Ты не поймешь, что я имею в виду, Терт Кард, со своей мечтой о Флориде. Да что я тут распинаюсь?!
Кард ждал, когда у него появится возможность тоже высказаться. Он обращался ко всем сразу, включая вспотевшую официантку и повариху, высунувшуюся в окошко заказов:
— Если бы не эти самые перемены, мистер Притти, ты бы уже давно был мертв. Ты забыл, как несколько лет назад валялся в больнице с китайским гриппом? Я видел тебя тогда, ты был серый, как: дохлая рыбина. Я еще подумал, что все, допрыгался старикан. Но тебе дали антибиотики, кислород, и ты выжил, чтобы укусить ту самую руку, которая тебя спасла. Никто, слышите, никто в здравом уме не будет возвращаться к старой, тяжелой жизни. Люди тогда были добрыми только потому, что не могли позволить себе роскошь иметь врагов. Тогда было одно правило: пан или пропал. В такой ситуации люди становятся просто душками, — он втягивал в себя воздух сквозь зубы.
Повариха подала голос с кухни:
— А я считаю, что с рыболовством пора проститься. Пусть теперь работают добытчики нефти. Хуже уже не будет, а лучше еще вполне может стать. — Она засмеялась, чтобы все поняли, что она шутит. На тот случай, если кто обидится.
— Смотри, чтобы тебя твои клиенты не слышали, а то пойдешь вместо штукатурки на стены, — работник завода встал и пошел за зубочисткой.
— А я скажу это кому угодно, — заревел Терт Кард. — За нефтью будущее, а рыба в прошлом. Здесь нет никаких сомнений. Всему миру нужна нефть. За нефтью стоят большие деньги. Сейчас слишком много рыбаков и слишком мало рыбы. Все сводится к этому. А теперь пошли в контору и будем заниматься этой чертовой газетой. Куойл, ты написал о судне? — Он все еще кричал. Еще немного, и пар повалит прямо из ушей.
— Валяй, — сказал Билли, который читал его статью, слышал, как Куойл всю неделю разговаривал о нефти по телефону, и видел, как он вернулся с мыса Отчаяния весь перепачканный нефтью, с грязным блокнотом. Он уронил его возле останков морских птиц. — Отдай ему свою статью, а мы посмотрим, как Терт Кард, Нефтяной Король, забьется в припадке. Можно подумать, он накупил акций на миллион долларов. Ха! У него две акции «Мобил». Две! — Билли сделал движение головой, напоминавшее змеиный выпад.
— Она лежит у меня на столе, — сказал Куойл.
— Я тебе этого не забуду, Билли Притти, — сказал Кард. У него на щеках горели огромные красные пятна.
***
Короткое парадное шествие до бухты Мучной Мешок, текущие стаканчики с кофе, руль, липкий от сахара с пончиков. Через десять минут Куойл передал Терту свою статью и молча наблюдал за тем, как его глаза бегали взад-вперед по строчкам.«Подчиненные в ожидании припадка».
НИКТО НЕ СТАНЕТ УКРАШАТЬ СВОЙ ДОМ ФОТОГРАФИЕЙ НЕФТЯНОГО ТАНКЕРАТерт Кард закончил читать, положил статью на угол своего стола и посмотрел на Куойла.
На стене публичной библиотеки Якорной Лапы висит фотография, сделанная в 1904 году. На ней изображены залив Бакланов и восемь шхун, отправляющихся за рыбой в открытое море с распущенными парусами. Они похожи на птиц с распростертыми крыльями. Они невыразимо прекрасны. Для того чтобы ими управлять, требуются мастерство и прекрасное знание моря.
Сегодня на морском горизонте чаще увидишь черный профиль нефтеналивного танкера. Нефть, в сыром или обработанном виде, без сомнения, в мировой торговле является товаром номер один.
Еще одним частым зрелищем стал разлив нефти, черная грязь, покрывающая километры побережья. Как побережье мыса Отчаяния на этой неделе. Сотни людей стали свидетелями того, как утром в понедельник четырнадцать тысяч тонн нефти-сырца из танкера «Золотой Гусь» вымыло на берег. Тысячи морских птиц и рыб бились в черной пленке, лодки и сети были загублены. «Пришел конец этим местам», — сказал Джек Ай, восьмидесятисемилетний житель Литтл Деспонд, который в годы своей молодости рыбачил на своей плоскодонке.
Нефть правит нашим миром. Более трех тысяч танкеров бороздят Мировой океан. Среди них есть самые большие плавучие сооружения, когда-либо созданные человеком: ОБПНС, или Очень Большие Перевозчики Нефти-Сырца, танкеры длиной до четырехсот метров и водоизмещением более 200 000 тонн. Многие из этих танкеров не снабжены перегородками внутри отсеков. Некоторые уже морально и физически устарели и проржавели. Одно можно сказать точно: нас ждет еще не один разлив нефти, и некоторые из них будут иметь катастрофические масштабы.
Никто не станет украшать свой дом фотографией нефтяного танкера.
— И ты туда же, — сказал он. — И ты, мать твою, туда же.
***
Вечером того же дня он стоял у окна в опустевшей комнате новостей и разговаривал с отсутствующим Куойлом.— Не суйся сюда со своим американским гринписовским либерализмом! Да кто ты такой, чтобы так говорить? Ах, ах, это же колонка драгоценного мистера Куойла! Да она же противоречит общим усилиям по развитию и экономическому прогрессу!
И он переписал статью, подклеил ее непослушными пальцами, затем пошел в бар и напился. Чтобы заглушить боль от язв. Кто знает, что он запивал, опрокидывая стакан за стаканом?
***
Спустя два или три дня Терт Кард принес в контору вырезанную из настенного календаря фотографию в рамке. Он повесил ее над столом. На ней в залив Пласента в лучах заката входил гигантский танкер «Тихий Глаз». ЭТО БЫЛА ФОТОГРАФИЯ САМОГО БОЛЬШОГО НЕФТЕНАЛИВНОГО ТАНКЕРА В МИРЕ. При первом же ударе дверью о косяк картинка с танкером накренилась.Куойлу казалось это смешным, но только до тех пор, пока в полдень не вернулся Кард с пачкой пахнущего чернилами свежего выпуска «Болтушки». Куойл взял одну из газет и развернул ее на своей колонке. Его статья оказалась сжатой до размера комментария под той же фотографией, которая висела над столом Терта Карда.
ФОТОГРАФИЯ НЕФТЯНОГО ТАНКЕРАКуойл почувствовал, как кровь отливает от его головы и все начинает бешено кружиться перед его глазами.
Более трех тысяч нефтеналивных танкеров гордо бороздят просторы Мирового океана. Эти гиганты, даже самые крупные из них, заходят в глубоководные порты, на нефтеперерабатывающие заводы Ньюфаундленда. Нефть и Ньюфаундленд подходят друг другу как омлет и ветчина, и, как эти два насущных продукта, они будут питать весь мир в самом скором будущем.
Давайте же украсим свои дома фотографиями нефтяных танкеров.
— Ты что наделал? — заорал он на Терта Карда.
— Привел статью в порядок, только и всего. Нам тут ни к чему эта гринписовская ерунда, — захихикал Терт. Он был доволен собой. Его глупое лицо так и светилось гордостью.
— Ты переврал мне всю статью! Ты превратил ее в дешевую пропаганду нефтедобывающей промышленности! Ты превратил меня в глашатая интересов нефтепромышленников! — Он вдавил Терта в его угол.
— Я тебя предупреждал! — сказал Натбим. — Я говорил тебе, Куойл, чтобы ты держал ухо востро, потому что этот тип запорет тебе работу.
Куойл разозлился. В нем забурлил гнев, как нефтяной фонтан, внезапно с шипением вырвавшийся из-под песка.
— Это статья для колонки, — ревел Куойл. — Нельзя переделывать статью для колонки просто потому, что она тебе не нравится! Джек попросил меня писать для колонки о кораблях и море. Это значит, высказывать свое мнение и описывать все так, как я это вижу. Вот это, — и он потряс газетой, — никакого отношения не имеет ни к моему мнению, ни к моему мировоззрению.
— Пока я тут выпускающий редактор, — ответил Терт, трясясь как травинка на ветру, — у меня есть право изменять все, что я считаю неподходящим для «Болтушки». А если ты с этим не согласен, советую тебе обсудить это с Джеком Баггитом. — С этими словами он нагнулся и проскользнул под рукой Куойла.
И рванул к дверям.
— И не думайте, будто бы я не знаю, что вы тут все против меня. — И он убежал, унося прочь всполохи своего гнева.
***
— Ты не устаешь меня удивлять, — сказал Билли Притти. — Я и не думал, что в тебе столько пыла. Ты сдул его с вод прямо на чистый берег.— Теперь ты знаешь, что это такое, — сказал Натбим. — Я пытался тебя предупредить еще в самый первый день.
— Ты смотри, завтра он уже будет на плаву и при полном парусе. Терт Кард мужик упрямый, он так просто не сдается.
— Я и сам удивляюсь, — сказал Куойл. — Надо позвонить Джеку и во всем разобраться. Кто ведет колонку, я или он.
— Дам тебе совет, Куойл. Не звони Джеку. Он сейчас рыбачит, и вообще, он не любит, когда дела «Болтушки» не дают ему покоя дома. Оставь все как есть, а я замолвлю слово где надо сегодня и завтра вечером. С Джеком не надо в лоб. С ним лучше по-крабьи.
***
— «Болтушка». Терт Кард у телефона. Ага, да, Джек. — Терт прижал трубку телефона к груди и посмотрел на Куойла. Утренний свет показался тому недобрым. — Хочет поговорить с тобой, — его тон выдавал предвкушение хорошей выволочки.— Здравствуйте. — Он был готов терпеть унижения.
— Куойл. Это Джек Баггит. Пиши свою колонку. Если ты вляпаешься в какое-нибудь дерьмо, мы сошлемся на то, что ты воспитывался в Америке. Терт не будет к тебе лезть. Передай ему трубку.
Куойл протянул руку с трубкой и помахал ею Терту. Все в комнате слышали, как рокотал голос Джека в трубке. Терт Кард медленно повернулся спиной ко всем остальным в комнате и встал лицом к окну, к морю. Шли минуты, он переминался с ноги на ногу, потом присел на край своего стола, стал копаться в ухе, потом в носу. Он раскачивался, перекладывал трубку от одного уха к другому. Наконец трубка замолчала, Терт ее положил.
— Так, — спокойно сказал он, хотя его щеки горели. — Джек хочет пока оставить колонку Куойлу. Временно. Поэтому мы не будем ему мешать. Мешать не будем. Но у него появилась идея о колонке с несчастными случаями. Все знают, что бывают недели, когда у нас нет никаких автомобильных катастроф и нам приходится перепечатывать старые заметки. Так вот, Джек хочет, чтобы кто-то писал о происшествиях на воде. Он говорит, что на собрании рыбаки рассказывали, как в прошлом году из-за несчастных случаев на воде погибло более трехсот судов. Куойл, он хочет, чтобы ты писал о происшествиях на воде и делал фотографии, как ты пишешь об автокатастрофах. Того и другого нам должно хватить, чтобы в каждом номере у нас было свежее происшествие.
— Я в этом не сомневаюсь, — сказал Куойл, глядя прямо на Терта Карда.
26 Мертвец
Мертвец, или «ирландский вымпел» — свободный конец веревки, свисающий с паруса или снасти.
«МОРСКОЙ СЛОВАРЬ»
Был конец сентября. Отлив, последняя четверть луны. Куойл впервые был один в зеленом доме. Тетушка на выходные осталась в Сент-Джонсе, чтобы закупить пуговицы и ткани. Банни и Саншайн с рыданиями выпросили разрешение остаться с ночевкой у Денниса и Бити после дня рождения Марти.
— Пап, она моя лучшая подруга. Жаль, что мы не сестры, — с чувством сказала Банни. — Пожалуйста, пожалуйста, ну пожалуйста, разреши нам остаться у них на ночь!
В магазине подарков и закусок «Летающий кальмар» она выбрала в подарок Марти кольцо из перламутра и лист бумаги в горошек, чтобы его завернуть.
В пятницу Куойл переплыл бухту на лодке, купил два пакета продуктов и две упаковки банок пива.
Потом перевез свои бумаги и пишущую машинку. Потом стопку книг девятнадцатого века о правилах мореходства. На кухне он наклонился, чтобы положить пиво в холодильник под раковиной, потом подумал о том, что ему надо бы принести льда. Он давно должен был это сделать, но пока пустая емкость для льда по-прежнему оставалась пустой и лежала в лодке. Это уже было не важно. Вечером он пил пиво таким, какое оно было, царапая что-то в своем блокноте при свете лампы.
В субботу Куойл слонялся по до сих пор не обставленным комнатам. Казалось, что пыльный воздух покрывался морщинами, когда он сквозь него проходил. До обеда он колол дрова. Пиво, две банки сардин и банка лимской фасоли. После обеда он работал за кухонным столом. Начал статью, щелкая по клавишам, ругаясь, когда палец попадал не туда. Он писал о Самуэле Плимсоле и его ватерлинии.
«РАДИ БОГА, ПОМОГИТЕ МНЕ!»Когда он делал перерыв, снова наступал вечер. Он приготовил килограмм креветок в оливковом масле с чесноком. Потом в сумерках пошел к причалу с последней банкой пива. Он терпел комаров и смотрел, как зажигаются огни Якорной Лапы.
Все видели ватерлинии Плимсола, или его метки на судах. Эти отметки показывают, насколько глубоко может осесть судно под грузом, чтобы не рисковать безопасностью.
Они появились благодаря одному порядочному человеку, Самуэлю Плимсолу, члену парламента, избранному от Дерби в 1868 году. Плимсол боролся за безопасность моряков еще в те времена, когда беспринципные судовладельцы сознательно отправляли в море перегруженные суда. В маленькой книге под названием «Моряки» Плимсол описывал суда, настолько перегруженные углем или железной рудой, что их борта были вровень с водой. Судовладельцы знали о том, что эти суда обречены. Они знали, что люди, работавшие на них, погибнут вместе с судами. Но все равно делали это для того, чтобы получить страховку.
Чрезмерный вес груза был основной причиной гибели тысяч судов каждый год. Плимсол умолял, чтобы на судах разрешили рисовать ватерлинию, молил, чтобы ни одному судну не позволяли покинуть порт, если ватерлиния была ниже уровня воды.
Он обращался к своим читателям: «Вы сомневаетесь в моих словах? Тогда ради Господа, ради Бога святого, помогите мне предстать перед Королевским советом, чтобы узнать, какова их правда!» Могущественные представители интересов судовладельцев боролись с ним на каждом шагу.
Старая Ведьма пришла под покровом ночи, оседлала и взнуздала Куойла. Ночной кошмар снова перенес его на шоссе. Тоненькая фигурка протягивала из-под эстакады руки, умоляя о спасении. Истерзанное, окровавленное тело Петал. Он на огромной скорости проскочил мимо. Нажимал на тормоза, но они не работали. Он проснулся, давя правой ногой на воображаемую педаль. Шея в поту. Было слышно, как стонет ветер в тросах, поддерживающих дом. Этот звук навевал мысли о безнадежном одиночестве. Куойл натянул спальный мешок на ухо и снова уснул. Он уже привык к кошмарам.
К обеду в воскресенье статья о Плимсоле была готова, и он решил пройтись. Куойл еще никогда не был на краю мыса. Когда он закрыл за собой дверь, со щеколды упал кусок шнура, завязанный странными узлами. Куойл поднял его, положил в карман и пошел по берегу туда, где заканчивалась земля и начиналось море.
Он забирался на камни размером с дом. Их края образовывали подобие сырых комнат с полами, покрытыми водорослями. Между камнями застряли потерянные сети, сбившиеся в клубки с ракушками и водорослями. Над приливным бассейном летали чайки. Везде валялись крабовые панцири, все еще влажные от остатков коричневатой живой плоти. Постепенно берег сузился до клифа 7. Дальше этим путем ему было не пройти.
Поэтому Куойл забрался на камень, цепляясь за вереск, который покрывал склон на манер старого парика. Камень был изрыт глубокими впадинами. По оленьим тропам он вышел на гранитный язык, вдававшийся прямо в море. Справа от него было голубое полукружье залива Бакланов, слева — рваная береговая линия, выходящая к заливу Миски. Прямо перед ним лежали открытые просторы Атлантики.
Ботинки стучали о голый камень. Он споткнулся о можжевеловый корень, торчавший из трещины в камне. Кварцевые прожилки в нем блеснули, как застывшая молния. Камень весь состоял из бугров и выемок, вершин и плато. Далеко впереди он увидел пирамиду из камней и задумался о том, кто бы мог ее сложить.
Он полчаса добирался до сложенных друг на друга камней и, подойдя, решил их рассмотреть. Поросшие лишайником камни были высотой в три человеческих роста. Их поставили сюда много лет назад. Возможно, строителем был древний народ, который исчез навеки. Этих людей истребили охотившиеся на них от скуки китобои. Может быть, пирамида служила ориентиром для баскских рыбаков или мародеров Куойлов, заманивавших корабли на скалы с помощью ложных огней. Ритмичные удары волны заставили его подойти еще ближе.
Он находился на самом краю света, в диком, первозданном мире, который, казалось, парил над морской пучиной. Человек не успел оставить в этом месте следов своего присутствия: здесь не было ни кораблей, ни самолетов, ни животных, ни птиц, ни буев. Ему казалось, что он один на всей планете. Небо над его головой казалось таким необъятным, что он инстинктивно поднял руки, чтобы защититься. Полупрозрачные, как из жидкого стекла, десятиметровые волны обрушивались на камень, пенились и стекали в маленькие озерца молочным водоворотом. Даже в нескольких метрах над поверхностью моря висела дымка из миллиардов мельчайших капель, которые жгли Куойлу глаза и украшали его лицо и бороду живым текучим бисером. Волны били о камни с низким гулким звуком.