Страница:
— Да нет. Управляет всем именно он. А Терт Кард пляшет под его дудку, — сказал Куойл.
— Кушай абрикосы, Банни, — сказала Бити, собирая со стола пустые блюдца.
Но Банни повернулась к Куойлу и зашептала: «Пап, абрикосы похожи на маленькие попы. Попы крохотных фей. Я не хочу их есть». И она шмыгнула носом.
Пока Деннис рассказывал, к дверям подошел невысокий человек с морщинистым лицом и прислонился к косяку. Он был похож на кусок древесины, который прибило к берегу. Его лицо было розовато-лилового цвета. На нем была рубашка, покрытая изображениями цветка гибискуса размером с хороший блин. Бити налила ему чаю и отрезала огромный ломоть хлеба, который тот проглотил одним махом.
— Альфред! — сказал Деннис. — Шкипер Альфред, заходи и садись. Это Куойл, работает в газете. Вернулся вместе с Агнис Хамм в старый дом на мысе Куойлов.
— Да, — сказал старик. — Я помню Куойлов и то, что с ними случилось. Жестокие были люди. Говорят, когда-то давно Куойлы прибили человека к дереву, за уши, и отрезали нос, чтобы кровососы да мошкара почуяли кровь. Они так и сожрали его заживо. Теперь они все ушли. Остался только этот странный старик, Нолан, на Перевернутом мысе. Я никогда не думал, что кто-нибудь из них вернется обратно. А теперь их сразу четверо, хотя одна из них Хамм, а трое других ни разу не были на Ньюфаундленде. Однако я сюда пришел, чтобы встретиться с помощницей плотника.
Деннис показал на Банни.
— Так ты и есть помощница, которая собиралась чинить крышу своим маленьким молотком?
— Я хотела помочь папе, — прошептала Банни.
— Вот и молодец. Сейчас мало кто помогает отцам. Поэтому я принес тебе подарок. — И он протянул Банни маленький медный квадрат с потертой маркировкой, которая все же была еще видна. — Ты, наверное, думаешь, что это за штуковина? Это простой шаблон. Он нужен для того, чтобы чертить прямые линии и отрезать ровные куски дерева. С этой штукой, пилой, молотком и парой гвоздей из куска дерева можно сделать много различных вещей. Мне подарили этот шаблон, когда я был в твоем возрасте, с его помощью я сделал первый ящик с крышкой. Шесть сторон и два кусочка кожи вместо петель. Знаешь, как я тогда гордился?
— Что надо сказать, Банни? — прошептал Куойл.
— Я хочу сделать ящик с крышкой и двумя кусочками петель.
Все засмеялись, кроме Куойла, который наблюдал за тем, как Банни покраснела от унижения.
— Тогда давай скажем спасибо Шкиперу Атьфреду за замечательный квадрат и поедем домой, чтобы у тебя осталось время после ужина заняться своим ящиком.
Слышала ли она, что он сказал о мужчине, прибитом к дереву?
В машине он убедил Банни положить квадрат на пол, на случай экстремальной кочки на дороге.
17 Корабельные новости
На его столе лежали фотографии яхты. Темные, но достаточно отчетливые, чтобы их можно было напечатать. Даже на них была видна зловещая мощь судна. Куойл выбрал одну из них, положил перед собой и заправил в пишущую машинку чистый лист. Теперь он знал, что писать.
— А вот это надо поместить вместе с корабельными новостями. Здесь судно, стоящее в порту.
— Джек ничего мне не говорил о фотографии судна. Он что, сказал тебе это сделать? — В его синтетических штанах просвечивали сугубо интимные части тела.
— Нет, просто это очень интересное судно.
— Напечатай это, Терт, — подал голос из своего угла Билли Притти, набирая статью для своей колонки сплетен.
— А что с несчастным случаем? Где эта статья?
— А ее нет, — сказал Куойл. — Там и несчастного случая-то не было. Миссис Дидолот потянула запястье. Вот и все.
Терт пристально на него посмотрел.
— Ты не написал ту статью, которую тебе велел написать Джек, и сделал то, чего он не просил. Черт возьми, конечно, мы это напечатаем. А что, так и надо. Давненько я не видал Джека в гневе. С тех пор, как его сапог упал в огонь. Ты вот что, когда приедешь завтра на работу, не глуши мотор.
«Что я наделал», — подумал Куойл.
— Ты особенно не переживай из-за Эдит Дидолот. Она сейчас сидит в закусочной со своим запястьем и ехидностью. — Свитер Билли распускался на манжетах. Голубые глаза все еще смотрели испуганно.
— О чем? — нерешительно спросил Куойл. — О статье?
— Ага. Наверное, хочет свернуть тебе шею за ту статейку о гитлеровской яхте, — сказал Терт Кард. — Он не любит сюрпризов. Надо было тебе делать то, что он велел.
Послышался гул мотора и хлопанье дверей. Куойл вспотел и напрягся. «Это всего лишь Джек Баггит, — подумал он. — Всего лишь ужасный Джек Баггит с кнутом и каленым железом для клейма». «Репортер избит до полусмерти».
Он зацепился рукавом за коробку с бумагами на своем столе. Листы разлетелись. Трубка Натбима провернулась в его зубах, выбросив комок тлеющего табака. Он распутал телефонный шнур, отпустив трубку так, чтобы она свисала вниз, и дав ей свободу вращаться. Натбим старался не смотреть в сторону Куойла.
Быстрыми шагами вошел Джек Баггит. Его рыжеватые глаза заметались по комнате, пока не наткнулись на Куойла. Он резко взмахнул рукой над головой, будто ловил муху, и скрылся за ограждением. Куойл последовал за ним.
— Так, ладно, — сказал Баггит. — Я все понял. Эта маленькая статья, которую ты написал и прицепил в конце корабельных новостей…
— Я хотел немного оживить корабельные истории, мистер Баггит, — сказал Куойл. — В порт пришла необычная лодка, и…
— Джек, — сказал Баггит.
— Я больше не буду так делать. Я просто подумал… — «Корреспондент лижет сапоги издателю».
— Ты говоришь так, будто ловишь рыбу дырявой сетью. Шарахаешься из стороны в сторону да бормочешь. — Он ожег взглядом Куойла, который обмяк и прикрыл рукой подбородок.
— Вчера вечером мне позвонили четыре человека, чтобы поговорить об этой гитлеровской яхте. Миссис Баггит тоже понравилась статья. Я поехал в порт, чтобы взглянуть на нее, и увидел на причале целую толпу, которая тоже пришла на нее поглазеть. Конечно, ты ничего не понимаешь в кораблях, но это поправимо. Так что давай, дерзай. Такой материал мне нужен. Теперь я хочу, чтобы ты вел собственную колонку, понял? Корабельные истории. Будешь каждую неделю рассказывать о новом судне в порту. Им понравится. И не только о тех, что приходят в Якорную Лапу. По всему побережью. Колонка. Найди судно и напиши о нем. Неважно, будет это катер или круизное судно. Пиши о всех. Мы закажем тебе компьютер. Скажи Терту Карду, что я хочу с ним переговорить.
Но говорить об этом Терту не было никакой нужды, потому что он и так все слышал. Куойл вернулся к своему столу. Ему было легко и жарко. Натбим сжал руки над головой и потряс ими. Его трубка криво свисала с уголка губ. Куойл заправил чистый лист в пишущую машинку, но не стал ничего печатать. Ему было тридцать шесть лет, и сегодня вечером ему впервые сказали, что он сделал что-то правильно.
Туман за окном был похож на молоко.
18 Пирог с омаром
Мальчик на заднем сиденье много говорил, растягивая гласные так, что его могла понять только мать. Хотя Куойлу удалось уловить общее настроение его речи. Герри с восторгом рассказывал о приключениях и таких серьезных вещах, как голубая нитка на манжете его свитера, брызги дождя в лужах, печенье, спрятанное в складке платка. В его мире все было ярким и красочным. Таким, как оранжевые варежки рыбака. Он обладал удивительной чуткостью к цвету.
— Ваки! Ваки!
Или голубой ирис в саду миссис Баггит.
— Иис!
— Видит он превосходно, — сказал Куойл.
Болезнь сына стала для Уэйви большой неожиданностью. Синдром Дауна. Но она хотела, чтобы ее мальчик вел нормальную жизнь. Он ни в чем не виноват. Она узнала, где живут другие такие дети, нашла их, встретилась с родителями. Ее брат Кен отвез ее к ним, чтобы она объяснила, что можно сделать для их детей.
— Этих детей можно кое-чему обучить. Они могут учиться, — сказала она.
Пламенная речь. Звенящий голос. Это была Уэйви, охваченная страстью. Через региональную библиотеку она запросила литературу о детях с такими особенностями. Организовала встречи родителей. Пригласила специалистов из Сент-Джонса, чтобы они разъяснили, что можно было сделать для этих детей. Подталкивала детей к развитию, писала прошения, созывала собрания, на которых составлялись открытые письма с просьбами организовать специальные образовательные курсы. И добилась своего. Трехлетняя девочка в Безымянной бухте не умела ходить, но ее стали учить, и она пошла. Они спасали детей, учили их цепляться за жизнь.
Уэйви сжала руки, показывая Куойлу, что любой человек может взять жизнь в свои руки, ухватиться за то, что ему доступно. И он подумал о том, что еще может так разжечь это сердце.
Она попросила Куойла подвезти ее в пятницу в библиотеку, которая была открыта только по вторникам и пятницам, в полдень.
— Понимаешь, обычно меня возит туда Кен, когда может, но сейчас он в море. А я очень скучаю без книг. Я люблю читать. И много-много читаю Герри. И папе привожу книги. Те, которые ему нравятся: о восхождении на вершины, о путешествиях, об исследовании Лабрадора.
В пятницу утром Куойл начал приготовления. Надел рубашку получше, начистил ботинки. Он старался не волноваться. Он же просто везет человека в библиотеку! Но ничего не мог с собой поделать.
— Вот детская комната, — сказала Уэйви. — Может быть, твои девочки захотят что-нибудь почитать. Банни и Саншайн. — Она осторожно произнесла их имена, словно пробуя на вкус. Ее волосы были аккуратно заплетены. Воротничок серого платья украшало кружево. Герри уже был возле полок, вытаскивая все книги без разбора и раскрывая их.
Куойл казался себе огромным, неуклюжим кабаном. Куда бы он ни повернулся, его свитер цеплялся за выступающий корешок книги. Он обрушил секцию юмористических рассказов, детективов, философских изречений и проповедей. Он ловил падающие книги, но это ему не всегда удавалось. Глупый Куойл краснел в крохотной библиотеке на северном побережье Атлантики. Перейдя к секции, где стояли книги о путешествиях, он нашел Эрикса Ньюбай и Хансена, Редмонда О'Ханлона и Уилфрида Цесайгера. Набрал полные руки книг.
Они поехали обратно через дом Бити, чтобы забрать девочек, которые не были знакомы с Уэйви.
Последовало церемонное представление: «А это Герри Проуз. А это Уэйви, мама Герри». Уэйви развернулась и пожала им руки. И Герри пожал всем руки, даже своей матери и Куойлу, даже по две руки одновременно. У него были горячие ладошки.
— Здравствуйте, — сказала Уэйви, — ах, здравствуйте, мои дорогие!
Они подъехали к дому Уэйви, где им был обещан чай с пирогами. Саншайн и Банни боролись на заднем сиденье за право первой увидеть соседский дворик со сказочным зверинцем из разноцветных собак и петухов, серебряных гусей и пятнистых кошек, с деревянным человечком в штанах в шахматную клетку, держащим за руку деревянную женщину. Там был даже флюгер в форме желтой лодки.
Потом Банни наткнулась взглядом на деревянную собаку с ошейником из бутылочных пробок. Из ее открытой пасти торчали клыки. Казалось, что собака принюхивается к ветру.
— Папа, — она вцепилась в рукав Куойла. — Там белая собака. — Куойл слышал, как она всхлипывала. — Белая собака. — Она продолжала повторять страшные слова на одной ноте: «белая собака».
Вдруг он догадался. Банни стимулировала свой страх, разогревала его. «Девочка боится белой собаки. Родители не находят себе места».
— Банни, это всего лишь деревянная собака. Она сделана из дерева и покрашена краской. Она ненастоящая.
Но она не хотела успокаиваться. Стучала зубами и хныкала.
— Наверное, мы зайдем к вам на чай в другой раз, — сказал Куойл Уэйви и строго посмотрел на Банни. Даже почти сердито.
— Папа, а где их отец? — спросила Саншайн. — Ну, папа Герри и Уэйви?
— Я тоже хочу поехать!
— Я покатаю тебя, когда вернусь.
Терпел остроты жителей бухты по поводу своей лодки. Дурная слава этой посудины заметно опережала ее самое, и все говорили, что она когда-нибудь утопит своего хозяина. На обратном пути он обогнул небольшой айсберг, дрейфовавший по заливу. Айсберги не переставали изумлять его: огромные глыбы льда, испещренные пещерами и арками.
— В этом году к берегу прибило уже более четырехсот айсбергов, — сказал он тетушке. Айсберги не давали ему покоя. Ему даже не снилось, что айсберги могут стать частью его повседневной жизни. — Я не знаю, где именно их вынесло на берег, но так говорят. Я читал это вчера в сводках.
— Ты омаров привез?
— Да, купил их у Лада Юнга. Он все время совал мне что-то в сумку «на дорожку». Будто конфеты у кассового аппарата. Я попытался заплатить ему, но он отказался.
— Довольно скоро сезон закончится, поэтому нам не стоит отказываться и есть их, пока у нас есть такая возможность. Я помню Юнгов, какими они были в дни моей юности: со свисающими на глаза волосами. Знаешь, что здесь самое лучшее? — спросила тетушка. — Рыба. Подожди, вот пойдет снежный краб, и ты попробуешь самое сладкое в мире мясо! Ну, и как мы приготовим этих омаров?
— Сварим.
— Ну да. Давненько мы не ели хорошей похлебки из омаров. Хотя в этом есть и хорошая сторона. — Она посмотрела в сторону комнаты, где стучала молотком Банни. — Нам давно никто не говорил про «красных пауков», все просто сидели и ели свои сухие завтраки. А еще я могу сварить омаров, вынуть мясо и сделать рулет. А как насчет блинчиков с омарами и со сметаной?
Куойл исходил слюной. Это был излюбленный фокус тетушки: она описывала всевозможные блюда, а затем готовила простейшее из возможных. Партридж так никогда не делал.
— Салат из омаров тоже хорошо, только для ужина его будет маловато. Знаешь, есть одно блюдо, которое мы с Уоррен очень любили. Его подавали в Гостинице Хорошей Погоды на Лонг-Айленде. Мясо из хвостов вымачивали в саке, потом готовили с молодыми побегами бамбука и водными каштанами, потом снова складывали в панцирь и запекали. Там еще подавали такой острый соус! Здесь я не могу найти ничего подобного. Конечно, если бы у нас были креветки, крабовое мясо и гребешки, я бы могла нафаршировать хвосты омаров, но для этого еще нужно белое вино и пармезан. Только вино и пармезан надо сначала найти.
— Я купил сыру. Только не пармезана, а простого. Чеддера.
— Ну, тогда мы остановимся на пироге из омаров. У нас нет сметаны, но я могу приготовить его с молоком. Банни съест его без капризов, а мы отдохнем от вареных блюд. Я хочу приготовить что-нибудь особенное. Я пригласила на ужин Доун. Она придет к шести, так что времени у нас достаточно.
— Кто?
— Ты слышал. Я пригласила в гости Доун. Доун Баджел. Она славная девушка. А ты постарайся развлечь ее беседой. — Она сказала это потому, что ее племянник либо пропадал на работе, либо страдал от несчастной любви.
Из гостиной донесся оглушительный грохот.
— Банни, — позвал Куойл. — Что ты там делаешь? Еще один ящик?
— Я делаю ПАЛАТКУ. — В голосе слышалась ярость.
— Деревянную палатку?
— Да. Только дверь кривая. — Грохот.
— Ты что-то бросила?
— Дверь КРИВАЯ. А ты обещал покатать меня на лодке. И не покатал!
Куойл встал.
— Я забыл. Так, хорошо, вы обе быстро одевайтесь, и пойдем.
Но, выйдя за порог, Банни сразу изобрела новую игру, заставив Куойла ждать.
— Ложись на спину. Видишь? Вот так.
Саншайн завалилась на спину и вытянула руки и ноги.
— А теперь посмотри на верхушку здания. Смотри, не отрывайся. Правда, страшно? Кажется, что этот страшный дом сейчас упадет.
Потом их взгляды переместились с обшивочных досок, потрепанных штормовыми ветрами, на черные края крыши. Над верхней частью крыши облака рассекали небо по диагонали. Казалось, что облака стоят на месте, а дом неумолимо падает вперед. Стена дома воображаемо нависла над Саншайн, которая вскочила и отбежала в сторону, испытав приятный испуг. Банни выдержала дольше, но ей тоже пришлось встать и спасаться бегством.
В лодке Куойл заставил их сесть плечом к плечу. Они ухватились за планширь, и лодка понеслась над водой.
— Быстрее, пап, — кричала Саншайн.
А Банни не могла оторвать глаз от пенящейся волны. Оттуда, из водоворота пузырьков, на нее смотрела морда собаки, с блестящими глазами и движущейся пастью. Волна поднялась, и собака вместе с ней. Банни схватилась за скамейку и зарыдала. Куойл сбросил скорость.
— Я видела собаку в воде, — всхлипывала Банни.
— В воде нетсобак, — сказал Куойл. — Это все пузырьки воздуха и воображение одной маленькой девочки. Ты же знаешь, Банни, что не существует собак, которые могут жить в воде.
— А Деннис рассказывал про морских собак, — всхлипывала Банни.
— Он имел в виду совсем других собак. А настоящая, живая собака, такая, как Уоррен, — нет, Уоррен мертва, — живая собака, которая может плавать, залезает в воду только для того, чтобы принести охотнику убитых уток. — Боже мой, неужели он может думать только о мертвом?
— Ну, это было очень похоже на собаку. На белую собаку, пап. Она злится на меня. Хочет меня укусить, так, чтобы из меня вытекла кровь. — Теперь у нее по щекам текли слезы.
— Это не настоящая собака, Банни. Это собака из воображения, и даже если она выглядит, как настоящая, она все равно не может причинить тебе вреда. Если ты снова ее увидишь, спроси себя: «Это настоящая собака или воображаемая?» Тогда ты поймешь, что она — собака из твоей фантазии, и сможешь над ней посмеяться.
— Но пап, представь, что она настоящая!
— В воде? В камне? В куске дерева? Я тебя умоляю. — Так Куойл пытался бороться с белой собакой с помощью логики. Он медленно отправился обратно к причалу, стараясь больше не поднимать волн. Белая собака начинала ему надоедать.
— Возьми красную скатерть. Она в ящике под лестницей. И рубашку можешь сменить. — Тетушка поставила две белые свечи в стеклянные подсвечники, хотя на улице еще было очень светло. И закат ожидался только в девять часов.
Банни и Саншайн были затянуты в белые колготки. Саншайн могла бы надеть удобный наряд Банни, но та пребывала в дурном настроении. К тому же ее собственное платье было ей мало: жало под мышками и было коротко. А еще им было жарко.
— Вот и она, — сказала тетушка, услышав возле дома звук мотора японской машины, на которой ездила Доун. — Девочки, ведите себя хорошо.
Доун поднялась по лестнице, с трудом удерживая равновесие на высоких шпильках. Ее белые туфли были такого размера, что вполне могли бы подойти мужчине. Она улыбалась во весь коричневый рот. Синтетическая блузка сияла, а подол юбки низко свисал сзади. В руках она держала бутылку. Куойл подумал, что это вино, но в бутылке оказался виноградный сок. На ней еще был виден ценник. Носки ее туфель опасно загнулись вверх.
Он подумал о Петал в платье с бахромой, о том, как ее длинные ноги спускаются в шитые стеклярусом туфли, как она стремительно двигается, окутанная облаком «Трезора», и ловит свое отражение в зеркале, на поверхности тостера, стекла, и дразнит его вожделение. Он почувствовал болезненную жалость к этой блеклой моли.
— Кушай абрикосы, Банни, — сказала Бити, собирая со стола пустые блюдца.
Но Банни повернулась к Куойлу и зашептала: «Пап, абрикосы похожи на маленькие попы. Попы крохотных фей. Я не хочу их есть». И она шмыгнула носом.
Пока Деннис рассказывал, к дверям подошел невысокий человек с морщинистым лицом и прислонился к косяку. Он был похож на кусок древесины, который прибило к берегу. Его лицо было розовато-лилового цвета. На нем была рубашка, покрытая изображениями цветка гибискуса размером с хороший блин. Бити налила ему чаю и отрезала огромный ломоть хлеба, который тот проглотил одним махом.
— Альфред! — сказал Деннис. — Шкипер Альфред, заходи и садись. Это Куойл, работает в газете. Вернулся вместе с Агнис Хамм в старый дом на мысе Куойлов.
— Да, — сказал старик. — Я помню Куойлов и то, что с ними случилось. Жестокие были люди. Говорят, когда-то давно Куойлы прибили человека к дереву, за уши, и отрезали нос, чтобы кровососы да мошкара почуяли кровь. Они так и сожрали его заживо. Теперь они все ушли. Остался только этот странный старик, Нолан, на Перевернутом мысе. Я никогда не думал, что кто-нибудь из них вернется обратно. А теперь их сразу четверо, хотя одна из них Хамм, а трое других ни разу не были на Ньюфаундленде. Однако я сюда пришел, чтобы встретиться с помощницей плотника.
Деннис показал на Банни.
— Так ты и есть помощница, которая собиралась чинить крышу своим маленьким молотком?
— Я хотела помочь папе, — прошептала Банни.
— Вот и молодец. Сейчас мало кто помогает отцам. Поэтому я принес тебе подарок. — И он протянул Банни маленький медный квадрат с потертой маркировкой, которая все же была еще видна. — Ты, наверное, думаешь, что это за штуковина? Это простой шаблон. Он нужен для того, чтобы чертить прямые линии и отрезать ровные куски дерева. С этой штукой, пилой, молотком и парой гвоздей из куска дерева можно сделать много различных вещей. Мне подарили этот шаблон, когда я был в твоем возрасте, с его помощью я сделал первый ящик с крышкой. Шесть сторон и два кусочка кожи вместо петель. Знаешь, как я тогда гордился?
— Что надо сказать, Банни? — прошептал Куойл.
— Я хочу сделать ящик с крышкой и двумя кусочками петель.
Все засмеялись, кроме Куойла, который наблюдал за тем, как Банни покраснела от унижения.
— Тогда давай скажем спасибо Шкиперу Атьфреду за замечательный квадрат и поедем домой, чтобы у тебя осталось время после ужина заняться своим ящиком.
Слышала ли она, что он сказал о мужчине, прибитом к дереву?
В машине он убедил Банни положить квадрат на пол, на случай экстремальной кочки на дороге.
17 Корабельные новости
Крестный корабля — самая популярная личность на борту…
«МОРСКОЙ СЛОВАРЬ»
На его столе лежали фотографии яхты. Темные, но достаточно отчетливые, чтобы их можно было напечатать. Даже на них была видна зловещая мощь судна. Куойл выбрал одну из них, положил перед собой и заправил в пишущую машинку чистый лист. Теперь он знал, что писать.
Яхта-убийца в Якорной ЛапеФразы складывались так быстро, что он едва успевал их печатать. У него было ощущение, что он пишет хорошо. Статья отражала гордость Мел-виллов разрушительной силой своей яхты. В одиннадцать часов он положил законченную статью на стол Терта Карда. Кард делал какие-то сложные подсчеты в уме.
На этой неделе в порту Якорной Лапы появилось мощное судно, построенное пятьдесят лет назад для Гитлера. Сам Гитлер так и не взошел на свою роскошную яхту, «Крепкую Крошку», но все же судно, кажется, несет в себе часть его злой силы. Настоящие владельцы судна, Сильвер и Байонет Мелвиллы из Лонг-Айленда, рассказали о недавнем происшествии, когда «Крепкая Крошка» разгромила увеселительные суда и элитные пляжные коттеджи в порту Белого Ворона, когда там бушевал ураган «Боб». «Она раздавила семнадцать бортов на спички, разгромила двенадцать домов и пристаней», — говорят Мелвиллы.
— А вот это надо поместить вместе с корабельными новостями. Здесь судно, стоящее в порту.
— Джек ничего мне не говорил о фотографии судна. Он что, сказал тебе это сделать? — В его синтетических штанах просвечивали сугубо интимные части тела.
— Нет, просто это очень интересное судно.
— Напечатай это, Терт, — подал голос из своего угла Билли Притти, набирая статью для своей колонки сплетен.
— А что с несчастным случаем? Где эта статья?
— А ее нет, — сказал Куойл. — Там и несчастного случая-то не было. Миссис Дидолот потянула запястье. Вот и все.
Терт пристально на него посмотрел.
— Ты не написал ту статью, которую тебе велел написать Джек, и сделал то, чего он не просил. Черт возьми, конечно, мы это напечатаем. А что, так и надо. Давненько я не видал Джека в гневе. С тех пор, как его сапог упал в огонь. Ты вот что, когда приедешь завтра на работу, не глуши мотор.
«Что я наделал», — подумал Куойл.
— Ты особенно не переживай из-за Эдит Дидолот. Она сейчас сидит в закусочной со своим запястьем и ехидностью. — Свитер Билли распускался на манжетах. Голубые глаза все еще смотрели испуганно.
***
— Черт возьми, ты вовремя. Билли сейчас в клинике, проверяет свою простату, а Джек уже выехал сюда. Он хочет с тобой поговорить. — Терт Кард резко раскрыл свежую «Болтушку». Его черные глаза метали молнии. Натбим за своим столом зажег трубку. Дым поднимался вверх белыми шарами. За окном туман и порывистый ветер затеяли вечную борьбу.— О чем? — нерешительно спросил Куойл. — О статье?
— Ага. Наверное, хочет свернуть тебе шею за ту статейку о гитлеровской яхте, — сказал Терт Кард. — Он не любит сюрпризов. Надо было тебе делать то, что он велел.
Послышался гул мотора и хлопанье дверей. Куойл вспотел и напрягся. «Это всего лишь Джек Баггит, — подумал он. — Всего лишь ужасный Джек Баггит с кнутом и каленым железом для клейма». «Репортер избит до полусмерти».
Он зацепился рукавом за коробку с бумагами на своем столе. Листы разлетелись. Трубка Натбима провернулась в его зубах, выбросив комок тлеющего табака. Он распутал телефонный шнур, отпустив трубку так, чтобы она свисала вниз, и дав ей свободу вращаться. Натбим старался не смотреть в сторону Куойла.
Быстрыми шагами вошел Джек Баггит. Его рыжеватые глаза заметались по комнате, пока не наткнулись на Куойла. Он резко взмахнул рукой над головой, будто ловил муху, и скрылся за ограждением. Куойл последовал за ним.
— Так, ладно, — сказал Баггит. — Я все понял. Эта маленькая статья, которую ты написал и прицепил в конце корабельных новостей…
— Я хотел немного оживить корабельные истории, мистер Баггит, — сказал Куойл. — В порт пришла необычная лодка, и…
— Джек, — сказал Баггит.
— Я больше не буду так делать. Я просто подумал… — «Корреспондент лижет сапоги издателю».
— Ты говоришь так, будто ловишь рыбу дырявой сетью. Шарахаешься из стороны в сторону да бормочешь. — Он ожег взглядом Куойла, который обмяк и прикрыл рукой подбородок.
— Вчера вечером мне позвонили четыре человека, чтобы поговорить об этой гитлеровской яхте. Миссис Баггит тоже понравилась статья. Я поехал в порт, чтобы взглянуть на нее, и увидел на причале целую толпу, которая тоже пришла на нее поглазеть. Конечно, ты ничего не понимаешь в кораблях, но это поправимо. Так что давай, дерзай. Такой материал мне нужен. Теперь я хочу, чтобы ты вел собственную колонку, понял? Корабельные истории. Будешь каждую неделю рассказывать о новом судне в порту. Им понравится. И не только о тех, что приходят в Якорную Лапу. По всему побережью. Колонка. Найди судно и напиши о нем. Неважно, будет это катер или круизное судно. Пиши о всех. Мы закажем тебе компьютер. Скажи Терту Карду, что я хочу с ним переговорить.
Но говорить об этом Терту не было никакой нужды, потому что он и так все слышал. Куойл вернулся к своему столу. Ему было легко и жарко. Натбим сжал руки над головой и потряс ими. Его трубка криво свисала с уголка губ. Куойл заправил чистый лист в пишущую машинку, но не стал ничего печатать. Ему было тридцать шесть лет, и сегодня вечером ему впервые сказали, что он сделал что-то правильно.
Туман за окном был похож на молоко.
18 Пирог с омаром
Узел бакена для омара… особенно хорошо крепится на древесине.
«КНИГА ЭШЛИ ОБ УЗЛАХ»
Мальчик на заднем сиденье много говорил, растягивая гласные так, что его могла понять только мать. Хотя Куойлу удалось уловить общее настроение его речи. Герри с восторгом рассказывал о приключениях и таких серьезных вещах, как голубая нитка на манжете его свитера, брызги дождя в лужах, печенье, спрятанное в складке платка. В его мире все было ярким и красочным. Таким, как оранжевые варежки рыбака. Он обладал удивительной чуткостью к цвету.
— Ваки! Ваки!
Или голубой ирис в саду миссис Баггит.
— Иис!
— Видит он превосходно, — сказал Куойл.
Болезнь сына стала для Уэйви большой неожиданностью. Синдром Дауна. Но она хотела, чтобы ее мальчик вел нормальную жизнь. Он ни в чем не виноват. Она узнала, где живут другие такие дети, нашла их, встретилась с родителями. Ее брат Кен отвез ее к ним, чтобы она объяснила, что можно сделать для их детей.
— Этих детей можно кое-чему обучить. Они могут учиться, — сказала она.
Пламенная речь. Звенящий голос. Это была Уэйви, охваченная страстью. Через региональную библиотеку она запросила литературу о детях с такими особенностями. Организовала встречи родителей. Пригласила специалистов из Сент-Джонса, чтобы они разъяснили, что можно было сделать для этих детей. Подталкивала детей к развитию, писала прошения, созывала собрания, на которых составлялись открытые письма с просьбами организовать специальные образовательные курсы. И добилась своего. Трехлетняя девочка в Безымянной бухте не умела ходить, но ее стали учить, и она пошла. Они спасали детей, учили их цепляться за жизнь.
Уэйви сжала руки, показывая Куойлу, что любой человек может взять жизнь в свои руки, ухватиться за то, что ему доступно. И он подумал о том, что еще может так разжечь это сердце.
Она попросила Куойла подвезти ее в пятницу в библиотеку, которая была открыта только по вторникам и пятницам, в полдень.
— Понимаешь, обычно меня возит туда Кен, когда может, но сейчас он в море. А я очень скучаю без книг. Я люблю читать. И много-много читаю Герри. И папе привожу книги. Те, которые ему нравятся: о восхождении на вершины, о путешествиях, об исследовании Лабрадора.
В пятницу утром Куойл начал приготовления. Надел рубашку получше, начистил ботинки. Он старался не волноваться. Он же просто везет человека в библиотеку! Но ничего не мог с собой поделать.
***
Библиотека размещалась в перестроенном старом доме. Квадратные комнаты с выкрашенными в фисташковый цвет обоями. Вдоль стен стояли самодельные книжные шкафы и крашеные столы.— Вот детская комната, — сказала Уэйви. — Может быть, твои девочки захотят что-нибудь почитать. Банни и Саншайн. — Она осторожно произнесла их имена, словно пробуя на вкус. Ее волосы были аккуратно заплетены. Воротничок серого платья украшало кружево. Герри уже был возле полок, вытаскивая все книги без разбора и раскрывая их.
Куойл казался себе огромным, неуклюжим кабаном. Куда бы он ни повернулся, его свитер цеплялся за выступающий корешок книги. Он обрушил секцию юмористических рассказов, детективов, философских изречений и проповедей. Он ловил падающие книги, но это ему не всегда удавалось. Глупый Куойл краснел в крохотной библиотеке на северном побережье Атлантики. Перейдя к секции, где стояли книги о путешествиях, он нашел Эрикса Ньюбай и Хансена, Редмонда О'Ханлона и Уилфрида Цесайгера. Набрал полные руки книг.
Они поехали обратно через дом Бити, чтобы забрать девочек, которые не были знакомы с Уэйви.
Последовало церемонное представление: «А это Герри Проуз. А это Уэйви, мама Герри». Уэйви развернулась и пожала им руки. И Герри пожал всем руки, даже своей матери и Куойлу, даже по две руки одновременно. У него были горячие ладошки.
— Здравствуйте, — сказала Уэйви, — ах, здравствуйте, мои дорогие!
Они подъехали к дому Уэйви, где им был обещан чай с пирогами. Саншайн и Банни боролись на заднем сиденье за право первой увидеть соседский дворик со сказочным зверинцем из разноцветных собак и петухов, серебряных гусей и пятнистых кошек, с деревянным человечком в штанах в шахматную клетку, держащим за руку деревянную женщину. Там был даже флюгер в форме желтой лодки.
Потом Банни наткнулась взглядом на деревянную собаку с ошейником из бутылочных пробок. Из ее открытой пасти торчали клыки. Казалось, что собака принюхивается к ветру.
— Папа, — она вцепилась в рукав Куойла. — Там белая собака. — Куойл слышал, как она всхлипывала. — Белая собака. — Она продолжала повторять страшные слова на одной ноте: «белая собака».
Вдруг он догадался. Банни стимулировала свой страх, разогревала его. «Девочка боится белой собаки. Родители не находят себе места».
— Банни, это всего лишь деревянная собака. Она сделана из дерева и покрашена краской. Она ненастоящая.
Но она не хотела успокаиваться. Стучала зубами и хныкала.
— Наверное, мы зайдем к вам на чай в другой раз, — сказал Куойл Уэйви и строго посмотрел на Банни. Даже почти сердито.
— Папа, а где их отец? — спросила Саншайн. — Ну, папа Герри и Уэйви?
***
На выходных Куойл и тетушка занимались ремонтом и покраской. Деннис начал работать на кухне. Весь дом был покрыт пылью и стружками и уставлен досками. Тетушка шкурила буфет. Куойл трудился над собственной дорогой к морю. Читал книги. Играл с дочерьми. Однажды он на мгновение увидел в личике Саншайн до боли знакомое лицо Петал. Он думал, что боль уже прошла, но тут она снова обдала его горячей волной. Казалось, сама эта женщина появилась, потом исчезла снова. С другой стороны, она все время была рядом с ним генетически. Он позвал Саншайн, чтобы прижаться к ней лицом и продлить иллюзию, но она не пошла к нему. Только покачала головой и сказала: «Здравствуйте, ах, здравствуйте, мои дорогие!» Она напомнила ему об Уэйви, этой высокой женщине. Он заставил себя засмеяться вместе с девочкой.***
В субботнее утро Куойл отправился на лодке в Безымянную бухту за омарами. Оставил Банни в ярости метаться по причалу.— Я тоже хочу поехать!
— Я покатаю тебя, когда вернусь.
Терпел остроты жителей бухты по поводу своей лодки. Дурная слава этой посудины заметно опережала ее самое, и все говорили, что она когда-нибудь утопит своего хозяина. На обратном пути он обогнул небольшой айсберг, дрейфовавший по заливу. Айсберги не переставали изумлять его: огромные глыбы льда, испещренные пещерами и арками.
— В этом году к берегу прибило уже более четырехсот айсбергов, — сказал он тетушке. Айсберги не давали ему покоя. Ему даже не снилось, что айсберги могут стать частью его повседневной жизни. — Я не знаю, где именно их вынесло на берег, но так говорят. Я читал это вчера в сводках.
— Ты омаров привез?
— Да, купил их у Лада Юнга. Он все время совал мне что-то в сумку «на дорожку». Будто конфеты у кассового аппарата. Я попытался заплатить ему, но он отказался.
— Довольно скоро сезон закончится, поэтому нам не стоит отказываться и есть их, пока у нас есть такая возможность. Я помню Юнгов, какими они были в дни моей юности: со свисающими на глаза волосами. Знаешь, что здесь самое лучшее? — спросила тетушка. — Рыба. Подожди, вот пойдет снежный краб, и ты попробуешь самое сладкое в мире мясо! Ну, и как мы приготовим этих омаров?
— Сварим.
— Ну да. Давненько мы не ели хорошей похлебки из омаров. Хотя в этом есть и хорошая сторона. — Она посмотрела в сторону комнаты, где стучала молотком Банни. — Нам давно никто не говорил про «красных пауков», все просто сидели и ели свои сухие завтраки. А еще я могу сварить омаров, вынуть мясо и сделать рулет. А как насчет блинчиков с омарами и со сметаной?
Куойл исходил слюной. Это был излюбленный фокус тетушки: она описывала всевозможные блюда, а затем готовила простейшее из возможных. Партридж так никогда не делал.
— Салат из омаров тоже хорошо, только для ужина его будет маловато. Знаешь, есть одно блюдо, которое мы с Уоррен очень любили. Его подавали в Гостинице Хорошей Погоды на Лонг-Айленде. Мясо из хвостов вымачивали в саке, потом готовили с молодыми побегами бамбука и водными каштанами, потом снова складывали в панцирь и запекали. Там еще подавали такой острый соус! Здесь я не могу найти ничего подобного. Конечно, если бы у нас были креветки, крабовое мясо и гребешки, я бы могла нафаршировать хвосты омаров, но для этого еще нужно белое вино и пармезан. Только вино и пармезан надо сначала найти.
— Я купил сыру. Только не пармезана, а простого. Чеддера.
— Ну, тогда мы остановимся на пироге из омаров. У нас нет сметаны, но я могу приготовить его с молоком. Банни съест его без капризов, а мы отдохнем от вареных блюд. Я хочу приготовить что-нибудь особенное. Я пригласила на ужин Доун. Она придет к шести, так что времени у нас достаточно.
— Кто?
— Ты слышал. Я пригласила в гости Доун. Доун Баджел. Она славная девушка. А ты постарайся развлечь ее беседой. — Она сказала это потому, что ее племянник либо пропадал на работе, либо страдал от несчастной любви.
Из гостиной донесся оглушительный грохот.
— Банни, — позвал Куойл. — Что ты там делаешь? Еще один ящик?
— Я делаю ПАЛАТКУ. — В голосе слышалась ярость.
— Деревянную палатку?
— Да. Только дверь кривая. — Грохот.
— Ты что-то бросила?
— Дверь КРИВАЯ. А ты обещал покатать меня на лодке. И не покатал!
Куойл встал.
— Я забыл. Так, хорошо, вы обе быстро одевайтесь, и пойдем.
Но, выйдя за порог, Банни сразу изобрела новую игру, заставив Куойла ждать.
— Ложись на спину. Видишь? Вот так.
Саншайн завалилась на спину и вытянула руки и ноги.
— А теперь посмотри на верхушку здания. Смотри, не отрывайся. Правда, страшно? Кажется, что этот страшный дом сейчас упадет.
Потом их взгляды переместились с обшивочных досок, потрепанных штормовыми ветрами, на черные края крыши. Над верхней частью крыши облака рассекали небо по диагонали. Казалось, что облака стоят на месте, а дом неумолимо падает вперед. Стена дома воображаемо нависла над Саншайн, которая вскочила и отбежала в сторону, испытав приятный испуг. Банни выдержала дольше, но ей тоже пришлось встать и спасаться бегством.
В лодке Куойл заставил их сесть плечом к плечу. Они ухватились за планширь, и лодка понеслась над водой.
— Быстрее, пап, — кричала Саншайн.
А Банни не могла оторвать глаз от пенящейся волны. Оттуда, из водоворота пузырьков, на нее смотрела морда собаки, с блестящими глазами и движущейся пастью. Волна поднялась, и собака вместе с ней. Банни схватилась за скамейку и зарыдала. Куойл сбросил скорость.
— Я видела собаку в воде, — всхлипывала Банни.
— В воде нетсобак, — сказал Куойл. — Это все пузырьки воздуха и воображение одной маленькой девочки. Ты же знаешь, Банни, что не существует собак, которые могут жить в воде.
— А Деннис рассказывал про морских собак, — всхлипывала Банни.
— Он имел в виду совсем других собак. А настоящая, живая собака, такая, как Уоррен, — нет, Уоррен мертва, — живая собака, которая может плавать, залезает в воду только для того, чтобы принести охотнику убитых уток. — Боже мой, неужели он может думать только о мертвом?
— Ну, это было очень похоже на собаку. На белую собаку, пап. Она злится на меня. Хочет меня укусить, так, чтобы из меня вытекла кровь. — Теперь у нее по щекам текли слезы.
— Это не настоящая собака, Банни. Это собака из воображения, и даже если она выглядит, как настоящая, она все равно не может причинить тебе вреда. Если ты снова ее увидишь, спроси себя: «Это настоящая собака или воображаемая?» Тогда ты поймешь, что она — собака из твоей фантазии, и сможешь над ней посмеяться.
— Но пап, представь, что она настоящая!
— В воде? В камне? В куске дерева? Я тебя умоляю. — Так Куойл пытался бороться с белой собакой с помощью логики. Он медленно отправился обратно к причалу, стараясь больше не поднимать волн. Белая собака начинала ему надоедать.
***
В полдень Куойл накрывал на стол, а тетушка раскатывала тесто.— Возьми красную скатерть. Она в ящике под лестницей. И рубашку можешь сменить. — Тетушка поставила две белые свечи в стеклянные подсвечники, хотя на улице еще было очень светло. И закат ожидался только в девять часов.
Банни и Саншайн были затянуты в белые колготки. Саншайн могла бы надеть удобный наряд Банни, но та пребывала в дурном настроении. К тому же ее собственное платье было ей мало: жало под мышками и было коротко. А еще им было жарко.
— Вот и она, — сказала тетушка, услышав возле дома звук мотора японской машины, на которой ездила Доун. — Девочки, ведите себя хорошо.
Доун поднялась по лестнице, с трудом удерживая равновесие на высоких шпильках. Ее белые туфли были такого размера, что вполне могли бы подойти мужчине. Она улыбалась во весь коричневый рот. Синтетическая блузка сияла, а подол юбки низко свисал сзади. В руках она держала бутылку. Куойл подумал, что это вино, но в бутылке оказался виноградный сок. На ней еще был виден ценник. Носки ее туфель опасно загнулись вверх.
Он подумал о Петал в платье с бахромой, о том, как ее длинные ноги спускаются в шитые стеклярусом туфли, как она стремительно двигается, окутанная облаком «Трезора», и ловит свое отражение в зеркале, на поверхности тостера, стекла, и дразнит его вожделение. Он почувствовал болезненную жалость к этой блеклой моли.