Прул Эн­Ни. Корабельные новости

   — Ты име­ешь в ви­ду До­ун? Мис­сис Бэнгз и шко­лу-то не за­кон­чи­ла, не го­во­ря уже об уни­вер­си­те­те. Она изу­ча­ла мая­ки. Все, что свя­за­но с мая­ка­ми и сиг­наль­ным ос­ве­ще­ни­ем. До­ун зна­ет все о вы­со­те, на ко­то­рой они долж­ны ста­вить­ся, и си­ле све­та, о ми­га­нии, вспыш­ках и бу­ях. Она мо­жет за­го­во­рить те­бя об этом до по­лу­смер­ти. Зна­ешь, она го­во­рит об этом дни на­про­лет по­то­му, что эти зна­ния по­сте­пен­но ухо­дят из ее го­ло­вы. Зна­ешь, как го­во­рят: ис­поль­зуй или по­те­ряй. Так вот, она их те­ря­ет. Что­бы это­го не про­ис­хо­ди­ло, она все про­го­ва­ри­ва­ет про се­бя. Для нее нет ра­бо­ты, хо­тя дви­же­ние су­дов сей­час так на­сы­щен­но, что мож­но ле­жать всю ночь и слу­шать, как они пе­ре­кли­ка­ют­ся. А что, те­бя за­ин­те­ре­со­ва­ла До­ун? — Те­туш­ка рас­ти­ра­ла паль­цы, ощу­щая глад­кую вос­ко­вую по­верх­ность.
   — Нет, — ска­зал Ку­ойл. — Я да­же ее не знаю. Мне про­сто бы­ло ин­те­рес­но.
   По сто­лу полз­ла му­ха. Ос­та­но­ви­лась, что­бы про­те­реть го­ло­ву пе­ред­ни­ми лап­ка­ми, и за­хро­ма­ла даль­ше. Те­туш­ка хлоп­ну­ла га­зе­той.
   — За­хо­ди ко мне в мас­тер­скую на сле­дую­щей не­де­ле. По­зна­ко­мишь­ся с До­ун и Мэ­вис. Мы мо­жем пе­ре­ку­сить у Шки­пе­ра Уил­ли­са.
   — Хо­ро­шая мысль, — ска­зал Ку­ойл и по­смот­рел на Бан­ни, ко­то­рая не от­ры­ва­ла глаз от че­го-то за ок­ном. — Что ты там уви­де­ла, Бан­ни? — От­ве­том был ее хму­рый взгляд.
   — Ко­гда я вы­рас­ту, — ска­за­ла Бан­ни, — то бу­ду жить в крас­ном до­ме и за­ве­ду сви­ней. И я ни­ко­гда не бу­ду уби­вать их ра­ди бе­ко­на. По­то­му что бе­кон де­ла­ют из сви­ней, па­па. Нам Би­ти ска­за­ла. А Ден­нис убил сви­нью, что­бы по­лу­чить из нее бе­кон.
   — Не мо­жет быть! — Он изо­бра­зил изум­ле­ние.

***

   Был уже чет­верг, а Ку­ойл ни­как не мог на­чать свою ста­тью. Он за­тол­кал свой блок­нот со сма­зан­ны­ми от до­ж­дя за­пи­ся­ми под бу­ма­ги. Он при­вык рас­ска­зы­вать о при­ня­тых ре­ше­ни­ях, го­ло­со­ва­нии, про­ек­тах, ус­та­вах, по­ве­ст­ках и за­яв­ле­ни­ях, со­став­ляю­щих слож­ный по­ли­ти­че­ский ор­на­мент об­ще­ст­вен­ной жиз­ни. Но он не знал, как опи­сы­вать шик «Креп­кой Крош­ки». Как пе­ре­дать на бу­ма­ге ярость Мел­вил­лов? Да еще его мыс­ли все вре­мя за­ни­ма­ла Бан­ни. Ис­то­рия со скри­пя­щей две­рью на их кух­не. Он пе­ре­би­рал бу­ма­ги, сно­ва и сно­ва по­гля­ды­вая на ча­сы. Он по­едет в го­род, что­бы по­смот­реть на мас­тер­скую те­туш­ки. Еще он хо­тел по­го­во­рить с ней о Бан­ни. Есть ли у нее про­бле­мы, или ему толь­ко ка­жет­ся? К то­му же он сно­ва был го­ло­ден.
   Не ус­пел он за­вес­ти ма­ши­ну, как ему на ум при­шла та вы­со­кая жен­щи­на, Уэй­ви. Он по­смот­рел на до­ро­гу, в ту и дру­гую сто­ро­ну, нет ли ее по­бли­зо­сти. Ино­гда она хо­ди­ла в шко­лу к по­луд­ню. Он по­ду­мал, что она мог­ла по­мо­гать там на обе­де. Но сей­час Ку­ойл ее не ви­дел. Но как толь­ко он под­нял­ся на холм и стал ви­ден дом Дже­ка, по­ка­за­лась она. Уэй­ви шла по до­ро­ге, раз­ма­хи­вая го­бе­ле­но­вой сум­кой. Он ос­та­но­вил­ся, об­ра­до­ван­ный, что она од­на. И он то­же.
   Все де­ло бы­ло в кни­гах: она два­ж­ды в не­де­лю ра­бо­та­ла в биб­лио­те­ке. У нее осип го­лос. Она си­де­ла пря­мо, ко­ле­ни ак­ку­рат­но сжа­ты. Они по­смот­ре­ли друг дру­гу на ру­ки, оба за­ин­те­ре­со­вав­шись бе­зы­мян­ным паль­цем. Паль­цем для коль­ца. Оба за­ме­ти­ли зо­ло­тые обод­ки. По край­ней ме­ре, они что-то уз­на­ли друг о дру­ге.
   Мол­ча­ние, в ко­то­рое встре­ва­ло мо­ре. Ялик и под­ска­ки­ваю­щая плос­ко­дон­ка. Муж­чи­ны, на­кло­нив­шие­ся впе­ред, что­бы пе­ре­брать се­ти с трес­кой. Ку­ойл сно­ва взгля­нул на нее и уви­дел блед­ный рот, шею, гла­за цве­та где-то ме­ж­ду зе­ле­ным стек­лом и зем­лей. Ше­ро­хо­ва­тые ру­ки. Не мо­ло­да, за три­дцать. Но бы­ло в ней ка­кое-то ощу­ще­ние гар­мо­нии с ме­стом и вре­ме­нем. Он не мог най­ти это­му оп­ре­де­ле­ние, но чув­ст­во­вал это. Она по­вер­ну­ла го­ло­ву и пой­ма­ла его взгляд. Сно­ва от­ве­ла гла­за. Но им обо­им бы­ло при­ят­но.
   — У ме­ня есть дочь, ко­то­рой этой осе­нью по­ра ид­ти в пер­вый класс. Бан­ни. Ее зо­вут Бан­ни. А млад­шую дочь зо­вут Сан­шайн. По­ка я на ра­бо­те, она на­хо­дит­ся у Би­ти. — Ему по­ка­за­лось, что он дол­жен был что-то ска­зать. Он от­каш­лял­ся.
   — Я слы­ша­ла. — У нее был очень ти­хий го­лос. Буд­то бы она го­во­ри­ла са­ма с со­бой.
   На сто­ян­ке у шко­лы она что-то ти­хо ска­за­ла Ку­ой­лу, уже поч­ти вый­дя из ма­ши­ны. Он не по­нял, она сра­зу же по­шла прочь. Мо­жет, это бы­ло «спа­си­бо». Мо­жет, «за­ез­жай­те как-ни­будь на чаш­ку чаю». Она хо­ди­ла, раз­ма­хи­вая ру­ка­ми. На мгно­ве­ние она ос­та­но­ви­лась, вы­та­щи­ла из кар­ма­на смя­тую бу­маж­ную сал­фет­ку и вы­смор­ка­лась. Ку­ойл по-преж­не­му не дви­гал­ся с мес­та. Он смот­рел, как она взбе­жа­ла по сту­пе­ням и во­шла в дверь. Да что с ним?
   Он про­сто хо­тел по­смот­реть, как хо­дит вы­со­кая жен­щи­на, при­вык­шая мно­го хо­дить. Пе­тал ни­ко­гда не хо­ди­ла пеш­ком, ес­ли мог­ла про­ехать на ма­ши­не. Или лечь.

15 Мастерская

   Уз­лы дра­пи­ров­щи­ка: по­лу­хитч, сколь­зя­щий, двой­ной по­лу­хитч и сте­жок.

   Мас­тер­ская те­туш­ки на­хо­ди­лась за до­ро­гой на при­стань. Зда­ние с ко­рич­не­ва­тым кар­ка­сом, де­ре­вян­ны­ми ук­ра­ше­ния­ми и чер­ны­ми став­ня­ми. Ку­ой­лу по­нра­вил­ся ряд ма­га­зин­чи­ков, уют­но спря­тав­ших­ся от вет­ра и в то же вре­мя на­хо­дя­щих­ся пря­мо на при­ста­ни. Ста­рин­ное, вол­ни­стое окон­ное стек­ло. Ко­гда он от­крыл дверь, звяк­нул ко­ло­коль­чик. Те­туш­ка, ра­бо­тав­шая над кан­том по­душ­ки, под­ня­ла на не­го гла­за. Изо­гну­тая иг­ла ос­та­но­ви­лась на пол­пу­ти.
   — Вот и ты, — ска­за­ла она. И ог­ля­ну­лась во­круг, буд­то са­ма ви­де­ла мас­тер­скую впер­вые.
   За ма­шин­кой си­де­ла жен­щи­на с сим­мет­рич­ной при­чес­кой, под­ня­той над уша­ми, в сти­ле Эми­ли Ди­кен­сон. Иг­ла за­мед­ли­ла свое дви­же­ние, мус­лин съе­хал на пол. Жен­щи­на улыб­ну­лась Ку­ой­лу, де­мон­ст­ри­руя иде­аль­ные зу­бы из-под фи­ал­ко­вых губ. По­том ее улыб­ка ис­чез­ла, и по ли­цу, от бро­вей до рта, раз­ли­лась ка­кая-то грусть. На шее под­ра­ги­ва­ло жа­бо.
   — Мис­сис Мэ­вис Бэнгз, — про­из­нес­ла те­туш­ка, как мас­тер-це­ре­мо­ний­мей­стер.
   За дру­гим сто­лом си­де­ла жен­щи­на в шле­ме из ту­гих ко­рич­не­вых куд­ря­шек. Она крои­ла ко­жу.
   — И До­ун Бад­жел, — ска­за­ла те­туш­ка. Жен­щи­на бы­ла на­столь­ко по­гло­ще­на сво­ей ра­бо­той, что не ос­та­но­ви­лась и не ста­ла смот­реть в их сто­ро­ну. В мас­тер­ской ца­рил за­пах ко­жи, клея и ду­хов. Ду­ха­ми пах­ло от мис­сис Бэнгз, ко­то­рая сло­жи­ла ру­ки и при­сталь­но смот­ре­ла на Ку­ой­ла. Его ру­ка мет­ну­лась к под­бо­род­ку.
   — Вот, моя мас­тер­ская, — ска­за­ла те­туш­ка. — Сей­час у нас вы­став­ле­ны толь­ко две швей­ные ма­шин­ки и один стол для за­крой­щи­ка, но по­том, ко­гда мы нач­нем раз­ви­вать­ся, я на­де­юсь по­ста­вить шесть ма­ши­нок и два сто­ла. Так у ме­ня бы­ло в Лонг-Ай­лен­де. На сле­дую­щей не­де­ле к нам при­дет па­рус­ная лод­ка, что-то вро­де ях­ты. Она бы­ла по­строе­на в Шта­тах на За­пад­ном по­бе­ре­жье как кеч для тра­ло­вой лов­ли ло­со­ся, но те­перь она пе­ре­шла во вла­де­ние од­но­го че­ло­ве­ка в Сент-Джон­се. За по­след­нюю па­ру лет я уже ви­де­ла не од­но ком­мер­че­ское ры­бо­ло­вец­кое суд­но. Го­во­рят, они не до­ро­ги. По­том бу­дут при­хо­дить дру­гие па­рус­ни­ки. Во вся­ком слу­чае, я на это на­де­юсь. До­ун сей­час вы­краи­ва­ет спин­ки для стуль­ев са­ло­на ях­ты Мел­вил­лов. Го­лу­бой цвет вы­бран спе­ци­аль­но, что­бы под­черк­нуть цвет глаз мис­сис Мел­вилл. Она спе­ци­аль­но по­кра­си­ла ко­жу в Нью-Йор­ке. А Мэ­вис шьет чех­лы на пе­но­ре­зи­ну. До­ун, это мой пле­мян­ник, о ко­то­ром я вам рас­ска­зы­ва­ла. Он ра­бо­та­ет в га­зе­те. Мы пой­дем по­обе­да­ем, на­про­тив, у Шки­пе­ра Уил­ли­са. До­ун, ко­гда за­кон­чишь кро­ить, за­правь во вто­рую ма­шин­ку эту го­лу­бую нить. Она и ни­ти то­же вы­кра­си­ла.
   Те­туш­ка вы­шла из две­рей, сту­ча свои­ми чер­ны­ми каб­лу­ка­ми, а Ку­ойл, за­меш­кав­шись, ус­лы­шал, как мис­сис Бэнгз ска­за­ла До­ун: «Не то, что ты ожи­да­ла, да?»

***

   Из рас­тру­ба вен­ти­ля­ци­он­ной вы­тяж­ки «Шки­пе­ра Уил­ли­са» ду­ло го­ря­чим воз­ду­хом с за­па­хом мас­ла и га­ри. Внут­ри бы­ло еще жар­че. Ры­ба­ки си­де­ли в сво­их вы­ма­зан­ных кро­вью не­про­мо­кае­мых ком­би­не­зо­нах и тя­же­лых са­по­гах. Они на­кло­ня­лись над та­рел­ка­ми с жа­ре­ны­ми блю­да­ми и трес­кой, пи­ли боль­ши­ми глот­ка­ми из ча­шек. Си­га­рет­ный дым рас­тво­рял­ся в об­ла­ке, ви­сев­шем над жа­ров­ней. Офи­ци­ант­ка что-то кри­ча­ла на кух­ню. Ку­ойл ви­дел гряз­ный фар­тук Шки­пе­ра Уил­ли­са, взды­мав­ший­ся тут и там, как лед в по­ло­се при­боя.
   — Аг­нис, де­воч­ка моя, что бу­дешь за­ка­зы­вать се­го­дня? — улыб­ну­лась офи­ци­ант­ка те­туш­ке.
   — Я бу­ду ту­ше­ную трес­ку, Перл. И чаш­ку чаю, ко­неч­но. Это мой пле­мян­ник. Ра­бо­та­ет в га­зе­те.
   — А, да. Я ви­де­ла его рань­ше. Был тут как-то с Бил­ли. Брал бу­лоч­ку с каль­ма­ром.
   — Точ­но, — ска­зал Ку­ойл. — Бы­ло очень вкус­но.
   — Знае­те, ведь это Шки­пер Уил­лис изо­брел эти бу­лоч­ки с каль­ма­ром. Ну что, возь­мешь их и се­го­дня, до­ро­гой?
   — Да, — ска­зал Ку­ойл. — По­че­му бы и нет? И чай. Со слив­ка­ми. — Он уже знал, что та­кое шки­пер­ский ко­фе. Сла­бый, но рез­кий вкус на­пит­ка по­че­му-то на­по­ми­нал трес­ку.
   Ку­ойл сло­жил свою сал­фет­ку в ве­ер, сно­ва раз­вер­нул ее и стал скла­ды­вать из нее ма­лень­кие тре­уголь­ни­ки. По­том он по­смот­рел на те­туш­ку.
   — Я хо­чу у те­бя кое-что спро­сить, те­туш­ка. О Бан­ни. — Он на­брал­ся му­же­ст­ва для пред­стоя­ще­го раз­го­во­ра. Пе­тал сот­ни раз го­во­ри­ла, что Бан­ни — «не­нор­маль­ный ре­бе­нок». Он от­ри­цал это. Но она на са­мом де­ле от­ли­ча­лась от дру­гих де­тей. Она бы­ла по­хо­жа на ки­пя­щий чай­ник: бур­ли­ла и би­ла клю­чом. Ино­гда пе­ре­гре­ва­лась и поч­ти шла тре­щи­на­ми. А ино­гда ос­ты­ва­ла и по­кры­ва­лась на­ле­том ми­не­раль­ных со­лей.
   — Как ты ду­ма­ешь, те­туш­ка, она нор­маль­ная?
   Те­туш­ка по­ду­ла на свой чай и по­смот­ре­ла на Ку­ой­ла. У нее бы­ло стран­ное вы­ра­же­ние ли­ца. Она вни­ма­тель­но изу­ча­ла Ку­ой­ла, буд­то он был но­вым ви­дом ко­жи, ко­то­рую она мог­ла ку­пить.
   — Эти ноч­ные кош­ма­ры. И ее ха­рак­тер, и … — он за­мол­чал. Что-то у не­го пло­хо по­лу­ча­лось.
   — Ты сам по­ду­май о том, что с ней про­изош­ло, — ска­за­ла те­туш­ка. — Она по­те­ря­ла чле­нов сво­ей се­мьи. Пе­ре­еха­ла в не­зна­ко­мое ме­сто. Ста­рый дом. Но­вые лю­ди. Не ста­ло ее ма­те­ри и де­душ­ки с ба­буш­кой. Не ду­маю, что она по­ни­ма­ет, что имен­но про­изош­ло. Ино­гда она го­во­рит, что они все еще жи­вут в Нью-Йор­ке. Для нее весь мир пе­ре­вер­нул­ся вверх йо­га­ми. Да и для нас всех мно­гое из­ме­ни­лось.
   — Да, это я по­ни­маю, — ска­зал Ку­ойл, жад­но гло­тая чай. — Но ме­ня бес­по­ко­ит дру­гое. — Внут­ри не­го все за­дро­жа­ло от на­пря­же­ния. — Я да­же не знаю, как это объ­яс­нить. — Вос­пи­та­тель­ни­ца дет­ско­го са­да ис­поль­зо­ва­ла сло­во­со­че­та­ние «на­ру­ше­ния лич­но­сти», ко­гда го­во­ри­ла о том, что Бан­ни тол­ка­ет де­тей и ло­ма­ет цвет­ные мел­ки.
   — При­ве­ди при­мер то­го, что те­бя бес­по­ко­ит.
   Над Ку­ой­лом на­вис­ла уны­лая тень.
   — Ну, Бан­ни не нра­вит­ся цвет до­ма. Тем­но-зе­ле­ный. — Это зву­ча­ло по-иди­от­ски. Глав­ное бы­ло то, что про­ис­хо­ди­ло на кух­не. На ос­таль­ное мож­но бы­ло не об­ра­щать вни­ма­ния. При­нес­ли трес­ку и бу­лоч­ку с каль­ма­ром. Ку­ойл впил­ся зу­ба­ми в бу­лоч­ку, буд­то от то­го, су­ме­ет ли он ее рас­ку­сить, за­ви­се­ла его жизнь.
   — По­том эти ноч­ные кош­ма­ры. И как она пла­чет или кри­чит без ви­ди­мой при­чи­ны. В воз­рас­те шес­ти — шес­ти с по­ло­ви­ной лет де­ти уже не долж­ны так се­бя вес­ти. Пом­нишь, как ей по­ка­за­лось, что она уви­де­ла со­ба­ку в пер­вый день, ко­гда мы подъ­е­ха­ли к до­му? Страш­ная лох­ма­тая бе­лая со­ба­ка с крас­ны­ми гла­за­ми? Пом­нишь, мы обы­ска­ли все и не на­шли ни сле­да?
   — Да, ко­неч­но, пом­ню.
   Стук вил­ки по та­рел­ке, жар из кух­ни, звон но­жей, смех.
   — Па­ру не­дель на­зад бы­ло еще од­но при­клю­че­ние с со­ба­кой. Ты ви­де­ла ма­лень­кий бе­лый ка­мень, ко­то­рый был у ме­ня в са­ду кам­ней? Ко­гда смот­ришь на не­го при­щу­рив­шись, он на­по­ми­на­ет го­ло­ву со­ба­ки. Так вот, она при­бе­жа­ла, ста­ла кри­чать и бить­ся в дверь. Я по­ду­мал, что слу­чи­лось что-то страш­ное. Ни­как не мог ус­по­ко­ить ее, что­бы она пе­ре­ста­ла кри­чать и рас­ска­за­ла мне, что же слу­чи­лось. В кон­це кон­цов, она про­тя­ну­ла ру­ку. На паль­це был малень­кий по­рез, не боль­ше не­сколь­ких мил­ли­мет­ров в дли­ну, и од­на ка­п­ля кро­ви. Я за­кле­ил его пла­сты­рем, и она ус­по­кои­лась. Сна­ча­ла она не хо­те­ла го­во­рить, где по­ре­за­лась. Но по­том, че­рез па­ру дней, она рас­ска­за­ла, что вы­бро­си­ла «ка­мень с со­бачь­им ли­цом», и он за это ее уку­сил. Она ска­за­ла, что на ее паль­це был след от уку­са со­ба­ки.
   Те­туш­ка рас­смея­лась, что­бы по­ка­зать, что здесь не о чем бы­ло бес­по­ко­ить­ся.
   — Вот что я имею в ви­ду. Она вы­ду­мы­ва­ет вся­кие та­кие ве­щи. Ку­ойл про­гло­тил бу­лоч­ку с каль­ма­ром. Он за­ды­хал­ся. Те­туш­ка не об­ра­ща­ла вни­ма­ния на серь­ез­ные ве­щи, ухо­дя от важ­но­го раз­го­во­ра. Лю­ди по­за­ди них ста­ли к ним при­слу­ши­вать­ся. Он чув­ст­во­вал их вни­ма­ние. За­шеп­тал:
   — Слу­шай, я очень бес­по­ко­юсь. Прав­да. Я уже мес­та се­бе не на­хо­жу. В суб­бо­ту ут­ром, ко­гда ты по­еха­ла за сво­ей по­сыл­кой, мы со­би­ра­лись при­го­то­вить обед. Я про­сто хо­тел по­дог­реть суп. Сан­шайн сра­жа­лась со свои­ми бо­тин­ка­ми. Ты зна­ешь, как она хо­чет са­ма их сни­мать. Бан­ни дос­та­ва­ла ко­роб­ку кре­ке­ров для су­па. Она шур­ша­ла бу­ма­гой, ко­гда вдруг все за­тих­ло. Она ус­та­ви­лась на дверь и не­ожи­дан­но за­пла­ка­ла. Кля­нусь, те­туш­ка, она бы­ла на­пу­га­на до смер­ти. Она ска­за­ла: «Па­па, там со­ба­ка скре­бет­ся в дверь. За­при ее!» По­том на­ча­ла кри­чать. Сан­шайн си­де­ла с од­ним бо­тин­ком в ру­ке, за­та­ив ды­ха­ние. Мне на­до бы­ло от­крыть дверь и по­ка­зать ей, что там ни­че­го нет, но вме­сто это­го я ее за­пер. Зна­ешь по­че­му? По­то­му что ис­пу­гал­ся: а вдруг там на са­мом де­ле что-то есть? Си­ла ее стра­ха бы­ла очень ве­ли­ка.
   — На­до же, — ска­за­ла те­туш­ка.
   — Да, — ска­зал Ку­ойл. — И в ту са­мую ми­ну­ту, как я ее за­крыл, она пе­ре­ста­ла кри­чать, взя­ла ко­роб­ку с кре­ке­ра­ми и вы­та­щи­ла от­ту­да не­сколь­ко штук. Спо­кой­ная и не­воз­му­ти­мая. А те­перь ска­жи мне, что это нор­маль­но. Я хо­чу это слы­шать. А по­ка я ду­маю, не по­ка­зать ли ее дет­ско­му пси­хо­ло­гу. Или ко­му-ни­будь еще.
   — Зна­ешь, я бы не ста­ла с этим то­ро­пить­ся. Дай ей еще не­мно­го вре­ме­ни. Воз­мож­но, у все­го это­го есть дру­гие объ­яс­не­ния. Мне ка­жет­ся, что она мо­жет об­ла­дать чут­ко­стью к тем ве­щам, ко­то­рые мы с то­бой не ощу­ща­ем. Она мо­жет ви­деть то, че­го не ви­дим мы. Есть та­кие лю­ди. — Она ис­ко­са по­смот­ре­ла на Ку­ой­ла, что­бы по­нять, как он от­нес­ся к ее сло­вам о том, что его дочь мо­жет об­ла­дать спо­соб­но­стя­ми, вы­хо­дя­щи­ми за рам­ки обыч­но­го.
   Но Ку­ойл не ве­рил в экс­т­ра­сен­сор­ные спо­соб­но­сти. Он бо­ял­ся, что по­те­ря близ­ких, ис­ко­вер­кан­ное дет­ст­во и его не­спо­соб­ность дать ей дос­та­точ­но люб­ви на­нес­ли Бан­ни не­по­пра­ви­мый вред.
   — Да­вай по­ка по­до­ж­дем и по­смот­рим, как все сло­жит­ся даль­ше. В сен­тяб­ре она пой­дет в шко­лу. До это­го вре­ме­ни у нее есть це­лых три ме­ся­ца. А это для ре­бен­ка очень мно­го. Я со­глас­на с тем, что она не та­кая как ос­таль­ные де­ти и ино­гда ве­дет се­бя не­мно­го стран­но, но ты сам зна­ешь, что мы все раз­ные. Хо­тя мы ино­гда пы­та­ем­ся убе­дить всех в об­рат­ном. Со вре­ме­нем мы учим­ся скры­вать свои раз­ли­чия. Бан­ни по­ка это­го не уме­ет.
   Ку­ойл вы­дох­нул и мед­лен­но под­нял ру­ку к под­бо­род­ку. У не­го бы­ло та­кое ощу­ще­ние, что они го­во­рят со­всем не о Бан­ни. Но то­гда о ком? Их раз­го­вор рас­пал­ся, как ту­ман в сол­неч­ном све­те.
   Те­туш­ка дое­ла свою ры­бу, сло­жи­ла кос­точ­ки в ак­ку­рат­ную гор­ку на спе­ци­аль­ной та­рел­ке. Офи­ци­ант­ка на­зы­ва­ла их «ког­ти дья­во­ла». И от­пра­ви­лась в свою мас­тер­скую. Ко­гда они по­до­шли к ее ок­нам, Ку­ойл уви­дел крае­шек чер­ных во­лос мис­сис Бэнгз, ко­гда она на­гну­лась над си­день­ем для сту­ла, что­бы ста­ме­ской вы­та­щить из не­го скоб­ки.
   — Ну что, — ска­за­ла те­туш­ка. — Хо­ро­шо, что мы об этом по­го­во­ри­ли. Мне очень жаль, но я долж­на бу­ду се­го­дня за­дер­жать­ся. Мы долж­ны рас­шить си­де­нья. Нам на­до мно­го сде­лать к сле­дую­ще­му втор­ни­ку. Сшить и за­кре­пить на мес­те. За­бе­ри де­во­чек сам. И не вол­нуй­ся за Бан­ни. Она все-та­ки еще ма­лень­кая.
   Ко­гда-то этот факт не ос­та­но­вил Гая. В то вре­мя ей бы­ло столь­ко же, сколь­ко Бан­ни.
   — Да, — ска­зал Ку­ойл, чув­ст­вуя об­лег­че­ние и да­же в те­че­ние не­сколь­ких се­кунд ис­пы­ты­вая на­стоя­щее сча­стье. Да, он по­до­ж­дет. Там бу­дет вид­но. Мо­жет про­изой­ти все что угод­но.
   — Ты по­ужи­на­ешь в го­ро­де, или нам что-ни­будь при­го­то­вить?
   — Нет, я пе­ре­ку­шу здесь. Ез­жай. Те­бе на­до бу­дет ку­пить мо­ло­ка и до­ло­жить льда в хо­ло­диль­ник. Не вол­нуй­ся из-за пус­тя­ков.
   — Не бу­ду, — ска­зал Ку­ойл. — Он на­кло­нил­ся к мяг­кой ще­ке те­туш­ки и по­чув­ст­во­вал лег­кий за­пах мас­ла аво­ка­до. Она же­ла­ла им до­б­ра, но ни­че­го не зна­ла о де­тях и о той бо­ли, ко­то­рую они ис­пы­ты­ва­ют.

16 Кухня Бити

   У до­мо­хо­зяй­ки мно­го нужд, но в боль­шин­ст­ве сво­ем они впол­не обыч­ны. Ча­ще все­го она хо­чет про­стых и из­вест­ных ве­щей.

«КНИ­ГА ЭШ­ЛИ ОБ УЗ­ЛАХ»

   Для Ку­ой­ла са­мая при­ят­ная часть дня на­ча­лась то­гда, ко­гда он за­брал де­во­чек из до­ма Ден­ни­са и Би­ти. Его роль в жиз­ни ка­за­лась бо­лее зна­чи­тель­ной, он чув­ст­во­вал се­бя от­цом, по­лу­чив воз­мож­ность вы­ра­зить свои ис­тин­ные чув­ст­ва, что про­ис­хо­ди­ло до­воль­но ред­ко.
   Холм, на­кло­нив­ший­ся к во­де, бес­по­ря­доч­но во­ткну­тый час­то­кол и стоя­щий за ним дом Ден­ни­са ак­ва­ма­ри­но­во­го цве­та. Он смот­рел на ули­цу ве­не­ци­ан­ским ок­ном. Пе­ред тем как пой­ти к до­му, Ку­ойл вы­та­щил из кар­ма­на ру­баш­ки ав­то­руч­ки и по­ло­жил их на при­бор­ную дос­ку. Руч­ки по­че­му-то ему ме­ша­ли. От­кры­лась дверь на кух­ню. Ку­ойл во­шел, и его тут же ок­ру­жи­ли де­ти. В гос­ти­ной, под кри­во­ва­той фо­то­гра­фи­ей двух пол­ных жен­щин в па­по­рот­ни­ках, на ле­о­пар­до­во­го цве­та по­душ­ках ди­ва­на си­дел, сгор­бив­шись, Ден­нис. Он смот­рел но­во­сти. По обе­им сто­ро­нам от не­го ле­жа­ли по­душ­ки в вя­зан­ных крюч­ком на­во­лоч­ках. «Плот­ник в до­маш­ней об­ста­нов­ке».
   В до­ме бы­ло жар­ко. Пах­ло све­жим хле­бом. Ку­ойл обо­жал этот жар, пах­ну­щий дрож­жа­ми, раз­го­во­ры пе­ред те­ле­ви­зо­ром, сме­ши­ваю­щие­ся с дет­ским виз­гом. Ино­гда ему на гла­за на­во­ра­чи­ва­лись сле­зы и ка­за­лось, что Ден­нис и Би­ти бы­ли его ро­ди­те­ля­ми, хо­тя Ден­нис был ему ро­вес­ни­ком, а Би­ти да­же мо­ло­же.
   Ден­нис, не от­ры­вая глаз от эк­ра­на, крик­нул на кух­ню: «Мать, за­ва­ри нам чаю».
   По­слы­шал­ся звук от­кры­вае­мо­го кра­на и лью­щей­ся в чай­ник во­ды. Ма­лень­кий чай­ник уже ки­пел на бе­лой пли­те. Би­ти вы­тер­ла стол реб­ром ла­до­ни и вы­ло­жи­ла на не­го бу­хан­ку хле­ба. Вин­ни, стар­ший ре­бе­нок Баг­ги­тов, дос­та­ла та­рел­ки. Как толь­ко Ку­ойл сел, Бан­ни бро­си­лась к не­му так, буд­то он толь­ко что прие­хал из да­ле­ко­го и очень опас­но­го пу­те­ше­ст­вия. Она об­ни­ма­ла его, при­жи­ма­лась к не­му го­ло­вой. Она бы­ла со­вер­шен­но нор­маль­на. Аб­со­лют­но. Сан­шайн иг­ра­ла с Мер­чи Баг­ги­том, мед­лен­но про­дви­га­ясь паль­ца­ми по его ру­ке и го­во­ря: «ще­кот­но, ще­кот­но». Си­дя за сто­лом с деть­ми на ко­ле­нях, Ку­ойл ел све­жий хлеб с ягод­ным дже­мом, слу­шал и ки­вал. Ден­нис раз­мыш­лял о но­во­стях, а Би­ти рас­ска­зы­ва­ла су­ма­сшед­шие ис­то­рии, ко­то­рые вы­рас­та­ли од­на из дру­гой, ино­гда не до­хо­дя до кон­ца.
   На ска­тер­ти был узор из труб и мыль­ных пу­зы­рей. Ден­нис не­го­до­вал. Его при­ятель Карл съе­хал в строи­тель­ный кот­ло­ван, ко­то­рый по­че­му-то был вы­рыт че­рез до­ро­гу на Кос­ти­стый Холм, и по­пал в боль­ни­цу со сло­ман­ной ше­ей. Би­ти по­ста­ви­ла пе­ред деть­ми блюд­ца с кон­сер­ви­ро­ван­ны­ми аб­ри­ко­са­ми. Бан­ни под­ня­ла лож­ку, по­том по­ло­жи­ла ее об­рат­но.
   — Та­кое впе­чат­ле­ние, что на нем сто­ит ка­кая-то мет­ка. Во­семь или де­вять лет на­зад он силь­но ис­пу­гал­ся, да так, что за ме­сяц стал бе­лым, как лунь. Он то­гда ры­ба­чил со сво­им бра­том воз­ле Кул­д­ро­на и уви­дел на во­де стран­ные пет­ли. Он и ре­шил, что это — сеть, ко­то­рая ото­рва­лась от гру­зил и под­ня­лась на по­верх­ность. Вот они под­плы­ва­ют к ней, он це­п­ля­ет ее крю­ком, и, Бо­же все­ми­ло­сти­вый, из во­ды по­яв­ля­ет­ся ог­ром­ное щу­паль­це. — Ден­нис под­нял над го­ло­вой ру­ку, ими­ти­руя плав­ное, уг­ро­жаю­щее дви­же­ние. — И хва­та­ет его. Об­ви­ва­ет его ру­ку. Он рас­ска­зы­вал, что ни­ко­гда рань­ше не чув­ст­во­вал та­кой си­ли­щи. Ему по­вез­ло, что он был не один. Его брат схва­тил нож, ко­то­рым он ре­зал трес­ку, и на­чал бить по это­му щу­паль­цу. А у то­го сплош­ные мыш­цы и при­сос­ки, сжа­ли бе­до­ла­гу с та­кой си­лой, что от­ме­ти­ны ос­та­лись по сию по­ру. Ну, от это­го щу­паль­ца они от­би­лись и за­ве­ли мо­тор. Его серд­це чуть из гру­ди не вы­прыг­ну­ло, по­ка он ждал, что на не­го на­бро­сят­ся дру­гие щу­паль­ца, но им уда­лось от­ту­да уй­ти. Уни­вер­си­тет им то­гда хо­ро­шо за­пла­тил за от­ре­зан­ный ку­сок щу­паль­ца. А сей­час он сло­мал шею, упав в эту яму на до­ро­ге. Да что же это та­кое!
   Бан­ни вы­шла из-за сто­ла и ста­ла шеп­тать­ся с Би­ти, по­том по­лез­ла в хо­ло­диль­ник, что­бы вы­та­щить бе­кон и по­ка­зать его Ку­ой­лу. Тот са­мый, ра­ди ко­то­ро­го Ден­нис за­бил сви­нью. Ку­ойл рас­ши­рил гла­за и под­нял бро­ви, что­бы по­ка­зать Бан­ни, как он удив­лен. Но про­дол­жал слу­шать Ден­ни­са.
   — От от­ца я ни­че­го не слы­шал о ры­бал­ке. Он обо­жа­ет ло­вить ры­бу, но сво­ей лю­бо­вью пред­по­чи­та­ет не де­лить­ся. Он пы­тал­ся удер­жать ме­ня от это­го. Он пы­тал­ся всех нас дер­жать по­даль­ше от во­ды. А из-за это­го вы­шло так, что Джей­сон свя­зал­ся с ком­па­ни­ей дя­дюш­ки Гор­до­на, а я не хо­тел за­ни­мать­ся ни­чем дру­гим, кро­ме пла­ва­ния. Ну да, я хо­тел быть плот­ни­ком, но и ры­бу ло­вить я то­же хо­тел, — меч­та­тель­но рас­ска­зы­вал он. — Са­мо со­бой. Есть в ры­бал­ке что-то, что не­воз­мож­но опи­сать. Это как буд­то ка­ж­дый день от­кры­ва­ешь но­вый по­да­рок, вы­тас­ки­вая из во­ды сеть. Ни­ко­гда не зна­ешь, что в ней бу­дет. То ли раз­бо­га­те­ешь, то ли ста­нешь ни­щим. То ли хо­ро­ший улов, то ли ме­лочь. Вот я и хо­тел ры­ба­чить. Баг­ги­ты все по­ме­ша­ны на во­де. Все до еди­но­го. Да­же дев­чон­ки. Мардж — ин­ст­рук­тор по па­рус­но­му спор­ту в Он­та­рио. Ева — об­ще­ст­вен­ный ди­рек­тор кру­из­но­го лай­не­ра. Нас не­воз­мож­но удер­жать вда­ли от во­ды и ко­раб­лей. Хо­тя отец стре­мил­ся к это­му изо всех сил.
   — Он бес­по­ко­ил­ся о тво­ем бла­го­по­лу­чии.
   — Ну да. И по­том, как буд­то он что-то зна­ет о Баг­ги­тах и о мо­ре. У от­ца есть та­кой дар. Он знал, что Джей­сон уто­нул, как знал, где на­до ме­ня ис­кать, ко­гда по­тер­пел кру­ше­ние «По­ляр­ный Ре­зец». Я ни­ко­гда не за­бу­ду тот ве­чер, ко­гда уто­нул бед­ный Джей­сон. Он все­гда был ма­ми­ным лю­бим­цем. Все­гда, со дня сво­его ро­ж­де­ния.
   Ку­ойл очень хо­ро­шо знал, о ка­ком чув­ст­ве он го­во­рил.
   — Вдруг отец встал из-за сто­ла. Он си­дел там воз­ле ко­рот­ко­вол­но­во­го при­ем­ни­ка. Ска­зал: «Джей­со­на боль­ше нет», и по­шел че­рез до­ро­гу в свою мас­тер­скую, где сей­час «Бол­туш­ка». Он про­си­дел там всю ночь один. Се­вер­ное сия­ние той но­чью не гас­ло ни на ми­ну­ту. Бы­ло так кра­си­во, что мы не ве­ри­ли сво­им гла­зам. Во все сто­ро­ны раз­ли­ва­лись раз­но­цвет­ные спо­ло­хи, как сеть. А ут­ром вез­де поя­ви­лись се­реб­ря­ные ни­ти: на ос­на­ст­ке, до­мах, те­ле­фон­ных про­во­дах. Они мог­ли поя­вить­ся толь­ко с се­вер­ным сия­ни­ем. И тут мать ска­за­ла, что это сде­лал Джей­сон, на про­ща­ние, ко­гда его ду­ша по­ки­да­ла те­ло.
   — И по­сле смер­ти Джей­со­на он за­нял­ся га­зе­той?
   — Что-то вро­де это­го. Но зна­ешь, на са­мом де­ле не отец за­прав­ля­ет «Бол­туш­кой». Это де­ла­ет Терт Кард. Да, ор­га­ни­зо­вал все это де­ло с га­зе­той он, и он, в ос­нов­ном, ре­ша­ет, что в ней бу­дет пе­ча­тать­ся. Но отец зво­нит ту­да, при­ду­мы­ва­ет ис­то­рию о ка­кой-ни­будь бо­ляч­ке и ухо­дит на ры­бал­ку. И все зна­ют о том, что он де­ла­ет.