Ку­ойл по­смот­рел на Бил­ли, ко­то­рый чуть за­мет­но дрог­нул бро­вя­ми. На­тбим сде­лал бы из это­го ма­те­риа­ла две ду­ше­раз­ди­раю­щие ис­то­рии.
   — Дру­гой ма­те­ри­ал по­лу­чил­ся про­сто пре­вос­ход­но. Ну, дру­гой, о су­дах. У ме­ня про­сто за­ме­ча­тель­ный ма­те­ри­ал.
   — И что же это за ма­те­ри­ал та­кой за­ме­ча­тель­ный? — спро­сил Ку­ойл.
   — Двум ме­ст­ным ре­бя­там предъ­яв­ле­ны все су­ще­ст­вую­щие в прак­ти­ке об­ви­не­ния. Они за­тея­ли стыч­ку с дву­мя еге­ря­ми. Им предъ­яв­ле­ны об­ви­не­ния в но­ше­нии ог­не­стрель­но­го ору­жия не во вре­мя охот­ничь­е­го се­зо­на, на­па­де­нии на офи­це­ров при ис­пол­не­нии слу­жеб­но­го дол­га, на­не­се­нии офи­це­рам по­вре­ж­де­ний ост­ры­ми вет­ка­ми и пле­те­ны­ми кор­зи­на­ми для лов­ли ома­ров, при­чи­не­нии ущер­ба иму­ще­ст­ву в ви­де по­лом­ки сол­неч­ных оч­ков фир­мы «По­ла­ро­ид», при­над­ле­жав­ших офи­це­рам, и вы­ска­зы­ва­нии уг­роз в ад­рес тех же офи­це­ров. Штраф око­ло че­ты­рех ты­сяч дол­ла­ров. Од­но­му из них так­же предъ­яв­ле­но об­ви­не­ние в пе­ре­нос­ке и рас­про­стра­не­нии га­ши­ша. И еще у ме­ня есть дан­ные по рос­ту мо­ло­деж­ной пре­ступ­но­сти. Па­рень ук­рал ве­ло­си­пед в Без­на­деж­ном, про­ехал на нем сем­на­дцать ки­ло­мет­ров до Не­ве­зу­че­го, там ук­рал мо­то­цикл, на ко­то­ром до­б­рал­ся до мы­са Ни­ко­гда. Но маль­чик ока­зал­ся чес­то­люб­цем. Бро­сил мо­то­цикл и уг­нал ма­ши­ну. За­гнал ма­ши­ну в во­ду и до­б­рал­ся вплавь до Ут­рен­ней Ра­до­сти. Где по чис­той слу­чай­но­сти при­пар­ко­ва­ли свою ма­ши­ну два офи­це­ра из бе­ре­го­вой ох­ра­ны. Зав­тра­ка­ли пон­чи­ка­ми. Пять вы­яв­лен­ных ма­хи­на­ций со стра­хов­кой по без­ра­бо­ти­це. С че­ты­рех ка­пи­та­нов трей­ле­ров взы­скан штраф в раз­ме­ре двух ты­сяч дол­ла­ров с ка­ж­до­го за лов­лю мор­ско­го оку­ня в за­кры­тых во­дах. Муж­чи­на с Бе­зы­мян­но­го по­лу­чил три­дцать дней за лов­лю на удоч­ку во внут­рен­них во­дах. Пол­но вся­ких ава­рий. Мно­же­ст­во фо­то­гра­фий. Мне нра­вит­ся де­лать фо­то­гра­фии. Ви­ди­те, я мо­гу сде­лать карь­е­ру в ка­че­ст­ве ре­пор­те­ра и фо­то­гра­фа.
   — Опи­ши их, толь­ко с б оль­ши­ми под­роб­но­стя­ми, чем в за­мет­ках о сек­су­аль­ном на­си­лии. — Ку­ойл был не­при­вет­лив и сух.
   — Да я мо­гу пи­сать о пре­сту­п­ле­ни­ях хоть це­лый день. Толь­ко не о сек­су­аль­ных шту­ках. — Он под­жал гу­бы. — По-мо­ему, кри­ми­наль­ная хро­ни­ка и фо­то­гра­фии луч­ше рас­кро­ют мой по­тен­ци­ал.
   «Ин­те­рес­но, ка­кой имен­но по­тен­ци­ал?» — по­ду­мал Ку­ойл. Вот он ока­зал­ся на мес­те Тер­та Кар­да, с веч­но при­жа­тым к уху те­ле­фо­ном, про­смат­ри­вал ста­тьи на ком­пь­ю­те­ре, вер­стая стра­ни­цы, от­во­зя за­кон­чен­ную ко­пию в ти­по­гра­фию в бух­те Мис­ки. Ко­гда вы­шла га­зе­та, он ото­рвал ре­дак­тор­скую стра­ни­цу, на ко­то­рой бы­ло на­пи­са­но: «Глав­ный ре­дак­тор: Р. Дж. Ку­ойл», и от­пра­вил ее Парт­рид­жу.
   Так и по­ве­лось: рас­ска­зы о гру­зо­вых су­дах, ско­ван­ных льда­ми, спа­са­тель­ных ко­ман­дах, с воз­ду­ха сни­маю­щих мо­ря­ка, ко­то­рый за­стрял в ав­то­ма­ти­че­ских гер­ме­тич­ных две­рях, о дрей­фую­щей кор­ме трау­ле­ра, рас­став­шей­ся с ос­нов­ной ча­стью по­сле взры­ва в ма­шин­ном от­де­ле­нии, о тан­ке­ре-реф­ри­же­ра­то­ре, ото­бран­ном у за­во­да бан­ком, о мо­ря­ке, про­пав­шем во вре­мя не­по­го­ды с бор­та на­уч­но­го суд­на. О па­де­нии са­мо­ле­та и раз­ли­ве неф­ти, о ки­тах, за­пу­тав­ших­ся в се­тях, и не­за­кон­ном сбро­се от­хо­дов ры­бо­пе­ре­ра­ба­ты­ваю­щей про­мыш­лен­но­сти в пор­ту, о по­чет­ных на­гра­дах по­жар­ни­кам и ко­ро­ле­вам кра­со­ты, о жес­то­ких мужь­ях, уто­нув­ших маль­чи­ках, про­пав­ших и на­шед­ших­ся пу­те­ше­ст­вен­ни­ках, ко­раб­лях, ушед­ших на дно во вре­мя штор­мов, о лод­ке, раз­дав­лен­ной ле­до­ко­лом, о по­бе­ди­те­лях ло­те­реи и кра­же мя­са не­за­кон­но уби­то­го ло­ся.
   Он по­слал ко­пию кри­ми­наль­но­го бюл­ле­те­ня те­туш­ке. Там го­во­ри­лось о за­дер­жа­нии мис­сис Мел­вилл. Она бы­ла на Га­вай­ях со стю­ар­дом с «Креп­кой Крош­ки». Кра­сав­чик, лет на три­дцать мо­ло­же хо­зяй­ки, но­ся­щий кос­тю­мы от Джорд­жо Ар­ма­ни и вла­дею­щий «Лек­су­сом ЛС 400» и со­то­вым те­ле­фо­ном. Она при­зна­лась, что «сде­ла­ла это ра­ди люб­ви». Стю­ард ни­как не про­ком­мен­ти­ро­вал ее сло­ва.
   Все это ста­ло его по­все­днев­ны­ми за­бо­та­ми.

36 Смирительная рубашка

   Сми­ри­тель­ная ру­баш­ка: ру­баш­ка, сши­тая из проч­но­го по­лот­на, та­ко­го, как холст или па­ру­си­на, слу­жа­щая для то­го, что­бы ог­ра­ни­чи­вать под­виж­ность че­ло­ве­ка с серь­ез­ны­ми пси­хи­че­ски­ми рас­строй­ства­ми или буй­но­по­ме­шан­но­го, за­клю­чен­но­го со склон­но­стью к на­си­лию и т. п. Не­ко­то­рые из них при­тя­ги­ва­ют ру­ки к те­лу, не­ко­то­рые по­зво­ля­ют про­деть их в длин­ные за­ши­тые ру­ка­ва, ко­то­рые по­том за­вя­зы­ва­ют­ся на спи­не.

   Се­вер­ный по­люс на­кло­нил­ся на­встре­чу солн­цу. Воз­дух на­ли­вал­ся све­том, и под ним на во­де по­яв­лял­ся мо­лоч­ный на­лет фи­то­планк­то­на в мес­тах, где со­ле­ный Гольф­ст­рим вли­вал­ся в те­че­ние Лаб­ра­до­ра. По­то­ки во­ды об­ра­зо­вы­ва­ли слож­ную мно­го­слой­ную смесь Арк­ти­ки и тро­пи­ков, где буй­но раз­ви­ва­лись все­воз­мож­ные бак­те­рии, дрож­жи, крем­ние­вые во­до­рос­ли, гриб­ки и дру­гие фор­мы жиз­ни. Все это дви­га­лось, рос­ло и раз­мно­жа­лось.
   Пол­день пят­ни­цы. Ку­ойл до­ма, пе­ре­оде­ва­ет­ся в ста­рую оде­ж­ду. Смот­рит в ку­хон­ное ок­но, ожи­дая по­яв­ле­ния яли­ка Дже­ка. Про­стран­ст­во при­об­ре­та­ет цвет ра­ду­ги и ме­ша­ет оп­ре­де­лять рас­стоя­ние. Трау­лер ушел с рыб­за­во­да. Ско­рее все­го, на­прав­ля­ет­ся в сто­ро­ну от­кры­то­го мо­ря, к Зло­вон­ным ост­ро­вам. Де­сять дней эки­паж из че­тыр­на­дца­ти че­ло­век бу­дет тра­лить сеть и мед­лен­но за­тя­ги­вать ее об­рат­но. Ко­рот­кая вспыш­ка вос­тор­га и воз­бу­ж­де­ния, ко­гда на по­верх­ность под­ни­ма­ет­ся сеть с ры­бой. Или раз­оча­ро­ва­ние. По­том сно­ва бро­сать сеть и вы­тя­ги­вать ее. По­том по­чин­ка се­ти. И все по­вто­ря­ет­ся сно­ва. И сно­ва. И сно­ва.
   Поя­вил­ся ялик Дже­ка, на­прав­ляю­ще­го­ся к бух­те Муч­ной Ме­шок. За­ве­са до­ж­дя сдви­ну­лась на вос­ток, ос­та­вив по­сле се­бя го­лу­бые сле­ды на не­бе. Ку­ойл под­нял труб­ку:
   — При­вет, Бил­ли. Я по­шел к Дже­ку. Ви­жу, как он под­хо­дит.
   — Те­бе толь­ко что зво­ни­ли из Шта­тов. Я дал им твой но­мер, так что по­до­ж­ди па­ру ми­нут, мо­гут пе­ре­зво­нить. И еще: хо­дят слу­хи, что «Мор­ская Пес­ня» в сле­дую­щем ме­ся­це со­би­ра­ет­ся за­крыть три ры­бо­пе­ре­ра­ба­ты­ваю­щих за­во­да. Пе­ре­дал ано­ним­ный ис­точ­ник. Бух­та Бе­зы­мян­ная сто­ит в этом спи­ске. Ска­жи об этом Дже­ку. Ес­ли это прав­да, то я не знаю, как лю­ди бу­дут там жить.
   — Ты го­во­рил с кем-ни­будь из «Мор­ской Пес­ни»?
   — Ха, у них там управ­ляю­щий с ли­цом как мор­да у раз­бой­ничь­ей ло­ша­ди. Он про­сто по­шлет ме­ня по­даль­ше, и все. Но мы по­про­бу­ем.
   Ку­ойл по­до­ж­дал ми­нут пять и уже взял­ся за двер­ную руч­ку, ко­гда за­зво­нил те­ле­фон. В го­ло­се Парт­рид­жа да­же за ты­ся­чи ки­ло­мет­ров слы­ша­лась грусть.
   — Ку­ойл? Ку­ойл? От­вра­ти­тель­ная связь! Слу­шай, ты зна­ешь об об­ще­ст­вен­ных вол­не­ни­ях?
   — В не­ко­то­ром смыс­ле, — ска­зал Ку­ойл. — Здеш­ние про­грам­мы но­во­стей от­во­дят этой те­ме око­ло де­ся­ти се­кунд. По­хо­же, де­ло пло­хо.
   — Да уж, ху­же не­ку­да. При­чем это не толь­ко в Лос-Анд­же­ле­се. Та­кое впе­чат­ле­ние, что всю стра­ну по­ра­зил ка­кой-то ви­рус яро­сти. Лю­ди хва­та­ют­ся за ру­жья ча­ще, чем смот­рят на ча­сы. Пом­нишь Эд­ну, ли­те­ра­тур­но­го об­ра­бот­чи­ка из «Ре­кордз»?
   — Да, пом­ню. За все вре­мя на­ше­го зна­ком­ст­ва она ни ра­зу мне не улыб­ну­лась.
   — Улыб­ку Эд­ны на­до бы­ло за­слу­жить. Слу­шай, она толь­ко что мне зво­ни­ла. У них в «Ре­кордз» про­изош­ла тра­ге­дия. В пол­день в офис во­шел один при­ду­рок с ав­то­ма­том и убил Пан­ча, Эла Ка­та­ло­га и еще тро­их или чет­ве­рых на­ших. Ра­нил еще во­семь че­ло­век.
   — Бо­же! За что?
   — Да тут це­лая ис­то­рия. Пря­мо де­ко­ра­ции к сце­не, ко­то­рую мож­но на­звать «Пись­мо к ре­дак­то­ру». Не по­ве­ришь. Этот па­рень при­слал ано­ним­ное пись­мо, в ко­то­ром го­во­рил, что мя­те­жи и вол­не­ния не­об­хо­ди­мы для очи­ще­ния сис­те­мы и пе­ре­рас­пре­де­ле­ния ма­те­ри­аль­ных цен­но­стей, а они его не на­пе­ча­та­ли. Вот он и при­шел с ав­то­ма­том. Эд­на ска­за­ла, что ей спас­ло жизнь толь­ко то, что в тот мо­мент, ко­гда на­ча­лась стрель­ба, она бы­ла под сто­лом, ис­ка­ла упав­шую скреп­ку. Пом­нишь, у нас все­гда не хва­та­ло скре­пок? Ку­ойл, на про­шлой не­де­ле стре­ля­ли в Мер­ка­лию. Ты пред­став­ля­ешь, ка­кое здесь су­ма­сше­ст­вие? Я как-то по­шу­тил о жиз­ни в Ка­ли­фор­нии, о лос-анд­же­лес­ском сти­ле жиз­ни. И вот, в ее вет­ро­вом стек­ле поя­ви­лись пу­ле­вые от­вер­стия. Про­ма­за­ли на ка­ких-то чер­то­вых не­сколь­ко сан­ти­мет­ров. Она на­пу­га­на до смер­ти, а я тут шут­ки шу­чу. По­сле то­го как по­зво­ни­ла Эд­на, я по­нял, в ка­ком жал­ком и убо­гом ми­ре мы жи­вем. Ни­где нель­зя ук­рыть­ся от ве­ро­ят­но­сти быть под­стре­лен­ным или по­до­жжен­ным. А я сме­ял­ся! — Ку­ой­лу по­ка­за­лось, что он слы­шит, как пла­чет его друг на дру­гой сто­ро­не кон­ти­нен­та. Или он сно­ва сме­ет­ся?
***
   В воз­ду­хе ви­тал ка­кой-то не­уло­ви­мый аро­мат, за­ста­вив­ший его сно­ва сде­лать глу­бо­кий вдох. Не­бо бы­ло цве­та со­ча­щей­ся из ра­ны сук­ро­ви­цы. На две­рях его «уни­вер­са­ла» поя­ви­лись пу­зы­ри ржав­чи­ны. Ос­тань­ся он в Нью-Йор­ке, в Мо­кин­гбер­де, мог бы уже уме­реть.
   Джек сто­ял в яли­ке и вы­бра­сы­вал ры­бу на мос­тки. Ку­ойл на­тя­нул ма­кин­тош и ре­зи­но­вые пер­чат­ки, взял нож и ры­би­ну. Вна­ча­ле та­кой спо­соб про­ве­де­ния ре­дак­тор­ско­го со­ве­ща­ния ка­зал­ся ему стран­ным.
   — По­ка мы го­во­рим, ру­ки мож­но за­нять де­лом, — ска­зал Джек, вы­би­ра­ясь из яли­ка. — Ме­ня все­гда зли­ло, ко­гда пять или шесть взрос­лых му­жи­ков си­дят за сто­лом и ра­бо­та­ют толь­ко язы­ка­ми. Вот они ухо­дят, бе­рут с со­бой бу­маж­ки, по­ка­чи­ва­ют но­га­ми и ма­ют­ся ду­рью со скреп­ка­ми.
   Ку­ой­лу не хо­те­лось ду­мать о скреп­ках. Он рас­ска­зал Дже­ку о стрел­ке из ав­то­ма­та, о вы­стре­ле на шос­се и вол­не­ни­ях.
   — Все и так зна­ют об уров­не на­си­лия в Шта­тах. Худ­шее, что мо­жет слу­чить­ся с то­бой здесь, — ска­зал он, — это ку­лач­ная дра­ка или ес­ли ко­му-то при­дет в го­ло­ву сбро­сить твою ма­ши­ну со ска­лы. — Даль­ше они ра­бо­та­ли в пол­ном мол­ча­нии.
   Джек ска­зал, что ры­ба идет мел­кая, в сред­нем два — два с по­ло­ви­ной ки­ло­грам­ма. Сей­час ред­ко ко­му уда­ва­лось пой­мать ры­бу бо­лее два­дца­ти ки­ло­грам­мов, хо­тя рань­ше ры­ба­ки вы­лав­ли­ва­ли ог­ром­ных ры­бин, под де­вя­но­сто ки­ло­грам­мов. Или то­го боль­ше. Ры­бу не­щад­но ис­треб­ля­ли в те­че­ние два­дца­ти лет, по­ка не ис­то­щи­лись при­род­ные за­па­сы. «Ведь ис­то­щи­лись же», — го­во­рил Джек, ра­бо­тая но­жом.
   — Зна­ешь, по­че­му я не пе­ре­стаю ры­ба­чить? — ска­зал он, лов­ко вспа­ры­вая брю­хо и вы­бра­сы­вая внут­рен­но­сти, так и не вы­ни­мая си­га­ре­ты из угол­ка рта. — Да­же ес­ли бы я и за­хо­тел это сде­лать, мне боль­ше не вер­нут ли­цен­зию на лов­лю ома­ров и сем­ги. Не знаю по­че­му. Но мне боль­ше все­го нра­вит­ся ло­вить ома­ров. А упус­тишь эту ду­рац­кую ли­цен­зию хоть на один год — мо­жешь рас­про­щать­ся с ней на­все­гда.
   — Бил­ли про­сил пе­ре­дать, что хо­дят слу­хи о за­кры­тии трех ры­бо­пе­ре­ра­ба­ты­ваю­щих за­во­дов в сле­дую­щем ме­ся­це. Го­во­рит, слы­шал, что Бе­зы­мян­ный на оче­ре­ди.
   — Бо­же! Толь­ко по­ду­ма­ешь, что ху­же быть не мо­жет, — по­жа­луй­ста, ста­но­вит­ся еще ху­же! Вся эта ис­то­рия с пе­ре­рас­пре­де­ле­ни­ем квот на ры­бо­лов­ст­во про­сто не­ле­па! Мож­но по­ду­мать, что ры­ба — это кар­тош­ка. Под­хо­ди к лю­бо­му ря­ду и вы­ка­пы­вай! Ес­ли нет ры­бы, ты ее не пой­ма­ешь, ес­ли не пой­ма­ешь — не пе­ре­ра­бо­та­ешь и не про­дашь. А не про­дашь — ни те­бе, ни дру­гим жить бу­дет не на что. Что за ду­рац­кие пра­ви­ла? Их ни­кто не по­ни­ма­ет. Вот и при­хо­дит­ся тер­петь, сжав зу­бы. Они го­во­рят, мол, слиш­ком мно­го ме­ст­ных ры­ба­ков на слиш­ком ма­лое ко­ли­че­ст­во ры­бы. Да? А ку­да же де­лась ры­ба-то? Рус­ские да фран­цу­зы по­вы­лав­ли­ва­ли? А еще есть япон­цы, за­пад­ные нем­цы, вос­точ­ные нем­цы, по­ля­ки, пор­ту­галь­цы, анг­ли­ча­не, ис­пан­цы, ру­мы­ны, бол­га­ры, или как их те­перь там на­зы­ва­ют? Как на­ло­жи­ли ог­ра­ни­че­ния, так и пе­ре­ста­ло хва­тать при­бреж­ной лов­ли. Как же ры­ба по­дой­дет к бе­ре­гу, ес­ли ее за пять­де­сят, сто миль реф­ри­же­ра­то­ры уже всю по­выг­ре­ба­ли? А за два­дцать миль у бе­ре­га трау­ле­ры по­доб­ра­ли ос­тат­ки? Что же ос­та­ет­ся ры­ба­кам на при­бреж­ной ли­нии? — Он плю­нул в во­ду. На­блю­дал за тем, как Ку­ойл не­ук­лю­же дей­ст­во­вал но­жом. — Ты по­нял, в чем тут де­ло. Ни­че­го не от­нять, не при­ба­вить. Так что да­вай за­ни­май­ся.
   — Рек­лам­ные объ­яв­ле­ния, Джек. Я бы хо­тел из­ба­вить­ся от пус­тых рек­лам­ных объ­яв­ле­ний. Нам нуж­но ме­сто для но­во­стей. На про­шлой не­де­ле у нас бы­ли ста­тьи о ле­со­пил­ке, о на­цио­наль­ном ис­то­ри­че­ском пар­ке в бух­те Мис­ки, о де­мон­ст­ра­ции про­тес­та про­тив ино­стран­но­го ры­бо­лов­ст­ва, по­том еще бы­ла од­на де­мон­ст­ра­ция про­тив вы­со­ких цен на элек­тро­энер­гию, за­бас­тов­ка ра­бот­ни­ков фаб­ри­ки по пе­ре­ра­бот­ке каль­ма­ров — все это хо­ро­ший, ос­но­ва­тель­ный ма­те­ри­ал о со­ци­аль­ных про­бле­мах. И нам при­шлось уре­зать эти ста­тьи поч­ти до од­них за­го­лов­ков. И ни­ка­ких фо­то­гра­фий. Я хо­чу ска­зать, ес­ли бы это бы­ли на­стоя­щие рек­лам­ные объ­яв­ле­ния, то­гда дру­гое де­ло.
   — Да это все идеи Тер­та Кар­да. Мол, на­до рек­ла­ми­ро­вать круп­ные пред­при­ятия Сент-Джон­са, то­гда га­зе­та бу­дет вы­гля­деть со­лид­но. За­од­но по­тре­п­лем нер­вы ме­ст­ным рек­ла­мо­да­те­лям. Да­вай вы­бра­сы­вай эту рек­ла­му, ес­ли те­бе по­на­до­бит­ся до­пол­ни­тель­ное ме­сто. По­ни­ма­ешь, ко­гда мы толь­ко на­чи­на­ли, но­во­стей бы­ло го­раз­до мень­ше. Да и рек­лам­ные объ­яв­ле­ния вы­гля­де­ли при­лич­но.
   Од­на за дру­гой вы­чи­щен­ные ры­би­ны от­прав­ля­лись в се­рый пла­ст­мас­со­вый ящик. Джек смыл ры­бьи по­тро­ха в во­ду.
   — Про­бле­мы ры­бо­лов­ст­ва пре­вра­ти­лись в гноя­щую­ся ра­ну! Они пре­вра­ти­ли при­бреж­ных ры­ба­ков в из­го­ев, как им­ми­гран­тов, под­ра­ба­ты­ваю­щих на фер­мах. Нам не ос­та­ет­ся ни­че­го дру­го­го, как под­би­рать ос­тат­ки, да и то ес­ли толь­ко раз­ре­шат. Де­нег мы по­лу­ча­ем столь­ко, сколь­ко нам да­ют. Мы те­перь ни­чем не мо­жем управ­лять в том, что ка­са­ет­ся рыб­ной лов­ли. Мы не при­ни­ма­ем ни­ка­ких ре­ше­ний. Толь­ко де­ла­ем, что нам ска­жут и ко­гда ска­жут. Жи­вем по пра­ви­лам, на­вя­зан­ным нам су­ки­ны­ми деть­ми, ни чер­та не по­ни­маю­щи­ми в ры­бе и в этих мес­тах! — Этот вздох был боль­ше по­хож на страв­ли­вае­мый пар.
   Но Ку­ойл по­ду­мал, что по та­ким пра­ви­лам жи­вет весь мир и Дже­ку еще по­вез­ло, что они так дол­го его не ка­са­лись.
***
   В кон­це фев­ра­ля Ку­ой­лу по поч­те при­шли бу­ма­ги из Сент-Джон­са. Как бли­жай­ше­го род­ст­вен­ни­ка ку­зе­на его про­си­ли дать пись­мен­ное со­гла­сие на по­ме­ще­ние Но­ла­на в спе­циа­ли­зи­ро­ван­ную кли­ни­ку. На­все­гда. Гал­лю­ци­на­ции, стар­че­ское сла­бо­умие, ши­зоф­ре­ния и пло­хие про­гно­зы. Он си­дел и смот­рел на ме­сто для под­пи­си. Ни­как не мог под­пи­сать при­го­вор ма­ло­зна­ко­мо­му че­ло­ве­ку, с ко­то­рым об­ме­нял­ся лишь па­рой фраз, ко­то­рый про­ви­нил­ся пе­ред ним толь­ко тем, что вя­зал ка­кие-то уз­лы, же­лая ему зла. Он ре­шил съез­дить в го­род и по­ви­дать­ся с ку­зе­ном еще раз, пе­ред тем как при­нять окон­ча­тель­ное ре­ше­ние. Что, ес­ли Но­лан был оз­лоб­лен и не в се­бе? Ку­ойл был го­тов к это­му. А что, ес­ли он ока­жет­ся в яс­ном уме и об­ру­шит на не­го шквал об­ви­не­ний? К это­му он то­же при­го­то­вил­ся.
   В по­след­нюю ми­ну­ту он по­про­сил Уэй­ви со­ста­вить ему ком­па­нию. Он ска­зал, что они мог­ли бы раз­ве­ять­ся. По­ужи­нать в ка­ком-ни­будь мес­те. Схо­дить в ки­но. Да­же на два филь­ма. Но он по­ни­мал, что пред­ла­гал ей не­что боль­шее.
   — Бу­дет ве­се­ло, — в его ус­тах эти сло­ва зву­ча­ли как-то глу­по.
   И ко­гда это ему бы­ло «ве­се­ло»? Или Уэй­ви, чье сдер­жан­ное ли­цо уже по­кры­лось мор­щин­ка­ми и ко­то­рая на­ча­ла усы­хать от жа­ра оча­га и силь­но­го вет­ра? Что про­ис­хо­ди­ло? Они оба от­но­си­лись к то­му раз­ря­ду лю­дей, ко­то­рые сто­ят с вы­му­чен­ны­ми улыб­ка­ми, ко­гда дру­гие пля­шут, иг­ра­ют или бро­са­ют ша­ры в ке­гель­ба­не. Раз­вле­че­ния. Но Ку­ой­лу на са­мом де­ле нра­ви­лись ки­но, тем­но­та, си­лу­эты не­зна­ко­мых лю­дей, вы­ри­со­вы­ваю­щие­ся на фо­не эк­ра­на, за­пах ара­хи­са и шам­пу­ня, скрип поп­кор­на на зу­бах. Там он мог пе­ре­ме­щать­ся из сво­его под­бо­род­ка и гро­мозд­ко­го те­ла в эле­гант­ные те­ла в бе­лых оде­ж­дах, цар­ст­вую­щие на эк­ра­не.
   Уэй­ви ска­за­ла «да». Гер­ри мо­жет по­быть с от­цом. Да-да, прав­да.
***
   Ут­ром на не­бе кло­чья об­ла­ков, фор­мой и цве­том на­по­ми­наю­щие лом­ти­ки сем­ги. Неж­ное зе­ле­но­ва­тое не­бо на­ли­ва­лось тя­же­стью, по­ка они еха­ли ме­ж­ду снеж­ны­ми суг­ро­ба­ми. Под­ня­лось солн­це, за­лив ма­ши­ну све­том. На ру­ле ле­жа­ли ру­ки Ку­ой­ла, по­рос­шие брон­зо­вы­ми во­ло­са­ми. Крас­но-ко­рич­не­вый сер­же­вый кос­тюм Уэй­ви стал по­хож на зо­ло­тое одея­ние. По­том этот вол­шеб­ный свет пре­вра­тил­ся в обык­но­вен­ный днев­ной, раз­де­лив­ший ланд­шафт на чер­ное и бе­лое: кам­ни и снег. И не­бо. Мыс­ли Ку­ой­ла о раз­вле­че­ни­ях не ос­тав­ля­ли ему тем для раз­го­во­ра. Он ни­как не мог раз­ру­шить по­вис­шее ме­ж­ду ни­ми мол­ча­ние. Про­бор­мо­тал ка­кой-то глу­пый во­прос о бес­ко­неч­ной пес­не Эл­ви­на Яр­ка. На са­мом де­ле она его со­вер­шен­но не ин­те­ре­со­ва­ла. Ему на­до бы­ло с че­го-то на­чать раз­го­вор.
   — Он по­ет ее, сколь­ко я се­бя пом­ню. «Гусь-ны­рок» уто­нул в мо­ре, а на суд­не под на­зва­ни­ем «Брюс» при­вез­ли ло­ся. Ло­ся из Нью-Брун­суи­ка. Я не знаю, ко­гда это бы­ло. На­вер­ное, во вре­ме­на Пер­вой ми­ро­вой. На Нью­фа­унд­лен­де не бы­ло ло­сей, по­ка их не за­вез­ли сю­да. — Для нее эта те­ма то­же не бы­ла ин­те­рес­ной, но зву­ки го­ло­сов в гро­мы­хаю­щей ма­ши­не при­но­си­ли об­лег­че­ние. Она по­ду­ма­ла о маль­чи­ке в шко­ле, ко­то­рый пла­кал над сво­им обе­дом из за­плес­не­ве­лых кре­ке­ров. Она да­ла ему сэн­двич с мя­сом ло­ся.
   — Сей­час их уже до­воль­но мно­го, — ска­зал Ку­ойл, сме­ясь и пы­та­ясь пой­мать ее об­вет­рен­ную ру­ку. То, что они уви­де­ли это жи­вот­ное на за­мерз­шем суг­ро­бе воз­ле до­ро­ги, по­ка­за­лось им зна­ме­ни­ем.
   К по­луд­ню они уже бы­ли воз­ле пор­тов, и от­крыв­шая­ся их взгля­дам си­няя во­да при­нес­ла обо­им ощу­ще­ние сча­стья. Ра­до­ст­ный си­ний, по­сле не­сколь­ких ме­ся­цев сплош­но­го льда.
***
   Уэй­ви в ма­га­зи­нах на Вод­ной ули­це, во­оду­шев­лен­ная и на­пу­ган­ная за­па­ха­ми но­вой ко­жи, от­де­лов с пар­фю­ме­ри­ей, вы­хлоп­ных га­зов. Она ку­пи­ла иг­ру­шеч­ную ко­ро­ву для Гер­ри и па­ру те­п­лых каль­сон для от­ца. Ко­роб­ку от­кры­ток на рас­про­да­же. Ку­хон­ный нож с крас­ной руч­кой, что­бы за­ме­нить ста­рый в ку­хон­ном шка­фу. Бю­ст­галь­тер в яр­кий цве­то­чек. Ей по­нра­ви­лась за­ме­ча­тель­ная шет­ланд­ская шерсть, из ко­то­рой мог бы по­лу­чить­ся хо­ро­ший сви­тер, но она ока­за­лась слиш­ком до­ро­гой. В од­ной вит­ри­не на слое льда она за­ме­ти­ла це­лую сцен­ку, вы­пол­нен­ную из мо­ре­про­дук­тов: ялик из фи­ле кам­ба­лы на вол­нах из кре­вет­ки и си­не-чер­ных ми­дий. Це­лая сем­га пред­став­ля­ла со­бой ма­як, ис­пус­каю­щий лу­чи из мер­цаю­щей мак­ре­ли. За­вер­ша­ла кар­ти­ну рам­ка из кра­бо­вых клеш­ней.
   У нее был спи­сок по­ку­пок для Ку­ой­ла и кон­верт с день­га­ми на оде­ж­ду для де­во­чек. Им бы­ли нуж­ны рей­ту­зы, вель­ве­то­вые брю­ки, сви­тер для Сан­шайн, нос­ки и тру­си­ки. Она по­лу­чи­ла ог­ром­ное удо­воль­ст­вие, по­ку­пая ве­щи для де­во­чек. К то­му, что бы­ло пе­ре­чис­ле­но в спи­ске, она са­ма до­ба­ви­ла ба­та­рей­ки, нос­ки с тон­кой кру­жев­ной от­дел­кой, два за­ме­ча­тель­ных шер­стя­ных бе­ре­та, жел­тый и ро­зо­ва­то-ли­ло­вый. Она бы­ла очень ос­то­рож­на и пом­ни­ла о кар­ман­ных во­рах, ко­то­ры­ми изо­би­ло­ва­ли го­ро­да. Съе­ла сэн­двич с жа­ре­ной го­вя­ди­ной и про­ве­ла ос­та­ток дня, за­хо­дя в рос­кош­ные ма­га­зи­ны и рас­смат­ри­вая вит­ри­ны. Она не по­тра­ти­ла боль­ше ни еди­но­го цен­та.
***
   Ку­ойл то­же де­лал по­куп­ки. Он хо­дил во­круг вит­рин с по­дар­ка­ми, пы­та­ясь вы­брать что-ни­будь для ку­зе­на. Кто зна­ет, что он пом­нит? Кто зна­ет, ка­кую жизнь он про­жил? Он ло­вил ры­бу и ома­ров. У не­го бы­ла со­ба­ка. Он бро­дил по но­чам. Вя­зал уз­лы.
   Он смот­рел на жур­на­лы и па­ке­ты с за­во­дской упа­ков­кой, по­ка не на­шел сен­ти­мен­таль­ную фо­то­гра­фию пу­де­ля в ме­тал­ли­че­ской рам­ке. Это по­дой­дет. Ку­ойл ска­зал про­дав­щи­це, что не ну­ж­да­ет­ся в упа­ков­ке, рас­пла­тил­ся и по­ло­жил по­куп­ку в кар­ман.
   Ста­рый ку­зен си­дел на пла­сти­ко­вом сту­ле с де­ре­вян­ны­ми под­ло­кот­ни­ка­ми. Он был со­всем один, воз­ле ок­на. Вы­гля­дел чис­то вы­мы­тым, был одет в бе­лую ру­ба­ху и ха­лат. На но­гах с чет­ко про­сту­паю­щи­ми ве­на­ми бы­ли бу­маж­ные тап­ки. Он при­сталь­но смот­рел на те­ле­ви­зор, под­ве­шен­ный на кон­тей­не­ре пря­мо под по­тол­ком. Изо­бра­же­ние бы­ло та­ким сма­зан­ным, что у ка­ж­до­го ли­ца бы­ло по два рта, че­ты­ре гла­за и до­пол­ни­тель­но­му кон­ту­ру скул. С эк­ра­на лы­сый муж­чи­на рас­ска­зы­вал о диа­бе­те. По­том шла за­жи­га­тель­ная рек­ла­ма ан­ти­фри­за с фраг­мен­та­ми хок­кей­но­го мат­ча и глад­ко­го льда.
   Ку­ойл встал на стул и умень­шил гром­кость зву­ка, на­жав на кноп­ки. Спус­тил­ся, сел. Ста­рик по­смот­рел на не­го.
   — Ты и сю­да при­шел?
   — Да, — ска­зал Ку­ойл. — Я при­шел, что­бы встре­тить­ся с ва­ми.
   — Да­ле­ко­ва­то за­брал­ся, да?
   — Да, — ска­зал Ку­ойл. — Да­ле­ко­ва­то. Но со мной за ком­па­нию прие­ха­ла Уэй­ви Про­уз. — И за­чем он это рас­ска­зы­ва­ет ста­ри­ку?
   — А, да. Она по­те­ря­ла му­жа.
   — Да. — Ку­ой­лу по­ка­за­лось, что ста­рый ку­зен на­хо­дит­ся в сво­ем уме. Он ог­ля­нул­ся в по­ис­ках ве­ре­вок с уз­ла­ми и ни­че­го не на­шел. — Ну, что ска­же­те? — Этот во­прос мог ка­сать­ся че­го угод­но.
   — О! Чу­дес­но! Еда чу­дес­ная! У них там шту­ки для мы­тья тор­чат пря­мо из по­тол­ков, сы­нок, во­да как бе­лый шелк. И мы­ло да­ют с пе­ной. Чув­ст­ву­ешь се­бя как маль­чиш­ка под эти­ми во­да­ми. Ка­ж­дый день да­ют но­вую оде­ж­ду. Бе­лую, как све­жий снег. И те­ле­ви­зор. И в кар­ты иг­ра­ют.
   — По­хо­же, здесь хо­ро­шо, — ска­зал Ку­ойл, ду­мая о том, что ста­ри­ка нель­зя от­прав­лять об­рат­но в зло­вон­ный хлев.
   — Нет, нет. Не все тут хо­ро­шо. В этом чер­то­вом мес­те пол­но по­ло­ум­ных. Я-то знаю, где на­хо­жусь. Но здесь так удоб­но, что я про­сто им по­дыг­ры­ваю. Они спра­ши­ва­ют: «Кто ты?» А я го­во­рю: «Джои Смол­вуд» или «Са­мый боль­шой краб в кор­зи­не». Они го­во­рят: «Ой, да он не в се­бе! Ос­та­вим его тут!»
   — Э, знае­те, в Якор­ной Ла­пе есть дом пре­ста­ре­лых «Зо­ло­той Век», так что мож­но бу­дет… — Но Ку­ойл и сам не знал, при­мут ли там его. Он опус­тил ру­ку в кар­ман и дос­тал фо­то­гра­фию пу­де­ля. Про­тя­нул ее ста­ри­ку. — Я при­нес вам по­да­рок.
   Ста­рик взял его в дро­жа­щие ру­ки и стал рас­смат­ри­вать. От­вер­нул­ся от Ку­ой­ла, в сто­ро­ну ок­на и мо­ря. Его ле­вая ру­ка под­ня­лась и при­кры­ла гла­за.
   — Я вя­зал про­тив те­бя уз­лы. Вы­зы­вал вет­ры. Ов­цы сдох­ли. Сне­жок не мо­жет вой­ти в дом.
   Как тя­же­ло. Ку­ойл жа­лел, что не при­нес ста­ри­ку ко­роб­ку шо­ко­лад­ных кон­фет. Но он дол­жен до­ве­сти все до кон­ца.
   — Ку­зен Но­лан. — Как стран­но зву­чат эти сло­ва. Но, про­из­не­ся их, он по­чув­ст­во­вал, что тем са­мым при­вя­зал се­бя к это­му дро­жа­ще­му ста­ри­ку. — Ку­зен Но­лан. Это все уже в про­шлом. Не ви­ни­те се­бя. Вы мо­же­те не­мно­го по­до­ж­дать, по­ка я по­смот­рю, как об­сто­ят де­ла в до­ме пре­ста­ре­лых «Зо­ло­той Век»? Там жи­вет мно­го лю­дей из Якор­ной Ла­пы и Бе­зы­мян­но­го. Вы же по­ни­мае­те, что вам нель­зя воз­вра­щать­ся на мыс Пе­ре­вер­ну­тый?
   — Я ни­ко­гда не хо­тел там жить! Я хо­тел стать лет­чи­ком. Хо­тел ле­тать. Ко­гда Линд­берг пе­ре­сек Ат­лан­ти­ку, мне бы­ло два­дцать семь лет! Ви­дел бы ты ме­ня то­гда! Я был та­кой силь­ный! Он был здесь, на Нью­фа­унд­лен­де. Вы­ле­тел от­сю­да. Они все бы­ли здесь: Брен­дан, Лиф Эрик­сон, Джон Ка­бот, Мар­ко­ни, Ла­ки Лин­ди. Здесь про­ис­хо­ди­ли ве­ли­кие ве­щи. Я все­гда это знал. Я знал, что ро­дил­ся для под­ви­гов. Но с че­го на­чать? Ку­да ехать? Про­бо­вал за­нять­ся рыб­ной лов­лей, но ме­ня про­зва­ли Ку­ойл Шкваль­ный. По­ни­ма­ешь, я был не­ве­зу­чим, при­тя­ги­вал пло­хие вет­ры. Не вез­ло мне. Ни­ко­му из Ку­ой­лов не вез­ло. Вот и при­шлось мне жить од­но­му. А в кон­це я по­те­рял на­де­ж­ду.