Страница:
Внезапно, ни с того ни с сего лейтенант грубит – поди, с расчётом, дабы вызвать на противность, на буйство. Мечтает, небось, отвести в застенок, приторочить к дыбе. Напрасно ищет повод… Данилыч осаживает недоумка вежливо, не повышая голоса. Цепь на случай буйства арестанта у стражей имеется, но пребывать ей втуне.
Надзирателю странно – государственный преступник, да ещё опаснейший, за многие вины осуждённый, но с утра гладко выбрит, напрыскан ароматами, одет в атлас либо в узорчатое дорогое сукно. А приличнее бы ему быть в лохмотьях, униженным. Неприятно Крючку, что арестант снискал симпатии солдат, слуг – приветливостью, разными глаголами.
– Я мужик, на крыльях российского орла в небесах парил, ни один мужик толикой славы не имел, а теперь возвращаюсь в простое существование в убогой хижине. Отчего сие произошло? Возвышение человека и награды за честный труд зависть рождают и клевету.
Крючок тут как тут. Внимает хмуро, и по роже угадываешь – запретил бы вольную речь. По сути, пахнет хулой на царя, помазанника Божьего. Каменеет фигура сыщика, изогнутая от напряжения. В донесение воткнёт? Криминала не густо, всё же….. Скорее всего, ловит на оговорке. Вдруг повезёт ему, нечто поважнее ухватит.
Данилычу любо дразнить вольными речами, касаться грани допущенного.
– Великий государь поучал – лучше десять виновных оправдать, чем одного невинного предать казни.
Делая на первом слове ударение, великого ставил в пример, малого порицал. Но то субстанция тонкая, не для рапорта в Питер. Лейтенант на две минуты брал перо, с кислой миной вручал пакет почтмейстеру. Прибыли такого-то числа, восприяли путь – что ещё успевал написать? По-своему честен, вряд ли станет врать. Помазаннику, обожаемому монарху…
Извёлся Крючок. Выпытывает у солдат, не подстрекает ли князь к чему дурному. Впервые достался ему такой арестант, и тщится обер-конвоир разгадать его. Удивляет бесстрастие преступника, страшит даже. Чинитель многих неведомых, ужасных злодейств, по сути достойный смерти… Коварен, стало быть, необычайно – ведь столько лет служил, богател, упивался властью, мудрейшего царя сумел обмануть, царицу. И едет с десятком слуг, что никому в сём положении не дозволялось. Протектора, что ли, имеет?
В Переславле Рязанском, куда поезд, политый дождями, дотащился 21 апреля, надзор Крючка ослабел. Путь отсюда водой, кибитки покинуты, и тут уж он отвёл душу, ринулся «допрашивать» злополучные экипажи, да с топором – щепа полетела. Затем занялся приготовлениями к отплытию, во время коих Данилыч совершал с детьми моционы, посетил обедню, вечерню. Приставленного солдата толпа в церкви оттёрла. К светлейшему пробился незнакомый человек в заношенной хламиде – беглый монах, поди… Подобных тысячи топчут российские дороги и тропы; шатуны, юроды, суеверие разносят, – великий государь ненавидел их, и Данилыч отшатнулся. Но бродяжка тыкал носом в грудь, шептал отрывисто, задыхаясь.
– Я от царевны… Упекли Варвару. Не Варвара она, Варсонофия, смекай! Была в Александровой, да нету – ноне в Горицах. Смекай! Докучала челобитьями. Смекай! Вот за это её…
Князь смешался, столь нежданной была весть. Полез в карман, зажал в кулаке рубль, а бродяжка исчез, растворился в многолюдстве. Спугнули? Но вскоре вынырнул, небось заметил добрый жест.
– А тебя в Сибирь? Я передам, смекай! Скажут ей… Ничего, ты сытый.
Обнажил в усмешке редкие порченые зубы. Верно, поделится мздой с товарищами, которые за три дня стоянки выследили приезжих, опознали… Искать сию почту лапотную, пожалуй, не стоит, главное им известно. В Сибирь…
Варька бедная… Варсонофия, пострижена, значит… Горицы, Горицы… Возле Кириллова это, похуже есть места. Постриг, темница… Дарье тяжкий удар будет, но должна ведь услышать про сестру.
Сказал и раскаялся – княгине стало хуже. Сна лишилась, пища ей опротивела, особливо мясная. Жалобы, попрёки…
– Да, матушка, глупость моя, – Данилыч каялся искренне, бил себя в грудь. – Припутал её, зря припутал. Остерман, вишь, тиранствует…
– Все отвернулись. Она одна, мученица…
Крючок между тем добывал бурлаков, баржу. Просторна после тесных тряских повозок, наградивших синяками. Судно возило рожь, да недавно кто-то поджёг – со зла или спьяну, – залатано наспех, ветер посвистывает в щелях. Под ногами хрустит горелое зерно, скребутся крысы. Ночью Мария завизжала – на кровать прыгнула мерзкая тварь, куснула палец.
Ока разлилась – студёная, серая, – вьюгой клубится туман, поглощая берега. Бурлаки тянули бодро, течение пособляло. Дарья ослабела, всё реже вставала с постели, сделалась безучастной, что Данилыча угнетало более, чем жалобы.
Подобрал месяцеслов, упавший на пол, возгласил нарочно весело, разобрав начало строки:
– Апостол Ясон завтра. Ветер тепляк, здоровяк. Весна-то своё берёт. А там и летечко золотое.
– Не увижу я…
– Мелешь ты несуразное, матушка От гипохондрии ещё никто не помирал…
Но бывает же – за одной хворью другая… В Нижнем Новгороде послал за лекарем, привели старого, подслеповатого. Потрогал лоб больной, велел высунуть язык, щупал пульс, недовольно хмыкнул. В заключение объявил, что угрозы для жизни нет. Для аппетита рекомендует кислую капусту перед едой, малость водки. Данилыч щедро угостил эскулапа – ушёл он еле можахом. А к вечеру Дарья впала в забытьё, звала сестру, напоминала об ожерелье каком-то. Мария-де непременно наденет к свадьбе.
Течение Волги подхватило барку. Бурлаки в упряжках своих заводили песню, взмывала она громко, дружно, потом распадалась, таяла. Плавучие бревна гулко ударяли о борт. Всё это едва проникало в отрешённость больной, даже голоса детей перестала узнавать. Ощутив ложку с декохтом, сжимала зубы. В Казани наступило просветление, позволившее причастить княгиню.
Ночью она тихо скончалась.
Похоронили в селе Лаишеве, водрузили деревянный крест на могиле. Данилыч заказал каменотёсам памятник, заплатив вперёд. Узреть работу не довелось – Крюковский торопил с отплытием.
Перину из-под покойницы распорол-таки – в чаянии найти рубин.
Остерман получал донесения лейтенанта регулярно и мог радовать царя: Меншиков не сбежал, не взбунтовал народ, всё дальше он, дерзновенный, от столицы, от престола. Многие вины, недосказанные, царедворец перечислил – государственная измена, растраты, всяческое лихоимство и воровство. Отрок охотно и на слово поверил бы своему воспитателю.
– Рубин, ваше величество, разыскивается. Прилагаем елико возможное старание.
Пётр малый топнул ножкой.
– Мешкаете, экселенц! Найти!
Положение Остермана упрочилось, он по сути глава Верховного совета. Действует осторожно, самолюбие вельмож щадит. Не хотят они, избавившись от Меншикова, подчиниться новому честолюбцу, наслаждаются властью, достигнутой наконец при монархе-отроке.
Барка двигалась по Каме медленно против течения. Бурлаки пели надсадно, панихидой звучала песня, исторгала слёзы у изгнанников. Жалели и слуги незлобивую, сердечную госпожу.
В Соли Камской 24 июня высадились, отсель путь по суше… Крюковский, вовсе оставивший мысль о неуловимом камне, забросил перо надолго. Царь подносил к носу Остермана пухлый кулачок.
– Упустили злодея?
Повозки плутали в лесных чащах, вязли в болотах, одолевали кручи Северного Урала. Затем объяло, внушая трепет, сибирское безлюдье. 15 июля в Тобольске лейтенант привёл арестанта к губернатору и немедля отбыл. Выражение досады, укора, застывшее на его лице, ничуть не сгладилось, когда прощался, сдавал Меншиковым имущество. И здравия не пожелал, невежа…
Губернатор принял знаменитого преступника учтиво – понимал, вероятно, изменчивость фортуны, шаткость наступившего правления. Выдал пятьсот рублей – в счёт оброка с вотчин, помог советами. Предстоял последний, но нелёгкий участок пути.
«Из сей сибирской столицы повезли его и детей в маленькой открытой повозке, ведомой лошадью, а в иных местах собаками, до Берёзова». Известие современника, сославшегося на разных очевидцев.
Петербург любопытствовал, Россия полнилась слухами о злоключениях низвергнутого. Сочувственно говорят о нём ссыльные, простолюдины, сам же не потревожит царский дворец ни просьбой, ни жалобой – гордое хранит безмолвие.
Передаваемая из уст в уста несётся молва и в Кириллов – великую государеву крепость, в мужской монастырь: оттуда под землёй проложен ход в Горицкую обитель, женскую. Вести о близких – единственная отрада инокини Варсонофии, не жалеет она скудеющий запас ефимков для тайных вестников.
Слышно, Меншиков, поселившийся сперва в крепостце, взялся за топор, вместе со слугами срубил избу и домовую церковку. А судьба нанесла ещё один страшный удар: оспа, снова залютовавшая в империи, настигла и в отдалённом Берёзове. Дети слегли, старшая дочь не вынесла… Прозвонили по боярышне Марии колокола – рачением инокини в Горицах, рачением друзей – в Москве, в Петербурге.
«…и в неволе моей наслаждаюсь свободой духа, которой не знал я, когда правил делами государства».
Сказано это товарищу по ссылке или торговцу мехами, скотом, залётному военному. Стойкость в несчастьях поразила гостя. Запомнил он вызов в запавших прищуренных глазах, в усмешке.
– Остерман дал большую волю царю, это опасно для России. А бояре терпят… Натворят глупостей без меня. Вразумить-то, видать, некому.
– Хочет ли князь вернуться?
– Нет, мои дни сочтены. Если и позовут, болезнь дорожный-то лист отнимет. Нет, нет… Вот могила Маши, рядом меня положат.
Данилыч рад посетителям, кормит сытно, говорит шутя, что и здесь у него уголок Петербурга. Бороды пакли лезут из пазов бревенчатой стены, на дороге рычат псы-волкодавы. К обеду, тем более званому, хозяин и дети надевают парадное, уцелевшее из дворцового гардероба, прислуживает лакей. Вместо люстры многосвечовой канделябр на пять огней, – и то роскошь, похоже, в прочих домах жгут лучину. В хозяйстве четыре коровы, бык, куры. Кругом вдоволь дичи, в реке Сосьве, притоке Оби, – рыбы. Князь добротой и щедростью завоевал преданность и симпатию слуг – от такого господина не бегут.
Огород при доме бедный – лопата, углубившись, встречает панцирь вечной мерзлоты, растения страдают от стужи, тёплая пора коротка. Правда, она весьма солнечная, и для разведения огурцов устроен парник. Данилыч подумывает даже об оранжерее.
Прежний регламент дня, петербургский, он пытается сохранить – подъём зимою в седьмом часу, летом в пятом или шестом. Сперва «часы» – общая утренняя молитва, затем слушание дел. Нет предспальни, нет и чиновных, толпившихся там; ждёт светлейшего слуга – дворецкий, он же секретарь. Господин выходит на кухню – она же столовая, – слушает новости, смотрит счета, решает вопросы хозяйственные. Служанка, остячка, тем временем доит коров, Александра помогает ей – отец запретил гнушаться чёрной работы. Доением и некоторые принцессы забавляются… По примеру царицы Екатерины дочь наловчилась печь хлебы, пироги, проворно лепит пельмени, кои поедаются в горячем бульоне.
Туалетные её снадобья – французские мази, ароматы – уже истощились, но уж в воскресенье поселянка непременно превращается в княжну – отец того требует. Танцевать заставляет с братом, из волос башню сооружать, повторять политесы – пригодится ведь.
– Я умру, вас выпустят.
Сыну труднее придать вид комильфо, одичал мальчишка, век бы бегал в посконном, в овчинном. Водовоз-остяк сделал ему лук и стрелы, санки, показал, как рыбу ловить в проруби. Животных Сашка жалеет, таскает домой разную мелкую живность, растит в загородке оленёнка.
Только для детей стоит жить теперь. Станет ли Сашка продолжателем трудов отца? По крайности, пусть имя несёт достойно, сознавая заслуги родителя. Просвещение, начатое Петром, авось не отменят стародумы, большие бороды, – умы нынче надобны, обострённые науками. Данилыч досадует – сам-то пренебрегал ими, захваченный великим поспешанием Петра. Книг в доме – Евангелие, Дарьюшкин месяцеслов да французские комплименты, которые дочь сотый раз перечитывает.
– Великий государь говорил – блажен, кто учит и разумеет учение, прочие же не лучше скотов.
Почти каждый день просвещает детей Данилыч. Разбирает он печатные словеса куда быстрее, чем раньше, когда секретари читали ему вслух.
– Тогда Ирод, видев тако поруган бысть от волхвов, разгневася зело и послав избить вся дети сущие в Вифлееме и во всех пределах его, от двоу лету и нижайше… Значит, убить Христа-младенца, о коем ему напророчили, заодно и прочих – вишь, чего распалился Ирод! Дурные владыки ему подобны.
Толкуя Евангелие шире, переходил к судьбе собственных чад. Остерман с радостью изничтожил бы их, боясь кары, – хорошо, законы, введённые Петром, невинных защищают.
Обращается князь главным образом к сыну – четырнадцать лет уже, мужские заботы близятся.
– Пётр Алексеевич был истинно велик, в тысячелетии единственный, мне счастье выпало служить ему. Супруга его покойница наглупила бы, да я обуздывал. И нынешнего монарха обломал бы, да встрял немец между нами…
Подмигнув лукаво, продолжил:
– Ан и великому царю камрат нужен, коль из лапотных, так лучше…
Помнить Сашке надо – он Меншиков, не для рабства рождён, не для слепого подчинения. Несть греха в укрощении злого монарха, напротив – долг святой. Задача сия сложная, политическая, умей выбрать друзей, распознать противников.
– На войне проще, там униформа врага отличает. В политике машкерад, притворство. Наперёд не рассчитаешь, как поступить. Вот, сказано в Писании – не пецытеся убо наутреи, утрений бо собою печётся: довлеет дневи злоба его.
Иногда родитель мрачнел и читал громко, с чувством о Иерусалиме, граде жестоком, избивающем пророков, – понимай, о Петербурге.
Неразлучный на занятиях присутствовал. Данилыч приучил детей относиться к лику портретному с чувством особым: они искали в чертах Петра, вместе с отцом, одобрение, согласие или недовольство, гнев или ласку, радость или печаль. Вглядывались в парсуну, оживляемую зыбким пламенем свечей либо отсветами топящейся печи, переменчивым светом дня. Однако тот же царь нанял Остермана, змею подколодную.
Сашка, бодая головой воздух, как молодой бычок, бурчит:
– Гнать всех немцев.
– Пустое городишь, немецкие мастера, коммерсанты нам на благо. А вельможи ни к чему… На кой ляд они!
Срывается и словцо не для детских ушей. В углу под парсуной в полумраке видятся князю седые головы, расшитые кафтаны. Часто свои рассуждения начинает фразой:
– Говорил я боярам…
Случается, нежданный гость внимает, присоединившись к сему собранию.
– С мужика три шкуры дерём, оголодал мужик. Притча есть про дурака – имел он курицу, несла она золотые яйца. Да он на корм ей скупился, зарезал её. Думал, кладезь золота у ней в животе. Это наша экономия. Блеснуло что, ухватить, да в карман. А откуда растёт богатство?
Смотреть вдаль неспособны. Затевает помещик мануфактуры в городе, ему бы нанять вольных – нет, выгадывает, крестьян своих запрягает. Втуне лежит царский указ, запрещающий это. Купцы покупают крепостных для своих заводов – тоже против указа.
– Европа отчего богаче нас? Ушёл мужик в город, и там он свободный. То промыслам подпора, и всему народу выгода. У нас же господин вцепился в крепостного. Боится – убежит, пустые-то земли рядом, в степях скроется или в Сибири этой. Землёй-то богаты мы….. Вёрсты немеренные, пустыня дикая, сослать есть куда…
В Европе – видел князь – многолюдно, тесно, да теснота на поверку благоприятна. Крестьян не продают как скотину, от рабства давно избавлены, и бежать им из родных мест нет резона.
– Нашему мужику подушную подать убавить, на три копейки даже, и то будет облегчение. Иначе бегство не остановить. И под Москвой, глядишь, была пашня, сейчас пустыня.
Изливши душу, Данилыч впадал в задумчивость День и другой могла она длиться, чада напрасно тормошили.
К осени грудная болезнь резко усилилась. Слабел, топор валился из рук. Однако упорствовал, начатую при доме баню желал докончить, обижался на детей, отнимавших инструмент. Но кровь из горла пошла шибко, после чего слёг, погрузился в некое отупение или дрёму. Очнувшись, не сразу узнал сына и дочь, припавших к нему. Губы тронула улыбка:
– Скоро освобожу вас…
Холод – союзник хворей – наступил рано, больной задыхался, с трудом держал кружку с молоком. Разговаривал с великим государем, часто повторял:
– Иду к тебе, фатер.
ЭПИЛОГ
КОММЕНТАРИИ
Об авторах
Хронологическая таблица
Надзирателю странно – государственный преступник, да ещё опаснейший, за многие вины осуждённый, но с утра гладко выбрит, напрыскан ароматами, одет в атлас либо в узорчатое дорогое сукно. А приличнее бы ему быть в лохмотьях, униженным. Неприятно Крючку, что арестант снискал симпатии солдат, слуг – приветливостью, разными глаголами.
– Я мужик, на крыльях российского орла в небесах парил, ни один мужик толикой славы не имел, а теперь возвращаюсь в простое существование в убогой хижине. Отчего сие произошло? Возвышение человека и награды за честный труд зависть рождают и клевету.
Крючок тут как тут. Внимает хмуро, и по роже угадываешь – запретил бы вольную речь. По сути, пахнет хулой на царя, помазанника Божьего. Каменеет фигура сыщика, изогнутая от напряжения. В донесение воткнёт? Криминала не густо, всё же….. Скорее всего, ловит на оговорке. Вдруг повезёт ему, нечто поважнее ухватит.
Данилычу любо дразнить вольными речами, касаться грани допущенного.
– Великий государь поучал – лучше десять виновных оправдать, чем одного невинного предать казни.
Делая на первом слове ударение, великого ставил в пример, малого порицал. Но то субстанция тонкая, не для рапорта в Питер. Лейтенант на две минуты брал перо, с кислой миной вручал пакет почтмейстеру. Прибыли такого-то числа, восприяли путь – что ещё успевал написать? По-своему честен, вряд ли станет врать. Помазаннику, обожаемому монарху…
Извёлся Крючок. Выпытывает у солдат, не подстрекает ли князь к чему дурному. Впервые достался ему такой арестант, и тщится обер-конвоир разгадать его. Удивляет бесстрастие преступника, страшит даже. Чинитель многих неведомых, ужасных злодейств, по сути достойный смерти… Коварен, стало быть, необычайно – ведь столько лет служил, богател, упивался властью, мудрейшего царя сумел обмануть, царицу. И едет с десятком слуг, что никому в сём положении не дозволялось. Протектора, что ли, имеет?
В Переславле Рязанском, куда поезд, политый дождями, дотащился 21 апреля, надзор Крючка ослабел. Путь отсюда водой, кибитки покинуты, и тут уж он отвёл душу, ринулся «допрашивать» злополучные экипажи, да с топором – щепа полетела. Затем занялся приготовлениями к отплытию, во время коих Данилыч совершал с детьми моционы, посетил обедню, вечерню. Приставленного солдата толпа в церкви оттёрла. К светлейшему пробился незнакомый человек в заношенной хламиде – беглый монах, поди… Подобных тысячи топчут российские дороги и тропы; шатуны, юроды, суеверие разносят, – великий государь ненавидел их, и Данилыч отшатнулся. Но бродяжка тыкал носом в грудь, шептал отрывисто, задыхаясь.
– Я от царевны… Упекли Варвару. Не Варвара она, Варсонофия, смекай! Была в Александровой, да нету – ноне в Горицах. Смекай! Докучала челобитьями. Смекай! Вот за это её…
Князь смешался, столь нежданной была весть. Полез в карман, зажал в кулаке рубль, а бродяжка исчез, растворился в многолюдстве. Спугнули? Но вскоре вынырнул, небось заметил добрый жест.
– А тебя в Сибирь? Я передам, смекай! Скажут ей… Ничего, ты сытый.
Обнажил в усмешке редкие порченые зубы. Верно, поделится мздой с товарищами, которые за три дня стоянки выследили приезжих, опознали… Искать сию почту лапотную, пожалуй, не стоит, главное им известно. В Сибирь…
Варька бедная… Варсонофия, пострижена, значит… Горицы, Горицы… Возле Кириллова это, похуже есть места. Постриг, темница… Дарье тяжкий удар будет, но должна ведь услышать про сестру.
Сказал и раскаялся – княгине стало хуже. Сна лишилась, пища ей опротивела, особливо мясная. Жалобы, попрёки…
– Да, матушка, глупость моя, – Данилыч каялся искренне, бил себя в грудь. – Припутал её, зря припутал. Остерман, вишь, тиранствует…
– Все отвернулись. Она одна, мученица…
Крючок между тем добывал бурлаков, баржу. Просторна после тесных тряских повозок, наградивших синяками. Судно возило рожь, да недавно кто-то поджёг – со зла или спьяну, – залатано наспех, ветер посвистывает в щелях. Под ногами хрустит горелое зерно, скребутся крысы. Ночью Мария завизжала – на кровать прыгнула мерзкая тварь, куснула палец.
Ока разлилась – студёная, серая, – вьюгой клубится туман, поглощая берега. Бурлаки тянули бодро, течение пособляло. Дарья ослабела, всё реже вставала с постели, сделалась безучастной, что Данилыча угнетало более, чем жалобы.
Подобрал месяцеслов, упавший на пол, возгласил нарочно весело, разобрав начало строки:
– Апостол Ясон завтра. Ветер тепляк, здоровяк. Весна-то своё берёт. А там и летечко золотое.
– Не увижу я…
– Мелешь ты несуразное, матушка От гипохондрии ещё никто не помирал…
Но бывает же – за одной хворью другая… В Нижнем Новгороде послал за лекарем, привели старого, подслеповатого. Потрогал лоб больной, велел высунуть язык, щупал пульс, недовольно хмыкнул. В заключение объявил, что угрозы для жизни нет. Для аппетита рекомендует кислую капусту перед едой, малость водки. Данилыч щедро угостил эскулапа – ушёл он еле можахом. А к вечеру Дарья впала в забытьё, звала сестру, напоминала об ожерелье каком-то. Мария-де непременно наденет к свадьбе.
Течение Волги подхватило барку. Бурлаки в упряжках своих заводили песню, взмывала она громко, дружно, потом распадалась, таяла. Плавучие бревна гулко ударяли о борт. Всё это едва проникало в отрешённость больной, даже голоса детей перестала узнавать. Ощутив ложку с декохтом, сжимала зубы. В Казани наступило просветление, позволившее причастить княгиню.
Ночью она тихо скончалась.
Похоронили в селе Лаишеве, водрузили деревянный крест на могиле. Данилыч заказал каменотёсам памятник, заплатив вперёд. Узреть работу не довелось – Крюковский торопил с отплытием.
Перину из-под покойницы распорол-таки – в чаянии найти рубин.
Остерман получал донесения лейтенанта регулярно и мог радовать царя: Меншиков не сбежал, не взбунтовал народ, всё дальше он, дерзновенный, от столицы, от престола. Многие вины, недосказанные, царедворец перечислил – государственная измена, растраты, всяческое лихоимство и воровство. Отрок охотно и на слово поверил бы своему воспитателю.
– Рубин, ваше величество, разыскивается. Прилагаем елико возможное старание.
Пётр малый топнул ножкой.
– Мешкаете, экселенц! Найти!
Положение Остермана упрочилось, он по сути глава Верховного совета. Действует осторожно, самолюбие вельмож щадит. Не хотят они, избавившись от Меншикова, подчиниться новому честолюбцу, наслаждаются властью, достигнутой наконец при монархе-отроке.
Барка двигалась по Каме медленно против течения. Бурлаки пели надсадно, панихидой звучала песня, исторгала слёзы у изгнанников. Жалели и слуги незлобивую, сердечную госпожу.
В Соли Камской 24 июня высадились, отсель путь по суше… Крюковский, вовсе оставивший мысль о неуловимом камне, забросил перо надолго. Царь подносил к носу Остермана пухлый кулачок.
– Упустили злодея?
Повозки плутали в лесных чащах, вязли в болотах, одолевали кручи Северного Урала. Затем объяло, внушая трепет, сибирское безлюдье. 15 июля в Тобольске лейтенант привёл арестанта к губернатору и немедля отбыл. Выражение досады, укора, застывшее на его лице, ничуть не сгладилось, когда прощался, сдавал Меншиковым имущество. И здравия не пожелал, невежа…
Губернатор принял знаменитого преступника учтиво – понимал, вероятно, изменчивость фортуны, шаткость наступившего правления. Выдал пятьсот рублей – в счёт оброка с вотчин, помог советами. Предстоял последний, но нелёгкий участок пути.
«Из сей сибирской столицы повезли его и детей в маленькой открытой повозке, ведомой лошадью, а в иных местах собаками, до Берёзова». Известие современника, сославшегося на разных очевидцев.
Петербург любопытствовал, Россия полнилась слухами о злоключениях низвергнутого. Сочувственно говорят о нём ссыльные, простолюдины, сам же не потревожит царский дворец ни просьбой, ни жалобой – гордое хранит безмолвие.
Передаваемая из уст в уста несётся молва и в Кириллов – великую государеву крепость, в мужской монастырь: оттуда под землёй проложен ход в Горицкую обитель, женскую. Вести о близких – единственная отрада инокини Варсонофии, не жалеет она скудеющий запас ефимков для тайных вестников.
Слышно, Меншиков, поселившийся сперва в крепостце, взялся за топор, вместе со слугами срубил избу и домовую церковку. А судьба нанесла ещё один страшный удар: оспа, снова залютовавшая в империи, настигла и в отдалённом Берёзове. Дети слегли, старшая дочь не вынесла… Прозвонили по боярышне Марии колокола – рачением инокини в Горицах, рачением друзей – в Москве, в Петербурге.
«…и в неволе моей наслаждаюсь свободой духа, которой не знал я, когда правил делами государства».
Сказано это товарищу по ссылке или торговцу мехами, скотом, залётному военному. Стойкость в несчастьях поразила гостя. Запомнил он вызов в запавших прищуренных глазах, в усмешке.
– Остерман дал большую волю царю, это опасно для России. А бояре терпят… Натворят глупостей без меня. Вразумить-то, видать, некому.
– Хочет ли князь вернуться?
– Нет, мои дни сочтены. Если и позовут, болезнь дорожный-то лист отнимет. Нет, нет… Вот могила Маши, рядом меня положат.
Данилыч рад посетителям, кормит сытно, говорит шутя, что и здесь у него уголок Петербурга. Бороды пакли лезут из пазов бревенчатой стены, на дороге рычат псы-волкодавы. К обеду, тем более званому, хозяин и дети надевают парадное, уцелевшее из дворцового гардероба, прислуживает лакей. Вместо люстры многосвечовой канделябр на пять огней, – и то роскошь, похоже, в прочих домах жгут лучину. В хозяйстве четыре коровы, бык, куры. Кругом вдоволь дичи, в реке Сосьве, притоке Оби, – рыбы. Князь добротой и щедростью завоевал преданность и симпатию слуг – от такого господина не бегут.
Огород при доме бедный – лопата, углубившись, встречает панцирь вечной мерзлоты, растения страдают от стужи, тёплая пора коротка. Правда, она весьма солнечная, и для разведения огурцов устроен парник. Данилыч подумывает даже об оранжерее.
Прежний регламент дня, петербургский, он пытается сохранить – подъём зимою в седьмом часу, летом в пятом или шестом. Сперва «часы» – общая утренняя молитва, затем слушание дел. Нет предспальни, нет и чиновных, толпившихся там; ждёт светлейшего слуга – дворецкий, он же секретарь. Господин выходит на кухню – она же столовая, – слушает новости, смотрит счета, решает вопросы хозяйственные. Служанка, остячка, тем временем доит коров, Александра помогает ей – отец запретил гнушаться чёрной работы. Доением и некоторые принцессы забавляются… По примеру царицы Екатерины дочь наловчилась печь хлебы, пироги, проворно лепит пельмени, кои поедаются в горячем бульоне.
Туалетные её снадобья – французские мази, ароматы – уже истощились, но уж в воскресенье поселянка непременно превращается в княжну – отец того требует. Танцевать заставляет с братом, из волос башню сооружать, повторять политесы – пригодится ведь.
– Я умру, вас выпустят.
Сыну труднее придать вид комильфо, одичал мальчишка, век бы бегал в посконном, в овчинном. Водовоз-остяк сделал ему лук и стрелы, санки, показал, как рыбу ловить в проруби. Животных Сашка жалеет, таскает домой разную мелкую живность, растит в загородке оленёнка.
Только для детей стоит жить теперь. Станет ли Сашка продолжателем трудов отца? По крайности, пусть имя несёт достойно, сознавая заслуги родителя. Просвещение, начатое Петром, авось не отменят стародумы, большие бороды, – умы нынче надобны, обострённые науками. Данилыч досадует – сам-то пренебрегал ими, захваченный великим поспешанием Петра. Книг в доме – Евангелие, Дарьюшкин месяцеслов да французские комплименты, которые дочь сотый раз перечитывает.
– Великий государь говорил – блажен, кто учит и разумеет учение, прочие же не лучше скотов.
Почти каждый день просвещает детей Данилыч. Разбирает он печатные словеса куда быстрее, чем раньше, когда секретари читали ему вслух.
– Тогда Ирод, видев тако поруган бысть от волхвов, разгневася зело и послав избить вся дети сущие в Вифлееме и во всех пределах его, от двоу лету и нижайше… Значит, убить Христа-младенца, о коем ему напророчили, заодно и прочих – вишь, чего распалился Ирод! Дурные владыки ему подобны.
Толкуя Евангелие шире, переходил к судьбе собственных чад. Остерман с радостью изничтожил бы их, боясь кары, – хорошо, законы, введённые Петром, невинных защищают.
Обращается князь главным образом к сыну – четырнадцать лет уже, мужские заботы близятся.
– Пётр Алексеевич был истинно велик, в тысячелетии единственный, мне счастье выпало служить ему. Супруга его покойница наглупила бы, да я обуздывал. И нынешнего монарха обломал бы, да встрял немец между нами…
Подмигнув лукаво, продолжил:
– Ан и великому царю камрат нужен, коль из лапотных, так лучше…
Помнить Сашке надо – он Меншиков, не для рабства рождён, не для слепого подчинения. Несть греха в укрощении злого монарха, напротив – долг святой. Задача сия сложная, политическая, умей выбрать друзей, распознать противников.
– На войне проще, там униформа врага отличает. В политике машкерад, притворство. Наперёд не рассчитаешь, как поступить. Вот, сказано в Писании – не пецытеся убо наутреи, утрений бо собою печётся: довлеет дневи злоба его.
Иногда родитель мрачнел и читал громко, с чувством о Иерусалиме, граде жестоком, избивающем пророков, – понимай, о Петербурге.
Неразлучный на занятиях присутствовал. Данилыч приучил детей относиться к лику портретному с чувством особым: они искали в чертах Петра, вместе с отцом, одобрение, согласие или недовольство, гнев или ласку, радость или печаль. Вглядывались в парсуну, оживляемую зыбким пламенем свечей либо отсветами топящейся печи, переменчивым светом дня. Однако тот же царь нанял Остермана, змею подколодную.
Сашка, бодая головой воздух, как молодой бычок, бурчит:
– Гнать всех немцев.
– Пустое городишь, немецкие мастера, коммерсанты нам на благо. А вельможи ни к чему… На кой ляд они!
Срывается и словцо не для детских ушей. В углу под парсуной в полумраке видятся князю седые головы, расшитые кафтаны. Часто свои рассуждения начинает фразой:
– Говорил я боярам…
Случается, нежданный гость внимает, присоединившись к сему собранию.
– С мужика три шкуры дерём, оголодал мужик. Притча есть про дурака – имел он курицу, несла она золотые яйца. Да он на корм ей скупился, зарезал её. Думал, кладезь золота у ней в животе. Это наша экономия. Блеснуло что, ухватить, да в карман. А откуда растёт богатство?
Смотреть вдаль неспособны. Затевает помещик мануфактуры в городе, ему бы нанять вольных – нет, выгадывает, крестьян своих запрягает. Втуне лежит царский указ, запрещающий это. Купцы покупают крепостных для своих заводов – тоже против указа.
– Европа отчего богаче нас? Ушёл мужик в город, и там он свободный. То промыслам подпора, и всему народу выгода. У нас же господин вцепился в крепостного. Боится – убежит, пустые-то земли рядом, в степях скроется или в Сибири этой. Землёй-то богаты мы….. Вёрсты немеренные, пустыня дикая, сослать есть куда…
В Европе – видел князь – многолюдно, тесно, да теснота на поверку благоприятна. Крестьян не продают как скотину, от рабства давно избавлены, и бежать им из родных мест нет резона.
– Нашему мужику подушную подать убавить, на три копейки даже, и то будет облегчение. Иначе бегство не остановить. И под Москвой, глядишь, была пашня, сейчас пустыня.
Изливши душу, Данилыч впадал в задумчивость День и другой могла она длиться, чада напрасно тормошили.
К осени грудная болезнь резко усилилась. Слабел, топор валился из рук. Однако упорствовал, начатую при доме баню желал докончить, обижался на детей, отнимавших инструмент. Но кровь из горла пошла шибко, после чего слёг, погрузился в некое отупение или дрёму. Очнувшись, не сразу узнал сына и дочь, припавших к нему. Губы тронула улыбка:
– Скоро освобожу вас…
Холод – союзник хворей – наступил рано, больной задыхался, с трудом держал кружку с молоком. Разговаривал с великим государем, часто повторял:
– Иду к тебе, фатер.
ЭПИЛОГ
Удивительная жизнь, рассказанная здесь, оборвалась 12 ноября 1729 года.
Конкурент Меншикова – Остерман – торжествовал всего три месяца. Пётр II умер от оспы, очередная дворцовая встряска омрачила карьеру талантливого политика. На трон взошла Анна Курляндская, настала пора, получившая наименование бироновщины. Дети Меншикова вернулись из ссылки, императрица приняла их милостиво. Манила легенда о тайниках, набитых княжескими сокровищами.
Александра по воле императрицы вышла замуж за Густава Бирона – брата временщика. Александра определили в гвардию. Заметных лавров он не снискал, но дослужился до чина генеральского.
Мориц Саксонский, порождение века интриг и авантюр, спасся от русских войск, переодетый крестьянином, в рыбачьей лодке. Он и впоследствии заявлял права на герцогство. Курляндия вошла в состав Российской империи при Екатерине II.
Делёж меншиковских богатств затянулся на десятилетия. Дети получили несколько поместий, княжеский гардероб, медную и оловянную посуду. Монархи раздаривали земли и драгоценности, перешедшие в казну, чиновная рать жадно воровала. Многие редкости пропали бесследно – в том числе уникальный рубин.
Следственная комиссия годами разбирала жалобы обиженных князем, претензии кредиторов – честные и фальшивые. Престарелый Пётр Толстой и прочие «заговорщики» дождались прощения, так же, как Волконская и её салонные фрондёры. Предок Пушкина Ганнибал, произведённый в генералы, командовал в тридцатых годах артиллерией в Прибалтике.
Меншиков при всей своей проницательности вряд ли мог вообразить воцарение Анны.
Избавившись от него, Верховный тайный совет утвердился как орган коллегиального правления. Упования Голицына, склонного к парламентаризму, оживились. Но вельможам не хватало единства. В среде родовитых бытовали традиции феодального боярства, которое считало государственную службу «кормлением», яростно отстаивало интересы фамильные, узковотчинные.
Ревнители старого возликовали, когда двор пребывал в Москве. Хотели, чтобы он там и остался. После смерти юного царя Петербург – снова столица, к радости тех, кто дорожил «окном в Европу». Предтечи западников и славянофилов продолжали борьбу между собой, но с позиций идейных то и дело соскальзывали в трясину амбиций и семейных свар.
«Интриги этого двора заставляют всех благомыслящих людей плакать кровавыми слезами», – писал испанский посол де Лириа.
Преемницу Петра II избрал Верховный тайный совет. Думалось, что курляндская вдова, племянница Петра Великого, будет сговорчивее, нежели Елизавета – родная его дочь. Человек, знавший лучше герцогиню, покоился в земле Берёзова. «Верховники» – так прозваны Голицын и его единомышленники – подготовили «кондиции», то есть условия. Речь вовсе не шла о восстановлении боярской думы XVII века – чисто совещательной, зависевшей от царского произвола.
«Кондиции» обязывали государыню. То был первый проект русской конституции. Слово Совета в важнейших вопросах – войны и мира, налогов и т .п. – должно было стать решающим.
Как известно, попытка потерпела неудачу, отважные инициаторы угодили в ссылку. Анну поддержал фаворит – он железной рукой взял руль управления. По отзыву современника, Бирон «судил о лошадях, как о людях, о людях же, как о лошадях».
Позволительно гадать, чем закончилось бы выступление «верховников», будь рядом с Голицыным – просвещённым теоретиком – умелый, прогрессивный практик, популярный в народе, в армии. История нуждается в таких людях, а в кризисную пору особенно.
Кажется, перст истории указывал на Меншикова… Он создал Верховный тайный совет в противовес императрице Екатерине, но действовал, как мы видели, всё более в угоду личному беспредельному тщеславию. Испытания властью он не выдержал. Преданный, высоко одарённый сподвижник Петра-преобразователя, он сделал много полезного для России, но кончил бесславно.
Трагедия властолюбца всегда поучительна…
Сегодня ничто в Берёзове не напоминает о Меншикове. Река Сосьва размыла могилу, останки унесла. Церковь, построенная князем, давно сгорела, восстановить было некому. Род Меншиковых в конце прошлого века пресёкся. Ярлыки «казнокрада», «временщика», а также аристократические предрассудки мешали оценить истинную роль Александра Данилыча, расхолаживали историков. До революции ему была посвящена лишь одна монография. Современному читателю открыл Меншикова профессор Н. И Павленко[403], труд которого оказал мне большую помощь.
Жители города Берёзова решили поставить памятник Меншикову – одному из самых выдающихся политических деятелей России.
Конкурент Меншикова – Остерман – торжествовал всего три месяца. Пётр II умер от оспы, очередная дворцовая встряска омрачила карьеру талантливого политика. На трон взошла Анна Курляндская, настала пора, получившая наименование бироновщины. Дети Меншикова вернулись из ссылки, императрица приняла их милостиво. Манила легенда о тайниках, набитых княжескими сокровищами.
Александра по воле императрицы вышла замуж за Густава Бирона – брата временщика. Александра определили в гвардию. Заметных лавров он не снискал, но дослужился до чина генеральского.
Мориц Саксонский, порождение века интриг и авантюр, спасся от русских войск, переодетый крестьянином, в рыбачьей лодке. Он и впоследствии заявлял права на герцогство. Курляндия вошла в состав Российской империи при Екатерине II.
Делёж меншиковских богатств затянулся на десятилетия. Дети получили несколько поместий, княжеский гардероб, медную и оловянную посуду. Монархи раздаривали земли и драгоценности, перешедшие в казну, чиновная рать жадно воровала. Многие редкости пропали бесследно – в том числе уникальный рубин.
Следственная комиссия годами разбирала жалобы обиженных князем, претензии кредиторов – честные и фальшивые. Престарелый Пётр Толстой и прочие «заговорщики» дождались прощения, так же, как Волконская и её салонные фрондёры. Предок Пушкина Ганнибал, произведённый в генералы, командовал в тридцатых годах артиллерией в Прибалтике.
Меншиков при всей своей проницательности вряд ли мог вообразить воцарение Анны.
Избавившись от него, Верховный тайный совет утвердился как орган коллегиального правления. Упования Голицына, склонного к парламентаризму, оживились. Но вельможам не хватало единства. В среде родовитых бытовали традиции феодального боярства, которое считало государственную службу «кормлением», яростно отстаивало интересы фамильные, узковотчинные.
Ревнители старого возликовали, когда двор пребывал в Москве. Хотели, чтобы он там и остался. После смерти юного царя Петербург – снова столица, к радости тех, кто дорожил «окном в Европу». Предтечи западников и славянофилов продолжали борьбу между собой, но с позиций идейных то и дело соскальзывали в трясину амбиций и семейных свар.
«Интриги этого двора заставляют всех благомыслящих людей плакать кровавыми слезами», – писал испанский посол де Лириа.
Преемницу Петра II избрал Верховный тайный совет. Думалось, что курляндская вдова, племянница Петра Великого, будет сговорчивее, нежели Елизавета – родная его дочь. Человек, знавший лучше герцогиню, покоился в земле Берёзова. «Верховники» – так прозваны Голицын и его единомышленники – подготовили «кондиции», то есть условия. Речь вовсе не шла о восстановлении боярской думы XVII века – чисто совещательной, зависевшей от царского произвола.
«Кондиции» обязывали государыню. То был первый проект русской конституции. Слово Совета в важнейших вопросах – войны и мира, налогов и т .п. – должно было стать решающим.
Как известно, попытка потерпела неудачу, отважные инициаторы угодили в ссылку. Анну поддержал фаворит – он железной рукой взял руль управления. По отзыву современника, Бирон «судил о лошадях, как о людях, о людях же, как о лошадях».
Позволительно гадать, чем закончилось бы выступление «верховников», будь рядом с Голицыным – просвещённым теоретиком – умелый, прогрессивный практик, популярный в народе, в армии. История нуждается в таких людях, а в кризисную пору особенно.
Кажется, перст истории указывал на Меншикова… Он создал Верховный тайный совет в противовес императрице Екатерине, но действовал, как мы видели, всё более в угоду личному беспредельному тщеславию. Испытания властью он не выдержал. Преданный, высоко одарённый сподвижник Петра-преобразователя, он сделал много полезного для России, но кончил бесславно.
Трагедия властолюбца всегда поучительна…
Сегодня ничто в Берёзове не напоминает о Меншикове. Река Сосьва размыла могилу, останки унесла. Церковь, построенная князем, давно сгорела, восстановить было некому. Род Меншиковых в конце прошлого века пресёкся. Ярлыки «казнокрада», «временщика», а также аристократические предрассудки мешали оценить истинную роль Александра Данилыча, расхолаживали историков. До революции ему была посвящена лишь одна монография. Современному читателю открыл Меншикова профессор Н. И Павленко[403], труд которого оказал мне большую помощь.
Жители города Берёзова решили поставить памятник Меншикову – одному из самых выдающихся политических деятелей России.
КОММЕНТАРИИ
Об авторах
ПЕТРОВ ПЁТР НИКОЛАЕВИЧ (1827 – 1891) –литератор, археолог, знаток русского искусства, деятельный член Исторического общества. Занимался разбором исторических актов, материалов по истории и археологии. В журнале «Всемирная иллюстрация» вёл отдел геральдики. П. Н. Петров был участником «Энциклопедического словаря русских учёных» (под редакцией П. Л. Лаврова), «Энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона. В первом – напечатано около 300 его статей по русской истории, искусству, топографии Петербурга.
Он был автором четырёх исторических романов: «Семья вольнодумцев» (1872), «Царский суд» (1877), «Балакирев» (1881), «Белые и чёрные» (1889). Печатался в журналах «Нива», «Всемирный труд», «Северное сияние» и др.
Для «Всемирной иллюстрации» Петров составил «Альбом русских народных сказок и былин» (1875), «Альбом 200-летнего юбилея Петра I» (1872, совместно с С. Н. Шубинским) и др. Им написана брошюра «Памятник тысячелетию государства Российского», которая раздавалась при открытии памятника в Новгороде в 1862 году.
Определённую ценность имеют его книги по генеалогии: «История родов русского дворянства» (1886), «Специальные заметки по генеалогии и геральдике» (1871). Не устарели и такие его книги, как «История С-Петербурга за 1703 – 1782 гг.» (1885), и особенно его разыскания по истории петровского времени: «Очерк жизни Петра Великого» (1872), «Пётр Великий, последний царь московский и первый император всероссийский» (1872) и др.
Петров отличался хорошей памятью и неутомимостью в работе. Один из современников назвал его «необыкновенно выносливым чернорабочим литературы».
Роман «Белые и чёрные» рассказывает о недолгом царствовании жены Петра I – Екатерины I и о дворцовых интригах в борьбе за власть и влияние на императрицу.
Текст печатается по изданию: Петров П. Н. Белые и чёрные. 1725 – 1727 гг.: Исторический роман., СПб., 1889.
ТЫНЯНОВ ЮРИЙ НИКОЛАЕВИЧ (1894 – 1943), писатель, литературовед, мастер исторического романа. Широко известны его книги «Кюхля» (1925), «Смерть Вазир-Мухтара» (1927 – 1928) об А. С. Грибоедове, «Пушкин» (неоконч.), а также рассказы «Подпоручик Киже», «Малолетний Витушишников», «Восковая персона» и др. Глубокий исследователь поэтического языка, он является автором многих оригинальных работ в этой области, наиболее значительные из которых – «Архаисты и новаторы» (1925) и «Проблемы стихотворного языка».
Рассказ «Восковая персона» (1931) печатается по изданию: Тынянов Ю. Кюхля: Рассказы. М.: Худож. лит., 1973.
ДРУЖИНИН ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ – журналист, писатель. Родился в 1908 г . в Ярославле. Окончив Ленинградский университет, получил специальность этнографа, много лет посвятил журналистике. Из путевых очерков составлялись книги. Во время войны вёл с микрофоном в руке агитацию на переднем крае среди войск противника. Заядлый путешественник, овладевший несколькими языками, он привлёк внимание читателей описаниями быта, традиции, культуры разных стран. Работал и в жанре остросюжетной повести. Часто обращался к историческим темам, а в последние десятилетия изучал эпоху Петра Великого (романы: «Державы Российской посол» – о дипломатических трудах князя Бориса Куракина, «Град Петра» – о строительстве Петербурга и событиях, с ним связанных). Новейшая книга Дружинина «Именем Ея Величества» (журнальный вариант – «Нева», № 4, 5 за 1991 г .) освещает малоизвестный период царствования Екатерины I и деятельности ближайшего соратника Петра А. Д. Меншикова. Владимир Николаевич Дружинин живёт в С.-Петербурге. В настоящем издании роман «Именем Ея Величества» впервые публикуется без сокращений.
Он был автором четырёх исторических романов: «Семья вольнодумцев» (1872), «Царский суд» (1877), «Балакирев» (1881), «Белые и чёрные» (1889). Печатался в журналах «Нива», «Всемирный труд», «Северное сияние» и др.
Для «Всемирной иллюстрации» Петров составил «Альбом русских народных сказок и былин» (1875), «Альбом 200-летнего юбилея Петра I» (1872, совместно с С. Н. Шубинским) и др. Им написана брошюра «Памятник тысячелетию государства Российского», которая раздавалась при открытии памятника в Новгороде в 1862 году.
Определённую ценность имеют его книги по генеалогии: «История родов русского дворянства» (1886), «Специальные заметки по генеалогии и геральдике» (1871). Не устарели и такие его книги, как «История С-Петербурга за 1703 – 1782 гг.» (1885), и особенно его разыскания по истории петровского времени: «Очерк жизни Петра Великого» (1872), «Пётр Великий, последний царь московский и первый император всероссийский» (1872) и др.
Петров отличался хорошей памятью и неутомимостью в работе. Один из современников назвал его «необыкновенно выносливым чернорабочим литературы».
Роман «Белые и чёрные» рассказывает о недолгом царствовании жены Петра I – Екатерины I и о дворцовых интригах в борьбе за власть и влияние на императрицу.
Текст печатается по изданию: Петров П. Н. Белые и чёрные. 1725 – 1727 гг.: Исторический роман., СПб., 1889.
ТЫНЯНОВ ЮРИЙ НИКОЛАЕВИЧ (1894 – 1943), писатель, литературовед, мастер исторического романа. Широко известны его книги «Кюхля» (1925), «Смерть Вазир-Мухтара» (1927 – 1928) об А. С. Грибоедове, «Пушкин» (неоконч.), а также рассказы «Подпоручик Киже», «Малолетний Витушишников», «Восковая персона» и др. Глубокий исследователь поэтического языка, он является автором многих оригинальных работ в этой области, наиболее значительные из которых – «Архаисты и новаторы» (1925) и «Проблемы стихотворного языка».
Рассказ «Восковая персона» (1931) печатается по изданию: Тынянов Ю. Кюхля: Рассказы. М.: Худож. лит., 1973.
ДРУЖИНИН ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ – журналист, писатель. Родился в 1908 г . в Ярославле. Окончив Ленинградский университет, получил специальность этнографа, много лет посвятил журналистике. Из путевых очерков составлялись книги. Во время войны вёл с микрофоном в руке агитацию на переднем крае среди войск противника. Заядлый путешественник, овладевший несколькими языками, он привлёк внимание читателей описаниями быта, традиции, культуры разных стран. Работал и в жанре остросюжетной повести. Часто обращался к историческим темам, а в последние десятилетия изучал эпоху Петра Великого (романы: «Державы Российской посол» – о дипломатических трудах князя Бориса Куракина, «Град Петра» – о строительстве Петербурга и событиях, с ним связанных). Новейшая книга Дружинина «Именем Ея Величества» (журнальный вариант – «Нева», № 4, 5 за 1991 г .) освещает малоизвестный период царствования Екатерины I и деятельности ближайшего соратника Петра А. Д. Меншикова. Владимир Николаевич Дружинин живёт в С.-Петербурге. В настоящем издании роман «Именем Ея Величества» впервые публикуется без сокращений.
Хронологическая таблица
1684 год
5 апреля – в семье литовского крестьянина Самуила Скавронского родилась дочь Марта, будущая российская императрица.
1702 год
Марта Скавронская попадает в плен при взятии русской армией Мариенбурга.
1705 год
Марта Скавронская становится фавориткой Петра I и его фактической женой. После принятия православия она взяла имя Екатерина.
1708 год
У Петра I и Екатерины рождается дочь Анна.
1709 год
Рождается дочь Елизавета.
1712 год
19 февраля – оформлен церковный брак Петра I с Екатериной.
1724 год
7 мая – коронация Екатерины I.
1725 год
28 января – скончался российский император Пётр I.
30 января – забальзамированное тело императора выставлено в дворцовом зале, и народ допущен до прощания.
5 февраля – указ Екатерины I: для облегчения положения крестьян убавить из подушных денег (74 коп.) по 4 коп.
13 февраля – гроб с телом императора перенесён в «печальную залу».
31 марта – скандал у гроба Петра I: обращаясь к покойному императору, П. И. Ягужинский жаловался на А. Д. Меншикова.
Март – возвращён в Петербург из ссылки П. П. Шафиров.
1 апреля – жители Петербурга разбужены страшным набатом: это была первоапрельская шутка императрицы.
22 апреля – донос Феофана Прокоповича императрице на архиепископа Феодосия.
Апрель – указ Екатерины I Правительствующему Сенату: приходить к ней каждую неделю по пятницам для доклада.
21 мая – в Троицком соборе заключён брак старшей цесаревны Анны Петровны с герцогом Голштинским Карлом Фридрихом.
Май – чрезвычайным министром в Польшу назначен князь В. Л. Долгорукий.
8 ноября – императрица делала смотр Ингерманландскому полку и, войдя затем в шатёр, пожаловала из своих рук напитками всех офицеров.
Декабрь – по распоряжению Екатерины I уничтожены все счётные дела Меншикова и сняты его долги казне.
Декабрь – учреждена Академия наук (президентом её назначен лейб-медик Блументрост).
1726 год
8 февраля – указ Екатерины I о создании Верховного тайного совета под председательством императрицы, в который вошли: А. Д. Меншиков, Ф. М. Апраксин, Г. И. Головкин, П. А. Толстой, А. И. Остерман, Д. М.Голицын, Карл Фридрих.
12 февраля – Сенатом получен указ от Верховного тайного совета о том, что Сенат должен писать в совет доношения, а совет будет присылать Сенату указы.
13 февраля – Сенат, возмущённый указом Верховного тайного совета, возвращает его совету и сообщает, что для Сената действительны только указы императрицы, на что последовало повеление императрицы исполнять этот указ временно, пока не последует подробная инструкция.
12 марта – Ян Сапега пожалован чином российского генерал-фельдмаршала.
13 марта – помолвка дочери А. Д.Меншикова Марии с сыном польского графа Сапеги.
28 марта – в Верховный тайный совет допущены сенаторы и обер-прокурор с доношениями.
Апрель, первая половина – появление подмётных писем, направленных против постановления, по которому царствующий государь имел право назначать себе преемника.
1 мая – Екатерина I пожалована польским орденом Белого орла.
23 июня – отъезд А. Д.Меншикова в Ригу, а затем в Митаву (Курляндия).
21 июля – возвращение А. Д. Меншикова в Петербург.
6 августа – в Вене заключён договор между «освящённым цесарским и королевским католическим величеством и освящённым всероссийским величеством».
Август – указ Екатерины I по делу Феодосия – о конфискации его имущества.
4 ноября – в Верховном тайном совете началось обсуждение вопроса об облегчении положения крестьян: уменьшении подушной подати, выводе из уездов штаб– и обер-офицеров и т. д.
24 ноября – А. В. Макарову указом Екатерины I пожалован чин тайного советника.
19 декабря – в Верховном тайном совете было слушано сенатское доношение о свободной торговле.
30 декабря – решено дело о вольной торговле.
1727 год
5 февраля – сын А. Д. Меншикова Александр был пожалован орденом Св. Екатерины.
24 февраля – указ Верховного тайного совета о подчинении магистратов губернаторам и воеводам и об уничтожении мануфактур-коллегии.
24 февраля – указ об упразднении надворных судов, контор земских комиссаров – вся расправа и суд возлагаются на губернаторов и воевод.
14 марта – указ о завершении строительства Ладожского канала до реки Нази, но только вольными людьми, а не солдатами.
10 апреля – у императрицы Екатерины I открылась горячка.
24 апреля – взят под стражу по распоряжению А. Д. Меншикова генерал-полицмейстер А. М. Дивьер.
28 апреля – Екатериной I подписан указ о создании следственной комиссии по делу Дивьера.
6 мая – скончалась императрица Екатерина I.
7 мая – секретарём Верховного тайного совета, оглашено завещание (тестамент) Екатерины I, объявлявшее наследником трона Петра II.
5 апреля – в семье литовского крестьянина Самуила Скавронского родилась дочь Марта, будущая российская императрица.
1702 год
Марта Скавронская попадает в плен при взятии русской армией Мариенбурга.
1705 год
Марта Скавронская становится фавориткой Петра I и его фактической женой. После принятия православия она взяла имя Екатерина.
1708 год
У Петра I и Екатерины рождается дочь Анна.
1709 год
Рождается дочь Елизавета.
1712 год
19 февраля – оформлен церковный брак Петра I с Екатериной.
1724 год
7 мая – коронация Екатерины I.
1725 год
28 января – скончался российский император Пётр I.
30 января – забальзамированное тело императора выставлено в дворцовом зале, и народ допущен до прощания.
5 февраля – указ Екатерины I: для облегчения положения крестьян убавить из подушных денег (74 коп.) по 4 коп.
13 февраля – гроб с телом императора перенесён в «печальную залу».
31 марта – скандал у гроба Петра I: обращаясь к покойному императору, П. И. Ягужинский жаловался на А. Д. Меншикова.
Март – возвращён в Петербург из ссылки П. П. Шафиров.
1 апреля – жители Петербурга разбужены страшным набатом: это была первоапрельская шутка императрицы.
22 апреля – донос Феофана Прокоповича императрице на архиепископа Феодосия.
Апрель – указ Екатерины I Правительствующему Сенату: приходить к ней каждую неделю по пятницам для доклада.
21 мая – в Троицком соборе заключён брак старшей цесаревны Анны Петровны с герцогом Голштинским Карлом Фридрихом.
Май – чрезвычайным министром в Польшу назначен князь В. Л. Долгорукий.
8 ноября – императрица делала смотр Ингерманландскому полку и, войдя затем в шатёр, пожаловала из своих рук напитками всех офицеров.
Декабрь – по распоряжению Екатерины I уничтожены все счётные дела Меншикова и сняты его долги казне.
Декабрь – учреждена Академия наук (президентом её назначен лейб-медик Блументрост).
1726 год
8 февраля – указ Екатерины I о создании Верховного тайного совета под председательством императрицы, в который вошли: А. Д. Меншиков, Ф. М. Апраксин, Г. И. Головкин, П. А. Толстой, А. И. Остерман, Д. М.Голицын, Карл Фридрих.
12 февраля – Сенатом получен указ от Верховного тайного совета о том, что Сенат должен писать в совет доношения, а совет будет присылать Сенату указы.
13 февраля – Сенат, возмущённый указом Верховного тайного совета, возвращает его совету и сообщает, что для Сената действительны только указы императрицы, на что последовало повеление императрицы исполнять этот указ временно, пока не последует подробная инструкция.
12 марта – Ян Сапега пожалован чином российского генерал-фельдмаршала.
13 марта – помолвка дочери А. Д.Меншикова Марии с сыном польского графа Сапеги.
28 марта – в Верховный тайный совет допущены сенаторы и обер-прокурор с доношениями.
Апрель, первая половина – появление подмётных писем, направленных против постановления, по которому царствующий государь имел право назначать себе преемника.
1 мая – Екатерина I пожалована польским орденом Белого орла.
23 июня – отъезд А. Д.Меншикова в Ригу, а затем в Митаву (Курляндия).
21 июля – возвращение А. Д. Меншикова в Петербург.
6 августа – в Вене заключён договор между «освящённым цесарским и королевским католическим величеством и освящённым всероссийским величеством».
Август – указ Екатерины I по делу Феодосия – о конфискации его имущества.
4 ноября – в Верховном тайном совете началось обсуждение вопроса об облегчении положения крестьян: уменьшении подушной подати, выводе из уездов штаб– и обер-офицеров и т. д.
24 ноября – А. В. Макарову указом Екатерины I пожалован чин тайного советника.
19 декабря – в Верховном тайном совете было слушано сенатское доношение о свободной торговле.
30 декабря – решено дело о вольной торговле.
1727 год
5 февраля – сын А. Д. Меншикова Александр был пожалован орденом Св. Екатерины.
24 февраля – указ Верховного тайного совета о подчинении магистратов губернаторам и воеводам и об уничтожении мануфактур-коллегии.
24 февраля – указ об упразднении надворных судов, контор земских комиссаров – вся расправа и суд возлагаются на губернаторов и воевод.
14 марта – указ о завершении строительства Ладожского канала до реки Нази, но только вольными людьми, а не солдатами.
10 апреля – у императрицы Екатерины I открылась горячка.
24 апреля – взят под стражу по распоряжению А. Д. Меншикова генерал-полицмейстер А. М. Дивьер.
28 апреля – Екатериной I подписан указ о создании следственной комиссии по делу Дивьера.
6 мая – скончалась императрица Екатерина I.
7 мая – секретарём Верховного тайного совета, оглашено завещание (тестамент) Екатерины I, объявлявшее наследником трона Петра II.