В аэропорту, в кассе, Егору сказали, что билетов в Н-ск нету.
-- Ну, может, один как-нибудь... -- робко попросил он.
-- Что значит "один как-нибудь"? Нет билетов, -- повто-рили в окошечке
строго.
Егор постоял, посмотрел на женщину за стеклом... И еще раз сунулся к
ней:
-- Мне очень нужно, девушка... А? Там это... ребенок...
-- Гражданин, я же вам сказала: нет билетов. Неужели не-понятно? Один
ему как-нибудь...
-- Да понятно-то понятно... -- Егору захотелось пере-дразнить женщину в
окошечке, он бы сумел это сделать... "Э-э! -- вдруг вспомнил он. -- А
этот-то, кому стеллажи-то делал... он же говорил: что будет нужно,
обращайтесь ко мне". К счастью, Егор записал телефон того могучего
това-рища. Поискал в книжечке... Нашел!
Долго, подробно мусолил в трубку про маленькую пле-мянницу, про брата,
про сказки...
-- Куда билет-то нужен? -- вышел из терпения могучий товарищ.
-- В Н-ск.
-- Сразу и надо было сказать. На сегодня? Один?
-- Один. На сегодня. Я уже здесь... понимаете? Я здесь, в аэропорту, а
билетов, говорят, нету. Я думаю: да неужели так ни одного билета и нету? Не
может же быть, думаю, та-кого...
-- Перезвоните минут через десять, -- опять прервал уве-ренный басок.
Егор понял, что улетит сегодня.
Походил по вокзалу, подождал минут пятнадцать и по-звонил.
-- Подойдите к кассе номер три и возьмите билет, -- ска-зал басок.
-- Вот спасибо-то! -- кинулся Егор с благодарностями. -- А то я уже
стал сомневаться... А брат чуть не со слезами про-сит. У него, понимаете,
это второй брак, ребеночек послед-ний, он поэтому так переживает. Я ее тоже
люблю, девоч-ку-то, такая смышленая, все сказками интересуется...
-- Ну, до свиданья, -- сказали на том конце. -- Счастли-во долететь.
-- До свиданья, -- сказал Егор.
Касса номер три -- это не та, куда он подходил. Если бы была та, Егор
сказал бы той женщине, в окошечке... Сказал бы: "Значит, все же нашелся один
билет? Эх, вы... Как же так получается, уважаемая? А сидишь -- строгую из
себя изоб-ражаешь, справедливую. "Вам же сказали: нет билетов!". А один
звонок -- и билет, оказывается, есть. Значит, так надо и говорить: "Для вас
-- нету". А вид-то, вид-то -- не подсту-пись! А такой же -- нуль, только в
пилотке". Ну, может, не так бы едко сказал... А может, и не сказал бы вовсе:
правда что -- нуль, чего и говорить.

...В Н-ск Егор прибыл под утро, часов в пять, а в шесть был уже у
брата.
Позвонил... Открыла хозяйка, Надежда Семеновна.
-- О-о! -- удивилась она. -- Так рано?
-- С билетом удачно вышло, -- радостно сказал Егор. -- Прямо сразу
улетел... Как Верочка-то?
-- Лучше. Она еще спит. Вы потише, пожалуйста...
-- Конечно! -- тихо воскликнул Егор. -- А Федор-то дома?
-- Дома.
-- Ну, мы на кухне пока посидим... Пусть он на кухню придет.
Федор пришел на кухню в халате и в шлепанцах. Сон-ный, большой и
нелепый в этом халате, Егору даже смеш-но стало.
-- Ты прямо как поп в ем, -- сказал он, здороваясь.
Брат Федор покривил в ухмылке губы.
-- Как долетел?
-- Хорошо!
-- А чего там жена-то? Возражала, что ли?
-- Да на дачу собрались... Да ну ее!
-- Что это она у тебя, командовать-то любит?
-- Та-а... Чего об этом? Как Верочка-то?
-- Перелом наступил. Поправится. Трухнул я тут...
-- Да я уж понял.
-- Давай чего-нибудь? Чаю? Или кофе? А может, что... с дороги-то?.. --
смешной Федор начал соваться по шка-фам. -- Счас мы изобретем... Во, коньяк!
Будешь?
-- Давай, -- Егор с интересом наблюдал за старшим бра-том. Раза три
Федор был у Егора -- не то что в гостях -- про-ездом: всех поразил своей
деловитостью, этаким волевым напором, избытком сил. "Да, -- подумали в
провинции, -- эта птица может больно клюнуть". -- Давай, братка, давай.
Смешной ты какой-то, -- не удержался и сказал Егор. Нор-мальный человек...
никакой не деятель.
-- Ну! -- недовольно молвил Федор. -- Чего тут смешно-го-то? Халат, что
ли, никогда не видал? Удобная штука, кстати.
-- Да не халат... Ну, давай -- со встречей. И чтоб Верочка скорей
поправилась.
Братья выпили из маленьких, но каких-то очень тяже-леньких рюмочек...
Помолчали.
-- Как живешь-то? -- спросил Федор.
-- Да как... -- Егор потянулся к пепельнице и рукавом пиджака свалил
хрустальную рюмочку-патрон. Рюмочка пискнулась звонким краешком в гладкий
стол и расколо-лась. -- Ах ты, господи! -- испугался Егор. И глянул на
брата. Тот усмехнулся, прихватил осторожно пальцами рюмочку и отскочивший ее
краешек и бросил в мусорную корзинку.
-- Видно, с детства живет этот страх в человеке, -- ска-зал Федор. --
Вот, знаешь, Верочку же никто никогда не ру-гал за посуду, а один раз
выронила блюдце, да так испуга-лась!.. Я же ее и успокаивать кинулся:
ерунда, мол, чего ты так испугалась-то! Куклу уронит -- ничего, а посуду...
Есть, наверно, какой-то закон здесь. А?
-- Наверно. Рюмка-то дорогая, черт тя возьми, -- с сожа-лением сказал
Егор. -- Хрустальная.
-- Да брось! -- недовольно уже сказал Федор. -- Хрус-тальная... Все
равно это -- вещь, и должна служить человеку. Ну, и отслужила свой век, туда
ей и дорога.
Братья, пожалуй, смутно догадывались, что говорить им как-то не о чем.
В прошлый приезд другое дело: дочь Егора, Нина, сдавала вступительные
экзамены, начала сдавать сра-зу неважно, должен был вмещаться Федор... Все
разговоры крутились вокруг экзаменов, института. Егор жил у Федора, очень
переживал за дочь, но особенно не высовывался с советами, все надежды свалил
на брата и только со страхом ждал, когда наконец закончатся эти проклятые
вступитель-ные экзамены. Тогда-то он и подружился с маленькой Ве-рочкой и
вечерами выдумывал ей всякие сказки. Тогда все как-то проще было.
-- Как Нина-то? -- вспомнил и Федор про Нину, может, тоже подумал, что,
когда Нина устраивалась в институт, было хлопотно, но разговоры случались
сами собой, не на-до было выдумывать, о чем говорить.
-- Работает в библиотеке. Я говорю: отдохни ты лучше, покупайся вон --
успеешь еще, наработаешься! Нет, лучше глянется работать. Практика, говорит,
мне будет.
-- Ну и пусть работает -- полезней. Накупаться тоже еще успеет. Сейчас
надо этот главный рубеж взять -- окончить институт.
-- Да ведь устают, поди, от учебы-то! Неуж не устают?
-- Да ничего страшного нет в учебе! -- напористо и по-учительно сказал
Федор. -- Что за дикость -- учебы стра-шиться. Уж нашему ли народу не
учиться -- давно и давно пора. Нет, помню, бабка Фекла: "Федька, не
дочитывай до конца книгу -- спятишь!" Вот же понимание-то! Да почему? Черт
его в душу знает, откуда этот панический страх перед книгой? Нам-то как раз
и не хватает этой книги... И вот из-вольте: не дочитывай до конца, а то с
ума сойдешь.
-- А что, были же случаи...
-- Да от книг, что ли?
-- От книг! Парень вон у Гилевых... Игнаху-то Гилева помнишь? Вон сын
его, Витька, -- зачитался: тихое поме-шательство.
-- С чего вы решили, что от книг-то?
-- Читал день и ночь...
-- Ну и что?
-- Как же?.. Зачитался.
Федор хмыкнул с досадой, но пока не стал говорить, достал другой
хрустальный патрончик, плеснул в него коньяку. И себе тоже плеснул.
-- Давай. С ума они, видите ли, сходят от чтения... Ты много за свою
жизнь книг прочитал?
-- Я не пример.
-- А кто пример? Ну, я вот: прочитал уйму книг -- жив-здоров, чувствую,
что мало еще прочитал, надо бы раза в три больше.
-- Куда тебе больше-то? -- удивился Егор. -- Чего не хва-тает-то? Всего
же вдосталь...
-- Знаний не хватает! -- сердито сказал Федор, -- Вот че-го. Вот они
приходят счас, молодые, на смену -- и поджи-мают. Да как поджимают!
Сколько-то еще подержимся, а дальше -- извини-подвинься: надо уступать. С
жизнью, брат, не поспоришь.
-- Не знаю... -- сказал Егор. -- Меня, например, никто не поджимает.
-- Да тебя-то! Твое дело... не обижайся, конечно, но де-ло твое каждый
сумеет делать. Ну, не каждый -- через одно-го. Есть вещи сложнее...
-- Ну, и надо уступать, -- тоже чего-то рассердился Егор, наверно, за
профессию свою обиделся. -- А то и правда-то: смотришь, сидит -- пень пнем,
только орать умеет.
-- Не торопи-ись, -- с дрожью в голосе протянул Фе-дор. -- Больно
прыткие! Есть еще такие понятия, как -- опыт. Старшинство ума. Дачи увидели!
Машины увидели!.. А не видите, как ночами приходится ворочаться от... Ты в
суб-боту-то купаться пошел, а я сижу в кабинете, звонка жду: то ли он
позвонит, то ли не позвонит. А и позвонит, да что скажет? Это ведь легче
всего: в чужом кармане деньги счи-тать. Их заработать труднее...
-- Я не считаю твои деньги. Что ты?
-- Я не про тебя. Есть... любители. Сам еще ночного горш-ка не выдумал,
сопляк, а уже с претензиями. Не-ет, подож-ди, пусть сперва материно молоко
на губах обсохнет, потом я выслушаю твои претензии. Свистуны. Мне что, на
блюдеч-ке все это поднесли? -- Федор неопределенно покачал го-ловой: то ли
он имел в виду эту большую богатую квартиру, то ли адресовался дальше --
дачу с машиной и с гаражом подразумевал, то ли, наконец, показал на
шифоньер, где висел его черный костюм с орденами. -- Тут уж я самому господу
богу могу прямо в глаза смотреть: все добыто тру-дом. Вот так. Сам от работы
никогда не бегал, но и другим... -- Федор чуть сжал хрустальную рюмочку, и
она вся спряталась в его огромном кулаке. Нет, крепок был еще Фе-дор
Максимов, не скоро подвинется и даст место друго-му. -- Подняли страну на
дыбы? -- выходи вперед, не бегай по кустам, -- Федор, наверно, чуть-чуть
захмелел, а может, высказывал наболевшее, благо подвернулся брат родной --
должен понять. -- Вот так надергаешься за день-то, на-орешься, как ты
говоришь, -- без этого, к сожалению, тоже не обойдешься, -- а ночью лежишь и
думаешь: "Да пошли вы все к чертям собачьим! Есть у меня Родина, вот перед
ней я и ответчик: так я живу или не так".
-- Кто тебе говорит, что ты не так живешь? -- сказал со-чувственно
Егор. -- Что ты? Наоборот, я всегда рад за тебя, всегда думаю: "Молодец
Федор, хоть один из родни в боль-шие люди выбился".
-- Дело не "в больших людях". Не такой уж я большой... Просто, делаю
свое дело, стараюсь хорошо делать. Но нет!.. -- пристукнул Федор ребром
ладони по столу и даже не спохватился, что шумит. -- Найдутся... некоторые,
будут совать свой нос в... Будут намекать, что крестьянский выходец не в
состоянии охватить разумом перспективу развития страны, что крестьянин
всегда будет мыслить своим наде-лом, пашней... Вот еще как рассуждают, Егор!
-- Федор по-смотрел на брата, стараясь взглядом еще донести всю глу-пость и
горечь такого рода рассуждений. -- Вот еще с какой стороны приходится
отбиваться. А кто ее строил во веки веков? Не крестьянин?
-- У тебя неприятности, что ли? -- спросил Егор.
-- Неприятности... -- Федор вроде как вслушался в само это слово. Еще
раз сказал в раздумье: -- Неприятности, -- и вдруг спросил сам себя: -- А
были они, приятности-то? -- и сам же поспешно ответил: -- Были, конечно. Да
нет, ничего. Так я... Устал за эти дни, изнервничался. Есть, конечно, и
неприятности, без этого не проживешь. Ничего! Все хо-рошо.
А Егору чего-то вдруг так сделалось жалко брата, так жалко! И лицом, и
повадками Федор походил на отца. Тот тоже был труженик вечный и тоже так же
бодрился, когда приходилось худо. Вспомнил Егор, как в 33-м году в
голоду-ху, отец принес откуда-то пригоршни три пшеницы немо-лотой, шумно так
заявился: "Живем, ребятишки!" Мать сва-рила жито, а он есть отказался, да
тоже весело, бодро: "Вы ешьте, а я уж налупился дорогой -- сырой! Аж брюхо
пучит". А сам хотел, чтоб ребятишкам больше досталось. Так и Фе-дор
теперь... Хорохорится, а самому худо чего-то, это видно. Но как его утешишь
-- сам все понимает, сам вон какой...
-- Да, -- сказал Егор. -- Ну, и ладно. Ничего, братка, ничего. Дыши
носом.
-- Что за сказку ты ей рассказывал? -- спросил Федор. -- Про
зайку-то... Как он летал на воздушных шариках.
Егор задумался. Долго вспоминал... Даже на лице его, крупном, добром,
отразилось, как он хочет вспомнить.
И вспомнил, аж просиял.
-- Про зайку-то?! А вот: пошел раз зайка на базар с от-цом. И увидел
там воздушные шарики -- мно-ого! Да все разноцветные: красные, синие,
зеленые... -- Егор весело смотрел на брата, а рассказывал так, как если бы
он расска-зывал самой Верочке -- не убавлял озорной сказочной тай-ны, а
всячески разукрашивал ее и отодвигал дальше. -- Вот. И привязался он к отцу,
зайка-то: купи да купи. Отец и купил. Ну, купил и сам же и держит их в руке.
А тут увидел: морковку продают! "На-ка, говорит, подержи шарики, я очередь
пока займу". Зайка-то, маленький-то, взял их... И надо же -- дунул как раз
ветер, и зайчишку нашего подняло. И понесло, и понесло! Выше облаков
залетел...
Федор с интересом слушал сказку, раза два даже носом шмыгнул в
забывчивости.
-- Как тут быть? -- спросил Егор брата.
Тот не понял.
-- Чего как быть?
-- Как выручать зайку-то?
-- Ну... спасай уж как-нибудь, -- усмехнулся Федор. -- На вертолете,
что ли?
-- На вертолете нельзя: от винтов струя сильная, все ша-ры раскидает...
-- Ну а как?
-- Вот все смотрят вверх и думают: как? А зайка кричит там, бедный,
ножками болтает. Отец тут с ума сходит... И вдруг одна маленькая девочка,
Верочка, допустим, кричит: "Я удумала!" Это у меня Нина, когда маленькая
была, гово-рила: "Я удумала". Надо -- я придумала, а она: "Я удумала". Вот
Верочка и кричит: "Я удумала!" Побежала в лес, созва-ла всех пташек -- она
знала такое одно словечко: скажет, и все зверушки, все пташки ее слушаются
-- вот, значит, со-звала она птичек и говорит: "Летите, говорит, к зайке и
проклевывайте клювиками его шарики, по одному. Все сразу не надо, он упадет.
По одному шарику прокалывайте, и зайка станет опускаться". Вот. Так и
выручили зайку из беды.
Федор качнул головой, усмехнулся, потянулся к сигаре-там. А чтоб не
кокнуть еще одну дорогую рюмочку, прихва-тил другой рукой широкий рукав
халата.
-- Довольно это... современная сказочка. Я думал, ты про каких-нибудь
волшебников там, про серого волка...
-- Нет, я им нарочно такие -- чтоб заранее к жизни при-выкали. Пускай
знают побольше. А то эти волшебники да ца-ревны... Счас какая-то и жизнь-то
не такая. Тут такие есть волшебники, что...
-- Да, тут есть волшебники... Целые змеи-горынычи! -- засмеялся Федор.
-- Не говоря уж про бабу-ягу: что ни бабочка, то ба-ба-яга. Мы твою-то
не разбудим? Громко-то...
-- Бабу-ягу-то? -- хохотнул опять Федор. -- Ничего. У ме-ня, Егор, даже
не баба-яга, -- сбавил он в голосе, -- у меня нормальная тряпошница,
мещанка. Но так мне, седому ду-раку, и надо! Знаешь... -- Федор заикнулся
было про ка-кую-то свою тайну тоже, но безнадежно махнул рукой и не стал
говорить. -- Ладно, чего там.
Егора опять поразило, как не похож этот Федор на того, напористого,
властного, каким он бывал на людях, на сво-их стройках...
-- Что-то все же томит тебя, братец, -- сказал Егор. -- Давай уж...
может, и помогу каким словом.
-- Да ничего, -- смутился Федор. И чтоб скрыть сму-щение, потянулся
опять к сигаретам. -- Я и так что-то сего-дня... Размяк что-то с тобой. Все
нормально, Егорша. Все хо-рошо, -- помолчал, глядя в стол, потом тряхнул
сивой го-ловой, с усталой улыбкой посмотрел на брата, еще раз сказал: -- Все
хорошо. Хорошо, что приехал... Правда. Я, зна-ешь, что-то часто стал
отца-покойника во сне видеть. То мы с ним косим, то будто на мельнице...
Старею, что ли. Старею, конечно, что же делаю. Коней еще часто вижу... Я
лю-бил коней.
-- Стареем, -- согласился Егор.
-- Давай-ка... за память светлую наших родителей, -- Фе-дор наполнил
два хрустальных патрончика коньяком. -- Мы ведь тоже уже... завершаем свой
круг... А? -- Федор, словно пораженный этой мыслью, такой простой, такой
понят-ной, так и остался сидеть некоторое время с рюмкой в ру-ке -- смотрел
сперва на брата, потом опять в стол, в стол смотрел пристально, даже как
будто сердито. Очнулся, кач-нул рюмочку, приглашая брата, выпил. -- Да, --
сказал, -- разворотил ты мне душу... А чем, не пойму. Наверно, прав-да,
устал за эти дни. Думал, никакая меня беда не согнет, а вот... Ну, ничего.
Ничего вообще-то не жаль! -- встряхнулся он и сверкнул из-под нависших
бровей своим неломким прямым взглядом. -- Жалко дочь малую. Но...
подпояшемся потуже и будем жить. Так? -- спросил брата, спросил, как
спрашивал многих других днем, на работе, на стройках сво-их -- спросил, чтоб
не слушать ответа, ибо все ясно. -- Так, Егорша, так. Ложись-ка сосни
часок-другой, а там и Верунь-ка проснется. А я посижу пока тут с
бумажками... покумекаю. Да, -- вспомнил он, -- подскажи мне, чего бы такое
жене твоей купить? Подарок какой-нибудь...
-- Брось! -- сердито воскликнул Егор.
-- Чего брось? Мне счас будет звонить один... волшебник один... --
Федор искренне, от души засмеялся. -- Вот вол-шебник так волшебник! Всем
волшебникам волшебник, у него там всего есть... Чего бы? Говори.
-- Да брось ты! -- еще раз с сердцем сказал Егор. -- Что за глупость
такая -- подарки какие-то! К чему?
Федор с улыбкой посмотрел на брата, кивнул согласно головой.
-- Ладно. Иди поспи. Там постель тебе приготовлена... Иди.
Егор тихонько прокрался в одну из комнат, разделся, присел на край
дивана, который был застелен свежими простынями... Посидел. Огляделся...
Посмотрел на окно -- форточка открыта. Достал из кармана папиросы, заку-рил.
Курил и стряхивал пепелок в ладошку. Спать не хоте-лось.
Вошел в комнату Федор.
-- Слушай, -- сказал он, -- у меня чего-то серьезно душа затревожилась
-- наговорил тут тебе всякой всячины... По-думаешь бог знает что. А? --
Федор улыбнулся. Присел рядом на диван. И даже по спине братца хлопнул
весело. -- У ме-ня все хорошо. Все хорошо, я тебе говорю! Чего смотришь-то
так?
-- Как? Ничего... Я ничего не думаю. Что ты?
-- Да смотришь как-то... вроде жалеешь.
-- Ну, парень! -- воскликнул Егор. -- Ты что?
-- Ну, тогда ладно. Поспи, поспи маленько, а то ведь не спал небось в
самолете-то? Поспи.
-- Ладно, -- сказал Егор. -- Посплю. Покурю вот и лягу.
-- Мгм, -- Федор ушел.
Егор осторожненько стряхнул пепел в ладошку, скло-нился опять локтями
на колени и опять задумался. Спать не хотелось.


OCR: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского





    Капроновая елочка



Двое стояли на тракте, ждали попутную машину. А ма-шин не было. Час
назад проехали две груженые -- не остано-вились. И больше не было. А через
восемь часов -- Новый год.
Двое, отвернувшись от ветра, топтались на месте, хлопа-ли рукавицами...
Было морозно.
-- Кхах!.. Не могу больше, -- сказал один. -- Айда греть-ся, ну ее к
черту все. Что теперь, подыхать, что ли?
Метрах в двухстах была чайная, туда они и направились.
Впереди, припадая на одну ногу, шагал тот, который предложил идти
греться. При своей хромоте он шел как-то очень аккуратно, ловко, ладно.
Следом, заложив руки за спи-ну, вышагивал мужик метра в два с лишним.
Шагавший впе-реди то и дело оглядывался на тракт; второй сосредоточенно
смотрел себе под ноги. Оба были из одной деревни, из Була-нова, оба утром
приехали в город по своим делам и договори-лись вместе уехать. Тот, что
пониже, работал кладовщиком в Булановской РТС, другой -- кузнецом в той же
РТС. Кладов-щика звали Павлом. Большого мужика -- Федором.
-- Я думаю, их совсем седня не будет, -- сказал Павел. -- Под Новый год
ни один дурак никуда не поедет.
Федор промолчал.
В чайной было тепло и пусто.
Павел прошел к стойке. Федор для приличия обмахнул рукавицей валенки и
тоже прошел к стойке.
-- Налей по сто пятьдесят, -- сказал Павел.
-- Все еще не уехали? -- без всякого интереса спросила буфетчица. (Они
уже разок приходили греться.)
-- Не уехали. Новый год с тобой встречать будем. Соглас-ная? --
поинтересовался Павел.
Молодая толстая буфетчица налила два по сто пятьдесят, отрезала два
куска хлеба и только после этого ответила:
-- Много таких желающих найдется.
Павел сдвинул шапку на затылок, весело посмотрел на буфетчицу, сказал
неопределенно:
-- Да-а...
Выпили. Присели к столику, молча ели хлеб, макая его в солонку.
Вошел еще один посетитель, представительный мужчина в козлиной дохе, в
новых негнущихся валенках, в папахе.
Сказал громко:
-- С приближающимся! -- У него, видно, было хорошее настроение.
Никто ему не ответил.
Мужчина подошел к стойке, расстегнул доху.
-- Сто грамм, голубушка, и чего-нибудь... -- вытянул шею, разглядывая
полки. -- Чего-нибудь на зубок.
Павел толкнул коленом Федора, показал глазами на пред-ставительного
мужчину. Федор кивнул. Этого человека они знали. Жила в их деревне одинокая
вдова Нюра Чалова, до-брая, приветливая баба. И вот этот самый человек ездил
к ней из города по праздникам и в выходные дни. В городе у него была семья,
дети, двое, кажется. Нюра знала это, но по-чему-то отказать не могла --
принимала. Все жалели Нюру, а этого гуся осуждали.
Мужчина выпил водку, смачно крякнул и подсел с бутер-бродом к столику.
-- Тоже ехать?
-- Мгм.
-- Нету машин?
-- Мгм, -- односложно отвечал Павел, в упор разгляды-вая мужчину.
-- А что делать?
-- ???
-- Черт... Мне надо срочно в Буланово добраться. Что же делать-то?
Павел, продолжая нескромно разглядывать ухажера, спросил:
-- Что, живешь там?
-- Да нет... -- Мужчине стало жарко, он приспустил с плеч доху. Павел
увидел у него во внутренних карманах две бутылки водки. -- В гости еду.
-- Понятно, -- значительно сказал Павел.
-- Как же добираться-то будем? -- сокрушался мужчи-на. -- А вам не в
Буланово?
-- Пешком, -- решительно сказал Павел, отвлекаясь от ухажера. -- Я
думаю, надо идти, Федор. А то прокукуем тут... А?
Федор задумчиво жевал.
-- Вы тоже в Буланово? -- еще раз спросил мужчина. Опять ему не
ответили.
-- Пойдем бором, часа через четыре дома будем. Дорогу я знаю.
-- Сколько километров? -- все пытался влезть в разговор мужчина. И
опять на него не обратили внимания.
-- Как, Федор?
-- Пошли. -- Федор поднялся.
-- Так вы тоже в Буланово? Или куда?
-- В Буланово, -- сердито ответил Павел.
-- Черт возьми совсем! -- Мужчина потрогал в раздумье гладко выбритый,
круглый, как пятка, подбородок. -- Что же делать-то? Совсем не идут машины?
-- Попробуй подожди, может, тебе повезет.
Павел с Федором пошли из чайной. Мужчина смотрел им вслед тоскливым
взглядом.
-- К Нюрке опять собрался, -- сказал Павел, когда вы-шли на улицу. --
Водка в карманах... Гад.
Федор сплюнул на снег, надвинул поглубже шапку.
-- Всыпать разок хорошенько -- перестанет ходить, -- сказал он.
Помолчал и добавил: -- Нюрку только жалко.
-- Она тоже хороша!.. Знает же, что у него семья, дети!..
-- Та-а... чо ты ее осуждаешь? Ихное дело... слабые они. А он, видно,
приласкал.
Отошли от чайной далеко уже, когда услышали сзади возглас:
-- Э-э!
Их догонял ухажер.
-- Ты глянь! -- изумился Павел. -- Идти хочет.
Федор ничего не сказал и не сбавил шага.
-- Пошли!.. Иду с вами! -- объявил ухажер таким тоном, точно он кого-то
очень обрадовал этим своим решением.
Пошли втроем.
Окраина городка точно вымерла. Злой ветер загнал все живое под крыши, к
камелькам. Под ногами путников гром-ко взыкала мерзлая дорога.
-- Я седня на заводе разговор слыхал: в девятьсот вось-мом году не
метеор в тайгу упал, а люди какие-то к нам при-летали. С другой планеты, --
заговорил Павел, обращаясь к Федору.
-- Ерунда все это, -- авторитетно заявил ухажер. -- Фан-тазия.
-- Что-то у них испортилось, и произошел взрыв -- ма-лость не долетели,
-- продолжал Павел, не обращая внима-ния на замечания ухажера. -- Как
считаешь, Федор?
-- А я откуда знаю?
-- По-моему, люди были, -- сам с собой стал рассуждать Павел. --
Что-нибудь не рассчитали... Могло горючего не хватить.
-- Сказки, -- уверенно сказал ухажер. -- Народу лишь бы поболтать,
выдумывают всякие теории.
Павел обернулся к нему.
-- Есть поумнее нас с тобой. Понял?
Ухажер не понял.
-- Ну и что?
-- А то, что не надо зря вякать. "Сказки"...
Ухажер, глядя сверху на Павла, снисходительно усмех-нулся.
-- Верь, верь, мне-то что.
-- Каждый из себя ученого корчит... -- Павел сердито вы-сморкался. --
Расплодилось ученых: в собаку кинь -- в уче-ного попадешь.
Ухажер опять усмехнулся и посмотрел на Федора. И ни-чего не сказал.
Замолчали. Под ногами тонко пела дорога: взык-взык, взык-взык... Ветер
маленько поослаб.

Вышли за город. Остановились закурить.
-- Теперь так: этот лесок пройдем, спустимся в лог, прой-дем логом --
ферма Светлоозерская будет. От той фермы до-рога повернет вправо, к реке...
Там пасека попадется. А там километров шесть -- и Буланово, -- объяснил
Павел.
Пошли.
-- А ты чего в городе делаешь? -- спросил вдруг Федор, оглянувшись на
ухажера.
-- Как?
-- Где работаешь-то?
-- А? По снабжению. -- Ухажер расправил плечи, весело посмотрел вперед.
Положительно у него были хороши дела. Он радовался предстоящей встрече.
-- Воруешь? -- поинтересовался Павел.
-- Зачем? -- Снабженец не обиделся. -- Кто ворует, тот в тюрьме сидит.
А я, как видишь, вольный человек.
-- Значит, умеешь.
-- А к кому в гости идешь? -- опять спросил Федор.
Снабженец ответил не сразу и неохотно.
-- Так... к знакомым.
-- Сколько ты, интересно, получаешь в месяц? -- Павла взволновал
вопрос: ворует этот человек или нет?
-- Девятьсот восемьдесят. По-старому конечно.
-- А семья какая?
-- Четверо со мной.
-- Жена работает?
-- Нет.
-- Давай считать, -- зловеще сказал Павел. -- Двое ребятешек -- обуть,
одеть: пару сот уходит в месяц? Уходит. Же-на... тоже небось принарядиться
любит: клади две сотни, а то и три. Пятьсот? Себе одеться -- двести.
Семьсот?.. А то и все девятьсот: выпить тоже, как видно, не за ворот льешь.
Так? На пропитанье клади пять-шесть сот -- сколько выходит? А ты одет-то вон
как -- одна доха небось тыщи две с половиной...
-- Две семьсот, -- не без гордости поправил снабженец.
-- Вот!
-- Уметь надо жить, дорогой товарищ. А это последнее дело: увидел, что
человек хорошо живет, -- значит, ворует. Легче всего так рассуждать.
-- А где же ты берешь-то?!
-- Уметь надо, я говорю. И без воровства умные люди крепко живут.
Голову надо иметь на плечах.
Павел махнул рукой. И замолчал.