Шукшин Василий. Сборник рассказов

У Лели пропало желание отвечать кому бы то ни было. Она опять села в
уголок и продолжала писать статью под на-званием "У семи нянек дитя без
глазу". Еще в районе она узнала, что в Талице сорвало паром и что на той
стороне ско-пилось огромное число машин с хлебом. Узнала она также, что
талицкий паром обслуживают три района и заменить старый трос, которым
удерживался паром, новым никто, ни один из районов, не догадался.
Опять звонил телефон, Леля не брала трубку. Она дошла до места в своей
статье, где описывала председателя Трофи-мова. "... Это один из тех
работников первичного звена аппарата, которые при первом же затруднении
теряются и "выхо-дят в коридор покурить".
Статья была злая. Леля не жалела ярких красок. Ювеналов бич свистел над
головами руководителей трех районов. Зато, когда она дошла до места, где
несчастные шоферы, собравшись на той стороне у берега, "с немой тоской
смотрят на неподвижный паром", у Лели на глаза навернулись слезы.
Телефон звонил и звонил.
Леля писала.
В сельсовет заглянула большая потная голова в очках.
-- Где Трофимов?
-- Ушел к парому.
-- Я сейчас только с парома. Нету его там.
Голова с любопытством разглядывала девушку.
-- Я извиняюсь, вы кто будете?
-- Леля Селезнева с факультета журналистики.
-- Корреспондентка?
-- Да.
-- Приятно познакомиться. -- В комнату вошел весь че-ловек, большой,
толстый, в парусиновом белом костюме, протянул Леле большую потную руку: --
Анашкин. Замести-тель Трофимова.
-- Что с паромом?
-- С паромом-то? -- Анашкин грузно сел на диван и мах-нул рукой, причем
так, что можно было понять: нашумели только, ничего особенного там не
произошло. -- Через часок сделают. Канат лопнул. Фу-у!.. Ну как, нравится
вам у нас?
-- Нравится. Значит, паром скоро сделают?
-- Конечно. -- Анашкин вопросительно посмотрел на Лелю. -- Вы где
остановились-то?
-- Нигде пока.
-- Так не годится, -- категорично заявил Анашкин. -- Пойдемте, я вас
устрою сначала, а потом уж пишите про нас, грешных. Как вас, Лиля?
-- Леля.
-- Леля... -- Анашкин молодо поднялся с дивана. -- Хо-тел дочь свою так
назвать... но... жена на дыбошки стала. Красивое имя.
-- Я не понимаю...
-- Хочу устроить вас пока. Пойдемте ко мне, например... Посмотрите:
понравится -- живите сколько влезет.
-- Я сейчас не могу. Вообще я хотела уехать сегодня же. Если не
удастся, я с удовольствием воспользуюсь вашей лю-безностью. А сейчас мне
нужно дописать вот это. -- Леля по-казала на блокнот.
-- Понимаю, -- сказал Анашкин. -- Жду вас.
-- До свиданья.
Анашкин вышел. Он понравился Леле.
Зазвонил телефон.
Леля взяла трубку.
-- Слушаю вас.
-- Я просил Талицу, -- сердито сказал густой сильный голос.
-- Это и есть Талица. Сельсовет.
-- Где председатель ваш?
-- Не знаю.
-- Кто же знает? -- Бас явно был не в духе.
Леле это не понравилось.
-- Председатель не обязан сидеть здесь с утра до ночи. Вам понятно?
-- Кто это говорит? -- пророкотал удивленный бас.
Леля на одну секундочку замешкалась, потом отчеканила:
-- Это Леля Селезнева с факультета журналистики.
-- Что же вы налетаете на старых знакомых, Леля с фа-культета? -- Бас
потеплел, и Леля узнала его: секретарь рай-кома партии Дорофских Федор
Иванович. Это он три часа назад рассказал ей всю историю с паромом.
-- Так что же там с паромом-то, Леля? -- поинтересовал-ся секретарь. --
Вы там ближе теперь...
Леле сделалось очень хорошо оттого, что ее совершенно серьезно
спрашивают о том, чем обеспокоены сейчас все на-чальственные головы района и
что она ближе всех сейчас к месту происшествия. Леля даже мимолетно
подумала, что надо будет узнать, давно ли Дорофских работает здесь
секре-тарем и стоит ли его вставлять в разгромную статью.
-- С паромом следующее: через час он будет готов! -- вы-палила Леля. --
Там, оказывается, порвался канат...
-- Да что вы? -- Секретарь несказанно обрадовался. -- Это серьезно,
Леля? Милая вы моя!.. Вот спасибо-то!
-- Не мне спасибо, а бригаде плотников.
-- Ну, понятно! Вот напишите о ком! Ведь они почти чудо сотворили!..
-- Да, -- сказала Леля и положила трубку. Закрыла блок-нот с
недописанной статьей и вышла из сельсовета.
Неподдельная радость в голосе секретаря райкома, готов-ность Анашкина
устроить ее немедленно, а главное, что паром скоро сделают, -- все это
повернуло ей мир другой стороной -- светлой.
"Громить легко. Но это еще никогда по-настоящему не действовало на
людей", -- думала Леля.
... Бригада плотников, семь человек, работала на пароме уже девять
часов подряд.
Когда Леля переправилась к ним на лодке, у них был перекур.
-- Здравствуйте, товарищи! -- громко и весело сказала Леля.
Днище и бок одного баркаса проломлены: паром сидел, круто накренившись.
Леля ступила на покатый настил палу-бы и смешно взмахнула руками. Кто-то из
бригады негромко и необидно засмеялся.
-- Поздравляю вас, товарищи! -- прибавила Леля без ве-селости.
В бригаде некоторое время молчали. Потом бригадир, очень старый человек
с крючковатым носом, сухой и жилис-тый, спросил:
-- С чем, дочка?
-- С окончанием работы. Я из краевой газеты к вам. Хочу написать о
вашем скромном подвиге...
Молодой здоровенный парень, куривший около рулевой будки, бросил окурок
в реку и весело сказал:
-- Начинается! -- И посмотрел на Лелю так, точно ждал, что она сейчас
выгнется колесом и покатится по палубе, как в цирке.
Леля растерянно смотрела на плотников.
-- Нам до окончания-то еще ое-ей сколько! Он еще пока на камушках
сидит, -- пояснил бригадир. -- Его еще зашить надо, да выкачать водичку, да
оттащить... Много работки.
-- Как же... Мне же сказали, что вам тут осталось на час работы.
-- Кто сказал?
-- Толстый такой... в сельсовете работает...
-- Анашкин. -- Плотники понимающе переглянулись.
Бригадир так же обстоятельно, как объяснял о пароме, ровным, спокойным
голосом рассказал про Анашкина:
-- Это он хочет свой грех замазать. Он у нас председате-лем долгое
время был, так?.. А денюжки, которые на ремонт парома были отпущены, куда-то
сплыли. Теперь он беспоко-ится: боится -- вспомнят. Ему это нежелательно.
Леля откинула со лба короткие волосы.
-- Ему этот факт выйдет боком, -- серьезно сказала она. -- Сигаретка
есть у кого-нибудь?
Здоровенный парень весело посмотрел на своих товари-щей.
-- Махорки можно, -- неуверенно предложил один плот-ник и оглянулся на
старика бригадира, желая, видимо, по-нять: не глупость ли он делает, что
потакает молоденькой де-вушке в такой слабости?
Но бригадир молчал.
-- Могу "Беломор-канал" удружить, -- сказал здоровен-ный парень, Митька
Воронцов, с готовностью подходя к де-вушке. Ему хотелось почему-то, чтобы
Леля выкинула что-нибудь совсем невиданное.
-- Спасибо, -- Леля так просто взяла у Митьки папироску, так просто
прикурила и затем посмотрела на плотников, что ни у кого не повернулся язык
сказать что-нибудь.
-- Давай, ребята, -- негромко сказал бригадир, поднимаясь.
Леля отошла от борта парома и стала смотреть на ту сторону, где,
выстроившись в длинный ряд, стояли грузовики с хлебом.
Шоферы не толпились на берегу и не смотрели с грустью на паром. Они
собрались небольшими кучками у машин и разговаривали. Человек шесть наладили
удочки и сидели на берегу в неподвижных позах. Кое-кто разложил поодаль от
машин костер -- пек картошку.
А далеко-далеко, за синим лесом, заходило огромное красное солнце.
Стучали топоры плотников, и стук этот далеко разносил-ся по реке.
Леле стало грустно. Она вдруг ощутила себя смешной и жалкой в этом
огромном и, в общем-то, простом мире. Есть заведенный порядок жизни,
которому подчиняются люди. Если сломался паром и на том берегу скопилось
много ма-шин, значит, должно пройти сколько-то часов, прежде чем паром
наладят, значит, машины с хлебом -- а что сделаешь? -- будут стоять и ждать,
и шоферы будут собираться группами и рассказывать анекдоты. Значит,
начальство будет волноваться, звонить по телефону. Было бы странно, если бы
оно тоже собиралось в группы и рассказывало анекдоты. В конце концов все
знают, что надо ждать. И смешно и глупо здесь суетиться, писать бойкие
статейки. Все понимают, что сломался паром, что машины, которые так нужны,
стоят. Па-ром мог бы не сломаться, но он сломался -- вот и все. Жизнь на
этом не остановилась.
Те же шоферы, которые сейчас кажутся беззаботными, через несколько
часов сядут за штурвалы и без сна и отдыха будут гнать и гнать по нелегким
дорогам, наверстывая по ме-ре возможности упущенное. И не будут чувствовать
себя ге-роями, так же как сейчас не испытывают угрызений совести оттого, что
не стоят толпой на берегу и не смотрят с тоскою на паром.
Леля вспомнила секретаря Дорофских и то, как она ему говорила: "С
паромом следующее...", и ее собственная беспо-мощность стала до того
очевидной и угнетающей, что она чуть не заплакала. Она стала мысленно
доказывать себе, что люди сами определяют порядок жизни. И все делают люди.
А киснуть и хныкать -- это легче всего. Это еще ни для кого не
представлялось очень трудным. Все делают люди, и надо быть спокойнее и
сильнее.
Она поднялась и подошла к старику плотнику.
-- Скажите, пожалуйста, а может быть, вас мало?
-- А? -- Бригадир выпрямился. -- Мало? Нет, тут больше не надо,
пожалуй... Да и нету у нас их больше-то.
-- Но ведь стоят машины-то! -- тихо, с отчаянием сказала Леля. -- Что
же делать-то?
-- Что делать?.. Вот делаем.
-- Когда вы думаете закончить?
-- Завтра к обеду... -- Старик прищурился и посмотрел на ту сторону
реки.
-- Ну нет! -- твердо сказала Леля. -- Так не пойдет. Вы что?
-- Что? -- не понял старик.
-- Товарищи! -- обратилась Леля ко всем. -- Товарищи, есть предложение:
собрать коротенькое собрание! Пятими-нутку. Я предлагаю... -- продолжала
Леля, -- работать ночью. Мне сейчас трудно посчитать, в какие тысячи
обходится го-сударству простой этих машин, но сами понимаете -- много. Я
сейчас схожу в деревню, обойду ваши семьи, скажу, чтобы вам принесли сюда
ужин...
-- Ну, это уж -- привет! -- сказал Митька Воронцов.
-- Да неужели вы не понимаете! -- Леля даже пристукну-ла каблучком по
палубе. -- А как было в войну -- по две сме-ны работали!.. Женщины работали!
Вы видите, что делает-ся? -- Леля в другое время и при других
обстоятельствах поймала бы себя на том, что она слишком театрально показа-ла
рукой на тот берег, на машины, и голос ее прозвучал на последних словах,
пожалуй, излишне драматично, но сейчас ей показалось, что она сказала
сильно. Во всяком случае, все посмотрели туда, куда она показала, -- там
стояли машины с хлебом.
-- У нас на это начальство есть, -- суховато сказал брига-дир.
-- Мы что, двужильные, что ли? -- спросил Митька.
Он уже не ждал от девушки "фокусов", он боялся, что она уговорит
плотников остаться на ночь. Пятеро других стояли нахмурившись.
-- Товарищи!.. -- опять начала Леля.
-- Да что "товарищи"! -- обозлился Митька. -- Тебе ж сказали: не
останемся... -- Митьке позарез нужно было быть вечером в клубе.
-- Эх вы!.. -- сказала Леля и неожиданно для себя запла-кала. -- Люди
стоят, машины стоят... их ждут... а они... -- го-ворила Леля, слезая с
парома. Она вытирала ладошкой слезы, сердилась на себя, не хотела плакать, а
слезы все катились: она очень устала сегодня, изнервничалась с этим паромом.
Плотники растерянно смотрели на тоненькую девушку в узкой юбке. Она
отвязала лодку и, неумело загребая веслами, поплыла к берегу
-- Ты, Митька, балда все-таки, -- сказал бригадир. -- Ду-бина просто.
-- Он шибко грамотный стал, -- поддакнул один из плот-ников. -- Вымахал
с версту, а умишка ни на грош.
Митька насупился, скинул рубаху, штаны и полез молч-ком в воду -- надо
было обмерить пролом в боку баркаса, чтобы заготовить щит-заплату. Остальные
тоже молча взя-лись за топоры. На берегу Лелю встретил председатель
Тро-фимов.
-- Чего они там? -- встревожился он, увидев заплакан-ную Лелю. --
Небось лаяться начали?
-- Да нет! -- Леля выпрыгнула из лодки. -- Попросила их... В общем, ну
их! -- Леля хотела идти в деревню.
Трофимов осторожно взял ее за тоненькую руку, повел обратно к лодке.
-- Поедем. Не переживай... Попросила остаться их?
-- Да.
-- Сейчас поговорим с ними... останутся. Я еще трех плотников нашел. К
утру сделаем.
Леля посмотрела в усталые умные глаза Трофимова, села в лодку,
тщательно вытерла коротким рукавом кофты запла-канные глаза.
Трофимов подгреб к парому, первым влез на него, потом подал руку Леле.
Плотники старательно тесали желтые пахучие брусья. Только бригадир
воткнул топор в кругляш и подошел к пред-седателю.
-- Ну что тут? -- спросил Трофимов.
-- Ночь придется прихватить, -- сказал старик, сворачи-вая папироску.
-- Я еще троих вам подброшу. К утру надо сделать, черт его... --
Председатель для чего-то потрогал небритую щеку, протянул руку к кисету
бригадира.
Леля смотрела на бригадира, на плотников, на их запо-тевшие спины, на
загорелые шеи, на узловатые руки. И опять ей захотелось плакать -- теперь от
любви к людям, к терпе-ливым, хорошим людям. Она взяла сухую, горячую руку
бри-гадира и погладила ее. Бригадир растерялся, посмотрел на Лелю, на
председателя, сказал:
-- Это... Ну ладно. -- И пошел к своему месту.
-- Ничего, -- сказал Трофимов, внимательно глядя на па-пироску, которую
скручивал.
Митька Воронцов фыркал в воде у баркаса, кряхтел, пле-вался.
-- Ты чего? -- спросил бригадир. -- Чего не вылезаешь-то. Обмерил?
-- Обмерил, -- сердито ответил Митька.
-- Ну?
-- Чего "ну"?
-- Вылезай, чего ты!
-- Да тут... трусы спали, заразы. Кха!
Кто-то из плотников хихикнул. Все выпрямились и смот-рели на Митьку.
-- Это тебя Бог наказал, Митька.
Митька нырнул, довольно долго был под водой, выныр-нул и стал
отхаркиваться.
-- Нашел?
-- Найдешь... кхах...
-- Значит, уплыли.
-- Вот история-то! -- сказал бригадир и оглянулся на Лелю.
-- Я отвернусь, а он пусть вылезает, -- предложила Леля.
-- Митька!
-- Ну?
-- Она отвернется -- лезь!
Митька вылез, надел брюки и взялся за топор.
Опять на пароме застучали восемь топоров, и стук их да-леко разносился
по реке.
К утру паром починили.
Когда огромное веселое солнце выкатилось из-за горы, паром подошел к
берегу.
На палубе сидели плотники, курили (бригаде нужно было сплавать разок на
сторону, чтобы посмотреть, как ведет себя паром с грузом). Кое-кто
отмывался, доставая ведром воду, бригадир, свесив голову через люк, смотрел
в баркас, предсе-датель (он оставался всю ночь на пароме) оттирал с колена
смолистое пятно. Митька Воронцов спал, вольно раскинув руки и ноги. Леля
сидела с блокнотом у борта, грызла каран-дашик и смотрела, как всходит
солнце.
На той стороне выли стартеры, урчали, кашляли, чихали моторы,
переговаривались шоферы. Голоса их были густые со сна, отсыревшие... Они
громко зевали.
"Это было грандиозно! -- начала писать Леля. -- Двенад-цать человек,
вооружившись топорами..." Она зачеркнула "вооружившись", подумала и
выбросила все начало. Написа-ла так: "Это была удивительная ночь! Двенадцать
человек ра-ботали, ни разу не передохнув..." Подумала, вырвала лист из
блокнота, смяла и бросила в реку. Начала снова: "Неповто-римая, удивительная
ночь! На отмели, на камнях, горит ог-ромный костер, освещая трепетным светом
большой паром. На пароме двенадцать человек..." Леля и этот лист бросила в
реку.
Паром тем временем подошел к берегу. Стали въезжать машины. Паромщик
орал на шоферов, те бешено крутили рули, то пятились, то двигались вперед.
Леля стояла, прижавшись к рулевой будке, смотрела на все это и уже не
думала об удивительной ночи и о том, как трепетно горел костер. Жизнь --
горластая, веселая -- кати-лась дальше. Ночь осталась позади, и никому
теперь нет до нее дела. Теперь важно как можно быстрее переправить ма-шины.
Паром отчалил. Стало немного потише.
Леля вырвала из блокнота лист и написала:

"Федор Иванович! Виноват во всем Анашкин. Когда он был председателем,
ему были отпущены деньги на ремонт парома, но денежки эти куда-то сплыли. Я
бы на вашем месте наказала Анашкина со всей строгостью.
Леля Селезнева".

Леля свернула листок треугольником, подписала: "Сек-ретарю РК КПСС тов.
Дорофских Ф. И." -- и отдала тре-угольник одному из шоферов.
-- Вы ведь через райцентр поедете?
-- Да.
-- Передайте там кому-нибудь, пусть занесут в райком.
-- Давай.
Паром подплыл к берегу; стали съезжать машины. Опять гул, рев, крики...
А Леля поднималась по крутому берегу с плотниками, ко-торые
направлялись в деревню, курила Митькин "Беломор" и с удовольствием думала,
как она сейчас уснет в какой-ни-будь избе, укрывшись шубой.


OCR: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского

Ленька

Ленька был человек мечтательный. Любил уединение.
Часто, окончив работу, уходил за город, в поле. Подолгу неподвижно
стоял -- смотрел на горизонт, и у него болела душа: он любил чистое поле,
любил смотреть на горизонт, а в городе не было горизонта.
Однажды направлялся он в поле и остановился около то-варной станции,
где рабочие разгружали вагоны с лесом.
Тихо догорал жаркий июльский день. В теплом воздухе настоялся крепкий
запах смолья, шлака и пыли. Вокруг за-думчиво и спокойно.
Леньке вспомнилась родная далекая деревня -- там вече-рами пахнет
полынью и дамом. Он вздохнул.
Недалеко от Леньки, под откосом, сидела на бревне бело-курая девушка с
раскрытой книжкой на коленях. Она тоже смотрела на рабочих.
Наблюдать за ними было очень интересно. На платформе орудуют ломами
двое крепких парней -- спускают бревна по слегам; трое внизу под откосом
принимают их и закатывают в штабеля.
-- И-их, р-раз! И-ищ-що... оп! -- раздается в вечернем воздухе, и
слышится торопливо шелестящий шорох сосновой коры и глухой стук дерева по
земле. Громадные бревна, устремляясь вниз, прыгают с удивительной, грозной
легкостью.
Вдруг одно суковатое бревно скользнуло концом по сле-гам, развернулось
и запрыгало с откоса прямо на девушку. В тишине, наступившей сразу,
несколько мгновений лишь слышно было, как бежит по шлаку бревно. С колен
девушки упала книжка, а сама она... сидит. Что-то противное, теплое
захлестнуло Леньке горло... Он увидел недалеко от себя лом. Не помня себя,
подскочил к нему, схватил, в два прыжка пересек путь бревну и всадил лом в
землю. Уперся ногами в сыпучий шлак, а руками крепко сжал верхний конец
лома.
Бревно ударилось о лом. Леньку отшвырнуло метра на три, он упал. Но и
бревно остановилось.
Лом попался граненый -- у Леньки на ладони, между большим и
указательным пальцами, лопнула кожа.
К нему подбежали. Первой подбежала девушка.
Ленька сидел на земле, нелепо выставив раненую руку, и смотрел на
девушку. То ли от радости, то ли от пережитого страха -- должно быть, от
того и от другого -- хотелось заплакать.
Девушка разорвала косынку и стала заматывать раненую ладонь, осторожно
касаясь ее мягкими теплыми пальцами.
-- Какой же вы молодец! Милый... -- говорила она и смотрела на Леньку
ласково, точно гладила по лицу ладош-кой. Удивительные у нее глаза --
большие, темные, до того темные, что даже блестят.
Леньке сделалось стыдно. Он поднялся. И не знал, что теперь делать.
Рабочие похвалили его за смекалку и стали расходиться.
-- Йодом руку-то надо, -- посоветовал один.
Девушка взяла Леньку за локоть.
-- Пойдемте к нам...
Ленька не раздумывая пошел.
Шли рядом. Девушка что-то говорила. Ленька не пони-мал что. Он не
смотрел на нее.
Дома Тамара (так звали девушку) стала громко рассказы-вать, как все
случилось.
Ее мать, очень толстая, еще молодая женщина с красивы-ми губами и
родинкой на левом виске, равнодушно разгля-дывала Леньку и устало улыбалась.
И говорила:
-- Молодец, молодец!
Она как-то неприятно произносила это "молодец" -- не-громко, в нос,
растягивая "е".
У Леньки отнялся язык (у него очень часто отнимался язык), и он ничего
путного за весь вечер не сказал. Он мол-чал, глупо улыбался и никак не мог
посмотреть в глаза ни ма-тери, ни дочери. И все время старался устроить
куда-нибудь свои большие руки. И еще старался не очень опускать голо-ву --
чтобы взгляд не получался исподлобья. Он имел привы-чку опускать голову.
Сели пить чай с малиновым вареньем.
Мать стала рассказывать дочери, какие она видела сегод-ня в магазине
джемперы -- красные, с голубой полоской. А на груди -- белый рисунок.
Тамара слушала и маленькими глотками пила чай из цве-тастой чашки. Она
раскраснелась и была очень красивой в эту минуту.
-- А вы откуда сами? -- спросила Леньку мать.
-- Из-под Кемерова.
-- О-о, -- сказала мать и устало улыбнулась.
Тамара посмотрела на Леньку и сказала:
-- Вы похожи на сибиряка.
Ленька ни с того ни с сего начал путано и длинно расска-зывать про свое
село. Он видел, что никому не интересно, но никак не мог замолчать -- стыдно
было признаться, что им не интересно слушать.
-- А где вы работаете? -- перебила его мать.
-- На авторемонтном, слесарем. -- Ленька помолчал и еще добавил: -- И
учусь в техникуме, вечерами...
-- О-о, -- произнесла мать.
Тамара опять посмотрела на Леньку.
-- А вот наша Тамарочка никак в институт не может уст-роиться, --
сказала мать, закинув за голову толстые белые руки. Вынула из волос
приколку, прихватила ее губами, по-правила волосы. -- Выдумали какие-то два
года!.. Очень не-разумное постановление. -- Взяла изо рта приколку,
воткну-ла в волосы и посмотрела на Леньку. -- Как вы считаете?
Ленька пожал плечами.
-- Не думал об этом.
-- Сколько же вы получаете слесарем? -- поинтересова-лась мать.
-- Когда как... Сто, сто двадцать. Бывает восемьдесят...
-- Трудно учиться и работать?
Ленька опять пожал плечами.
-- Ничего.
Мать помолчала. Потом зевнула, прикрыв ладошкой рот.
-- Надо все-таки написать во Владимир, -- обратилась она к дочери. --
Отец он тебе или нет!.. Пусть хоть в педаго-гический устроит. А то опять год
потеряем. Завтра же сядь и напиши.
Тамара ничего не ответила.
-- Пейте чай-то. Вот печенье берите... -- Мать пододвинула Леньке
вазочку с печеньем, опять зевнула и подня-лась. -- Пойду спать. До свиданья.
-- До свиданья, -- сказал Ленька.
Мать ушла в другую комнату
Ленька нагнул голову и занялся печеньем -- этого мо-мента он ждал и
боялся.
-- Вы стеснительный, -- сказала Тамара и ободряюще улыбнулась.
Ленька поднял голову, серьезно посмотрел ей в глаза.
-- Это пройдет, -- сказал он и покраснел. -- Пойдемте на улицу.
Тамара кивнула и непонятно засмеялась.
Вышли на улицу.
Ленька незаметно вздохнул: на улице было легче.
Шли куда-то вдоль высокого забора, через который тяже-ло свисали ветки
кленов. Потом где-то сели -- кажется, в сквере.
Было уже темно. И сыро. Пал туман.
Ленька молчал. Он с отчаянием думал, что ей, наверное, неинтересно с
ним.
-- Дождь будет, -- сказал он негромко.
-- Ну и что? -- Тамара тоже говорила тихо.
Она была совсем близко. Ленька слышал, как она дышит.
-- Неинтересно вам? -- спросил он.
Вдруг -- Ленька даже не понял сперва, что она хочет сде-лать, -- вдруг
она придвинулась к нему вплотную, взяла его голову в свои мягкие, ласковые
руки (она могла взять ее и унести совсем, ибо Ленька моментально перестал
что-либо соображать), наклонила и поцеловала в губы -- крепко, боль-но,
точно прижгла каленой железкой. Потом Ленька услы-шал удаляющиеся шаги по
асфальту и голос из темноты, не-громко:
-- Приходи.
Ленька зажмурился и долго сидел так.
К себе в общежитие он шел спокойный. Медленно нес свое огромное
счастье. Он все замечал вокруг: у забора под тусклым светом электрических
лампочек вспыхивали холод-ные огоньки битой посуды... Перебегали через улицу
кошки...
Было душно. Собирался дождь.

Они ходили с Тамарой в поле, за город. Ленька сидел на теплой траве,
смотрел на горизонт и рас-сказывал, какая у них в Сибири степь весной по
вечерам, когда в небе догорает заря. А над землей такая тишина! Такая стоит
тишина!.. Кажется, если громко хлопнуть в ладоши, небо вздрогнет и зазвенит.
Еще рассказывал про своих зем-ляков. Он любил их, помнил. Они хорошо поют.
Они очень добрые.
-- А почему ты здесь?
-- Я уеду. Окончу техникум и уеду. Мы вместе уедем... -- Ленька краснел
и отводил глаза в сторону.
Тамара гладила его прямые мягкие волосы и говорила:
-- Ты хороший. -- И улыбалась устало, как мать. Она была очень похожа
на мать. -- Ты мне нравишься, Леня.
Катились светлые, счастливые дни. Кажется, пять дней прошло.
Но однажды -- это было в субботу -- Ленька пришел с работы, наутюжил
брюки, надел белую рубашку и отправил-ся к Тамаре: они договорились сходить
в цирк. Ленька дер-жал правую руку в кармане и гладил пальцами билеты.
Только что перепал теплый летний дождик, и снова ярко светило солнышко.
Город умылся. На улицах было мокро и весело.
Ленька шагал по тротуару и негромко пел -- без слов.
Вдруг он увидел Тамару. Она шла по другой стороне улицы под руку с
каким-то парнем. Парень, склонившись к ней, что-то рассказывал. Она громко
смеялась, закидывая назад маленькую красивую голову.
В груди у Леньки похолодело. Он пересек улицу и пошел вслед за ними. Он
долго шел так. Шел и смотрел им в спины. На молодом человеке красиво
струился белый дорогой плащ. Парень был высокий.
Сердце у Леньки так сильно колотилось, что он остано-вился и с минуту
ждал, когда оно немного успокоится. Но оно никак не успокаивалось. Тогда
Ленька перешел на дру-гую сторону улицы, обогнал Тамару и парня, снова
пересек улицу и пошел им навстречу. Он не понимал, зачем это дела-ет. Во рту
у него пересохло. Он шел и смотрел на Тамару. Шел медленно и слышал, как
больно колотится сердце.
Тамара все смеялась. Потом увидела Леньку. Ленька за-метил, как она