Страница:
конечно, но, как говорит один мой кол-лега, я под этой работой подписываюсь.
Как находишь?
-- Хорошо, -- похвалила Валя. -- Очень даже хорошо!
Владимир Семеныч снял с нее плащ-болонью, при этом почему-то не смотрел
ей в глаза (может, грех затевал), уса-дил в креслице, к креслицу пододвинул
журнальный сто-лик... На столике было много разных журналов с картин-ками.
-- Прошу... полистай пока. Как тебе "Россарио"?
-- Какой "Россарио"?
-- На чем сидишь-то! -- воскликнул Владимир Семеныч со смехом. --
Кресло-то из "Россарио". А вот -- стенка. Гарнитур "Россарио". Финский.
Тысяча двести.
-- Так, а зачем же еще какой-то?
-- Надо дожимать. Но "Роджерс" здесь не появится, по-ка нас с Люськой
не разделят: нема дурных. Посиди, я пока кофе себе сготовлю, -- и Владимир
Семеныч поспешил на кухню готовить кофе. Но и оттуда все говорил. Громко. --
У тебя родных много в деревне?
-- Много, -- отвечала Валя.
-- Вот эти родственнички!.. -- кричал из кухни Владимир Семеныч. --
Да?! Как грибов!.. А коснись чего-нито -- нико-го! Да?
Валя ничего на это не сказала, листала журнал.
-- Как находишь журналы?! -- опять закричал Владимир Семеныч.
-- Хорошие.
-- По тематике подбирал! Обрати внимание: все жмут на уют.
-- А?
-- Уют подчеркивают!
-- Да... -- сказала Валя.
-- Не находишь, что в квартире, -- кричал Владимир Се-меныч, -- не
хватает заботливой женской руки?!
Валя не знала, что на это говорить.
-- Да бог ее знает...
-- А?!
-- Не знаю!
-- Явно не хватает! -- Владимир Семеныч появился в комнате с подносом в
руках. На подносе -- медный сосудец с кофе, малые чашечки. -- Жить тем не
менее надо краси-во, -- сказал он. -- Прошу: сядем рядком, потолкуем
лад-ком.
Сели к столу, где стояла бутылка шампанского, стояли вазы с конфетами,
с орехами, с печеньем. Владимир Семе-ныч нагнулся вбок куда-то и что-то
такое включил -- щелк-нуло. Музыку, оказывается: в комнату полились грустные
человечнейшие звуки.
-- "Мост Ватерлоо", -- сказал Владимир Семеныч тихо. И смело посмотрел
в глаза девушке: -- Как находишь?
-- Хорошая, -- сказала Валя. И чуть покраснела от взгля-да Владимира
Семеныча.
Зато Владимир Семеныч осмелел вполне. Он говорил и откупоривал
шампанское, наливал шампанское в фужер и говорил...
-- Я так считаю: умеешь жить -- живи, не умеешь -- пе-няй на себя. Но,
кроме всего прочего, должен быть вкус, по-тому что... если держать,
например, две коровы и семна-дцать свиней -- это тоже считается хорошо.
Должен быть современный уровень -- во всем. Держи, но пока не пей: мы на
брудершафт выпьем. Я себе кофе налью.
-- Как это? -- спросила Валя.
-- На брудершафт-то? А вот так вот берутся... Дай руку. Вот так берут,
просовывают... -- Владимир Семеныч пока-зал. -- Так? И -- выпивают.
Одновременно. Мм? -- Влади-мир Семеныч близко заглянул опять в глаза Вале.
-- Мм? -- губы его чуть дрожали от волнения.
-- Господи!.. -- сказала Валя. -- Для чего так-то?
-- Ну, происходит... тесное знакомство. Уже тут... со-знаются друг
другу. Некоторый союз. Мм?
-- Да что-то мне... как-то... Давайте уж прямо выпьем.
-- Да нет, зачем же прямо-то? -- Владимир Семеныч хо-тел улыбнуться, но
губы его свело от волнения, он только покривился. И глотнул. -- Мм? Зачем
прямо-то? Дело же в том, что тут образуется некоторый союз... И скрепляется
поцелуем. Я же не в Карачарове это узнал, -- Владимир Се-меныч опять
глотнул. -- Мм?
-- Да ведь неспособно так пить-то!
-- Да почему же неспособно?! -- Владимир Семеныч придвинулся ближе, но
у него это вышло неловко, он рас-плескал кофе из чашечки. -- Вовсе даже
способно. Почему неспособно-то? Поехали. Музыка такая играет... даже жал-ко.
Неужели у тебя не волнуется сердце? Не волнуется?
-- Да бог ее знает... -- Вале было ужасно стыдно, но она хотела
преодолеть этот стыд -- чтобы наладился этот со-временный уровень, она
хотела, чтобы уж он наладился, черт с ним совсем, ничего не поделаешь --
везде его требу-ют. -- Волнуется, вообще-то. А зачем говорить-то про это?
-- Да об этом целые тома пишут! -- воскликнул ободрен-ный Владимир
Семеныч. -- Поэмы целые пишут! В чем де-ло? Ну? Ну?.. А то шампанское
выдыхается.
-- Да давай прямо выпьем! -- сказала Валя сердито. Ни-как она не могла
развязаться. -- Какого дьявола будем косо-бочиться?
-- Но образуется же два кольца... -- Владимир Семеныч растерялся от ее
сердитого голоса. -- Зачем же ломать традицию? Музыка такая играет... Мы ее
потом еще разок за-ведем. Мм?
-- Да не мычи ты, ну тя к черту! -- вконец чего-то обозли-лась Валя. --
Со своей музыкой... Не буду я так пить. Ото-двинься. Трясется сидит, как...
-- Валя сама отодвинулась. И поставила фужер на стол.
-- Выйди отсюда, -- негромко, зло сказал Владимир Се-меныч. -- Корова.
Дура.
Валя не удивилась такой чудовищной перемене. Встала и пошла надевать
плащ. Когда одевалась, посмотрела на Владимира Семеныча.
-- Корова, -- еще сказал Владимир Семеныч.
-- Ну-ка!.. -- строго сказала Валя. -- А то я те пообзываюсь тут!
Сам-то... слюнтяй.
Владимир Семеныч резко встал... Валя поспешно вышаг-нула из квартиры.
Да так крепко саданула дверью, что от стены над косяком отвалился кусок
штукатурки и неслыш-но упал на красный коврик.
-- Корова, -- еще раз сказал Владимир Семеныч. И стал убирать со стола.
После этого Владимир Семеныч долго ни с кем не знако-мился. Потом
познакомился с одной... С Изольдой Вик-торовной. Изольда Викторовна покупала
дешевенький гар-нитур, и Владимир Семеныч познакомился с ней. Она тоже
разошлась с мужем, и тоже из-за водки -- пил мужик. Вла-димир Семеныч
проявил к ней большое сочувствие, помог отвезти гарнитур на квартиру. И там
они долго беседовали о том, что это ужасно, как теперь много пьют. Как
взбеси-лись! Семьи рушатся, судьбы ломаются... И ведь что удиви-тельно: не с
горя пьют, какое горе! Так -- разболтались.
Изольда Викторовна, приятная женщина лет тридцати трех -- тридцати
пяти, слушала умные слова Владимира Се-меныча, кивала опрятной головкой... У
нее чуть шевелился кончик аккуратного носика. Она понимала Владимира
Се-меныча, но самой ей редко удавалось вставить слово -- го-ворил Владимир
Семеныч. А когда ей удавалось немного по-говорить, кончик носа ее заметно
шевелился, на щеках образовывались и исчезали, образовывались и исчезали
ямочки, и зубки поблескивали белые, ровные. Владимир Семеныч под конец очень
растрогался и сказал:
-- У меня один родственничек диссертацию защитил -- собирает банкет:
пойдемте со мной? А то я тоже... один, как столб, извините за такое
сравнение.
И Владимир Семеныч поведал свою горькую историю: как он злоупотреблял
тоже, как от него ушла жена... И так у него это хорошо -- грустно -- вышло,
так он откровенно все рассказал, что Изольда Викторовна посмеялась и
согласи-лась пойти с ним на банкет. Владимир Семеныч шел домой чуть не
вприпрыжку -- очень ему понравилась женщина. Он все видел, как у нее
шевелится носик, губки шевелятся, щечки шевелятся -- все шевелится, и зубки
белые поблески-вают.
"Да такая умненькая! -- радостно думал Владимир Семе-ныч. -- Вот к
ней-то "Роджерс" подойдет. Мы бы с ней организовали славное жилье".
Было воскресенье. Владимир Семеныч шел с Изольдой Викторовной в
ресторан. Хотел было взять ее под ручку, но она освободилась и просто
сказала:
-- Не нужно.
Владимир Семеныч хотел обидеться, но раздумал.
-- Я вот этого знаю, -- сказал он. -- Только не огля-дывайтесь. Потом
оглянетесь.
Прошли несколько.
-- Теперь оглянитесь.
Изольда Викторовна оглянулась.
-- В шляпе, -- сказал Владимир Семеныч. -- С портфе-лем.
-- Так... И что?
-- Он раньше в заготконторе работал. Мы как-то были с ним в доме отдыха
вместе, ну, наклюкались... Ну, надо же что-то делать! Он говорит: "Хочешь,
сейчас со второго эта-жа в трусах прыгну?" Струков его фамилия... вспомнил.
-- Ну?
-- Прыгнул. Разделся до трусов и прыгнул. На клумбу цветочную. Ну,
конечно, сообщили на работу. Приходил потом ко мне: "Напиши как свидетель,
что я случайно со-рвался".
-- И что вы?
-- Что я, дурак, что ли? Он случайно разделся, случайно залез на
подоконник, случайно закричал: "Полундра!" Я говорю: "Зачем "полундру"-то
было кричать? Кто же нам после этого поверит, что "случайно"?" По-моему,
перевели куда-то. Но ничего, с портфелем ходит... Мы, когда встре-чаемся,
делаем вид, что не знаем друг друга. А в одной ком-нате жили.
-- Дурак какой, -- сказала Изольда Викторовна. -- Со второго этажа...
Мог же голову свернуть.
-- Не дурак, какой он дурак. Это, так называемые, духари: геройство
свое показать. Я, если напивался, сразу под стол лез...
-- Под стол?
-- Не специально, конечно, но... так получалось. Я очень спокойный по
натуре, -- Владимир Семеныч, сам того не замечая, потихоньку хвалил себя, а
про "Роджерс" и "Россарио" молчал -- чуял, что не надо. Изольда Викторовна
ра-ботала библиотекарем, Владимир Семеныч работу ее ува-жал, хоть понимал,
что там платят гроши.
В ресторане для банкета был отведен длинный стол у сте-ны.
Приглашенные, некоторые, уже сидели. Сидели чинно, прямо. Строго и
неодобрительно поглядывали на малые столики в зале, за которыми выпивали,
кушали, беседова-ли... Играла музыка, маленький толстый человек пел на
воз-вышении песню не по-русски.
-- Вон та, в голубом платье... -- успел сообщить Влади-мир Семеныч,
пока шли к столу через зал, -- с ней опасай-тесь насчет детского воспитания
спорить: загрызет.
-- Что такое? -- испугалась Изольда Викторовна.
-- Не бойтесь, но лучше не связывайтесь: она в детском садике работает,
начальница там какая-то... Дура вооб-ще-то.
Владимир Семеныч широко заулыбался, с достоинством поклонился всем и
пошел здороваться и знакомить Изоль-ду Викторовну.
На Изольду Викторовну смотрели вопросительно и стро-го. Некоторые даже
подозрительно. Она смутилась, расте-рялась... Но когда сели, Владимир
Семеныч горячо зашептал ей:
-- Умоляю: выше голову! Это мещане, каких свет не ви-дел. Тут одна
показуха, один вид, внутри -- полное убоже-ство. Нули круглые сидят.
-- Может, нам уйти лучше?
-- Зачем? Посидим... Любопытно.
Получилось вообще-то, что они сидят напротив на-чальницы из детсадика,
а по бокам от них -- пожилые и то-же очень строгие, больше того --
презирающие всех, кто в тот вечер оказался в ресторане. Они смотрели в зал,
перего-варивались. Делали замечания. Не одобряли они все это, весь этот шум,
гам, бестолковые выкрики...
-- А накурено-то! Неужели не проветривается?
-- Дело не в этом. Здесь же специально сидят, одурмани-вают себя --
зачем же проветривать?
-- А вон, во-он -- молоденькая!.. Во-он, хохочет-то. Заливается!
-- С офицером-то?
-- Да. Как хохочет, как хохочет!.. Будущая мать.
-- Почему будущая? У них теперь это рано...
-- Это вы меня спросите! -- воскликнула полная жен-щина в голубом. -- Я
как раз наблюдаю... результаты этого смеха.
-- А где же наш диссертант-то? -- спросил Владимир Семеныч.
-- За руководителем поехал.
-- За генералом, так сказать?
Не поняли:
-- За каким генералом?
-- Ну, за руководителем-то... Я имею в виду Чехова, -- Владимир Семеныч
повернулся к Изольде Викторовне: -- У него руководитель -- известный
профессор в городе, я ему "Россарио" доставал. Я его называю -- генерал, в
перенос-ном смысле, разумеется. Вам не хочется поговорить с кем-нибудь?
Может, пошутили бы... А то как-то неудобно мол-чать.
-- Я не знаю, о чем тут говорить, -- сказала Изольда Вик-торовна. --
Мне все же хочется уйти.
-- Да ничего! Надо побыть... Можно алкоголиков покри-тиковать -- они
это любят. Медом не корми, дай...
-- Нет, не сумею. Надо уйти.
-- Да почему?! -- с сердцем воскликнул Владимир Семе-ныч. -- Ну, что уж
так тоже: уйти, уйти! Уйти мы всегда успеем, -- Владимир Семеныч
спохватился, что отчитывает милую женщину, помолчал и добавил мягко, с
усмешкой: -- Не торопитесь, я же с вами. В случае чего я им тут фитиля
вставлю.
Изольда Викторовна молчала.
А вокруг говорили. Подходили еще родственники и зна-комые нового
кандидата, здоровались, усаживались и вклю-чались в разговор.
-- Кузьма Егорыч! -- потянулся через стол Владимир Се-меныч к пожилому,
крепкому еще человеку. -- А, Кузьма Егорыч!.. Не находите, что он слишком
близко к микрофо-ну поет?
-- Кто? -- откликнулся Кузьма Егорыч. -- А, этот... На-хожу. По-моему,
он его сейчас скушает.
-- Кого? -- не поняли со стороны.
-- Микрофон.
Ближайшие, кто расслышал, засмеялись.
-- Сейчас вообще мода пошла: в самый микрофон петь. Черт знает что за
мода!
-- Ходят с микрофоном! Ходит и поет. Так-то можно петь.
-- Шаляпин без микрофона пел!
-- Ну, взялись, -- негромко, с ехидной радостью сказал Владимир Семеныч
своей новой подруге. -- Сейчас этого... с микрофоном вместе съедят.
-- То -- Шаляпин! Шаляпин свечи гасил своим басом, -- сказал пожилой.
Так сказал, как если бы он лично знавал Шаляпина и видел, как тот "гасил
свечи".
-- А вот и диссертант наш! -- заволновались, задвигались за столом.
По залу сквозь танцующих пробирались мужчина лет со-рока, гладко
бритый, в черном костюме и в пышном галсту-ке, и с ним -- старый, несколько
усталый, наверно, профес-сор.
Встали навстречу им, захлопали в ладоши. Женщина в голубом окинула
презрительным взглядом танцующих без-дельников.
-- Прошу садиться! -- сказал кандидат.
-- А фасонит-то! -- тихо воскликнул Владимир Семе-ныч. -- Фасонит-то!..
А сам небось на трояки с грехом попо-лам вытянул. Фраер.
-- Боже мой! -- изумилась Изольда Викторовна. -- Отку-да такие слова!..
Зачем это?
-- Тю! -- в свою очередь, искренне изумился Владимир Семеныч. -- Да
выпивать-то с кем попало приходилось -- набрался. Нахватался, так сказать.
-- Но зачем же их тут произносить?
Владимир Семеныч промолчал. Но, как видно, затаил досаду.
Тут захлопали бутылки шампанского.
-- Салют! -- весело закричал один курносый, в очках. -- За
новоиспеченного кандидата!
-- Товарищ профессор, ну, как он там вообще-то? Здо-рово плавал?
Профессор неопределенно, но, в общем, вежливо пожал плечами.
-- За профессора! За профессора! -- зашумели.
-- За обоих! И -- за науку!
Кандидат стоял и нахально улыбался.
-- За здоровье всех наших дам! -- сказал он.
Это всем понравилось.
Выпили. Придвинулись к закуске. Разговор не прекра-щался.
-- Грибки соленые или в маринаде?
-- Саша, подай, пожалуйста, грибочки! Они соленые или в маринаде?
-- В маринаде.
-- А-а, тогда не надо, у меня сразу изжога будет.
-- А селедку?.. Селедку дать?
-- Селедочку? Селедочку можно, пожалуй.
-- Вам подать в маринаде? -- спросил Владимир Семе-ныч Изольду
Викторовну
-- Можно.
-- Сань, подай, пожалуйста, в маринаде! Вон -- в мари-наде!
-- А танцуют ничего. А?
-- Слышите! Сергей уже оценил: "Танцуют ничего"!
Засмеялись.
-- Подожди, он сам скоро пойдет. Да, Сергей?
-- А что? И пойду!
-- Неисправимый человек, этот Сергей!
-- Дурак неисправимый, -- уточнил Владимир Семеныч Изольде Викторовне.
-- Дочка в девятый класс ходит, а он все на танцах шустрит. Вон он, в
клетчатом пиджаке.
Изольда Викторовна интеллигентно потыкала вилочкой маринованные
грибочки, которые она перед тем мелко порезала ножиком... Но Владимир
Семеныч не давал ей как следует поесть -- все склонялся и говорил ей
что-нибудь. Она слушала и кивала головой.
Поднялся во весь рост курносый Сергей.
-- Позвольте!
-- Тише, товарищи!..
-- Дайте тост сказать! Товарищи!..
-- Товарищи! За дам мы уже выпили... Это правильно. Но все же,
товарищи, мы собрались здесь сегодня не из-за дам, при всем моем уважении к
ним.
-- Да, не из-за их прекрасных глаз!
-- Да. Мы собрались... поздравить нового кандидата, нашего Вячеслава
Александровича. Просто -- нашего Сла-ву. И позвольте мне тут сегодня
скаламбурить: слава наше-му Славе!
Засмеялись и захлопали.
Курносый сел было, но тут же вскочил опять:
-- И позвольте, товарищи!.. Товарищи! И позвольте так-же приветствовать
и поздравить руководителя, который на-правлял, так сказать, и всячески
помогал... и является орга-низатором и вдохновителем руководящей идеи,
которая заложена в основе. За вас, товарищ профессор!
Дружно опять захлопали.
-- Трепачи, -- сказал Владимир Семеныч Изольде Вик-торовне.
Изольда Викторовна тоскливо опять покивала головой.
Со всех сторон налегали на закуски и продолжали актив-но разговаривать.
Пожилой человек и человек с золотыми зубами налади-ли через стол
дружеские пререкания. А так как было шумно и гремела музыка, то и они тоже
говорили очень громко.
-- Что не звонишь?! -- кричал пожилой.
-- А?
-- Не звонишь, мол, почему?!
-- А ты?
-- Я звонил! Тебя же на месте никогда нету!
-- А-а, тут я не виноват! "Не виновата я!"
-- Так взял бы да позвонил! Я-то всегда на месте!
-- А я звонил вам, Кузьма Егорыч! -- хотел влезть в этот разговор
Владимир Семеныч, обращаясь к пожилому, к Кузьме Егорычу. -- Вас тоже не
было на месте.
-- А? -- не расслышал Кузьма Егорыч.
-- Я говорю, я вам звонил!
-- Ну и что? А чего звонил-то?
-- Хотел... это... Нам "Роджерсы" хотят забросить...
-- Кузьма! А, Кузьма!.. -- кричал золотозубый. Кузьма Егорыч повернулся
к нему. -- Ты Протопопова встречаешь?
-- Кого?
-- Протопопова!
-- Каждый день!
-- Ну как? -- спросил Владимир Семеныч Изольду Вик-торовну. -- Скучно?
-- Ничего, -- сказала она.
-- Видите, какой разгул мещанства! Взял бы всех и облил шампанским.
Здесь живут более или менее только вот эти два, которые кричат друг другу...
Остальные больше пока-зуху разводят.
-- А я уж думал, тебя перевели куда-нибудь! -- кри-чал Кузьма Егорыч
золотозубому. -- Куда он, думаю, про-пал-то?!
-- Куда перевели?
-- Может, думаю, повысили его там!
-- Дожидайся -- повысят! Скорей -- повесят!
-- Ха-ха-ха!.. -- густо, гулко засмеялся Кузьма Егорыч.
-- Ну что, Софья Ивановна? -- обратился Владимир Се-меныч к женщине в
голубом. Его злило, что ни его, ни его подругу как-то не замечают, не хотят
замечать. -- Все воюе-те там, с малышами-то.
Софья Ивановна мельком глянула на него и постучала вилкой по графину.
-- Товарищи!.. Товарищи, давайте предложим им нор-мальный вальс! Ну что
они... честное слово, неприятно же смотреть!
-- В чужой монастырь, Софья Ивановна, со своим уста-вом...
-- Да почему?! Мы же в своей стране, верно же! Давайте попросим сыграть
вальс. Молодежь!..
-- Не надо, -- остановил Кузьма Егорыч. -- Не наше де-ло: пусть с ума
сходят.
-- А вот это в корне неправильное решение! -- восстала Софья Ивановна.
-- Да хорошо танцуют, чего вы! -- сказал человек с золо-тыми зубами. --
Был бы помоложе, сам пошел бы... подрыгался.
-- Именно -- подрыгался! Разве в этом смысл танца?
-- Ну, еще тут смысла искать! А в чем же?
-- В кра-соте! -- объяснила Софья Ивановна.
-- А смысл красоты в чем? -- все хотел тоже поговорить Владимир
Семеныч. -- А, Софья Ивановна? Если вы, допус-тим, находите, что вот этот
виноград...
-- Одну минуточку, Алексей Павлыч, вы что, не соглас-ны со мной? --
требовательно спрашивала Софья Ивановна золотозубого.
-- Согласен, согласен, Софья Ивановна, -- сказал Алек-сей Павлыч
недовольно. -- Конечно, в красоте. В чем же еще!
-- Да, но в чем смысл красоты?! -- вылетел опять Влади-мир Семеныч.
-- Так в чем же дело? -- Софья Ивановна упорно не хоте-ла замечать
Владимира Семеныча. -- Алексей Павлыч!
-- Ау?
-- В чем же дело?!
Владимир Семеныч помрачнел.
-- Пойдемте домой, -- предложила Изольда Викторовна.
-- Подождите. А то поймут, как позу... Ну, кретины! Кро-хоборы.
-- Саша, Саш! -- громко говорили за столом. -- У тебя Хламов бывает?
-- Вчера был.
-- Как он?
-- В порядке.
-- Да? Устроился?
-- Да.
-- Довольный?
-- Ничего, говорит. А чего ты о нем?
-- Пойдемте домой, -- опять сказала Изольда Викторов-на. Владимир
Семеныч вместо ответа постучал вилкой по графину.
-- Друзья! -- обратился он ко всем. -- Минуточку, дру-зья!.. Давайте
организуем летку-енку! В пику этим...
-- Да что они вам?! -- рассердился Алексей Павлыч, золотозубый. --
Танцуют люди, нет, надо помешать.
Владимир Семеныч сел.
Помолчал и сказал негромко:
-- Ох, какие мы нервные! Ах ты, батюшки!.. -- взял фу-жер с вином и
выпил один.
-- Что это вы? -- удивленно спросила Изольда Викто-ровна.
-- Какие ведь мы все... культурные, но слегка нервные! -- не мог
успокоиться Владимир Семеныч. -- Да? Зубы даже из-за этого потеряли.
Никто не слышал Владимира Семеныча, только Изольда Викторовна слышала.
Она со страхом смотрела на него. Владимир Семеныч еще набухал в фужер и
выпил.
-- Какие мы все нервные! Да, Софья Ивановна?! -- повы-сил голос
Владимир Семеныч, обращаясь к Софье Иванов-не. -- Культурные, но слегка
нервные. Да?
Софья Ивановна внимательно посмотрела на Владими-ра Семеныча.
-- Нервные, говорю, все! -- зло сказал Владимир Семе-ныч, глядя в глаза
строгой женщины. -- Все прямо изнерв-ничались на общественной работе! --
Владимир Семеныч искусственно -- недобро -- посмеялся.
-- Что, опять? -- спросила Софья Ивановна значительно и строго.
-- Да вы только это... не смотрите на меня, не смотрите таким...
крокодилом-то, -- сказал Владимир Семеныч. -- Не смотрите -- мы же не в
детсадике. Верно? Имел я вас всех в виду!
К Владимиру Семенычу повернулись, кто был ближе и слышали, как он
заговорил. Повернулись и смотрели.
-- Имел, говорю, я вас всех в виду! -- повторил для всех Владимир
Семеныч. -- Очень уж вы умные все, как я погля-жу! Крохоборы...
-- Володька! -- предостерегающе сказал курносый Сер-гей.
-- Что -- "Володька"? Я тридцать четыре года Володька. Я вас всех имел
в виду, -- Владимир Семеныч еще налил в фужер и выпил. -- Вот так, -- он
оглянулся -- Изольды Викторовны рядом не было. Сбежала. Владимира Семеныча
пуще того злость взяла. -- Я вам популярно объясняю: вы все крохоборы. Во
главе с Софьей Ивановной. А она просто дура набитая. Мне жалко ребятишек,
которыми она там командует... Вы все дураки!
Теперь все за столом молчали.
-- Ду-ра-ки! -- повторил Владимир Семеныч. И встал. -- Мещане! Если вас
всех... все ваши данные заложить в кибер-нетическую машину и прокрутить, то
выйдет огромный нуль! Нет, вы сидите и изображаете из себя поток
информа-ции. Боже мой!.. -- Владимир Семеныч скорбно всех огля-дел. -- Нет,
-- сказал он, -- я под такой работой не подпи-сываюсь. Адью! Мне грустно.
Он вышел на улицу и стал звать:
-- Изольда Викторовна! Изольдушка!.. -- он думал, она где-нибудь близко
-- ждет его. Но никто не отзывался. -- Изольдушка!.. -- еще покричал
Владимир Семеныч. И за-плакал. Выпитое вино как-то очень ослабило его. В
голове было ясно, но так вдруг стало грустно, так одиноко! Он хо-тел даже
двинуть к подруге жены, чтобы поговорить с же-ной... Но одумался.
-- Нет, -- говорил он сам с собой, -- нет, только не это. Этого вы от
меня не дождетесь, крохоборы. Нули. Этой ра-дости я вам не сделаю.
Он шел по неосвещенной улице, как по темной реке плыл, -- вольно
загребал руками, и его куда-то несло. От го-ря и одиночества хотелось орать,
но он знал и помнил, что это нельзя, это, как выражаются кандидаты, чревато
послед-ствиями.
Принесло его как раз к дому. Он вошел в опостылевшую квартиру и, не
раздеваясь, стал ломать "Россарио". Откры-вал дверцы и заламывал их ногой в
обратную сторону: двер-цы с хрустом и треском безжизненно повисали или
отвали-вались вовсе. И этот хруст успокаивал растревоженную душу, это как
раз было то, что усладило вдруг его злое, мсти-тельное чувство.
-- Вот так вот... крохоборы несчастные, -- приговаривал Владимир
Семеныч. -- Пр-рошу!..-- хр-р-ресть -- еще одна дверца отвалилась и со
стуком упала на пол. -- Пр-рошу!.. Мещане! -- и еще одна гладкая, умело
сработанная доска валяется на полу. -- Нулики! Пр-рошу!..
Но что удивительно: Владимир Семеныч ломал "Россарио" и видел, как это
можно восстановить. В мебельном ма-газине, где работал Владимир Семеныч,
работал же золотой краснодеревщик, дядя Гриша, он делал чудеса с
изуро-дованной мебелью. И опытный глаз Владимира Семеныча отмечал, где надо
будет поставить латку и пустить под мо-рилку, где, видно, придется
привернуть металлические по-лоски, чтобы было куда крепить шарнирные
устройства. Но все же дверцы Владимир Семеныч выломил все. И после этого лег
спать.
OCR: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского
В село Красный Яр из города (из городского Дома моде-лей) приехала
группа молодых людей. Демонстрировать моды.
Было начало лета. По сельской улице пропылил красный автобус,
остановился возле клуба, и из него стали выходить яркие девушки и молодые
парни с музыкальными инструментами.
Около автобуса уже крутился завклубом Николай Дегтя-рев, большой
прохиндей и лодырь. Встретил. И повел устра-ивать молодых людей по
квартирам.
На щите у клуба -- ДК, как его упорно называл Дегтя-рев, -- появилось
объявление:
Сегодня в ДК будет произведена демонстрация молодежи мод
весенне-летнего сезона. Нач. в 9 час. Потом кинофильм. Плата за демонстрацию
не берется.
Народу в клуб пришло много. Большинство -- молодежь, девушки. Дегтярев
толкнул речь.
-- В наш век, -- сказал он, -- в век потрясающих по свое-му восхищению
достижений, мы, товарищи, должны оде-ваться! А ведь не секрет, товарищи, что
мы еще иногда пуска-ем это дело на самотек. И вот сегодня сотрудники
городского Дома моделей продемонстрируют перед вами ряд достиже-ний в
области легкой промышленности.
Закончил Дегтярев так:
-- И если когда-то отдельные остряки с недоверием гово-рили: "Русь,
культуришь?", то сегодня мы смело можем ска-зать: "Да, товарищи, мы за
высокую культуру села!"
Потом на сцену вышли парни с инструментами, стали полукругом и заиграли
что-то веселое, легкое. На сцену вы-шла девушка, одетая в красивое,
отливающее серебром белое платье... Прошлась легкой поступью, повернулась,
улыбну-лась в зал и еще прошлась.
-- Это вечернее строгое платье, -- стала объяснять пожи-лая
Как находишь?
-- Хорошо, -- похвалила Валя. -- Очень даже хорошо!
Владимир Семеныч снял с нее плащ-болонью, при этом почему-то не смотрел
ей в глаза (может, грех затевал), уса-дил в креслице, к креслицу пододвинул
журнальный сто-лик... На столике было много разных журналов с картин-ками.
-- Прошу... полистай пока. Как тебе "Россарио"?
-- Какой "Россарио"?
-- На чем сидишь-то! -- воскликнул Владимир Семеныч со смехом. --
Кресло-то из "Россарио". А вот -- стенка. Гарнитур "Россарио". Финский.
Тысяча двести.
-- Так, а зачем же еще какой-то?
-- Надо дожимать. Но "Роджерс" здесь не появится, по-ка нас с Люськой
не разделят: нема дурных. Посиди, я пока кофе себе сготовлю, -- и Владимир
Семеныч поспешил на кухню готовить кофе. Но и оттуда все говорил. Громко. --
У тебя родных много в деревне?
-- Много, -- отвечала Валя.
-- Вот эти родственнички!.. -- кричал из кухни Владимир Семеныч. --
Да?! Как грибов!.. А коснись чего-нито -- нико-го! Да?
Валя ничего на это не сказала, листала журнал.
-- Как находишь журналы?! -- опять закричал Владимир Семеныч.
-- Хорошие.
-- По тематике подбирал! Обрати внимание: все жмут на уют.
-- А?
-- Уют подчеркивают!
-- Да... -- сказала Валя.
-- Не находишь, что в квартире, -- кричал Владимир Се-меныч, -- не
хватает заботливой женской руки?!
Валя не знала, что на это говорить.
-- Да бог ее знает...
-- А?!
-- Не знаю!
-- Явно не хватает! -- Владимир Семеныч появился в комнате с подносом в
руках. На подносе -- медный сосудец с кофе, малые чашечки. -- Жить тем не
менее надо краси-во, -- сказал он. -- Прошу: сядем рядком, потолкуем
лад-ком.
Сели к столу, где стояла бутылка шампанского, стояли вазы с конфетами,
с орехами, с печеньем. Владимир Семе-ныч нагнулся вбок куда-то и что-то
такое включил -- щелк-нуло. Музыку, оказывается: в комнату полились грустные
человечнейшие звуки.
-- "Мост Ватерлоо", -- сказал Владимир Семеныч тихо. И смело посмотрел
в глаза девушке: -- Как находишь?
-- Хорошая, -- сказала Валя. И чуть покраснела от взгля-да Владимира
Семеныча.
Зато Владимир Семеныч осмелел вполне. Он говорил и откупоривал
шампанское, наливал шампанское в фужер и говорил...
-- Я так считаю: умеешь жить -- живи, не умеешь -- пе-няй на себя. Но,
кроме всего прочего, должен быть вкус, по-тому что... если держать,
например, две коровы и семна-дцать свиней -- это тоже считается хорошо.
Должен быть современный уровень -- во всем. Держи, но пока не пей: мы на
брудершафт выпьем. Я себе кофе налью.
-- Как это? -- спросила Валя.
-- На брудершафт-то? А вот так вот берутся... Дай руку. Вот так берут,
просовывают... -- Владимир Семеныч пока-зал. -- Так? И -- выпивают.
Одновременно. Мм? -- Влади-мир Семеныч близко заглянул опять в глаза Вале.
-- Мм? -- губы его чуть дрожали от волнения.
-- Господи!.. -- сказала Валя. -- Для чего так-то?
-- Ну, происходит... тесное знакомство. Уже тут... со-знаются друг
другу. Некоторый союз. Мм?
-- Да что-то мне... как-то... Давайте уж прямо выпьем.
-- Да нет, зачем же прямо-то? -- Владимир Семеныч хо-тел улыбнуться, но
губы его свело от волнения, он только покривился. И глотнул. -- Мм? Зачем
прямо-то? Дело же в том, что тут образуется некоторый союз... И скрепляется
поцелуем. Я же не в Карачарове это узнал, -- Владимир Се-меныч опять
глотнул. -- Мм?
-- Да ведь неспособно так пить-то!
-- Да почему же неспособно?! -- Владимир Семеныч придвинулся ближе, но
у него это вышло неловко, он рас-плескал кофе из чашечки. -- Вовсе даже
способно. Почему неспособно-то? Поехали. Музыка такая играет... даже жал-ко.
Неужели у тебя не волнуется сердце? Не волнуется?
-- Да бог ее знает... -- Вале было ужасно стыдно, но она хотела
преодолеть этот стыд -- чтобы наладился этот со-временный уровень, она
хотела, чтобы уж он наладился, черт с ним совсем, ничего не поделаешь --
везде его требу-ют. -- Волнуется, вообще-то. А зачем говорить-то про это?
-- Да об этом целые тома пишут! -- воскликнул ободрен-ный Владимир
Семеныч. -- Поэмы целые пишут! В чем де-ло? Ну? Ну?.. А то шампанское
выдыхается.
-- Да давай прямо выпьем! -- сказала Валя сердито. Ни-как она не могла
развязаться. -- Какого дьявола будем косо-бочиться?
-- Но образуется же два кольца... -- Владимир Семеныч растерялся от ее
сердитого голоса. -- Зачем же ломать традицию? Музыка такая играет... Мы ее
потом еще разок за-ведем. Мм?
-- Да не мычи ты, ну тя к черту! -- вконец чего-то обозли-лась Валя. --
Со своей музыкой... Не буду я так пить. Ото-двинься. Трясется сидит, как...
-- Валя сама отодвинулась. И поставила фужер на стол.
-- Выйди отсюда, -- негромко, зло сказал Владимир Се-меныч. -- Корова.
Дура.
Валя не удивилась такой чудовищной перемене. Встала и пошла надевать
плащ. Когда одевалась, посмотрела на Владимира Семеныча.
-- Корова, -- еще сказал Владимир Семеныч.
-- Ну-ка!.. -- строго сказала Валя. -- А то я те пообзываюсь тут!
Сам-то... слюнтяй.
Владимир Семеныч резко встал... Валя поспешно вышаг-нула из квартиры.
Да так крепко саданула дверью, что от стены над косяком отвалился кусок
штукатурки и неслыш-но упал на красный коврик.
-- Корова, -- еще раз сказал Владимир Семеныч. И стал убирать со стола.
После этого Владимир Семеныч долго ни с кем не знако-мился. Потом
познакомился с одной... С Изольдой Вик-торовной. Изольда Викторовна покупала
дешевенький гар-нитур, и Владимир Семеныч познакомился с ней. Она тоже
разошлась с мужем, и тоже из-за водки -- пил мужик. Вла-димир Семеныч
проявил к ней большое сочувствие, помог отвезти гарнитур на квартиру. И там
они долго беседовали о том, что это ужасно, как теперь много пьют. Как
взбеси-лись! Семьи рушатся, судьбы ломаются... И ведь что удиви-тельно: не с
горя пьют, какое горе! Так -- разболтались.
Изольда Викторовна, приятная женщина лет тридцати трех -- тридцати
пяти, слушала умные слова Владимира Се-меныча, кивала опрятной головкой... У
нее чуть шевелился кончик аккуратного носика. Она понимала Владимира
Се-меныча, но самой ей редко удавалось вставить слово -- го-ворил Владимир
Семеныч. А когда ей удавалось немного по-говорить, кончик носа ее заметно
шевелился, на щеках образовывались и исчезали, образовывались и исчезали
ямочки, и зубки поблескивали белые, ровные. Владимир Семеныч под конец очень
растрогался и сказал:
-- У меня один родственничек диссертацию защитил -- собирает банкет:
пойдемте со мной? А то я тоже... один, как столб, извините за такое
сравнение.
И Владимир Семеныч поведал свою горькую историю: как он злоупотреблял
тоже, как от него ушла жена... И так у него это хорошо -- грустно -- вышло,
так он откровенно все рассказал, что Изольда Викторовна посмеялась и
согласи-лась пойти с ним на банкет. Владимир Семеныч шел домой чуть не
вприпрыжку -- очень ему понравилась женщина. Он все видел, как у нее
шевелится носик, губки шевелятся, щечки шевелятся -- все шевелится, и зубки
белые поблески-вают.
"Да такая умненькая! -- радостно думал Владимир Семе-ныч. -- Вот к
ней-то "Роджерс" подойдет. Мы бы с ней организовали славное жилье".
Было воскресенье. Владимир Семеныч шел с Изольдой Викторовной в
ресторан. Хотел было взять ее под ручку, но она освободилась и просто
сказала:
-- Не нужно.
Владимир Семеныч хотел обидеться, но раздумал.
-- Я вот этого знаю, -- сказал он. -- Только не огля-дывайтесь. Потом
оглянетесь.
Прошли несколько.
-- Теперь оглянитесь.
Изольда Викторовна оглянулась.
-- В шляпе, -- сказал Владимир Семеныч. -- С портфе-лем.
-- Так... И что?
-- Он раньше в заготконторе работал. Мы как-то были с ним в доме отдыха
вместе, ну, наклюкались... Ну, надо же что-то делать! Он говорит: "Хочешь,
сейчас со второго эта-жа в трусах прыгну?" Струков его фамилия... вспомнил.
-- Ну?
-- Прыгнул. Разделся до трусов и прыгнул. На клумбу цветочную. Ну,
конечно, сообщили на работу. Приходил потом ко мне: "Напиши как свидетель,
что я случайно со-рвался".
-- И что вы?
-- Что я, дурак, что ли? Он случайно разделся, случайно залез на
подоконник, случайно закричал: "Полундра!" Я говорю: "Зачем "полундру"-то
было кричать? Кто же нам после этого поверит, что "случайно"?" По-моему,
перевели куда-то. Но ничего, с портфелем ходит... Мы, когда встре-чаемся,
делаем вид, что не знаем друг друга. А в одной ком-нате жили.
-- Дурак какой, -- сказала Изольда Викторовна. -- Со второго этажа...
Мог же голову свернуть.
-- Не дурак, какой он дурак. Это, так называемые, духари: геройство
свое показать. Я, если напивался, сразу под стол лез...
-- Под стол?
-- Не специально, конечно, но... так получалось. Я очень спокойный по
натуре, -- Владимир Семеныч, сам того не замечая, потихоньку хвалил себя, а
про "Роджерс" и "Россарио" молчал -- чуял, что не надо. Изольда Викторовна
ра-ботала библиотекарем, Владимир Семеныч работу ее ува-жал, хоть понимал,
что там платят гроши.
В ресторане для банкета был отведен длинный стол у сте-ны.
Приглашенные, некоторые, уже сидели. Сидели чинно, прямо. Строго и
неодобрительно поглядывали на малые столики в зале, за которыми выпивали,
кушали, беседова-ли... Играла музыка, маленький толстый человек пел на
воз-вышении песню не по-русски.
-- Вон та, в голубом платье... -- успел сообщить Влади-мир Семеныч,
пока шли к столу через зал, -- с ней опасай-тесь насчет детского воспитания
спорить: загрызет.
-- Что такое? -- испугалась Изольда Викторовна.
-- Не бойтесь, но лучше не связывайтесь: она в детском садике работает,
начальница там какая-то... Дура вооб-ще-то.
Владимир Семеныч широко заулыбался, с достоинством поклонился всем и
пошел здороваться и знакомить Изоль-ду Викторовну.
На Изольду Викторовну смотрели вопросительно и стро-го. Некоторые даже
подозрительно. Она смутилась, расте-рялась... Но когда сели, Владимир
Семеныч горячо зашептал ей:
-- Умоляю: выше голову! Это мещане, каких свет не ви-дел. Тут одна
показуха, один вид, внутри -- полное убоже-ство. Нули круглые сидят.
-- Может, нам уйти лучше?
-- Зачем? Посидим... Любопытно.
Получилось вообще-то, что они сидят напротив на-чальницы из детсадика,
а по бокам от них -- пожилые и то-же очень строгие, больше того --
презирающие всех, кто в тот вечер оказался в ресторане. Они смотрели в зал,
перего-варивались. Делали замечания. Не одобряли они все это, весь этот шум,
гам, бестолковые выкрики...
-- А накурено-то! Неужели не проветривается?
-- Дело не в этом. Здесь же специально сидят, одурмани-вают себя --
зачем же проветривать?
-- А вон, во-он -- молоденькая!.. Во-он, хохочет-то. Заливается!
-- С офицером-то?
-- Да. Как хохочет, как хохочет!.. Будущая мать.
-- Почему будущая? У них теперь это рано...
-- Это вы меня спросите! -- воскликнула полная жен-щина в голубом. -- Я
как раз наблюдаю... результаты этого смеха.
-- А где же наш диссертант-то? -- спросил Владимир Семеныч.
-- За руководителем поехал.
-- За генералом, так сказать?
Не поняли:
-- За каким генералом?
-- Ну, за руководителем-то... Я имею в виду Чехова, -- Владимир Семеныч
повернулся к Изольде Викторовне: -- У него руководитель -- известный
профессор в городе, я ему "Россарио" доставал. Я его называю -- генерал, в
перенос-ном смысле, разумеется. Вам не хочется поговорить с кем-нибудь?
Может, пошутили бы... А то как-то неудобно мол-чать.
-- Я не знаю, о чем тут говорить, -- сказала Изольда Вик-торовна. --
Мне все же хочется уйти.
-- Да ничего! Надо побыть... Можно алкоголиков покри-тиковать -- они
это любят. Медом не корми, дай...
-- Нет, не сумею. Надо уйти.
-- Да почему?! -- с сердцем воскликнул Владимир Семе-ныч. -- Ну, что уж
так тоже: уйти, уйти! Уйти мы всегда успеем, -- Владимир Семеныч
спохватился, что отчитывает милую женщину, помолчал и добавил мягко, с
усмешкой: -- Не торопитесь, я же с вами. В случае чего я им тут фитиля
вставлю.
Изольда Викторовна молчала.
А вокруг говорили. Подходили еще родственники и зна-комые нового
кандидата, здоровались, усаживались и вклю-чались в разговор.
-- Кузьма Егорыч! -- потянулся через стол Владимир Се-меныч к пожилому,
крепкому еще человеку. -- А, Кузьма Егорыч!.. Не находите, что он слишком
близко к микрофо-ну поет?
-- Кто? -- откликнулся Кузьма Егорыч. -- А, этот... На-хожу. По-моему,
он его сейчас скушает.
-- Кого? -- не поняли со стороны.
-- Микрофон.
Ближайшие, кто расслышал, засмеялись.
-- Сейчас вообще мода пошла: в самый микрофон петь. Черт знает что за
мода!
-- Ходят с микрофоном! Ходит и поет. Так-то можно петь.
-- Шаляпин без микрофона пел!
-- Ну, взялись, -- негромко, с ехидной радостью сказал Владимир Семеныч
своей новой подруге. -- Сейчас этого... с микрофоном вместе съедят.
-- То -- Шаляпин! Шаляпин свечи гасил своим басом, -- сказал пожилой.
Так сказал, как если бы он лично знавал Шаляпина и видел, как тот "гасил
свечи".
-- А вот и диссертант наш! -- заволновались, задвигались за столом.
По залу сквозь танцующих пробирались мужчина лет со-рока, гладко
бритый, в черном костюме и в пышном галсту-ке, и с ним -- старый, несколько
усталый, наверно, профес-сор.
Встали навстречу им, захлопали в ладоши. Женщина в голубом окинула
презрительным взглядом танцующих без-дельников.
-- Прошу садиться! -- сказал кандидат.
-- А фасонит-то! -- тихо воскликнул Владимир Семе-ныч. -- Фасонит-то!..
А сам небось на трояки с грехом попо-лам вытянул. Фраер.
-- Боже мой! -- изумилась Изольда Викторовна. -- Отку-да такие слова!..
Зачем это?
-- Тю! -- в свою очередь, искренне изумился Владимир Семеныч. -- Да
выпивать-то с кем попало приходилось -- набрался. Нахватался, так сказать.
-- Но зачем же их тут произносить?
Владимир Семеныч промолчал. Но, как видно, затаил досаду.
Тут захлопали бутылки шампанского.
-- Салют! -- весело закричал один курносый, в очках. -- За
новоиспеченного кандидата!
-- Товарищ профессор, ну, как он там вообще-то? Здо-рово плавал?
Профессор неопределенно, но, в общем, вежливо пожал плечами.
-- За профессора! За профессора! -- зашумели.
-- За обоих! И -- за науку!
Кандидат стоял и нахально улыбался.
-- За здоровье всех наших дам! -- сказал он.
Это всем понравилось.
Выпили. Придвинулись к закуске. Разговор не прекра-щался.
-- Грибки соленые или в маринаде?
-- Саша, подай, пожалуйста, грибочки! Они соленые или в маринаде?
-- В маринаде.
-- А-а, тогда не надо, у меня сразу изжога будет.
-- А селедку?.. Селедку дать?
-- Селедочку? Селедочку можно, пожалуй.
-- Вам подать в маринаде? -- спросил Владимир Семе-ныч Изольду
Викторовну
-- Можно.
-- Сань, подай, пожалуйста, в маринаде! Вон -- в мари-наде!
-- А танцуют ничего. А?
-- Слышите! Сергей уже оценил: "Танцуют ничего"!
Засмеялись.
-- Подожди, он сам скоро пойдет. Да, Сергей?
-- А что? И пойду!
-- Неисправимый человек, этот Сергей!
-- Дурак неисправимый, -- уточнил Владимир Семеныч Изольде Викторовне.
-- Дочка в девятый класс ходит, а он все на танцах шустрит. Вон он, в
клетчатом пиджаке.
Изольда Викторовна интеллигентно потыкала вилочкой маринованные
грибочки, которые она перед тем мелко порезала ножиком... Но Владимир
Семеныч не давал ей как следует поесть -- все склонялся и говорил ей
что-нибудь. Она слушала и кивала головой.
Поднялся во весь рост курносый Сергей.
-- Позвольте!
-- Тише, товарищи!..
-- Дайте тост сказать! Товарищи!..
-- Товарищи! За дам мы уже выпили... Это правильно. Но все же,
товарищи, мы собрались здесь сегодня не из-за дам, при всем моем уважении к
ним.
-- Да, не из-за их прекрасных глаз!
-- Да. Мы собрались... поздравить нового кандидата, нашего Вячеслава
Александровича. Просто -- нашего Сла-ву. И позвольте мне тут сегодня
скаламбурить: слава наше-му Славе!
Засмеялись и захлопали.
Курносый сел было, но тут же вскочил опять:
-- И позвольте, товарищи!.. Товарищи! И позвольте так-же приветствовать
и поздравить руководителя, который на-правлял, так сказать, и всячески
помогал... и является орга-низатором и вдохновителем руководящей идеи,
которая заложена в основе. За вас, товарищ профессор!
Дружно опять захлопали.
-- Трепачи, -- сказал Владимир Семеныч Изольде Вик-торовне.
Изольда Викторовна тоскливо опять покивала головой.
Со всех сторон налегали на закуски и продолжали актив-но разговаривать.
Пожилой человек и человек с золотыми зубами налади-ли через стол
дружеские пререкания. А так как было шумно и гремела музыка, то и они тоже
говорили очень громко.
-- Что не звонишь?! -- кричал пожилой.
-- А?
-- Не звонишь, мол, почему?!
-- А ты?
-- Я звонил! Тебя же на месте никогда нету!
-- А-а, тут я не виноват! "Не виновата я!"
-- Так взял бы да позвонил! Я-то всегда на месте!
-- А я звонил вам, Кузьма Егорыч! -- хотел влезть в этот разговор
Владимир Семеныч, обращаясь к пожилому, к Кузьме Егорычу. -- Вас тоже не
было на месте.
-- А? -- не расслышал Кузьма Егорыч.
-- Я говорю, я вам звонил!
-- Ну и что? А чего звонил-то?
-- Хотел... это... Нам "Роджерсы" хотят забросить...
-- Кузьма! А, Кузьма!.. -- кричал золотозубый. Кузьма Егорыч повернулся
к нему. -- Ты Протопопова встречаешь?
-- Кого?
-- Протопопова!
-- Каждый день!
-- Ну как? -- спросил Владимир Семеныч Изольду Вик-торовну. -- Скучно?
-- Ничего, -- сказала она.
-- Видите, какой разгул мещанства! Взял бы всех и облил шампанским.
Здесь живут более или менее только вот эти два, которые кричат друг другу...
Остальные больше пока-зуху разводят.
-- А я уж думал, тебя перевели куда-нибудь! -- кри-чал Кузьма Егорыч
золотозубому. -- Куда он, думаю, про-пал-то?!
-- Куда перевели?
-- Может, думаю, повысили его там!
-- Дожидайся -- повысят! Скорей -- повесят!
-- Ха-ха-ха!.. -- густо, гулко засмеялся Кузьма Егорыч.
-- Ну что, Софья Ивановна? -- обратился Владимир Се-меныч к женщине в
голубом. Его злило, что ни его, ни его подругу как-то не замечают, не хотят
замечать. -- Все воюе-те там, с малышами-то.
Софья Ивановна мельком глянула на него и постучала вилкой по графину.
-- Товарищи!.. Товарищи, давайте предложим им нор-мальный вальс! Ну что
они... честное слово, неприятно же смотреть!
-- В чужой монастырь, Софья Ивановна, со своим уста-вом...
-- Да почему?! Мы же в своей стране, верно же! Давайте попросим сыграть
вальс. Молодежь!..
-- Не надо, -- остановил Кузьма Егорыч. -- Не наше де-ло: пусть с ума
сходят.
-- А вот это в корне неправильное решение! -- восстала Софья Ивановна.
-- Да хорошо танцуют, чего вы! -- сказал человек с золо-тыми зубами. --
Был бы помоложе, сам пошел бы... подрыгался.
-- Именно -- подрыгался! Разве в этом смысл танца?
-- Ну, еще тут смысла искать! А в чем же?
-- В кра-соте! -- объяснила Софья Ивановна.
-- А смысл красоты в чем? -- все хотел тоже поговорить Владимир
Семеныч. -- А, Софья Ивановна? Если вы, допус-тим, находите, что вот этот
виноград...
-- Одну минуточку, Алексей Павлыч, вы что, не соглас-ны со мной? --
требовательно спрашивала Софья Ивановна золотозубого.
-- Согласен, согласен, Софья Ивановна, -- сказал Алек-сей Павлыч
недовольно. -- Конечно, в красоте. В чем же еще!
-- Да, но в чем смысл красоты?! -- вылетел опять Влади-мир Семеныч.
-- Так в чем же дело? -- Софья Ивановна упорно не хоте-ла замечать
Владимира Семеныча. -- Алексей Павлыч!
-- Ау?
-- В чем же дело?!
Владимир Семеныч помрачнел.
-- Пойдемте домой, -- предложила Изольда Викторовна.
-- Подождите. А то поймут, как позу... Ну, кретины! Кро-хоборы.
-- Саша, Саш! -- громко говорили за столом. -- У тебя Хламов бывает?
-- Вчера был.
-- Как он?
-- В порядке.
-- Да? Устроился?
-- Да.
-- Довольный?
-- Ничего, говорит. А чего ты о нем?
-- Пойдемте домой, -- опять сказала Изольда Викторов-на. Владимир
Семеныч вместо ответа постучал вилкой по графину.
-- Друзья! -- обратился он ко всем. -- Минуточку, дру-зья!.. Давайте
организуем летку-енку! В пику этим...
-- Да что они вам?! -- рассердился Алексей Павлыч, золотозубый. --
Танцуют люди, нет, надо помешать.
Владимир Семеныч сел.
Помолчал и сказал негромко:
-- Ох, какие мы нервные! Ах ты, батюшки!.. -- взял фу-жер с вином и
выпил один.
-- Что это вы? -- удивленно спросила Изольда Викто-ровна.
-- Какие ведь мы все... культурные, но слегка нервные! -- не мог
успокоиться Владимир Семеныч. -- Да? Зубы даже из-за этого потеряли.
Никто не слышал Владимира Семеныча, только Изольда Викторовна слышала.
Она со страхом смотрела на него. Владимир Семеныч еще набухал в фужер и
выпил.
-- Какие мы все нервные! Да, Софья Ивановна?! -- повы-сил голос
Владимир Семеныч, обращаясь к Софье Иванов-не. -- Культурные, но слегка
нервные. Да?
Софья Ивановна внимательно посмотрела на Владими-ра Семеныча.
-- Нервные, говорю, все! -- зло сказал Владимир Семе-ныч, глядя в глаза
строгой женщины. -- Все прямо изнерв-ничались на общественной работе! --
Владимир Семеныч искусственно -- недобро -- посмеялся.
-- Что, опять? -- спросила Софья Ивановна значительно и строго.
-- Да вы только это... не смотрите на меня, не смотрите таким...
крокодилом-то, -- сказал Владимир Семеныч. -- Не смотрите -- мы же не в
детсадике. Верно? Имел я вас всех в виду!
К Владимиру Семенычу повернулись, кто был ближе и слышали, как он
заговорил. Повернулись и смотрели.
-- Имел, говорю, я вас всех в виду! -- повторил для всех Владимир
Семеныч. -- Очень уж вы умные все, как я погля-жу! Крохоборы...
-- Володька! -- предостерегающе сказал курносый Сер-гей.
-- Что -- "Володька"? Я тридцать четыре года Володька. Я вас всех имел
в виду, -- Владимир Семеныч еще налил в фужер и выпил. -- Вот так, -- он
оглянулся -- Изольды Викторовны рядом не было. Сбежала. Владимира Семеныча
пуще того злость взяла. -- Я вам популярно объясняю: вы все крохоборы. Во
главе с Софьей Ивановной. А она просто дура набитая. Мне жалко ребятишек,
которыми она там командует... Вы все дураки!
Теперь все за столом молчали.
-- Ду-ра-ки! -- повторил Владимир Семеныч. И встал. -- Мещане! Если вас
всех... все ваши данные заложить в кибер-нетическую машину и прокрутить, то
выйдет огромный нуль! Нет, вы сидите и изображаете из себя поток
информа-ции. Боже мой!.. -- Владимир Семеныч скорбно всех огля-дел. -- Нет,
-- сказал он, -- я под такой работой не подпи-сываюсь. Адью! Мне грустно.
Он вышел на улицу и стал звать:
-- Изольда Викторовна! Изольдушка!.. -- он думал, она где-нибудь близко
-- ждет его. Но никто не отзывался. -- Изольдушка!.. -- еще покричал
Владимир Семеныч. И за-плакал. Выпитое вино как-то очень ослабило его. В
голове было ясно, но так вдруг стало грустно, так одиноко! Он хо-тел даже
двинуть к подруге жены, чтобы поговорить с же-ной... Но одумался.
-- Нет, -- говорил он сам с собой, -- нет, только не это. Этого вы от
меня не дождетесь, крохоборы. Нули. Этой ра-дости я вам не сделаю.
Он шел по неосвещенной улице, как по темной реке плыл, -- вольно
загребал руками, и его куда-то несло. От го-ря и одиночества хотелось орать,
но он знал и помнил, что это нельзя, это, как выражаются кандидаты, чревато
послед-ствиями.
Принесло его как раз к дому. Он вошел в опостылевшую квартиру и, не
раздеваясь, стал ломать "Россарио". Откры-вал дверцы и заламывал их ногой в
обратную сторону: двер-цы с хрустом и треском безжизненно повисали или
отвали-вались вовсе. И этот хруст успокаивал растревоженную душу, это как
раз было то, что усладило вдруг его злое, мсти-тельное чувство.
-- Вот так вот... крохоборы несчастные, -- приговаривал Владимир
Семеныч. -- Пр-рошу!..-- хр-р-ресть -- еще одна дверца отвалилась и со
стуком упала на пол. -- Пр-рошу!.. Мещане! -- и еще одна гладкая, умело
сработанная доска валяется на полу. -- Нулики! Пр-рошу!..
Но что удивительно: Владимир Семеныч ломал "Россарио" и видел, как это
можно восстановить. В мебельном ма-газине, где работал Владимир Семеныч,
работал же золотой краснодеревщик, дядя Гриша, он делал чудеса с
изуро-дованной мебелью. И опытный глаз Владимира Семеныча отмечал, где надо
будет поставить латку и пустить под мо-рилку, где, видно, придется
привернуть металлические по-лоски, чтобы было куда крепить шарнирные
устройства. Но все же дверцы Владимир Семеныч выломил все. И после этого лег
спать.
OCR: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского
В село Красный Яр из города (из городского Дома моде-лей) приехала
группа молодых людей. Демонстрировать моды.
Было начало лета. По сельской улице пропылил красный автобус,
остановился возле клуба, и из него стали выходить яркие девушки и молодые
парни с музыкальными инструментами.
Около автобуса уже крутился завклубом Николай Дегтя-рев, большой
прохиндей и лодырь. Встретил. И повел устра-ивать молодых людей по
квартирам.
На щите у клуба -- ДК, как его упорно называл Дегтя-рев, -- появилось
объявление:
Сегодня в ДК будет произведена демонстрация молодежи мод
весенне-летнего сезона. Нач. в 9 час. Потом кинофильм. Плата за демонстрацию
не берется.
Народу в клуб пришло много. Большинство -- молодежь, девушки. Дегтярев
толкнул речь.
-- В наш век, -- сказал он, -- в век потрясающих по свое-му восхищению
достижений, мы, товарищи, должны оде-ваться! А ведь не секрет, товарищи, что
мы еще иногда пуска-ем это дело на самотек. И вот сегодня сотрудники
городского Дома моделей продемонстрируют перед вами ряд достиже-ний в
области легкой промышленности.
Закончил Дегтярев так:
-- И если когда-то отдельные остряки с недоверием гово-рили: "Русь,
культуришь?", то сегодня мы смело можем ска-зать: "Да, товарищи, мы за
высокую культуру села!"
Потом на сцену вышли парни с инструментами, стали полукругом и заиграли
что-то веселое, легкое. На сцену вы-шла девушка, одетая в красивое,
отливающее серебром белое платье... Прошлась легкой поступью, повернулась,
улыбну-лась в зал и еще прошлась.
-- Это вечернее строгое платье, -- стала объяснять пожи-лая