Страница:
— Я возвращаюсь — сказал негромко он.
Налетевший порыв ветра сорвал с губ его слова и унес во тьму.
Вильям отложил перо и потянулся. Размял уставшие пальцы и удовлетворенно покосился на лежащие перед ним на столе исписанные бумажные листы. Перевел взгляд на викинга.
— Ну, как? Что скажешь, Яльмар?
Викинг взял один листок, некоторое время смотрел в него, явно не понимая ни строчки, затем со вздохом отложил его и потянулся за кувшином.
— Не понимаю, почему эта история тебя так зацепила, — сказал он, подливая себе пива. — Подумаешь, одни порезали других. Обычное дело.
— Ну, не скажи. По-моему, это ужасно интересно. Такая интрига, такая, знаешь ли, раздвоенность души! Вдумайся хотя бы, как должен чувствовать себя принц, зная, что на престоле сидит убийца его отца. А мать с ним заодно! Потом, он ведь не знал, какой ему явился дух, добрый или злой…
— Да брось ты, Вильям, — Яльмар отмахнулся, сморщившись, как будто съел чего-то кислого. — Какая разница? И принц совсем не так умен, как ты тут расписал, чтобы все так подстроить.
— Но он же был прямой наследник! Сам посуди: он должен был воссесть на трон, а так ему пришлось снова ждать…
— Нет, ты не понял. Отец его был старший брат из двух, а по закону младший брат мог наследовать трон, только если у старшего нет детей.
— Но сын-то у него был!
— Но он же тогда еще был несовершеннолетним! К тому же, дядя и не отрекался о него — принц по-прежнему наследовал престол. А впрочем, как сказать…
— Вот-вот! Пока трава растет, лошадка сдохнет.
— Гм… — Яльмар нахмурился, умолк и, окончательно запутавшись, махнул рукой: — Да ну их на хрен, с этими делами! Папаша у него и сам был тот еще козел. И помер не как все. Небось, утрахался в саду и там задрых. А что? бывает. Я вот тоже, помнится, однажды…
— Отчего ж в саду-то? — опешил Вильям.
— А чтоб жена не засекла.
— Слу-ушай, Яльмар! — бард внезапно оживился. — А она, случайно, не того?.. Не на сносях была?
Несколько мгновений варяг тупо смотрел на Вильяма.
— Кто? — наконец спросил он.
— Королева…
Варяг захохотал.
— Ну, ты даешь! От кого?
— От брата королевского. А иначе, что ж они потом так резво поженились?
Яльмар пожал плечами.
— Мне-то почем знать? Я над ними свечку не держал.
— Так. Ладно, — бард нахмурился и что-то вычеркнул в своих записках, — ребенка убираем… А принц о смерти короля как узнал?
— Опомнись! Вся страна об этом знала, а ему сказать забыли, что ли?
— А может, — задумчиво сказал Вильям, — его в Дании не было?
— Как это — не было?
— Ну, как… Не знаю, как! Уехал он куда-нибудь, короля в его отсутствие и отравили. А когда послали за ним, он думал, что править едет, а приехал — там уже все без него разобрались.
— Ну что ты плетешь?! — фыркнул Яльмар, — что ты плетешь? Напридумывал невесть чего. Такого и не было вовсе. Он если и жалел о чем-то, так наверное, о том, что сам папашу первым не прихлопнул. Еще неизвестно, какой бы из него самого получился король…
Крышка чердачного люка негромко хлопнула. Оба обернулись.
Тил быстро спустился по лестнице, остановился, коротко взглянул на одного, на другого, легким шагом подошел к столу и с ногами влез на лавку.
— А, вот и наш белоголовый приятель! — добродушно ухмыльнулся Яльмар, разворачиваясь к мальчишке лицом. — Ну и как там дела, на крыше?
Повисла тишина.
— Снег идет, — сказал наконец Тил тихо, но так неожиданно, что бард невольно вздрогнул. Голос мальчишки прозвучал холодно и отстраненно. Вильям вдруг почувствовал себя неловко.
Яльмар, казалось, ничего не заметил.
— А вот слыхал я, будто эльфы колдовать большие мастера, — задумчиво продолжал он. — Как у людей получается, я видел, а вот у вас — не доводилось. Может, ты нам чего покажешь?
— Яльмар, — Вильям тронул его за руку. — Не трогал бы ты его…
— А чего? — обернулся тот. — Я ж просто так, чтоб время скоротать.
Тил не ответил. Вместо этого вдруг встал, в три шага оказался у стола. Взял лютню Вильяма (бард машинально отметил непривычную, нечеловеческую пластику его движений) и протянул ее Яльмару.
— Сыграй, — сказал он.
— Что? — не понял тот.
— Я говорю: сыграй на этой лютне.
Варяг недоуменно принял в руки инструмент. Повертел его, коснулся струн. Лютня тренькнула негромко.
— Я не умею.
— Но я прошу тебя.
— Да не умею я! — Яльмар растерянно взглянул на Вильяма. — Я и держать-то ее не знаю, как.
— Это же просто, — черные маслины глаз мальчишки посмотрели прямо, без подвоха. — Одной рукой нужно дергать за струны, другой — перебирать лады, и вот отсюда польется прекрасная музыка.
— Я не могу, — варяг вздохнул и вернул лютню Вильяму.
Тил вздохнул и покачал головой.
— Вот видишь, что за чучело ты из меня делаешь? На мне ты готов играть, ты думаешь, что мои лады ты знаешь. А в этой штуке три ореховых доски и восемь струн, и голос, над которым ты не властен! — Тил помедлил и закончил, неожиданно повысив голос: — Черт возьми, ты думаешь, на мне легче играть, чем на этой лютне?
Сказавши так, он повернулся и ушел. Яльмар проводил его взглядом, повернулся к Вильяму. Бард сосредоточенно скрипел пером. Поймал взгляд Яльмара и поднял голову. Глаза его вдохновенно поблескивали.
— А может, он не спятил, — вдруг сказал он, — а только притворился сумасшедшим?
— Кто?!
— Принц датский.
— Тьфу на тебя с твоим принцем! — Яльмар сплюнул и так резко наклонил кувшин над кружкой, что пиво хлынуло через край. С раздражением потряс рукой: «Чума на оба ваши дома…» и слизал с пальцев липкие капли.
Дверь корчмы распахнулась. Вошел Жуга, взъерошенный и мокрый. Отбросил капюшон плаща. Выглядел он несколько пришиблено. Вильям помахал ему рукой, Жуга рассеянно кивнул в ответ и заскользил взглядом дальше, ища, как вскоре выяснилось, Золтана.
— Хагг! — позвал он. — Хагг, где ты?
— Что случилось? — Золтан появился на лестнице. — А, это ты…
— Мне надо кое-что тебе сказать.
— Так говори.
Жуга покосился на сидящих у камина Яльмара и Вилли и покачал головой.
— Не здесь. Идем со мной, расскажу по пути.
Золтан нерешительно подергал себя за ус.
— Может, завтра?
— Нет.
Жуга помедлил, шагнул к стене, снял с гвоздя свой меч и привычным движением перебросил его за спину. Протянул через плечо ремень, застегнул на груди пряжку. На Золтана он больше не смотрел.
— Пойдем сейчас.
— Черт возьми, Золтан, ты мог меня хотя бы предупредить!
Жуга и Золтан быстрым шагом шли по улице. Хагг скосил глаза на травника и отвел взгляд.
— И что бы это изменило? — спросил он.
Тот не ответил, и некоторое время они шли молча, сжатые ущельем узкой улочки. Ветер разыгрался не на шутку, чтобы разговаривать здесь, порой приходилось кричать. Дребезжали ставни. Шаги редких прохожих глухо стучали по брусчатке мостовой. Толстая серая крыса перебежала им дорогу и нырнула в подворотню, травник задумчиво проводил ее взглядом.
— Не знаю, — наконец сказал он. Откинул капюшон плаща и сгреб мокрые волосы в горсть. — Не знаю, что, но что-то изменило бы. Яд и пламя! — он ударил кулаком в ладонь. — Слыхал я про парней, которые рубашке и штанам предпочитают юбку и корсет, но обычно это видно сразу! Да и потом, ведь известно, где их можно встретить. А тут… Походка! Жесты! Манера говорить! А ноги? Не у каждой женщины такие! Да и на вид она разве что в талии чуть-чуть широковата, а так… Ты не поверишь, Золтан, но я в нее чуть не втрескался.
— Почему — не поверю? — пожал плечами Хагг. По лицу его скользнула тень улыбки. — Очень даже поверю. Не пойму лишь, как ты догадался.
Жуга нахмурился.
— Это трудно объяснить… — пальцы его сплелись в замок. — Я чувствовал, что что-то там не так. Меня насторожило уже то, что живет она одна, без мужа и без слуг. И это в городе, где замуж выдают в двенадцать лет!
— Ну и что тут такого? Бывает так, что нет приданого…
— Не мели чепухи! — фыркнул травник. — Бесприданница, которая живет в отдельном доме, носит шелк и горностая? Ты с ума сошел, так не бывает. И потом, она ужасно много знает. Женщина не может столько знать.
— Она волшебница, — напомнил Хагг.
— Ну, пусть даже так, все равно. Вы в городах ужасно строго содержите своих жен. «Три К — Kirchen, Kuchen, Kinder» — это ведь у вас так говорят? Где им получить такие знания? Они тут ходят, не поднимая глаз, на улице им нельзя ни посмеяться, ни поболтать с подружками. А Герта… Разве она такая? Повстречай я такую женщину где-нибудь в деревне, я бы мало удивился, но здесь…
Он помолчал, о чем-то думая на ходу. Потряс головой и продолжил:
— Но догадался я только сегодня. Мне руки подсказали.
— Руки? — Золтан поднял бровь. — Э-ээ… В каком смысле? Ты ее…
— Руки, — сердито взглянув на него, повторил Жуга, — значит руки. Ее руки. Она там пересаживала розы — ну, из одних горшков в другие — и я вдруг подумал: а не слишком ли она сильна для девушки? Но это так, ерунда, я бы позабыл об этом, если бы не огонь. Видишь ли, Золтан, огонь — не женская стихия.
— Много ты знаешь! — хмыкнул тот. — Хороший волшебник может работать с чем угодно.
— Так-то так, — согласился Жуга, — но ведь каждый выбирает то, с чем ему легче работать. А Герта пользуется огнем почти всегда.
— Да-а… — Золтан остановился, сложил руки на груди и прислонился к каменному парапету. Потеребил усы. — Уделал ты меня, Жуга. По-честному сказать, я не думал, что об этом так несложно догадаться. Ну, хорошо. Допустим, ты бы знал все это. Выслушал бы ты ее с таким вниманием? Внял бы ты ее советам? А? А может быть, послал ее подальше?
Травник не ответил. Вместо этого замедлил шаг и огляделся. Они опять остановились на мосту. Было холодно. Смеркалось. С запада шел шторм, в порту шумел прибой, и даже здесь, в канале, волны пенились барашками. Брызги долетали до прохожих. Плащ травника плескал и хлопал на ветру. Баржу внизу качало. Плетеные из пеньки кранцы вдоль борта пружинили в береговой гранит, гася удары волн. На краткий миг Жуга вдруг ощутил себя таким же вот канатным валиком, оказавшимся меж двух кораблей, которые давно бы разнесли друг друга в щепки, если бы не он.
— Кто он такой… она такая?
— Его зовут Кай Хансен. Не хочу тебе рассказывать всю его историю, скажу лишь, что еще мальчишкой он попал к одной местной волшебнице; она его украла прямо с улицы, когда он с друзьями катался на санках. Хедвига де ла Тур, белая ведьма. Она была сумасшедшей. Держала его взаперти, била, заставляла носить женскую одежду… Немудрено, что он не решался даже сунуть нос на улицу в таком виде. Бог знает, чего она хотела, Герта мне об этом никогда не говорила. Но у парня были все задатки, чтобы стать чародеем. Она обучила его всему, что знала, до многого он сам дошел — когда сидишь один среди книг, то делать нечего, кроме как читать. Когда она умерла, дом отошел Герте.
— Они… Она с ним… — травник замешкался. — То есть, я хочу сказать, они с ним спали — эта Хедвига или кто-нибудь еще?
— Нет, — Хагг повернулся к травнику. — Ни с кем и никогда. Девственность ценится в магии. Тем более, — он усмехнулся, — что если девственницу в наше время еще можно отыскать, то девственника — вряд ли.
— А что было потом?
Золтан пожал плечами.
— Не знаю. Я не знаю. Должно быть, у парня что-то сдвинулось в голове. Шутка ли — полжизни проходить в девчачьей юбке… Жить по-другому он уже не мог. Так или иначе, но ему пришлось выйти на улицу. Мальчишку Кая все уже забыли. Так появилась Герта. Никто и ничего не заподозрил. А те, кто захотел пощупать, что у нее под платьем, дорого за это поплатились.
— Никто и ничего?
— Кроме меня.
— Когда это случилось?
Веки Золтана опустились.
— Давно.
Волна взметнулась вверх, порыв ветра швырнул в них клочья пены.
— Плохое время, — Золтан вытер ладонью лицо. — Мокрая зима. Начало декабря, а лед еще не встал. В другие годы в эти дни народ уже давно бы катался на коньках.
— На чем катался?
— На коньках. Такие штуки, как ножи. Их привязывают к башмакам и бегают по льду. Наверное, ты слышал поговорку: «Die verlt gaat op scaetsen» — «Мир катится на коньках»? Так вот, это про них.
Он помолчал. Перевел взгляд на травника.
— Так вот, я спрашиваю тебя — этот человек принял тебя, как друга, помог тебе в беде и не попросил за это никакой платы — неужели после этого тебе так важно, что у него между ног?!
Жуга медлил с ответом.
— Ты говоришь о Гертруде то «он», то «она», — сказал он наконец. — Как мне теперь ее звать?
— Ты сам ответил на свой вопрос, — вздохнул Золтан. — Человек, это ведь не только его естество. Одной одежды тоже недостаточно. Она живет как женщина, двигается, говорит и мыслит как женщина. Те, другие, которые в тавернах подрабатывают шлюхами, они играют в это. Плохо ли, хорошо, но играют. Притворяются. А она не играет. Взгляни правде в глаза: Кай давно уже умер. Зови ее Герта. Она будет тебе благодарна. Да, кстати, если говорить о любви, то ты не одинок в своих страданиях.
— Что? — травник поднял голову. — Это ты о чем?
— О Вильяме. Похоже, что он тоже к ней неровно дышит.
— Вилли?! Черт! — Жуга ударил кулаками в парапет. — Черт, черт! Нам только этого недоставало! Ну что за жизнь! Как только думаешь, что все в порядке, все тут же идет наперекосяк.
— Похоже, то, как вы разделали Селедку, произвело на него впечатление.
— Сопляк, — травник сплюнул. — Он так и не понял, насколько был близок к смерти. Да, это может добавить нам хлопот…
— Правду знаем только ты и я. Позаботься, чтобы Вильям не узнал.
Жуга лишь медленно кивнул, глядя вниз, на холодную воду канала, и Золтан не стал продолжать разговор на эту тему.
— Я разузнал то, что ты просил, — сказал он вместо этого. — Цурбааген — город морской, молочные дела здесь не в чести, сыров хватает привозных. Свой сыр здесь варит только Аксель Бауэр, причем, три сорта. Говорят, вкусные, хотя я сам не пробовал. Это на восточной окраине, за сукновальней Гинбера. Выяснить было не так уж сложно. Вот только не могу взять в толк, зачем это тебе понадобилось.
— Там Арнольд.
— Что?
— Я сказал, что там Арнольд. Наверное, и Линора тоже там.
— С чего ты взял?
— Долго объяснять. Как мне туда пройти?
— Нет, погоди, погоди, — Золтан протестующе поднял руку. — Пусть даже ты прав, тебе нельзя туда! Наверняка он там не один. Я пошлю своих людей, они все выяснят…
— Хватит, Золтан! — травник обернулся к нему с лицом мрачнее тучи. — Ты опять играешь в свою игру, все у тебя по полочкам, все расписано… А я так не могу! Твоя игра — это моя жизнь. Я боюсь опоздать. Ли плохо, но она еще жива. Я должен успеть.
— Все еще хочешь вернуть ее?
— Хагг, хватит! Хватит! — Жуга метнулся прочь от каменных перил. — Яд и пламя, как ты не поймешь…
Отступая, он ненароком толкнул проходившего мимо человека. Обернулся, бросил устало: «Я извиняюсь» и двинулся дальше, но не тут-то было. Прохожий — одутловатый малый лет восемнадцати, но добротно одетый и уже при мече, ухватил травника за полу рыжего плаща, рванул и развернул лицом к себе.
— Он извиняется! — воскликнул он и обернулся, апеллируя к своим дружкам, которые, как оказалось, следовали за ним чуть позади. — Ха-ха! Нет, вы только посмотрите на него! Он извиняется!
Те нестройно заржали. На скулах у травника заходили желваки.
— Я ведь, кажется, ясно сказал, что извиняюсь, — повторил он.
— А мне плевать, что ты сказал! — парнишка продолжал наседать на травника, с акцентом перекрикивая ветер. — Я не позволю… — он вынул меч. — И ты не сметь… не смеешь… Раз носишь меч, так вынимай его, и умрись, как мужчина!
— Дуэль! Дуэль! — с восторгом подхватила пьяная троица. — Сражайтесь, черт дери!
От главного забияки тоже крепко разило табаком и пивом. Травник помедлил, исподлобья оглядел всех четверых.
— Ну что ж, — сказал он, — ладно. Пусть будет так.
Одним движеньем травник выхватил свой меч и с разворота перешел в атаку. В три удара оттеснил противника к перилам, с коротким шорохом заплел стальное кружево вокруг его меча. Клинок взлетел в воздух. Парень попытался подхватить его, порезался и выронил опять, да так и остался стоять, тупо глядя, как его меч упал в воду и утонул.
— Мое почтенье, — травник коротко кивнул, вернул меч в ножны и быстрым шагом удалился прочь. Рыжее крыло плаща взметнулось на ветру и скрылось за углом. Три подгулявших парня на мосту оторопело смотрели ему вслед, забыв про своего дружка, который, пыхтя и ругаясь, безуспешно зажимал порез на ладони. Золтан притворился, что смотрит в сторону. Наконец они опомнились, шумно засуетились над раной и вскоре ушли.
Золтан задумчиво смотрел на переулок, в котором скрылся травник.
— Весь мир скользит по льду… — произнес он негромко. — Может, не такая уж плохая штука эта АэнАрда? Неужели он таки понял, что нельзя делить людей только на черных и белых?
Мгновение он колебался, затем поглубже нахлобучил шляпу, запахнул свой плащ и решительно зашагал в другую сторону, бормоча себе под нос: «И сказал волк Красной Шапочке: „Вот эта дорога ведет к твоей бабушке“, и указал ей на длинную. А сам побежал короткой…»
С этими словами он ускорил шаг и растворился в мокрых сумерках зимнего Цурбаагена.
Снег сыпал серой пеленой, уже не крошками, но хлопьями. Стало еще холоднее. Плащ травника набух водой. Проплутав по городу примерно с час, Жуга наконец выбрался на восточную окраину, где за маленькой и темной церковью примостилось приземистое, чуть покосившееся здание сукновальни. От кладбища его отделял высокий полуразломанный забор, сквозь дыры в котором виднелись какие-то сараи, телеги и сваленный в углу двора мусор. В щелях меж ставнями мерцал неяркий свет. Работа здесь не прекращалась даже ночью. Плескалось колесо, сквозь шум дождя слышался приглушенный стук валяльных мельниц. Люди изо всех сил стремились урвать последние рабочие дни, прежде чем лед скует ручей. Пахло жженым деревом, мочой и мокрой шерстью, при каждом шаге под ногой хрустели сухие сбитые головки ворсовальных шишек.* Ошибиться было невозможно.
Дальше путь преграждала вода. Жуга огляделся в поисках моста или обходной дороги, ничего такого не нашел и решительно полез через забор. Особо таиться не имело смысла — судя по истоптанной глине, этим путем горожане пользовались часто. Жуга остановился, соображая, куда идти теперь. Этот район города был ему совершенно незнаком. Он двинулся в обход сукновальни и вскоре оказался у распахнутых ворот, прошел сквозь них и дважды повернул. Чуть выше по ручью ему открылся двухэтажный дом, отделанный белой штукатуркой. Вывеска с надрезанной на скибку сырной головой, похожая издалека на ухмыляющуюся рожу, говорила за себя: перед ним была сыроварня. Жуга помедлил у дверей, поправил меч и постучался.
После недолгой тишины послышались шаги.
— Кого там носит в такую собачью погоду?
Голос был слегка надтреснутым, похоже, говоривший был простужен. Жуга замешкался, кляня себя, что не продумал что сказать заранее.
— Передайте Арнольду, что его ищет Лис, — сказал он.
— Какой еще лис?
— Соломенный.
За дверью возникла удивленная пауза.
— Нету здесь никакого Арнольда, — наконец опять занудили за дверью. — Проваливай. Если сыру нужно, завтра приходи.
— Да не нужен мне ваш сыр! — разговор помаленьку начинал Жуге надоедать. — На днях вы взяли нового работника. При нем девчонка. Скажи ему, пусть выйдет. Надо поговорить.
— Вот завтра и поговоришь. Давай, дуй отсюда подобру-поздорову.
— Открыл бы лучше. Я ведь дуну, так домик развалится.
— Иди, иди.
— Ах, так…
Недолго думая, травник вытащил из ножен меч, коротким ударом вогнал лезвие между неплотно сбитых досок и методично принялся выпиливать замок. Сырое дерево крошилось с мягким хрустом.
— Э! Э! — засуетились с той стороны. — Ты чего? Куда пилой полез?! С ума сошел?! Ты мне всю дверь поломаешь! Ах, чтоб тебя… Да погоди ты!
Травник прекратил орудовать мечом. Залязгали засовы. Дверь распахнулась, и в коридоре замаячила бледная физиономия привратника. Глаза его испуганно таращились во тьму.
— Кто здесь?
— Я уже представился, — Жуга отодвинул привратника плечом и вошел. — Где люди?
— Наверху… Ох, Господи, да что же это делается…
— Дверь можешь закрывать, я один. Свет не надо зажигать.
Обширное помещение первого этажа загромождали длинные столы и бродильные чаны. Над плитой виднелся край котла, вмурованного в печку; котел прикрывала крышка. В углу громоздились мешки. Дальнюю стену занимали полки с посудой и этажерки с формовочными рамками. В воздухе витал кисловатый дух недобродившей сыворотки. Единственная лестница вела наверх, никаких признаков подвала не наблюдалось. Сверху слышались шаги, стук глиняной посуды. Спускаться вниз никто, однако, не спешил. Жуга вложил меч в ножны и поднялся на второй этаж.
Рабочие и подмастерья в таких цехах обычно жили здесь же, спали в общей комнате. Так было и тут. Горел камин. Шесть человек сидели за столом у общего котла (хозяин сыроварни, видимо, имел отдельный дом и сейчас уже ушел). Шесть лиц повернулись к Жуге. Ложки замерли в воздухе.
Травник медленно оглядел всех шестерых.
— Я никого не трону, — сказал он. — Мне нужен только один работник, который пришел к вам недавно вместе с девчонкой. Где он?
Рабочие угрюмо переглянулись. Один из них сплюнул.
— Говорил я, что от этой девки будут одни неприятности, — сказал он, косясь куда-то мимо травника. — Так я и знал. А все ты, Йоганн. «Сыр некому таскать! Воду некому носить!»…
— Вон там они, — указал другой на дальнюю дверь.
Вопреки опасениям травника, все шестеро сидели, как вкопанные, и даже когда он прошел мимо них, не двинулись с места.
На стук открыл Арнольд.
— Ты?! — он всмотрелся травнику в лицо. — Значит, все-таки, нашел…
— Где Линора?
Тот помедлил. Поглядел на рукоять меча, торчащую у травника над плечом. Отступил вглубь комнаты.
— Входи.
В тесной комнатушке было тихо и темно. Горела свеча. Линора лежала на кровати. Волосы девушки рассыпались по подушке, хрупкое лицо казалось бледным и безжизненным. Травник откинул одеяло, медленно и острожно развязал у нее на груди рубашку. Обнажилась маленькая острая торчащая грудь и ранка рядом с нею — небольшое темное отверстие. Ни гноя, ни крови вокруг. Дышала Нора очень медленно, кожа ее была суха и холодна, пульс почти не прощупывался. На прикосновения она не реагировала.
— Аннабель, — позвал негромко травник.
— Она тебя не слышит, — глухо сказал Арнольд, нервно сжимая и разжимая кулаки. — Это моя вина. Я думал, что смогу ее выходить, но ей так и не стало лучше.
Он помолчал.
— Мне кажется, она умирает.
Травник принакрыл свечу рукой. Тени заскользили по стене. Сквозь ярко-розовую плоть ладони проступили темные костяшки пальцев.
— Она переживет и тебя, и меня.
— Ты… — Арнольд вскинулся и подозрительно прищурился на травника. — Что ты хочешь сказать? Ты можешь ей помочь? У тебя есть лекарство?
Жуга кивнул:
— Есть.
— И оно… — Арнольд облизал пересохшие губы. — Оно сейчас при тебе?
— Оно всегда при мне, — он поднял взгляд. — Дай нож.
— Зачем тебе…
— Молчи и не мешай!
Жуга сбросил плащ и засучил рукав рубахи. Резко сжал-разжал пальцы, приставил лезвие к запястью и одним коротким движением вскрыл вену. Закапала кровь, черная в свете свечи. Арнольд ошеломленно наблюдал, как травник протянул руку и задержал ее над приоткрытыми губами девушки.
Потянулись минуты ожидания.
— Как долго… Сколько этого ей нужно? — прошептал Арнольд.
— Не знаю. Может быть, немного. Будем ждать. Ты зря ушел из «Пляшущего Лиса»
— Я больше не играю в ваши игры! Для меня важнее Нора. Я и сейчас пустил тебя к ней только потому, что больше не было надежды. Если ты думаешь…
— Я ничего не думаю.
Голос травника был холоден и тих. Как будто устыдившись собственного крика, Арнольд умолк. Перевел взгляд на девушку.
— Почему это случилось? — спросил он. — Я никогда не видел, чтобы рана так долго не заживала. Из нее будто кто-то высасывает силы… Зачем ты это делаешь?
— Она искала кровь.
— Зачем? Я никогда за ней не замечал ничего такого.
— Ее ранили, она не соображала, что делает. Ее влекло чутье. Точно так же больная собака ищет целебную траву. Ей не надо было трогать Тила.
Жуга стоял, полузакрыв глаза. Кровь капала с руки. Арнольд всерьез опасался, что травник сейчас упадет; он даже подался вперед, чтоб подхватить его, коль тот лишится чувств.
— Тил? При чем тут Тил?
— Он эльф. Их кровь — яд для таких, как Нора.
— Для таких, как… Я не понимаю, — взгляд Арнольда стал беспомощным. — Кто она?
Жуга не ответил. Как раз в этот момент Линора вдруг сглотнула. Кончик языка скользнул по окровавленным губам. Дыханье стало глубже. Еще минута, и глаза ее открылись.
— Кто… — Нора сделала попытку приподняться. — Где я?
Жуга убрал руку. Вгляделся в широко раскрытые глаза девушки.
— Это я, Ли. Я. Ты узнаешь меня?
Налетевший порыв ветра сорвал с губ его слова и унес во тьму.
Вильям отложил перо и потянулся. Размял уставшие пальцы и удовлетворенно покосился на лежащие перед ним на столе исписанные бумажные листы. Перевел взгляд на викинга.
— Ну, как? Что скажешь, Яльмар?
Викинг взял один листок, некоторое время смотрел в него, явно не понимая ни строчки, затем со вздохом отложил его и потянулся за кувшином.
— Не понимаю, почему эта история тебя так зацепила, — сказал он, подливая себе пива. — Подумаешь, одни порезали других. Обычное дело.
— Ну, не скажи. По-моему, это ужасно интересно. Такая интрига, такая, знаешь ли, раздвоенность души! Вдумайся хотя бы, как должен чувствовать себя принц, зная, что на престоле сидит убийца его отца. А мать с ним заодно! Потом, он ведь не знал, какой ему явился дух, добрый или злой…
— Да брось ты, Вильям, — Яльмар отмахнулся, сморщившись, как будто съел чего-то кислого. — Какая разница? И принц совсем не так умен, как ты тут расписал, чтобы все так подстроить.
— Но он же был прямой наследник! Сам посуди: он должен был воссесть на трон, а так ему пришлось снова ждать…
— Нет, ты не понял. Отец его был старший брат из двух, а по закону младший брат мог наследовать трон, только если у старшего нет детей.
— Но сын-то у него был!
— Но он же тогда еще был несовершеннолетним! К тому же, дядя и не отрекался о него — принц по-прежнему наследовал престол. А впрочем, как сказать…
— Вот-вот! Пока трава растет, лошадка сдохнет.
— Гм… — Яльмар нахмурился, умолк и, окончательно запутавшись, махнул рукой: — Да ну их на хрен, с этими делами! Папаша у него и сам был тот еще козел. И помер не как все. Небось, утрахался в саду и там задрых. А что? бывает. Я вот тоже, помнится, однажды…
— Отчего ж в саду-то? — опешил Вильям.
— А чтоб жена не засекла.
— Слу-ушай, Яльмар! — бард внезапно оживился. — А она, случайно, не того?.. Не на сносях была?
Несколько мгновений варяг тупо смотрел на Вильяма.
— Кто? — наконец спросил он.
— Королева…
Варяг захохотал.
— Ну, ты даешь! От кого?
— От брата королевского. А иначе, что ж они потом так резво поженились?
Яльмар пожал плечами.
— Мне-то почем знать? Я над ними свечку не держал.
— Так. Ладно, — бард нахмурился и что-то вычеркнул в своих записках, — ребенка убираем… А принц о смерти короля как узнал?
— Опомнись! Вся страна об этом знала, а ему сказать забыли, что ли?
— А может, — задумчиво сказал Вильям, — его в Дании не было?
— Как это — не было?
— Ну, как… Не знаю, как! Уехал он куда-нибудь, короля в его отсутствие и отравили. А когда послали за ним, он думал, что править едет, а приехал — там уже все без него разобрались.
— Ну что ты плетешь?! — фыркнул Яльмар, — что ты плетешь? Напридумывал невесть чего. Такого и не было вовсе. Он если и жалел о чем-то, так наверное, о том, что сам папашу первым не прихлопнул. Еще неизвестно, какой бы из него самого получился король…
Крышка чердачного люка негромко хлопнула. Оба обернулись.
Тил быстро спустился по лестнице, остановился, коротко взглянул на одного, на другого, легким шагом подошел к столу и с ногами влез на лавку.
— А, вот и наш белоголовый приятель! — добродушно ухмыльнулся Яльмар, разворачиваясь к мальчишке лицом. — Ну и как там дела, на крыше?
Повисла тишина.
— Снег идет, — сказал наконец Тил тихо, но так неожиданно, что бард невольно вздрогнул. Голос мальчишки прозвучал холодно и отстраненно. Вильям вдруг почувствовал себя неловко.
Яльмар, казалось, ничего не заметил.
— А вот слыхал я, будто эльфы колдовать большие мастера, — задумчиво продолжал он. — Как у людей получается, я видел, а вот у вас — не доводилось. Может, ты нам чего покажешь?
— Яльмар, — Вильям тронул его за руку. — Не трогал бы ты его…
— А чего? — обернулся тот. — Я ж просто так, чтоб время скоротать.
Тил не ответил. Вместо этого вдруг встал, в три шага оказался у стола. Взял лютню Вильяма (бард машинально отметил непривычную, нечеловеческую пластику его движений) и протянул ее Яльмару.
— Сыграй, — сказал он.
— Что? — не понял тот.
— Я говорю: сыграй на этой лютне.
Варяг недоуменно принял в руки инструмент. Повертел его, коснулся струн. Лютня тренькнула негромко.
— Я не умею.
— Но я прошу тебя.
— Да не умею я! — Яльмар растерянно взглянул на Вильяма. — Я и держать-то ее не знаю, как.
— Это же просто, — черные маслины глаз мальчишки посмотрели прямо, без подвоха. — Одной рукой нужно дергать за струны, другой — перебирать лады, и вот отсюда польется прекрасная музыка.
— Я не могу, — варяг вздохнул и вернул лютню Вильяму.
Тил вздохнул и покачал головой.
— Вот видишь, что за чучело ты из меня делаешь? На мне ты готов играть, ты думаешь, что мои лады ты знаешь. А в этой штуке три ореховых доски и восемь струн, и голос, над которым ты не властен! — Тил помедлил и закончил, неожиданно повысив голос: — Черт возьми, ты думаешь, на мне легче играть, чем на этой лютне?
Сказавши так, он повернулся и ушел. Яльмар проводил его взглядом, повернулся к Вильяму. Бард сосредоточенно скрипел пером. Поймал взгляд Яльмара и поднял голову. Глаза его вдохновенно поблескивали.
— А может, он не спятил, — вдруг сказал он, — а только притворился сумасшедшим?
— Кто?!
— Принц датский.
— Тьфу на тебя с твоим принцем! — Яльмар сплюнул и так резко наклонил кувшин над кружкой, что пиво хлынуло через край. С раздражением потряс рукой: «Чума на оба ваши дома…» и слизал с пальцев липкие капли.
Дверь корчмы распахнулась. Вошел Жуга, взъерошенный и мокрый. Отбросил капюшон плаща. Выглядел он несколько пришиблено. Вильям помахал ему рукой, Жуга рассеянно кивнул в ответ и заскользил взглядом дальше, ища, как вскоре выяснилось, Золтана.
— Хагг! — позвал он. — Хагг, где ты?
— Что случилось? — Золтан появился на лестнице. — А, это ты…
— Мне надо кое-что тебе сказать.
— Так говори.
Жуга покосился на сидящих у камина Яльмара и Вилли и покачал головой.
— Не здесь. Идем со мной, расскажу по пути.
Золтан нерешительно подергал себя за ус.
— Может, завтра?
— Нет.
Жуга помедлил, шагнул к стене, снял с гвоздя свой меч и привычным движением перебросил его за спину. Протянул через плечо ремень, застегнул на груди пряжку. На Золтана он больше не смотрел.
— Пойдем сейчас.
— Черт возьми, Золтан, ты мог меня хотя бы предупредить!
Жуга и Золтан быстрым шагом шли по улице. Хагг скосил глаза на травника и отвел взгляд.
— И что бы это изменило? — спросил он.
Тот не ответил, и некоторое время они шли молча, сжатые ущельем узкой улочки. Ветер разыгрался не на шутку, чтобы разговаривать здесь, порой приходилось кричать. Дребезжали ставни. Шаги редких прохожих глухо стучали по брусчатке мостовой. Толстая серая крыса перебежала им дорогу и нырнула в подворотню, травник задумчиво проводил ее взглядом.
— Не знаю, — наконец сказал он. Откинул капюшон плаща и сгреб мокрые волосы в горсть. — Не знаю, что, но что-то изменило бы. Яд и пламя! — он ударил кулаком в ладонь. — Слыхал я про парней, которые рубашке и штанам предпочитают юбку и корсет, но обычно это видно сразу! Да и потом, ведь известно, где их можно встретить. А тут… Походка! Жесты! Манера говорить! А ноги? Не у каждой женщины такие! Да и на вид она разве что в талии чуть-чуть широковата, а так… Ты не поверишь, Золтан, но я в нее чуть не втрескался.
— Почему — не поверю? — пожал плечами Хагг. По лицу его скользнула тень улыбки. — Очень даже поверю. Не пойму лишь, как ты догадался.
Жуга нахмурился.
— Это трудно объяснить… — пальцы его сплелись в замок. — Я чувствовал, что что-то там не так. Меня насторожило уже то, что живет она одна, без мужа и без слуг. И это в городе, где замуж выдают в двенадцать лет!
— Ну и что тут такого? Бывает так, что нет приданого…
— Не мели чепухи! — фыркнул травник. — Бесприданница, которая живет в отдельном доме, носит шелк и горностая? Ты с ума сошел, так не бывает. И потом, она ужасно много знает. Женщина не может столько знать.
— Она волшебница, — напомнил Хагг.
— Ну, пусть даже так, все равно. Вы в городах ужасно строго содержите своих жен. «Три К — Kirchen, Kuchen, Kinder» — это ведь у вас так говорят? Где им получить такие знания? Они тут ходят, не поднимая глаз, на улице им нельзя ни посмеяться, ни поболтать с подружками. А Герта… Разве она такая? Повстречай я такую женщину где-нибудь в деревне, я бы мало удивился, но здесь…
Он помолчал, о чем-то думая на ходу. Потряс головой и продолжил:
— Но догадался я только сегодня. Мне руки подсказали.
— Руки? — Золтан поднял бровь. — Э-ээ… В каком смысле? Ты ее…
— Руки, — сердито взглянув на него, повторил Жуга, — значит руки. Ее руки. Она там пересаживала розы — ну, из одних горшков в другие — и я вдруг подумал: а не слишком ли она сильна для девушки? Но это так, ерунда, я бы позабыл об этом, если бы не огонь. Видишь ли, Золтан, огонь — не женская стихия.
— Много ты знаешь! — хмыкнул тот. — Хороший волшебник может работать с чем угодно.
— Так-то так, — согласился Жуга, — но ведь каждый выбирает то, с чем ему легче работать. А Герта пользуется огнем почти всегда.
— Да-а… — Золтан остановился, сложил руки на груди и прислонился к каменному парапету. Потеребил усы. — Уделал ты меня, Жуга. По-честному сказать, я не думал, что об этом так несложно догадаться. Ну, хорошо. Допустим, ты бы знал все это. Выслушал бы ты ее с таким вниманием? Внял бы ты ее советам? А? А может быть, послал ее подальше?
Травник не ответил. Вместо этого замедлил шаг и огляделся. Они опять остановились на мосту. Было холодно. Смеркалось. С запада шел шторм, в порту шумел прибой, и даже здесь, в канале, волны пенились барашками. Брызги долетали до прохожих. Плащ травника плескал и хлопал на ветру. Баржу внизу качало. Плетеные из пеньки кранцы вдоль борта пружинили в береговой гранит, гася удары волн. На краткий миг Жуга вдруг ощутил себя таким же вот канатным валиком, оказавшимся меж двух кораблей, которые давно бы разнесли друг друга в щепки, если бы не он.
— Кто он такой… она такая?
— Его зовут Кай Хансен. Не хочу тебе рассказывать всю его историю, скажу лишь, что еще мальчишкой он попал к одной местной волшебнице; она его украла прямо с улицы, когда он с друзьями катался на санках. Хедвига де ла Тур, белая ведьма. Она была сумасшедшей. Держала его взаперти, била, заставляла носить женскую одежду… Немудрено, что он не решался даже сунуть нос на улицу в таком виде. Бог знает, чего она хотела, Герта мне об этом никогда не говорила. Но у парня были все задатки, чтобы стать чародеем. Она обучила его всему, что знала, до многого он сам дошел — когда сидишь один среди книг, то делать нечего, кроме как читать. Когда она умерла, дом отошел Герте.
— Они… Она с ним… — травник замешкался. — То есть, я хочу сказать, они с ним спали — эта Хедвига или кто-нибудь еще?
— Нет, — Хагг повернулся к травнику. — Ни с кем и никогда. Девственность ценится в магии. Тем более, — он усмехнулся, — что если девственницу в наше время еще можно отыскать, то девственника — вряд ли.
— А что было потом?
Золтан пожал плечами.
— Не знаю. Я не знаю. Должно быть, у парня что-то сдвинулось в голове. Шутка ли — полжизни проходить в девчачьей юбке… Жить по-другому он уже не мог. Так или иначе, но ему пришлось выйти на улицу. Мальчишку Кая все уже забыли. Так появилась Герта. Никто и ничего не заподозрил. А те, кто захотел пощупать, что у нее под платьем, дорого за это поплатились.
— Никто и ничего?
— Кроме меня.
— Когда это случилось?
Веки Золтана опустились.
— Давно.
Волна взметнулась вверх, порыв ветра швырнул в них клочья пены.
— Плохое время, — Золтан вытер ладонью лицо. — Мокрая зима. Начало декабря, а лед еще не встал. В другие годы в эти дни народ уже давно бы катался на коньках.
— На чем катался?
— На коньках. Такие штуки, как ножи. Их привязывают к башмакам и бегают по льду. Наверное, ты слышал поговорку: «Die verlt gaat op scaetsen» — «Мир катится на коньках»? Так вот, это про них.
Он помолчал. Перевел взгляд на травника.
— Так вот, я спрашиваю тебя — этот человек принял тебя, как друга, помог тебе в беде и не попросил за это никакой платы — неужели после этого тебе так важно, что у него между ног?!
Жуга медлил с ответом.
— Ты говоришь о Гертруде то «он», то «она», — сказал он наконец. — Как мне теперь ее звать?
— Ты сам ответил на свой вопрос, — вздохнул Золтан. — Человек, это ведь не только его естество. Одной одежды тоже недостаточно. Она живет как женщина, двигается, говорит и мыслит как женщина. Те, другие, которые в тавернах подрабатывают шлюхами, они играют в это. Плохо ли, хорошо, но играют. Притворяются. А она не играет. Взгляни правде в глаза: Кай давно уже умер. Зови ее Герта. Она будет тебе благодарна. Да, кстати, если говорить о любви, то ты не одинок в своих страданиях.
— Что? — травник поднял голову. — Это ты о чем?
— О Вильяме. Похоже, что он тоже к ней неровно дышит.
— Вилли?! Черт! — Жуга ударил кулаками в парапет. — Черт, черт! Нам только этого недоставало! Ну что за жизнь! Как только думаешь, что все в порядке, все тут же идет наперекосяк.
— Похоже, то, как вы разделали Селедку, произвело на него впечатление.
— Сопляк, — травник сплюнул. — Он так и не понял, насколько был близок к смерти. Да, это может добавить нам хлопот…
— Правду знаем только ты и я. Позаботься, чтобы Вильям не узнал.
Жуга лишь медленно кивнул, глядя вниз, на холодную воду канала, и Золтан не стал продолжать разговор на эту тему.
— Я разузнал то, что ты просил, — сказал он вместо этого. — Цурбааген — город морской, молочные дела здесь не в чести, сыров хватает привозных. Свой сыр здесь варит только Аксель Бауэр, причем, три сорта. Говорят, вкусные, хотя я сам не пробовал. Это на восточной окраине, за сукновальней Гинбера. Выяснить было не так уж сложно. Вот только не могу взять в толк, зачем это тебе понадобилось.
— Там Арнольд.
— Что?
— Я сказал, что там Арнольд. Наверное, и Линора тоже там.
— С чего ты взял?
— Долго объяснять. Как мне туда пройти?
— Нет, погоди, погоди, — Золтан протестующе поднял руку. — Пусть даже ты прав, тебе нельзя туда! Наверняка он там не один. Я пошлю своих людей, они все выяснят…
— Хватит, Золтан! — травник обернулся к нему с лицом мрачнее тучи. — Ты опять играешь в свою игру, все у тебя по полочкам, все расписано… А я так не могу! Твоя игра — это моя жизнь. Я боюсь опоздать. Ли плохо, но она еще жива. Я должен успеть.
— Все еще хочешь вернуть ее?
— Хагг, хватит! Хватит! — Жуга метнулся прочь от каменных перил. — Яд и пламя, как ты не поймешь…
Отступая, он ненароком толкнул проходившего мимо человека. Обернулся, бросил устало: «Я извиняюсь» и двинулся дальше, но не тут-то было. Прохожий — одутловатый малый лет восемнадцати, но добротно одетый и уже при мече, ухватил травника за полу рыжего плаща, рванул и развернул лицом к себе.
— Он извиняется! — воскликнул он и обернулся, апеллируя к своим дружкам, которые, как оказалось, следовали за ним чуть позади. — Ха-ха! Нет, вы только посмотрите на него! Он извиняется!
Те нестройно заржали. На скулах у травника заходили желваки.
— Я ведь, кажется, ясно сказал, что извиняюсь, — повторил он.
— А мне плевать, что ты сказал! — парнишка продолжал наседать на травника, с акцентом перекрикивая ветер. — Я не позволю… — он вынул меч. — И ты не сметь… не смеешь… Раз носишь меч, так вынимай его, и умрись, как мужчина!
— Дуэль! Дуэль! — с восторгом подхватила пьяная троица. — Сражайтесь, черт дери!
От главного забияки тоже крепко разило табаком и пивом. Травник помедлил, исподлобья оглядел всех четверых.
— Ну что ж, — сказал он, — ладно. Пусть будет так.
Одним движеньем травник выхватил свой меч и с разворота перешел в атаку. В три удара оттеснил противника к перилам, с коротким шорохом заплел стальное кружево вокруг его меча. Клинок взлетел в воздух. Парень попытался подхватить его, порезался и выронил опять, да так и остался стоять, тупо глядя, как его меч упал в воду и утонул.
— Мое почтенье, — травник коротко кивнул, вернул меч в ножны и быстрым шагом удалился прочь. Рыжее крыло плаща взметнулось на ветру и скрылось за углом. Три подгулявших парня на мосту оторопело смотрели ему вслед, забыв про своего дружка, который, пыхтя и ругаясь, безуспешно зажимал порез на ладони. Золтан притворился, что смотрит в сторону. Наконец они опомнились, шумно засуетились над раной и вскоре ушли.
Золтан задумчиво смотрел на переулок, в котором скрылся травник.
— Весь мир скользит по льду… — произнес он негромко. — Может, не такая уж плохая штука эта АэнАрда? Неужели он таки понял, что нельзя делить людей только на черных и белых?
Мгновение он колебался, затем поглубже нахлобучил шляпу, запахнул свой плащ и решительно зашагал в другую сторону, бормоча себе под нос: «И сказал волк Красной Шапочке: „Вот эта дорога ведет к твоей бабушке“, и указал ей на длинную. А сам побежал короткой…»
С этими словами он ускорил шаг и растворился в мокрых сумерках зимнего Цурбаагена.
Снег сыпал серой пеленой, уже не крошками, но хлопьями. Стало еще холоднее. Плащ травника набух водой. Проплутав по городу примерно с час, Жуга наконец выбрался на восточную окраину, где за маленькой и темной церковью примостилось приземистое, чуть покосившееся здание сукновальни. От кладбища его отделял высокий полуразломанный забор, сквозь дыры в котором виднелись какие-то сараи, телеги и сваленный в углу двора мусор. В щелях меж ставнями мерцал неяркий свет. Работа здесь не прекращалась даже ночью. Плескалось колесо, сквозь шум дождя слышался приглушенный стук валяльных мельниц. Люди изо всех сил стремились урвать последние рабочие дни, прежде чем лед скует ручей. Пахло жженым деревом, мочой и мокрой шерстью, при каждом шаге под ногой хрустели сухие сбитые головки ворсовальных шишек.* Ошибиться было невозможно.
Дальше путь преграждала вода. Жуга огляделся в поисках моста или обходной дороги, ничего такого не нашел и решительно полез через забор. Особо таиться не имело смысла — судя по истоптанной глине, этим путем горожане пользовались часто. Жуга остановился, соображая, куда идти теперь. Этот район города был ему совершенно незнаком. Он двинулся в обход сукновальни и вскоре оказался у распахнутых ворот, прошел сквозь них и дважды повернул. Чуть выше по ручью ему открылся двухэтажный дом, отделанный белой штукатуркой. Вывеска с надрезанной на скибку сырной головой, похожая издалека на ухмыляющуюся рожу, говорила за себя: перед ним была сыроварня. Жуга помедлил у дверей, поправил меч и постучался.
После недолгой тишины послышались шаги.
— Кого там носит в такую собачью погоду?
Голос был слегка надтреснутым, похоже, говоривший был простужен. Жуга замешкался, кляня себя, что не продумал что сказать заранее.
— Передайте Арнольду, что его ищет Лис, — сказал он.
— Какой еще лис?
— Соломенный.
За дверью возникла удивленная пауза.
— Нету здесь никакого Арнольда, — наконец опять занудили за дверью. — Проваливай. Если сыру нужно, завтра приходи.
— Да не нужен мне ваш сыр! — разговор помаленьку начинал Жуге надоедать. — На днях вы взяли нового работника. При нем девчонка. Скажи ему, пусть выйдет. Надо поговорить.
— Вот завтра и поговоришь. Давай, дуй отсюда подобру-поздорову.
— Открыл бы лучше. Я ведь дуну, так домик развалится.
— Иди, иди.
— Ах, так…
Недолго думая, травник вытащил из ножен меч, коротким ударом вогнал лезвие между неплотно сбитых досок и методично принялся выпиливать замок. Сырое дерево крошилось с мягким хрустом.
— Э! Э! — засуетились с той стороны. — Ты чего? Куда пилой полез?! С ума сошел?! Ты мне всю дверь поломаешь! Ах, чтоб тебя… Да погоди ты!
Травник прекратил орудовать мечом. Залязгали засовы. Дверь распахнулась, и в коридоре замаячила бледная физиономия привратника. Глаза его испуганно таращились во тьму.
— Кто здесь?
— Я уже представился, — Жуга отодвинул привратника плечом и вошел. — Где люди?
— Наверху… Ох, Господи, да что же это делается…
— Дверь можешь закрывать, я один. Свет не надо зажигать.
Обширное помещение первого этажа загромождали длинные столы и бродильные чаны. Над плитой виднелся край котла, вмурованного в печку; котел прикрывала крышка. В углу громоздились мешки. Дальнюю стену занимали полки с посудой и этажерки с формовочными рамками. В воздухе витал кисловатый дух недобродившей сыворотки. Единственная лестница вела наверх, никаких признаков подвала не наблюдалось. Сверху слышались шаги, стук глиняной посуды. Спускаться вниз никто, однако, не спешил. Жуга вложил меч в ножны и поднялся на второй этаж.
Рабочие и подмастерья в таких цехах обычно жили здесь же, спали в общей комнате. Так было и тут. Горел камин. Шесть человек сидели за столом у общего котла (хозяин сыроварни, видимо, имел отдельный дом и сейчас уже ушел). Шесть лиц повернулись к Жуге. Ложки замерли в воздухе.
Травник медленно оглядел всех шестерых.
— Я никого не трону, — сказал он. — Мне нужен только один работник, который пришел к вам недавно вместе с девчонкой. Где он?
Рабочие угрюмо переглянулись. Один из них сплюнул.
— Говорил я, что от этой девки будут одни неприятности, — сказал он, косясь куда-то мимо травника. — Так я и знал. А все ты, Йоганн. «Сыр некому таскать! Воду некому носить!»…
— Вон там они, — указал другой на дальнюю дверь.
Вопреки опасениям травника, все шестеро сидели, как вкопанные, и даже когда он прошел мимо них, не двинулись с места.
На стук открыл Арнольд.
— Ты?! — он всмотрелся травнику в лицо. — Значит, все-таки, нашел…
— Где Линора?
Тот помедлил. Поглядел на рукоять меча, торчащую у травника над плечом. Отступил вглубь комнаты.
— Входи.
В тесной комнатушке было тихо и темно. Горела свеча. Линора лежала на кровати. Волосы девушки рассыпались по подушке, хрупкое лицо казалось бледным и безжизненным. Травник откинул одеяло, медленно и острожно развязал у нее на груди рубашку. Обнажилась маленькая острая торчащая грудь и ранка рядом с нею — небольшое темное отверстие. Ни гноя, ни крови вокруг. Дышала Нора очень медленно, кожа ее была суха и холодна, пульс почти не прощупывался. На прикосновения она не реагировала.
— Аннабель, — позвал негромко травник.
— Она тебя не слышит, — глухо сказал Арнольд, нервно сжимая и разжимая кулаки. — Это моя вина. Я думал, что смогу ее выходить, но ей так и не стало лучше.
Он помолчал.
— Мне кажется, она умирает.
Травник принакрыл свечу рукой. Тени заскользили по стене. Сквозь ярко-розовую плоть ладони проступили темные костяшки пальцев.
— Она переживет и тебя, и меня.
— Ты… — Арнольд вскинулся и подозрительно прищурился на травника. — Что ты хочешь сказать? Ты можешь ей помочь? У тебя есть лекарство?
Жуга кивнул:
— Есть.
— И оно… — Арнольд облизал пересохшие губы. — Оно сейчас при тебе?
— Оно всегда при мне, — он поднял взгляд. — Дай нож.
— Зачем тебе…
— Молчи и не мешай!
Жуга сбросил плащ и засучил рукав рубахи. Резко сжал-разжал пальцы, приставил лезвие к запястью и одним коротким движением вскрыл вену. Закапала кровь, черная в свете свечи. Арнольд ошеломленно наблюдал, как травник протянул руку и задержал ее над приоткрытыми губами девушки.
Потянулись минуты ожидания.
— Как долго… Сколько этого ей нужно? — прошептал Арнольд.
— Не знаю. Может быть, немного. Будем ждать. Ты зря ушел из «Пляшущего Лиса»
— Я больше не играю в ваши игры! Для меня важнее Нора. Я и сейчас пустил тебя к ней только потому, что больше не было надежды. Если ты думаешь…
— Я ничего не думаю.
Голос травника был холоден и тих. Как будто устыдившись собственного крика, Арнольд умолк. Перевел взгляд на девушку.
— Почему это случилось? — спросил он. — Я никогда не видел, чтобы рана так долго не заживала. Из нее будто кто-то высасывает силы… Зачем ты это делаешь?
— Она искала кровь.
— Зачем? Я никогда за ней не замечал ничего такого.
— Ее ранили, она не соображала, что делает. Ее влекло чутье. Точно так же больная собака ищет целебную траву. Ей не надо было трогать Тила.
Жуга стоял, полузакрыв глаза. Кровь капала с руки. Арнольд всерьез опасался, что травник сейчас упадет; он даже подался вперед, чтоб подхватить его, коль тот лишится чувств.
— Тил? При чем тут Тил?
— Он эльф. Их кровь — яд для таких, как Нора.
— Для таких, как… Я не понимаю, — взгляд Арнольда стал беспомощным. — Кто она?
Жуга не ответил. Как раз в этот момент Линора вдруг сглотнула. Кончик языка скользнул по окровавленным губам. Дыханье стало глубже. Еще минута, и глаза ее открылись.
— Кто… — Нора сделала попытку приподняться. — Где я?
Жуга убрал руку. Вгляделся в широко раскрытые глаза девушки.
— Это я, Ли. Я. Ты узнаешь меня?