Страница:
— Я не понимаю, к чему ты клонишь. Если я — не я, а только Он, который стал… — Жуга прошелся пятерней по волосам и помахал рукою в воздухе, как будто стряхивая с пальцев невидимую воду. — А впрочем, что я говорю… Не думаешь же ты в самом деле, что на поляне у менгира Локи бился сам с собой? И моя победа на самом деле — его победа?
Хансен уселся поудобнее и привалился к стене. Должно быть, где-то там, за гранитной толщей пробил себе русло горячий источник — от камня тянуло приятным теплом. Хансен поразмыслил, не зажечь ли им свечу, чтобы видеть лицо собеседника, и даже потянулся за мешочком, где она лежала, но передумал — свечи приходилось экономить. В конце концов хватало света от стены, а остальное было не так уж важно.
— Non sequitur, — сказал он, — что означает — «не логично». Твои выводы опережают предпосылки. А потому возьмем другой вопрос. Точней, поставим его по-другому. Шире, что ли… Куда уходят боги?
— Куда… уходят? — повторил, не понимая, травник.
— Да. Рагнарек. Армагеддон. Дагор Дагоррат. Кразилек. Допустим, это все не выдумки церковников. Тогда кто-то в этих битвах должен побеждать. Куда исчезли греческие боги? Куда уходят боги викингов? И вообще, можно ли достичь чего-то и остановиться, ни о чем не думать и ничего не хотеть? Наш мир — всего лишь первая ступень. Ну, может быть, не первая. Вторая. Третья. Двадцать пятая. Но точно — не последняя. Пройдя ее, они уходят. Дальше. Далеко. Уходят, оставляя в памяти легенды и сказания, уходят, чтоб освободить площадку для других. Освободить игральную доску для новых игроков. И остаются только те, кто уйти не в силах. Те, кто погиб. Те, кто низвергнут в бездну, словно падший ангел. Те, кто прикован на скале, как Локи. Ты думаешь, им неохота вырваться? Они прикованы совсем не в том смысле, какой мы вкладываем в это слово: приковать. В пределах мира все они свободны. Вот только этот мир — мир детства, больше им неинтересен, как неинтересны для тебя рожок и погремушки. И если появляется возможность вырваться и стать другим, уйти и обмануть ловушку, то это шанс для них. Ты — этот шанс, точнее, ты им был. Но ты им оказался не по силам.
— Ты хочешь сказать…
— Ты — это ты. Случайная «подставка». Волшебник четырех кровей, неловко окропивший кровью старый жертвенник, а вовсе никакой не Локи, и уж конечно же не дьявол. Ты — запертая дверь, корабль на якоре, и если те не подберут ключа и не поднимут якорь, ты останешься, кем был — останешься собой. Я думала, что ты давно все понял сам. В конце концов, Единорог ведь ясно говорил тебе об этом.
— Но если это так, — проговорил задумчиво Жуга, — то это немногим лучше всего того, о чем я говорил.
— Не скажи, — покачал головою Хансен. — Корабль ведь может плыть и сам по себе. И уж в любом случае останется при этом кораблем. Улавливаешь суть?
Жуга сидел и молча слушал рассужденья Хансена, а в душе невольно поражался, как тот может говорить такие вещи, за которые его вполне могли отправить на костер. А впрочем, ведь и Хансен знал, что может ему довериться. Они были похожи чем-то, эти двое. Мальчишка (а по сути — девочка), которого воспитывала ведьма, и который не общался с миром лет до двадцати, а в церковь не ходил, наверно, с детства, и горец из тех мест, где небо ближе и где обращаются к любым богам, от которых можно ждать помощи, а вся молитва выливается в два слова: «Пронеси, Господи!», сказанных на краю пропасти.
Они лежали молча, в темноте. Учитель, ученик и спящий между ними гном, который вел свой род от времени творения Земли.
— А как же сами боги? — наконец прервал молчание Жуга. — Ведь если так, то что же я… То что же мы тогда для них? Зачем? Разве важны их заветы, если жизнь идет совсем по другим законам? Тогда выходит, никакого смысла нет, и в жизни, и в любви…
— Во всем есть смысл, Жуга. Во всем. Любовь без дел мертва. Сам посуди: стоит ли верить в перемены к лучшему, если ради них ты не пошевелил и пальцем? И даже если бога нет, это ничего не меняет: когда ты творишь божье дело, ты сам есть бог, когда диавольское — диавол. Выбирай.
— А если — человеческое? — усмехнулся травник. — Кто я тогда? Ага, молчишь! Неплохо бы сначала разобраться, что есть что, а уж потом других учить.
— Так люди ведь всю жизнь одним только этим и занимаются, что пытаются отличить одно от другого, — снисходительно пояснил Хансен и зевнул до хруста в челюстях. — Только у них не всегда получается. Вот и пытаются учиться… у других. Знаешь, что, давай-ка спать. От лишних мыслей только мусор в голове. Спокойной ночи.
Травник помедлил.
— Спокойной, — наконец сказал он.
— Мы натолкнулись на них на третий день. Должно быть, это было утро. Я не знаю. Мы давно потеряли всякий счет времени. Мы спали, если нам хотелось спать, и ели, лишь когда уже сводило животы. Проходы извивались, путались. Широкие и высотой такие, что даже мне не приходилось нагибаться. Лишь кое-где на стенах были следы от кирки и кайла, а в остальных местах — ровный камень, иногда блестящий, будто бы оплавленный. Не знаю, что пробило эти стены, гномья магия или огонь из-под земли, но места под вулканом было предостаточно, и не только для нас троих. В тот день мы нашли грибы: целую пещеру, всю поросшую грибами и какой-то белой плесенью, издалека похожей на шерсть. Там была вода. Проклятье… Уже тогда нам надо было повернуть, уже тогда мне было ясно, что нельзя здесь оставаться. Но цель казалась такой близкой! Скафены… Потерянное колено. Серые гномы. Я все равно не верил в них, не верил, пока сам не увидел. Господи, да если бы я только знал заранее!
Если бы мы все хоть что-нибудь знали…
Ты слушаешь меня?
Ты слушаешь…
Они стояли и оглядывались. Несмотря на низкий потолок, в длину и в ширину пещера была велика. Пол и стены покрывал ковер белесых шляпок, с потолка сочились капли. Под ногами тихо журчал ручеек. Вода на поверку оказалась горячей, но вполне пригодной для питья. Жуга наполнил фляги, дождался, пока вода чуть-чуть остынет, после чего все трое с наслажденьем напились. Воздух в пещере был тяжелый и влажный, как в бане, с запахами плесени и чего-то неприятно кислого. Чуть в стороне зудели мухи.
— Грибная плантация, — сказал невозмутимо Орге, прогулявшись вдоль стены туда-сюда и отковыряв ножом две-три тарельчатых, похожих на огромные уши и совершенно бесцветных шляпки. — Примерно это я и ожидал увидеть. Значит, все это правда, и истории о потерянном колене Хиши — не пустые сказки.
— Ты думаешь?
— Ну, ведь… Ну, кто-то же их ест, эти самые грибы.
Жуга с сомнением поскреб ногтями в бороде, пригнулся, зачерпнул в ручье воды и сполоснул лицо. Зафыркал, затряс головой. Брызги полетели во все стороны.
— Горячая, собака… Послушай, Орге, ты уверен, что этот вулкан на самом деле уснул?
— Ни в чем и никогда нельзя быть уверенным, если речь идет о подземном огне, — наставительно сказал двараг, воздев к потолку указательный палец. — Когда-то, тысячи лет назад лава пробила здесь себе дорогу наверх. А потом, должно быть, где-то отыскала новый путь. Полегче, покороче… В общем, поудобнее. Могу сказать лишь, что с тех пор здесь больше извержений не было. Тебе этого достаточно, чтоб спать спокойно?
— Вполне, — буркнул тот.
Двараг укусил один гриб, пожевал его с задумчивым выражением лица и выплюнул. Потер живот.
— Пивка охота, мочи нет, — пожаловался он. Повертел гриб в руках. — Интересно, можно самогонку гнать из этой штуки, или не получится?
— Все бы тебе пиво трескать, Орге, — усмехнулся Жуга.
— А то! Можно подумать, ты бы отказался.
Внезапно Хансен, отошедший в угол справить малую нужду, громко ахнул и замахал руками, подзывая обоих:
— Орге, Жуга! Взгляните!
У дальней стены, почти целиком укрытые белесой порослью грибов, виднелась пара-тройка темных холмиков. Из-под одного торчали клочья шерсти или волосьев, в другом месте еще угадывались очертания руки. Травник огляделся. Грибные холмики скрывались в темноте, по мере удаления вглубь пещеры становясь размерами все меньше и меньше. Чуть вдалеке белели только кости.
— Трупы, — буркнул Орге. — Это трупы. Грибам нужна подкормка.
— Черт возьми… — Хансен пошатнулся, ухватился за стену и торопливо отдернул руку, наткнувшись на грибы. Мгновенье он созерцал свою ладонь, испачканную слизью, затем перекосился и вытер руку о штаны.
— Меня сейчас вырвет.
— Не советую, — серьезно сказал Жуга, не отводя глаз от длинной вереницы гниющих тел. — Хреновый способ веселиться — жратва и так вот-вот кончится.
— Только не говори мне сейчас о еде.
— Не буду.
Смрад стоял невыносимый. Все трое торопливо отошли подальше и расположились у ручья, стараясь не оглядываться лишний раз. Молчали.
— Нам надо хоть немного отдохнуть, — сказал наконец Жуга. Он стащил сапоги, опустил ноги в ручей и закатил от наслаждения глаза. — А-ах! — выдохнул он. — Наконец-то хоть что-то хорошее! Целый месяц об этом мечтал… Ну, чего уставились? Давайте, присоединяйтесь. Воды на всех хватит.
Недолго думая, Хансен с Орге скинули сапоги и последовали его примеру. Некоторое время все трое сидели в ряд на берегу, бултыхая ногами в ручье, и вскоре уже перестали обращать внимания на тошнотворный запах гнили. Жуга распаковал мешок, достал оттуда мясо и лепешки. Котел, который всю дорогу без толку тащили на себе, наполнили водой, высыпали в него последние, уже начавшие плесневеть зерна тархони и больше часа ждали, пока она разбухнет. Меняли воду. Каша получилась не ахти, но в целом съедобная. Во всяком случае никто не жаловался.
Внезапно Орге насторожился, поднял голову и перестал жевать.
— Ты слышал?
Травник с Хансеном переглянулись.
— Я — нет, а ты?
— Я тоже ничего не слышал. Что случилось?
— Тихо! — Орге поднял руку, призывая к тишине. — Вот опять…
Наконец и до других сквозь тихое журчание воды донесся шорох камня. В одно мгновенье травник оказался на ногах и выхватил топор.
— Кто здесь?
Движенье в темноте вначале показалось ему тихим и обманчиво медлительным, и только после травник понял, почему: двигалась волна. Мохнатые тела обрушились внезапно, сразу с нескольких сторон. Воздух наполнился вонью, топотом и сдавленными воплями. Вокруг ног травника мгновенно образовалось мерзостное копошение и толкотня. Что-то острое разрезало штанину, полоснуло по ноге, затем еще два или три лезвия кольнули под колени. Кто-то попытался перекусить сухожилие. Жуга истошно закричал и коротко ударил, лезвие секиры с чавканьем врубилось в чью-то плоть, прошлось по нападавшим, как коса. Заверещали. Двое или трое с визгом отлетели прочь, остальные заработали ножами и зубами еще быстрее.
— Сапоги! — взвопил Жуга, отчаянно отпинываясь и отмахиваясь от наседавших тел. — Скорей обуйтесь!.. Хансен! Ноги!!!
Крича скорей от омерзенья, чем от страха, Жуга с остервенением работал топором, стараясь не пустить противника к ручью. На смену убитым тут же лезли новые. Маленькие тела с шипеньем и писком сталкивались в узком проходе. Обернуться не было возможности, оставалось лишь надеяться, что Орге с Хансеном сумеют защититься.
Хансен торопливо бил кресалом. Наклонился, раздувая трут. Увидел сбоку, как Жуга упал под грузом нападавших, и теперь ошалело смотрел, как копошащаяся куча медленно раскачивается и вспухает изнутри. Через мгновенье холмик лопнул как нарыв. Рыжее чудовище приподнялось, взмахнуло топором и выстрелило телом словно камнем в мешанине рук и ног. Движенья травника, казалось, сделались еще быстрее.
— Зажигай! — вопил двараг, орудуя ножом. — Гертруда, зажигай!
Хансен наконец сосредоточился и выкрикнул заклятие. Трут вспыхнул, вспышка света озарила все вокруг. Свеча занялась. Нападавшие вдруг разом развернулись и исчезли так быстро, словно растворились в толще камня. Еще мгновение травник стоял с топором наготове, вслушиваясь в писк и удаляющийся топот, затем обернулся. Похоже, свет и был причиной столь стремительного бегства.
Хансен поднял свечу.
— Черт… Жуга, ты где? — спросил он, всматриваясь в темноту. — Ты цел, Жуга? Да не молчи же, черт тебя дери! Ты цел?
— Не знаю. — травник выступил из темноты. Ноги его ниже колен были залиты кровью, штанины превратились в лохмотья.
— Ноги…
— Вроде, не достали.
Хансен облегченно перевел дух, хотел еще что-то сказать, но горло вдруг перехватило. Он опустил глаза.
— Свет, — сказал Жуга. — Неси сюда свечу.
Хансен с Орге медленно приблизились. Травник нагнулся над убитыми. Перевернул лицом вверх одного, другого и выпрямился.
Помолчал.
— Это и есть твои скафены, Орге?
Маленький гном ничего не ответил. Казалось, он был потрясен.
Пересыпанные белым крошевом грибов, лежащие тела казались совершенно обнаженными, лишь у двоих или троих виднелось что-то вроде поясов из кожи. Ростом подземные твари оказались травнику гораздо меньше, чем по пояс; они на полголовы были ниже Орге. Густые, слипшиеся от крови волосы покрывали серую рыхлую кожу с ног до головы, спадая на спину неровной гривой. Голые и сморщенные мордочки со вздернутыми длинными носами и огромными глазищами почти ничем не напоминали лица. Ни у кого из них, ни выше пояса, ни ниже не виднелось ни малейших признаков какого-либо пола.
— Господи… — пробормотал ошеломленно Хансен. — Господи… Они же не женщины и не мужчины… Что это такое, Орге? Что это такое?
В его голосе слышались тихие нотки истерики.
— Гринты, — пробормотал маленький гном и медленно встал. Руки его дрожали. — Яганы… Рабочие особи. Как пчелы или муравьи. Имир, я даже никогда и подумать не мог, что все эти истории — правда!
— Но… но… — Хансен поднял голову. — Но… кто же их тогда рожает?
Орге побледнел, затем вдруг резко развернулся и схватился за горло. Его вырвало.
— Яд и пламя… — Жуга перевернул ногой еще одно тело и сплюнул. — Яд и пламя. Неужели Ашедук мечтал быть царем над… этими?
Он поднял с полу узкий длинный нож и тронул пальцем лезвие. Покосился на свои ноги, все в порезах и в укусах, медленно проковылял к ручью и стал смывать с них кровь и грязь, шипя сквозь стиснутые зубы. Хансен было сунулся помочь, но травник отмахнулся от него: «Я справлюсь. Стерегите выход». Тем не менее, Орге все равно подошел к Жуге. Положил руку ему на плечо.
— Лис, — сказал он очень тихим и серьезным голосом, — я никогда не видел ничего подобного. Не возьму в толк, как они могли дойти до такого.
— Грибы, — сказал вдруг Хансен. Подождал, пока оба они не повернулись к нему, и пояснил: — Мутации. Грибной токсин — сильнейший мутаген. Черт знает, чем они питались все эти чертовы века. Такие изменения в организме трудно объяснить одним застоем крови. Возможно… Возможно… Черт, я совсем ослабела.
— Хансен, хватит, — мягко, но решительно прервал его Жуга. — Хватит. Мне не хочется сейчас выслушивать ненужные учености. Они есть, и этого достаточно. Что будем делать?
Орге решительно нахмурил брови.
— Надо найти Ашедука, — сказал он. — Найти, во что бы то ни стало. Будет настоящим кошмаром, если ему удастся сплотить этих тварей. Если вы не захотите, я пойду один.
Хансен промолчал.
— Значит, идем искать, — резюмировал Жуга. — Не отпускать же тебя одного.
— Послушайте, — Хансен все-таки решился. — Мне кажется, не нужно этого делать. Наши руки в гнезде гадюк. Их слишком много, этих скафенов. Вряд ли Ашедук сумеет с ними договориться, я в это не верю. Они почти что звери, я даже сомневаюсь, что у них есть язык. Может статься, что Ашедук уже мертв…
Неясный шорох в темноте заставил всех вскочить, а Хансена — умолкнуть. Жуга от неожиданности поскользнулся, сел в ручей и выругался.
— Аш'дук агриш, — тихонько пропищали из темноты. — Аш'дук лик-лик. Аш'дук зилиб'ар мирза-мирза? М?
— Черт меня подери, — пробормотал Хансен. — Черт меня подери…
Мохнатое тельце медленно, на четвереньках выползло из темноты. Блеснули черные прищуренные любопытные глаза. Веки моргали часто-часто. На лбу пришельца багровела огромная шишка. Скафен замер, оглядел по очереди всех троих и оскалился, что наверное должно было обозначать улыбку. Вновь полились шипящие и щелкающие звуки.
— Орге, что он говорит?
— Белиберду, — угрюмо бросил гном. — Я разбираю только, что Ашедук им вроде бы как обещал еду. И говорит, что Ашедук хороший. Хороший-хороший… Тьфу, дерьмо какое. Остального я не понял.
— Агриз-агриз, — понимающе закивало существо и протянуло руку. — М?
Орге повернулся к травнику.
— Дай ему чего-нибудь зажрать. Быть может, он покажет нам дорогу.
— Черт меня подери, — бормотал Хансен. — Черт меня дери…
— Она была там. Она все время была там. Я все не мог взять в толк, с чего это мне вдруг взбрело в башку лезть под землю, а она влекла меня, она не только управляла нами, но сама нуждалась в нашей помощи. Я как-то позабыл о том, что Рик был должен полететь. Но даже если б я задумался об этом, мне и в голову бы не пришло, что это значит!
Ашедук… Он больше повредил себе, чем нам, когда украл мой меч и АэнАрду. Он был Охотником, Ночным Охотником, его фигура двигалась по черным клеткам. Он шел на перехват. А я не знал, что то, что мы делаем — это отвлекающий маневр… Герта так и сказала тогда: «отвлекающий маневр», как будто это целая армия была, а не один трахнутый гном, страдающий от мании величия. Но мы могли и опоздать. О, да, еще как могли! Ведь он уже сколачивал свою армию, собирал своих чертовых пешек. И когда мы догнали его, я не знал, чего мне опасаться — моего меча или эльфийской АэнАрды. А оказалось, опасаться надо было совсем другого… И совсем даже за других.
А она была там все это время, в моем кармане. Я совсем про нее забыл.
Ты только не молчи. Ну почему же ты молчишь? Смотришь на меня и ничего не говоришь. А впрочем, не надо говорить, если не хочешь. Ты только слушай.
Ты ведь слушаешь?
Слушаешь…
— Имир… — гном ошарашено окинул взглядом серую толпу. — Я и не думал, что их столько!
— Что верно, то верно, — хмыкнул Жуга, — наш Ашедук умеет убеждать.
— Аш'дук агриш, — заслышав имя Ашедука, тут же пискнул их нежданный проводник и посмотрел на них снизу верх голодными глазами.
Серая толпа подземных обитателей негромко перешептывалась и переступала. Звук напоминал осенний листопад в лесу. Зрелище тоже было ничего себе — казалось, будто на пол брошена огромная, расшитая блестящими глазами-бусинами, дышащая серая шкура. Огромный зал был освещен почти уже разрушенной системой из зеркал под потолком, светящимися красками и плесенью, грибами, ползающими и летающими тут и там жуками-светляками. Слева был обрыв, зиявший непроглядной чернотой. На другой стороне разлома серебристые потеки плесени спускались чуть пониже, но и там они тоже терялись в темноте.
Их проводник задергал Орге за рукав и указал наверх. Толпа вдруг зашумела громче. Все трое задрали головы.
По длинным стершимся ступенькам медленно спускался Ашедук. А впрочем, нет, уже не Ашедук, — поправил себя травник. По лестнице спускался Тордион, сын Лаутира, Государь… Государь…
Государь… кого?
— Ну, что предложишь? — не сводя с него глаз, спросил Жуга у маленького гнома. Орге хмыкнул.
— Перебьем их всех.
— А если у них мирные намерения?
— Тогда извинимся… Потом.
Ашедук наконец спустился, постоял, неторопливо оглядел всех троих и задержал свой взгляд на Орге. Хмыкнул. За поясом дварага был топор, из-за спины торчала рукоять меча.
— Значит, все-таки ты выжил, — сказал он. — Должно быть, я старею. Раньше мне рука не изменяла.
Лицо маленького гнома полыхнуло красным.
— Ты подлец, Ашедук! — он сплюнул ему под ноги. — Предатель и подлец! Кровь человека говорит в тебе, предательская кровь! Бери топор и бейся, если ты мужчина. Клянусь Имиром, я отомщу тебе за свой позор и за твое предательство!
Ашедук равнодушно пожал плечами.
— Не дело Государя принимать вызовы всяких выскочек. Если это объявление войны, то собирай войска и приходи.
— Что ты задумал, Ашедук? — вступил в разговор Жуга. — Зачем ты обокрал нас? Чтобы стать царем у муравьев? — он обвел рукой пещеру. — Вот это твоя цель? Вот этого ты хотел?
— Ты не понимаешь. Это только сервы. Слуги. Воины. Там, в глубине, — он указал на пропасть, — путь в другую, новую страну. Вам, глупым невдомек, что и колено Хиши раскололось. Сильные ушли туда. Там травы, там течет вода, и пасутся мускусные быки. Там небо светится без солнца. Этот мир ждет своего завоевателя. С твоим мечом я покорю его, а с моими знаниями добьюсь процветания.
— Ты принесешь раздор. Войну.
— Война — последний довод королей, — ухмыльнулся Ашедук.
Жуга помедлил. На скулах его заходили желваки.
— Отдай мне Квэндум, — наконец сказал он. — Отдай мне АэнАрду. Только АэнАрду. Не Ксиал. Не меч. Только ее.
Короткое мгновение гном, казалось, колебался. Затем стащил с плеча заплечный мешок и швырнул его травнику.
— На, забери свою дурацкую игрушку, — сказал он. — Она мне все равно была без пользы. Может быть, тебе она послужит лучше. Знаешь, Лис, а ты мне чем-то даже нравился. До той поры, пока не обменял мой нож на какую-то гнилую железяку. Хочу дать тебе совет. Никогда не оскорбляй дварага неуважением к его подаркам, а тем более — к оружию.
Жуга все еще стоял и отнюдь не спешил поднимать свой мешок. Молчал.
— Я вернусь, — сказал он наконец. — Можешь мне не верить, но я все равно вернусь. Мы встретимся, и вот тогда узнаем, чье оружие лучше. А напоследок тоже дам тебе совет. Быть может, ты не знаешь, в таком случае запомни: трутней убивают.
И он наклонился за сумкой.
— Жуга!!! — предостерегающе вдруг крикнул Хансен. Травник обернулся, но успел увидеть только Ашедука, поднимавшего арбалет.
— Так значит, трутней убивают? — с бешенством сказал он, глядя на Жугу сквозь прорезь медного прицела. — Ну что же… Получай!
Перед глазами промелькнуло тело — Хансен прыгнул, заслоняя травника собой. Послышался щелчок, стрела с коротким «Фф-п!» пробила плоть, и наступила тишина.
Хансен по инерции сделал несколько шагов и замер на краю обрыва.
Медленно, словно бы с удивлением оглянулся на Жугу.
Наклонил голову, посмотрел себе на грудь и поднял руку.
Колени его подломились.
— Герта… Нееет!!!
Едва соображая, что творит, Жуга метнулся к Хансену, успев схватить его за руку, но при этом сам не удержался на краю и повалился вслед за ним. Равновесие сместилось. Два тела заскользили вниз по каменистому откосу, становившемуся все более крутым. Жуга перехватил топор кверху лезвием, что было сил ударил о гранит. Шип топора заскрежетал, скользя по камню, зацепился в трещине. Рвануло руку. Плечевой сустав едва не выбило из сумки. Травник вскрикнул, но запястье Хансена не выпустил.
— Держись! — крикнул он, — подтягивайся вверх!
Хансен молчал. Висел безжизненно, как куль с мукой. Жуга почувствовал что медленно слабеет и покрепче стиснул пальцы. Ременная петля на рукояти топора затягивалась. Он оглянулся вверх, нелепо выворачивая шею. Испугавшиеся поначалу скафены опасливо, но неотвратимо подбирались к краю пропасти.
— Орге! — напрягаясь, крикнул травник. Перевел дыханье. — Орге!!!
Гном не отозвался. Что было тому причиной — оставалось лишь гадать.
Жуга закрыл глаза. Перед глазами плавали круги.
«Вот и все, — подумалось ему. — Ошибка. Ошибка. С самого начала. С самого начала… Я опять доверился не тем»
— Ну что вы встали? — закричал визгливо Ашедук. — Убейте же его! Столкните вниз! Убейте, ну!
Казалось, тело Хансена уже не тянет вниз так сильно, словно бы он постепенно становится легче. Мускулы деревенели. Жуга едва не рассмеялся от сознания своей беспомощности. Распятый на камнях меж телом Хансена и рукоятью топора, он оказался совершено беззащитным перед наступающими скафенами. Он мог бы отпустить его, и тем спастись — ведь Хансен был уже скорее всего мертв, но травник почему-то этого не делал. Он замер, словно время вдруг остановилось. Не хотелось делать ни малейшего движения. «Аш… Ашш…» — негромко слышалось со всех сторон, кроме той, где была пустота. — «Ашш-ш…»
Скафены медленно смыкали полукруг.
Смотреть на них, а равно и на Ашедука тоже не хотелось.
И в этот миг раздался крик.
В первый момент травник подумал, что ослышался, потом — что очнулся Хансен, но тут же понял, что опять ошибся: кричали совсем с другой стороны.
— Жуга! — вдруг снова донеслось откуда-то из коридоров. Травник в изумлении открыл глаза. — Жуга, хэй, где ты? Я иду! Держись, Лис, держись!
Весь напрягшись как натянутая струна, Жуга вытянул шею и приподнял голову — как раз чтобы успеть разглядеть, как из отверстия туннеля вывалился Яльмар и остановился посреди площадки, в изумлении от открывшегося его взору зрелища. Скафены медленно попятились назад.
Хансен уселся поудобнее и привалился к стене. Должно быть, где-то там, за гранитной толщей пробил себе русло горячий источник — от камня тянуло приятным теплом. Хансен поразмыслил, не зажечь ли им свечу, чтобы видеть лицо собеседника, и даже потянулся за мешочком, где она лежала, но передумал — свечи приходилось экономить. В конце концов хватало света от стены, а остальное было не так уж важно.
— Non sequitur, — сказал он, — что означает — «не логично». Твои выводы опережают предпосылки. А потому возьмем другой вопрос. Точней, поставим его по-другому. Шире, что ли… Куда уходят боги?
— Куда… уходят? — повторил, не понимая, травник.
— Да. Рагнарек. Армагеддон. Дагор Дагоррат. Кразилек. Допустим, это все не выдумки церковников. Тогда кто-то в этих битвах должен побеждать. Куда исчезли греческие боги? Куда уходят боги викингов? И вообще, можно ли достичь чего-то и остановиться, ни о чем не думать и ничего не хотеть? Наш мир — всего лишь первая ступень. Ну, может быть, не первая. Вторая. Третья. Двадцать пятая. Но точно — не последняя. Пройдя ее, они уходят. Дальше. Далеко. Уходят, оставляя в памяти легенды и сказания, уходят, чтоб освободить площадку для других. Освободить игральную доску для новых игроков. И остаются только те, кто уйти не в силах. Те, кто погиб. Те, кто низвергнут в бездну, словно падший ангел. Те, кто прикован на скале, как Локи. Ты думаешь, им неохота вырваться? Они прикованы совсем не в том смысле, какой мы вкладываем в это слово: приковать. В пределах мира все они свободны. Вот только этот мир — мир детства, больше им неинтересен, как неинтересны для тебя рожок и погремушки. И если появляется возможность вырваться и стать другим, уйти и обмануть ловушку, то это шанс для них. Ты — этот шанс, точнее, ты им был. Но ты им оказался не по силам.
— Ты хочешь сказать…
— Ты — это ты. Случайная «подставка». Волшебник четырех кровей, неловко окропивший кровью старый жертвенник, а вовсе никакой не Локи, и уж конечно же не дьявол. Ты — запертая дверь, корабль на якоре, и если те не подберут ключа и не поднимут якорь, ты останешься, кем был — останешься собой. Я думала, что ты давно все понял сам. В конце концов, Единорог ведь ясно говорил тебе об этом.
— Но если это так, — проговорил задумчиво Жуга, — то это немногим лучше всего того, о чем я говорил.
— Не скажи, — покачал головою Хансен. — Корабль ведь может плыть и сам по себе. И уж в любом случае останется при этом кораблем. Улавливаешь суть?
Жуга сидел и молча слушал рассужденья Хансена, а в душе невольно поражался, как тот может говорить такие вещи, за которые его вполне могли отправить на костер. А впрочем, ведь и Хансен знал, что может ему довериться. Они были похожи чем-то, эти двое. Мальчишка (а по сути — девочка), которого воспитывала ведьма, и который не общался с миром лет до двадцати, а в церковь не ходил, наверно, с детства, и горец из тех мест, где небо ближе и где обращаются к любым богам, от которых можно ждать помощи, а вся молитва выливается в два слова: «Пронеси, Господи!», сказанных на краю пропасти.
Они лежали молча, в темноте. Учитель, ученик и спящий между ними гном, который вел свой род от времени творения Земли.
— А как же сами боги? — наконец прервал молчание Жуга. — Ведь если так, то что же я… То что же мы тогда для них? Зачем? Разве важны их заветы, если жизнь идет совсем по другим законам? Тогда выходит, никакого смысла нет, и в жизни, и в любви…
— Во всем есть смысл, Жуга. Во всем. Любовь без дел мертва. Сам посуди: стоит ли верить в перемены к лучшему, если ради них ты не пошевелил и пальцем? И даже если бога нет, это ничего не меняет: когда ты творишь божье дело, ты сам есть бог, когда диавольское — диавол. Выбирай.
— А если — человеческое? — усмехнулся травник. — Кто я тогда? Ага, молчишь! Неплохо бы сначала разобраться, что есть что, а уж потом других учить.
— Так люди ведь всю жизнь одним только этим и занимаются, что пытаются отличить одно от другого, — снисходительно пояснил Хансен и зевнул до хруста в челюстях. — Только у них не всегда получается. Вот и пытаются учиться… у других. Знаешь, что, давай-ка спать. От лишних мыслей только мусор в голове. Спокойной ночи.
Травник помедлил.
— Спокойной, — наконец сказал он.
— Мы натолкнулись на них на третий день. Должно быть, это было утро. Я не знаю. Мы давно потеряли всякий счет времени. Мы спали, если нам хотелось спать, и ели, лишь когда уже сводило животы. Проходы извивались, путались. Широкие и высотой такие, что даже мне не приходилось нагибаться. Лишь кое-где на стенах были следы от кирки и кайла, а в остальных местах — ровный камень, иногда блестящий, будто бы оплавленный. Не знаю, что пробило эти стены, гномья магия или огонь из-под земли, но места под вулканом было предостаточно, и не только для нас троих. В тот день мы нашли грибы: целую пещеру, всю поросшую грибами и какой-то белой плесенью, издалека похожей на шерсть. Там была вода. Проклятье… Уже тогда нам надо было повернуть, уже тогда мне было ясно, что нельзя здесь оставаться. Но цель казалась такой близкой! Скафены… Потерянное колено. Серые гномы. Я все равно не верил в них, не верил, пока сам не увидел. Господи, да если бы я только знал заранее!
Если бы мы все хоть что-нибудь знали…
Ты слушаешь меня?
Ты слушаешь…
Они стояли и оглядывались. Несмотря на низкий потолок, в длину и в ширину пещера была велика. Пол и стены покрывал ковер белесых шляпок, с потолка сочились капли. Под ногами тихо журчал ручеек. Вода на поверку оказалась горячей, но вполне пригодной для питья. Жуга наполнил фляги, дождался, пока вода чуть-чуть остынет, после чего все трое с наслажденьем напились. Воздух в пещере был тяжелый и влажный, как в бане, с запахами плесени и чего-то неприятно кислого. Чуть в стороне зудели мухи.
— Грибная плантация, — сказал невозмутимо Орге, прогулявшись вдоль стены туда-сюда и отковыряв ножом две-три тарельчатых, похожих на огромные уши и совершенно бесцветных шляпки. — Примерно это я и ожидал увидеть. Значит, все это правда, и истории о потерянном колене Хиши — не пустые сказки.
— Ты думаешь?
— Ну, ведь… Ну, кто-то же их ест, эти самые грибы.
Жуга с сомнением поскреб ногтями в бороде, пригнулся, зачерпнул в ручье воды и сполоснул лицо. Зафыркал, затряс головой. Брызги полетели во все стороны.
— Горячая, собака… Послушай, Орге, ты уверен, что этот вулкан на самом деле уснул?
— Ни в чем и никогда нельзя быть уверенным, если речь идет о подземном огне, — наставительно сказал двараг, воздев к потолку указательный палец. — Когда-то, тысячи лет назад лава пробила здесь себе дорогу наверх. А потом, должно быть, где-то отыскала новый путь. Полегче, покороче… В общем, поудобнее. Могу сказать лишь, что с тех пор здесь больше извержений не было. Тебе этого достаточно, чтоб спать спокойно?
— Вполне, — буркнул тот.
Двараг укусил один гриб, пожевал его с задумчивым выражением лица и выплюнул. Потер живот.
— Пивка охота, мочи нет, — пожаловался он. Повертел гриб в руках. — Интересно, можно самогонку гнать из этой штуки, или не получится?
— Все бы тебе пиво трескать, Орге, — усмехнулся Жуга.
— А то! Можно подумать, ты бы отказался.
Внезапно Хансен, отошедший в угол справить малую нужду, громко ахнул и замахал руками, подзывая обоих:
— Орге, Жуга! Взгляните!
У дальней стены, почти целиком укрытые белесой порослью грибов, виднелась пара-тройка темных холмиков. Из-под одного торчали клочья шерсти или волосьев, в другом месте еще угадывались очертания руки. Травник огляделся. Грибные холмики скрывались в темноте, по мере удаления вглубь пещеры становясь размерами все меньше и меньше. Чуть вдалеке белели только кости.
— Трупы, — буркнул Орге. — Это трупы. Грибам нужна подкормка.
— Черт возьми… — Хансен пошатнулся, ухватился за стену и торопливо отдернул руку, наткнувшись на грибы. Мгновенье он созерцал свою ладонь, испачканную слизью, затем перекосился и вытер руку о штаны.
— Меня сейчас вырвет.
— Не советую, — серьезно сказал Жуга, не отводя глаз от длинной вереницы гниющих тел. — Хреновый способ веселиться — жратва и так вот-вот кончится.
— Только не говори мне сейчас о еде.
— Не буду.
Смрад стоял невыносимый. Все трое торопливо отошли подальше и расположились у ручья, стараясь не оглядываться лишний раз. Молчали.
— Нам надо хоть немного отдохнуть, — сказал наконец Жуга. Он стащил сапоги, опустил ноги в ручей и закатил от наслаждения глаза. — А-ах! — выдохнул он. — Наконец-то хоть что-то хорошее! Целый месяц об этом мечтал… Ну, чего уставились? Давайте, присоединяйтесь. Воды на всех хватит.
Недолго думая, Хансен с Орге скинули сапоги и последовали его примеру. Некоторое время все трое сидели в ряд на берегу, бултыхая ногами в ручье, и вскоре уже перестали обращать внимания на тошнотворный запах гнили. Жуга распаковал мешок, достал оттуда мясо и лепешки. Котел, который всю дорогу без толку тащили на себе, наполнили водой, высыпали в него последние, уже начавшие плесневеть зерна тархони и больше часа ждали, пока она разбухнет. Меняли воду. Каша получилась не ахти, но в целом съедобная. Во всяком случае никто не жаловался.
Внезапно Орге насторожился, поднял голову и перестал жевать.
— Ты слышал?
Травник с Хансеном переглянулись.
— Я — нет, а ты?
— Я тоже ничего не слышал. Что случилось?
— Тихо! — Орге поднял руку, призывая к тишине. — Вот опять…
Наконец и до других сквозь тихое журчание воды донесся шорох камня. В одно мгновенье травник оказался на ногах и выхватил топор.
— Кто здесь?
Движенье в темноте вначале показалось ему тихим и обманчиво медлительным, и только после травник понял, почему: двигалась волна. Мохнатые тела обрушились внезапно, сразу с нескольких сторон. Воздух наполнился вонью, топотом и сдавленными воплями. Вокруг ног травника мгновенно образовалось мерзостное копошение и толкотня. Что-то острое разрезало штанину, полоснуло по ноге, затем еще два или три лезвия кольнули под колени. Кто-то попытался перекусить сухожилие. Жуга истошно закричал и коротко ударил, лезвие секиры с чавканьем врубилось в чью-то плоть, прошлось по нападавшим, как коса. Заверещали. Двое или трое с визгом отлетели прочь, остальные заработали ножами и зубами еще быстрее.
— Сапоги! — взвопил Жуга, отчаянно отпинываясь и отмахиваясь от наседавших тел. — Скорей обуйтесь!.. Хансен! Ноги!!!
Крича скорей от омерзенья, чем от страха, Жуга с остервенением работал топором, стараясь не пустить противника к ручью. На смену убитым тут же лезли новые. Маленькие тела с шипеньем и писком сталкивались в узком проходе. Обернуться не было возможности, оставалось лишь надеяться, что Орге с Хансеном сумеют защититься.
Хансен торопливо бил кресалом. Наклонился, раздувая трут. Увидел сбоку, как Жуга упал под грузом нападавших, и теперь ошалело смотрел, как копошащаяся куча медленно раскачивается и вспухает изнутри. Через мгновенье холмик лопнул как нарыв. Рыжее чудовище приподнялось, взмахнуло топором и выстрелило телом словно камнем в мешанине рук и ног. Движенья травника, казалось, сделались еще быстрее.
— Зажигай! — вопил двараг, орудуя ножом. — Гертруда, зажигай!
Хансен наконец сосредоточился и выкрикнул заклятие. Трут вспыхнул, вспышка света озарила все вокруг. Свеча занялась. Нападавшие вдруг разом развернулись и исчезли так быстро, словно растворились в толще камня. Еще мгновение травник стоял с топором наготове, вслушиваясь в писк и удаляющийся топот, затем обернулся. Похоже, свет и был причиной столь стремительного бегства.
Хансен поднял свечу.
— Черт… Жуга, ты где? — спросил он, всматриваясь в темноту. — Ты цел, Жуга? Да не молчи же, черт тебя дери! Ты цел?
— Не знаю. — травник выступил из темноты. Ноги его ниже колен были залиты кровью, штанины превратились в лохмотья.
— Ноги…
— Вроде, не достали.
Хансен облегченно перевел дух, хотел еще что-то сказать, но горло вдруг перехватило. Он опустил глаза.
— Свет, — сказал Жуга. — Неси сюда свечу.
Хансен с Орге медленно приблизились. Травник нагнулся над убитыми. Перевернул лицом вверх одного, другого и выпрямился.
Помолчал.
— Это и есть твои скафены, Орге?
Маленький гном ничего не ответил. Казалось, он был потрясен.
Пересыпанные белым крошевом грибов, лежащие тела казались совершенно обнаженными, лишь у двоих или троих виднелось что-то вроде поясов из кожи. Ростом подземные твари оказались травнику гораздо меньше, чем по пояс; они на полголовы были ниже Орге. Густые, слипшиеся от крови волосы покрывали серую рыхлую кожу с ног до головы, спадая на спину неровной гривой. Голые и сморщенные мордочки со вздернутыми длинными носами и огромными глазищами почти ничем не напоминали лица. Ни у кого из них, ни выше пояса, ни ниже не виднелось ни малейших признаков какого-либо пола.
— Господи… — пробормотал ошеломленно Хансен. — Господи… Они же не женщины и не мужчины… Что это такое, Орге? Что это такое?
В его голосе слышались тихие нотки истерики.
— Гринты, — пробормотал маленький гном и медленно встал. Руки его дрожали. — Яганы… Рабочие особи. Как пчелы или муравьи. Имир, я даже никогда и подумать не мог, что все эти истории — правда!
— Но… но… — Хансен поднял голову. — Но… кто же их тогда рожает?
Орге побледнел, затем вдруг резко развернулся и схватился за горло. Его вырвало.
— Яд и пламя… — Жуга перевернул ногой еще одно тело и сплюнул. — Яд и пламя. Неужели Ашедук мечтал быть царем над… этими?
Он поднял с полу узкий длинный нож и тронул пальцем лезвие. Покосился на свои ноги, все в порезах и в укусах, медленно проковылял к ручью и стал смывать с них кровь и грязь, шипя сквозь стиснутые зубы. Хансен было сунулся помочь, но травник отмахнулся от него: «Я справлюсь. Стерегите выход». Тем не менее, Орге все равно подошел к Жуге. Положил руку ему на плечо.
— Лис, — сказал он очень тихим и серьезным голосом, — я никогда не видел ничего подобного. Не возьму в толк, как они могли дойти до такого.
— Грибы, — сказал вдруг Хансен. Подождал, пока оба они не повернулись к нему, и пояснил: — Мутации. Грибной токсин — сильнейший мутаген. Черт знает, чем они питались все эти чертовы века. Такие изменения в организме трудно объяснить одним застоем крови. Возможно… Возможно… Черт, я совсем ослабела.
— Хансен, хватит, — мягко, но решительно прервал его Жуга. — Хватит. Мне не хочется сейчас выслушивать ненужные учености. Они есть, и этого достаточно. Что будем делать?
Орге решительно нахмурил брови.
— Надо найти Ашедука, — сказал он. — Найти, во что бы то ни стало. Будет настоящим кошмаром, если ему удастся сплотить этих тварей. Если вы не захотите, я пойду один.
Хансен промолчал.
— Значит, идем искать, — резюмировал Жуга. — Не отпускать же тебя одного.
— Послушайте, — Хансен все-таки решился. — Мне кажется, не нужно этого делать. Наши руки в гнезде гадюк. Их слишком много, этих скафенов. Вряд ли Ашедук сумеет с ними договориться, я в это не верю. Они почти что звери, я даже сомневаюсь, что у них есть язык. Может статься, что Ашедук уже мертв…
Неясный шорох в темноте заставил всех вскочить, а Хансена — умолкнуть. Жуга от неожиданности поскользнулся, сел в ручей и выругался.
— Аш'дук агриш, — тихонько пропищали из темноты. — Аш'дук лик-лик. Аш'дук зилиб'ар мирза-мирза? М?
— Черт меня подери, — пробормотал Хансен. — Черт меня подери…
Мохнатое тельце медленно, на четвереньках выползло из темноты. Блеснули черные прищуренные любопытные глаза. Веки моргали часто-часто. На лбу пришельца багровела огромная шишка. Скафен замер, оглядел по очереди всех троих и оскалился, что наверное должно было обозначать улыбку. Вновь полились шипящие и щелкающие звуки.
— Орге, что он говорит?
— Белиберду, — угрюмо бросил гном. — Я разбираю только, что Ашедук им вроде бы как обещал еду. И говорит, что Ашедук хороший. Хороший-хороший… Тьфу, дерьмо какое. Остального я не понял.
— Агриз-агриз, — понимающе закивало существо и протянуло руку. — М?
Орге повернулся к травнику.
— Дай ему чего-нибудь зажрать. Быть может, он покажет нам дорогу.
— Черт меня подери, — бормотал Хансен. — Черт меня дери…
— Она была там. Она все время была там. Я все не мог взять в толк, с чего это мне вдруг взбрело в башку лезть под землю, а она влекла меня, она не только управляла нами, но сама нуждалась в нашей помощи. Я как-то позабыл о том, что Рик был должен полететь. Но даже если б я задумался об этом, мне и в голову бы не пришло, что это значит!
Ашедук… Он больше повредил себе, чем нам, когда украл мой меч и АэнАрду. Он был Охотником, Ночным Охотником, его фигура двигалась по черным клеткам. Он шел на перехват. А я не знал, что то, что мы делаем — это отвлекающий маневр… Герта так и сказала тогда: «отвлекающий маневр», как будто это целая армия была, а не один трахнутый гном, страдающий от мании величия. Но мы могли и опоздать. О, да, еще как могли! Ведь он уже сколачивал свою армию, собирал своих чертовых пешек. И когда мы догнали его, я не знал, чего мне опасаться — моего меча или эльфийской АэнАрды. А оказалось, опасаться надо было совсем другого… И совсем даже за других.
А она была там все это время, в моем кармане. Я совсем про нее забыл.
Ты только не молчи. Ну почему же ты молчишь? Смотришь на меня и ничего не говоришь. А впрочем, не надо говорить, если не хочешь. Ты только слушай.
Ты ведь слушаешь?
Слушаешь…
— Имир… — гном ошарашено окинул взглядом серую толпу. — Я и не думал, что их столько!
— Что верно, то верно, — хмыкнул Жуга, — наш Ашедук умеет убеждать.
— Аш'дук агриш, — заслышав имя Ашедука, тут же пискнул их нежданный проводник и посмотрел на них снизу верх голодными глазами.
Серая толпа подземных обитателей негромко перешептывалась и переступала. Звук напоминал осенний листопад в лесу. Зрелище тоже было ничего себе — казалось, будто на пол брошена огромная, расшитая блестящими глазами-бусинами, дышащая серая шкура. Огромный зал был освещен почти уже разрушенной системой из зеркал под потолком, светящимися красками и плесенью, грибами, ползающими и летающими тут и там жуками-светляками. Слева был обрыв, зиявший непроглядной чернотой. На другой стороне разлома серебристые потеки плесени спускались чуть пониже, но и там они тоже терялись в темноте.
Их проводник задергал Орге за рукав и указал наверх. Толпа вдруг зашумела громче. Все трое задрали головы.
По длинным стершимся ступенькам медленно спускался Ашедук. А впрочем, нет, уже не Ашедук, — поправил себя травник. По лестнице спускался Тордион, сын Лаутира, Государь… Государь…
Государь… кого?
— Ну, что предложишь? — не сводя с него глаз, спросил Жуга у маленького гнома. Орге хмыкнул.
— Перебьем их всех.
— А если у них мирные намерения?
— Тогда извинимся… Потом.
Ашедук наконец спустился, постоял, неторопливо оглядел всех троих и задержал свой взгляд на Орге. Хмыкнул. За поясом дварага был топор, из-за спины торчала рукоять меча.
— Значит, все-таки ты выжил, — сказал он. — Должно быть, я старею. Раньше мне рука не изменяла.
Лицо маленького гнома полыхнуло красным.
— Ты подлец, Ашедук! — он сплюнул ему под ноги. — Предатель и подлец! Кровь человека говорит в тебе, предательская кровь! Бери топор и бейся, если ты мужчина. Клянусь Имиром, я отомщу тебе за свой позор и за твое предательство!
Ашедук равнодушно пожал плечами.
— Не дело Государя принимать вызовы всяких выскочек. Если это объявление войны, то собирай войска и приходи.
— Что ты задумал, Ашедук? — вступил в разговор Жуга. — Зачем ты обокрал нас? Чтобы стать царем у муравьев? — он обвел рукой пещеру. — Вот это твоя цель? Вот этого ты хотел?
— Ты не понимаешь. Это только сервы. Слуги. Воины. Там, в глубине, — он указал на пропасть, — путь в другую, новую страну. Вам, глупым невдомек, что и колено Хиши раскололось. Сильные ушли туда. Там травы, там течет вода, и пасутся мускусные быки. Там небо светится без солнца. Этот мир ждет своего завоевателя. С твоим мечом я покорю его, а с моими знаниями добьюсь процветания.
— Ты принесешь раздор. Войну.
— Война — последний довод королей, — ухмыльнулся Ашедук.
Жуга помедлил. На скулах его заходили желваки.
— Отдай мне Квэндум, — наконец сказал он. — Отдай мне АэнАрду. Только АэнАрду. Не Ксиал. Не меч. Только ее.
Короткое мгновение гном, казалось, колебался. Затем стащил с плеча заплечный мешок и швырнул его травнику.
— На, забери свою дурацкую игрушку, — сказал он. — Она мне все равно была без пользы. Может быть, тебе она послужит лучше. Знаешь, Лис, а ты мне чем-то даже нравился. До той поры, пока не обменял мой нож на какую-то гнилую железяку. Хочу дать тебе совет. Никогда не оскорбляй дварага неуважением к его подаркам, а тем более — к оружию.
Жуга все еще стоял и отнюдь не спешил поднимать свой мешок. Молчал.
— Я вернусь, — сказал он наконец. — Можешь мне не верить, но я все равно вернусь. Мы встретимся, и вот тогда узнаем, чье оружие лучше. А напоследок тоже дам тебе совет. Быть может, ты не знаешь, в таком случае запомни: трутней убивают.
И он наклонился за сумкой.
— Жуга!!! — предостерегающе вдруг крикнул Хансен. Травник обернулся, но успел увидеть только Ашедука, поднимавшего арбалет.
— Так значит, трутней убивают? — с бешенством сказал он, глядя на Жугу сквозь прорезь медного прицела. — Ну что же… Получай!
Перед глазами промелькнуло тело — Хансен прыгнул, заслоняя травника собой. Послышался щелчок, стрела с коротким «Фф-п!» пробила плоть, и наступила тишина.
Хансен по инерции сделал несколько шагов и замер на краю обрыва.
Медленно, словно бы с удивлением оглянулся на Жугу.
Наклонил голову, посмотрел себе на грудь и поднял руку.
Колени его подломились.
— Герта… Нееет!!!
Едва соображая, что творит, Жуга метнулся к Хансену, успев схватить его за руку, но при этом сам не удержался на краю и повалился вслед за ним. Равновесие сместилось. Два тела заскользили вниз по каменистому откосу, становившемуся все более крутым. Жуга перехватил топор кверху лезвием, что было сил ударил о гранит. Шип топора заскрежетал, скользя по камню, зацепился в трещине. Рвануло руку. Плечевой сустав едва не выбило из сумки. Травник вскрикнул, но запястье Хансена не выпустил.
— Держись! — крикнул он, — подтягивайся вверх!
Хансен молчал. Висел безжизненно, как куль с мукой. Жуга почувствовал что медленно слабеет и покрепче стиснул пальцы. Ременная петля на рукояти топора затягивалась. Он оглянулся вверх, нелепо выворачивая шею. Испугавшиеся поначалу скафены опасливо, но неотвратимо подбирались к краю пропасти.
— Орге! — напрягаясь, крикнул травник. Перевел дыханье. — Орге!!!
Гном не отозвался. Что было тому причиной — оставалось лишь гадать.
Жуга закрыл глаза. Перед глазами плавали круги.
«Вот и все, — подумалось ему. — Ошибка. Ошибка. С самого начала. С самого начала… Я опять доверился не тем»
— Ну что вы встали? — закричал визгливо Ашедук. — Убейте же его! Столкните вниз! Убейте, ну!
Казалось, тело Хансена уже не тянет вниз так сильно, словно бы он постепенно становится легче. Мускулы деревенели. Жуга едва не рассмеялся от сознания своей беспомощности. Распятый на камнях меж телом Хансена и рукоятью топора, он оказался совершено беззащитным перед наступающими скафенами. Он мог бы отпустить его, и тем спастись — ведь Хансен был уже скорее всего мертв, но травник почему-то этого не делал. Он замер, словно время вдруг остановилось. Не хотелось делать ни малейшего движения. «Аш… Ашш…» — негромко слышалось со всех сторон, кроме той, где была пустота. — «Ашш-ш…»
Скафены медленно смыкали полукруг.
Смотреть на них, а равно и на Ашедука тоже не хотелось.
И в этот миг раздался крик.
В первый момент травник подумал, что ослышался, потом — что очнулся Хансен, но тут же понял, что опять ошибся: кричали совсем с другой стороны.
— Жуга! — вдруг снова донеслось откуда-то из коридоров. Травник в изумлении открыл глаза. — Жуга, хэй, где ты? Я иду! Держись, Лис, держись!
Весь напрягшись как натянутая струна, Жуга вытянул шею и приподнял голову — как раз чтобы успеть разглядеть, как из отверстия туннеля вывалился Яльмар и остановился посреди площадки, в изумлении от открывшегося его взору зрелища. Скафены медленно попятились назад.