Он отвернулся и уставился на небо. Взгляд его бездонных черных глаз кошачьего разреза сделался задумчив и печален. Варяг, пусть на одно короткое мгновение, но почувствовал холодную тоску по призрачным мирам, которых он не мог увидеть. «Там нет Альфхейма, Лис» — вдруг вспомнил он свои же собственные слова. А где же он? Где та прародина народа эльфов, из которой они вышли и в которую потом ушли? Тил смотрел на звезды так, как узник смотрит за окно своей темницы — с грустью и тоской от невозможности здесь больше пребывать и невозможности отсюда вырваться; и Яльмар снова ощутил, как чужд и как одновременно близок людям этот сказочный народ, для которого весь мир стал клеткой, который уже вышел за пределы понимания, и даже — за пределы бытия. Который вышел и ушел… Куда?
   В небытие?
   В забытие?
   Пред мысленным взором Яльмара возникли силуэты белых кораблей с высокими носами и парусами из самоцветных камней, наполненными звездным ветром — тем самым, что едва не сбил с пути его корабль. И драконы. Да, драконы. Золотистые, большие, с всадниками на спинах… Варяг невольно оглянулся на костер.
   Единственным, кто мог бы отыскать обратный путь, был Рик.
   Яльмар чувствовал себя так, будто обнаружил в борту своего корабля дыру, о которой раньше и не подозревал. Через мгновенье он поймал себя на том, что его губы сами шепчут строфы старой висы Хаувамаул:
 
   Сохнет сосна
   одинокая в поле,
   отвалились кора и иглы.
   Таков человек,
   никем не любимый.
   Сколько он проживет?
 
   Телли повернулся к нему и долго молчал. Затем кивнул. Один раз. Текучим, пластичным, коротким, красивым движением.
   «Зашиби меня Мьельнир, — в смятении подумал Яльмар. — Жуга помогает ему просто потому, что они друзья. Он не сулил ему ни царства, ни всезнания, ни власти, ни горшка с золотом… Зашиби меня Мьельнир, как же я сразу не догадался! Однако у чертенка ловко получается приобретать себе друзей…»
   — Тил.
   — Что, Яльмар?
   — Расскажи, на что похожи ваши корабли.
   — На стрекоз. На облака. На латную перчатку. На сетку жемчуга на волосах красивой женщины. На раковину. На танцующую девушку. На птичье перо.
   Яльмар сморщил лоб, соображая, затем вздохнул и расстроено покачал головой.
   — Не понимаю. Не получается представить.
   — И не получится, — ответил Тил.
   Некоторое время они молчали.
   — Зачем мы идем на Гейзер? — спросил наконец Яльмар. — Ты думаешь, это поможет твоему дракошке?
   — Узнаем.
   — Когда?
   — Скоро.
   Когда они вернулись, Арне занимался странным делом — нагревал в огне камни и бросал их в ведро. Над водой уже клубился парок, рядом лежали приготовленные для похлебки мясо и мука.
   — Яльмар, — вдруг позвал мальчишка, — скажи мне, этот ваш Хансен… ты давно его знаешь?
   — Нет, не очень. А чего?
   — Он взаправду чародей?
   — А хрен его знает, — варяг задумался. — Жуга мне говорил про Герту, будто та неплохо смыслит в алхимии. И в магии. И в книгах. Я сам видел, как она заклятьями лечила. Он даже к ней в ученики одно время пойти собрался, только вот чего-то не заладилось у них.
   Старательно отводя глаза, Арне бросил в воду еще один раскаленный булыжник и помешал ложкой мутноватую мучную болтушку.
   — А ты не знаешь, не нужны ему еще ученики?
   — Хочешь в обученье поступить? — догадался варяг.
   — Хотелось бы. Хочется узнать побольше, как вокруг устроено, да и вообще. А неоткуда. Была одна книжка, да и ту отец сжег. Сказал, от них одна морока.
   — Это он так зря, — укоризненно крякнул Яльмар. — Хотя оно конечно, книги еще никому ума не прибавили. Не знаю я, а врать не буду. Может, и возьмет он тебя в подмастерья. Вернешься, сам с ними поговоришь, с обоими… Ну что, готово что ли варево твое? Давай, снимай. Жрать охота, сил нет.
 
   — Что, рыжий, нелегко играть вслепую?
   Жуга приподнял голову, всмотрелся в темный силуэт в глубине маленькой халупы. Покосился на Орге, на спящего Хансена и сел на лежанке, спустивши ноги на пол. Поморщился. Поскреб ногтями кожу под разодранной рубахой.
   — До чего же ты мне надоел, дурак канатный… — сонно выругался он. Провел ладонью по лицу. — Даже выспаться из-за тебя нормально не получается. Чего тебе?
   Олле скорчил расстроенную мину. Помахал рукой с зажатым в ней зонтиком и поставил его в угол. Обхватил руками согнутые ноги, обтянутые тонким, в ромбах домино, и носком башмака толкнул в костер отбившуюся деревяшку.
   — Зануда ты, право слово, — недовольно сказал он. — Нет чтоб спасибо сказать за подмогу. Стараешься, из кожи вон лезешь, и вот тебе награда.
   — Не очень-то, я смотрю, ты надорвался, когда нам «подмогал». Насоветовал нам всякой ерунды. Доволен, небось? Вон куда завел, на край земли. Ни доски, ни меча. Да еще у Орге в голове дыра. Смотри, — он указал на гнома. — Что, весело?
   — Как знать, Лис, как знать… Быть может, ты хотя бы сейчас почувствуешь, как это — видеть, но не знать, что видишь, знать, но не уметь сказать что знаешь, говорить, но не уметь хоть что-то изменить.
   — Молчать ты не умеешь, вот чего… — проворчал Жуга, уселся поудобнее и подобрал ноги под себя. — Ну ладно, давай короче. Что случилось? Разбудить Гертруду?
   — Нет. Не надо. Все равно игра кончается.
   — А, Драконов Ключ, — понимающе кивнул и вслед за тем нахмурился Жуга. — Ну искупается в нем Рик, а дальше-то чего? Куда идти, что делать?
   Лицо канатоходца изумленно вытянулось.
   — Искупаться… где? в Ключе Дракона? — Олле захихикал. — Ты должно быть шутишь! Хотя, — здесь он на миг задумался, — может статься, кое-кому это придется проделать. Да, очень может статься.
   Жуга сердито фыркнул, ни дать ни взять — разъярившийся кошак. Глаза его пылали синевой.
   — Мне не до шуток, Олле, — резко сказал он. — Давай начистоту: Тил и Яльмар справятся и без твоих дурацких советов. А вот где Ашедук?
   — Ого! Вот как теперь ты задаешь вопросы? — Олле сложил колечко из двух пальцев и через него взглянул на травника. — Это что-то новенькое… А может, все-таки ты передумаешь за ним гоняться, а? Опасная эта затея — играть со сном дракона.
   — Пытаешься меня отговорить? Напрасно. Я его из-под земли достану.
   — Эй, эй, поосторожнее с такими обещаниями: они ведь иногда сбываются. А впрочем, поступай, как хочешь, мое дело — предупредить. Только помни, что проигрывать надо с достоинством.
   — Черт тебя побери, как ты не можешь понять, что я не играл?! Можешь ты хоть раз помочь нам? Скажи хотя бы… — он замешкался и оглядел осточертевшую хибару, — ну, хотя бы — где мы будем послезавтра ночью?
   — В темноте.
   Терпение травника лопнуло. Нагнувшись, он нашарил у подножия лежанки меховой сапог, и прямо так, не разгибаясь, запустил им в ухмылявшуюся рожу циркача. Олле мигом растаял в воздухе и исчез, сапог влепился в стену. Жуга негромко выругался и сел обратно.
   Грохот разбудил Хансена: тот зашевелился на своей лежанке и выглянул из-под одеяла.
   — Ты чего вскочил в такую рань? — спросил он, сонно моргая. Зевнул. — Что случилось?
   В это мгновение взгляд его упал на зонтик, так и оставшийся стоять в углу. Объяснений больше не потребовалось.
   — Олле?
   Прежде чем травник успел ответить, послышалось негромкое: «Простите… Оп!», худая длинная рука на краткий миг нарисовалась в темноте, схватила зонтик и исчезла. Воцарилась тишина.
   — У меня плохие новости, — медленно проговорил Жуга.
   — Плохие новости? — взгляд Хансена тревожно метнулся к лежащему гному и, не обнаружив там ничего опасного, вернулся обратно. — Ничего не понимаю… Кто-то умер?
   Жуга покачал головой:
   — Кто-то умрет.
   Он медленно встал, подобрал недлинный шест, который выломал вчера из кровли старой хижины, и двинулся к двери.
   — Куда ты?
   — Разомнусь.
   Светало. Разминался Жуга больше часа, то и дело слышались удары дерева по камню, гул рассекаемого воздуха и быстрый скрип снега под его башмаками. За это время Хансен успел натаять снега, поставить на огонь похлебку и поменять повязку Орге. Маленький гном все еще лежал без движения, грудь его размеренно вздымалась и опадала. Глаза дварага были закрыты. Горячка гнома шла на убыль и Хансену впервые за два дня подумалось, что Орге получил шанс выкарабкаться. Сквозь приоткрытую дверь в нутро натопленной избушки зверобоев медленно сочился холодок, угар ночного костерка вытягивало прочь. Мысли постепенно прояснялись.
   Травник возвратился потный и взъерошенный, таща охапку дров, подобранных на берегу. Притворил ногою дверь, швырнул в угол две половинки посоха, перехватил веревкой рыжий конский хвост и принялся натягивать рубаху.
   — Сломал? — сочувственно заметил Хансен. Жуга поморщился.
   — Гнилье.
   Он подтолкнул обломки в костер и уселся рядом. Огонь тлел еле-еле, подобранное на берегу сырое дерево не хотело разгораться. Жуга недовольно передернул плечами, скрестил над костром пальцы, напрягся на мгновение и резко выдохнул два слова. Пламя полыхнуло чуть ли не до потолка, потом опало до прежних размеров, но заплясало уже не в пример веселее. Вода в котле тихонько зашумела.
   Хансен со стоном закатил глаза.
   — Ну почему, почему такие способности достаются дуракам? — спросил он, обращаясь к потолку и гневно заламывая руки. — С таким расходом силы я бы вылечила пятерых больных или привила на новом месте восемь розовых кустов, а этот недоучка жжет себя в костре! Жуга, у тебя совершенно нет терпения! Где те ограничения, которым я тебя учила? Ты совсем себя не контролируешь.
   Как всегда в момент волнения верх одержала Герта — Хансен снова говорил о себе, как о женщине. Жуга притворился, что ничего не заметил. Помолчал. Провел ладонью по лицу, царапая отросшую щетину, посмотрел на пальцы и рассмеялся — нервно, резко, неожиданно.
   — Мне кажется, я спятил, — объявил вдруг он. Хансен взглянул на него вопросительно, и Жуга пояснил: — Сейчас я видел мышь с копытами. Сначала думал — показалось, а потом она второй раз вылезла.
   — Мышь с копытами? — теперь уже Хансен расхохотался. Вытер выступившие слезы. — Ох, господи, Жуга, это же лемминг! Просто лемминг. Мышь-пеструшка и ничего больше. У них зимой отрастают копытца, чтобы снег копать.
   — Ах, вот оно что… А я уж невесть что подумал. — Травник с облегчением потряс головой. — Проклятая равнина. Плоская, как стол, ни деревца, ни кустика. Все время так и тянет оглянуться. А тут еще эти как выскочат…
   — Еще бы! Ты, наверное, так топотал, что перепугал их до полусмерти, — Хансен все еще улыбался, хотя глаза его посерьезнели. — Что-то я не припомню, чтобы ты раньше бегал от мышей. В последнее время ты вообще принимаешь все слишком близко к сердцу. Здесь север, Жуга. Все чувства обостряются, а ничего не происходит. Любое, даже самое малое событие становится как гром, как вспышка света. А ты и без того дымишься, как вулкан. Смотри, не взорвись.
   — Легко тебе говорить! — неожиданно резко огрызнулся тот, вскочил и зашагал по хижине, сутулясь, чтоб не стукнуться о потолок. — А с меня как будто кожу ободрали: я без этого меча как будто голый. Олле этот еще… Черт! — Жуга остановился, нервно отгрыз заусеницу. Топнул ногой, развернулся к Хансену лицом. — И ведь что самое смешное — Ашедук же сам меня тогда предупреждал, что «проколет бурдюки»!
   — Проколет бурдюки? — удивленно переспросил Хансен. Нахмурился. — Так. С этого момента давай поподробнее. Во-первых: когда предупреждал? А во-вторых, что это значит: «проколет бурдюки»?
   Сосредоточенно моргая от плавающего в воздухе дыма, Хансен выслушал рассказ травника и задумался.
   — Чего молчишь? — спросил Жуга.
   — Постой, не торопи. А знаешь, интересная получается история. Как ни крути, везде один конец: хочешь остаться в живых, хочешь, чтоб тебя не предавали — не имей друзей. Так что ли, получается?
   — Получается, что так. Не взял бы я его с собой, сидел бы сейчас спокойно.
   — Знал бы прикуп, пил бы пиво… Ведь сразу можно было догадаться, кто стрелял!
   — Догадаешься тут, как же, — буркнул травник. — Мы же лысого искали.
   — А Ашедук какой был?
   — Кто знает! Он же колпака при нас ни разу не снимал… Хитрый, зараза, слов нет.
   — Да, запутались, — признал Хансен. — Так значит, говоришь, он как бы их король?
   Жуга поднял голову. Впервые за весь день в его глазах проглянул интерес.
   — Почему это «как бы»?
   — Насколько я знаю свободных гномах, вряд ли ими может кто-то править. Что же он задумал?..
   Травник пожал плечами. Ничего не ответил. Вместо этого потянул к себе сумку и вытряхнул оставшуюся провизию на одеяло. Поворошил рукою твердые лепешки сухарей, крученые двойным жгутом полоски вяленого мяса и сушеную рыбу, отложил в сторонку толстый брус копченого сала. В другом мешке была крупа и ягоды, Жуга не стал их распаковывать, а просто взвесил на руке. Гора провизии на первый взгляд выглядела внушительно, но было ясно, что даже при самом экономном расходе на троих ее должно было хватить едва ли на неделю. Последние два дня двараг не ел — лишь иногда Хансену удавалось накормить его похлебкой с ложечки.
   — По берегам треска валяется, — сказал Жуга, ероша волосы рукой. — Волною набросало после шторма, она и замерзла. Надо бы пойти собрать, пока птицы не склевали. Да и птиц неплохо бы пристукнуть парочку-другую. Смерть как свежатинки охота.
   — Чем пристукнуть? Это тебе не пингвины. А арбалет гномы уперли.
   — Стрелы-то при мне, — Жуга показал колчан. — Короткие, конечно, но сойдут и эти. Найти бы деревяшку, лук соорудить. Дратва есть. Стреляю я, правда, плохо, но вдруг повезет? Ведь все равно особо делать нечего.
   — Постой, постой, — вдруг встрепенулся Хансен. — Зачем тебе еще еда? Яльмар же с остальными вот-вот вернется, и обратно двинемся, а не сегодня — завтра Вильям подойдет…
   Он помолчал.
   — Ты что задумал?
   — Я не собираюсь возвращаться, — угрюмо бросил травник, собирая все обратно в два мешка. — По меньшей мере до тех пор, пока не рассчитаюсь с Ашедуком. Если все сложится так, как напророчил Олле, и Рик полетит, я больше здесь не нужен. Управитесь одни. Я ухожу.
   — Какого черта! — Хансен соскочил с лежанки и оказался перед травником. — Мы же уже говорили об этом! Ты ничего не знаешь здесь, ты заблудишься и пропадешь. Да и где ты собираешься его искать?
   — Не знаю, — травник упрямо мотнул головой, стараясь не глядеть Хансену в глаза, и завязал горловину мешка. — Где-нибудь найду.
   Хансен замер, кусая губу. Беспомощно оглянулся на лежащего Орге.
   — Ты не можешь бросить нас одних. Что, если нам понадобится помощь? Подожди, пока не вернутся Яльмар с остальными. Арне может рассказать тебе о здешних местах… Да ты вообще слушаешь меня, нет?
   — Хансен, — устало проговорил Жуга, — ты слишком многого не знаешь. Ты и понятия не имеешь, как для меня важен этот меч и эта доска. Я бы мог тебе об этом рассказать, но у меня нет времени — Ашедук уходит все дальше, понимаешь? Все меньше надежды, что я смогу его догнать.
   — Гномы — неважные ходоки.
   — У него лошадь.
   — И верхом скакать не в их привычках. Он ведет ее на поводу.
   — Ну все равно, — упорствовал Жуга. — Ашедук упер треть наших запасов, оба топора, твой арбалет, мой меч и мой мешок. И он торопится, потому что боится погони: он же не знает, что Орге остался жив. Ты их недооцениваешь. Двараги могут идти весь день и тащить груз в половину себя, они выносливые, как ослы…
   — Полегче со сравнениями, Лис! — внезапно раздалось со стороны лежанки.
   Жуга и Хансен вздрогнули и обернулись.
   Маленький гном приподнялся на локтях и теперь буравил их обоих мрачным взглядом из-под съехавших на нос грязноватых бинтов. Вид у него был до ужаса серьезный и вместе с тем — какой-то нелепый и комичный.
   — Яд и пламя, — пробормотал Жуга. — Чтоб мне лопнуть, Герта, посмотри — да он сидит!
   — Не только сидит, но и ругается, — поддакнул Хансен.
   — Не только сижу и ругаюсь, но и выйти хочу по нужде, — огрызнулся гном, яростно выпутываясь из одеяла. — Клянусь Имиром, меня давно так здорово не били по башке… Ах, Ашедук, Ашедук… Ну, чего уставились?
   Травник бросил быстрый взгляд на костер, где закипало варево.
   — У нас всего один котел, — сказал он. — И мне, честно говоря, не очень хочется, чтоб ты использовал его как ночную посудину. Но если по-другому не получится, уж лучше так, чем прямо на кровати…
   — Не нужно, — Орге сделал ему знак остановиться. — До угла, пожалуй, я дойду. Ну-ка, помоги мне встать.
   Поддерживая гнома с двух сторон, Жуга и Хансен вывели его наружу и тактично отвернулись, пока тот занимался своими делами. Струя журчала по камням минуты две, Жуга невольно поразился, как двараг вообще не лопнул от такого воздержания. Немудрено, что он сегодня пришел в себя, хотя человека этакая рана продержала бы без памяти недели две.
   — Нам есть о чем поговорить, Жуга, — сказал двараг, застегивая штаны и глядя снизу вверх на травника.
   — У меня к тебе тоже есть пара вопросов, — нетерпеливо теребя себя за ухо, хмуро отозвался тот. — Во-первых объясни, зачем вы украли мой меч и доску. Затем скажи, кто и зачем стрелял в меня? И наконец — куда ушел и что задумал Ашедук?
   — Ты говорить кончил? — подождав, осведомился гном. Жуга кивнул. — Я теперь скажу. Сейчас мы в дом идем, я буду есть и пить. Большая миска мне нужна, желаю много съесть еды. А после отвечать мы будем на вопросы.
   Похоже, что удар секирой не прошел для гнома даром — он как-то странно строил фразы и весьма нетвердо держался на ногах. И все же травник не смог побороть искушения.
   — Ответь пока хотя бы на один.
   — Отвечу разом на все три. Скафены, Лис, Колено Хиши. Ашедук думает об основании царства. И это он стрелял в тебя, хоть я был против.
   Хансен присвистнул. Видно было, что он потрясен.
   — «Aut Caesar, aut nihil» — пробормотал он.
   Жуга обернулся:
   — Чего-чего?
   — «Или государь, или никто». Так, Орге?
   Гном лишь устало отмахнулся. Лицо его сделалось совсем серым.
   — Пойдемте в дом. Я все вам расскажу.
 
   Едва три путника успели выйти из-за камней, покрытых влажным мхом и пятнами селитры, едва успели двинуться вперед вдоль осыпей и длинного пологого откоса, дракошка бросился в галоп. Он мчался меж нагромождений валунов, подушек мха и грязевых вулканчиков, сверкая золотом блестящей чешуи и совершенно не глядя под ноги. Складки кожистых крыльев то топорщились от возбуждения, то опадали, то топорщились опять. Галоп был дикий, сумасшедший и ужасно быстрый.
   Телли на мгновение остолбенел, но тут же сбросил с плеч мешок и припустил за Риком.
   — Ихэр! — вскричал он. — Рик, ихэр! Айвэнгилэ! Рик, греч!
   Но все было бесполезно: измученный ходьбой и холодами, маленький дракон что было сил мчался к теплому, маячившему в глубине неровной котловины озерку, над которым колыхались облака пара. Голубоватая прозрачная вода неясно отражала эту белизну, на дне проглядывали камни.
   — Куда он мчится? — изумленно вскрикнул Арне. — Это ж Гейзер! Сварится ж дурак!
   Но Яльмар его уже не слушал и тоже бежал вниз по склону, скользя и оступаясь на окатышах. Он уже все понял, и теперь оставалось только ругаться сквозь бессильно стиснутые зубы.
   Купаться дракошка любил больше жизни.
   Весь предыдущий день все трое чувствовали, как теплеет воздух. Долина, где подземное тепло сочилось на поверхность, по мере приближенья к ней напоминала о себе все резче и отчетливей. Камни вокруг были черными от отливавшей радугой на солнце пленки окислов. Над мокрой и оттаявшей землей скользил туман — клокастый, желтоватый, с отвратительным запахом тухлых яиц. Легкие, но хорошо заметные в холодном воздухе струйки пара то здесь, то там вырывались из трещин в сером камне. Слезились глаза. Со всех сторон то и дело слышались свист, шипение, негромкое побулькивание горячих луж и дымовых вонючек, чавканье и хлюпанье, а маленькие грязевые фонтанчики издавали звуки и вовсе неприличные. Рик долго топтался около каждой такой проталины, нервно принюхивался и возмущенно фыркал, если капельки горячей грязи брызгали ему на морду. Наконец, когда уже спускались сумерки, впереди замаячила двойная седловина перевала.
   — Лонг ‚куль, — объявил Арне. Остановился, вытер пот со лба. — Мы почти пришли.
   — Почти? — Тил поднял бровь.
   — Ага. Долина гейзеров за этим перевалом. Пойдем вперед или отложим все на завтра? Устроиться удобней будет здесь.
   Однако Тил не колебался ни секунды.
   — Сейчас, — сказал он, неотрывно глядя вверх, на перевал. — Пойдем сейчас.
   Закатное солнце окрашивало его волосы в красный цвет.
   — Как скажешь.
   Подъем был утомителен и долог. Беспорядочный хаос наваленных повсюду огромных валунов все время заставлял глядеть под ноги и соизмерять свои шаги, иначе можно было запросто попасть ногою в каменную щель и что-нибудь себе сломать. От тряски и прыжков болела голова. Изъеденные солнцем, льдом и ветром окрестные скалы имели формы самые причудливые и фантастические, однако любоваться ими у Яльмара не было совершенно никакого желания. Когда же наконец подъем закончился и перевал остался позади, а долина гейзеров открылась с высоты во всей своей красе, Рик, ошалев от этакого зрелища, присвистнул и помчался вниз.
   «Проклятье, — думал Яльмар, громко топая по узенькой тропе и глядя на мелькающую впереди спину Телли. — Куда мы так спешим? Ведь все равно не догоню. Да и чего ему сделается? Побарахтается в озерке и вылезет… Проклятье!»
   Мешок за его спиной подпрыгивал, гравий громко хрустел под ногами. Варяг ругался про себя, но все же чувствовал, что Телли прав. Неясная тревога усугублялась криками Арне, который, безнадежно отстав, пытался их о чем-то неразборчиво предупредить.
   Рик мчался словно бешеная лошадь. Телли и варяг бежали следом.
   Арне кричал.
   На протяжении веков гранитная нашлепка маленького острова в Атлантике подогревалась снизу, словно сковородка на огне. На глубину почти трехсот локтей, под сердце скал, ветвясь, змеились тоненькие трещины разлома. Снег, лед растапливались в воду и просачивались вглубь. Вода в течение веков растачивала камень, с каждым днем — все больше и сильней. Тепло земли ворочалось, дремало, тонкая кора не сдерживала жар. Вода все время нагревалась. Десять, двадцать, сто — бесчисленное множество источников, минута за минутой медленно копили горное тепло; копили, чтобы каждый час и двадцать семь минут вскипеть фырчащим, диким, брызжущим фонтаном, вырваться в одно большое каменное горло и взлететь наружу, к небесам.
   Раз в один час и двадцать семь минут великий Гейзер извергал наверх на сто и двадцать пять локтей струю крутого кипятка.
   Рик радостно зашлепал по воде, с разбегу плюхнулся на глубину и забарахтался, повизгивая от восторга. Теплая вода доходила ему до колен, дракошка прыгал и брыкался, брызги летели во все стороны. Телли чувствовал, как еле ощутимо содрогается земля, и понимал, что уже не успеет. Понимал, и все равно бежал.
   — Назад! — кричал Арне, вертя руками словно мельница. — Назад! Он вас ошпарит!
   Тил не добежал. Ударил жар. Сотрясение земли взорвало воздух, невероятной силы свист, шипенье пара резанули по ушам, заставив Яльмара присесть. Рик взвизгнул, на мгновение завис в фонтане разлетающихся брызг, заверещал, забил ногами и… взлетел!
   Крыла расправились с хлопком, забили, загребая воздух. А Гейзер продолжал хлестать. Броня драконьей чешуи дымилась паром, порывом воздуха сорвало шапку с Яльмаровой головы. А еще через мгновенье Рик вдруг выскочил из тени скал и вспыхнул золотом в закатном солнце. Тил, разинув рот, смотрел, как неумелыми, но мощными ударами дракошка поднимается в вышину.
   Яльмар вдруг захохотал и что было силы хлопнул Телли по плечу.
   — Зашиби меня Мьелнир, парень, а ведь он летит! — вскричал он. — Летит! Он все-таки летит!
   Варяг набрал побольше воздуху и закричал что было сил:
   — Лееети-и-ит!
   Подоспевший наконец к горячему источнику Арне насилу отдышался, некоторое время молча наблюдал, как Рик выписывает гордые и вместе с тем — какие-то растерянные долгие круги в вечернем небе, и как-то вдруг некстати произнес:
   — А вода-то горячая…
   Как раз в этот момент дракон неловко заложил свой первый крутой вираж, чуть не сорвался на крыло, но тут же выровнял полет и со второго захода приземлился на вершину огромной каменной глыбы. Уцепился всеми четырьмя ногами, потоптался, подвигал неуверенно крылами и сложил их. Посмотрел наверх, затем обратно — вниз, нашарил взглядом Телли, напружинился и гордо пискнул:
   — Вот!!!
   Тил и Яльмар посмотрели друг на друга и вдруг расхохотались. Они смеялись все громче и громче, не в силах остановиться, а Арне лишь непонимающе косился то на одного, то на другого и растерянно все время повторял:
   — Чего смеетесь? Ведь горячая вода же… В самом деле же горячая…
   Яльмар подошел поближе к озерцу, присел и тронул пальцем воду. Поскреб под рубашкой широкую волосатую грудь. Обернулся.
   — Как насчет того, чтоб выкупаться самим?
 
   Дракончик долго никого не подпускал к себе. То ли кожа у него все еще болела, то ли он попросту боялся. Подпрыгивая и перелетая с место на место, он изводил их больше часа, прежде чем угомонился и дал таки себя осмотреть. Ко всеобщей радости все опасенья Телли развеялись как дым — дракончику невероятно повезло: его золотистая шкура уже успела затвердеть настолько, что кипяток не причинил ему вреда. И в то же время Рику вряд ли удалось бы полететь, а может, и вообще — расправить крылья, если б он их не распарил перед тем в горячей ванне. Пока они гонялись друг за другом, Гейзер снова выбросил струю кипящей воды.