Страница:
но мешало странное чувство - смесь благоразумия и любопытства. Какой же я
дурак - решил, что она нацепила свои бельгийские туфли, чтобы поразить
миссис Лэнгли! Пару минут я топтался на краю газона. Потом решил, что это
просто глупо. Возможно, они с доктором Леффлером просто друзья. Войду в дом
и поздороваюсь с ним.
Тут я услышал, как мама всхлипнула: "О Боже!". Дело было не в том, что
загорелся тостер. Это было ясно еще до того, как она удовлетворенно
простонала "О да!". Я попытался убедить себя, что Леффлер подходит ей
гораздо больше, чем Осборн или тот рок-н-ролльщик. Наверное, это здорово,
что ей удалось подцепить этого лекаришку. Все-таки он был разведен, и у него
была хорошая работа. Кроме того, если она увлечется им, ей некогда будет
вмешиваться в мою жизнь. Они говорили так громко, что мне без труда удалось
подкрасться поближе, чтобы подслушать их разговор.
- Я чувствую себя такой виноватой. - Мне было довольно приятно, что это
были первые слова, которые мама произнесла после того, как они закончили.
Они были в гостиной. Интересно, где именно? На диване? На полу? Один из них
(а может, оба) курил - из окна поплыли завитки дыма.
- Почему ты чувствуешь себя виноватой, дорогая? - Дорогая? Это звучало
ужасно фальшиво. Впрочем, пусть лучше он ее так называет, чем малышкой.
- Ты же знаешь, что они говорят всем, кто только начинает ходить на
собрания анонимных алкоголиков. - Мама вздохнула. - Необходимо ходить на все
собрания в течение трех месяцев, и не заводить романов с членами группы -
хотя бы полгода. - Похоже на то, что обо мне здесь даже не вспоминали.
- Но ведь это я ручался за тебя. Поэтому я должен чувствовать себя
виноватым. - Никогда бы не подумал, что Леффлер - это возродившийся к новой
жизни алкоголик. Впрочем, мама тоже не была похожа на человека, который
всего месяц назад дополнял свою диету при помощи коктейля из героина и
кокаина.
- Ты не жалеешь... о том, что произошло? - робко спросила мама. Словно
пятнадцатилетняя девочка. Она прекрасно знала, что прозвучит в ответ, но,
тем не менее, страстно желала это услышать.
- Сейчас я чувствую себя таким счастливым, каким не был уже долгие
годы. - Сколько месяцев назад он развелся со своей женой, хотел бы я знать?
Наверное, Леффлер говорит только то, что мама хочет услышать. Они некоторое
время молчали. Затем послышался довольный стон. Я был скорее удивлен, чем
зол. Впрочем, меня все равно здорово взбесило, что уже через час после того,
как я уехал из города, мама начала тешить свои мощи в нашей гостиной прямо
посредине белого дня!
Я не собирался стоять там и фантазировать на тему того, чем они там
занимаются. Поэтому просто посмотрел в окно. Мама сидела верхом на Леффлере.
Его одежда была раскидана по всей комнате, а ее аккуратно висела на спинке
стула. То есть у нее было время подумать о том, что она делает. Подушки были
смяты. Видимо, начали они на диване. А потом переместились на пол. Без
одежды мама выглядела моложе. Неуклюже переваливаясь, они поменяли позу.
Один носок Леффлер не снял. Вообще, все это было похоже на то, что пытались
сделать мы с Майей. За тем исключением, что им это удалось, по крайней мере,
один раз - на столике лежала открытая упаковка от презерватива.
- Господи, какая же ты красивая! - Услышав этот комплимент, мама,
казалось, покраснела всем телом. К потной спине Леффлера прилип кусочек
обертки от презерватива.
- Готова поспорить, что ты это всем своим девушкам говоришь.
- Нет никаких других девушек.
- Правда?
- Правда. - Все это были фальшивые, лживые фразы. Как только они могут
вслух произносить все это! Я отошел от окна. Сейчас я чувствовал себя
ребенком, и в то же время - мудрым стариком. Ведь людей, которые чувствуют
себя взрослыми, не существует. Я решил, что мне лучше оставить их на
некоторое время, и пойти погулять. Но потом доктор Леффлер сказал:
- Я знаю, что это эгоистично, но мне хотелось бы просто сесть с тобой
на самолет и улететь далеко-далеко.
- А как же дочки? - Со старшей сестрой Бупи мне встречаться не
доводилось.
- Мать о них позаботится. Кроме того, большую часть года они проводят в
пансионе. Черт побери, у меня есть право на личную жизнь, в конце концов! -
Хороший папочка.
- Мне это чувство знакомо. - Чувство было такое, будто мне дали
пощечину. Ревность моя возросла до предела, и превратилась в бешенство. Мама
продолжала:
- Если ты их бросишь, то вскоре поймешь, что тебе их очень не хватает.
И тогда счастливого бегства не получится. Как бы Финн не действовал мне на
нервы, я знаю, что не смогу жить без него. - Ну, спасибо, мам.
Она побежала на кухню, чтобы взять пачку сигарет. Я все еще стоял у
окна. Возвратившись, она громко сказала:
- Знаешь, Финну здесь очень нравится. Он прекрасно со всеми ладит. Я
так рада за него! Кстати, когда я решила последовать твоему совету и
поговорить с ним по поводу выпивки, он сразу согласился, что был не прав,
смотрел мне прямо в глаза и вообще, вел себя как мужчина. Это было
поразительно. Я в его возрасте не была способна на такое. Даже два месяца
назад я вряд ли была на это способна. - Тут уже я почувствовал себя
виноватым. Но доктор Леффлер быстро избавил меня от этого чувства:
- Мне не хотелось бы влезать в ваши отношения, но когда я был в клубе
на следующий день после вечеринки, то видел, как он держал в руке бокал с
пивом.
- Ты уверен?
- Абсолютно. Но я ничего не сказал, потому что решил, что это не мое
дело.
- Но он же мне поклялся... - Ее тон ясно свидетельствовал о том, что
она была, скорее, взбешена, чем расстроена.
- Дети часто врут. - Леффлер изображал медицинское светило. А их
родители не врут, что ли, засранец? Хорошо бы вломиться сейчас в дом и
застать их нагишом. Пусть они мне кое-что объяснят. Только нужно решить, как
это лучше сделать. Изобразить, что я оскорблен до глубины души или
попытаться выдавить слезу? Нет, я был слишком зол, чтобы плакать. Было бы
здорово проскользнуть сейчас на кухню, прокрасться на цыпочках по лестнице и
сфотографировать этих голозадых лицемеров. Только, к сожалению, я истратил
все кадры пленки, снимая Майю и ее глупую лошадь.
- Как ты считаешь, что мне следует предпринять?
- Я не его отец, но, судя по тому, что видел, Финну необходимо понять,
что жизнь бывает очень сурова. - Это мне как раз-таки было прекрасно
известно. - Когда имеешь дело с подростками, необходимо установить
определенные границы. Они должны знать, кто взрослый, а кто ребенок. - Я был
вне себя от злости, и горько прошептал себе под нос: "Как вы мне надоели,
чертовы взрослые".
- Не могу поверить, что он мне солгал. Что же я делала неправильно?
- Ты сделала так, что он решил, что жизнь полна удовольствий.
- Его жизнь не состояла из одних удовольствий.
- Если кто-то не объяснит ему, что это не так, дела пойдут все хуже и
хуже. - Он говорил спокойным, умиротворенным голосом. Наверное, он мог бы и
лысому расческу продать. - Есть правила для взрослых и правила для детей.
Ему необходимо это уяснить. И, уверяю тебя, он быстро исправится и начнет
вести себя намного лучше, если почувствует это на собственном опыте, а не
просто послушает твои увещевания. Он должен знать, что все наши действия
влекут за собой определенные последствия. И, ради бога, вели ему держаться
подальше от Лэнгли. Майя и Брюс ужасно избалованы. Конечно, у них столько
денег, что это избавляет их от любых неприятностей, только вот у Финна таких
денег нет.
- Он уехал с ними в Ист-Гемптон.
- На твоем месте я бы немедленно позвонил туда и приказал ему
возвращаться домой. Он нарушил свое обещание. И закон. Пятнадцатилетний
подросток не имеет права пить в клубе.
- Ты прав. - Хорошо, что мамин предпредпоследний любовник так и не
подарил мне воздушное ружье. Я бы сейчас их обоих застрелил.
- Знаешь, в Колорадо открылся новый лагерь для детей. Он называется
"Маленькие странники". Довольно модное заведение. - Как же, как же. Родители
Пейдж сослали ее туда прошлым летом. На праздник Труда всем воспитанникам
этого лагеря выдали крючок для ловли рыбы, пластиковый пакет для мусора и
три спички. Этого должно было хватить, чтобы выжить в течение двух
праздничных дней. Пейдж называла это заведение "гулагом для богатеньких
детей". Один из воспитателей заразил ее герпесом.
- Строгая дисциплина ему не повредит. У него появится чувство
собственного достоинства, которое поможет ему противостоять влиянию друзей.
И у тебя появится больше времени для себя самой.
- А это дорого - послать его туда?
- Если ты решишься сделать это, я сам заплачу за его путевку.
- Нет, я не могу позволить тебе сделать это для меня.
- Я сделаю это ради нас. - Что ж, этого мне было достаточно, чтобы
принять решение.
Я прятался в лесу, пока Леффлер не проехал по дорожке на своем
автомобиле. На лице у него была довольная и хитрая усмешка, словно у кота,
который съел канарейку. Точнее, в данном случае, трахнул. Я подождал еще
пять минут, потом вытащил из-за куста сирени розовый чемодан и вошел в дом,
изображая возбуждение и беспокойство.
- Мам, ты не поверишь! Тут такое было!
- Почему ты не в Ист-Гемптоне? - Одеться она успела, но я заметил, что
в руке она сжимала обертку от презерватива, но сделал вид, что не вижу этого
- это дает мне тактическое преимущество.
- Когда мы уже почти долетели, вдруг позвонили из больницы. Что-то
случилось с мистером Лэнгли. Самолет развернули, и мы полетели обратно.
Гейтс повез их в больницу, а меня штурман подбросил. Слушай, у нас есть чем
перекусить? Умираю от голода. - Мне показалось, что последняя фраза сделала
мою речь особенно убедительной. Голод всегда представляется нам самым
невинным побудительным мотивом.
- Случилось что-то серьезное?
- Видимо, да. Миссис Лэнгли сказала, что они звонили доктору Леффлеру,
но никто не знал, где его можно найти. - Мама смутилась.
- Что ж, я думаю, мы должны серьезно поговорить. Прямо сейчас.
Я налил себе стакан молока и откусил кусочек шоколадного печенья.
- Что за человек этот Леффлер?
- Поговорим об этом потом. А сейчас я о другом хочу сказать.
- Ну, если дело в том, что ты случайно встретилась с ним, - перебил я
ее, - и он сказал тебе что-то обо мне... В общем, я видел его недавно в
клубе и он очень странно посмотрел на меня. Наверное, потому, что у меня в
руке был бокал с пивом. Это Джордж Уэстовер попросил меня подержать его. Он
никак не мог подкурить сигарету, потому что стоял на ветру.
- Кто такой Джордж Уэстовер?
- Лысый парень, который заправляет в "Морган Стенли".
- И что же, доктор Леффлер как-то странно посмотрел на тебя?
- Да, на всех бросал косые взгляды. Наверное, это потому, что у него
были проблемы с алкоголем, и ему, конечно, было тяжело видеть, как люди
напиваются прямо посреди дня. Мне самому было неприятно на это смотреть,
сказать по правде.
- У доктора Леффлера нет никаких проблем с алкоголем.
- Нет, сейчас нет. Но ведь все знают, что он ходит на собрания Общества
анонимных алкоголиков, и, как ты сама говорила, в этом нет ничего постыдного
- это просто болезнь и все такое... Он же все-таки врач, поэтому здорово,
что он - я чуть не сказал "сумел исправиться и начал вести себя намного
лучше", но вовремя сдержался, - ну, перестал пить до того, как у него
возникли серьезные проблемы.
Мама смотрела на меня так, будто любовалась на свое отражение в
зеркале. Она видела только то, что хотела видеть. Потом обняла меня.
- Позвони Майе, узнай, как там ее отец.
А я уже и забыл о том, с чего начался наш разговор.
- А что, если он умер?
- Тогда ей потребуется дружеская поддержка.
Мне она точно потребуется.
Я позвонил ей домой. Долго ждал, слушая длинные гудки. Потом трубку
взяла служанка. Она ничего не знала о том, как чувствует себя мистер Лэнгли,
но обещала передать Майе, что я звонил. Мама пыталась вязаться с Осборном,
но все, что ей мог сообщить дворецкий Герберт, это то, что он находится в
больнице, вместе с остальными. Я не смог удержаться:
- Может, стоит позвонить Леффлеру? Наверняка ему что-то известно.
- Тебе он нравится?
- По-моему, он отличный парень.
Я был уверен, что выиграл этот раунд, пока мама не сказала:
- Ты ему тоже нравишься.
Я читал где-то (или, скорее, слышал, как это говорит какой-нибудь
киношный полицейский), что когда преступники, наконец, сдаются, рассказывают
правду и пишут признательные показания, они засыпают после этого детским
сном. У меня все наоборот. Каждый раз, когда я вдохновенно врал, или
рассказывал о своих выдумках нескольким людям, чтобы спасти свою задницу, то
всегда спал после этого, как бревно.
Когда я проснулся на следующее утро, то увидел, что за окном идет
дождь. Позвонил дворецкий Осборна и сказал, что сегодня маме приходить не
нужно. Он ничего не сказал о состоянии мистера Лэнгли, сообщил только, что
все члены его семьи провели ночь в больнице. За завтраком мы с мамой были
настолько милы и вежливы друг с другом, что сами себе удивлялись. Мама
предложила испечь блины, и меня это насторожило. Когда я в ответ предложил
помыть тарелки, она метнула на меня недоверчивый взгляд.
На улицу выходить не хотелось, потому что там было слишком мокро. Мы
были похожи на животных разных видов, которых заперли в одну клетку. Когда я
закончил мыть посуду и вышел в коридор, то увидел, как она сжимает клюшку
для гольфа. Перед ней были выложены в ряд двенадцать мячиков для гольфа. Она
загнала парочку в пластмассовый стаканчик - он лежал с противоположной
стороны персидского коврика.
- Что это ты делаешь?
- Учусь играть в гольф. - Этого следовало ожидать.
- Говорят, доктор Леффлер здорово играет.
- Это он подарил мне клюшку и шарики. - Она ударила еще раз.
- Знаешь, я бы тоже, пожалуй, этому поучился.
- Прекрасная идея. Если ты начнешь работать, то сможешь скопить
достаточно денег, чтобы купить себе пару клюшек.
- Работать? - осторожно спросил я.
- Да, я думаю, помощь Джилли нам не требуется. Ты можешь и сам
убираться в доме, и я буду платить тебе столько же, сколько ей.
- То есть я стану Синдереллом? - Так назывался фильм Джерри Льюиса*.
<Настоящее имя - Джозеф Левич. Комедийный актер, звезда Голливуда 50 -
60-х гг. Начинал на эстраде в 1946 в паре с Дином Мартином - за десять лет
снялся с ним в 17 комедиях. С 1956 работал самостоятельно>. Когда она еще
только начала употреблять наркотики, мы часто смотрели его и хохотали над
всеми его шутками.
- Я считаю, что ты не должен так бездумно и бесполезно проводить время.
- Ты привезла меня в этот город, где живут одни миллионеры, и теперь
хочешь, чтобы я стал горничной?
- Ничего подобного. Я просто не хочу, чтобы ты слонялся без дела целыми
днями. Тебе стоит усвоить, что существует порядок.
- Но, как сказал бы дедушка, работа, которую ты предлагаешь, называется
работой горничной.
- Ой, пожалуйста, оставь в покое дедушку.
- А Джилли ты что скажешь? Ей же нужна эта работа. Она же собирает
деньги для того, чтобы поступить в колледж. Она хочет стать врачом, так же,
как ты. - Но мама не проглотила эту наживку. Очень плохо.
- И все-таки, по моему мнению, ты должен делать что-то полезное, а не
развлекаться и шастать по Флейваллю целыми днями напролет.
- Если бы ты не развлекалась целыми днями в Нью-Йорке, то сейчас бы я
был в Южной Америке с отцом. И не надо мне врать и говорить, что мы приехали
сюда ради меня. - Я думал, что она заплачет. Этого не случилось.
- Я не хочу об этом больше говорить.
- В любом случае, мне нужно написать отцу.
Мама загнала в стаканчик еще два шара. У каждого из нас была своя
собственная игра.
Честно говоря, я вовсе не собирался писать письмо, но после того, как
сказал об этом, в безуспешной попытке подействовать маме на нервы, мне стало
казаться, что это действительно неплохая идея. Я стал печатать его на
машинке, которую нашел в своем шкафу. Она наверняка слышала, как я стучу по
клавишам. В каком-то смысле, это можно было сравнить со скрипом ядовитого
пера.
Дорогой папа!
Мы с мамой только что говорили о тебе. Она просила не писать об этом,
но она очень скучает, и все время о тебе думает. Мама часто рассказывает мне
про то, как вы встречались до того, как я родился - множество забавных
случаев. Мне бы хотелось услышать, как ты рассказываешь об этом. (Нет, я не
хотел иронизировать и ничего плохого не имел в виду).
Твой фильм - просто потрясающий. Я показал его своим друзьям, Брюсу и
Майе Лэнгли. Брюс читал твою книгу, когда проходил курс антропологии в
Гарварде (осенью он перейдет на старший курс). Фильм так им понравился, что
мы смотрели его три раза...
Я опустил тот факт, что мы вусмерть обкурились. Не написал и о том, что
второй раз мы просто промотали пленку задом наперед. Я как раз писал, как
поразился Брюс, когда узнал, кто мой отец, как вдруг услышал, как за окном
сигналит автомобиль - все настойчивее и настойчивее. Я выглянул в окно и
увидел Майю, сидящую в "Лендровере". Она вымокла под дождем с ног до головы.
Машина свернула на дорожку у нашего дома и остановилась. Автомобиль занесло
на газон, и от его колес на траве оставались большие грязные борозды.
- Фи-и-инн! - Я стоял на верху лестницы, когда она, даже не постучав,
вбежала в дом. Казалось, мама ее сейчас клюшкой ударит.
- Папа выздоровел! Он вышел из комы!
- Это просто здорово! - сказал я, обняв ее.
Мама решила, что это прекрасный повод познакомиться с семейкой Лэнгли
поближе, и поэтому она не стала возникать по поводу того, что Майя нанесла
грязи в дом, а, наоборот, начала изображать Джун Эллисон.
- Это просто чудесно, милая! Возьми полотенце.
Мы пошли в кухню, мама сварила шоколад - и Майя рассказала, как
произошло чудо, весть о котором уже облетела весь городок. Сначала ее отцу
стало хуже. А потом он пришел в себя!
- Когда нам позвонили, папе стало плохо, потому что у него развилась
аллергическая реакция на какое-то лекарство, которое ему ввели. Это
называется синдром Стивенса-Джонсона или Джонсона-Стивенса, я точно не
помню. В общем, его кожа стала красной, ярко-красной, и начала шелушиться.
Это был кошмар! Потом, когда, наконец, объявился доктор Леффлер, - мы с
мамой переглянулись, - они, естественно, прекратили вкалывать ему эту
сыворотку. А сегодня утром он проснулся! Это что-то невероятное! Папа открыл
глаза, посмотрел на меня, потом на маму, и сказал: "Господи, что же с нами
случилось?". Это было так странно... но так мило!
- И что ты ему сказала? - Мне было очевидно, что Майя никак не могла
понять, как относиться к его словам.
- Ну, мы все сразу заговорили. Понимаешь, за три года столько всего
произошло. Наверное, ему трудно было осознать все это, так что он даже
заплакал.
Зазвонил телефон. Это был Леффлер. Он спрашивал маму. Она подошла к
аппарату, который стоял в другой комнате. Я же положил трубку только после
того, как громко спросил Майю "Что же за лекарство такое давал доктор
Леффлер твоему отцу? Это из-за него он так долго пролежал в коме?". Надеюсь,
мама с этим кровопийцей все слышали.
- Никогда об этом не думала.
- Немедленно повесь трубку! - завопила мама.
- А как восприняла это миссис Лэнгли?
- Сначала она заплакала, потом засмеялась. Врач дал ей какое-то
успокаивающее средство. - Майя закурила, выдохнула дым и продолжила:
- На самом деле, больше всего в лечении нуждается Брюс, по-моему.
- А что такое?
- Он так странно прореагировал! Ничего не сказал, просто вышел из
палаты. А когда вернулся через час, то все увидели, что он покрасил волосы.
- В какой цвет?
- Цвет детской неожиданности. Но папа был в таком состоянии, что даже
не заметил этого. Но Брюса это все просто ошеломило. Он до сих пор в
больнице. Он настоял на том, чтобы в палату поставили еще одну койку, чтобы
спать прямо там, рядом с папой. Наверное, это из-за того, что он чувствует
себя виноватым.
- Почему?
- Потому что он перестал надеяться. Он никогда не верил, что отец
выздоровеет. Я говорила ему, что теперь это не имеет значения, но он меня не
слушает.
Когда Майя уходила, она даже забыла поцеловать меня на прощание. Меня
это расстроило. Но она остановила машину, вбежала обратно в дом и поцеловала
меня прямо в губы, прошептав: "Теперь я абсолютно счастлива".
Мама только вытерла грязь, которую оставила Майя, когда влетела в наш
дом, чтобы сообщить радостную новость. Когда она увидела, как моя подруга
едет прямо по газону, она недовольно сказала:
- Ты только посмотри, что она натворила. Наш газон испорчен.
- Это их газон, а не наш.
- Дело в принципе.
- Ничего, трава опять вырастет.
Вечером Майя позвонила мне и предупредила, что утром они улетают в
Гарвард, потому что ее отца будут обследовать в медицинском институте. Она
стала в тонкостях рассказывать мне об анализах и процедурах, которые ему
предстояло пройти. Я, знаете ли, не врач, поэтому мало что понял. Просто
повторял, как попугай: "Что ж, хорошо" и "Замечательно". Хотя меня не очень
радовало то, что она вместе с братом тоже улетает в Бостон.
- Ну, мы пробудем там всего неделю. - Сказав это, она зевнула. Хочет
спать, или ей просто все равно?
- Целую неделю! - Мне стало так грустно, что голос дрогнул. Это был
долгий срок, учитывая то, что в нашем доме воцарился режим, разработанный
доктором Леффлером. Мне было страшно оставаться наедине с мамой, которая
решила придерживаться пуританских правил.
- Я вернусь четвертого июля.
- И что тогда? - спросил я угрюмо.
- Тогда будет праздник! Все будут танцевать прямо на улицах! - Я
молчал. Она поняла, что мне не совсем ясно, что она имеет в виду
- Наверное, это звучит немного странно, но это очень весело, честное
слово. Дедушка пригласил пиротехников, и у нас будет настоящее представление
с фейерверками. Потом все будут танцевать, а потом... тебя ждет очень
приятный сюрприз!
- Какой? - Я знал, что это за сюрприз.
- Тебе он понравится.
- И все-таки? - Мне хотелось, что бы она произнесла это вслух.
- Это большой секрет.
- И что?
- А то, что если я все-таки скажу, мне придется убить тебя, и тогда
тебе опять не удастся его получить.
Потом она сказала, что любит меня, и мы стали ворковать, как два
голубка. От этого у меня всегда поднималось настроение. Но что-то меня
беспокоило. Произошло столько всего: она уезжает, ее отец вышел из комы,
Брюс покрасил волосы... Да еще мама со своими посткоитальными разговорчиками
о том, что если любишь своего ребенка, нужно уметь быть жесткой. Только я
начинал понимать, как расположены звезды на моем небосклоне, как созвездия
тут же менялись местами.
Я заснул, чувствуя себя одиноким и покинутым. А проснулся с таким
сильным чувством потери (хоть мне было сложно сказать, что именно я
потерял), что когда стал нарезать банан для того, чтобы съесть его вместе с
хлопьями на завтрак, то не выдержал и выбежал из дома, направляясь к
взлетной площадке. Мне казалось, что если увижу ее, то чувство беспокойства
исчезнет.
Я бежал по кукурузному полю, потом по пастбищу, засеянному клевером -
он доходил мне до лодыжки. У меня закололо в боку, и я побежал медленнее.
Потом увидел старые железнодорожные пути, заросшие чертополохом. Они
использовались ранее, когда Осборн привозил сюда гостей в собственных
вагонах, соревнуясь с железной дорогой "Эри-Лакаванна"*. <Образовалась в
1960 в результате слияния железной дороги "Эри рейлроуд", созданной в 1832 и
бывшей главной линией Нью-Йорк - Чикаго, с железной дорогой "Лакаванна".
Была предметом спекуляций и финансовой войны. В 1971 стала частью
КОНРЕЙЛа>.
Я задыхался и весь покрылся потом, но когда подбежал к взлетному полю,
то самолет уже оторвался от земли. Мне показалось, я видел, как Майя
помахала мне рукой и послала воздушный поцелуй, но, с другой стороны, было
очевидно, что на таком большом расстоянии это могло мне только привидеться.
Мне стало неудобно оттого, что я так явно обнаружил, как отчаянно нуждаюсь в
ней.
Гейтс, водитель машины скорой помощи, и люди, которые работали на поле,
вылупились на меня так, словно я бродячая собака, которая вбежала в дом, где
ее вовсе не ждали. Даже трехногий лабрадор, который сидел на заднем сиденье
автофургона, на котором приехали Лэнгли, залаял, глядя на меня.
- Она уже улетела, Финн, - сказал Осборн, внимательно смотря на меня.
Выражение его лица ясно говорило, что ему тоже не совсем понятно, что я
здесь делаю.
- Да нет, Майя здесь не при чем.
- Правда? Не похоже, что это была просто утренняя пробежка - одежда у
тебя неподходящая.
- Я хотел увидеть вас, мистер Осборн.
- Почему ты просто не позвонил мне?
- Когда говоришь с человеком по телефону, ему легче отказать. - Он
решил, что это забавно.
- Очень умно с твоей стороны. Так о чем ты хотел меня попросить?
- Мне нужна работа.
Когда я пришел домой, мамы там уже не было. После сеанса массажа она
отправилась на ланч с Леффлером. На десерт у них было собрание Общества, а в
качестве дижестива - девять лунок в Клубе любителей гольфа. Когда она
вернулась, я сидел в комнате, дописывая письмо к папе. Мне казалось, Осборн
расскажет ей о нашем разговоре, который состоялся сегодня утром. Но она не
вошла в мою комнату, так что, следовательно, он ей ничего не сказал. Мама
была в хорошем настроении, судя по тому, что, стоя в душе, фальшиво напевала
модную песенку: "За зимой идет весна...".
Когда я спустился вниз, чтобы перекусить, то увидел бирюзовую сумку с
инициалами моей матери. В ней лежал новый набор клюшек. Это был подарок
Леффлера - я узнал это, прочитав карточку, торчащую из сумки. Понимаете,
дурак - решил, что она нацепила свои бельгийские туфли, чтобы поразить
миссис Лэнгли! Пару минут я топтался на краю газона. Потом решил, что это
просто глупо. Возможно, они с доктором Леффлером просто друзья. Войду в дом
и поздороваюсь с ним.
Тут я услышал, как мама всхлипнула: "О Боже!". Дело было не в том, что
загорелся тостер. Это было ясно еще до того, как она удовлетворенно
простонала "О да!". Я попытался убедить себя, что Леффлер подходит ей
гораздо больше, чем Осборн или тот рок-н-ролльщик. Наверное, это здорово,
что ей удалось подцепить этого лекаришку. Все-таки он был разведен, и у него
была хорошая работа. Кроме того, если она увлечется им, ей некогда будет
вмешиваться в мою жизнь. Они говорили так громко, что мне без труда удалось
подкрасться поближе, чтобы подслушать их разговор.
- Я чувствую себя такой виноватой. - Мне было довольно приятно, что это
были первые слова, которые мама произнесла после того, как они закончили.
Они были в гостиной. Интересно, где именно? На диване? На полу? Один из них
(а может, оба) курил - из окна поплыли завитки дыма.
- Почему ты чувствуешь себя виноватой, дорогая? - Дорогая? Это звучало
ужасно фальшиво. Впрочем, пусть лучше он ее так называет, чем малышкой.
- Ты же знаешь, что они говорят всем, кто только начинает ходить на
собрания анонимных алкоголиков. - Мама вздохнула. - Необходимо ходить на все
собрания в течение трех месяцев, и не заводить романов с членами группы -
хотя бы полгода. - Похоже на то, что обо мне здесь даже не вспоминали.
- Но ведь это я ручался за тебя. Поэтому я должен чувствовать себя
виноватым. - Никогда бы не подумал, что Леффлер - это возродившийся к новой
жизни алкоголик. Впрочем, мама тоже не была похожа на человека, который
всего месяц назад дополнял свою диету при помощи коктейля из героина и
кокаина.
- Ты не жалеешь... о том, что произошло? - робко спросила мама. Словно
пятнадцатилетняя девочка. Она прекрасно знала, что прозвучит в ответ, но,
тем не менее, страстно желала это услышать.
- Сейчас я чувствую себя таким счастливым, каким не был уже долгие
годы. - Сколько месяцев назад он развелся со своей женой, хотел бы я знать?
Наверное, Леффлер говорит только то, что мама хочет услышать. Они некоторое
время молчали. Затем послышался довольный стон. Я был скорее удивлен, чем
зол. Впрочем, меня все равно здорово взбесило, что уже через час после того,
как я уехал из города, мама начала тешить свои мощи в нашей гостиной прямо
посредине белого дня!
Я не собирался стоять там и фантазировать на тему того, чем они там
занимаются. Поэтому просто посмотрел в окно. Мама сидела верхом на Леффлере.
Его одежда была раскидана по всей комнате, а ее аккуратно висела на спинке
стула. То есть у нее было время подумать о том, что она делает. Подушки были
смяты. Видимо, начали они на диване. А потом переместились на пол. Без
одежды мама выглядела моложе. Неуклюже переваливаясь, они поменяли позу.
Один носок Леффлер не снял. Вообще, все это было похоже на то, что пытались
сделать мы с Майей. За тем исключением, что им это удалось, по крайней мере,
один раз - на столике лежала открытая упаковка от презерватива.
- Господи, какая же ты красивая! - Услышав этот комплимент, мама,
казалось, покраснела всем телом. К потной спине Леффлера прилип кусочек
обертки от презерватива.
- Готова поспорить, что ты это всем своим девушкам говоришь.
- Нет никаких других девушек.
- Правда?
- Правда. - Все это были фальшивые, лживые фразы. Как только они могут
вслух произносить все это! Я отошел от окна. Сейчас я чувствовал себя
ребенком, и в то же время - мудрым стариком. Ведь людей, которые чувствуют
себя взрослыми, не существует. Я решил, что мне лучше оставить их на
некоторое время, и пойти погулять. Но потом доктор Леффлер сказал:
- Я знаю, что это эгоистично, но мне хотелось бы просто сесть с тобой
на самолет и улететь далеко-далеко.
- А как же дочки? - Со старшей сестрой Бупи мне встречаться не
доводилось.
- Мать о них позаботится. Кроме того, большую часть года они проводят в
пансионе. Черт побери, у меня есть право на личную жизнь, в конце концов! -
Хороший папочка.
- Мне это чувство знакомо. - Чувство было такое, будто мне дали
пощечину. Ревность моя возросла до предела, и превратилась в бешенство. Мама
продолжала:
- Если ты их бросишь, то вскоре поймешь, что тебе их очень не хватает.
И тогда счастливого бегства не получится. Как бы Финн не действовал мне на
нервы, я знаю, что не смогу жить без него. - Ну, спасибо, мам.
Она побежала на кухню, чтобы взять пачку сигарет. Я все еще стоял у
окна. Возвратившись, она громко сказала:
- Знаешь, Финну здесь очень нравится. Он прекрасно со всеми ладит. Я
так рада за него! Кстати, когда я решила последовать твоему совету и
поговорить с ним по поводу выпивки, он сразу согласился, что был не прав,
смотрел мне прямо в глаза и вообще, вел себя как мужчина. Это было
поразительно. Я в его возрасте не была способна на такое. Даже два месяца
назад я вряд ли была на это способна. - Тут уже я почувствовал себя
виноватым. Но доктор Леффлер быстро избавил меня от этого чувства:
- Мне не хотелось бы влезать в ваши отношения, но когда я был в клубе
на следующий день после вечеринки, то видел, как он держал в руке бокал с
пивом.
- Ты уверен?
- Абсолютно. Но я ничего не сказал, потому что решил, что это не мое
дело.
- Но он же мне поклялся... - Ее тон ясно свидетельствовал о том, что
она была, скорее, взбешена, чем расстроена.
- Дети часто врут. - Леффлер изображал медицинское светило. А их
родители не врут, что ли, засранец? Хорошо бы вломиться сейчас в дом и
застать их нагишом. Пусть они мне кое-что объяснят. Только нужно решить, как
это лучше сделать. Изобразить, что я оскорблен до глубины души или
попытаться выдавить слезу? Нет, я был слишком зол, чтобы плакать. Было бы
здорово проскользнуть сейчас на кухню, прокрасться на цыпочках по лестнице и
сфотографировать этих голозадых лицемеров. Только, к сожалению, я истратил
все кадры пленки, снимая Майю и ее глупую лошадь.
- Как ты считаешь, что мне следует предпринять?
- Я не его отец, но, судя по тому, что видел, Финну необходимо понять,
что жизнь бывает очень сурова. - Это мне как раз-таки было прекрасно
известно. - Когда имеешь дело с подростками, необходимо установить
определенные границы. Они должны знать, кто взрослый, а кто ребенок. - Я был
вне себя от злости, и горько прошептал себе под нос: "Как вы мне надоели,
чертовы взрослые".
- Не могу поверить, что он мне солгал. Что же я делала неправильно?
- Ты сделала так, что он решил, что жизнь полна удовольствий.
- Его жизнь не состояла из одних удовольствий.
- Если кто-то не объяснит ему, что это не так, дела пойдут все хуже и
хуже. - Он говорил спокойным, умиротворенным голосом. Наверное, он мог бы и
лысому расческу продать. - Есть правила для взрослых и правила для детей.
Ему необходимо это уяснить. И, уверяю тебя, он быстро исправится и начнет
вести себя намного лучше, если почувствует это на собственном опыте, а не
просто послушает твои увещевания. Он должен знать, что все наши действия
влекут за собой определенные последствия. И, ради бога, вели ему держаться
подальше от Лэнгли. Майя и Брюс ужасно избалованы. Конечно, у них столько
денег, что это избавляет их от любых неприятностей, только вот у Финна таких
денег нет.
- Он уехал с ними в Ист-Гемптон.
- На твоем месте я бы немедленно позвонил туда и приказал ему
возвращаться домой. Он нарушил свое обещание. И закон. Пятнадцатилетний
подросток не имеет права пить в клубе.
- Ты прав. - Хорошо, что мамин предпредпоследний любовник так и не
подарил мне воздушное ружье. Я бы сейчас их обоих застрелил.
- Знаешь, в Колорадо открылся новый лагерь для детей. Он называется
"Маленькие странники". Довольно модное заведение. - Как же, как же. Родители
Пейдж сослали ее туда прошлым летом. На праздник Труда всем воспитанникам
этого лагеря выдали крючок для ловли рыбы, пластиковый пакет для мусора и
три спички. Этого должно было хватить, чтобы выжить в течение двух
праздничных дней. Пейдж называла это заведение "гулагом для богатеньких
детей". Один из воспитателей заразил ее герпесом.
- Строгая дисциплина ему не повредит. У него появится чувство
собственного достоинства, которое поможет ему противостоять влиянию друзей.
И у тебя появится больше времени для себя самой.
- А это дорого - послать его туда?
- Если ты решишься сделать это, я сам заплачу за его путевку.
- Нет, я не могу позволить тебе сделать это для меня.
- Я сделаю это ради нас. - Что ж, этого мне было достаточно, чтобы
принять решение.
Я прятался в лесу, пока Леффлер не проехал по дорожке на своем
автомобиле. На лице у него была довольная и хитрая усмешка, словно у кота,
который съел канарейку. Точнее, в данном случае, трахнул. Я подождал еще
пять минут, потом вытащил из-за куста сирени розовый чемодан и вошел в дом,
изображая возбуждение и беспокойство.
- Мам, ты не поверишь! Тут такое было!
- Почему ты не в Ист-Гемптоне? - Одеться она успела, но я заметил, что
в руке она сжимала обертку от презерватива, но сделал вид, что не вижу этого
- это дает мне тактическое преимущество.
- Когда мы уже почти долетели, вдруг позвонили из больницы. Что-то
случилось с мистером Лэнгли. Самолет развернули, и мы полетели обратно.
Гейтс повез их в больницу, а меня штурман подбросил. Слушай, у нас есть чем
перекусить? Умираю от голода. - Мне показалось, что последняя фраза сделала
мою речь особенно убедительной. Голод всегда представляется нам самым
невинным побудительным мотивом.
- Случилось что-то серьезное?
- Видимо, да. Миссис Лэнгли сказала, что они звонили доктору Леффлеру,
но никто не знал, где его можно найти. - Мама смутилась.
- Что ж, я думаю, мы должны серьезно поговорить. Прямо сейчас.
Я налил себе стакан молока и откусил кусочек шоколадного печенья.
- Что за человек этот Леффлер?
- Поговорим об этом потом. А сейчас я о другом хочу сказать.
- Ну, если дело в том, что ты случайно встретилась с ним, - перебил я
ее, - и он сказал тебе что-то обо мне... В общем, я видел его недавно в
клубе и он очень странно посмотрел на меня. Наверное, потому, что у меня в
руке был бокал с пивом. Это Джордж Уэстовер попросил меня подержать его. Он
никак не мог подкурить сигарету, потому что стоял на ветру.
- Кто такой Джордж Уэстовер?
- Лысый парень, который заправляет в "Морган Стенли".
- И что же, доктор Леффлер как-то странно посмотрел на тебя?
- Да, на всех бросал косые взгляды. Наверное, это потому, что у него
были проблемы с алкоголем, и ему, конечно, было тяжело видеть, как люди
напиваются прямо посреди дня. Мне самому было неприятно на это смотреть,
сказать по правде.
- У доктора Леффлера нет никаких проблем с алкоголем.
- Нет, сейчас нет. Но ведь все знают, что он ходит на собрания Общества
анонимных алкоголиков, и, как ты сама говорила, в этом нет ничего постыдного
- это просто болезнь и все такое... Он же все-таки врач, поэтому здорово,
что он - я чуть не сказал "сумел исправиться и начал вести себя намного
лучше", но вовремя сдержался, - ну, перестал пить до того, как у него
возникли серьезные проблемы.
Мама смотрела на меня так, будто любовалась на свое отражение в
зеркале. Она видела только то, что хотела видеть. Потом обняла меня.
- Позвони Майе, узнай, как там ее отец.
А я уже и забыл о том, с чего начался наш разговор.
- А что, если он умер?
- Тогда ей потребуется дружеская поддержка.
Мне она точно потребуется.
Я позвонил ей домой. Долго ждал, слушая длинные гудки. Потом трубку
взяла служанка. Она ничего не знала о том, как чувствует себя мистер Лэнгли,
но обещала передать Майе, что я звонил. Мама пыталась вязаться с Осборном,
но все, что ей мог сообщить дворецкий Герберт, это то, что он находится в
больнице, вместе с остальными. Я не смог удержаться:
- Может, стоит позвонить Леффлеру? Наверняка ему что-то известно.
- Тебе он нравится?
- По-моему, он отличный парень.
Я был уверен, что выиграл этот раунд, пока мама не сказала:
- Ты ему тоже нравишься.
Я читал где-то (или, скорее, слышал, как это говорит какой-нибудь
киношный полицейский), что когда преступники, наконец, сдаются, рассказывают
правду и пишут признательные показания, они засыпают после этого детским
сном. У меня все наоборот. Каждый раз, когда я вдохновенно врал, или
рассказывал о своих выдумках нескольким людям, чтобы спасти свою задницу, то
всегда спал после этого, как бревно.
Когда я проснулся на следующее утро, то увидел, что за окном идет
дождь. Позвонил дворецкий Осборна и сказал, что сегодня маме приходить не
нужно. Он ничего не сказал о состоянии мистера Лэнгли, сообщил только, что
все члены его семьи провели ночь в больнице. За завтраком мы с мамой были
настолько милы и вежливы друг с другом, что сами себе удивлялись. Мама
предложила испечь блины, и меня это насторожило. Когда я в ответ предложил
помыть тарелки, она метнула на меня недоверчивый взгляд.
На улицу выходить не хотелось, потому что там было слишком мокро. Мы
были похожи на животных разных видов, которых заперли в одну клетку. Когда я
закончил мыть посуду и вышел в коридор, то увидел, как она сжимает клюшку
для гольфа. Перед ней были выложены в ряд двенадцать мячиков для гольфа. Она
загнала парочку в пластмассовый стаканчик - он лежал с противоположной
стороны персидского коврика.
- Что это ты делаешь?
- Учусь играть в гольф. - Этого следовало ожидать.
- Говорят, доктор Леффлер здорово играет.
- Это он подарил мне клюшку и шарики. - Она ударила еще раз.
- Знаешь, я бы тоже, пожалуй, этому поучился.
- Прекрасная идея. Если ты начнешь работать, то сможешь скопить
достаточно денег, чтобы купить себе пару клюшек.
- Работать? - осторожно спросил я.
- Да, я думаю, помощь Джилли нам не требуется. Ты можешь и сам
убираться в доме, и я буду платить тебе столько же, сколько ей.
- То есть я стану Синдереллом? - Так назывался фильм Джерри Льюиса*.
<Настоящее имя - Джозеф Левич. Комедийный актер, звезда Голливуда 50 -
60-х гг. Начинал на эстраде в 1946 в паре с Дином Мартином - за десять лет
снялся с ним в 17 комедиях. С 1956 работал самостоятельно>. Когда она еще
только начала употреблять наркотики, мы часто смотрели его и хохотали над
всеми его шутками.
- Я считаю, что ты не должен так бездумно и бесполезно проводить время.
- Ты привезла меня в этот город, где живут одни миллионеры, и теперь
хочешь, чтобы я стал горничной?
- Ничего подобного. Я просто не хочу, чтобы ты слонялся без дела целыми
днями. Тебе стоит усвоить, что существует порядок.
- Но, как сказал бы дедушка, работа, которую ты предлагаешь, называется
работой горничной.
- Ой, пожалуйста, оставь в покое дедушку.
- А Джилли ты что скажешь? Ей же нужна эта работа. Она же собирает
деньги для того, чтобы поступить в колледж. Она хочет стать врачом, так же,
как ты. - Но мама не проглотила эту наживку. Очень плохо.
- И все-таки, по моему мнению, ты должен делать что-то полезное, а не
развлекаться и шастать по Флейваллю целыми днями напролет.
- Если бы ты не развлекалась целыми днями в Нью-Йорке, то сейчас бы я
был в Южной Америке с отцом. И не надо мне врать и говорить, что мы приехали
сюда ради меня. - Я думал, что она заплачет. Этого не случилось.
- Я не хочу об этом больше говорить.
- В любом случае, мне нужно написать отцу.
Мама загнала в стаканчик еще два шара. У каждого из нас была своя
собственная игра.
Честно говоря, я вовсе не собирался писать письмо, но после того, как
сказал об этом, в безуспешной попытке подействовать маме на нервы, мне стало
казаться, что это действительно неплохая идея. Я стал печатать его на
машинке, которую нашел в своем шкафу. Она наверняка слышала, как я стучу по
клавишам. В каком-то смысле, это можно было сравнить со скрипом ядовитого
пера.
Дорогой папа!
Мы с мамой только что говорили о тебе. Она просила не писать об этом,
но она очень скучает, и все время о тебе думает. Мама часто рассказывает мне
про то, как вы встречались до того, как я родился - множество забавных
случаев. Мне бы хотелось услышать, как ты рассказываешь об этом. (Нет, я не
хотел иронизировать и ничего плохого не имел в виду).
Твой фильм - просто потрясающий. Я показал его своим друзьям, Брюсу и
Майе Лэнгли. Брюс читал твою книгу, когда проходил курс антропологии в
Гарварде (осенью он перейдет на старший курс). Фильм так им понравился, что
мы смотрели его три раза...
Я опустил тот факт, что мы вусмерть обкурились. Не написал и о том, что
второй раз мы просто промотали пленку задом наперед. Я как раз писал, как
поразился Брюс, когда узнал, кто мой отец, как вдруг услышал, как за окном
сигналит автомобиль - все настойчивее и настойчивее. Я выглянул в окно и
увидел Майю, сидящую в "Лендровере". Она вымокла под дождем с ног до головы.
Машина свернула на дорожку у нашего дома и остановилась. Автомобиль занесло
на газон, и от его колес на траве оставались большие грязные борозды.
- Фи-и-инн! - Я стоял на верху лестницы, когда она, даже не постучав,
вбежала в дом. Казалось, мама ее сейчас клюшкой ударит.
- Папа выздоровел! Он вышел из комы!
- Это просто здорово! - сказал я, обняв ее.
Мама решила, что это прекрасный повод познакомиться с семейкой Лэнгли
поближе, и поэтому она не стала возникать по поводу того, что Майя нанесла
грязи в дом, а, наоборот, начала изображать Джун Эллисон.
- Это просто чудесно, милая! Возьми полотенце.
Мы пошли в кухню, мама сварила шоколад - и Майя рассказала, как
произошло чудо, весть о котором уже облетела весь городок. Сначала ее отцу
стало хуже. А потом он пришел в себя!
- Когда нам позвонили, папе стало плохо, потому что у него развилась
аллергическая реакция на какое-то лекарство, которое ему ввели. Это
называется синдром Стивенса-Джонсона или Джонсона-Стивенса, я точно не
помню. В общем, его кожа стала красной, ярко-красной, и начала шелушиться.
Это был кошмар! Потом, когда, наконец, объявился доктор Леффлер, - мы с
мамой переглянулись, - они, естественно, прекратили вкалывать ему эту
сыворотку. А сегодня утром он проснулся! Это что-то невероятное! Папа открыл
глаза, посмотрел на меня, потом на маму, и сказал: "Господи, что же с нами
случилось?". Это было так странно... но так мило!
- И что ты ему сказала? - Мне было очевидно, что Майя никак не могла
понять, как относиться к его словам.
- Ну, мы все сразу заговорили. Понимаешь, за три года столько всего
произошло. Наверное, ему трудно было осознать все это, так что он даже
заплакал.
Зазвонил телефон. Это был Леффлер. Он спрашивал маму. Она подошла к
аппарату, который стоял в другой комнате. Я же положил трубку только после
того, как громко спросил Майю "Что же за лекарство такое давал доктор
Леффлер твоему отцу? Это из-за него он так долго пролежал в коме?". Надеюсь,
мама с этим кровопийцей все слышали.
- Никогда об этом не думала.
- Немедленно повесь трубку! - завопила мама.
- А как восприняла это миссис Лэнгли?
- Сначала она заплакала, потом засмеялась. Врач дал ей какое-то
успокаивающее средство. - Майя закурила, выдохнула дым и продолжила:
- На самом деле, больше всего в лечении нуждается Брюс, по-моему.
- А что такое?
- Он так странно прореагировал! Ничего не сказал, просто вышел из
палаты. А когда вернулся через час, то все увидели, что он покрасил волосы.
- В какой цвет?
- Цвет детской неожиданности. Но папа был в таком состоянии, что даже
не заметил этого. Но Брюса это все просто ошеломило. Он до сих пор в
больнице. Он настоял на том, чтобы в палату поставили еще одну койку, чтобы
спать прямо там, рядом с папой. Наверное, это из-за того, что он чувствует
себя виноватым.
- Почему?
- Потому что он перестал надеяться. Он никогда не верил, что отец
выздоровеет. Я говорила ему, что теперь это не имеет значения, но он меня не
слушает.
Когда Майя уходила, она даже забыла поцеловать меня на прощание. Меня
это расстроило. Но она остановила машину, вбежала обратно в дом и поцеловала
меня прямо в губы, прошептав: "Теперь я абсолютно счастлива".
Мама только вытерла грязь, которую оставила Майя, когда влетела в наш
дом, чтобы сообщить радостную новость. Когда она увидела, как моя подруга
едет прямо по газону, она недовольно сказала:
- Ты только посмотри, что она натворила. Наш газон испорчен.
- Это их газон, а не наш.
- Дело в принципе.
- Ничего, трава опять вырастет.
Вечером Майя позвонила мне и предупредила, что утром они улетают в
Гарвард, потому что ее отца будут обследовать в медицинском институте. Она
стала в тонкостях рассказывать мне об анализах и процедурах, которые ему
предстояло пройти. Я, знаете ли, не врач, поэтому мало что понял. Просто
повторял, как попугай: "Что ж, хорошо" и "Замечательно". Хотя меня не очень
радовало то, что она вместе с братом тоже улетает в Бостон.
- Ну, мы пробудем там всего неделю. - Сказав это, она зевнула. Хочет
спать, или ей просто все равно?
- Целую неделю! - Мне стало так грустно, что голос дрогнул. Это был
долгий срок, учитывая то, что в нашем доме воцарился режим, разработанный
доктором Леффлером. Мне было страшно оставаться наедине с мамой, которая
решила придерживаться пуританских правил.
- Я вернусь четвертого июля.
- И что тогда? - спросил я угрюмо.
- Тогда будет праздник! Все будут танцевать прямо на улицах! - Я
молчал. Она поняла, что мне не совсем ясно, что она имеет в виду
- Наверное, это звучит немного странно, но это очень весело, честное
слово. Дедушка пригласил пиротехников, и у нас будет настоящее представление
с фейерверками. Потом все будут танцевать, а потом... тебя ждет очень
приятный сюрприз!
- Какой? - Я знал, что это за сюрприз.
- Тебе он понравится.
- И все-таки? - Мне хотелось, что бы она произнесла это вслух.
- Это большой секрет.
- И что?
- А то, что если я все-таки скажу, мне придется убить тебя, и тогда
тебе опять не удастся его получить.
Потом она сказала, что любит меня, и мы стали ворковать, как два
голубка. От этого у меня всегда поднималось настроение. Но что-то меня
беспокоило. Произошло столько всего: она уезжает, ее отец вышел из комы,
Брюс покрасил волосы... Да еще мама со своими посткоитальными разговорчиками
о том, что если любишь своего ребенка, нужно уметь быть жесткой. Только я
начинал понимать, как расположены звезды на моем небосклоне, как созвездия
тут же менялись местами.
Я заснул, чувствуя себя одиноким и покинутым. А проснулся с таким
сильным чувством потери (хоть мне было сложно сказать, что именно я
потерял), что когда стал нарезать банан для того, чтобы съесть его вместе с
хлопьями на завтрак, то не выдержал и выбежал из дома, направляясь к
взлетной площадке. Мне казалось, что если увижу ее, то чувство беспокойства
исчезнет.
Я бежал по кукурузному полю, потом по пастбищу, засеянному клевером -
он доходил мне до лодыжки. У меня закололо в боку, и я побежал медленнее.
Потом увидел старые железнодорожные пути, заросшие чертополохом. Они
использовались ранее, когда Осборн привозил сюда гостей в собственных
вагонах, соревнуясь с железной дорогой "Эри-Лакаванна"*. <Образовалась в
1960 в результате слияния железной дороги "Эри рейлроуд", созданной в 1832 и
бывшей главной линией Нью-Йорк - Чикаго, с железной дорогой "Лакаванна".
Была предметом спекуляций и финансовой войны. В 1971 стала частью
КОНРЕЙЛа>.
Я задыхался и весь покрылся потом, но когда подбежал к взлетному полю,
то самолет уже оторвался от земли. Мне показалось, я видел, как Майя
помахала мне рукой и послала воздушный поцелуй, но, с другой стороны, было
очевидно, что на таком большом расстоянии это могло мне только привидеться.
Мне стало неудобно оттого, что я так явно обнаружил, как отчаянно нуждаюсь в
ней.
Гейтс, водитель машины скорой помощи, и люди, которые работали на поле,
вылупились на меня так, словно я бродячая собака, которая вбежала в дом, где
ее вовсе не ждали. Даже трехногий лабрадор, который сидел на заднем сиденье
автофургона, на котором приехали Лэнгли, залаял, глядя на меня.
- Она уже улетела, Финн, - сказал Осборн, внимательно смотря на меня.
Выражение его лица ясно говорило, что ему тоже не совсем понятно, что я
здесь делаю.
- Да нет, Майя здесь не при чем.
- Правда? Не похоже, что это была просто утренняя пробежка - одежда у
тебя неподходящая.
- Я хотел увидеть вас, мистер Осборн.
- Почему ты просто не позвонил мне?
- Когда говоришь с человеком по телефону, ему легче отказать. - Он
решил, что это забавно.
- Очень умно с твоей стороны. Так о чем ты хотел меня попросить?
- Мне нужна работа.
Когда я пришел домой, мамы там уже не было. После сеанса массажа она
отправилась на ланч с Леффлером. На десерт у них было собрание Общества, а в
качестве дижестива - девять лунок в Клубе любителей гольфа. Когда она
вернулась, я сидел в комнате, дописывая письмо к папе. Мне казалось, Осборн
расскажет ей о нашем разговоре, который состоялся сегодня утром. Но она не
вошла в мою комнату, так что, следовательно, он ей ничего не сказал. Мама
была в хорошем настроении, судя по тому, что, стоя в душе, фальшиво напевала
модную песенку: "За зимой идет весна...".
Когда я спустился вниз, чтобы перекусить, то увидел бирюзовую сумку с
инициалами моей матери. В ней лежал новый набор клюшек. Это был подарок
Леффлера - я узнал это, прочитав карточку, торчащую из сумки. Понимаете,