Уиттенборн Д. Жестокие люди

не было. Поэтому зеленые поля, окружавшие нас, превратились в пожухлую
коричневую траву, которая могла загореться от одной спички. Губернатор штата
объявил о введении чрезвычайного положения. Теперь поливать газоны было
противозаконно - это касалось всех, кроме флейвалльцев, у которых,
разумеется, была собственная вода. В усадьбе Осборна, например, фонтанчики
на газонах журчали и днем, и ночью. Я слышал, как Уолтер Пикл, набив рот
жевательным табаком, сказал как-то отцу Джилли: "Лак для волос разрушает
озоновый слой, цена за свинину упала до двадцати двух центов за фунт живого
веса, Элвис умер. Господи Иисусе, если это не конец света, то что же это?".
Я вернулся к работе и продолжил сортировать фотографии в доме Осборна.
Но теперь все было по-другому: когда попадался снимок, напоминавший ему о
счастливых днях, он по-прежнему разъяснял мне, кто есть кто из изображенных
на нем людей, и где он был сделан, и что произошло сразу после или до того,
как сняли эту фотографию. Иногда он даже радовал меня какой-нибудь
скабрезной шуточкой, но когда переставал предаваться воспоминаниям, то
медленно комкал снимок, и швырял его в мусорную корзину, которую принес сюда
именно для этого. "Очко!", - оживленно восклицал он, даже если промазывал. А
иногда кричал: "Гол!". Наверное, у него не только сердце было не на месте,
но и кое-что другое тоже.
Мама отвергла Леффлера, и теперь встречалась с совладельцем известной
брокерской компании. Его лысую макушку окружали аккуратные прямые патлы -
неприхотливые, словно поля с кукурузой. Он ездил на шоколадно-коричневом
"Мерседесе" с откидным верхом. Недавно развелся с женой, которая вместе с их
четырьмя детьми жила в Миллбруке, и купил лошадиную ферму неподалеку от
усадьбы МакКаллумов. Теперь новый мамин друг учил ее играть на бирже. Он
утверждал, что у нее есть нюх. Как-то я видел из окна своей спальни, как она
целует его на прощание, после того, как сделала ему минет. Вы шокированы? А
вот я ни капли не удивился. Как я уже говорил, теперь все было по-другому.
Теперь за огородиком Майи и Брюса, на котором росла марихуана,
ухаживали мы с Джилли. Помню, как мы с ней рыли канавку, чтобы трава не
засыхала. Это было довольно забавно. Больше никаких приятных воспоминаний о
том времени у меня не осталось. Вечерами, когда мамы не было дома, я курил и
болтал по телефону. После того, как мою фотографию поместили в газете,
друзья Майи - в основном девочки, но и парни тоже, - стали часто мне
названивать. Я понятия не имел о том, кто они такие. Да еще эта марихуана -
так что мне довольно легко было болтать с ними о чем угодно. Начинали они
всегда с того, что очень беспокоятся о Майе. На самом деле, их интересовало
только одно - им хотелось выудить у меня хоть что-то, чтобы поразить
осведомленностью своих приятелей в Мэдстоуне, Хоб-Саунд, на Бейлис-Бич или
еще на каком-нибудь шикарном курорте, на котором отдыхают только белые. Я
делал вид, что тоже бывал во всех этих местах. А иногда я просто говорил им,
что они вонючие шакалы, и вешал трубку. Бывало и по-другому: на меня
нападало говорливое настроение, и тогда я начинал во всех подробностях
расписывать, как обгоревшая плоть отваливалась от костей. В общем, это
зависело от моего настроения, а также от количества инсектицида на листьях
марихуане.
Меня ожидал довольно приятный сюрприз. Оказалось, что Хобот неплохой
парень - не сомневаюсь, что я ревновал бы Майю намного меньше, если бы знал,
что он шепелявит. Когда мне позвонила ее соседка, которая давала интервью
газете, я заткнул ей рот, сказав, что верю в карму и не сомневаюсь, что в
своей следующей жизни она превратится в жука и проведет жизнь, толкая перед
собой навозный шарик. Она заплакала и заявила, что ей очень плохо. Я ответил
"Вот и хорошо", и повесил трубку. В ответ она прислала мне приглашение на
вечеринку ее сестры, которая жила в Ист-Гемптоне. Мама заставила меня
поехать туда, потому что мне нужно заводить полезные связи. Я плохо помню,
что делал на этой вечеринке. Кажется, напился. А потом эта девица теребила
мой член, пока я не кончил. Я совсем отупел от алкоголя, и поэтому не
чувствовал никакой вины.
В тот день, когда я вернулся с этой вечеринки онанистов в Ист-Гемптоне,
нам позвонил Брюс и пригласил нас с мамой на ужин. Теперь мы обедали у них
три-четыре раза в неделю. Мы, конечно, не были членами семьи, но, казалось,
нас связывают кровные узы. То, что мы были связаны с кланом Осборна, помогло
маме получить членство в Обществе садовников и Женском гольф-клубе. Но
сегодня был особенный день. К нам собирался присоединиться мистер Лэнгли.
Меня не очень смущало то, что его движения/моторика все еще была
заторможенной, и еда чаще приземлялась у него на коленях, чем во рту. Но
когда он внезапно спрашивал: "А где же Майя?", разговор замирал.
Каждый раз Брюс терпеливо объяснял ему:
- Я же говорил тебе, папа, помнишь? Майя решила принять участие в
выставке лошадей в Европе.
- А где именно? - нетерпеливо, словно ребенок, настаивал мистер Лэнгли,
заглатывая еду.
- На прошлой неделе она была в Голландии. А завтра начинается выставка
- где-то около Брюгге. Она продлится четыре дня. Майя сказала мне, что
думает о тебе каждый раз, когда просит добавить полить кетчупом
картошку-фри.
Брюс врал так изобретательно и изящно, что я и сам был готов поверить,
что моя возлюбленная объедается жареным картофелем где-то в Бельгии. Но
мистеру Осборну явно не нравилось то, что он лжет. До того, как подали
десерт, он четыре раза вставал из-за стола. Сначала - чтобы выпить таблетки,
затем - чтобы взять сигарету. Потом ему понадобилась спичка. Наконец, он
сказал, что ему нужно сделать срочный телефонный звонок.
- Я так скучаю по Майе, а тут еще эти разговоры... Господи, когда же
она найдется.
Когда сиделка мистера Леффлера отвезла его наверх, чтобы он поспал,
Брюс попросил меня сходить за Осборном. Он сидел в биллиардной, жевал
незажженную сигару, комкал фотографии своей семьи и швырял их в мусорную
корзину. Но у него было такое плохое настроение, что ему даже не хотелось
кричать "Гол!".
Когда мы спустились в столовую, он велел дворецкому принести
фисташкового мороженого и немного шоколадного печенья. Мама решила
переменить тему: она стала мягко, но настойчиво спрашивать Осборна,
действительно ли одна из его компаний собирается купить другую - ту, которая
собирается производить какие-то нелепые приборы, при помощи которых по
телевизору можно будет смотреть старые фильмы. С тех пор, как она стала
встречаться со своим финансистом, она стала довольно навязчиво выпытывать у
Осборна информацию, которую можно было бы использовать при игре на бирже.
Осборн разломал печенье и стал соскребать желтыми зубами ванильную
начинку.
- Извини, Лиз, но сегодня я не в том настроении, чтобы посвящать
постороннего человека в тонкости коммерции. - Мама покраснела так, будто он
дал ей пощечину. Я улыбнулся: не потому, что она выставила себя полной
дурой, а потому, что Осборн, оказывается, не совсем потерял голову от горя.
Потом старик забросил в рот печенье без начинки и попросил, чтобы ему
принесли бренди. Вдруг у него улучшилось настроение.
- По-моему, я до сих пор не поздравил Финна с днем рождения. С меня
подарок!
Я опустил глаза и прекратил уплетать десерт. Надеюсь, он имеет в виду
мотоцикл.
- Что вы, вы ничего не должны! Мы вам так обязаны...
- В данном случае возражения не принимаются.
- Главное - не спрашивать ничего об акциях. - Мама сделала вид, что
приняла это за забавную шутку.
Осборн, причмокивая, отхлебнул бренди.
- Мне бы хотелось, чтобы бы ты учился в колледже Сейнт-Марк. За мой
счет. - Это, конечно, был не мотоцикл, но таким образом можно было сбежать
из Флейвалля. Я был первым и единственным получателем стипендии, учрежденной
Огденом К. Осборном. И мама не имела к этому никакого отношения - сначала
она изумилась, а потом так обрадовалась, что кинулась обнимать старика,
опрокинув при этом стакан с водой.
- Благодарю вас, - сказал я, пожимая ему руку.
- Да не за что, Финн. Мне пришлось всего лишь пообещать им отстроить
новую библиотеку. Брюс потрепал меня по щеке и радостно заметил, что теперь
я буду жить в том же общежитии, в котором раньше жил он. А Осборн намекнул,
что у него есть одно условие.
- Лиз, надеюсь, ты не подумаешь, что я слишком много себе позволяю, но
мне бы хотелось самому отвезти Финна в колледж и проследить за тем, как он
там устроится. Мы поедем с ним вдвоем, согласна?
Мой успех был и ее успехом тоже, и она, конечно, жаждала разделить мой
триумф. Но мама боялась, что Осборн передумает.
- Разумеется, согласна. В любом случае, мне нужно будет уехать. Но
пообещайте, что вы привезете фотографии.
Потом, когда мама поцеловала его в щеку на прощание, я услышал, как он
прошептал ей на ухо:
- Завтра утром, когда откроются торги, покупайте все акции - сколько
сможете. В пятницу, когда их цена достигнет тридцати семи долларов,
продавайте. А когда она упадет до семнадцати, опять покупайте.

31

Первого сентября частный самолет Осборна приземлился в аэропорту города
Фремингхема, штат Массачусетс. Пока мы выруливали по взлетной полосе, я
заметил, как из другого самолета выходил какой-то парень. Мой благодетель
пояснил, что это принц из Саудовской Аравии, которого выпроводили из
фешенебельной гостиницы за то, что в своей ванной зарезал овцу - хотел
отпраздновать окончание месяца рамадан.
Осборн взбесился из-за того, что лимузин, который он вызвал для того,
чтобы доехать двадцать восемь миль до колледжа, еще не прибыл на место. Он
отправился в контору, чтобы задать им перцу. Я тем временем помог пилотам
разгрузить мой багаж. У меня с собой было два костюма, смокинг и три пиджака
на каждый день, сшитые личным портным Осборна. Все мои вещи были уложены в
шикарный дорожный набор известной французской фирмы, который подарил мне на
прощание Брюс. Когда прилетаешь на частном самолете, новые вещи уже не
выглядят подозрительно.
Старик помахал мне из окна закусочной, которая находилась рядом с
вокзалом. Нам нужно было подождать машину. Он заказал нам черничный пирог с
мороженым. На прилавке стоял немилосердно орущий телевизор. Люди внимательно
нас разглядывали. Я решил, что они узнали Осборна, а может, были поражены
тем, что мы прилетели на собственном самолете. Не исключено также, что их
поразил мой чемодан. Они смотрели на нас так, как я сам раньше глазел на
тех, кто был богаче меня. Вдруг я вспомнил, как в то утро, когда мы смотрели
папин фильм, Брюс уверял всех, что все сводится к принципу "трахать и
убивать".
Теперь мне уже не казалось, что я самозванец. Я действительно им стал.
Пирог был не очень вкусный, а вот мороженое - вполне. Осборн стал
выковыривать кусочек пирога из зуба золотой зубочисткой, а потом достал
портфель.
- У меня для тебя есть прощальный подарок.
- Вы и так много для меня сделали.
- Позволь мне самому решать. - Он вытащил из сумки сверток, обернутый в
дорогую бумагу. Пахло от него как-то странно - как будто там сидело какое-то
животное. Потом старик развернул его, и надел свой подарок мне на голову.
Люди, хихикая, стали на нас оглядываться. У меня на голове красовался убор
шамана племени яномамо, сделанный из хвоста обезьяны и перьев попугая. Когда
я увидел себя в зеркало, то расхохотался, а когда оглянулся на Осборна, то
увидел, что по его морщинистому лицу стекает слеза. Я решил, что он плачет
потому, что ему будет меня хватать, но потом заметил, что его печальный
взгляд прикован к экрану телевизора, стоящему на прилавке. Момент стал менее
душещипательным: я заметил, что в новостях показывают, как Майю арестовали в
Филадельфии. Двое дюжих парней в куртках с эмблемой ФБР подхватили ее под
руки. Осборн дал водителю лимузина сто долларов, чтобы тот помог мне
устроиться в общежитии, и засеменил к самолету по асфальтированной взлетной
полосе. Потом обернулся, помахал мне и крикнул:
- Я позвоню тебе, когда узнаю, что происходит, черт возьми!
- Скажите Майе... - крикнул я ему вслед. Он уже поднимался по трапу
самолета, а я все еще раздумывал, как облечь мои чувства в слова.

32

Когда мы приехали на место, то еще полчаса разыскивали мое общежитие. Я
заявил водителю, что его помощь мне не нужна, и сам затащил наверх свои
чемоданы. Мое новое жилище представляло собой старое кирпичное здание. Его
построил сынок того парня, который догадался, как производить презервативы
из резины. В табличке, которая висела на стене здания, ничего не говорилось
о том, как он заработал деньги. Просто Осборн как-то показал мне фотографию
этого короля презервативов, когда мы просматривали снимки. Он был
сфотографирован на велосипедных гонках в Мэдисон-скуэр-гарден. Хотите
верьте, хотите нет, но он назвал своего сына Рамзес. Я стал думать об этом
не только потому, что по пути из аэропорта, сидя на заднем сиденье лимузина,
проглотил несколько припасенных таблеток и запил их водкой. Дело в том, что
я боялся думать о Майе - мне казалось, что если я дам слабину, то сразу
начну рыдать.
Моя комната находилась на четвертом этаже. Я потащился по лестнице, на
каждой ступеньке задевая чемоданом, который стоил две тысячи долларов,
железные перекладины. Меня это развлекало. Было приятно портить что-то
по-настоящему дорогое.
- Бонджорно, Финнито! - Я взглянул наверх. Действительно, Джакомо сто
раз говорил, что учится в Сейнт-Марк! Он был обут в кроссовки от "Гуччи", на
которые налепил резиновые заплаты, и поигрывал футбольным мячом. Вдруг в
коридор вылетело перышко пены для бритья, которое чуть не упало ему на
голову.
- Porco dio!* <итальянское ругательство>, - завопил он, закидывая
мяч в комнату, в которой происходила пенная битва. - Сосите у меня, пейзаны!
Мяч вылетел обратно в коридор. В ответ закричали: "Съешь меня, Гидо!".
Джакомо повернулся ко мне.
- Мы с тобой будем жить вместе. Комната - в конце коридора. Это,
конечно, не отель "Ритц", но у нас есть два окна. - Он взял у меня одну
сумку и ударил по мячу, чтобы я отбил его. Но у меня было не самое игривое
настроение.
Потом один из "пейзанов", по имени Роури, схватил меня за плечо.
- Ты ведь бойфренд Майи Лэнгли, так? - Не успел я утвердительно
кивнуть, как он добавил:
- Ну и как, тебе понравилось жарить пироманку? Не слишком горячо было?
- Закрой рот!
- Не будь дураком. Тебе здесь тяжело придется, если ты шуток не
понимаешь.
Я резко обернулся, чтобы дать ему ногой в пах, но вместо этого задел
футбольный мяч, который угодил ему прямо по носу. Роури согнулся, закрыв
лицо руками. Ему удалось растравить мои раны, и это только подогрело мою
ярость. Я выбивался из сил, когда тащил по лестнице два чемодана, украшенных
коваными деталями, теперь же без труда раскручивал их над головой, планируя
обрушить их на его череп. Роури заметил это. Кровь хлестала из его носа,
словно из бочки, из которой вытащили пробку.
- Господи, ты что, с ума сошел?
Все остальные одиннадцать человек, которые жили на этом этаже, высунули
головы из своих комнат и стали наблюдали за тем, что происходит в коридоре.
Нет никакого сомнения, что я разбил бы ему лицо, если бы не вмешался
комендант.
- Ты нужен нашей футбольной команде!
Как это ни странно, но на нашей планете есть всего два места, где
жестокость делает тебя популярным. Во-первых, это та область Южной Америки,
где живут яномамо, и, во-вторых, закрытая частная школа.
Если бы наша комната была тюремной камерой, то ее можно было бы назвать
просторной. Она имела восемь футов в ширину и четырнадцать - в длину. Там
стояли два стола и две кровати. И еще в моей комнате проживал итальянец,
который не стеснялся дрочить при включенном свете. Я бы обязательно
попросил, чтобы меня перевели в другую комнату, если бы Джакомо не предложил
в первую же ночь, когда выключили свет:
- Слушай, Финн! А может, нам позвонить Брюсу? Наверняка он может
сказать тебе, что сейчас с Майей. - Я как раз дожидался, когда он заснет,
чтобы поплакать.
- Великолепная идея! Правда, у нас нет телефона, тебе не кажется? - У
кафетерия стояла телефонная будка, которой могли пользоваться студенты, но
на ночь ее закрывали. Воспитатель сказал, что я могу пользоваться его
телефоном, если захочу поговорить с мамой. Я вежливо отказался. Мне также
приходилось уже раздумывать о побеге, но я забраковал эту идею. Если это не
удалось Майе, то у меня и подавно не получится.
- А как же мой маленький гешефт? - Я подумал сперва, что Джакомо имеет
какое-то отношение к евреям, но он открыл ящик в ногах кровати, и достал
оттуда коротковолновый радиоприемник с какой-то странной антенной.
- Але, это Эс Эс Пескарь. Подсоедините меня к телефонному оператору,
пожалуйста. - Ему удалось убедить оператора, что мы находимся на прогулочной
яхте, и они связали нас с бостонской квартирой Брюса.
Никто не брал трубку: раздалось шесть гудков. Пока я раздумывал, кому
еще можно позвонить, Джакомо стал поджигать комок черного гашиша, который
своим видом и консистенцией больше всего напоминал грязь из-под ногтей.
"Немедленно убери это", - прошипел я. Не хватало только, чтобы в первый же
день меня застали за недозволенными забавами.
Мне было уже на все наплевать. Я чуть не попросил девушку соединить
меня с домом Осборна в Флейвалле, как вдруг трубку сняла какая-то женщина.
Она говорила с английским акцентом, и голос у нее был очень раздраженный.
- Брюса здесь нет, - сухо сказала она. Джакомо распахнул окна и стал
прыскать в комнате дезодорантом, чтобы избавиться от запаха гашиша.
- Э... ну... а вы не могли бы передать ему, что звонил Финн?
- Ох, прости, что я так резко тебе ответила. - Она, видимо,
успокоилась, и стала разговаривать намного дружелюбнее. - Эти чертовы
журналюги трезвонят днем и ночью. Брюс сказал, чтобы я не бросала трубку,
если позвонишь ты. Он говорил, что ты захочешь узнать о своей сестре.
- Она мне не сестра.
- Пардон. Оговорка по Фрейду. Брюс всегда так тепло отзывается о тебе,
что мне уже кажется, что ты тоже член их семьи.
Мне было так приятно это слышать, что я взял у Джакомо его трубку с
гашишем.
- Простите, а вы кто?
- Коко. - О, живая легенда!
Когда Джакомо услышал имя нигерийской принцессы, он спросил:
- Как ты думаешь, она сейчас голая?
Коко это услышала.
- Скажи Джакомо, что сейчас на мне только ремешок. - Мне показалось,
что ее стороны это не очень хорошо, что она так легкомысленно относится к
нашему разговору. Затем Джакомо развалился на кровати и стал теребить себя
между ног, страстно пыхтя и приговаривая что-то по-итальянски. Кажется, он
называл Коко прекрасной винной ягодой. Это выглядело так странно и
отвратительно, что я захихикал, но потом вспомнил о том, что Майю
арестовали, и сразу осекся.
- Что с Майей?
- Брюс улетел с адвокатами в Филадельфию.
- С адвокатами? - Сам не знаю, почему я так удивился. В газете
говорилось, что ей собираются предъявить обвинение.
- Они все там. И мистер Осборн тоже. Брюс просил передать, что он
позвонит тебе, как только у него будут какие-нибудь новости.
- С ней все в порядке?
- Не знаю точно. Но, судя по тому, что я видела по телику, тот человек,
который ее подстриг, должен сидеть в тюрьме. С короткими волосами она
выглядит кошмарно. Не понимаю, как они смогли ее поймать - я бы ее никогда
не узнала.
- Господи, Коко, меня абсолютно не волнуют ее долбаные волосы!
- Ох, ну да, действительно, как глупо с моей стороны. Брюс еще сказал
мне, что они привезут с собой психолога. Он звонил твоей матери, чтобы она
порекомендовала кого-нибудь.
Я повесил трубку, даже не попрощавшись. Если они собираются привлечь к
делу моего дедушку, то в будущем Майю ожидает или психиатрическая лечебница,
или тюрьма. Интересно, куда чаще пускают посетителей?


Через три дня преподаватель под конвоем провел меня в кабинет
директора. Он держал руку у меня на шее. Крепко держал. Брюс говорил, что он
мудак. Жаль, что он не предупредил меня о том, что у него мертвая хватка,
как у Вулкана. Я был уверен, что Роури заложил нас, и теперь мне попадет за
то, что мы курили марихуану. Учитель спросил меня:
- Итак, ваша мать - врач мистера Осборна?
- Нет, она его массажистка, - ответил я, и тогда он ослабил хватку и
взглянул на меня так, будто я осмелился смеяться над ним. Как это тяжело -
говорить правду.
Директор сидел, положив ноги на стол, и разговаривал по телефону. На
стене висела старая картина, на которой был изображен священник, который
основал эту школу. Он неодобрительно взирал на то, как директор вертит в
руках макет библиотеки, которую обещал построить Осборн, если они меня
примут. Директор сказал в трубку: "Мистер Осборн, позвольте еще раз
поблагодарить вас за вашу помощь и средства, которые мы собираемся направить
на строительство... Да, он уже здесь". Мне стало ясно, что нагоняя не будет.
Я не слышал, что ответил ему мой благодетель, но директор протянул мне
телефон, прибавив при этом: "Можете говорить, сколько хотите, мистер Эрл".
Они разговаривали со мной очень мило и вежливо. Наверное, эта библиотека
была нужна им позарез.
Как только они закрыли за собой дверь, я завопил:
- Так что там с Майей?
- Я же сказал... - Вместо голоса Осборна в трубке раздался какой-то
противный треск. - Господи, да снимите же с меня этот слуховой аппарат. - Я
и не знал, что он носит слуховой аппарат. Казалось, что он постарел за эти
три дня. Его голос звучал очень раздраженно. - С Майей все в порядке,
насколько это возможно, учитывая обстоятельства.
- Какие обстоятельства?
- Окружной прокурор - честолюбивый сукин сын. Этот писюн думал, что
прославится, если ему удастся отправить мою внучку под суд.
- Почему они арестовали ее? Ведь дом подожгла не она? - От волнения у
меня задрожал голос.
- К счастью, прокурору хватило ума, чтобы постичь мудрость этого
логичного заключения. Я добьюсь того, чтобы этого ублюдка избрали в
Конгресс, но сам за него голосовать точно не буду.
- Мистер Осборн, я полагаю, что не стоит обсуждать эту тему по
телефону, - почтительно прервал его юрист. - То, как легко он признался в
том, что дал взятку, конечно, достойно удивления, но еще более странно - это
то, как я разволновался, услышав об этом.
- Но вы же знаете, что она этого не делала.
- Да, она так говорит, и я решил, что буду ей верить. - Я бы предпочел
услышать другой ответ. Никому нельзя доверять.
- А что там делает мой дедушка? Надеюсь, вы не дадите этому старому
ослу уговорить вас сослать ее в Оук-Нолл?
- Успокойся, Финн, никто не собирается запирать Майю в психушку. Твой
дедушка действительно осел. Это факт. Но, к твоему сведению, именно он
проводил психиатрическое обследование, результаты которого убедили
прокурора, что она не могла поджечь дом. - Интересно, что дед получил за
это? Грант? А может, место штатного психолога в одной из компании Осборна?
Или таким образом он избавлялся от угрызений совести за то, как поступил с
моей мамой?
- Позвольте мне поговорить с Майей. - Мне нужно было только это.
- Она сейчас на пути в Швейцарию.
- Но если вы ей верите, то зачем ее наказывать?
- Если бы я хотел ее наказать, она бы... - Осборн осекся. - Майя должна
окончить школу, правильно? Хоть какую-нибудь. Это я плачу за то, чтобы
утрясти дело, и поэтому все будет так, как я считаю нужным. Ей будет лучше
там, где никто из ее одноклассников и их родственников не будет знать о
пожаре и о том, как она сбежала... и так далее. Ей бы здесь нелегко
пришлось.
- Она спрашивала обо мне? - Я делал паузы после каждого слова, чтобы
Осборн не слышал, как я всхлипываю.
- Майя сказала, что если ты ей напишешь, она тебе ответит.
Я пытался убедить себя, что все могло быть намного хуже. Учитывая
обстоятельства.
- А куда писать?
- Ну вот, так-то лучше. Слушай, знаешь что? Если ты станешь отличником
(сказать по правде, сам-то я всегда был разгильдяем), то на Рождество мы
вместе полетим в Швейцарию, чтобы навестить Майю. Не исключено, что вам
обоим выпадет удовольствие видеть, как я погибну героической смертью,
катаясь на лыжах. - Старик хотел подбодрить меня. А может, и себя тоже.
Потом он передал трубку Брюсу, чтобы тот продиктовал мне адрес.
- Финн, можешь писать на имя месье Буре, Ле Роси, Рю де Рен 26, Женева,
Швейцария.
Я решил, что Ле Роси - это название школы. Могу себе представить,
сколько Осборн заплатил им, чтобы они ее приняли. Теперь я стал лучше
понимать, как все делается в этом мире - нравилось мне это или нет.
- А кто такой месье Буре?
- Воспитатель. Ну, как вы там с Джакомо уживаетесь? Он по-прежнему
тешит свою плоть, не выключая свет?
- Ага.
- Тогда скажи ему, что та штука, которая торчит у него между ног,
действительно похожа на пенис. Только по размеру меньше. - Старый Брюс
вернулся! Какая радость. Настроение у меня улучшилось. Но тут он сказал:
- Знаешь, Майе очень повезло: она может начать жизнь сначала. Мы оба
должны сделать все от нас зависящее, чтобы она использовала этот шанс. - Это
было что-то новое. Чем-то его тон подозрительно напоминал мамин. - Нам
следует внимательнее относиться друг к другу, Финн.
- Точно. - Может, Брюс просто хотел меня утешить? Я опять повеселел.
- Так ты собираешься ей написать?
- А можно я позвоню?
- Это очень строгая школа. Никаких телефонных звонков. Наверное, это
даже к лучшему. Нам бы не хотелось, чтобы туда названивали репортеры или,