Страница:
тем более, родители Пейдж, и оскорбляли ее.
Родители Пейдж. О них я совершенно забыл. Теперь эти люди стали для
меня всего лишь еще одним препятствием между мной и Майей.
- Хотя бы разок с ней поговорить.
- Ты же слышал, что сказал тебе дедушка. Старайся, учись, и повидаешься
с ней на рождественских каникулах. Ты умеешь кататься на лыжах, Финн?
- Нет.
- Ну, ты же способный. Мы с Майей быстро тебя научим.
- Ладно... пока. - Мне хотелось быстрее закончить разговор, чтобы не
начинать опять клянчить.
- Всегда помни, что я люблю тебя, Финн.
Он говорил эти слова не так, как мама или бабушка с дедушкой. Это,
скорее, было похоже на то, как делала это Майя. Я ему верил.
Сначала я писал Майе каждый день, а через две недели стал писать через
день. Мне было трудно выдумывать новые способы извиниться за Джилли. В школе
было очень скучно. Мои дни были заполнены бессмысленной рутиной, и мне не
хотелось снова и снова повторять рассказы о домашних заданиях, потому что я
боялся показаться еще большим идиотом, чем был на самом деле. Когда
обнаружилось, что мой учитель алгебры заодно является тренером студенческой
футбольной команды, я тоже вступил в нее - Джакомо сказал, что он всегда
помогает своим игрокам на экзамене. Я не гнушался использовать любую
возможность, чтобы улучшить свои оценки. Лишь бы меня взяли в Швейцарию. В
общем, я превратился в ботаника: засыпал, сидя над учебниками, искал
незнакомые слова в словаре в словаре в кожаном переплете, который прислала
мне мама, и занимался дополнительно, когда Джакомо и другие мои приятели
развлекались в городе - покупали сигареты и кадрили девчонок. Невероятно,
но, тем не менее, это правда - я прослыл зубрилой.
Была только одна проблема: Майя на мои письма не отвечала. Мистер
Осборн каждые две недели звонил мне, чтобы узнать, как мои дела. Иногда Брюс
тоже брал трубку. Они спрашивали, что мне пишет Майя, и я врал - говорил,
что у нее все прекрасно и что она чувствует себя великолепно. Дело не в том,
что мне было стыдно говорить им правду, а в том, что в глубине души я верил,
что если буду повторять одно и то же, то, в конце концов, все действительно
так и будет.
Время пролетало быстро. Иногда меня уже начинало тошнить от нелепости
того положения, в котором я оказался - ведь я отправил ей сорок семь писем,
а она не посчитала нужным прислать мне хотя бы одну открытку с видом Альп.
Мне оставалось только повторять себе, что она просто хочет помучить меня.
Иногда в моей жизни случались нечаянные радости. Например, как-то я получил
самую высокую оценку по экзамену по биологии. Потом забил гол (честно
говоря, это произошло случайно - просто мяч срикошетил от моей спины прямо в
ворота). А однажды мне удалось очень убедительно притвориться, что я чуть не
подавился, проглотив колпачок своей шариковой ручки - специально, чтобы
отвлечь воспитателя, который уже собирался открыть Библию, в которой Джакомо
сделал углубление, чтобы прятать там свою трубку для курения гашиша. В такие
дни я, прогуливаясь по территории колледжа, поддавал ногой упавшие листья и
говорил себе, что Майя молчит вовсе не потому, что сердится на меня.
Наверное, она просто до сих пор стыдится того, что сбежала из дома. В самые
удачные дни мне даже казалось, что я вижу, как сейчас Майя сидит за своей
партой в швейцарской школе и старается подобрать слова, чтобы написать мне о
том, как ей меня не хватает.
Но когда в комнатах выключали свет, мне было труднее себя обманывать.
Джакомо храпел, а я, лежа в темноте, трогал себя и старался представить, что
это ее рука прикасается к моему телу. Мои фантазии обрушивались на меня, и я
с ума сходил от возбуждения: вспоминал, как она ласкала меня, и терзался,
воображая, что сейчас ее руки и рот касаются чужого тела. Иногда мне
виделось, что она ублажает какого-нибудь студента (в школе Ле Роси совместно
обучались мальчики и девочки; это известие привело меня в ужасное смятение).
Еще я ревновал ее к преподавателям. А однажды мне приснилось, что она
собирается заняться любовью с парнем, который был точь-в-точь похож на ее
брата. Знаете, когда мастурбируешь с такими мыслями в голове, особого
удовлетворения это не приносит.
Если такие мысли посещали меня наяву, я отдергивал руку, включал свет и
начинал вспоминать периодическую таблицу, или принимал холодный душ. Но
когда я засыпал, от этих видений избавиться было невозможно. Мои сны
предавали меня. Я просыпался, задыхаясь, а моя пижама была запачкана
спермой. Мне ничего не оставалось делать, кроме как дожидаться рассвета.
Когда наступила зима, и окна покрылись морозным узором, сон перестал
приносить мне отдых. Ночи терзали меня. Когда футбольный сезон закончился, я
начал кататься на коньках, потому что надеялся, что после многочасовых
тренировок буду спать без задних ног. К сожалению, вместо этого меня
записали в группу, которая занималась бегом с препятствиями, и все, что я
получил - это разбитые ноги, которые я постоянно расчесывал, сдирая струпья.
В общем, спорт мне не помог. Тогда я отдал свой чемодан и сшитый на заказ
гардероб одному моднику из шестого класса в обмен на сильное снотворное.
Таблетки были упакованы в целлофановый пакет. Нелегкое это было дело -
травиться этой дрянью. Если я выпивал одну таблетку, то чувствовал страшное
возбуждение. Если две - то не просыпался, даже если Джакомо лил мне на лицо
воду из своей трубки для гашиша. И видел вместо снов только пустую темноту.
С деревьев облетели все листья, а трава покрылась инеем. Солнце
садилось в пять часов вечера. Как-то раз, когда я возвращался с последнего
урока, то увидел новый блестящий черный "Мерседес" седьмой серии, который
недавно приобрел себе Брюс. Он стоял у знака, запрещающего парковку. Вокруг
него толпились почти все, кто жил в общежитии. Казалось, еще секунда - и
Брюс начнет раздавать автографы.
Он улыбался так, будто впереди нас ждало только счастье, и ничего,
кроме счастья. На нем повисли две перезрелые девицы. Коко я сразу узнал,
потому что видел ее на фотографии. Брюс обратился к блондинке, одетой в
кожаные брюки:
- Я же говорил тебе, что он хорошенький!
Все обалдели. Наверное, у него были хорошие новости - иначе Брюс стал
бы привозить с собой этих девиц. Он пошел мне навстречу, распахнув мне свои
объятия. "Она от тебя без ума", - тихо сказал он. Мне это показалось
странным.
- А что с Майей? - поинтересовался я.
Когда мы отошли подальше от людей, он загадочно сказал:
- Главное - участие, а не победа.
- В каком смысле?
- А разве Майя ничего тебе не сказала?
- Нет, а что такое?
- Господи... Извини меня, но я думал, что ты уже в курсе... Потому и
решил захватить с собой Фиби.
- Какое отношение Фиби имеет к Майе?
- Знаешь, Финн, я даже не знаю, как тебе объяснить. Майя поступила
очень некрасиво. И несправедливо. Воспитанный человек никогда бы так не
сделал. Она должна была поговорить с тобой... в общем, у нее появился новый
парень.
У меня было такое ощущение, что меня засасывает в воронку в гигантском
унитазе.
- Спасибо, что сказал мне об этом. - Что ж, я это заслужил.
- Финн, мне очень жаль, что она так с тобой поступила.
- Я сам виноват.
- Приходи к нам ужинать. Фиби любит встречаться с парнями, которые
младше ее.
- Что?
- Я бы не хотел показаться грубым и бесчувственным, но дедушка всегда
говорил: если тебя бросили, то нужно встать и опять сесть в седло.
- В другой раз, хорошо, Брюс?
- Можешь всегда на нас рассчитывать.
Я направился в общежитие. Падал снег. Ничто не предвещало, что начнется
буря. Небо было ясным и спокойным, как вдруг снег начал падать такими
густыми хлопьями, так что, когда я оглянулся, то увидел, что все исчезло в
белом вихре. Снег засыпал мои следы. Я, конечно, добрался до общежития, но
некоторые в тот вечер заблудились.
Когда я вошел в комнату, то обнаружил, что все мои вещи перевернуты.
Джакомо чуть не плакал.
- Прости меня, Финн!
- Наплевать. - Честно говоря, комната выглядела сейчас куда опрятнее,
чем утром, после того, как я ушел на занятия.
- Не совсем. Комендант делал обыск, чтобы найти наркотики.
- И что, нас исключат?
- Нет. - Сказать по правде, я был даже немного разочарован. Странно,
правда? - Но мне пришлось все смыть в унитаз: гашиш, лекарство от кашля,
снотворное и даже "Ноудоз"*. <Легкий стимулятор; содержат кофеин и
витамины>. Porco dio. А трубку я припрятал в дренажной трубе, - он
пытался выудить ее из водостока при помощи плечиков для одежды.
Несмотря на то, что уже больше месяца я не представлял жизни без этих
таблеток, я воспринял печальную новость довольно спокойно.
- Может быть, это к лучшему.
- Ой, не надо! Ты что, серьезно?
- Вполне серьезно.
В полночь Джакомо уже храпел, а я печатал последнее из тысячи слов
собственной истории греха и искупления. Это была моя собственная версия
"Алой буквы"* <Роман Н.Готорна>. Не очень оригинально с моей стороны,
но мне просто хотелось довести до конца хотя бы одно дело. К тому времени я
уже придумал, как сбежать отсюда, и целый час пролежал на кровати одетым,
слушая, как снегоуборочная машин ездит взад и вперед, убирая снег. Это было
практически бесполезно, потому что он валил хлопьями, и на земле быстро
вырастали новые сугробы. Сначала я собирался оставить записку, чтобы
попрощаться, но мне было трудно подобрать подходящие слова. Интересно,
додумался бы я до такого простого решения, если бы Джакомо не пришлось смыть
мои таблетки в унитаз? Кто знает. Главное - никаких снов больше не будет. Я
молча встал с кровати, открыл окно и надел головной убор шамана, который
подарил мне Осборн. Наверное, этим я хотел показать, что думал о нем в тот
момент. Потом целую минуту, которая продлилась очень долго, ждал, пока
снегоуборочная машина отъедет в сторону. И сделал шаг в пустоту - как раз в
тот момент, когда Джакомо открыл глаза и завопил: "Порко дио!".
Мы жили на четвертом этаже. Теперь все будет хорошо. Когда земля стала
стремительно приближаться ко мне навстречу, я закрыл глаза и закричал. Все
было не совсем так, как я ожидал. Не было слышно хруста ломающихся костей, и
моя жизнь не пронеслась в одно мгновение у меня перед глазами. Всего лишь
скучный, безжизненный глухой звук удара. Дышать я не мог, и двигаться тоже.
Я ничего не чувствовал. Но был жив. Я упал на землю, покрытую щебнем - в
общем, честно стремился к "исходу", как выразился потом врач. Потом в моем
больном мозгу пронеслось всего одно слово: "парализованный". "Твою мать!" -
заорал я во все горло.
Мой голос отразился эхом в снежной темноте. Джакомо сидел на корточках
у окна и щелкал зубами от холода; потом посмотрел вниз, увидел меня и
завопил. Он был похож на обезьянку.
- Фантастико, мать моя женщина!
Я приземлился у окна подвала, которое было засыпано снегом, который
убирала машина.
Когда я начал подниматься из сугроба, в общежитии стали зажигаться
окна. А потом из них повалились мои одноклассники - один за другим. Я
смотрел на это в тупом изумлении. Их пижамы и халаты трепетали и развевались
на ветру, слышались тоскливые, испуганные и восторженные крики. Их отзвуки
разносились в снежной ночи. Я наблюдал за тем, как лучшие, умнейшие
представители моего поколения падают около меня на снежные кучи, которые
громоздились вокруг здания, и именно там, именно в ту самую минуту я решил,
что если буду жить дальше, то что-то в моей жизни должно измениться. Мне
было только не совсем ясно, как и с чего начинать.
На День Благодарения все разъезжались по домам. За день до этого я
позвонил маме, чтобы попросить у нее разрешения провести выходные у своего
одноклассника, который жил в Нью-Йорке.
- Нет, ягненочек мой, это абсолютно невозможно, - она говорила как
будто бы ласково, но мне было ясно, что ее здорово разозлило то, что я
вообще осмелился спрашивать об этом.
- Только не подумай, что я не хочу тебя видеть. - Мне и без мамы
хватало проблем в жизни. И поэтому я хотел как можно быстрее от нее
отделаться.
- Мистер Осборн пригласил нас к себе. Он будет нас ждать. Брюс и его
родители тоже придут. И миссис Лэнгли хочет тебя видеть. Бедная женщина!
Кажется, последняя операция по пересадке кожи прошла неудачно. Она сказала
мне, что с нетерпением ждет, когда сможет поговорить с тобой.
Теперь вы понимаете, почему я дрожал от страха при мысли, что мне
придется ехать домой?
- Я не хочу приезжать. - Разумеется, мама не знала, что я пытался
покончить жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна, или о том, что у Майи
появился парень.
- Знаешь, Финн, я так старалась для того, чтобы мы хорошо отпраздновали
этот день! Я приготовила соус из клюквы, испекла три пирога... - Тут я
вспомнил, как, когда мы жили на Сейнт-Джонс-стрит, и она только начала
принимать наркотики. Тогда она, помнится, подпевала Ван Моррисону и
раскатывала тесто для лапши бутылкой, которую только что допила, потому что
у нее не было скалки. В этот момент мне даже показалось, что идея приехать
домой не так уж плоха.
- А что за пироги?
- С мясом, с тыквой и с яблоками.
Я был готов сдаться.
- Зачем ты их пекла? Нас же пригласил Осборн.
- Ну, мне просто хотелось принести что-то с тобой, поскольку мистер
Осборн был так добр, что позвал также Джеральда и его дочерей. - Джеральдом
звали ее дружка-финансиста.
- Понятно.
- Ты еще не все знаешь. Осборн собирается вложить деньги в тот проект,
который мы с Джеральдом подготовили.
- А я тогда зачем тебе нужен? - Я чуть не сказал, что у меня время
заканчивается, но потом вспомнил, что это она платит за звонок.
- Мы же одна семья.
- А бабушка с дедушкой приедут?
- Приедут, представь себе.
- Тогда знаешь что? Начини индейку валиумом, чтобы все были в хорошем
настроении. А то мало ли что они выкинут!
- Почему бы нам просто не порадоваться тому, что у нас все хорошо?
- Я не хочу ссориться. Просто хочу провести День Благодарения с моим
другом в Нью-Йорке.
- Почему ты так на этом настаиваешь? Ведь в Флейвалль приедут все твои
приятели, которые учатся в других школах. Тебе не стоит забывать людей, с
которыми ты здесь познакомился.
- Мама, пожалуйста, не заставляй меня!
- Даже не проси. Ты должен приехать на выходные домой. И хватит на эту
тему.
Что ж, придется действовать по-другому.
- Мне казалось, ты говорила, что я должен извлечь от своей учебы в
Сейнт-Марк все, что можно.
- Ты моешь съездить навестить своего друга в Нью-Йорке на следующей
неделе.
- Было бы здорово. Только, к сожалению, Джеки Кеннеди пригласила к себе
его родителей на День Благодарения, а не на следующие выходные. -
Последовала долгая пауза. Я знал, что человеку, помешанному на Джеки, было
над чем призадуматься.
- А Джеки Онассис знает, что ты тоже придешь? - Мамин голос дрожал. Она
предвкушала блестящие возможности, которые могут выпасть на долю парнишки,
знакомого с этой женщиной.
- Вообще-то, сейчас она носит фамилию Кеннеди, кажется. Ну да, родители
моего приятеля спросили, не возражает ли она против того, что они приведут с
собой еще одного человека, она спросила, кто я такой, а потом, когда они
объяснили ей, сказала, что не возражает. - Во всем рассказе не было ни слова
правды, но если бы говорить маме правду было бы слишком жестоко. Она не
привыкла к таким издевательствам. И не заслуживала этого. Даже она. Нашей
семье достаточно одного самоубийцы. Кроме того, мой рассказ ее словно
оглушил.
- А Джон-Джон и Кэролайн тоже приедут? - Мне даже показалось, что она
стала насвистывать мелодию из "Камелота"*. <По всей видимости, кинофильм;
одновременно является прозвищем ближайшего окружения президента Дж.Ф.
Кеннеди>.
- Ему не нравится, когда его так называют. В общем, да, мы
действительно будем сидеть за одним столом. Все вместе.
- Что ж, это просто замечательно, Финн!
- Я так и думал, что эта идея тебе понравится.
- Но почему же ты сразу мне не сказал, что тебя пригласили на вечеринку
с Кеннеди? Почему я должна все выпытывать?
- Я боялся, что ты обидишься.
- Ты странный мальчик, сынок. А как фамилия твоего приятеля?
На самом деле, это Джакомо пригласил меня отпраздновать День
Благодарения вместе со своей семьей. В данный момент она состояла из его
матери-итальянки и третьего по счету отчима - немца по национальности. Еще
они пригласили кучу иностранцев. Не то чтобы мне очень хотелось туда ехать,
но это было лучше, чем сидеть в Флейвалле и делать вид, что все в порядке.
Разумеется, в Нью-Йорке мне тоже придется напускать на себя веселость, но
перед незнакомыми людьми легче притвориться, что ты вовсе не пытался
покончить жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна. Я мог бы, конечно,
сказать, что это Джакомо пообещал свести меня с Кеннеди. Но дело в том, что
один из его бывших отчимов жил в Флейвалле. И я живо представлял, как мама
сталкивается с ним где-нибудь в городе и начинает распространяться о том,
как мне повезло, что меня познакомили меня с Джеки О.
- Их фамилия Марс. - Я увлекался шоколадными батончиками.
- Ты имеешь в виду миссис Марс? Это они разбогатели на сладостях? -
Черт! Лучше бы я ел шоколадки "О'Генри".
- Ты ее знаешь?
- Я бы очень хотела с ней познакомиться. У нее лошадиная ферма в
Фар-Хиллс. - Это было местечко в двадцати милях от Флейвалля. - Говорят, она
очаровательная женщина. Миллиардерша.
- Да, они ужасно богатые. Слушай, мам, тут люди ждут.
- Финн, не клади трубку! Это важно!
- Да, что такое? - Мне не хотелось, чтобы она говорила, что любит меня,
потому что я и так чувствовал себя виноватым.
- Ты еще не потратил те сто долларов, которые я дала тебе?
Я покупал на эти деньги марихуану - еще до того, как почувствовал
настоятельную потребность в снотворном.
- Когда приедешь в Нью-Йорк, купи в "Бальдуччи" банку белужьей икры для
Джеки.
- Отличная идея, мам! - Я уже собирался положить трубку.
- Да, и еще кое-что!
- Да, мам? - Сейчас она скажет, что любит меня.
- Не забудь снять ценник.
Поезд, который шел в Нью-Йорк, был набит учащимися закрытых школ,
которые ехали домой на каникулы. Когда мы с Джакомо залезли в вагон, то
обнаружили, что в последних трех купе вечеринка была в самом разгаре. Там
образовалось приятная компания. Орала музыка. Подростки передавали друг
другу бутылки с пивом и дешевой водкой. Воздух был наполнен табачным дымом и
подростковыми гормонами. Пару человек уже вырвало, прежде чем они успели
добраться до туалета. Когда проводник пригрозился позвать полицию, все
развеселились, словно немецкие штурмовики, получившие приказ удирать из
России. Было приятно вспомнить о том, что быть молодым - значит веселиться.
- Милый вагончик, - сказал Джакомо. А через тридцать минут, благодаря
его общительности, мы уже стояли на холодном тамбуре с двумя
девахами-переростками (они учились в лютеранском колледже), которые на
школьную форму надели короткие кожаные куртки, а на ноги - военные ботинки.
В этом прикиде они здорово смахивали на панков. Кроме того, ругались они
больше, чем все участники группы "Секс Пистолз", вместе взятые. Клетчатые
юбки едва прикрывали их зады, и каждый раз, когда дул ветер, я мог видеть,
какого цвета у них трусики. В такие минуты мне начинало казаться, что жизнь
- не такая уж плохая штука.
Мне было трудно понять, какая девушка больше нравиться Джакомо. Сначала
сказал одной из них: "У тебя волосы, как у Матери божьей". Это было забавно,
потому что ее волосы были выкрашены в голубоватый цвет и уложены при помощи
геля в какую-то странную прическу. В следующую минуту, когда порыв ветра
приподнял юбку второй девицы, продемонстрировав красный треугольник ее
белья, он влюбленно посмотрел на ее ноги и протянул: "В моей стране женщина
не показывает мужчине меню, если не собирается накормить его обедом". Я
засмеялся. Когда он произносил все эти непристойности с итальянским
акцентом, они казались ужасно смешными. Меня эти девицы ни капли не
интересовали, но его пример меня вдохновлял. Когда девушки пошли обратно в
вагон, чтобы пописать, Джакомо сказал мне: "Дай пять!". А потом заорал:
"Оргия!". Я занервничал.
Потом, когда девушки вернулись, они согласились встретиться с нами
завтра, чтобы попробовать новый наркотик под названием МДМА. Люди, которые
употребляли этот амфетамин, могли заниматься любовью всю ночь. "А почему бы
и нет?", - подумал я.
Мы курили траву, и поэтому каждый раз, когда одна из них говорила "твою
мать", мне казалось, что смешнее ничего не бывает. Поезд внезапно тронулся.
Одна из девушек была явно не прочь познакомиться со мной поближе, потому что
резкий гудок привел ее прямо в мои объятия. Тут я забыл и о Джакомо, и о его
подружке, и решил поцеловать ее, когда мы будем проезжать через туннель.
Ответит ли она на мой поцелуй? Понравится ли мне прикасаться к ее покрытым
гелем волосам? По сравнению с косой Майи они выглядели грязными и жирными,
но мне было все равно. Теперь мне уже не казалось, что мысли о ней будут
причинять мне боль. В общем, я чувствовал себя распрекрасно, черт побери, и
был вполне доволен тем, как у меня идут дела, пока Джакомо не сообщил, что
его мать собирается подать на вечеринке суши вместо индейки с пюре. Даже не
знаю, почему это так меня расстроило. Но когда он объяснил мне, что суши
делают из сырой рыбы, я пошел в первый вагон, сел рядом с кондуктором и стал
сокрушаться о том, что меня не пригласили на вечеринку с Джеки Кеннеди.
Мать Джакомо была элегантной, слегка небрежно одетой итальянкой из
Милана, которая в качестве pied-a-terre* <временное пристанище - фр.>
в Нью-Йорке избрала пентхаус в доме, который находился недалеко от
Центрального парка. В их квартире было четыре спальни. Стены были выкрашены
черной краской и отделаны золотом, а мебель обита тканью ядовито-зеленого
цвета. Наверное, если бы мне довелось бывать в "Студии 54", это не
показалось бы мне таким уж экзотичным сочетанием. Она сказала, чтобы я
называл ее Доната; меня же она величала "прекрасное дитя". На ее руках
звенели золотые браслеты, которые она скупала, когда ездила отдыхать в
страны Третьего мира. Волосы у нее были выкрашены в платиновый цвет. Вид у
нее был слегка озадаченный - как у любого человека, прожигающего жизнь.
Джакомо сказал, что она принимала ЛСД. Его отчима звали Дитер. Он был
бароном. Я сдуру спросил его, чем он занимается, на что он с гордостью
ответил, что ничем не занимается, насколько это вообще возможно.
На праздничный бранч собралось около тридцати человек. Суши я есть не
стал. Но мне не хотелось, чтобы меня приняли за провинциала, поэтому я, по
своему обыкновению, наврал: сказал Донате, что у меня такая аллергия на
рыбу, что если я хотя бы коснусь ее языком, у меня немедленно распухнет
горло, и тогда ей придется делать мне трахеотомию. Ей стало так меня жалко,
что она немедленно пошла на кухню и приготовила мне макароны - своими
собственными увешанными браслетами руками. Раньше мне не приходилось
встречать по-настоящему богатых людей, которые умели бы готовить.
Все много говорили о Красных бригадах и банде Баадер-Майнхофа. Люди
вспоминали о своих знакомых, которым террористы отрезали уши, хоронили
живьем или держали в плену, требуя заплатить за них выкуп. Некоторые
супружеские пары ссорились, когда начинали спорить о том, сколько каждый из
них готов бы был заплатить, чтобы вернуть другого обратно. Это было смешно.
- Если у вас есть сто миллионов долларов, то выложить один миллион
долларов за то, чтобы бандиты отпустили вашу жену или ребенка - это ерунда.
Но если у вас есть всего два миллиона, поневоле придется призадуматься, -
сказал мужчина.
- О чем? - спросил я.
- Может быть, будет дешевле жениться еще раз или усыновить ребенка?
В общем, как я и говорил - это было довольно забавно.
Даже не знаю, чувствовал бы я себя таким отверженным, если бы
присутствовал на вечеринке у миссис Кеннеди или у миссис Марс. Выглянув в
окно, я увидел, как мимо меня проплывает пара могучих рогов. Не подсыпала ли
Доната кислоты в соус для спагетти? В этом не было ничего невозможного - по
крайней мере, они курили траву в перерывах между блюдами. Затем я вспомнил,
что это, должно быть, праздничный парад, который устраивает в День
Благодарения универмаг "Мейси". Рога, видимо, принадлежали Буллуинклу*.
<Мультипликационный лось, герой телешоу "Рокки и его друзья" (1959-61),
позднее главный герой телевизионного "Шоу Буллуинкла" (1961-73) и газетных
комиксов. Вместе со своим другом Рокки - Летающей белкой он победил ужасного
злодея по имени Борис Баденов>. Когда я был ребенком, у мамы все никак не
находилось времени, чтобы отвести меня посмотреть на это красочное шествие.
Дитер наклонился ко мне и доверительно сказал:
- Знаешь, американские аристократы - очень умные люди. Им удалось
убедить весь мир в том, что их не существует. - Тут в окне показалась еще
одна платформа. Чем больше Дитер напивался, тем больше напоминал мне
полковника Клинка из сериала "Молодчики Хогана". - Так, конечно, безопаснее.
А мы-то подставляем себя под огонь. - Он, видимо, решил, что мы с ним одного
поля ягода. Мне казалось, я участвую в грандиозном розыгрыше. Я выглянул из
окна и помахал Касперу - доброму привидению.
- А почему никто не смотрит парад?
Все подбежали к окну и стали хлопать в ладоши, когда мимо проплывали
герои мультфильмов. Доната приказала принести еще шампанского, и, указывая
на маленькие фигурки людей, которые стояли внизу, сказала:
Родители Пейдж. О них я совершенно забыл. Теперь эти люди стали для
меня всего лишь еще одним препятствием между мной и Майей.
- Хотя бы разок с ней поговорить.
- Ты же слышал, что сказал тебе дедушка. Старайся, учись, и повидаешься
с ней на рождественских каникулах. Ты умеешь кататься на лыжах, Финн?
- Нет.
- Ну, ты же способный. Мы с Майей быстро тебя научим.
- Ладно... пока. - Мне хотелось быстрее закончить разговор, чтобы не
начинать опять клянчить.
- Всегда помни, что я люблю тебя, Финн.
Он говорил эти слова не так, как мама или бабушка с дедушкой. Это,
скорее, было похоже на то, как делала это Майя. Я ему верил.
Сначала я писал Майе каждый день, а через две недели стал писать через
день. Мне было трудно выдумывать новые способы извиниться за Джилли. В школе
было очень скучно. Мои дни были заполнены бессмысленной рутиной, и мне не
хотелось снова и снова повторять рассказы о домашних заданиях, потому что я
боялся показаться еще большим идиотом, чем был на самом деле. Когда
обнаружилось, что мой учитель алгебры заодно является тренером студенческой
футбольной команды, я тоже вступил в нее - Джакомо сказал, что он всегда
помогает своим игрокам на экзамене. Я не гнушался использовать любую
возможность, чтобы улучшить свои оценки. Лишь бы меня взяли в Швейцарию. В
общем, я превратился в ботаника: засыпал, сидя над учебниками, искал
незнакомые слова в словаре в словаре в кожаном переплете, который прислала
мне мама, и занимался дополнительно, когда Джакомо и другие мои приятели
развлекались в городе - покупали сигареты и кадрили девчонок. Невероятно,
но, тем не менее, это правда - я прослыл зубрилой.
Была только одна проблема: Майя на мои письма не отвечала. Мистер
Осборн каждые две недели звонил мне, чтобы узнать, как мои дела. Иногда Брюс
тоже брал трубку. Они спрашивали, что мне пишет Майя, и я врал - говорил,
что у нее все прекрасно и что она чувствует себя великолепно. Дело не в том,
что мне было стыдно говорить им правду, а в том, что в глубине души я верил,
что если буду повторять одно и то же, то, в конце концов, все действительно
так и будет.
Время пролетало быстро. Иногда меня уже начинало тошнить от нелепости
того положения, в котором я оказался - ведь я отправил ей сорок семь писем,
а она не посчитала нужным прислать мне хотя бы одну открытку с видом Альп.
Мне оставалось только повторять себе, что она просто хочет помучить меня.
Иногда в моей жизни случались нечаянные радости. Например, как-то я получил
самую высокую оценку по экзамену по биологии. Потом забил гол (честно
говоря, это произошло случайно - просто мяч срикошетил от моей спины прямо в
ворота). А однажды мне удалось очень убедительно притвориться, что я чуть не
подавился, проглотив колпачок своей шариковой ручки - специально, чтобы
отвлечь воспитателя, который уже собирался открыть Библию, в которой Джакомо
сделал углубление, чтобы прятать там свою трубку для курения гашиша. В такие
дни я, прогуливаясь по территории колледжа, поддавал ногой упавшие листья и
говорил себе, что Майя молчит вовсе не потому, что сердится на меня.
Наверное, она просто до сих пор стыдится того, что сбежала из дома. В самые
удачные дни мне даже казалось, что я вижу, как сейчас Майя сидит за своей
партой в швейцарской школе и старается подобрать слова, чтобы написать мне о
том, как ей меня не хватает.
Но когда в комнатах выключали свет, мне было труднее себя обманывать.
Джакомо храпел, а я, лежа в темноте, трогал себя и старался представить, что
это ее рука прикасается к моему телу. Мои фантазии обрушивались на меня, и я
с ума сходил от возбуждения: вспоминал, как она ласкала меня, и терзался,
воображая, что сейчас ее руки и рот касаются чужого тела. Иногда мне
виделось, что она ублажает какого-нибудь студента (в школе Ле Роси совместно
обучались мальчики и девочки; это известие привело меня в ужасное смятение).
Еще я ревновал ее к преподавателям. А однажды мне приснилось, что она
собирается заняться любовью с парнем, который был точь-в-точь похож на ее
брата. Знаете, когда мастурбируешь с такими мыслями в голове, особого
удовлетворения это не приносит.
Если такие мысли посещали меня наяву, я отдергивал руку, включал свет и
начинал вспоминать периодическую таблицу, или принимал холодный душ. Но
когда я засыпал, от этих видений избавиться было невозможно. Мои сны
предавали меня. Я просыпался, задыхаясь, а моя пижама была запачкана
спермой. Мне ничего не оставалось делать, кроме как дожидаться рассвета.
Когда наступила зима, и окна покрылись морозным узором, сон перестал
приносить мне отдых. Ночи терзали меня. Когда футбольный сезон закончился, я
начал кататься на коньках, потому что надеялся, что после многочасовых
тренировок буду спать без задних ног. К сожалению, вместо этого меня
записали в группу, которая занималась бегом с препятствиями, и все, что я
получил - это разбитые ноги, которые я постоянно расчесывал, сдирая струпья.
В общем, спорт мне не помог. Тогда я отдал свой чемодан и сшитый на заказ
гардероб одному моднику из шестого класса в обмен на сильное снотворное.
Таблетки были упакованы в целлофановый пакет. Нелегкое это было дело -
травиться этой дрянью. Если я выпивал одну таблетку, то чувствовал страшное
возбуждение. Если две - то не просыпался, даже если Джакомо лил мне на лицо
воду из своей трубки для гашиша. И видел вместо снов только пустую темноту.
С деревьев облетели все листья, а трава покрылась инеем. Солнце
садилось в пять часов вечера. Как-то раз, когда я возвращался с последнего
урока, то увидел новый блестящий черный "Мерседес" седьмой серии, который
недавно приобрел себе Брюс. Он стоял у знака, запрещающего парковку. Вокруг
него толпились почти все, кто жил в общежитии. Казалось, еще секунда - и
Брюс начнет раздавать автографы.
Он улыбался так, будто впереди нас ждало только счастье, и ничего,
кроме счастья. На нем повисли две перезрелые девицы. Коко я сразу узнал,
потому что видел ее на фотографии. Брюс обратился к блондинке, одетой в
кожаные брюки:
- Я же говорил тебе, что он хорошенький!
Все обалдели. Наверное, у него были хорошие новости - иначе Брюс стал
бы привозить с собой этих девиц. Он пошел мне навстречу, распахнув мне свои
объятия. "Она от тебя без ума", - тихо сказал он. Мне это показалось
странным.
- А что с Майей? - поинтересовался я.
Когда мы отошли подальше от людей, он загадочно сказал:
- Главное - участие, а не победа.
- В каком смысле?
- А разве Майя ничего тебе не сказала?
- Нет, а что такое?
- Господи... Извини меня, но я думал, что ты уже в курсе... Потому и
решил захватить с собой Фиби.
- Какое отношение Фиби имеет к Майе?
- Знаешь, Финн, я даже не знаю, как тебе объяснить. Майя поступила
очень некрасиво. И несправедливо. Воспитанный человек никогда бы так не
сделал. Она должна была поговорить с тобой... в общем, у нее появился новый
парень.
У меня было такое ощущение, что меня засасывает в воронку в гигантском
унитазе.
- Спасибо, что сказал мне об этом. - Что ж, я это заслужил.
- Финн, мне очень жаль, что она так с тобой поступила.
- Я сам виноват.
- Приходи к нам ужинать. Фиби любит встречаться с парнями, которые
младше ее.
- Что?
- Я бы не хотел показаться грубым и бесчувственным, но дедушка всегда
говорил: если тебя бросили, то нужно встать и опять сесть в седло.
- В другой раз, хорошо, Брюс?
- Можешь всегда на нас рассчитывать.
Я направился в общежитие. Падал снег. Ничто не предвещало, что начнется
буря. Небо было ясным и спокойным, как вдруг снег начал падать такими
густыми хлопьями, так что, когда я оглянулся, то увидел, что все исчезло в
белом вихре. Снег засыпал мои следы. Я, конечно, добрался до общежития, но
некоторые в тот вечер заблудились.
Когда я вошел в комнату, то обнаружил, что все мои вещи перевернуты.
Джакомо чуть не плакал.
- Прости меня, Финн!
- Наплевать. - Честно говоря, комната выглядела сейчас куда опрятнее,
чем утром, после того, как я ушел на занятия.
- Не совсем. Комендант делал обыск, чтобы найти наркотики.
- И что, нас исключат?
- Нет. - Сказать по правде, я был даже немного разочарован. Странно,
правда? - Но мне пришлось все смыть в унитаз: гашиш, лекарство от кашля,
снотворное и даже "Ноудоз"*. <Легкий стимулятор; содержат кофеин и
витамины>. Porco dio. А трубку я припрятал в дренажной трубе, - он
пытался выудить ее из водостока при помощи плечиков для одежды.
Несмотря на то, что уже больше месяца я не представлял жизни без этих
таблеток, я воспринял печальную новость довольно спокойно.
- Может быть, это к лучшему.
- Ой, не надо! Ты что, серьезно?
- Вполне серьезно.
В полночь Джакомо уже храпел, а я печатал последнее из тысячи слов
собственной истории греха и искупления. Это была моя собственная версия
"Алой буквы"* <Роман Н.Готорна>. Не очень оригинально с моей стороны,
но мне просто хотелось довести до конца хотя бы одно дело. К тому времени я
уже придумал, как сбежать отсюда, и целый час пролежал на кровати одетым,
слушая, как снегоуборочная машин ездит взад и вперед, убирая снег. Это было
практически бесполезно, потому что он валил хлопьями, и на земле быстро
вырастали новые сугробы. Сначала я собирался оставить записку, чтобы
попрощаться, но мне было трудно подобрать подходящие слова. Интересно,
додумался бы я до такого простого решения, если бы Джакомо не пришлось смыть
мои таблетки в унитаз? Кто знает. Главное - никаких снов больше не будет. Я
молча встал с кровати, открыл окно и надел головной убор шамана, который
подарил мне Осборн. Наверное, этим я хотел показать, что думал о нем в тот
момент. Потом целую минуту, которая продлилась очень долго, ждал, пока
снегоуборочная машина отъедет в сторону. И сделал шаг в пустоту - как раз в
тот момент, когда Джакомо открыл глаза и завопил: "Порко дио!".
Мы жили на четвертом этаже. Теперь все будет хорошо. Когда земля стала
стремительно приближаться ко мне навстречу, я закрыл глаза и закричал. Все
было не совсем так, как я ожидал. Не было слышно хруста ломающихся костей, и
моя жизнь не пронеслась в одно мгновение у меня перед глазами. Всего лишь
скучный, безжизненный глухой звук удара. Дышать я не мог, и двигаться тоже.
Я ничего не чувствовал. Но был жив. Я упал на землю, покрытую щебнем - в
общем, честно стремился к "исходу", как выразился потом врач. Потом в моем
больном мозгу пронеслось всего одно слово: "парализованный". "Твою мать!" -
заорал я во все горло.
Мой голос отразился эхом в снежной темноте. Джакомо сидел на корточках
у окна и щелкал зубами от холода; потом посмотрел вниз, увидел меня и
завопил. Он был похож на обезьянку.
- Фантастико, мать моя женщина!
Я приземлился у окна подвала, которое было засыпано снегом, который
убирала машина.
Когда я начал подниматься из сугроба, в общежитии стали зажигаться
окна. А потом из них повалились мои одноклассники - один за другим. Я
смотрел на это в тупом изумлении. Их пижамы и халаты трепетали и развевались
на ветру, слышались тоскливые, испуганные и восторженные крики. Их отзвуки
разносились в снежной ночи. Я наблюдал за тем, как лучшие, умнейшие
представители моего поколения падают около меня на снежные кучи, которые
громоздились вокруг здания, и именно там, именно в ту самую минуту я решил,
что если буду жить дальше, то что-то в моей жизни должно измениться. Мне
было только не совсем ясно, как и с чего начинать.
На День Благодарения все разъезжались по домам. За день до этого я
позвонил маме, чтобы попросить у нее разрешения провести выходные у своего
одноклассника, который жил в Нью-Йорке.
- Нет, ягненочек мой, это абсолютно невозможно, - она говорила как
будто бы ласково, но мне было ясно, что ее здорово разозлило то, что я
вообще осмелился спрашивать об этом.
- Только не подумай, что я не хочу тебя видеть. - Мне и без мамы
хватало проблем в жизни. И поэтому я хотел как можно быстрее от нее
отделаться.
- Мистер Осборн пригласил нас к себе. Он будет нас ждать. Брюс и его
родители тоже придут. И миссис Лэнгли хочет тебя видеть. Бедная женщина!
Кажется, последняя операция по пересадке кожи прошла неудачно. Она сказала
мне, что с нетерпением ждет, когда сможет поговорить с тобой.
Теперь вы понимаете, почему я дрожал от страха при мысли, что мне
придется ехать домой?
- Я не хочу приезжать. - Разумеется, мама не знала, что я пытался
покончить жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна, или о том, что у Майи
появился парень.
- Знаешь, Финн, я так старалась для того, чтобы мы хорошо отпраздновали
этот день! Я приготовила соус из клюквы, испекла три пирога... - Тут я
вспомнил, как, когда мы жили на Сейнт-Джонс-стрит, и она только начала
принимать наркотики. Тогда она, помнится, подпевала Ван Моррисону и
раскатывала тесто для лапши бутылкой, которую только что допила, потому что
у нее не было скалки. В этот момент мне даже показалось, что идея приехать
домой не так уж плоха.
- А что за пироги?
- С мясом, с тыквой и с яблоками.
Я был готов сдаться.
- Зачем ты их пекла? Нас же пригласил Осборн.
- Ну, мне просто хотелось принести что-то с тобой, поскольку мистер
Осборн был так добр, что позвал также Джеральда и его дочерей. - Джеральдом
звали ее дружка-финансиста.
- Понятно.
- Ты еще не все знаешь. Осборн собирается вложить деньги в тот проект,
который мы с Джеральдом подготовили.
- А я тогда зачем тебе нужен? - Я чуть не сказал, что у меня время
заканчивается, но потом вспомнил, что это она платит за звонок.
- Мы же одна семья.
- А бабушка с дедушкой приедут?
- Приедут, представь себе.
- Тогда знаешь что? Начини индейку валиумом, чтобы все были в хорошем
настроении. А то мало ли что они выкинут!
- Почему бы нам просто не порадоваться тому, что у нас все хорошо?
- Я не хочу ссориться. Просто хочу провести День Благодарения с моим
другом в Нью-Йорке.
- Почему ты так на этом настаиваешь? Ведь в Флейвалль приедут все твои
приятели, которые учатся в других школах. Тебе не стоит забывать людей, с
которыми ты здесь познакомился.
- Мама, пожалуйста, не заставляй меня!
- Даже не проси. Ты должен приехать на выходные домой. И хватит на эту
тему.
Что ж, придется действовать по-другому.
- Мне казалось, ты говорила, что я должен извлечь от своей учебы в
Сейнт-Марк все, что можно.
- Ты моешь съездить навестить своего друга в Нью-Йорке на следующей
неделе.
- Было бы здорово. Только, к сожалению, Джеки Кеннеди пригласила к себе
его родителей на День Благодарения, а не на следующие выходные. -
Последовала долгая пауза. Я знал, что человеку, помешанному на Джеки, было
над чем призадуматься.
- А Джеки Онассис знает, что ты тоже придешь? - Мамин голос дрожал. Она
предвкушала блестящие возможности, которые могут выпасть на долю парнишки,
знакомого с этой женщиной.
- Вообще-то, сейчас она носит фамилию Кеннеди, кажется. Ну да, родители
моего приятеля спросили, не возражает ли она против того, что они приведут с
собой еще одного человека, она спросила, кто я такой, а потом, когда они
объяснили ей, сказала, что не возражает. - Во всем рассказе не было ни слова
правды, но если бы говорить маме правду было бы слишком жестоко. Она не
привыкла к таким издевательствам. И не заслуживала этого. Даже она. Нашей
семье достаточно одного самоубийцы. Кроме того, мой рассказ ее словно
оглушил.
- А Джон-Джон и Кэролайн тоже приедут? - Мне даже показалось, что она
стала насвистывать мелодию из "Камелота"*. <По всей видимости, кинофильм;
одновременно является прозвищем ближайшего окружения президента Дж.Ф.
Кеннеди>.
- Ему не нравится, когда его так называют. В общем, да, мы
действительно будем сидеть за одним столом. Все вместе.
- Что ж, это просто замечательно, Финн!
- Я так и думал, что эта идея тебе понравится.
- Но почему же ты сразу мне не сказал, что тебя пригласили на вечеринку
с Кеннеди? Почему я должна все выпытывать?
- Я боялся, что ты обидишься.
- Ты странный мальчик, сынок. А как фамилия твоего приятеля?
На самом деле, это Джакомо пригласил меня отпраздновать День
Благодарения вместе со своей семьей. В данный момент она состояла из его
матери-итальянки и третьего по счету отчима - немца по национальности. Еще
они пригласили кучу иностранцев. Не то чтобы мне очень хотелось туда ехать,
но это было лучше, чем сидеть в Флейвалле и делать вид, что все в порядке.
Разумеется, в Нью-Йорке мне тоже придется напускать на себя веселость, но
перед незнакомыми людьми легче притвориться, что ты вовсе не пытался
покончить жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна. Я мог бы, конечно,
сказать, что это Джакомо пообещал свести меня с Кеннеди. Но дело в том, что
один из его бывших отчимов жил в Флейвалле. И я живо представлял, как мама
сталкивается с ним где-нибудь в городе и начинает распространяться о том,
как мне повезло, что меня познакомили меня с Джеки О.
- Их фамилия Марс. - Я увлекался шоколадными батончиками.
- Ты имеешь в виду миссис Марс? Это они разбогатели на сладостях? -
Черт! Лучше бы я ел шоколадки "О'Генри".
- Ты ее знаешь?
- Я бы очень хотела с ней познакомиться. У нее лошадиная ферма в
Фар-Хиллс. - Это было местечко в двадцати милях от Флейвалля. - Говорят, она
очаровательная женщина. Миллиардерша.
- Да, они ужасно богатые. Слушай, мам, тут люди ждут.
- Финн, не клади трубку! Это важно!
- Да, что такое? - Мне не хотелось, чтобы она говорила, что любит меня,
потому что я и так чувствовал себя виноватым.
- Ты еще не потратил те сто долларов, которые я дала тебе?
Я покупал на эти деньги марихуану - еще до того, как почувствовал
настоятельную потребность в снотворном.
- Когда приедешь в Нью-Йорк, купи в "Бальдуччи" банку белужьей икры для
Джеки.
- Отличная идея, мам! - Я уже собирался положить трубку.
- Да, и еще кое-что!
- Да, мам? - Сейчас она скажет, что любит меня.
- Не забудь снять ценник.
Поезд, который шел в Нью-Йорк, был набит учащимися закрытых школ,
которые ехали домой на каникулы. Когда мы с Джакомо залезли в вагон, то
обнаружили, что в последних трех купе вечеринка была в самом разгаре. Там
образовалось приятная компания. Орала музыка. Подростки передавали друг
другу бутылки с пивом и дешевой водкой. Воздух был наполнен табачным дымом и
подростковыми гормонами. Пару человек уже вырвало, прежде чем они успели
добраться до туалета. Когда проводник пригрозился позвать полицию, все
развеселились, словно немецкие штурмовики, получившие приказ удирать из
России. Было приятно вспомнить о том, что быть молодым - значит веселиться.
- Милый вагончик, - сказал Джакомо. А через тридцать минут, благодаря
его общительности, мы уже стояли на холодном тамбуре с двумя
девахами-переростками (они учились в лютеранском колледже), которые на
школьную форму надели короткие кожаные куртки, а на ноги - военные ботинки.
В этом прикиде они здорово смахивали на панков. Кроме того, ругались они
больше, чем все участники группы "Секс Пистолз", вместе взятые. Клетчатые
юбки едва прикрывали их зады, и каждый раз, когда дул ветер, я мог видеть,
какого цвета у них трусики. В такие минуты мне начинало казаться, что жизнь
- не такая уж плохая штука.
Мне было трудно понять, какая девушка больше нравиться Джакомо. Сначала
сказал одной из них: "У тебя волосы, как у Матери божьей". Это было забавно,
потому что ее волосы были выкрашены в голубоватый цвет и уложены при помощи
геля в какую-то странную прическу. В следующую минуту, когда порыв ветра
приподнял юбку второй девицы, продемонстрировав красный треугольник ее
белья, он влюбленно посмотрел на ее ноги и протянул: "В моей стране женщина
не показывает мужчине меню, если не собирается накормить его обедом". Я
засмеялся. Когда он произносил все эти непристойности с итальянским
акцентом, они казались ужасно смешными. Меня эти девицы ни капли не
интересовали, но его пример меня вдохновлял. Когда девушки пошли обратно в
вагон, чтобы пописать, Джакомо сказал мне: "Дай пять!". А потом заорал:
"Оргия!". Я занервничал.
Потом, когда девушки вернулись, они согласились встретиться с нами
завтра, чтобы попробовать новый наркотик под названием МДМА. Люди, которые
употребляли этот амфетамин, могли заниматься любовью всю ночь. "А почему бы
и нет?", - подумал я.
Мы курили траву, и поэтому каждый раз, когда одна из них говорила "твою
мать", мне казалось, что смешнее ничего не бывает. Поезд внезапно тронулся.
Одна из девушек была явно не прочь познакомиться со мной поближе, потому что
резкий гудок привел ее прямо в мои объятия. Тут я забыл и о Джакомо, и о его
подружке, и решил поцеловать ее, когда мы будем проезжать через туннель.
Ответит ли она на мой поцелуй? Понравится ли мне прикасаться к ее покрытым
гелем волосам? По сравнению с косой Майи они выглядели грязными и жирными,
но мне было все равно. Теперь мне уже не казалось, что мысли о ней будут
причинять мне боль. В общем, я чувствовал себя распрекрасно, черт побери, и
был вполне доволен тем, как у меня идут дела, пока Джакомо не сообщил, что
его мать собирается подать на вечеринке суши вместо индейки с пюре. Даже не
знаю, почему это так меня расстроило. Но когда он объяснил мне, что суши
делают из сырой рыбы, я пошел в первый вагон, сел рядом с кондуктором и стал
сокрушаться о том, что меня не пригласили на вечеринку с Джеки Кеннеди.
Мать Джакомо была элегантной, слегка небрежно одетой итальянкой из
Милана, которая в качестве pied-a-terre* <временное пристанище - фр.>
в Нью-Йорке избрала пентхаус в доме, который находился недалеко от
Центрального парка. В их квартире было четыре спальни. Стены были выкрашены
черной краской и отделаны золотом, а мебель обита тканью ядовито-зеленого
цвета. Наверное, если бы мне довелось бывать в "Студии 54", это не
показалось бы мне таким уж экзотичным сочетанием. Она сказала, чтобы я
называл ее Доната; меня же она величала "прекрасное дитя". На ее руках
звенели золотые браслеты, которые она скупала, когда ездила отдыхать в
страны Третьего мира. Волосы у нее были выкрашены в платиновый цвет. Вид у
нее был слегка озадаченный - как у любого человека, прожигающего жизнь.
Джакомо сказал, что она принимала ЛСД. Его отчима звали Дитер. Он был
бароном. Я сдуру спросил его, чем он занимается, на что он с гордостью
ответил, что ничем не занимается, насколько это вообще возможно.
На праздничный бранч собралось около тридцати человек. Суши я есть не
стал. Но мне не хотелось, чтобы меня приняли за провинциала, поэтому я, по
своему обыкновению, наврал: сказал Донате, что у меня такая аллергия на
рыбу, что если я хотя бы коснусь ее языком, у меня немедленно распухнет
горло, и тогда ей придется делать мне трахеотомию. Ей стало так меня жалко,
что она немедленно пошла на кухню и приготовила мне макароны - своими
собственными увешанными браслетами руками. Раньше мне не приходилось
встречать по-настоящему богатых людей, которые умели бы готовить.
Все много говорили о Красных бригадах и банде Баадер-Майнхофа. Люди
вспоминали о своих знакомых, которым террористы отрезали уши, хоронили
живьем или держали в плену, требуя заплатить за них выкуп. Некоторые
супружеские пары ссорились, когда начинали спорить о том, сколько каждый из
них готов бы был заплатить, чтобы вернуть другого обратно. Это было смешно.
- Если у вас есть сто миллионов долларов, то выложить один миллион
долларов за то, чтобы бандиты отпустили вашу жену или ребенка - это ерунда.
Но если у вас есть всего два миллиона, поневоле придется призадуматься, -
сказал мужчина.
- О чем? - спросил я.
- Может быть, будет дешевле жениться еще раз или усыновить ребенка?
В общем, как я и говорил - это было довольно забавно.
Даже не знаю, чувствовал бы я себя таким отверженным, если бы
присутствовал на вечеринке у миссис Кеннеди или у миссис Марс. Выглянув в
окно, я увидел, как мимо меня проплывает пара могучих рогов. Не подсыпала ли
Доната кислоты в соус для спагетти? В этом не было ничего невозможного - по
крайней мере, они курили траву в перерывах между блюдами. Затем я вспомнил,
что это, должно быть, праздничный парад, который устраивает в День
Благодарения универмаг "Мейси". Рога, видимо, принадлежали Буллуинклу*.
<Мультипликационный лось, герой телешоу "Рокки и его друзья" (1959-61),
позднее главный герой телевизионного "Шоу Буллуинкла" (1961-73) и газетных
комиксов. Вместе со своим другом Рокки - Летающей белкой он победил ужасного
злодея по имени Борис Баденов>. Когда я был ребенком, у мамы все никак не
находилось времени, чтобы отвести меня посмотреть на это красочное шествие.
Дитер наклонился ко мне и доверительно сказал:
- Знаешь, американские аристократы - очень умные люди. Им удалось
убедить весь мир в том, что их не существует. - Тут в окне показалась еще
одна платформа. Чем больше Дитер напивался, тем больше напоминал мне
полковника Клинка из сериала "Молодчики Хогана". - Так, конечно, безопаснее.
А мы-то подставляем себя под огонь. - Он, видимо, решил, что мы с ним одного
поля ягода. Мне казалось, я участвую в грандиозном розыгрыше. Я выглянул из
окна и помахал Касперу - доброму привидению.
- А почему никто не смотрит парад?
Все подбежали к окну и стали хлопать в ладоши, когда мимо проплывали
герои мультфильмов. Доната приказала принести еще шампанского, и, указывая
на маленькие фигурки людей, которые стояли внизу, сказала: