Уиттенборн Д. Жестокие люди

состоянии испортить ее невинное трезвое веселье.
- Как прошло собрание? - спросил я беспечным голоском. Джилли, кажется,
и понятия не имела, что речь идет об Обществе трезвости. Мама посмотрела на
меня, предостерегая от нарушения анонимности.
- Замечательно. - Она прижимала к боку большую белую коробку. - А как
прошел твой день?
- Очень интересно.
- Какой ты серьезный!
- Я, пожалуй, пойду, - почувствовав, что надвигается буря, Джилли
тихонько выскользнула за дверь.
- В чем дело?
Я подождал, пока горничная не ушла, а потом объяснил:
- Послезавтра нам нужно ехать в Управление по делам несовершеннолетних.
- Ничего нам не нужно.
- Как это?
- Финн, я же знаю - ты попал в неприятности из-за меня. Но это не
освобождает тебя от ответственности за то, что ты сделал. Это было глупо,
это было незаконно, и, я надеюсь, этот случай помог тебе осознать, как
опасны наркотики. Но... знаешь, на собрании нам сказали, что, чтобы
излечиться, надо научиться брать на себя ответственность и за другого
человека, и поэтому я сделаю все возможное, чтобы тебя не поставили на учет,
как трудного подростка. - Она набрала полную грудь воздуха и закрыла глаза.
Словно ребенок, произносящий молитву. - Давай начнем все сначала. Мы должны
это сделать. Оба.
Я бы предпочел, чтобы она просто сказала: "Это из-за меня ты попал в
эту передрягу, так что я сама тебя вытащу".
- И как так получилось, что мне не нужно идти в суд?
- Мистер Осборн все устроил.
- Как ему это удалось?
- Он же всех знает. Но официальное уведомление пришло только сегодня
утром.
- А что в этой коробке?
- Платье. Это он мне подарил.
Я не знал, что две перекрещивающиеся буквы С были фирменным знаком
модного дома "Шанель", но мне и без того было ясно, что вещь очень дорогая.
- Осборн улаживает мои дела, покупает тебе платье... Что вообще
происходит?
- Он пригласил меня на вечеринку Охотничьего клуба. Мы поедем туда
сегодня на его машине. - Мама посмотрела на часы, и, шагая через две
ступеньки, побежала наверх. - Он сказал, что познакомит меня со всеми. Так
что мне нужно быстро вымыть голову, потому что через час его водитель уже
будет здесь.
Охотничий клуб? Интересно! Настроение у меня улучшилось. Я тоже побежал
наверх.
- А галстук завязывать? - спросил я, входя в спальню.
- Мне кажется, будет лучше, если сначала я схожу туда одна. - Мама
надевала через голову розовую безрукавку, на которой был нарисован какой-то
круг. - Не возражаешь, ягненок?
- Надеюсь, сегодня вечером ты не забудешь одеть лифчик? - Я не
возражал.


Сначала нашей с мамой тайной страстью стали наркотики (впрочем, она не
знала, что я разделял ее привязанность). Теперь нас обоих интересовал мистер
Осборн. Мне пришлось довольно убедительно изображать, что меня абсолютно не
волнует то, что меня не пригласили. Как только она уехала, я вбежал в ее
спальню, вытащил папку с вырезками и стал жадно читать.
Я просматривал статьи два часа. После этого я знал об Огдене К. Осборне
практически все, за исключением того, что означает буква "К" в его имени. Он
родился в городе Гобокен, штат Нью-Джерси, в 1903 году. Его отец, Джейк, был
неудачливым продавцом скобяных товаров, и одаренным фотографом-самоучкой.
Снимал он, главным образом, обнаженную натуру. Когда Осборну исполнилось
четырнадцать лет, его отец стремительно - буквально за одну ночь -
разбогател. Дело в том, что он подписал контракт с телефонной компанией,
которая собиралась протянуть кабель от города Сент-Луис до Сан-Франциско.
Так вот, компания Осборна должна была поставить этот самый телефонный
провод. Огдена отправили на воспитание в какое-то захолустье, после чего он
поступил в Гарвард. Но учебу он забросил еще на первом семестре. Ничего
удивительного. В 1923 году его отец внезапно умирает, упав замертво во время
бейсбольного матча - на девятой подаче третьей игры Чемпионата страны. В
этот самый момент Осборн стал наследником двух миллионов долларов, без
малого. Он так бережно обращался с этим богатством, что, согласно номеру
журнала "Форбс" за май 1975 года, сумел увеличить его трех миллиардов
долларов. И даже чуть-чуть больше. А ведь это не так просто сделать.
Что касается его бизнеса, то многое мне было непонятно. В общем, во
многих статьях о нем говорилось, что Осборн делал инвестиции в такие
безумные проекты, что люди, закончившие Гарвард, были уверены, что никто не
станет вкладывать в них деньги. Ну, а мне было ясно, что эти идеи были очень
разумными, на самом-то деле. Понимаете, нужно быть полным тупицей, чтобы не
понять: люди предпочтут покупать дешевые приемники и слушать радио в машине,
чем не слушать его вообще. Кроме того, гораздо приятнее сидеть дома и
смотреть черно-белый телевизор, чем просто сидеть дома. Лучше летать на
самолете, чем вообще никуда не ездить. Казалось, все это было так очевидно!
Впрочем, признаю, его последняя идея показалась мне дурацкой. Он собирался
производить какие-то "сотовые телефоны". Мне было трудно представить, что
люди будут расхаживать по улицам с телефонами размером с чемодан, особенно
если минута разговора по такому аппарату будет стоить сто долларов.
Я читал вырезки не очень внимательно, но мне скоро стало понятно, что
Осборн интересовался не только своим бизнесом. Он женился на дочери
губернатора, после и молодожены на полгода уехали в Италию - это был их
медовый "месяц". Через две недели, когда они вернулись в Америку, его жена
умерла от гриппа. После этого он встречался с актрисой Мерл Оберон*,
сыгравшей маму в телешоу "Предоставьте это Биверу"*, а потом обручился с
дочерью какого-то южноамериканского диктатора. <Комедийная телепередача,
в которой рассказывалось о приключениях семьи с двумя детьми>. Об этом
человеке мне раньше слышать не приходилось, но дочь у него была настоящая
красотка. В конце концов, Осборн женился на наследнице империи "Стандарт
оил", которая родила ему дочку. Назвали ее в честь катера Хемингуэя - Пилар.
В газетах было полно фотографий его жены, которая вечно скакала через
изгороди. Ее лошадей звали Гроза, Ураган или Торнадо. Все в этом духе. Я все
ожидал, что в одной из статей будет написано, что они развелись, потому что,
несмотря на то, что Осборн был женат, в журналах постоянно писали о том, что
он встречается то с одной, то с другой известной актрисой. Фотографии там
тоже были. На одной из них была шведская потаскушка с огромными сиськами.
Звали ее Анита Экберг. Никогда о такой не слышал. В английском журнале
"Татлер" поместили отличную фотографию - она стояла на яхте Осборна,
прижимая к груди полотенце. Абсолютно голая. В заметке к фотографии
говорилось, что "ходят слухи" о том, что на этой яхте Осборн как-то увез в
неизвестном направлении саму Грей Келли. Охотно верю.
В 1958 году он собирался стать сенатором (как независимый кандидат). Но
его не выбрали. После чего Осборн, как говорили люди, поступил крайне
цинично: а именно, стал ссужать деньги кандидатам от обеих партий, так что
он выиграл бы в любом случае, кто бы ни победил на выборах. Ни в одной
статье не говорилось о том, что Осборн отошел от дел, но мне показалось, что
последние десять лет он развлекал себя главным образом тем, что спасал
исчезающие виды животных, скупал картины по бешеным ценам (позже неизменно
оказывалось, что он очень выгодно вложил деньги) и спонсировал безумные
проекты, чем чрезвычайно раздражал своих богатых друзей.
Когда я закончил просматривать вырезки, мне стало и легче, и сложнее
вообразить, что моя мама занимается сексом с семидесятитрехлетним Огденом К.
Осборном (если бы ему было пятьдесят лет, у меня бы на этот счет не было
никаких сомнений). Я ревновал. И завидовал его богатству. Но больше всего
меня беспокоило другое. В голове у меня, словно отвратительная холодная
рептилия, извивалась мысль о том, что, даже если мама действительно ублажает
это ископаемое с его миллиардами, то это не самое ужасное, что могло со мной
приключиться
Я засунул газеты обратно в чемодан. Мне было так плохо, что хотелось
схватиться за стул - мне нужно было на что-то опереться. Осматривая комнату,
чтобы проверить, все ли на месте, я нашел вырезку, упавшую за изголовье
кровати. Это был выцветший листок бумаги, со статьей на экономическую тему,
давным-давно потерявшей актуальность. Я бы в жизни не стал утруждать себя
чтением этой газеты, но Осборн дал в ней отличный совет, которым я так и не
сумел воспользоваться. Но помню его слова дословно. Вот что было напечатано
на четырнадцатой странице газеты "Геральд Трибьюн" от пятого ноября 1961
года:
"Есть единственный способ избежать разочарования. Это касается и
бизнеса, и любви. Никогда не задавайте вопросов, если вы еще не знаете на
них ответов".
9
Каждый день в девять утра мама уезжала из дома, и раньше шести не
возвращалась. Она жила непонятной для меня жизнью. Нет, она от меня ничего
не скрывала; но мне было трудно представить, что она действительно всем этим
занималась. Вечером, перед сном, она составляла список дел на завтра. С
полдесятого до половины двенадцатого - сеанс массажа у Осборна. В полдень
они вместе обедали. По понедельникам, средам и пятницам мама отправлялась в
Саммервилль, где занималась аэробикой, а в остальные дни (кроме воскресенья)
- ездила в Бернадсвилль, к одной женщине, у которой было тринадцать кошек.
Она преподавала йогу - прямо в гостиной комнате своего дома. И семь ней в
неделю, будь то дождь или солнце, ровно в пять часов вечера, мама принимала
участие в собрании Общества анонимных алкоголиков, сидя на первом ряду. Они
проводились в цокольном этаже пресвитерианской церкви в Морристауне. В
воскресенье мы ссорились из-за того, что я не желал бегать с ней по утрам.
Днем она читала книжки из серии "Помоги себе сам". У меня было такое
чувство, будто я живу с боксером Рокки. Она целыми днями тренировалась,
чтобы повзрослеть. Иногда, чтобы подразнить ее, когда она составляла вечером
свой список, или собиралась на пробежку, или вызывала у меня отвращение тем,
что поливала хлопья в своей тарелке не молоком, а апельсиновым соком
(приговаривая, что он полезнее), я напевал песню из этого фильма: "Ты
становишься сильнее...".
Бернадсвилль, Морристаун и Саммервилль - Бермудский треугольник,
олицетворяющий здоровье, счастье и богатство. Что ж, замечательно. Меня
волновало другое: чем они с Осборном на самом деле занимаются во время
трехчасового сеанса массажа?
На следующий день я вскочил с кровати за полчаса до того, как мама
должна была выходить из дома.
Она говорила, что когда погода была хорошая, они "занимались" (ее
слова) на террасе его застекленной веранды. Небо было ярко-голубым и
пронзительно чистым - ни единого облачка. Мне надо быть там еще до того, как
она приедет. Хочу видеть все, в том числе и то, как она своими золотыми
руками будет размазывать массажное масло по его дряблой плоти. Я даже
бинокль с собой взял.
Интересно, как она будет разогревать руки, прежде чем коснуться его?
Потрет их друг о друга? Согреет своим дыханием? А может, они уже не
утруждают себя притворством? Если они будут на веранде, я тоже буду там.
Мама говорила, что перед ее приходом овчарок привязывают. Она боялась
больших собак. Мистер Осборн проявил понимание, конечно. Я, разумеется, не
собирался устраивать сцену или рыдать в их присутствии. Мне казалось, что,
если увижу все своими глазами, то не буду уже тайно желать, чтобы это
все-таки случилось.
Трудность заключалась в том, что я понятия не имел, где находится его
дом, а когда спросил ее об этом, она только неопределенно махнула рукой,
указывая то ли на юг, то ли на юго-восток. Впрочем, из газет мне было
известно, как выглядит его особняк. Он был построен из известняка, который
доставлялся из Нью-Гемпшира, и мрамора (а его тащили аж из Италии). В доме
было четыре этажа и пятьдесят девять комнат. Наверное, можно просто идти
вперед. Тяжело будет эту махину не заметить.
На улице было жарко. Я сошел с дороги, чтобы идти по лесу. Там было
прохладнее. Каждое утро моя мама проезжала по проселочной дороге. С одной ее
стороны росли деревья. Мне не хотелось, чтобы она или кто-нибудь другой меня
увидел, поэтому каждую минуту я нервно оборачивался, боясь увидеть
автомобиль, и, в конце концов, споткнулся о какой-то пень и, открыв рот,
приземлился прямо носом в землю, на какие-то поганки. Выплевывая изо рта эту
гадость и вытирая язык о рубашку, я уже ожидал появления первых признаков
отравления, но тут на дороге появилась моя мама. Окна в машине были открыты,
и было слышно, как она весело подпевает "Слай энд Фэмили Стоун": "Это
семейное дело...". В этой группе было восемь участников. Ее голос прекрасно
вписывался в их хор.
Потом мама повернула направо и исчезла из виду. Я, продираясь по лесу и
ругая себя на чем свет стоит за то, что не вышел из дома раньше, побежал за
ней. Бинокль больно ударял меня по подбородку и по груди, я натыкался на
деревья, ветки хлестали меня по лицу... Наконец, мне удалось нагнать ее, но
в эту минуту она опять исчезла за поворотом.
Теперь мне пришлось гнаться за облаком пыли. С носа у меня капал пот,
на ногах вздулись волдыри. Надо было носки надеть. Я тяжело дышал, легкие,
казалось, горели. Мне было очень трудно поспевать за ней.
Дорога, словно змея, извивалась среди деревьев. Теперь она пошла в
гору. Я был уверен, что, когда заберусь на холм, то сразу увижу дом Осборна,
но когда оказался там, то королевского дворца по-прежнему не было видно.
Хуже того - дорога разветвлялась. А мама уже была так далеко, что даже
облако пыли, за которым я гнался, уже улеглось.
Открыв рот, задыхаясь от быстрого бега, я подбежал к развилине,
поскуливая, словно собака, которая потеряла след. Куда же мне идти - налево
или направо? Мне надо быть у дома Осборна как можно скорее. Иначе я так и не
узнаю, действительно ли она "занимается" с ним, или просто занимается. Если
опоздаю, то, скорее всего, увижу, что она просто массирует спину этого
старого козла - но все равно не исключена возможность, что они уже сделали
это, и в данный момент она ублажает его посткоитальными ласками. Этому
мышиному жеребчику уже исполнилось семьдесят три года. Господи, да ведь он
недавно вышел из больницы! Одного раза ему будет более чем достаточно. Все
будет кончено через три минуты. Яйцо всмятку и то дольше готовится (шутка
Хлюпика, не моя).
Я побежал налево, потом передумал, ринулся обратно и помчался по другой
дороге, которая уходила в гору и исчезала в лесу.
Через двадцать минут я понял, что принял неверное решение. На дороге
была протянута железная цепь, прикрепленная к стволу дуба. На ней висел
замок. У мамы не было никаких ключей, кроме как от машины и от нашего дома.
В верхушках деревьев надо мной весело носились черные белки. Их трескотня
действовала мне на нервы. Потом одна из них уронила желудь, а другая
нагадила чуть ли не мне на ботинок.
Я швырнул в нее камень, но промазал. Когда он приземлился, раздался
громкий шелест крыльев - стая голубей резко слетела с ветки, приземлившись
слева от меня. Звук был такой, словно кто-то рассыпал огромную колоду карт.
Рядом со мной пробежала куропатка, которая быстро скрылась в зарослях
кизила, покрытого бело-розовыми цветами. За этим кустом росли три кедра. А
рядом был припаркован голубой "Пежо". Я осторожно подошел ближе, не ощущая
ни уколов шипов дикой малины, ни укусов комаров, которые норовили усесться
мне прямо на глаза. Не мигая, я подкрадывался ближе, чтобы увидеть то, что
увижу.
Машина была припаркована у большого куста рододендрона. С другой
стороны находилась усадьба, которая напоминала одновременно и горное шале, и
русскую дачу. Эти сведения я почерпнул из журнала "Таун энд Кантри" за 1953
год. Осборн построил этот дом, чтобы сделать сюрприз своей первой жене. Но
она умерла, и им так и не пришлось стоять вместе у порога, встречая гостей.
Скорее, это громадное сооружение можно было назвать "базой отдыха". Дом был
построен из гладко отполированных сосновых бревен. Они были уложены
крест-накрест, как в русской избушке, а ставни, перила и другие детали были
раскрашены, словно украинские пасхальные яйца.
Из статьи я узнал, что дом стоит на обрыве глубиной сорок футов - в
этом месте речка Хаверкилл падала вниз прямо в бассейн - он находился в
центре дворика-патио, стены которого были сделаны из розового гранита,
привезенного из Нью-Гемпшира. Там была даже фотография Осборна (тогда ему
было лет тридцать с чем-то), который забрасывал удочку, сидя в шезлонге.
Вряд ли сейчас они там с мамой рыбачат.
Окна были маленькими, и к тому же на них были задернуты занавески.
Подойти к обрыву не было никакой возможности. Дом был расположен так, что
никто не мог нарушить покой мистера Осборна. Когда я приблизился к двери, то
услышал невнятное бормотание и стоны. Кроме того, слышался тихий скрип...
пружинного матраса? Или это колесики массажного столика? Но звуковые эффекты
меня мало интересовали. Мне нужно было видеть, как они это делают. Передняя
дверь была закрыта. Но сквозь оконце в нем я видел чей-то спортивный лифчик
и скомканные женские трусики, довольно старомодные, высоко вырезанные - мама
носила такие, когда у нее были месячные. Они валялись у морды белого медведя
- его шкура лежала вместо коврика на полу. Я метнулся к другому окну.
Страстные вздохи и стоны стали громче. Наружный подоконник находился в шести
футах от земли. Я встал на цыпочки и прижал нос к стеклу, изо всех сил
стремясь углядеть, что же там происходит. Впрочем, мне это было и так
прекрасно известно.
В усадьбе была одна большая "бальная" зала. В конце этой комнаты
виднелась винтовая лестница с рогами вместо балясин, которая поднималась на
верхний этаж. Они были там. Действительно, чем-то это напоминало массаж.
Лица разглядеть было невозможно. Зато я прекрасно различал ее ноги, и чью-то
светловолосую голову, которой этот человек уткнулся ей прямо в промежность.
Но мне нужно было знать еще кое-что: получает ли она удовольствие от этого?
Я подпрыгнул еще раз, но все, что увидел - это розовый комок плоти, два
тела, катающихся по матрасу. Я начал бегать от одного окна к другому, но так
ничего больше и не увидел. Послышались шаги.
Я отошел назад, спрятался за стволом вяза и, присев на корточки, стал
ждать, когда они выйдут из дома. Теперь мне уже не казалось, что устраивать
сцены недостойно.
Нервы у меня были натянуты, как струна. Я с ума сходил от нетерпения.
Вдруг сзади хрустнула веточка; я вскочил и затравленно огляделся по
сторонам. Мне показалось, что кто-то за мной наблюдает. Овчарки Осборна?
Медведь, которому удалось избежать участи напольного коврика в жизни после
смерти? В любом случае, я никак не ожидал, что повстречаюсь с дочерью
мистера Осборна - миссис Лэнгли. В газетах писали, что на ее свадьбе играл
сам Рей Чарльз. Теперь ей было лет сорок. Она была одета в костюм для игры в
теннис. Ее кожа была покрыта загаром. Знаете, есть такой тип женщин, обычно
плоскогрудых - они выглядят очень молодо, но потом, когда вы подходите
ближе, видите, сколько у них морщин. В одной руке миссис Лэнгли держала
теннисную ракетку, а в другой - банку лимонада.
- Извини, я и не думала за тобой подглядывать.
- Ничего.
- А я бы ужасно разозлилась! - Сначала мне показалось, что они с дочкой
не очень похожи; но только до тех пор, пока моя собеседница не зажгла
сигарету и не сделала первую затяжку.
- Правда?
- Ненавижу сюрпризы.
- Я тоже.
- Ты ведь сын Лиззи Эрл, так? - В жизни не слышал, чтобы кто-то называл
маму Лиззи. - А я - миссис Лэнгли. - Она протянула мне свою детскую руку, и
слегка ухмыльнулась. - А тебя зовут... - Но, прежде чем я успел ответить,
она сощурила глаза и, задумчиво глядя на меня, сказала:
- Подожди, не подсказывай... Я же знаю! Твоя мама говорила мне, и я
сразу подумала, что у тебя прелестное имя! Финн! Так ведь?
- Точно. - Я был так польщен тем, что она знает мое имя, что на минуту
забыл о маме и мистере Осборне.
Миссис Лэнгли повернулась ко мне спиной и стала вглядываться в лес.
- Брюс приглашал меня поиграть в теннис...
Я же нервно поглядывал на дверь особняка. Надеюсь, мама и мистер Осборн
не выйдут оттуда прямо сейчас. Мне не хотелось, чтобы она узнала о том, что
там происходит. Сам не знаю, почему. То ли мне хотелось защитить их, то ли
разобраться с ними самостоятельно. Миссис Лэнгли все еще стояла,
повернувшись ко мне спиной.
- Ты случайно не видел моего старшенького?
Я опять взглянул на дом. За стеклянной дверью стоял потный, голый и
абсолютно беззащитный Брюс. Правда, эрегированный член нарушал впечатление
беззащитности. Я никогда не видел его раньше, но знал, что это он, потому
что волосы у него были выкрашены в белый цвет. Значит, это его голову я
видел зажатой между чьих-то ляжек. А Осборн здесь не при чем.
Брюс прижал палец к губам, а потом отошел от двери. Ну, если в доме
находится не моя мать, то кто это? В голове у меня была куча вопросов.
Почему ее машина припаркована у этого дома?
- Здесь никого нет, кроме меня.
- А ты умеешь играть в теннис? - Она вытряхнула из туфли камешек, а
потом положила мне руку на плечо.
- Нет, - сказал я, демонстрируя ей свой бинокль. - Предпочитаю
наблюдать за птицами. - Мне казалось, это прозвучало очень убедительно.
- Молодец.
Она явно разозлилась из-за того, что ее сын не пришел, судя по тому,
как она резким щелчком отбросила сигарету на землю. Но гораздо больше меня
занимало другое: почему мамина машина стоит здесь, если самой мамы в доме
нет? Тут мне в голову пришла еще более абсурдная идея: а может, мама была
там с Брюсом? Мне стало страшно.
Миссис Лэнгли села за руль автомобиля, припаркованного у рододендрона,
и я, словно идиот, ляпнул:
- Вы, значит, ездите на голубом "Пежо"...
- И что тут такого, скажи, пожалуйста? - засмеялась мама Брюса,
настолько вежливо, насколько было возможно в такой ситуации.
- Да нет... Отличная машина.
- Что ж, если ты согласишься поиграть со мной в теннис как-нибудь, я
разрешу тебе посидеть за рулем.
- Правда?
- Конечно. - Она завела мотор и откинулась на спинку кресла.
- Наверное, лучше сначала потренироваться.
- Водить или играть в теннис?
- И то, и другое. - Засмеявшись, она поехала вперед, помахав мне на
прощание.
Сказать, что я почувствовал огромное облегчение - значит ничего не
сказать.
Белки опять залопотали, но теперь мне уже не казалось, что они надо
мной смеются. Мамы в доме не было. Сейчас она с Осборном, и выполняет свою
работу. В чем бы она ни заключалась. Честно говоря, в этот момент сеансы
массажа показались мне таким невинным занятием... Мою задумчивость прервал
короткий резкий свист. Из окна на втором этаже выглядывал Брюс Лэнгли. На
вид ему было лет двадцать или двадцать один. Платиновые свежевыкрашенные
волосы сияли на солнце, словно нимб. Он был похож на поп-певца, который
позирует в образе святого для обложки своего нового альбома.
- Сударь! - торжественно объявил он. - Вы джентльмен и ученый, а также
весьма одаренный врунишка.
- Да ладно, ерунда.
- Я перед тобой в долгу, Финн. - Он тоже знал мое имя! Похоже, я
местная знаменитость, не иначе. Мир прекрасен! Но тут Брюс не повернулся к
невидимой гостье и не сказал:
- Подожди секунду, Джилли, сейчас я подойду.
Он, видимо, не заметил, как улыбка медленно сползла с моего лица. Внук
Осборна отвесил мне поклон, достойный самого Робин Гуда, закрыл окно и
исчез.
Пусть лучше это будет Джилли, чем мама... Но все-таки мне было больно.
Почему она мне ничего не сказала? Хотя бы намекнула, что между ними что-то
есть. Сказала только, что знает его достаточно хорошо, чтобы курить траву,
которую он выращивает. Хотел бы я знать, известно ли об этом Двейну. Хотя
вряд ли Брюса это волнует.
Я пошел домой, в тысячный раз вспоминая о том, что произошло неделю
назад между мной и Джилли у нас на кухне. Дурман от испарений ДДТ и действия
сорта "флейвалльская красная", снятый топик, прикрытые глаза, губы в
ожидании поцелуя. Этот поцелуй, казалось мне теперь, изменил бы всю мою
жизнь, если бы не этот Осборн на своем "Бентли", въехавший прямо на
кукурузное поле. Не исключено, что если бы я все-таки поцеловал тогда
Джилли, она бы также позволила бы мне засунуть руку ей в трусики - те самые,
которые сейчас лежали в пасти белого медведя - кстати, если этот Осборн так
озабочен проблемой исчезающих видов животных, то как ему пришло в голову
держать у себя в доме такой ковер? А что, если бы мне удалось предпринять
еще один шаг? Что бы случилось тогда? Следуя этой нездоровой логике моего
измученного воображения, в таком случае не Брюс, а я покоился бы меж
роскошных бедер Джилли. Все было бы по-другому, если бы не этот Осборн!
Я не винил ни ее, ни Брюса, и поэтому у меня появилось такое чувство,
что я повзрослел всего за несколько минут. Нет, Джилли все-таки была передо
мной виновата. Немного. Впрочем, моя самовлюбленность быстро подсказала мне
утешение: она переключилась на Брюса, потому что ее отверг я. С другой
стороны, у меня было достаточно здравого смысла, чтобы понимать: если бы
даже я и воспользовался предоставленной мне счастливой возможностью, с
Брюсом соревноваться бесполезно. Богатый и красивый защитник слабоумных - он
был крут, неимоверно крут. Что ж, во всяком случае, я ему, кажется,
понравился. Сегодняшнее утро могло сложиться намного хуже. А так - может,
мне повезет стать его другом, и я смогу продолжать приятельски общаться с