Страница:
Я встал на колени и взял клюшку. Когда он подъехал ближе, я швырнул ее
в него, но промахнулся. Он подкатил ко мне, сжав колени, и сжимая в руке
клюшку. Двигался он очень грациозно и свободно - скользил то вперед, то
назад, но постепенно приближался все ближе. Было слышно, как лезвия его
коньков царапают лед. Брюс был спокоен, и в этом было что-то жуткое,
бесчеловечное.
- Давай поиграем, Финн! - Брюс сделал пируэт. Он всегда любил
покрасоваться. Я опять бросил в него свою палку. Он поймал ее левой рукой и
переломал пополам. Он подъехал совсем близко, так что на лицо мне упала
ледяная пыль из-под его коньков, обогнул меня и затормозил прямо у моих ног.
- Расслабься. Просто расслабься, - прошептал он. - Я не дам тебе
упасть. - Я пытался извернуться так, чтобы схватить его, но каждый раз он
только подталкивал меня дальше по льду. Мне удалось вцепиться в его волосы,
но он вывернулся и покатил дальше. Пошатываясь, я попытался отъехать
подальше. Но он вернулся, прежде чем я успел проковылять хотя бы три метра.
Брюс мягко, но твердо обнял меня, и, придерживая, стал отталкивать все
дальше от берега - туда, где темнела никогда не замерзающая черная дыра.
В эти минуты я понял, что такое отчаяние. Какое там чувство
собственного достоинства - от него не осталось и следа. Я кричал, плакал,
умолял его - просил до боли в глотке. Обещал ему, что если он перестанет
толкать меня туда, я брошу школу и заставлю маму уехать из Флейвалля, и он
никогда о нас больше не услышит. Но Брюс только улыбался. Наконец, он
толкнул меня на лед, чтобы убрать козлы, стоявшие у проруби
- Финн, мы оба прекрасно знаем, что ты вернешься.
- Господи, Брюс, ну что мне здесь делать? Здесь мне не место, теперь я
это точно знаю.
- А Майя как же?
- Она меня не интересует. Я хочу только одного - уехать отсюда. - Это
удивило его больше всего. Он разочарованно посмотрел на меня. Видимо, я его
действительно поразил. Моя готовность предать Майю застигла его врасплох,
так что он даже схватился за козлы, чтобы удержаться на ногах, и хотел
что-то сказать, но в этот момент я вцепился в другой конец ограждения.
Доска, на которую он опирался, ударила его прямо в живот. Он поскользнулся,
и чуть не упал.
Стоя на четвереньках, я со всей силы пихнул его в живот, но козлы
упали, и Брюс удержался на ногах. Он стоял там, стараясь отдышаться. Потом
начал отхаркиваться. Когда его плевок упал мне на лицо, мы оба услышали, как
под ним треснул лед, и он пошел прямо в воду и мгновенно исчез подо льдом.
Потом вынырнул на поверхность и стал скрести ногтями по льду и мотать
головой, словно медведь. Ему удалось схватиться одной рукой за деревянное
ограждение, и наполовину вылезти из полыньи, но тут я изо всей силы стукнул
хоккейной клюшкой ему по запястью.
- Ты, ублюдок, я убью тебя!
- Нет, Брюс, это я убью тебя. - И я отодвинул козлы подальше от дыры в
воде. Каждый раз, когда он появлялся на поверхности воды, я пихал его назад,
держа палку у его горла. Волосы у него стали покрываться инеем.
- Ничего не хочешь мне сказать? - спросил я, бессознательно имитируя
интонацию Брюса.
- Сказать что, выродок? - Губы у него посинели.
- Вообще-то, это ты выродок, Брюс. - Он улыбнулся и перестал цепляться
за лед.
- Что ты хочешь узнать? - спросил он, лязгая зубами.
- Почему ты поджег дом, ведь твоя мать тоже была там? - Брюс посмотрел
на меня так, словно я задал самый идиотский вопрос в мире.
- Папа возвращался домой.
Я кивнул, словно это объяснение меня удовлетворило, и толкнул его
концом клюшки прямо на середину проруби. Потому что собирался утопить
монстра, а не убить человека. Просто поразительно, как долго ему удавалось
оставаться на плаву - ведь на нем были коньки! Он глотнул воды, поперхнулся,
закашлялся, стал ловить ртом воздух, и бешено барахтаться. В его глазах
застыл ужас. Когда я увидел это, то почувствовал, как адреналин наполняет
мою кровь. От возбуждения мне стало жарко. Мне не хотелось упускать ни
секунды, видеть, как он мучается. Он тонул, а я - нет. Брюс слабел, а я от
этого становился сильнее. И когда он сдавленно крикнул "Помоги мне!", я
поднялся на ноги.
Помогая себе клюшкой, и стараясь держать ноги прямыми, я покатился
назад, к берегу.
- Спасибо тебе за урок, Брюс. - Для нас обоих все было кончено. Почти.
- Я был прав! Ты такой же, как и я. - Он словно выплюнул эти слова. Я
оглянулся.
- Нет, неправда.
- Даже твоя мать так говорит.
Если бы он не упомянул о ней, все пошло бы совсем по-другому.
- Закрой свой поганый рот! Не смей приплетать ее сюда, - заорал я,
занося клюшку над головой. Мне хотелось, чтобы он заткнулся раз и навсегда.
Когда я обрушил ее на него, он перестал хвататься за лед, и улыбнулся мне,
уходя под воду. Мне безумно хотелось разбить в кровь его улыбающееся лицо.
Последнее слово опять осталось за ним. Теперь я и правда был таким же, как
он, а моя мама... каждый раз, когда я буду заговаривать с ней, всю мою
жизнь, слова, обращенные к ней, будут частью той лжи, которую мне придется
рассказать ей, когда я приду к Осборнам и заявлю, что Брюс утонул. У меня не
было выхода. Он опять меня победил.
Дело не в том, что у меня заговорила совесть. Нет, меня просто взбесило
то, что он опять взял надо мной верх. Но я упал на колени и пополз по льду к
застывшей темноте ледяной полынье, а потом сунул голову в воду. Лед треснул.
Холодная вода словно ударила меня по вискам. Я увидел, как в мутно-желтой
темной воде, совсем близко, проплывает Брюс. Его глаза были широко раскрыты,
но он уже ничего не видел. Белый шелковый шарф поднимался над его головой.
От холода я не мог двигать пальцами. Я чувствовал, как прикасаюсь к гладкой
шелковой материи, но никак не мог схватить ее; поэтому засунул в воду вторую
руку, схватил шарф и попытался подтянуть его наверх. Но Брюс был очень
тяжелым, так что я сам мог уйти под воду вместе с ним. Подо мной стал
ломаться лед. Озеро было готово принять меня в свои объятия. В конце концов,
между нами действительно не будет никакой разницы. Мы оба погибнем. Холод
поднимался ко мне прямо к сердцу; но я продолжал тянуть Брюса наверх. Потом
вдруг с изумлением почувствовал, как чья-то рука схватила меня сначала за
одну лодыжку, а потом за другую. Человек стал медленно вытаскивать меня на
поверхность, крича что-то. Но уши у меня так замерзли, что я просто ничего
не слышал. Мне не хватало воздуха. Оглянувшись, я увидел Осборна. Он
упирался каблуками своих подбитых гвоздями сапог в лед, и осторожно, дюйм за
дюймом, вытягивать меня на лед. Было видно, как под его желтоватой кожей
вздулись пурпурные вены. По его лицу текли слезы, а из носа - сопли. Теперь
я стал понимать, что он говорил мне.
- Отпусти его, я не могу вас обоих вытащить. - Старик был слаб, и
вообще был похож сейчас на покойника, но по его тону я понял, что он просто
хочет, чтобы я утопил Брюса. Но теперь его голова уже показалась над
поверхностью воды. Если бы я отпустил его, то в этом можно было бы обвинить
Осборна. Так просто.
До сих пор не понимаю, зачем и как я все-таки вытянул своего заклятого
врага на лед. Надо полагать, просто хотел доказать ему, что у нас нет ничего
общего.
Брюс лежал без движения, широко открыв глаза. Его замерзшие губы
застыли в детской улыбке, а глаза, казалось, видели в пустоте что-то
недоступное человеческому пониманию. Сани Осборна стояли совсем близко - в
двадцати футах. Что именно услышал? Что увидел? Отдышавшись, старик сказал
мне только:
- Ты внакладе не останешься. - Потом он поднял руки над головой, сжал
кулаки, и сильно ударил Брюса в грудь. Потом еще раз. И еще. Он продолжал
колотить его, даже после того, как вода с бульканьем стала выливаться у него
изо рта, словно из испорченной раковины, а выражение лица стало осмысленным.
На следующий день я проснулся в больнице в два часа дня. Мама сидела на
краю кровати, и смотрела мультфильм про Космического Гонщика, который
показывали по телевизору. Он висел у самого потолка. Звук был выключен. Мама
плакала. Осборн, не сняв очки, дремал в кресле, которое стояло в углу
комнаты.
- Мам... Не беспокойся. Мне хорошо.
Вчера ночью мне давали лекарства, чтобы помочь преодолеть последствия
переохлаждения. Еще я отморозил себе пальцы. В больницу нас отвез Уолтер
Пикл.
- Знаю, ягненочек мой, - прошептала мама тихонько, чтобы не разбудить
Осборна. - Просто я вспомнила сейчас, как раньше мы смотрели мультики
вместе. Это глупо, конечно, но мне стало очень грустно, когда я поняла, что
не помню, как зовут его младшего брата.
- Гонщик Икс.
- Хорошо, что у меня есть ты. Всегда можешь напомнить.
Я снял целлофановую пленку с тарелки с печеньем, посыпанным шоколадной
крошкой. Его испекла мама. Взял одно, потом другое. Потом стал комкать
картонный пакет из-под молока. Тут мама спросила:
- Зачем Брюс так близко подошел к проруби?
- Ты же его знаешь. - Это была ложь во спасение.
- Мистер Осборн сказал, что это ты его спас.
- Мы оба свалились туда, и я просто пытался выбраться оттуда.
- Слава богу, что с тобой все в порядке! Брюсу повезло.
- Как он себя чувствует?
- Осборн приказал, чтобы его отвезли на обследование в Нью-Йорк. Он так
долго пробыл под водой, что все боялись, что его будет нелегко вылечить. Но,
кажется, в целом с ним все в порядке. Он звонил приблизительно час назад.
- И что сказал? - резко спросил я, так что мой спаситель проснулся.
- Ну, Брюс в своем репертуаре. Сделал вид, что это все очень забавно.
- А все-таки - что он сказал?
- Что еще обязательно научит тебя кататься на коньках. Что-то в этом
роде. Но послушайте меня, молодой человек. Если вы еще раз пойдете на это
озеро...
- Больше никаких уроков не будет. - Осборн дважды чихнул и высморкался.
- Вы бы лучше легли, - предложила ему мама.
- Вы что, не знали о том, что я решил жить вечно? Хочу посмотреть, чем
все это закончится. - Мама рассмеялась. Осборн откусил кусок печенья.
- Лиз, не могла бы ты принести нам молока? - На столе стоял полный
пакет. Но в последнее время мама научилась очень хорошо понимать намеки.
Как только она вышла из комнаты, Осборн закурил сигару.
- Наверняка ты думаешь, что за это время я уже все устроил.
- Не совсем.
- Что ж, посмотрим. - Старик выпустил кольцо дыма и посмотрел на свои
старые руки, испещренные темными пятнами. - Господи, кожа у меня, как у
крокодила. - Словно для того, чтобы убедить меня в том, что он действительно
похож на это животное, старик вытащил изо рта вставные челюсти и несколько
раз пощелкал ими. А я все ждал, что он скажет что-то такое, что успокоит
меня.
- Как ты думаешь, что этот засранец имел в виду, когда говорил, что
хочет "утолить свой голод? - Значит, Осборн наблюдал за нами. Наверное, я
должен был изумиться.
- Не знаю.
- И я не знаю. Поэтому тебя и спрашиваю. Господи Иисусе, да ведь даже
собака умеет утолять свой голод.
- Видимо, он просто пытался как-то подготовить себя к тому, чтобы
встретиться с тем, что сидело у него внутри. Брюс как-то говорил, что все
предельно просто: люди хотят трахать и убивать. Поэтому ему так нравились
"жестокие люди".
Тут Осборн в очередной раз поразил меня. Он стал цитировать папину
книжку:
- "Небольшое племя, стоящее на примитивном уровне развития. Яномамо
живут в джунглях бассейна Амазонки. Именно благодаря этому племени у нас
появилась уникальная возможность узнать, что это значит на самом деле: быть
человеком".
Старик опять высморкался и хихикнул.
- Ну, то есть это что-то вроде Флейвалля. Только без денег. - Мы оба
задумались над его словами. А потом он спросил:
- Как ты думаешь, он стал бы таким, если бы его дедом был кто-то
другой?
- Ну, в таком случае он бы не "дошел до предела" так быстро.
- А что бывает с теми, кто до него доходит?
- Им хочется большего.
- Получается, я породил новое племя. А Брюс и его мать - его лучшие
представители.
- Не всегда можно купить то, что людям действительно нужно.
- Боже, я ведь знал, что с Брюсом что-то не так... Я потерял его
давным-давно, за много лет до того, как познакомился с тобой. Если бы он был
не моим внуком, а какой-нибудь компанией, я бы его просто продал, пусть даже
себе в убыток. Но с людьми все не так просто. - Он вынул изо рта сигару,
поняв, что я его не слушаю. - Ты ведь не думаешь, что деньги делают людей
счастливее?
- Нет, сейчас мне так не кажется.
- Это плохо, очень плохо. - Осборн посмотрел на часы. - Господи, меня
ведь ждут. Сейчас все эти юристы накинутся на меня и скажут, что я сошел с
ума. - Он положил в карман пригоршню печенья и открыл дверь.
- Все у тебя будет хорошо, Финн. Только держись подальше от жестоких
людей. - Это были его последние слова.
41
Теперь я знал, что никогда уже не буду чувствовать себя в полной
безопасности. И поэтому мне уже было не так страшно. Да, как ни странно. Я
думал об этом приблизительно так: я - курильщик, а Брюс - рак легких. Он
всегда будет где-то рядом. Не то чтобы я совершенно успокоился. Один парень
из моей группы испанского языка сказал мне, что, по словам его старшего
брата, который учился в Гарварде, Брюс в Бостон не вернулся. А мама
объяснила мне, что Осборн договорился о том, что его внук закончит семестр
заочно.
На второй день после того, как я вернулся в школу, мой благодетель
позвонил мне, сидя в самолете. Было очень плохо слышно. Я спросил его, как
поживает Брюс, на что он ответил только: "Ничего не понимаю. Помехи".
Странно: я-то его прекрасно слышал. Потом он прокричал: "Двадцать шестого
декабря мы едем в Швейцарию". Мне казалось, этого уже никогда не случится.
- А что, если я провалю все экзамены?
- Вылетишь из школы на самолете.
Это было забавно, но я не засмеялся.
- А Брюс? Мне страшно.
- Мне тоже. Ничего, сейчас я занимаюсь этим вопросом. Расскажу тебе все
потом, когда мы приземлимся.
В тот же день позвонила Майя. Осборн сказал ей, что мы с ее братом
упали в озеро. "Так ему и надо", - объявила она. Было понятно, что он не
стал ее пугать и расписывать ей происшествие во всех подробностях. А когда
она поинтересовалась, почему меня больше не вдохновляет мысль о том, что
скоро мы будем кататься на лыжах, то я не мог придумать ничего лучше, как
сказать: "Тут помехи в телефоне. Плохо тебя слышу". Майя громко
переспросила, я шепотом сказал: "Я все еще люблю тебя", после чего повесил
трубку и стал дожидаться, когда позвонит Осборн.
Но от него ничего не было слышно. Я ждал один день, второй, третий...
Оставлял для него сообщения, пытался найти его в Флейвалле и в нью-йоркском
офисе, в который, как мне было прекрасно известно, он наведывался очень
редко. Но в ответ - тишина. Мама предположила, что Осборн поехал на
какой-нибудь курорт, чтобы подлечиться от простуды - на основании того, что
она слышала, как он велел служанке положить в его сумку полотняные шорты.
Пока все в школе рьяно готовились к экзаменам, я сидел, тупо
уставившись в свои учебники и конспекты, и молча бесился из-за того, что
Осборн, кажется, совсем позабыл обо мне. Чем больше я думал о том, что он
сказал мне после того, как я вытащил Брюса из воды, тем больше раздражался.
"Держись подальше от жестоких людей", "Я все устрою". Как? Может, он совсем
из ума выжил от старости, а может, ему просто наплевать на все это.
Учебники, которые я купил, лежали с неразрезанными страницами. Даже Джакомо,
который начал принимать успокоительный препарат "Риталин" (причем он его
вдыхал, а не глотал), занимался больше, чем я.
Семестровые замены начались пятнадцатого декабря. Обычно тесты
продолжались два часа кряду. Учителя постоянно пугали нас этими экзаменами,
будто это было такое большое дело. Вообще-то, на самом деле, это было важно,
если, конечно, ты не боишься вылететь из школы. К тому времени я уже начал
понимать, что в моем случае дело идет именно к этому. Впрочем, это не имеет
значения.
Спортивные залы заставили партами и стульями. Ответы нужно было писать
на голубых листах, которые преподаватели называли брошюрами. Несмотря на то,
что они постоянно болтали о том, что полагаются на нашу честность, и что
доверие - это очень важно, система зиждилась на том предположении, что если
они дадут своим ученикам хоть один малюсенький шанс, то они непременно будут
списывать. Все писали контрольные одновременно, чтобы отличники не продавали
правильные ответы другим ученикам. Кроме того, между учениками стояли пустые
стулья, так что списывать было невозможно. Разве что при помощи бинокля.
Первый экзаменом поставили алгебру:
1. Какова сумма всех чисел от одного до миллиона?
Я знал, что существует какая-то формула, которую вывел пару сотен лет
назад один француз, после того, как учитель заставил его остаться после
школы, и задал сложить все числа от единицы до сотни. Можно было бы,
конечно, посчитать, сколько составляет эта сумма: 1 + 1 = 2, 2 +3 = 5, 5 + 4
= 9... До ста я бы успел, но миллион?.. У меня было всего два часа, а не две
недели.
2. Какова сумма бесконечного ряда:
1 + (1/2 го я не знаю. Посмотрим,
что там дальше.
3. Упростите и решите эту задачу:
sin(17)cos(13) + cos(17)sin(13)
Когда учитель алгебры объявил "Господа, у вас остался один час", я как
раз бросил подсчитывать, какую сумму составляют числа от одного до миллиона,
и стал думать о том, что скажу Осборну, когда мы с ним увидимся. Я так
увлекся, воображая, как пошлю его куда подальше, что даже не заметил, как к
моему столу подошел преподаватель - пока не услышал, как сзади засуетился
Джакомо, который пытался дотянуться ногой до своей туфли. Я был уверен, что
сейчас его выведут из класса за то, что он спрятал шпаргалки в мокасинах, но
тут учитель стиснул мне шею и прошептал: "Возьмите свою работу и идите за
мной".
Дело не в том, что я пользовался шпаргалками. У меня их просто не было,
потому что было лень их делать. Видимо, приехал Осборн. Я мгновенно забыл
все гневные тирады, которые так долго репетировал. Трогательно, правда?
Старик обо мне не забыл. Я знал, что мне нужно всего лишь прошептать ему на
ухо пару слов, и он меня спасет. Я мог бы попросить преподавателя оставить
нас наедине. Осборну на экзамены было наплевать. Для него это все было
пустой забавой. Господи, да раз уж он устроил так, что Брюсу разрешили
прислать экзаменационные задания по почте, то почему бы ему не сделать то же
самое для меня? Потом я буду прилежно учиться, так что все будет прекрасно.
Когда учитель закрыл за нами дверь, я уже улыбался во весь рот.
- Мистер Осборн умер, - сообщил он.
Я не заплакал, не спросил, как это случилось, не закричал "Нет!".
Вместо этого тот маленький подлый человечек, который сидел у меня в голове,
пробормотал: "Простите... Мне нужно в туалет". Учитель решил, что сейчас
меня стошнит, и подтолкнул меня по направлению к уборной. Я подошел к
кабинке, закрыл дверь и спустил в туалет свою работу и задание, напечатанное
на голубой брошюре. Мне не было стыдно за свой обман. Не могу сказать,
впрочем, что гордился собой. Просто теперь мне было совершенно ясно, что
после смерти Осборна у меня не осталось человека, который будет ради меня и
вместо меня нарушать правила.
Когда я вышел из туалета, директор уже поджидал меня.
- Что мне теперь делать?
- В аэропорту тебя ждет самолет, - ответил он.
Я спрашивал не об этом.
- А кто его прислал? - Явно не миссис Лэнгли и не Брюс. Неужели Майя?
- Доверенное лицо мистера Осборна.
Преподаватель вызвался отвезти меня на вокзал. Но директор заявил, что
сделает это сам. Было заметно, что они никак не могли решить, стоит ли
по-прежнему обращаться со мной любезно. Потом они стали наблюдать за тем,
как я упаковываю свой чемодан, а я в это время думал о том, успел ли Осборн
перевести им деньги на библиотеку, как обещал.
Когда мы садились в машину, учитель вдруг спросил:
- А как же твой тест?
- В смысле?
- Голубая брошюра. Ты ведь взял ее с собой.
- Нет, сэр. Я передал ее вам, когда зашел в уборную. Разве вы не
помните? - Он стал хлопать себя по карманам. Глядел он на меня так, будто я
собирался тайком покинуть страну, не имея при себе никаких документов.
- Она должна быть у вас! - Моя история, конечно, была шита белыми
нитками, но паника в моем голосе звучала очень естественно. - Я не все
задания решил, но, по-моему, справился неплохо. - На самом деле, мне было
наплевать на экзамены. Таким образом я просто отгонял мысль о том, что меня
ждет дома. - Давайте вернемся и поищем ее. - Мне вовсе не хотелось
возвращаться в Флейвалль.
Потом я побежал обратно к спортивному залу, где проходил экзамен, но
директор остановил меня.
- Потом разберемся. После похорон мистера Осборна. - Там будет Брюс. И
без его деда это будет...
Странно, что они решили послать за мной. Когда я увидел ревущий самолет
Осборна, который ждал меня на взлетной полосе, то просто изумился. Это было
похоже на розыгрыш. Вообще-то, один час полета на такой машине стоит около
пяти тысяч долларов. Вряд ли это решение принял адвокат Осборна. Наверное,
он сам захотел, чтобы я покатался напоследок. Но зачем это было ему надо?
Может, ему казалось, что будет забавно дать мне попробовать изысканный вкус
дорогой жизни, прежде чем я лишусь этого навсегда? Или он решил сделать это
для того, чтобы разозлить какого-нибудь другого богача, который был уверен,
что семья Лэнгли пришлет за ним самолет, чтобы он смог проводить их
прародителя в последний путь? Кого? Вице-президента? Да нет, у него есть
свой самолет. Свою жену? Вообще-то, это похоже на шутки Осборна: заставить
женщину, по приказу которой его оскопили, покупать билет на коммерческий
рейс. Я мысленно обследовал ситуацию со всех мыслимых и немыслимых точек
зрения, стараясь не касаться самого главного: мой друг был мертв.
В салоне пахло кубинскими сигарами, лекарствами и ромом. Это был его
запах. На любимом вращающемся капитанском кресле Осборна оставались следы
его довольно грузного тела. Кожаный подголовник потемнел: он был запачкано
гелем, которым он укладывал назад свои редкие волосы. Точнее, то, что от них
осталось. Я застегнул ремень и, когда мы поднялись в воздух, заплакал.
Когда я посмотрел вниз, то увидел свою школу - она стремительно
уменьшалась в размерах. Все меньше становился и тот маленький человечек,
который сидел в моем мозгу и прикидывал: "Интересно, он мне что-нибудь
оставил?". Мы поднялись на высоту восемь тысяч футов. Воздушные ямы
следовали одна за другой.
Через сорок две минуты мы уже кружили над Флейваллем. Все сливалось
перед глазами. Второй пилот сказал, что на поверхности земли температура
семьдесят градусов. Взлетная площадка была залита водой, на которой сидели
гуси. Снега больше не было, озеро замерзло. Кроме той самой черной дыры.
Когда я выходил из самолета, то мысленно подготовил себя к тому, что
сейчас меня встретит рыдающая мама, которая станет причитать "ой, малыш,
какой ужас!". Но, как это ни поразительно, ее там не было. Когда я позвонил
ей из ангара, то услышал только запись ее голоса на автоответчике. Она явно
подражала Одри Хепберн, когда зачитывала это приветствие.
Пилот довез меня до нашего желтого коттеджа. Входная дверь была
открыта. Розовый чемодан, которого я так стыдился когда-то, стоял в
прихожей. Остальные наши вещи лежали в картонных коробках. Я понял, что она
швырнула сумку для гольфа, которую подарил ей Леффлер, со второго этажа,
потому что клюшки рассыпались по полу. Мама, не шевелясь, сидела за
обеденным столом, сжимая в пальцах бокал. Рядом стояла полная бутылка вина.
Впечатление было такое, что она сидит здесь так долго, что ее могла начать
пожирать моль.
- Извини, что не встретила тебя. - Она говорила ровным голосом, но тушь
размазалась у нее на глазах, а по щекам стекали слезы. Мама не выпила ни
капли вина, но вид у нее был такой, будто она уже третий день в запое. Не
успел я сказать что-нибудь умное, как она объявила:
- Сегодня утром машину забрали.
Потом она передала мне письмо от секретарши миссис Лэнгли.
Уважаемая миссис Эрл!
Этим письмом мы уведомляем Вас, что Ваши услуги нам больше не
потребуются. Мы бы хотели, чтобы к первому января вы освободили дом, в
котором сейчас проживаете, поскольку договор аренды был действителен только
на время Вашей работы. В понедельник утром у Вас заберут машину. Обучение
Вашего сына в колледже Сейнт-Марк оплачено до конца года, и он может
закончить там свое образование, если Вы считаете это нужным. Но мы уже
проинформировали дирекцию этого учебного заведения, что они должны
направлять счета за дополнительные услуги (транспорт, экскурсии, и так
далее) на Ваш адрес. Вы также получите выходное пособие в размере
двухнедельной оплаты.
Спасибо за Вашу работу!
Бетси Данн
Я посмотрел на чек, который был прикреплен к письму. Осборн платил маме
две тысячи долларов в неделю. Надо же. Когда-то мне казалось, что это
огромная сумма. Теперь нет.
- Времени они не теряли.
- Кто это они?
- Миссис Лэнгли и Брюс.
- Но ты же вытащил Брюса из озера, спас его мать из пожара! Да зачем
им...
Я отнес стакан и бутылку с вином к кухонной раковине и опорожнил их.
Потом начал рассказывать.
Когда я закончил свой повествование, солнце уже зашло. Пепельница была
переполнена - мы с мамой выкурили полторы пачки сигарет. Говорят, что когда
признаешься в чем-то, то становится легче. Но я чувствовал себя
опустошенным, и только. Мама зажгла последнюю сигарету, которая лежала в
пачке, а потом передала ее мне. Мы стали курить ее по очереди - до самого
фильтра. Она взяла меня за руку.
42
В Флейвалле нет такси. На похороны нас отвез Гейтс - в своей
в него, но промахнулся. Он подкатил ко мне, сжав колени, и сжимая в руке
клюшку. Двигался он очень грациозно и свободно - скользил то вперед, то
назад, но постепенно приближался все ближе. Было слышно, как лезвия его
коньков царапают лед. Брюс был спокоен, и в этом было что-то жуткое,
бесчеловечное.
- Давай поиграем, Финн! - Брюс сделал пируэт. Он всегда любил
покрасоваться. Я опять бросил в него свою палку. Он поймал ее левой рукой и
переломал пополам. Он подъехал совсем близко, так что на лицо мне упала
ледяная пыль из-под его коньков, обогнул меня и затормозил прямо у моих ног.
- Расслабься. Просто расслабься, - прошептал он. - Я не дам тебе
упасть. - Я пытался извернуться так, чтобы схватить его, но каждый раз он
только подталкивал меня дальше по льду. Мне удалось вцепиться в его волосы,
но он вывернулся и покатил дальше. Пошатываясь, я попытался отъехать
подальше. Но он вернулся, прежде чем я успел проковылять хотя бы три метра.
Брюс мягко, но твердо обнял меня, и, придерживая, стал отталкивать все
дальше от берега - туда, где темнела никогда не замерзающая черная дыра.
В эти минуты я понял, что такое отчаяние. Какое там чувство
собственного достоинства - от него не осталось и следа. Я кричал, плакал,
умолял его - просил до боли в глотке. Обещал ему, что если он перестанет
толкать меня туда, я брошу школу и заставлю маму уехать из Флейвалля, и он
никогда о нас больше не услышит. Но Брюс только улыбался. Наконец, он
толкнул меня на лед, чтобы убрать козлы, стоявшие у проруби
- Финн, мы оба прекрасно знаем, что ты вернешься.
- Господи, Брюс, ну что мне здесь делать? Здесь мне не место, теперь я
это точно знаю.
- А Майя как же?
- Она меня не интересует. Я хочу только одного - уехать отсюда. - Это
удивило его больше всего. Он разочарованно посмотрел на меня. Видимо, я его
действительно поразил. Моя готовность предать Майю застигла его врасплох,
так что он даже схватился за козлы, чтобы удержаться на ногах, и хотел
что-то сказать, но в этот момент я вцепился в другой конец ограждения.
Доска, на которую он опирался, ударила его прямо в живот. Он поскользнулся,
и чуть не упал.
Стоя на четвереньках, я со всей силы пихнул его в живот, но козлы
упали, и Брюс удержался на ногах. Он стоял там, стараясь отдышаться. Потом
начал отхаркиваться. Когда его плевок упал мне на лицо, мы оба услышали, как
под ним треснул лед, и он пошел прямо в воду и мгновенно исчез подо льдом.
Потом вынырнул на поверхность и стал скрести ногтями по льду и мотать
головой, словно медведь. Ему удалось схватиться одной рукой за деревянное
ограждение, и наполовину вылезти из полыньи, но тут я изо всей силы стукнул
хоккейной клюшкой ему по запястью.
- Ты, ублюдок, я убью тебя!
- Нет, Брюс, это я убью тебя. - И я отодвинул козлы подальше от дыры в
воде. Каждый раз, когда он появлялся на поверхности воды, я пихал его назад,
держа палку у его горла. Волосы у него стали покрываться инеем.
- Ничего не хочешь мне сказать? - спросил я, бессознательно имитируя
интонацию Брюса.
- Сказать что, выродок? - Губы у него посинели.
- Вообще-то, это ты выродок, Брюс. - Он улыбнулся и перестал цепляться
за лед.
- Что ты хочешь узнать? - спросил он, лязгая зубами.
- Почему ты поджег дом, ведь твоя мать тоже была там? - Брюс посмотрел
на меня так, словно я задал самый идиотский вопрос в мире.
- Папа возвращался домой.
Я кивнул, словно это объяснение меня удовлетворило, и толкнул его
концом клюшки прямо на середину проруби. Потому что собирался утопить
монстра, а не убить человека. Просто поразительно, как долго ему удавалось
оставаться на плаву - ведь на нем были коньки! Он глотнул воды, поперхнулся,
закашлялся, стал ловить ртом воздух, и бешено барахтаться. В его глазах
застыл ужас. Когда я увидел это, то почувствовал, как адреналин наполняет
мою кровь. От возбуждения мне стало жарко. Мне не хотелось упускать ни
секунды, видеть, как он мучается. Он тонул, а я - нет. Брюс слабел, а я от
этого становился сильнее. И когда он сдавленно крикнул "Помоги мне!", я
поднялся на ноги.
Помогая себе клюшкой, и стараясь держать ноги прямыми, я покатился
назад, к берегу.
- Спасибо тебе за урок, Брюс. - Для нас обоих все было кончено. Почти.
- Я был прав! Ты такой же, как и я. - Он словно выплюнул эти слова. Я
оглянулся.
- Нет, неправда.
- Даже твоя мать так говорит.
Если бы он не упомянул о ней, все пошло бы совсем по-другому.
- Закрой свой поганый рот! Не смей приплетать ее сюда, - заорал я,
занося клюшку над головой. Мне хотелось, чтобы он заткнулся раз и навсегда.
Когда я обрушил ее на него, он перестал хвататься за лед, и улыбнулся мне,
уходя под воду. Мне безумно хотелось разбить в кровь его улыбающееся лицо.
Последнее слово опять осталось за ним. Теперь я и правда был таким же, как
он, а моя мама... каждый раз, когда я буду заговаривать с ней, всю мою
жизнь, слова, обращенные к ней, будут частью той лжи, которую мне придется
рассказать ей, когда я приду к Осборнам и заявлю, что Брюс утонул. У меня не
было выхода. Он опять меня победил.
Дело не в том, что у меня заговорила совесть. Нет, меня просто взбесило
то, что он опять взял надо мной верх. Но я упал на колени и пополз по льду к
застывшей темноте ледяной полынье, а потом сунул голову в воду. Лед треснул.
Холодная вода словно ударила меня по вискам. Я увидел, как в мутно-желтой
темной воде, совсем близко, проплывает Брюс. Его глаза были широко раскрыты,
но он уже ничего не видел. Белый шелковый шарф поднимался над его головой.
От холода я не мог двигать пальцами. Я чувствовал, как прикасаюсь к гладкой
шелковой материи, но никак не мог схватить ее; поэтому засунул в воду вторую
руку, схватил шарф и попытался подтянуть его наверх. Но Брюс был очень
тяжелым, так что я сам мог уйти под воду вместе с ним. Подо мной стал
ломаться лед. Озеро было готово принять меня в свои объятия. В конце концов,
между нами действительно не будет никакой разницы. Мы оба погибнем. Холод
поднимался ко мне прямо к сердцу; но я продолжал тянуть Брюса наверх. Потом
вдруг с изумлением почувствовал, как чья-то рука схватила меня сначала за
одну лодыжку, а потом за другую. Человек стал медленно вытаскивать меня на
поверхность, крича что-то. Но уши у меня так замерзли, что я просто ничего
не слышал. Мне не хватало воздуха. Оглянувшись, я увидел Осборна. Он
упирался каблуками своих подбитых гвоздями сапог в лед, и осторожно, дюйм за
дюймом, вытягивать меня на лед. Было видно, как под его желтоватой кожей
вздулись пурпурные вены. По его лицу текли слезы, а из носа - сопли. Теперь
я стал понимать, что он говорил мне.
- Отпусти его, я не могу вас обоих вытащить. - Старик был слаб, и
вообще был похож сейчас на покойника, но по его тону я понял, что он просто
хочет, чтобы я утопил Брюса. Но теперь его голова уже показалась над
поверхностью воды. Если бы я отпустил его, то в этом можно было бы обвинить
Осборна. Так просто.
До сих пор не понимаю, зачем и как я все-таки вытянул своего заклятого
врага на лед. Надо полагать, просто хотел доказать ему, что у нас нет ничего
общего.
Брюс лежал без движения, широко открыв глаза. Его замерзшие губы
застыли в детской улыбке, а глаза, казалось, видели в пустоте что-то
недоступное человеческому пониманию. Сани Осборна стояли совсем близко - в
двадцати футах. Что именно услышал? Что увидел? Отдышавшись, старик сказал
мне только:
- Ты внакладе не останешься. - Потом он поднял руки над головой, сжал
кулаки, и сильно ударил Брюса в грудь. Потом еще раз. И еще. Он продолжал
колотить его, даже после того, как вода с бульканьем стала выливаться у него
изо рта, словно из испорченной раковины, а выражение лица стало осмысленным.
На следующий день я проснулся в больнице в два часа дня. Мама сидела на
краю кровати, и смотрела мультфильм про Космического Гонщика, который
показывали по телевизору. Он висел у самого потолка. Звук был выключен. Мама
плакала. Осборн, не сняв очки, дремал в кресле, которое стояло в углу
комнаты.
- Мам... Не беспокойся. Мне хорошо.
Вчера ночью мне давали лекарства, чтобы помочь преодолеть последствия
переохлаждения. Еще я отморозил себе пальцы. В больницу нас отвез Уолтер
Пикл.
- Знаю, ягненочек мой, - прошептала мама тихонько, чтобы не разбудить
Осборна. - Просто я вспомнила сейчас, как раньше мы смотрели мультики
вместе. Это глупо, конечно, но мне стало очень грустно, когда я поняла, что
не помню, как зовут его младшего брата.
- Гонщик Икс.
- Хорошо, что у меня есть ты. Всегда можешь напомнить.
Я снял целлофановую пленку с тарелки с печеньем, посыпанным шоколадной
крошкой. Его испекла мама. Взял одно, потом другое. Потом стал комкать
картонный пакет из-под молока. Тут мама спросила:
- Зачем Брюс так близко подошел к проруби?
- Ты же его знаешь. - Это была ложь во спасение.
- Мистер Осборн сказал, что это ты его спас.
- Мы оба свалились туда, и я просто пытался выбраться оттуда.
- Слава богу, что с тобой все в порядке! Брюсу повезло.
- Как он себя чувствует?
- Осборн приказал, чтобы его отвезли на обследование в Нью-Йорк. Он так
долго пробыл под водой, что все боялись, что его будет нелегко вылечить. Но,
кажется, в целом с ним все в порядке. Он звонил приблизительно час назад.
- И что сказал? - резко спросил я, так что мой спаситель проснулся.
- Ну, Брюс в своем репертуаре. Сделал вид, что это все очень забавно.
- А все-таки - что он сказал?
- Что еще обязательно научит тебя кататься на коньках. Что-то в этом
роде. Но послушайте меня, молодой человек. Если вы еще раз пойдете на это
озеро...
- Больше никаких уроков не будет. - Осборн дважды чихнул и высморкался.
- Вы бы лучше легли, - предложила ему мама.
- Вы что, не знали о том, что я решил жить вечно? Хочу посмотреть, чем
все это закончится. - Мама рассмеялась. Осборн откусил кусок печенья.
- Лиз, не могла бы ты принести нам молока? - На столе стоял полный
пакет. Но в последнее время мама научилась очень хорошо понимать намеки.
Как только она вышла из комнаты, Осборн закурил сигару.
- Наверняка ты думаешь, что за это время я уже все устроил.
- Не совсем.
- Что ж, посмотрим. - Старик выпустил кольцо дыма и посмотрел на свои
старые руки, испещренные темными пятнами. - Господи, кожа у меня, как у
крокодила. - Словно для того, чтобы убедить меня в том, что он действительно
похож на это животное, старик вытащил изо рта вставные челюсти и несколько
раз пощелкал ими. А я все ждал, что он скажет что-то такое, что успокоит
меня.
- Как ты думаешь, что этот засранец имел в виду, когда говорил, что
хочет "утолить свой голод? - Значит, Осборн наблюдал за нами. Наверное, я
должен был изумиться.
- Не знаю.
- И я не знаю. Поэтому тебя и спрашиваю. Господи Иисусе, да ведь даже
собака умеет утолять свой голод.
- Видимо, он просто пытался как-то подготовить себя к тому, чтобы
встретиться с тем, что сидело у него внутри. Брюс как-то говорил, что все
предельно просто: люди хотят трахать и убивать. Поэтому ему так нравились
"жестокие люди".
Тут Осборн в очередной раз поразил меня. Он стал цитировать папину
книжку:
- "Небольшое племя, стоящее на примитивном уровне развития. Яномамо
живут в джунглях бассейна Амазонки. Именно благодаря этому племени у нас
появилась уникальная возможность узнать, что это значит на самом деле: быть
человеком".
Старик опять высморкался и хихикнул.
- Ну, то есть это что-то вроде Флейвалля. Только без денег. - Мы оба
задумались над его словами. А потом он спросил:
- Как ты думаешь, он стал бы таким, если бы его дедом был кто-то
другой?
- Ну, в таком случае он бы не "дошел до предела" так быстро.
- А что бывает с теми, кто до него доходит?
- Им хочется большего.
- Получается, я породил новое племя. А Брюс и его мать - его лучшие
представители.
- Не всегда можно купить то, что людям действительно нужно.
- Боже, я ведь знал, что с Брюсом что-то не так... Я потерял его
давным-давно, за много лет до того, как познакомился с тобой. Если бы он был
не моим внуком, а какой-нибудь компанией, я бы его просто продал, пусть даже
себе в убыток. Но с людьми все не так просто. - Он вынул изо рта сигару,
поняв, что я его не слушаю. - Ты ведь не думаешь, что деньги делают людей
счастливее?
- Нет, сейчас мне так не кажется.
- Это плохо, очень плохо. - Осборн посмотрел на часы. - Господи, меня
ведь ждут. Сейчас все эти юристы накинутся на меня и скажут, что я сошел с
ума. - Он положил в карман пригоршню печенья и открыл дверь.
- Все у тебя будет хорошо, Финн. Только держись подальше от жестоких
людей. - Это были его последние слова.
41
Теперь я знал, что никогда уже не буду чувствовать себя в полной
безопасности. И поэтому мне уже было не так страшно. Да, как ни странно. Я
думал об этом приблизительно так: я - курильщик, а Брюс - рак легких. Он
всегда будет где-то рядом. Не то чтобы я совершенно успокоился. Один парень
из моей группы испанского языка сказал мне, что, по словам его старшего
брата, который учился в Гарварде, Брюс в Бостон не вернулся. А мама
объяснила мне, что Осборн договорился о том, что его внук закончит семестр
заочно.
На второй день после того, как я вернулся в школу, мой благодетель
позвонил мне, сидя в самолете. Было очень плохо слышно. Я спросил его, как
поживает Брюс, на что он ответил только: "Ничего не понимаю. Помехи".
Странно: я-то его прекрасно слышал. Потом он прокричал: "Двадцать шестого
декабря мы едем в Швейцарию". Мне казалось, этого уже никогда не случится.
- А что, если я провалю все экзамены?
- Вылетишь из школы на самолете.
Это было забавно, но я не засмеялся.
- А Брюс? Мне страшно.
- Мне тоже. Ничего, сейчас я занимаюсь этим вопросом. Расскажу тебе все
потом, когда мы приземлимся.
В тот же день позвонила Майя. Осборн сказал ей, что мы с ее братом
упали в озеро. "Так ему и надо", - объявила она. Было понятно, что он не
стал ее пугать и расписывать ей происшествие во всех подробностях. А когда
она поинтересовалась, почему меня больше не вдохновляет мысль о том, что
скоро мы будем кататься на лыжах, то я не мог придумать ничего лучше, как
сказать: "Тут помехи в телефоне. Плохо тебя слышу". Майя громко
переспросила, я шепотом сказал: "Я все еще люблю тебя", после чего повесил
трубку и стал дожидаться, когда позвонит Осборн.
Но от него ничего не было слышно. Я ждал один день, второй, третий...
Оставлял для него сообщения, пытался найти его в Флейвалле и в нью-йоркском
офисе, в который, как мне было прекрасно известно, он наведывался очень
редко. Но в ответ - тишина. Мама предположила, что Осборн поехал на
какой-нибудь курорт, чтобы подлечиться от простуды - на основании того, что
она слышала, как он велел служанке положить в его сумку полотняные шорты.
Пока все в школе рьяно готовились к экзаменам, я сидел, тупо
уставившись в свои учебники и конспекты, и молча бесился из-за того, что
Осборн, кажется, совсем позабыл обо мне. Чем больше я думал о том, что он
сказал мне после того, как я вытащил Брюса из воды, тем больше раздражался.
"Держись подальше от жестоких людей", "Я все устрою". Как? Может, он совсем
из ума выжил от старости, а может, ему просто наплевать на все это.
Учебники, которые я купил, лежали с неразрезанными страницами. Даже Джакомо,
который начал принимать успокоительный препарат "Риталин" (причем он его
вдыхал, а не глотал), занимался больше, чем я.
Семестровые замены начались пятнадцатого декабря. Обычно тесты
продолжались два часа кряду. Учителя постоянно пугали нас этими экзаменами,
будто это было такое большое дело. Вообще-то, на самом деле, это было важно,
если, конечно, ты не боишься вылететь из школы. К тому времени я уже начал
понимать, что в моем случае дело идет именно к этому. Впрочем, это не имеет
значения.
Спортивные залы заставили партами и стульями. Ответы нужно было писать
на голубых листах, которые преподаватели называли брошюрами. Несмотря на то,
что они постоянно болтали о том, что полагаются на нашу честность, и что
доверие - это очень важно, система зиждилась на том предположении, что если
они дадут своим ученикам хоть один малюсенький шанс, то они непременно будут
списывать. Все писали контрольные одновременно, чтобы отличники не продавали
правильные ответы другим ученикам. Кроме того, между учениками стояли пустые
стулья, так что списывать было невозможно. Разве что при помощи бинокля.
Первый экзаменом поставили алгебру:
1. Какова сумма всех чисел от одного до миллиона?
Я знал, что существует какая-то формула, которую вывел пару сотен лет
назад один француз, после того, как учитель заставил его остаться после
школы, и задал сложить все числа от единицы до сотни. Можно было бы,
конечно, посчитать, сколько составляет эта сумма: 1 + 1 = 2, 2 +3 = 5, 5 + 4
= 9... До ста я бы успел, но миллион?.. У меня было всего два часа, а не две
недели.
2. Какова сумма бесконечного ряда:
1 + (1/2 го я не знаю. Посмотрим,
что там дальше.
3. Упростите и решите эту задачу:
sin(17)cos(13) + cos(17)sin(13)
Когда учитель алгебры объявил "Господа, у вас остался один час", я как
раз бросил подсчитывать, какую сумму составляют числа от одного до миллиона,
и стал думать о том, что скажу Осборну, когда мы с ним увидимся. Я так
увлекся, воображая, как пошлю его куда подальше, что даже не заметил, как к
моему столу подошел преподаватель - пока не услышал, как сзади засуетился
Джакомо, который пытался дотянуться ногой до своей туфли. Я был уверен, что
сейчас его выведут из класса за то, что он спрятал шпаргалки в мокасинах, но
тут учитель стиснул мне шею и прошептал: "Возьмите свою работу и идите за
мной".
Дело не в том, что я пользовался шпаргалками. У меня их просто не было,
потому что было лень их делать. Видимо, приехал Осборн. Я мгновенно забыл
все гневные тирады, которые так долго репетировал. Трогательно, правда?
Старик обо мне не забыл. Я знал, что мне нужно всего лишь прошептать ему на
ухо пару слов, и он меня спасет. Я мог бы попросить преподавателя оставить
нас наедине. Осборну на экзамены было наплевать. Для него это все было
пустой забавой. Господи, да раз уж он устроил так, что Брюсу разрешили
прислать экзаменационные задания по почте, то почему бы ему не сделать то же
самое для меня? Потом я буду прилежно учиться, так что все будет прекрасно.
Когда учитель закрыл за нами дверь, я уже улыбался во весь рот.
- Мистер Осборн умер, - сообщил он.
Я не заплакал, не спросил, как это случилось, не закричал "Нет!".
Вместо этого тот маленький подлый человечек, который сидел у меня в голове,
пробормотал: "Простите... Мне нужно в туалет". Учитель решил, что сейчас
меня стошнит, и подтолкнул меня по направлению к уборной. Я подошел к
кабинке, закрыл дверь и спустил в туалет свою работу и задание, напечатанное
на голубой брошюре. Мне не было стыдно за свой обман. Не могу сказать,
впрочем, что гордился собой. Просто теперь мне было совершенно ясно, что
после смерти Осборна у меня не осталось человека, который будет ради меня и
вместо меня нарушать правила.
Когда я вышел из туалета, директор уже поджидал меня.
- Что мне теперь делать?
- В аэропорту тебя ждет самолет, - ответил он.
Я спрашивал не об этом.
- А кто его прислал? - Явно не миссис Лэнгли и не Брюс. Неужели Майя?
- Доверенное лицо мистера Осборна.
Преподаватель вызвался отвезти меня на вокзал. Но директор заявил, что
сделает это сам. Было заметно, что они никак не могли решить, стоит ли
по-прежнему обращаться со мной любезно. Потом они стали наблюдать за тем,
как я упаковываю свой чемодан, а я в это время думал о том, успел ли Осборн
перевести им деньги на библиотеку, как обещал.
Когда мы садились в машину, учитель вдруг спросил:
- А как же твой тест?
- В смысле?
- Голубая брошюра. Ты ведь взял ее с собой.
- Нет, сэр. Я передал ее вам, когда зашел в уборную. Разве вы не
помните? - Он стал хлопать себя по карманам. Глядел он на меня так, будто я
собирался тайком покинуть страну, не имея при себе никаких документов.
- Она должна быть у вас! - Моя история, конечно, была шита белыми
нитками, но паника в моем голосе звучала очень естественно. - Я не все
задания решил, но, по-моему, справился неплохо. - На самом деле, мне было
наплевать на экзамены. Таким образом я просто отгонял мысль о том, что меня
ждет дома. - Давайте вернемся и поищем ее. - Мне вовсе не хотелось
возвращаться в Флейвалль.
Потом я побежал обратно к спортивному залу, где проходил экзамен, но
директор остановил меня.
- Потом разберемся. После похорон мистера Осборна. - Там будет Брюс. И
без его деда это будет...
Странно, что они решили послать за мной. Когда я увидел ревущий самолет
Осборна, который ждал меня на взлетной полосе, то просто изумился. Это было
похоже на розыгрыш. Вообще-то, один час полета на такой машине стоит около
пяти тысяч долларов. Вряд ли это решение принял адвокат Осборна. Наверное,
он сам захотел, чтобы я покатался напоследок. Но зачем это было ему надо?
Может, ему казалось, что будет забавно дать мне попробовать изысканный вкус
дорогой жизни, прежде чем я лишусь этого навсегда? Или он решил сделать это
для того, чтобы разозлить какого-нибудь другого богача, который был уверен,
что семья Лэнгли пришлет за ним самолет, чтобы он смог проводить их
прародителя в последний путь? Кого? Вице-президента? Да нет, у него есть
свой самолет. Свою жену? Вообще-то, это похоже на шутки Осборна: заставить
женщину, по приказу которой его оскопили, покупать билет на коммерческий
рейс. Я мысленно обследовал ситуацию со всех мыслимых и немыслимых точек
зрения, стараясь не касаться самого главного: мой друг был мертв.
В салоне пахло кубинскими сигарами, лекарствами и ромом. Это был его
запах. На любимом вращающемся капитанском кресле Осборна оставались следы
его довольно грузного тела. Кожаный подголовник потемнел: он был запачкано
гелем, которым он укладывал назад свои редкие волосы. Точнее, то, что от них
осталось. Я застегнул ремень и, когда мы поднялись в воздух, заплакал.
Когда я посмотрел вниз, то увидел свою школу - она стремительно
уменьшалась в размерах. Все меньше становился и тот маленький человечек,
который сидел в моем мозгу и прикидывал: "Интересно, он мне что-нибудь
оставил?". Мы поднялись на высоту восемь тысяч футов. Воздушные ямы
следовали одна за другой.
Через сорок две минуты мы уже кружили над Флейваллем. Все сливалось
перед глазами. Второй пилот сказал, что на поверхности земли температура
семьдесят градусов. Взлетная площадка была залита водой, на которой сидели
гуси. Снега больше не было, озеро замерзло. Кроме той самой черной дыры.
Когда я выходил из самолета, то мысленно подготовил себя к тому, что
сейчас меня встретит рыдающая мама, которая станет причитать "ой, малыш,
какой ужас!". Но, как это ни поразительно, ее там не было. Когда я позвонил
ей из ангара, то услышал только запись ее голоса на автоответчике. Она явно
подражала Одри Хепберн, когда зачитывала это приветствие.
Пилот довез меня до нашего желтого коттеджа. Входная дверь была
открыта. Розовый чемодан, которого я так стыдился когда-то, стоял в
прихожей. Остальные наши вещи лежали в картонных коробках. Я понял, что она
швырнула сумку для гольфа, которую подарил ей Леффлер, со второго этажа,
потому что клюшки рассыпались по полу. Мама, не шевелясь, сидела за
обеденным столом, сжимая в пальцах бокал. Рядом стояла полная бутылка вина.
Впечатление было такое, что она сидит здесь так долго, что ее могла начать
пожирать моль.
- Извини, что не встретила тебя. - Она говорила ровным голосом, но тушь
размазалась у нее на глазах, а по щекам стекали слезы. Мама не выпила ни
капли вина, но вид у нее был такой, будто она уже третий день в запое. Не
успел я сказать что-нибудь умное, как она объявила:
- Сегодня утром машину забрали.
Потом она передала мне письмо от секретарши миссис Лэнгли.
Уважаемая миссис Эрл!
Этим письмом мы уведомляем Вас, что Ваши услуги нам больше не
потребуются. Мы бы хотели, чтобы к первому января вы освободили дом, в
котором сейчас проживаете, поскольку договор аренды был действителен только
на время Вашей работы. В понедельник утром у Вас заберут машину. Обучение
Вашего сына в колледже Сейнт-Марк оплачено до конца года, и он может
закончить там свое образование, если Вы считаете это нужным. Но мы уже
проинформировали дирекцию этого учебного заведения, что они должны
направлять счета за дополнительные услуги (транспорт, экскурсии, и так
далее) на Ваш адрес. Вы также получите выходное пособие в размере
двухнедельной оплаты.
Спасибо за Вашу работу!
Бетси Данн
Я посмотрел на чек, который был прикреплен к письму. Осборн платил маме
две тысячи долларов в неделю. Надо же. Когда-то мне казалось, что это
огромная сумма. Теперь нет.
- Времени они не теряли.
- Кто это они?
- Миссис Лэнгли и Брюс.
- Но ты же вытащил Брюса из озера, спас его мать из пожара! Да зачем
им...
Я отнес стакан и бутылку с вином к кухонной раковине и опорожнил их.
Потом начал рассказывать.
Когда я закончил свой повествование, солнце уже зашло. Пепельница была
переполнена - мы с мамой выкурили полторы пачки сигарет. Говорят, что когда
признаешься в чем-то, то становится легче. Но я чувствовал себя
опустошенным, и только. Мама зажгла последнюю сигарету, которая лежала в
пачке, а потом передала ее мне. Мы стали курить ее по очереди - до самого
фильтра. Она взяла меня за руку.
42
В Флейвалле нет такси. На похороны нас отвез Гейтс - в своей