захотелось встряхнуть тебя немного.
Теперь у меня не осталось никаких сомнений. Нет, я не собираюсь
смиренно ожидать, пока он расправится со мной. Я придумаю способ спастись.
Но мне нужно время. И поэтому, пока мы ехали к Флейваллю, я стал весело
голосить припев песни, чтобы Брюс продолжал думать, что я ни в чем его не
подозреваю:
- Пол Пот, Пол Пот, Пол Пот, Пол Пот, Пол Пот, Пол Пот, Пол Пот, Пол
Пот.
Самое ужасное - это то, что эта песня опротивела мне еще до того, как
мне пришлось исполнять ее вместе с Брюсом.
Мы въехали во владения Осборна через задние ворота, и стали двигаться
по тому же маршруту, что и в первый день, когда Гейтс привез нас сюда с
мамой. Теперь все было по-другому. И дело не только в снеге. Наш желтый дом,
на крыше которого скопились снежные сугробы, а с карнизов свисали сосульки,
казался мне меньше и уютнее, чем в тот день, когда я увидел его впервые.
Через пролом, который проделал упавший клен, я мог видеть чердак, в котором
валялся старый розовый чемодан моей мамы.
- Не мог бы ты остановиться? Мне хотелось бы взглянуть на это.
- Не беспокойся. Дом был застрахован.
- Я хочу посмотреть, большая ли там дыра.
- Ну, если это так для тебя важно...
Это было гораздо важнее, чем он мог себе представить. Но я не
рассчитывал на то, что он тоже начнет вылезать из грузовика. Я сделал вид,
что меня очень заинтересовала поврежденная крыша. Ствол огромного клена,
который рос недалеко от двери в кухню, треснул прямо по середине. Трещина
была огромной - она шла до самых корней. Внутри все сгнило, и ствол был
полым. Если бы Брюс не забыл в машине сигареты и не пошел за ними, мне бы
так и не удалось нащупать под опавшими листьями и скорлупками орехов то
дупло, где раньше жили белки. На секунду мне показалось, что там ничего нет.
Я просунул руку глубже, и, наконец, обнаружил пистолет, который дал мне Брюс
- я спрятал в дупле этого высохшего дерева, когда мне стало казаться, что
мои проблемы можно разрешить, только пустив себе пулю в лоб. Пистолет был
довольно тяжелым. Надеюсь, он еще стреляет. Я едва успел засунуть его в
карман, как ко мне подошел Брюс.
- Ладно, поехали отсюда. Давай лучше на коньках кататься.
- Еще одна остановка. - Это вовсе не было частью плана, просто мне
внезапно захотелось увидеть маму до того, как я нажму на курок.
Когда мы подъезжали к особняку Осборна, то в сумерках я заметил, как
вдалеке по склону холма движется какое-то маленькое пятнышко. Когда мы
приблизились к нему, то оказалось, что это была лошадь породы бельгийский
тяжеловоз. Она шла по направлению к веранде с колоннами, рядом с которой
находился замерзший фонтан. Потом я разглядел, что эта лошадь везет санки -
в них сидел Осборн. В руках он держал поводья. На нем была надета меховая
шуба и красный вязаный колпак с помпоном. Стегнув лошадь, он приветственно
помахал нам рукой, одетой в варежку. В общем, вылитый Санта-Клаус.
Брюс предупредил мою маму, что я приезжаю, и ей удалось подбежать к
двери быстрее, чем дворецкому.
- Господи, малыш, ты выглядишь таким взрослым! - Не знаю, то ли она
хотела меня подбодрить, то ли забыла надеть контактные линзы. Уже три дня я
не снимал одежду, которая была на мне сейчас надета.
Мама обняла меня и поцеловала Брюса в щеку. Мне не очень понравилось,
что в ответ на это он по-хозяйски обнял ее за плечо и громогласно объявил:
- Да, наш малыш стал мужчиной, Лиз!
- Перестань, Брюс! - Она нервно рассмеялась. Его фамильярность явно не
привела ее в восторг. Но его это не остановило.
- Даже не знаю, как сказать тебе об этом, Финн, но я, кажется, по уши
влюбился в твою мать. - Наверное, ему хотелось подействовать мне на нервы. А
может, он в нее и правда влюбился.
- Брюс, ты готов на все, лишь бы оказаться в центре внимания! - Сейчас
мама говорила, как Майя. В голове у меня все перемешалось. Брюс готовился
убить меня. И его невозможно было остановить. Собирался ли он подождать до
весны, чтобы потом пригласить мою мать в лесной домик? Или он надеялся
заронить в нее искру, утешая на похоронах? Я так увлекся, представляя себе,
как он начнет ухаживать за ней после моей смерти, что даже не почувствовал,
как Герберт снимает с меня пальто. Представляю, что бы он подумал, если бы
обнаружил в кармане моего пальто пистолет.
- Ну, пойдем же, - мама потянула меня к дивану. - Сядь сюда и расскажи
мне, как это было.
- Мы приехали всего на минуту. Брюс хочет научить меня кататься на
коньках.
- Нам некуда торопиться. За ночь лед не растает. - Казалось, он играл
со мной, как кошка с мышкой. - Герберт сварит нам кофе. Мне тоже ужасно
хочется узнать, как прошел ужин с семьей Кеннеди.
Мама только этого и ждала.
- Герберт, вас не затруднит сварить нам кофе? - Вообще-то, ему платили
за это. После того, как мама переночевала в доме Осборна, она уже вела себя
так, будто всю жизнь прожила в доме с дворецким. Я знал, скоро это все
закончится, но, как ни странно, меня это не сердило.
- Знаешь, Брюс, я хотел бы поговорить с мамой наедине, если не
возражаешь.
- Да, пожалуйста. Говорите, сколько хотите. Нам спешить некуда. - Мы с
мамой проследовали к обитому мраморными панелями фойе, а он добавил:
- Понимаю. У матери и сына могут быть свои секреты. Это так трогательно
Мама закрыла дверь библиотеки.
- Это было невежливо, Финн. Мы здесь гости.
Мне надоело быть гостем.
- Мне нужно сказать тебе кое-что. И тебе это не понравится, я уверен.
Мама присела на позолоченный стул и внимательно посмотрела на меня.
- Тебя выгнали из школы, да?
- Это не имеет к школе никакого отношения.
Это ее так обрадовало, что она вскочила со стула, чтобы обнять меня.
- Ох, Господи, как ты меня напугал! Целую осень все только и говорили о
том, как кого-то исключили из школы. Сначала - сына Гиги Мейер из школы
Дирфилд - за то, что он курил марихуану. Потом мальчика МакКаллумов
вышвырнули из Роллинзской школы. Я столько ужасных историй выслушала в
клубе, что готовилась к самому худшему. - Забавно, что "самым худшим" она
считала исключение из школы. Правда, у меня была не самое веселое настроение
- как никак, в моем кармане не лежал револьвер.
- Так о чем таком ужасном ты хотел мне рассказать? - Мама посмотрела в
зеркало, чтобы удостовериться, что тушь не растеклась, а потом повернулась
ко мне, приготовившись выслушать плохие новости. Я столько раз лгал ей, и
столько раз попадал в неприятности из-за этого, что теперь мне не терпелось
узнать, на что это похоже - говорить правду.
- Я тебе соврал, когда сказал, что миссис Марс пригласила меня на
праздничный ужин с Кеннеди. Я все выдумал: мы с этой женщиной не знакомы, и
ее сын не учится в моей школе.
- Так зачем ты... - мама покачала головой, не веря своим ушам. Она
стала рыться в сумочке в поисках сигареты с таким рвением, будто искала
последний грамм кокаина.
- Потому что мне не хотелось ехать домой. Потому что я знал, что если я
буду ублажать миллионершу, разбогатевшую на шоколадках и лизать задницу
Джеки Кеннеди, ты будешь думать, что мне дали Нобелевскую премию, не меньше.
Я сказал тебе то, что тебе хотелось услышать. Ты же любишь все это дерьмо. -
Я был уверен, что она придет в бешенство.
- Финн, я люблю тебя.
- Пожалуйста, только не надо опять говорить, что ты делаешь все это
только для меня.
- Нет. Я делаю это для себя, а не для тебя. Здесь мне легче
притворяться.
- Притворяться?
- Да. Что я в безопасности.
- Чего ты боишься?
- Себя. - Она закурила сигарету и отвернулась. Мне показалось, что она
заплакала. Если бы это было так, она бы все испортила. Но она не стыдилась
своих слов и не собиралась извиняться за них или жалеть себя.
- Где же ты отмечал День Благодарения?
- У Джакомо. Мне позвонила Майя, и мы провели два дня в гостинице.
Я думал, что она засыпет меня вопросами, но вместо этого она просто
поцеловала меня в щеку и пошла к двери.
- Тебе не интересно узнать, как это было?
- Это воспоминания принадлежат только тебе и ей, - мама покачала
головой.
Нет, не совсем. Рядом с нами всегда находился Брюс. Но я не мог
поведать об этом маме, не рассказав и обо всем остальном, в том числе о
своем умысле. И даже несмотря на то, что я не мог рассказать ей этого, все
равно мы с мамой никогда прежде не были так близки. Мне не хотелось,
расставаться с этим чувством. Я боялся открывать дверь, потому что ненавидел
Брюса и его мир, и не хотел впускать его сюда. Наверное, это прозвучит
слащаво и ненатурально, но в эту минуту мне казалось, что у меня самая
лучшая мама на свете. Иногда мне было сложно любить ее, но я знал наверняка:
она одна может помочь мне понять, почему я чувствую себя таким опустошенным.
- Было чудесно. Только грустно, - выдавил из себя я. Мне нужно было,
чтобы кто-то поддержал меня.
Она положила руки на мои плечи и посмотрела мне в глаза. Это напоминало
сцену из фильма. Кажется, мы простояли так довольно долго. Мама
почувствовала, что этого мне недостаточно. Она собиралась сказать что-то,
как вдруг в дверь постучали. Брюс открыл ее еще до того, как хотя бы один из
нас успел сказать "Входите".
- Кое-кто хочет с тобой поговорить, - он вкатил в комнату кресло, на
котором сидела миссис Лэнгли. Когда она выпрыгнула из окна горящего дома, то
поломала почти кости на правой стороне своего тела. Врачи говорили, что она
еще встанет на ноги... когда-нибудь. Когда я посмотрел на ее лицо, то сразу
вспомнил, как хрустнули ее кости, когда я свалился на нее после того, как мы
выпрыгнули из окна. Ее бледное, словно тесто, лицо было покрыто красными
волдырями от ожогов и шрамами. Были заметны границы между обгоревшей и
пересаженной кожей. Кончики пальцев на одной руке были ампутированы. А ее
глаза горели кровью и бешенством - будто огонь, который сжигал ее изнутри,
еще не вырвался наружу.
Брюс стал массировать ей плечи.
- Ей еще должны сделать несколько пластических операций, но уже сейчас
мама выглядит замечательно. Правда?
- Да, замечательно. - Мне было трудно придумать, что сказать, как
тогда, когда мы сидели в машине.
Мама повернула инвалидное кресло так, чтобы миссис Лэнгли не могла
увидеть себя в зеркало, и постаралась сменить тему.
- Как твое бедро, Пилар?
Она ей даже не ответила.
- Финн, милый...- Ее голос звучал так, словно она выкурила перед
завтраком миллион сигарет. - Как поживает мне спаситель?
- Чудесно, - ответил вместо меня Брюс, - разве не заметно? - И он обнял
меня за плечи.
- Нам так тебя не хватало, Финн. - Миссис Лэнгли выпростала то, что
осталось от ее руки, чтобы обнять меня. Мама сразу поняла, что мне было
страшно, что она до меня дотронется.
- Брюс и Финн собирались пойти покататься на коньках. - Она знала, что
мне хотелось быстрее выбраться из комнаты.
- Ну, хоть поцелуй его! Ты ведь должна его поблагодарить! - Брюс
тихонько подтолкнул меня к своей матери. Сбежать было невозможно. Она пахла
какими-то притираниями и лавандой. Миссис Лэнгли поцеловала меня прямо в
губы, и в этот момент ее красный глаз широко раскрылся.
- Я просила Брюса, чтобы он позаботился о тебе.
- Без него я бы пропал, - промямлил я. Все мы дружно притворялись, и
это был еще не конец представления. Как в театре, в этот момент вошел мистер
Лэнгли. Передвигался он теперь без труда, но мысли его витали где-то далеко.
У него был счастливый вид - видимо, как раз благодаря тому, что сознание еще
не полностью вернулось к нему.
- Мой сын говорил мне, что мы уже встречались ранее, но мне до сих пор
очень трудно запоминать имена.
- Меня зовут Финн. Рад вас видеть, мистер Лэнгли. - Он пожал мне руку,
оскалив зубы, словно идиот.
- Знаешь, папа, Финн может рассказать нам новости о Майе.
- Ты ее видел? - резко спросила миссис Лэнгли. Я не ожидал этого
вопроса. Ее муж все еще тряс мою руку. Нельзя было допустить, чтобы у Майи
были из-за меня неприятности.
- Мы часто пишем друг другу.
- На адрес месье Буре? - Брюс понял, что мне все известно.
- Ну да. - Мне хотелось как можно быстрее сменить тему. - Ну что,
поехали кататься, а?
- Да, пора. - Он опять обнял меня.
Когда я повернулся, мама остановила меня.
- А ты не простынешь? Может, тебе лучше взять у Брюса куртку?
Я заявил, что все и так прекрасно. Мне действительно так казалось.
Последней ее фразой было:
- Мне было приятно поговорить с тобой, Финн. - Это было не просто
приятно, это было прекрасно.
- Ладно, пойдем, - Брюсу это наскучило.
- Сначала мне нужно сходить в ванную.
- В лесу сходишь.
- Мне надо руки помыть.
Он наклонился ко мне поближе и прошептал на ухо:
- Ты сначала трогаешь член, а потом моешь руки, или наоборот?
Я запер дверь ванной и открыл кран. Потом достал свой револьвер с
серебряной рукояткой. За этим внимательно наблюдали мистер Осборн и Альберт
Швейцер - их фотография, заключенная в рамочку, висела на стене.
Потускневшая поверхность пистолета местами заржавела. Наверное, белки
решили, что детали из слоновой кости съедобны. Или это были мыши. Я вложил в
барабан пули. Помнится, мне не удалось попасть в стеклянную банку с грушей с
пяти метров. Но это не имеет никакого значения. Теперь у меня другая цель. Я
навел пистолет свое отражение в зеркале. Выглядело это довольно глупо, но
убедительно. Как это ни странно, но мне вовсе не было страшно. Дело не в
том, что я такой храбрый. Просто мое отчаяние превратилось в холодный
фатализм.
Когда я смотрел на пули, лежащие у меня в ладони, то даже не
задумывался о том, как они могут изуродовать человеческую плоть. Меня
беспокоило только одно: а что, если они не вылетят? Что, если сквозь медную
обшивку просочилась вода? Вдруг я нажму на курок, а все останется
по-прежнему? Я вытер пули туалетной бумагой, как будто это могло помочь.
- Да что ты там делаешь? - Услышав голос Брюса, я вздрогнул и нечаянно
уронил одну пулю. Она покатилась за унитаз. Мне пришлось встать на
четвереньки, чтобы достать ее. Руки у меня дрожали. От моего спокойствия не
осталось и следа.
- Подожди секунду. - Я спустил воду, чтобы у него не возникло никаких
подозрений. В унитазе возникла воронка из воды, и, когда я глядел на нее,
меня чуть не стошнило. Но ничего не вышло. Лицо у меня было зеленого цвета,
и я весь покрылся холодным потом - в общем, был похож на одну из тех
лягушек, которых мы препарировали на уроках биологии. Кровь отхлынула от
моего лица. Сердце стучало, как сумасшедшее. Я побрызгал в туалете
освежителем воздуха. Мне казалось, что от меня несет каким-то смрадом.
Когда я вышел, Брюс внимательно оглядел меня.
- Если сейчас у тебя не то настроение, мы можем пойти завтра. - Он был
ужасно вежливым и милым, этот Брюс.
- Да нет, я готов. Всегда готов. - Эту фразу я слышал в одном военном
фильме.
- Вот это дело!


На заднем сиденье машины валялись две пары коньков и хоккейные клюшки.
Мы медленно тронулись в путь. Снег идти перестал; высоко в небе светила
луна. Штат Нью-Джерси был похож на планету, на которой царит вечная
мерзлота. Потом мы застряли в сугробе на дороге, которая вела из фермы к
озеру. Я вышел, чтобы толкнуть грузовик. Мне пришлось внимательно следить за
тем, чтобы Брюс не мог зайти сзади. Разумеется, он замышлял что-то против
меня, но было бы слишком нелепо просто ударить его и убежать.
Когда мы повернули в сосновый лес, окружавший озеро, показалось стадо
сонных оленей. Деревья росли так густо, что машине было очень трудно
протиснуться между ними. Брюс прибавил скорость, и ветки хлопали по дверцам
машины, царапая их. Было бессмысленно просить его не ехать так быстро. Потом
он направил машину прямо на лед. У меня дыхание перехватило. На мгновение
мне показалось, что он собирается утопить нас обоих.
- Да расслабься ты. Тут лед сантиметров тридцать толщиной. - Он
выключил мотор. Когда мы, наконец, затормозили, он добавил:
- А вот здесь можно начинать беспокоиться. - Он указал на темную дыру
во льду на дальней стороне озера, огражденную козлами для пилки дров.
- Там бьет источник, который питает все озеро. Температура в этом месте
никогда не меняется - будь то зима или лето, всегда тридцать семь градусов.
Если упадешь туда, то сразу пойдешь камнем на дно, как "Титаник". - Я
вспомнил, как в ту ночь, когда мы уплывали с Майей с острова, на котором нас
преследовал чей-то отвратительный смех, я почувствовал в томящей теплоте
летнего воздуха это холодное течение.
Это был настоящий хоккейный каток - с воротами и всем остальным. Майя
рассказывала мне, что ее брат был единственным человеком за всю историю
Гарварда, который стал играть за университетскую команду еще на первом
курсе. Старшие члены команды над ним издевались. Мне стало смешно: его
сестра говорила, что он решил бросить хоккей, потому что эта игра казалась
ему очень жестокой. Лед был покрыт тонким слоем снега. Мы подошли к
маленькому трактору со снегоочистителем, который стоял под брезентовым
навесом.
- Сначала мне нужно расчистить лед. А потом начнется наш урок.
Сейчас или никогда. Люди удивятся, что он стал расчищать лед, прежде
чем застрелиться. Нет, все будет так, как задумал я. Я репетировал это все
сто раз, и был готов к любому вопросу, который мог задать мне Гейтс, Осборн,
Майя и даже моя мама после того, как произойдет эта ужасная трагедия.
Я собирался сказать, что он признался мне в том, что поджег дом. Теперь
его терзает чувство вины - ведь по его вине погибла Пейдж, а мать стала
инвалидом. Брюс не мог жить с таким грехом на совести. Осборна и Гейтса я
отведу в сторонку, чтобы сообщить им, что он, видимо, слегка тронулся умом,
потому что говорил мне ужасные вещи - якобы он спал со своей матерью. После
этого они сразу замолкнут и перестанут задавать вопросы.
- Брюс, подойди ко мне, пожалуйста, мне нужно тебе кое-что сказать. -
Он зашагал ко мне, сняв перчатки и согревая дыханием сложенные руки. Мне
было нужно, чтобы он стоял близко - так, чтобы я мог в него выстрелить. Он
должен был дотронуться до пистолета. На его и моих руках будет кровь и следы
пороха. Потом я буду сокрушаться и винить себя за то, что не смог его
остановить. Если мне не удастся убить его после первого выстрела, то я
выстрелю еще раз, а потом объясню, что мы боролись, потому что я хотел
вырвать у него револьвер. В общем, у меня все было продумано.
- Ну, в чем проблема? - Брюс зажал в зубах сигарету и стал рыться в
кармане в поисках зажигалки. Мысленно я отмерил расстояние между нами. Он
должен был стоять достаточно близко, чтобы схватить пистолет, но не
настолько близко, чтобы вырвать его у меня. Это был мой последний шанс.
Наступил решающий момент. Мой палец лежал на спусковом крючке. В кармане,
кроме пистолета, ничего не было. Когда Брюс вытащил из кармана зажигалку
"Зиппо", я нацелил его прямо ему в сердце. Огонь зажигалки озарил его лицо,
и в эту секунду он заметил пистолет. Я опустил палец на курок. Он уронил
зажигалку и стал вырывать у меня пистолет, обхватив руками мои запястья.
Пистолет не выстрелил. Я изумленно посмотрел на него. Курок ударил по
пальцу Брюса. Он два раза с силой двинул мне прямо по животу, затем ударил
по лицу, чуть не сломав нос, а потом выкрутил из рук револьвер.
Теперь он был в его руках. Казалось, он не столько испугался, сколько
развеселился. Брюс посмотрел сначала на меня, потом на него, а потом
запрокинул голову назад и захохотал. Его смех эхом пронесся по озеру, и тут
я понял, что это его гогот преследовал нас на острове.
- Ты хотел меня убить.
Это его рассмешило. Он улыбнулся, задрал вверх голову и замолчал.
Видимо, наслаждался новыми ощущениями.
- Круто. Знаешь, такого со мной еще не было. А с тобой такое уже
случалось раньше?
- Я знаю, что ты сделал.
- Я хренову тучу вещей переделал, знаешь ли. - Он поднял зажигалку и
подкурил сигарету. - Может, ты имеешь в виду, что у нас с мамой тесная
духовная связь? Насколько я помню, это она меня совратила. Или ты о том, что
я поджег дом, когда ты был внутри? Жарко было, правда? Или, мой милый Финн,
ты вспоминаешь о том, как...
- Да пошел ты в жопу! - изо всех сил заорал я.
- Нет, моя жопа здесь не при чем. В отличие от твоей. - Он открыл
барабан револьвера. - Поразительно. Он заряжен.
Я ринулся к нему, но не успел сжать пальцы на его шее, как он коленом
двинул меня прямо в пах, причем с такой силой, что я взлетел в воздух.
Потом, сгибаясь и зажав свою промежность рукой, я лежал у его ног, задыхаясь
от боли. Когда она немного утихла, ее место занял страх. Брюс прижал дуло
пистолета к моему виску, держа палец на курке.
- Одевай коньки. - Со мной все было кончено. А с ним - нет.
Ботинки были жесткими и сырыми, а у меня на ногах были тонкие носки.
Дрожащими руками я стал натягивать коньки (они были изготовлены компанией
"Бауэр" - как сейчас помню). Когда я зашнуровал их, Брюс предупредил:
- Надеюсь, они подходят тебе по размеру. Я не хочу, чтобы ты сломал
себе ногу, ягненок.
Когда шнурки были завязаны, он приказал мне встать на ноги. Я уже
говорил, что мне никогда не приходилось делать этого раньше. Ноги у меня
подгибались, и я размахивал руками, словно ветряная мельница. Как только мне
удалось выпрямиться, он толкнул меня в грудь. Потом достал из машины коньки,
клюшки и шайбу. Когда он повернулся, я попытался схватить его за лодыжку. В
ответ он двинул меня ботинком по виску. Потом стал зашнуровывать ботинки,
насвистывая песню "выходные в Камбодже". Я заплакал.
-Разве ты не хочешь узнать, почему я это делал? - мягко спросил он.
Казалось, он говорит серьезно.
- Ты сумасшедший! - крикнул я.
- А ты что, нормальный? Твоя мать - массажистка, а ты всем
рассказываешь, что она врач, получивший образование в Париже. И все тебе
верят. Не выдумывай, Финн. Это они сумасшедшие, а не мы с тобой.
- Я все рассказал Майе. - Но он не испугался.
- Неправда. Она позвонила мне из аэропорта, и рассказала, как ты
убеждал ее в том, как мне было тяжело, когда я покрывал свою мать. С твоей
стороны очень умно было сделать вид, что ты беспокоишься обо мне. Ты как бы
готовил ее к тому, что я могу покончить с собой, нагнетал обстановку. Так
ведь? Я все правильно понимаю?
Майя пообещала мне, что не будет звонить брату.
- Пошел ты.
- Ладно, хватит об этом. Слушай, мне хочется, чтоб ты знал, как мы до
этого докатились. Не подумай, что я в восторге от того, что происходит. Ты
мне всегда нравился. Да и сейчас нравишься. Но потом, когда выяснилось, что
дедушка дал тебе пленку, чтобы ты проявил ее... Видишь ли, ни я, ни моя
маменька и понятия не имели, что в доме установлена видеокамера. Теперь ты
понимаешь, что я был просто вынужден что-то предпринять?
- Я ее не проявлял. Она находится за трубой с горячей водой в моем
туалете. Можешь ее забрать.
- Забрать? А она что, принадлежит тебе? Ну что ж, спасибо. Теперь я
знаю, где ее искать. - Он прижал дуло пистолета к моему лбу. - Ты сам
виноват, Финн. Зачем ты стал подлизываться к деду? Зачем ты предложил ему
проявить пленку? В старые добрые времена он бы никогда не стал якшаться с
такими прощелыгами, как ты и твоя мамочка. Но теперь он постарел и стал
сентиментальным. Он готов проглотить все, что ему скармливают. Поэтому мне
так легко удалось обдурить его в ту ночь, я тебя поимел: я просто подложил
таблетку со снотворным к остальным его лекарствам. Предложил ему молоко и
печенье. Старый хрен так и понял, что той ночью меня в доме не было. Он
мирно посапывал, пока мы с тобой...как бы это выразиться? В антропологии
это, кажется, называется "первый контакт".
Брюс отдернул пистолет от моего лба и с задумчивым видом почесал им
подбородок.
- Я вовсе не хотел, чтобы все обернулось именно так. Мне было ясно, что
просто так вы с мамой не уедете, но я был уверен, что ты не сможешь
сохранить свой секрет в тайне. Вот я и решил намекнуть тебе на то, что вам
пора сваливать отсюда. Понимаешь, Финн, приходится признать - обычный
ребенок, которого жестоко избили, а потом изнасиловали, не сможет не
поделиться этим со своей матерью. Иначе у него случится нервный срыв. Так
что сначала я даже подумал, что тебе понравилось то, что я с тобой сделал.
Но потом, когда я увидел, как ты со своей мамусенькой из кожи вон лезешь,
чтобы тебя приняли в престижную школу и разрешили снимать дом за доллар в
год... Теперь ты возвращаешься домой, вооружившись пистолетом... Ненавижу
избитые фразы, но некоторые из них очень точно описывают ситуацию: то, что
тебя не убивает, делает тебя сильнее. - В голове у меня все еще звучали его
слова: "избили, а потом изнасиловали".
- Но зачем ты...
- Ну же, скажи это вслух, Финн! Тебе сразу станет легче. Зачем я тебя
трахнул? - Брюс уставился на меня, чтобы насладиться тем, как на меня
подействовали его слова. Но мне было все равно: он не мог унизить меня еще
сильнее. Он быстро продолжил:
- Вообще-то, я планировал только избить тебя, чтобы напугать. Но потом,
когда увидел тебя, такого беспомощного, даже более беспомощного, чем
сейчас... Ты лежал там без сознания, на голове у тебя был мешок... Я мог
делать с тобой все, что мне в голову взбредет, и мне действительно
захотелось узнать, на что это похоже. Понимаешь, всем интересно узнать, что
это значит - делать только то, что хочешь. Но немногие готовы идти до конца.
Взять то, чего тебе хочется, и не просить, и не платить за это, и не писать
благодарственных писем. Понимаешь, это называется утолить свой голод.
Тут он понял, что я его не слушаю.
- Будем считать, что я тебя просветил. - Он заткнул пистолет за пояс и
покатил ко мне, а потом бросил мне клюшку.
- Лови. Так тебе будет легче удерживать равновесие.