Уиттенборн Д. Жестокие люди

струпьями.
- Ты забавный.
- Очень смешно.
- Выглядишь сексуально. Как боксер, который выиграл бой.
- Откуда ты знаешь о боксерах?
- Ничего. Знаешь, когда меня лошадь протащила, я полгода была похожа на
разбитую тыкву. - Если бы она обратила внимание на выражение моего лица, то
поняла бы, что я ждал другой реакции. Майя закусила губу и на минутку
задумалась. - Хочешь, я опять выйду за дверь, а потом опять зайду, и сделаю
вид, что вне себя от горя? Потому что мне и правда очень больно. Ведь это и
моя вина тоже. Мне просто казалось, что я должна развеселить тебя, чтобы ты
перестал думать о том, что произошло. - Она прекрасно понимала, что я
чувствую, просто не знала, что случилось на самом деле.
- Почему ты говоришь, что это твоя вина?
- Это же я уговорила тебя тайком уйти из дома вчера вечером. - Майя
присела на край кровати и поцеловала мое левое ухо - это было единственное
место на моем лице, которое не болело. - И я все еще хочу подарить тебе
кое-что.
Майя просунула руку под одеяло и захихикала.
- Мы так долго не виделись.
Я оттолкнул ее руку.
- У меня два ребра сломано. - Честно говоря, я беспокоился не из-за
ребер.
- Я бы гребаных браконьеров сама пристрелила!
Гребаных. Не самое удачное слово она выбрала.
- Это не Двейн.
- Он не единственный, кто нас ненавидит. - Майя, оказывается, считала
меня "своим". - Его отец вообще извращенец. Самый подлый из всей их
компашки. - Мне и в голову не приходило, что меня мог изнасиловать кто-то из
тех, кто постарше.
- Извращенец?
- Да. Это отвратительно.
- Что он такого сделал?
Говорят, его выгнали с молочной фермы МакКаллума, потому что застали за
тем, как ему отсасывал годовалый теленок.
Брюс вкатил в комнату тележку с холодным чаем и печеньем. Столько всего
произошло за последнее время, что у меня совершенно вылетело из головы, что
он покрасил волосы и стал выглядеть совершенно по-другому.
- О чем вы говорите? - спросила мама, угощая всех печеньем.
- О том, кто меня избил. - Я строго посмотрел на ее, чтобы она оставила
меня наедине с моими друзьями. Вместо этого она села ко мне на кровать.
Брюс пододвинул себе стул.
- Финн, я говорил с Гейтсом. - В этот момент я подумал, что он знает
правду. - Слава богу, что ты остался жив. Тебе еще повезло.
- Да, меня только избили. - Когда я жевал печенье, челюсть болела.
- Ты хотя бы знаешь, почему они сделали это?
- Может, потому, что я джентльмен и ученый?
- Это действительно так, сэр, - засмеялся Брюс. - И превосходный лжец
впридачу. - На минуту он стал прежним Брюсом.
- Как это понимать?
- Мы с Финном понимаем, о чем идет речь. Старая шутка.
Мама встала с кровати.
- Майя, я хотела бы поговорить с тобой наедине.
- Конечно, - ответила она.
- О чем это? - подозрительно спросил я.
- На следующей неделе у тебя день рождения. Думаю, мы должны устроить
вечеринку для тебя и твоих друзей.
- Не надо. - Дело не только в том, что у меня не было настроения
веселиться. Мне стало страшно, когда я представил, как мама пытается шутить
с моими друзьями, угощая их тортом и пуншем. Такого унижения мне не вынести.
- Да что с тобой, Финн? Это же твой день рождения, - удивилась Майя. -
Нет, мы устроим праздник, нравится тебе это или нет. - Маме не очень
понравилось, что моя подруга сказала "мы".
Потом она подошла ко мне, поцеловала целое ухо и тихо произнесла:
- Я знаю, о чем ты беспокоишься. Предоставь это мне.
Они с мамой вышли из комнаты и спустились вниз. Брюс закрыл за ними
дверь.
- Знаешь, Финн, похоже на то, что они поджидали меня. Ведь на тебе был
мой пиджак, и ты бежал к нашему дому. А на улице было темно.
- И кому это было надо?
- После того, как я объявил о том, что здесь будет построен молодежный
центр, моя популярность несколько снизилась.
- Майя думает, что это был браконьер.
- Она во всем винит браконьеров.
- Две недели назад мы были с ней на острове. Кто-то нас преследовал.
- Почему ты мне не сказал?
- Я не думал, что это важно.
- Тогда тебе нужно быть готовым к тому, что на тебя опять могут
напасть. - Это мне и в голову не приходило. Брюс полез в карман и достал
оттуда пистолет с перламутровой ручкой - такой же, как у его деда. - Будь
осторожен: он заряжен.
Когда Майя с Брюсом уехали, мама стремглав поднялась вверх по лестнице.
Я крутил барабан пистолета, воображая, куда всажу первую пулю, когда передо
мной будет стоять изнасиловавший меня извращенец. Я спрятал его под одеяло,
придерживая пальцем спусковой крючок.
- Довольно наглая молодая особа. Если бы мне была нужна ее помощь в
подготовке праздника, я бы сама ей об этом сказала.
- Ты сказала.
- Но я всего лишь хотела, чтобы она помогла мне составить список
гостей.
- А она что сделала?
- Позвонила дедушке. И не успела я возразить, как она упросила его
предоставить лесной домик для вечеринки. - Мне по-прежнему не нравилась эта
идея с вечеринкой, но, по крайней мере, все смогут напиться, раз Осборн
решил помочь с ее устройством.
- Но ведь это же мы устраиваем праздник!
- Да, я как раз хотела использовать этот случай для того, чтобы
проявить ответную любезность.
- Как это понимать?
- Мне бы хотелось пригласить всех людей, которые приглашали нас.
- Но это же не наш дом.
- Для твоего сведения, я арендовала его на два года.
- Здорово. Спасибо, что поинтересовалась тем, хочу ли я оставаться
здесь.
- Неужели ты действительно хочешь сказать, что нам будет лучше в
каком-то другом месте?


В кино это выглядит абсолютно естественно, но, по моему мнению, заснуть
с заряженным пистолетом под подушкой очень сложно. Мне все казалось, что он
выстрелит посреди ночи и разнесет мне мозги - а это не то же самое, что
собираться покончить жизнь самоубийством, прострелив себе башку. Когда я
вынул из него пули, мне стало спокойнее. Но потом я вспомнил, как Брюс
сказал, что мой обидчик вполне может появиться вновь, и тогда опять зарядил
пистолет и засунул его за изголовье, чтобы быстро вытащить, если он вдруг
мне понадобится. Потом стал тренироваться вытаскивать его, чтобы сделать это
мгновенно, даже если меня обуяет панический страх. Все-таки я спрятал
пистолет слишком далеко. Швы, кажется, начали кровоточить. Может, положить
его в ящик стола? Придется закрыть его на ключ, а то мама обязательно его
найдет. Но если я это сделаю, то мой враг успеет добраться до меня, прежде
чем я включу свет и воткну ключ в замочную скважину. Он меня к тому времени
опять трахнуть успеет. Наконец, я решил, что лучше всего будет положить
оружие под матрас. Раньше я прятал туда порножурналы.
На следующий день к нам пришел Герберт. Он принес увеличитель и другие
принадлежности, необходимые мне для того, чтобы проявить пленку. Честно
говоря, я совсем забыл, что обещал это Осборну. Мне вовсе не хотелось
рассматривать его похабные фотографии. У меня у самого в голове черт-те что
творилось.
Утром Джилли подарила мне немного травы и бутылку виски, пожелав
скорейшего выздоровления. Она сказала, что Двейн, когда выйдет из тюрьмы,
обязательно выяснит, кто на меня напал. А Осборн объявил о награде в
пятьдесят тысяч долларов тому, кто сообщит что-либо о моем обидчике. Я
попросил Джилли передать Двейну, что вполне разделяю интерес, который он
проявил к этому делу. Это действительно было так.

22

Майя стала заходить ко мне утром, после того, как мама уезжала на
собрания анонимных алкоголиков. Пред тем, как она приехала, я уже успевал
выпить виски с колой и выкурить полкосяка. Все это, вкупе с лекарствами,
помогало мне делать вид, что я чувствую себя намного лучше. Врач снял швы.
Теперь ходить мне было легче. Но я все еще нервничал, когда Майя прикасалась
ко мне, и поэтому мне приходилось подкреплять себя спиртным перед ее
посещениями.
Спустя неделю, когда мы сидели на газоне и курили траву (она - первый
раз за тот день, я - третий), она спросила меня:
- Тебе больно, когда ты меня целуешь?
- Нет.
- Тогда поцелуй. - Я так и сделал. Губы у меня болели, но я не сказал
ей об этом. Она осторожно увлекла меня на траву, сказав при этом:
- Мне тебя не хватало.
- А мне тебя. - Это была правда. Если бы она просто лежала подо мной
спокойно, это было бы еще ничего. Но она начала извиваться, и этого я не мог
вынести. Меня тошнило. В то же время я был возбужден. В какой-то момент мне
показалось, что сейчас кончу себе в штаны, но вместо этого я перевалился
через нее, и меня вырвало. Мен пришлось сказать ей, что это все из-за
лекарств. Майя сбегала за бумажным полотенцем и вытерла мне лицо. Потом мы
сидели под кленом, я положил ей голову на колени, а она ласково говорила:
- Не беспокойся, все будет хорошо.
Когда мама уехала на работу следующим утром, я опять принял ежедневную
дозу болеутоляющих, марихуаны, виски и кока-колы. Это входило у меня в
привычку. Мне захотелось сделать что-то новое, и поэтому я решил почитать
"Космополитен". Меня заинтересовала там одна статья. Она была озаглавлена:
"Как помочь вашему другу признать, что у него проблемы с наркотиками или
алкоголем". У меня, кажется, появились какие-то притязания на этот счет.
Нужно было пройти тест, который был помещен рядом с этой статьей. Я стал
отмечать галочкой те пункты, которые мне подходили.
"Принимает ли он наркотики/алкоголь в одиночку?" - да. "Скрывает ли он
от членов своей семьи и своих друзей, что принимает наркотики/алкоголь?" -
да. "Принимает ли он наркотики/алкоголь в течение дня?" - я отметил "да" и
мысленно отметил, что делаю это так часто, насколько возможно. "Влияют ли
наркотики/алкоголь на его сексуальную активность?" - я задумался. Трудно
сказать определенно. Когда я сосчитал свои очки, то оказалось, что отношусь
к категории "Брось его, если он немедленно не обратится за медицинской
помощью". Меня это здорово расстроило. Но потом я прочитал в этой статье,
что те, кто злоупотребляет тем или другим, часто добиваются довольно больших
успехов в учебе и работе. Вообще-то, мне всегда говорили, что если бы я не
ленился, то смог бы лучше учиться. Кто знает, может, если я буду регулярно
напиваться и обкуриваться, то у меня улучшатся оценки.
Прошло еще несколько дней. Один был похож на другой. Однажды на нашем
дворе появилась машина Осборна. Он никого не предупредил о своем визите. Я
тем временем курил косяк и смотрел мультфильм о Космическом Гонщике. (Я и
забыл, что его брата зовут Гонщик Икс), и даже не успел проветрить комнату,
как шофер зазвонил в дверь.
- Мистер Осборн хочет, чтобы вы вернулись к работе.
- Когда?
- Сейчас. Теперь я буду приезжать за вами на машине, и отвозить
обратно.
Герберт открыл нам дверь. Он проводил меня в биллиардную, спросив о
моем самочувствии. На его вопрос я ответил, что мне действительно полегчало.
Соврал, как обычно. Пока меня не было, Осборн явно просматривал фотографии.
Аккуратно сложенные мной снимки теперь были в таком же беспорядке, как тот
курган, который возвышался на биллиардном столе.
Осборн пришел в комнату через полчаса. Он был одет в строгий костюм в
полоску и старомодный двубортный жилет, отделанный кантом.
- Извини, что опоздал. - Как приятно встретить человека, который не
спрашивает меня о том, как я себя чувствую. - Все утро просидел с этими
идиотами на собрании директоров. Поверь мне, я был председателем совета
зануд. - Ему казалось, что это была смешная шутка. Я посмотрел на его брюки.
Интересно, его партнеры заметили, что он надел костюм прямо на пижаму?
Вместе с галстуком она смотрелась прилично, но я все-таки не совсем понял,
почему он это сделал: то ли смеха ради, то ли у него стали проявляться
симптомы болезни Альцгеймера. Скорее всего, все-таки второе: Осборн медленно
опустился на четвереньки, издал неприятный смешок и пополз в другой конец
комнаты.
- Вы что-то потеряли?
- Надеюсь, что нет, черт побери. - Я понял, что он собирался сделать,
когда он откинул китайский коврик и открыл дверцу сейфа, который был
вмонтирован в пол. Потом Осборн снял очки, надел другие, и повернул рукоятку
сначала налево, а потом направо, и замер.
- Твою мать. Забыл эти чертовы цифры. Дай мне мой блокнот.
Я достал из кармана его пиджака ежедневник в обложке из крокодиловой
кожи, заметив, что на подкладке кармана был прикреплена этикетка с датой
изготовления этого костюма. Его сшили в "Севил Роу" - знаменитом лондонском
ателье. Ему было больше лет, чем моей матери. Осборн полистал свою черную
книжечку и опять набрал какие-то цифры. У него тряслись руки. Он повернул
ручку налево, направо и обратно, но щелчка не раздалось. Он еще раз сделал
это. Его пальцы так дрожали, что можно было подумать, что он засунул руку в
розетку. Если бы это было в каком-нибудь мультике, я бы засмеялся.
- Черт. Открой сам. - Осборн сел на пол, задыхаясь от раздражения.
- А какие цифры набирать?
- Один, два, три.
- Да, несложная комбинация.
- Другую мне не запомнить. - Я повернул ручку, и по мановению моей руки
она открылась. Мы, столкнувшись головами, уставились внутрь стального
цилиндра. Там были пачки новеньких стодолларовых купюр и пара коробок из
ювелирных магазинов - голубая от "Тиффани" и красная от "Картье". А еще там
были помятые железные коробки, в которых хранили наличные. Выглядели они
так, будто их сто лет назад купили в каком-то дешевом магазине.
- Дайте мне эту коробку, коллега. - Эта была такая дешевка, что ее
замок можно было открыть шпилькой. Он вытащил золотую цепочку, которая
лежала в кармане его жилета. На ней висел крошечный металлический ключик.
- Я хочу, чтобы ты увидел кое-что. Я никогда в жизни не показывал это
кому бы то ни было, и никому об этом не рассказывал. - Вздохнув, он открыл
шкатулку. Внутри лежали бумаги, дополняющие его завещание, три стеклянных
шарика и старинная порнографическая открытка. На ней был изображена
обнаженная женщина. Ее чулки были закатаны до колен, ноги задраны вверх, на
плечи жирного голого мужчины, со свисающими, будто у моржа, усами. На нем
были только ботинки и носки. Казалось, он напрягается изо всех сил. На шее у
женщины висел крест, а на лице застыло выражение отчаяния - сам черт ей был
не брат. Она повернула голову к окну.
- Ого. Она внизу такая волосатая.
- В то время, когда моя мать была молодой, женщины еще не делали
депиляцию воском. - Осборн взял фотографию, поднес ее поближе к глазам, а
потом отдал мне. - Она была красавицей.
- Так это ваша мать!
- Во всей своей красе.
- А кто этот мужчина?
- Президент телефонной компании, который подписал с отцом контракт,
когда увидел этот снимок.
- А как он оказался у твоего отца?
- Это он сделал эту фотографию. - Осборн будничным тоном объяснил, что
парень, который развлекался с его матерью, владел несколькими компаниями, и
даже железной дорогой. Благодаря этой фотографии дедушка Осборна получал по
два крупных заказа каждый год. Он говорил шутливым тоном, но мне было
совершенно ясно, что он не считал это забавным. Потом он трясущимся пальцем
показал мне на пустое расстояние между занавесками. Я посмотрел туда. И
увидел там его самого, смотрящего прямо в камеру. Казалось, он был в
каком-то забытьи. Ему тогда было приблизительно столько же лет, как мне
сейчас.
- Зачем вы мне это показали?
- Ex malo bonum. Это латинская пословица. Худа без добра не бывает.
В пять часов в комнату вошел шофер, чтобы отвезти меня домой. Осборн
проводил меня вниз. В это время солнце ярко засияло через огромное окно в
холле. Мой шеф был одет в длинный халат, его омывали солнечные лучи, и
сейчас он был похож на священника. Только тут я заметил, что их фамильный
девиз был выложен в верхней части окна цветным стеклом. Гербы о многом могут
рассказать. На нем была изображена женская головка, прикрывшая глаза рукой,
а внизу была написана та самая латинская пословица. Наверное, легко
поверить, что так оно и есть, если у вас достаточно денег, чтобы подтвердить
свои убеждения.

23

Брюса показывали по телику. Миссис Лэнгли специально пригласила всех
кого можно к себе домой, чтобы они полюбовались на это. Жители Флейвалля, по
словам Осборна, по-прежнему вопили так, будто им яйца прижали. А все из-за
того, что отпрыск семьи Лэнгли собирался притащить в городок негритянское
отродье. Тем не менее, пришли все. Потому что знали: если они не явятся, их
не пригласят на следующую вечеринку. А может, и на ту, которая будет после
нее. А может, вообще уже никогда никуда не пригласят. И какой смысл
сердиться, если ты знаешь, что не собираешься сердиться вечно, как
приговаривал мудрый Осборн?
Согласно расписанию общественно важных событий, следующим поводом для
того, чтобы собраться всем вместе, должен был стать мой день рождения. Майя
решила, что будет весело, если мы устроим костюмированный бал, и все
нарядятся в разных богов и богинь. Сначала маму это ужасно рассердило. Но
когда все любители игры в гольф стали подлизываться к ней, чтобы она их тоже
пригласила, она быстро переписала историю и сделала вид, что это была ее
идея. Это было просто отвратительно, честно. В любом случае, вечеринка
неумолимо приближалась.
В семье Лэнгли не очень любили смотреть телевизор. У них был всего один
аппарат. Он стоял в библиотеке, которая была по размеру не больше моей
спальни. В ней были повсюду разбросаны банки с краской и скипидаром и тряпье
- они пригласили художника из Англии, чтобы он нарисовал на стене портрет их
семьи, в честь выздоровления мистера Лэнгли.
Специально для того, чтобы каждый мог увидеть нового, исправившегося
Брюса, они купили новый огромный телевизор и установили его у бассейна. На
улице было жарко, стульев на всех не хватало, и поэтому я, Майя, Маркус,
Слим и Пейдж надели купальные костюмы и залезли в бассейн. Брюс должен был
появиться в вечерних новостях вместе с мэром Ньюарка. По случаю
пресс-конференции он купил себе новый строгий костюм. Они с мэром стояли у
здания на Клинтон-авеню, которое, казалось, вот-вот развалится. Их окружали
мужчины в цветастых рубашках. Брюс передал мэру чек на двести тысяч долларов
от Фонда Осборна. Они объявили, что это здание отремонтируют и превратят в
Дом Лэнгли - компромиссное решение, призванное спасти Флейвалль от
беспокойных дитятей. Он назвал этот дом "прибежищем для детей, которых
лишили детства". Это выглядело довольно странно: мы сидим в бассейне, а
чернокожие служанки разносят напитки, крабов и горчичный соус для богатых
белых людей, которые аплодируют и приговаривают: "Разве это не чудесно, что
наконец-то Брюс решил сделать хоть что-то для этих бедняжек?". На самом
деле, это значило только одно: они надеялись, что "приют" в Ньюарке умерит
пыл Брюса, и во Флейвалле ничего подобного не появится. Майя повисла на мне
в бассейне и прошептала: "Это дедушка придумал. Он хочет, чтобы Брюс
перестал думать об этом".
Было очень странно наблюдать за тем, как он выступает по телевизору.
Брюс выглядел абсолютно естественно. Он был очень телегеничен. Искренне
улыбаясь, защитник детей пожал мэру руку. Казалось, он такой серьезный и
честный парень. Никто бы не догадался, что это тот самый человек, который
доказывал широту своих взглядов тем, что красил волосы в белый цвет, носил
саронг, и привозил на вечеринки нигерийскую принцессу Коко, называя ее своей
невестой. Он совершенно преобразился. Брюс стал таким ответственным и
собранным, что можно было решить, что он действительно повзрослел. Раз и
навсегда.
Сам он в это время стоял в стороне. Когда сюжет подошел к концу, и все
зааплодировали, он застенчиво улыбнулся, явно довольный собой. Только
непонятно, что его больше радовало - то ли то, что он собирался совершить
доброе дело, то ли то, что он так чудесно выглядел на экране. Кто-то из
гостей сказал:
- С ума сойти, Брюс, такое впечатление, что ты брал уроки у самого
Бобби Кеннеди.
- Будем считать, что это комплимент.
Не думаю, что ему хотели польстить.
- Тебе стоит политикой заняться.
- У меня темное прошлое.
Миссис Ливеллин (та самая старушка с голубыми волосами, пять раз
побывавшая замужем после того, как ее выгнали из школы за то, что она
таскала в портфеле обручальное кольцо с огромным брильянтом) встала со
своего места и громко сказала:
- Брюс, ну почему ты решил заниматься именно этим? А как же наши
индейцы? - На ней была очень много бирюзовых украшений, и выглядело это
пугающе.
- Мне казалось, что будет правильно сосредоточиться на проблемах нашего
штата.
- В Нью-Джерси живут индейцы. На юге - ленни-ленапе, а в нашей
местности полно алгонкинов. Не так ли, Маркус?
Маркус тем временем боролся под водой со Слимом. Когда он вынырнул,
чтобы глотнуть воздуха, все на него уставились. Миссис Ливеллин строго на
него посмотрела.
- Маркус, ведь твоя мама наполовину индианка. Не кажется ли тебе, что
белые американцы должны компенсировать коренным жителям Нью-Джерси то, что с
ними так непростительно небрежно обращались?
Маркус, облегченно вздохнул, когда понял, что никто не видел, как они
со Слимом обжимались под водой. Он широко улыбнулся.
- Миссис Ливеллин, считайте, что вы уже стали почетным членом нашего
племени.
Потом один высокомерный парень, который летал на работу на вертолете
(он выпил сегодня слишком много коктейлей "Лонг Айленд"), глупо пошутил:
- А как насчет нашего племени? Господи, о нас-то кто позаботится? Мы же
стали исчезающим видом.
- Мы уже вымерли, - ответил Осборн, - просто не хотим себе в этом
признаваться.
Наконец, все взрослые слегка опьянели и стали спорить. Тогда мы вылезли
из воды и побежали в домик-раздевалку, где выкурили одну сигарету с
марихуаной. На Маркуса она сильно подействовала, судя по тому, что он
сказал:
- Знаете, ребята, если вы поселите меня в резервацию, то я легализую
там травку, и нам всем будет хорошо.
Пейдж тоже здорово окосела. Она заявила:
- А я наемся транквилизаторов, проскользну в постель Брюса и нападу на
твоего братишку, пока он не стал настолько консервативным, чтобы отказаться
меня трахнуть.
Наконец, все сделали несколько затяжек и докурили сигарету до самого
фильтра. Так что она даже выпадала из мундштука, который Пейдж носила
пристегнутым к цепочке на шее. Слим просто съел то, что осталось от
самокрутки. Майя потянула меня назад, а потом и остальные, хихикая,
двинулись обратно. Они стали разыскивать тележки с закусками, чтобы утолить
внезапный голод.
- В чем дело?
- Ни в чем.
- Я что, больше тебя не интересую? - Майя говорила очень медленно,
делая паузы после каждого слова. Видимо, ее собственные слова удивили ее; а
еще больше - то, что ей так сильно хотелось заплакать.
- Нет... С чего ты это взяла?
- Потому что ты не хочешь оставаться со мной наедине.
- Это неправда. - Мне хотелось убедить ее в этом, но Майя была права. -
Слим спросил, хотим ли мы покурить, и что я должен был сделать? Сказать ему
"давай свой косяк и вали отсюда"?
- Я не имею в виду именно сейчас.
На прошлой неделе Майя несколько раз очень ловко устраивала все так,
чтобы мы оставались вдвоем. Сначала это был пикник на острове. Потом мы
целый день провалялись вдвоем у бассейна (Брюс и миссис Лэнгли уезжали в
больницу к отцу, чтобы проведать его, и служанок в то утро дома не было).
Каждый раз я в последнюю минуту приглашал кого-нибудь или приносил с собой
траву. А однажды я даже попросил позвонить мою маму, и сделал вид, что она,
свинья такая, хочет, чтобы я шел домой.
Я взял ее лицо в руки, поцеловал и сказал:
- Это не имеет к тебе никакого отношения. - Мне хотелось быть честным.
- А в чем тогда дело? - Она просунула мне руку в плавки. Член у меня
подпрыгнул так, что его стало видно из-за резинки на трусах. Я хотел опять
стать счастливым, провести в своей жизни новую границу, разделяющую ее на
"до" и "после", и поэтому стащил с Майи купальник и попытался представить,
что мы впервые видим друг друга нагишом, как это было в первый раз. Но перед
глазами у меня стояла другая картина: я лежу на земле, и меня насилует
человек без лица. Я спрятал лицо у нее на плече, и так прижался к нему, что
в глазах у меня потемнело. Я отчаянно пытался думать о чем-то другом. Но
ничего не приходило в голову, кроме девочки яномамо, фотографию которой я
часто разглядывал, когда мастурбировал. Мы могли бы, конечно, сделать это
прямо сейчас. Дело-то нехитрое. Но мне было невыносимо думать, что теперь в
моей жизни будут только такие ... удовольствия. Я отступил от Майи на один
шаг и соврал:
- У меня голова кружится.
- Что мне делать?
- Ничего. Это быстро пройдет. - Я оперся рукой на стену домика, как
будто с трудом держался на ногах. Забавно: когда я стал изображать, что мне
плохо, мне на самом деле стало плохо.
- Принести тебе воды? - Если бы на ней была одежда, я бы обязательно
попросил ее сделать это, лишь бы не смотреть ей в глаза.
- Нет, все хорошо. Врач говорит, что мой организм плохо реагирует на то
лекарство, которое я принимаю, чтобы снять последствия сотрясения мозга. -
Мне удалось припомнить эту длинную фразу из одной мыльной оперы, которую я
смотрел, когда мне было нельзя вставать с кровати. Майя одела купальник. Ее
левая грудка вывалилась из него, и я заправил ее обратно.
- Меня это бесит. - Самое ужасное заключалось в том, что Майя
по-прежнему ужасно меня возбуждала.
- Через несколько дней тебе станет легче.
- Надеюсь.
- Не беспокойся. Когда мы, наконец, сделаем это, все равно это будет
сюрприз. - Проблема в том, что я не хотел больше даже слышать о сюрпризах.