Страница:
- Сама найду. - Мама попыталась поджечь сигарету со стороны фильтра,
выругалась, а потом сказала:
- Это не твое дело.
Она была настолько расстроена, что стряхнула пепел в открытую банку
вазелина. Рядом с ней валялась смятая бумажонка, в которой лежал последний
грамм кокаина.
Я поднял словарь, который она получила за победу в состязании ораторов
в средней школе, и, перевернув его обложкой вверх, хорошенько встряхнул.
Когда мама увидела, что из него выпала какая-то маленькая белая бумажка, ее
глаза загорелись. Но потом она поняла, что это всего лишь обертка от
жевательной резинки. По ее щеке скатилась слеза.
- Так что же ты ищешь? - Я не собирался сдаваться.
- Это личное. - Мамин голос охрип.
- Как это? - Я всегда ненавидел детей, которые отрывают крылья мухам,
или поджигают муравьев при помощи лупы. А теперь сам поступаю еще
безжалостнее по отношению к своей собственной матери.
- Это... - Мама посмотрела на меня, прикрыв глаза. Она пыталась
придумать подходящий ответ. - Письмо твоего отца. - Выдумка была такой
двусмысленной, что мы оба вздрогнули.
Через пять минут я был уже одет и быстро несся по лестнице. Нет, не
подумайте, не за горничной. Я сам мог бы убрать в доме так, что бабушка с
дедушкой ничего бы не заподозрили, но вот мамино состояние... самостоятельно
эту проблему мне бы решить не удалось.
Им нельзя было это видеть. Я не мог этого допустить. Иначе они никогда
не дадут ей денег на билет в Южную Америку. Меньше, чем через три часа, они
будут стоять у двери нашего дома. Они ночевали в Нью-Йорке, у своих друзей.
Если бы я знал их фамилию, то позвонил бы туда и сказал, что у мамы пищевое
отравление. Если она вырубится до того, как они приедут, мне ее не
разбудить. А если она не заснет, и встретит их в таком виде, то это будет
еще хуже.
Выбежав на улицу, я одним прыжком преодолел пять ступенек лестницы,
ринулся вперед и тут же упал прямо лицом на землю - дело в том, что шнурки у
меня были не завязаны. Пожарный грузовик медленно заезжал внутрь гаража.
- Эй, Финн! - закричал мужик, который останавливал движение, чтобы
машина могла заехать в пожарную часть. - Ты куда бежишь?
- Маме нужна одна вещь. - У меня в кармане лежали шестьдесят долларов,
предназначенные для покупки ботинок, рекламу которых я видел на задней
обложке охотничьего журнала. В такой обуви никакие змеи не страшны. Впрочем,
ямкоголовая гадюка - это всего одна из зловещих перспектив, поджидающих тех,
кто водит дружбу с яномамо. Но если мама не поможет мне сегодня, то у меня
никогда не появится шанса быть укушенным змеей.
- Слушай, Финн, сегодня у нас вечер имени Мясного Рулета. - Пару раз в
месяц этот пожарник приглашал меня на ужин. Ему было меня жаль. Когда
нервничаешь, шнурки на ботинках никак не желают завязываться.
- Может, и свою хорошенькую мамулю приведешь? - Она и правда была
хорошенькой, и я знал, что они просто шутят, но не смог придумать более
достойного ответа, чем "Да пошел ты".
- Да ты что, парень, обиделся, что ли? - прокричал он, когда я понесся
дальше.
Я мчался в одну маленькую пивнушку на углу Секонд-стрит и авеню А. Один
парень, которому я разрешал списывать свои задания по геометрии, говорил,
что в этом баре можно купить все, что угодно. Он трижды оставался на второй
год, и в него дважды стреляли. Мой приятель дал мне потрогать пулю тридцать
второго калибра, которая легко прощупывалась через кожу между третьим и
четвертым ребром. Он не был похож на человека, который станет врать о таких
вещах. По крайней мере, надеюсь, что это не так.
Эта часть района Ист-Виллидж не была в то время окраиной, и там было
очень опасно находиться. На Третьей авеню было спокойно, особенно в том
районе, который контролировали "Ангелы ада"*, но мне нужно было свернуть по
направлению к Хьюстону, чтобы избежать встречи с бандой, члены которой
называли себя "Лос Локос". Они и правда были сумасшедшими. И еще у них были
питбули. <Знаменитая команда мотоциклистов, вселявшая ужас в обывателей в
период расцвета контркультуры 60-х - начала 70-х гг., особенно в западных
штатах. Представляла собой хорошо организованное формирование, охраняла
многие мероприятия периода контркультуры, в том числе концерт в
Вудстоке>.
У меня все было продумано. Не подумайте, что я собирался купить грамм
кокаина, а потом вручить его ей лично. Нужно было положить его ей в сумочку,
когда она отвернется, а потом предложить ей проверить ее еще раз, чтобы
узнать, не затерялось ли в ней письмо от моего папы. Я пытался убедить себя
в том, что начну орать на нее, требуя покончить с кокаином, когда бабушка с
дедушкой уйдут, хотя, вообще-то, и сам знал, что ни черта подобного делать
не буду.
Забегаловка называлась "У Сэмми". Она была скорее похожа на закусочную,
в которой продают сэндвичи, за исключением того, что сидеть можно было и у
барной стойки у окна, а на полках было не так уж много снеди. У кассы сидел
ротвейлер, а рядом - его хозяин. У обоих было одинаковое выражение лица.
Последний потягивал через трубочку коктейль. Я вспотел и запыхался.
- От кого бежишь?
- Ни от кого.
- Зачем пришел?
- Хочу купить кое-что... - Я услышал, как кто-то втягивает носом воздух
в углу заведения. Какой-то мужик в деловом костюме, который выглядел так,
будто он раньше работал на Уолл-стрит, пока его не укусил вампир,
высморкался, глядя прямо на меня. Потом чихнул два раза и выругался.
- Ап-чхи... Черт! А-а-п-чхи... Черт! - Он чихал, прикрывая рот рукой.
Во второй раз из ноздри у него вылетела длинная сопля и приземлилась прямо
на морде ротвейлера. Собака зарычала. Этот мужик напомнил мне одного
человека племени яномамо, которого я видел на фотографии. Он только что
засунул в нос хорошую понюшку энеббе. Когда они нанюхаются наркотиков, то
всегда видят своих богов. Интересно, что же он видел? Что видела мама? Мысли
о "жестоких людях" сделали место не таким пугающим.
- Я хочу купить... - Мне не нужно было повторять два раза. Даже собака
знала, зачем я здесь.
- Esta detras de los "Лаки Чармс*". <Товарный знак сухого завтрака
<в виде глазированных фигурок-"талисманов" (подковки, сердечки, кленовые
листочки и др.) из овсяной муки и кусочков маршмэллоу с искусственными
красителями; выпускается компанией "Дженерал миллс">, <Это (находится)
за... - исп.>.
- "Лаки Чармс"? - Я сделал вид, что прекрасно понимаю, о чем идет речь,
и пошел туда, куда он указывал.
Я стоял в дальнем углу ресторанчика, уставившись на упаковки крупы на
полках, недоуменно размышляя о том, что будет дальше. Наверное, сейчас ко
мне кто-нибудь подойдет. Может, тут есть какая-то дверь, которую я не вижу?
Вдруг чей-то голос просипел: "Тебе же сказали: за "Лаки Чармс", придурок!".
Я чуть не подпрыгнул от испуга. Потом взял изрядно потрепанную коробку сухих
завтраков с полки, и с удивлением увидел улыбающееся лицо продавца. Он
смотрел на меня из дыры, которая было проделана в стене. На голове у него
была надета сеточка для волос, которая сидела на его черепе, словно огромный
паук.
- Сколько? - спросил он.
Я поднял один палец. Продавец сказал, что это будет стоить 50 долларов.
Я передал ему двадцатку и три бумажки по десять долларов, а он вручил мне
почти полный пакетик. Потом я всучил коробку следующему покупателю, который
уже стоял за мной сзади, сунул пакетик в карман и пошел домой, думая о том,
как маме повезло, что у нее такой сын. И тут на моем пути появился какой-то
здоровяк, одетый в кофту с капюшоном.
- Простите, - сказал я, пытаясь его обойти. Но он схватил меня за
запястье. Мне стало страшно. Потом я увидел, что на шее у него болтается
полицейский значок, и тогда на спине у меня выступил холодный пот.
В мгновение ока пивнушку заполнили полицейские в штатском. Ротвейлер
бешено лаял.
- Угомони собаку, засранец, или я ее пристрелю! - злобно сказал один из
них.
- Руки вверх! - заорал другой человек в штатском.
Парень у кассы изрыгал ругательства на испанском.
- Как я могу держать собаку с поднятыми руками?
Двое полицейских в задней части заведения при помощи электропилы и
кувалды расправлялись с полкой, на которой стояли хлопья. "Тазером" они
усмирили собаку, а дубинкой - ее владельца.
- Покажи, что у тебя в кармане, малый. - Полисмен засунул руку мне в
карман и вытащил оттуда банку кока-колы и библиотечный билет с моим адресом.
- Ты здесь живешь?
- Да, - улыбаясь, чтобы не заплакать, прошептал я.
- Ты что, решил, что я с тобой буду шутки шутить? - Я начал бешено
вырываться, чтобы убежать, так что он мог сделать вывод, что происходящее
вовсе не кажется мне таким уж забавным. - Если это окажется сахарной пудрой,
то ты, считай, в рубашке родился. - Он открыл конверт и попробовал порошок
языком. - Не похож ты на везунчика.
Полицейский посмотрел на меня и улыбнулся. Внезапно я подумал, что
сейчас он меня отпустит. Но вместо этого на меня надели наручники и усадили
на заднее сиденье патрульной машины. Мы поехали на запад от Третьей улицы.
Он явно собирался отвезти меня в Управление по работе с малолетними
правонарушителями. Несмотря на то, что я сидел в машине, меня затошнило так,
будто я падал с большой высоты. Мне было нужно хоть за что-то ухватиться.
Что же мне сказать дедушке? Ведь, в любом случае, придется звонить ему и
умолять, чтобы он вытащил меня оттуда. Вскоре он уже будет стоять у двери
нашего дома. Потом увидит, в каком состоянии находится мама. Интересно,
сколько часов на этот раз нам придется общаться с психологом, чтобы он помог
установить утраченные семейные связи? Что ж, как бы то ни было, но самое
ужасное позади. И тут машина остановилась прямо у нашего дома.
- Вылезай. - Полицейский открыл дверцу машины.
- Зачем мы сюда приехали?
- Родители сейчас дома?
- Нет. - Он знал, что я лгу.
- Ладно, давай, вылезай из машины. - Сопротивляться не было смысла. -
Все равно они об этом узнают, рано или поздно. Твоя мама может поехать в
отделение вместе с нами.
- Нет, лучше без нее.
- Ничем не лучше.
Пожарный, которого я послал куда подальше, наблюдал за тем, как мы с
офицером поднимаемся по лестнице. Он нажал кнопку звонка и снял с меня
наручники.
Домофон нам так и не поставили, и поэтому у меня не было никакой
возможности предупредить маму. Как только она откроет дверь, полицейский
сразу поймет, в каком она состоянии. Увидит, что творится в доме. И сразу
сообразит, что было в той измятой бумажке, которая лежит в пепельнице у
кровати. Он же полицейский.
Мама встала на пороге, широко раскрыв дверь. Она выглядела... как
другой человек: помыла голову, сделала что-то с лицом, так что следы щетины
превратились в задорный румянец. Господи, она даже успела нарядиться в
клетчатую юбку!
- Ваша мать дома? - Полицейский решил, что это моя старшая сестра.
- Это я его мать. - Ей сразу стало ясно, что что-то случилось.
Заглянув в комнату, я увидел, что шкаф уже стоит у стены, книги - на
полках, а на журнальном столике красуется букет цветов и клин сыра бри,
вокруг которого были красиво разложены крекеры. Видимо, она все-таки нашла
свою заначку, и это придало ей сил, чтобы привести все в порядок. Если бы не
эта полицейская облава, все было бы просто чудесно. Офицер показал ей свой
значок и перешел к делу.
- В двенадцать часов сорок пять минут ваш сын был арестован при покупке
наркотика. - Вид кокаина снова зажег в ней тот яркий внутренний свет,
который сделал ее улыбку ослепительной. Мама заплакала, и поэтому ни я, ни
полицейский не заметили, что ее зрачки уменьшилась до размеров булавочной
головки. Сегодня утром она не просто нуждалась в очередной дозе. Она,
кажется, пьянела от самого запаха наркотика.
- Ваш сын сказал, что покупал кокаин для другого человека, - сказал
полицейский, пытаясь заполнить неловкую паузу.
- Если он так сказал, значит, это правда. - Наши взгляды скрестились.
Мы с мамой смотрели друг другу прямо в глаза. Нас разделяли четыре фута, но,
думаю, что никогда я не понимал с такой ясностью, что мама - самый близкий
для меня человек на земле. Та связь, которая возникла между нами в эту
минуту, была не просто узами крови. Думаете, хуже того, что произошло,
ничего не может быть? Как бы не так. Я не сразу заметил, что за маминой
спиной стояли ее родители.
- Скажи, для кого ты покупал... это? - строго спросила бабушка.
- Скажи им, Финн. - Мама покорно ожидала заслуженной кары.
Я отрицательно покачал головой. Так просто она не отделается.
2
Мама не хотела, чтобы бабушка и дедушка ехали с нами, но они очень
настаивали. Мы поехали к зданию Управления по работе с малолетними
правонарушителями, которое находилось на Центральной улице. Я ехал в
патрульной машине, а они следовали за нами в зеленом фургончике "Вольво". На
бампере было несколько наклеек, выражающих их кредо: "МакКарти - 1972"*
<(1908-1957) Маккарти, Джозеф Реймонд \\ Политический деятель, сенатор.
Лидер наиболее реакционных сил США начала 50-х гг., инициатор гонений на
многих прогрессивных деятелей страны>, "Прекратите сбрасывать бомбы!",
"Спасите китов", "Не теряйте головы". В зеркало заднего вида я мог наблюдать
за тем, как они наседают на маму. Каждый раз, когда полицейский проезжал на
желтый свет, ему приходилось притормаживать, подъезжая к тротуару, чтобы
подождать их. Дедушка очень гордился тем, что никогда не попадал в дорожные
аварии. Он был готов осторожничать и за себя, и за того парня.
Управление по работе с малолетними правонарушителями. Фотографии в
профиль и анфас, отпечатки пальцев, садисты-полицейские, которые будят
заблудших дитятей, стуча дубинками по железным прутьям решеток, за которыми
они сидят, тщательные личные обыски, во время которых находят наркотики,
спрятанные в укромных уголках человеческого тела, и, разумеется, групповое
изнасилование юными бандитами в камере. Сегодня утром судьба была не
особенно благосклонна ко мне. Поэтому казалось вполне естественным, что в
довершение всех несчастий я расстанусь со своей девственностью в объятиях
стокилограммового малолетнего правонарушителя по имени Рашид, у которого на
груди будет вытатуировано "Ненавижу беложопых". Бабушка с дедушкой,
наверное, сказали бы, что так может думать только расист. Но как раз на этой
неделе я смотрел один очень популярный телефильм, и там показывали, как это
случилось с братишкой Мэтта Диллона. "Хватит дурить, сосунок", - этот эпизод
не выходил у меня из головы.
Но Управление оказалось еще более зловещим, чем я представлял себе в
своих кошмарах. Это касается и других душераздирающих, горестных
приключений, которые выпали на мою долю. Кошмары безобиднее реальности по
той простой причине, что они существуют только в вашем воображении. Никаких
снимков, отпечатков пальцев и осмотров. Был там, правда, человек, который
еще мог сойти за садиста-полицейского с дубинкой - это моя бабушка. Она
настаивала, чтобы ее называли Нана. Так вот, она решила "составить мне
компанию". Мы вместе сидели в комнате без окон, пока дедушка "помогал" маме,
полицейскому и социальному работнику по имени мисс Пайл заполнить все
необходимые бумаги, которые нужны были, чтобы отпустить меня под мамину
ответственность.
Теперь, когда я вспоминаю свою бабушку, я понимаю, что она была
довольно разумной, в принципе, шестидесяти восьмилетней женщиной, которая
всем сердцем верила, что она - замечательный человек. А все потому, что на
ее свадьбе присутствовала ее подруга-негритянка и потому, что она голосовала
за Эдлай Стивенсона*. Кроме того, Нана получила степень магистра в
социологии. Она никогда не делала прическу в салоне красоты и никогда не
играла в гольф в частных клубах, но зато купалась нагишом в озере на глазах
у своих внуков и носила джинсы. <Эдлай Юинг Стивенсон (1900-1965) в 1948
стал губернатором штата Иллинойс. В 1952 и 1956 выдвигался на пост
президента. Выступал как представитель либерального крыла Демократической
партии, проиграл оба раза Д.Эйзенхауэру>. Так вот, на основании всех этих
причин она считала себя более выдающимся человеком, чем окружающие.
Разумеется, будучи таким прекрасным человеком, Нана никогда не заявляла об
этом во всеуслышание, и если вы признавали ее моральное превосходство, она
вполне могла отнестись к вам с участием.
Когда мы вместе вошли в темную комнату в Управлении, она для меня была
всего лишь пожилой седовласой женщиной с коронками на зубах, чьи подарки
были лучше дедушкиных. Мы поговорили о том о сем, съели на двоих шоколадный
батончик, а потом она придвинула свой стул поближе.
- Мы же с тобой друзья, правда, Финн?
- Ну да... Мы же родственники.
- Вот именно. Поэтому я надеюсь, что своему другу, точнее, бабушке, ты
расскажешь все без утайки. - Я посмотрел вниз на свои ботинки. Она, видимо,
решила, что говорит очень убедительно. На самом-то деле, я просто думал о
том, забрали бы у меня шнурки, если бы ее не было здесь, со мной. (В том
фильме, о котором я рассказывал, один парень повесился на своих шнурках). -
Обещаю тебе, что никто не узнает о том, что ты мне рассказал. - Мне было
прекрасно известно, что она врет, поэтому мне не было стыдно за то, что я
собирался ее одурачить.
- Знаю, бабушка.
- Вот и хорошо! - Она обняла меня и поцеловала в щеку. От нее пахло
крекерами, сыром и духами "Шанель No5".
- Так скажи мне, Финн, для кого ты покупал... это? - Нана боялась
произнести слово "кокаин".
- Для себя. - В каком-то смысле, это была правда.
- Но ты же сказал полицейскому, что...
- Я наврал, бабушка. Он же полицейский. Мне нужно было придумать хоть
что-то, чтобы он меня отпустил.
- Может, ты думаешь, что этому человеку будет лучше оттого, что ты
берешь его вину на себя? - Мне не очень понравилось то, как она сказала
"этому человеку".
- Ничью вину я на себя не беру. - Нана приподняла мое лицо и заставила
посмотреть ей в глаза. - Ты думаешь, что мы с дедушкой вообще уже ничего не
соображаем? - Мне стало ясно, что ей все известно.
- Да нет. - Меня тошнило, и я был напуган тем, как много мне приходится
врать. Я ужасно устал. Мне казалось, я копаю какую-то траншею, из которой
мне потом придется долго выбираться. В конце концов, это проблемы моей мамы,
а не мои. Мне вспомнилась скрипящая кровать, потом этот чертов англичанин со
своим вазелином, и когда Нана взяла меня за руку, я уже готов был рассказать
ей все.
- Скажи мне правду, и я куплю тебе билет, чтобы ты мог повидаться с
отцом. Это твой последний шанс. - Если бы не этот торжествующий тон, если бы
не ее уверенность в том, что она меня раскусила - хотя, вообще-то, она меня
и впрямь раскусила - нет никакого сомнения в том, что я сказал бы ей то, что
она так жаждала услышать.
- Представляешь, яномамо думают, что ведьмы прячут волшебные палочки у
себя между ног.
- Ты такой же сумасшедший, как твоя мать. - Серые глаза бабушки
затуманились от слез. Она посмотрела на меня так, как, бывало, смотрела на
свою дочь.
- Зря ты думаешь, что таким образом помогаешь своей матери или себе. -
Тут дверь открылась. На пороге стояла мисс Пайл, а за ней - мама,
полицейский и дедушка. Мама двумя руками крепко держала документы о моем
освобождении. Выглядела она не лучшим образом. Девушка напомнила маме, что
теперь мы должны появляться в суде по делам несовершеннолетних каждые три
недели. Полицейский предупредил меня, что если меня еще раз поймают, когда я
буду покупать наркотики, он сделает все, что от него зависит, чтобы меня
отправили в колонию для несовершеннолетних. Я пожал ему руку и поблагодарил,
как будто, арестовав меня, он совершил большое благодеяние.
Мне хотелось как можно быстрее убраться отсюда, пока не произошло еще
что-нибудь похлеще, поэтому я схватил маму за руку и потянул ее к двери.
Мисс Пайл тем временем говорила дедушке, что читала его книги, когда училась
в университете. Она трясла его руку.
- Для меня такая честь познакомиться с вами, доктор Эрл.
Дедушка быстро поправил свой галстук-бабочку.
- Мне жаль, что это случилось при таких печальных обстоятельствах...
Потом он протянул ей свою визитную карточку, и сказал, что она может
всегда звонить ему, если ей потребуется его помощь. Тут бабушка прошептала
что-то ему на ухо. Полицейский уже стоял у входа, скармливая монеты автомату
с кока-колой; когда мы подошли к нему, дедушка прочистил горло и громко
сказал:
- Я должен заявить, офицер, что, по моему мнению, вы арестовали не того
человека. Я заявляю это в присутствии мисс Пайл.
- Понимаете, я сам там был, и... - Вначале он вел себя очень
дружелюбно, но теперь явно разозлился.
- Я хочу сказать, что мальчик покупал наркотики для своей матери... Мне
очень неприятно говорить такие вещи о своей собственной дочери, но...
- Да как ты можешь... - Мама задрожала от негодования.
- Почему же вы раньше этого не сказали? - Полицейский всегда остается
полицейским.
- Я надеялся, что когда она увидит, как мучается ее ребенок, это будет
для нее таким сильным потрясением, что она, наконец, поймет, что нуждается в
помощи. И научится брать на себя ответственность.
Понимаете, дедушка много раз проводил эксперименты, в которых крыс
"тренировали" при помощи электрического тока.
Офицер подошел к маме и искоса посмотрел на нее. На этот раз ее слезы
его не одурачили. Он видел, какого размера у нее зрачки. Подозрительным
теперь казалось и то, как она хлюпала носом. Он глядел на нее так, как будто
она уже лежала под могильной плитой.
- И что, по-вашему, я должен сделать?
- Я считаю, что моя дочь должна сегодня же обратиться в
реабилитационный центр для наркоманов. О мальчике мы сами позаботимся. Если
же она не согласится, вы можете обыскать ее квартиру. Наверняка вы
обнаружите там наркотики, и тогда...
- Для этого мне нужен ордер на обыск.
Я дернул маму за руку. Нам пора. Но полицейский преградил нам дорогу.
Так просто нас не отпустят.
- Почему бы вам не проверить ее сумочку?
Бабушка потянулась за ней, и тогда мама резко отпрянула назад, нечаянно
опрокинув стул.
- Лиз, зачем ты создаешь нам дополнительные проблемы?
Мама прижимала сумочку к груди. Теперь она не просто дрожала - она
тряслась всем телом. Открыла рот, но ничего не сказала. Тогда я заорал:
"Хватит!". Завопил во всю глотку.
Яномамо верят, что когда ребенок кричит, его душа может вылететь из
тела, и тогда ее съедят его враги. Не знаю, так это или нет, но сердце у
меня и правда чуть не выскочило из груди.
Мама потянула меня назад.
- Успокойся, Финн, все нормально. - Я знал, что это не так, но голос
моей матери звучал очень уверенно - не то, что раньше.
Дедушка сделал шаг вперед. Он чуть не уткнулся носом в мамин лоб, и,
глядя на нее сверху вниз, сказал:
- Если бы ты знала, какую боль причиняешь нам.
Мама ненавидела, когда на нее так смотрели. Я знал, что он специально
ее выводит, разговаривая таким невозмутимым тоном. Дедушка, видимо хотел,
чтобы она разъярилась и стала осыпать его ругательствами прямо на глазах у
полицейского и мисс Пайл, которая читала его дурацкие книги. Дедушка,
видимо, надеялся, что мама отпихнет его или, еще лучше, ударит. Ее могут
арестовать за словесное оскорбление или угрозу действием. А его ярая
поклонница уж конечно не откажется выступить в роли свидетеля. Маму
задержат, а меня заберут. Все ясно: эти амахири-тери на "Вольво" собираются
похитить меня и увезти в свой пригород, в котором нет джунглей.
Мама протянула полицейскому сумочку. Она сдалась - это было написано у
нее на лице. Полицейский вытряхнул на стол содержимое сумки. В ней лежало
семь однодолларовых счетов, тридцать семь центов, расческа и презерватив.
Больше там ничего подозрительного не было. Свидетели, кажется, потеряли дар
речи. Мы с мамой прошли к двери; там она на секунду остановилась, чтобы
бросить собравшимся: "Вы, наверное, разочарованы?". Похоже, мы победили. Но
особой радости я что-то не испытывал. Когда мы шли домой, мне пришло в
голову, что наша жизнь уже никогда не будет прежней.
- Теперь все будет по-другому. - Мама крепко вцепилась в мою руку, как
будто боялась, что кто-то из нас может потеряться. - У нас все получится. -
Эту фразу она твердила уже несколько лет.
- Точно. - Последний раз я держал ее за руку в детстве, когда носил
варежки.
Когда мы вернулись домой, мама полюбовалась на себя в зеркало, которое
висело в ванной, а потом вытащила из сумочки щетку и осторожно сняла
резиновую пластинку, к которой крепилась металлическая щетинка. Внутри было
два белых пакетика, сложенных конвертом (в них был кокаин), и сверток из
желтоватой упаковочной бумаги с героином. Раньше я и не знал, что она
смешивает наркотики. Странно, но мама и не подумала закрыть дверь в ванную.
Видимо, решила, что родственники не должны ничего друг от друга скрывать, в
том числе и наркотики.
Так вот что она имела в виду, когда говорила, что теперь все будет
по-другому. Мне хотелось заорать: "Что, по-твоему, произошло бы, если бы
полицейский, когда обыскивал сумочку, обнаружил, что в массажной щетке
что-то есть?". В общем, когда мама выкинула всю эту дрянь в унитаз, и смыла
воду, я был, мягко говоря, удивлен.
Потом она взяла телефон, опять прошла в ванную и закрыла дверь. Все
личные разговоры по телефону велись именно в этой части наших апартаментов.
Я был настолько изумлен тем, что она смыла свою заначку, что стал даже
медленнее соображать, и поэтому не сразу догадался прислонить ухо к двери.
Как и большинство подростков, я был свято убежден, что на свете не должно
быть никаких секретов. Кроме моих собственных, разумеется.
К сожалению, начала разговора я не слышал, и поэтому не понял, кому она
выругалась, а потом сказала:
- Это не твое дело.
Она была настолько расстроена, что стряхнула пепел в открытую банку
вазелина. Рядом с ней валялась смятая бумажонка, в которой лежал последний
грамм кокаина.
Я поднял словарь, который она получила за победу в состязании ораторов
в средней школе, и, перевернув его обложкой вверх, хорошенько встряхнул.
Когда мама увидела, что из него выпала какая-то маленькая белая бумажка, ее
глаза загорелись. Но потом она поняла, что это всего лишь обертка от
жевательной резинки. По ее щеке скатилась слеза.
- Так что же ты ищешь? - Я не собирался сдаваться.
- Это личное. - Мамин голос охрип.
- Как это? - Я всегда ненавидел детей, которые отрывают крылья мухам,
или поджигают муравьев при помощи лупы. А теперь сам поступаю еще
безжалостнее по отношению к своей собственной матери.
- Это... - Мама посмотрела на меня, прикрыв глаза. Она пыталась
придумать подходящий ответ. - Письмо твоего отца. - Выдумка была такой
двусмысленной, что мы оба вздрогнули.
Через пять минут я был уже одет и быстро несся по лестнице. Нет, не
подумайте, не за горничной. Я сам мог бы убрать в доме так, что бабушка с
дедушкой ничего бы не заподозрили, но вот мамино состояние... самостоятельно
эту проблему мне бы решить не удалось.
Им нельзя было это видеть. Я не мог этого допустить. Иначе они никогда
не дадут ей денег на билет в Южную Америку. Меньше, чем через три часа, они
будут стоять у двери нашего дома. Они ночевали в Нью-Йорке, у своих друзей.
Если бы я знал их фамилию, то позвонил бы туда и сказал, что у мамы пищевое
отравление. Если она вырубится до того, как они приедут, мне ее не
разбудить. А если она не заснет, и встретит их в таком виде, то это будет
еще хуже.
Выбежав на улицу, я одним прыжком преодолел пять ступенек лестницы,
ринулся вперед и тут же упал прямо лицом на землю - дело в том, что шнурки у
меня были не завязаны. Пожарный грузовик медленно заезжал внутрь гаража.
- Эй, Финн! - закричал мужик, который останавливал движение, чтобы
машина могла заехать в пожарную часть. - Ты куда бежишь?
- Маме нужна одна вещь. - У меня в кармане лежали шестьдесят долларов,
предназначенные для покупки ботинок, рекламу которых я видел на задней
обложке охотничьего журнала. В такой обуви никакие змеи не страшны. Впрочем,
ямкоголовая гадюка - это всего одна из зловещих перспектив, поджидающих тех,
кто водит дружбу с яномамо. Но если мама не поможет мне сегодня, то у меня
никогда не появится шанса быть укушенным змеей.
- Слушай, Финн, сегодня у нас вечер имени Мясного Рулета. - Пару раз в
месяц этот пожарник приглашал меня на ужин. Ему было меня жаль. Когда
нервничаешь, шнурки на ботинках никак не желают завязываться.
- Может, и свою хорошенькую мамулю приведешь? - Она и правда была
хорошенькой, и я знал, что они просто шутят, но не смог придумать более
достойного ответа, чем "Да пошел ты".
- Да ты что, парень, обиделся, что ли? - прокричал он, когда я понесся
дальше.
Я мчался в одну маленькую пивнушку на углу Секонд-стрит и авеню А. Один
парень, которому я разрешал списывать свои задания по геометрии, говорил,
что в этом баре можно купить все, что угодно. Он трижды оставался на второй
год, и в него дважды стреляли. Мой приятель дал мне потрогать пулю тридцать
второго калибра, которая легко прощупывалась через кожу между третьим и
четвертым ребром. Он не был похож на человека, который станет врать о таких
вещах. По крайней мере, надеюсь, что это не так.
Эта часть района Ист-Виллидж не была в то время окраиной, и там было
очень опасно находиться. На Третьей авеню было спокойно, особенно в том
районе, который контролировали "Ангелы ада"*, но мне нужно было свернуть по
направлению к Хьюстону, чтобы избежать встречи с бандой, члены которой
называли себя "Лос Локос". Они и правда были сумасшедшими. И еще у них были
питбули. <Знаменитая команда мотоциклистов, вселявшая ужас в обывателей в
период расцвета контркультуры 60-х - начала 70-х гг., особенно в западных
штатах. Представляла собой хорошо организованное формирование, охраняла
многие мероприятия периода контркультуры, в том числе концерт в
Вудстоке>.
У меня все было продумано. Не подумайте, что я собирался купить грамм
кокаина, а потом вручить его ей лично. Нужно было положить его ей в сумочку,
когда она отвернется, а потом предложить ей проверить ее еще раз, чтобы
узнать, не затерялось ли в ней письмо от моего папы. Я пытался убедить себя
в том, что начну орать на нее, требуя покончить с кокаином, когда бабушка с
дедушкой уйдут, хотя, вообще-то, и сам знал, что ни черта подобного делать
не буду.
Забегаловка называлась "У Сэмми". Она была скорее похожа на закусочную,
в которой продают сэндвичи, за исключением того, что сидеть можно было и у
барной стойки у окна, а на полках было не так уж много снеди. У кассы сидел
ротвейлер, а рядом - его хозяин. У обоих было одинаковое выражение лица.
Последний потягивал через трубочку коктейль. Я вспотел и запыхался.
- От кого бежишь?
- Ни от кого.
- Зачем пришел?
- Хочу купить кое-что... - Я услышал, как кто-то втягивает носом воздух
в углу заведения. Какой-то мужик в деловом костюме, который выглядел так,
будто он раньше работал на Уолл-стрит, пока его не укусил вампир,
высморкался, глядя прямо на меня. Потом чихнул два раза и выругался.
- Ап-чхи... Черт! А-а-п-чхи... Черт! - Он чихал, прикрывая рот рукой.
Во второй раз из ноздри у него вылетела длинная сопля и приземлилась прямо
на морде ротвейлера. Собака зарычала. Этот мужик напомнил мне одного
человека племени яномамо, которого я видел на фотографии. Он только что
засунул в нос хорошую понюшку энеббе. Когда они нанюхаются наркотиков, то
всегда видят своих богов. Интересно, что же он видел? Что видела мама? Мысли
о "жестоких людях" сделали место не таким пугающим.
- Я хочу купить... - Мне не нужно было повторять два раза. Даже собака
знала, зачем я здесь.
- Esta detras de los "Лаки Чармс*". <Товарный знак сухого завтрака
<в виде глазированных фигурок-"талисманов" (подковки, сердечки, кленовые
листочки и др.) из овсяной муки и кусочков маршмэллоу с искусственными
красителями; выпускается компанией "Дженерал миллс">, <Это (находится)
за... - исп.>.
- "Лаки Чармс"? - Я сделал вид, что прекрасно понимаю, о чем идет речь,
и пошел туда, куда он указывал.
Я стоял в дальнем углу ресторанчика, уставившись на упаковки крупы на
полках, недоуменно размышляя о том, что будет дальше. Наверное, сейчас ко
мне кто-нибудь подойдет. Может, тут есть какая-то дверь, которую я не вижу?
Вдруг чей-то голос просипел: "Тебе же сказали: за "Лаки Чармс", придурок!".
Я чуть не подпрыгнул от испуга. Потом взял изрядно потрепанную коробку сухих
завтраков с полки, и с удивлением увидел улыбающееся лицо продавца. Он
смотрел на меня из дыры, которая было проделана в стене. На голове у него
была надета сеточка для волос, которая сидела на его черепе, словно огромный
паук.
- Сколько? - спросил он.
Я поднял один палец. Продавец сказал, что это будет стоить 50 долларов.
Я передал ему двадцатку и три бумажки по десять долларов, а он вручил мне
почти полный пакетик. Потом я всучил коробку следующему покупателю, который
уже стоял за мной сзади, сунул пакетик в карман и пошел домой, думая о том,
как маме повезло, что у нее такой сын. И тут на моем пути появился какой-то
здоровяк, одетый в кофту с капюшоном.
- Простите, - сказал я, пытаясь его обойти. Но он схватил меня за
запястье. Мне стало страшно. Потом я увидел, что на шее у него болтается
полицейский значок, и тогда на спине у меня выступил холодный пот.
В мгновение ока пивнушку заполнили полицейские в штатском. Ротвейлер
бешено лаял.
- Угомони собаку, засранец, или я ее пристрелю! - злобно сказал один из
них.
- Руки вверх! - заорал другой человек в штатском.
Парень у кассы изрыгал ругательства на испанском.
- Как я могу держать собаку с поднятыми руками?
Двое полицейских в задней части заведения при помощи электропилы и
кувалды расправлялись с полкой, на которой стояли хлопья. "Тазером" они
усмирили собаку, а дубинкой - ее владельца.
- Покажи, что у тебя в кармане, малый. - Полисмен засунул руку мне в
карман и вытащил оттуда банку кока-колы и библиотечный билет с моим адресом.
- Ты здесь живешь?
- Да, - улыбаясь, чтобы не заплакать, прошептал я.
- Ты что, решил, что я с тобой буду шутки шутить? - Я начал бешено
вырываться, чтобы убежать, так что он мог сделать вывод, что происходящее
вовсе не кажется мне таким уж забавным. - Если это окажется сахарной пудрой,
то ты, считай, в рубашке родился. - Он открыл конверт и попробовал порошок
языком. - Не похож ты на везунчика.
Полицейский посмотрел на меня и улыбнулся. Внезапно я подумал, что
сейчас он меня отпустит. Но вместо этого на меня надели наручники и усадили
на заднее сиденье патрульной машины. Мы поехали на запад от Третьей улицы.
Он явно собирался отвезти меня в Управление по работе с малолетними
правонарушителями. Несмотря на то, что я сидел в машине, меня затошнило так,
будто я падал с большой высоты. Мне было нужно хоть за что-то ухватиться.
Что же мне сказать дедушке? Ведь, в любом случае, придется звонить ему и
умолять, чтобы он вытащил меня оттуда. Вскоре он уже будет стоять у двери
нашего дома. Потом увидит, в каком состоянии находится мама. Интересно,
сколько часов на этот раз нам придется общаться с психологом, чтобы он помог
установить утраченные семейные связи? Что ж, как бы то ни было, но самое
ужасное позади. И тут машина остановилась прямо у нашего дома.
- Вылезай. - Полицейский открыл дверцу машины.
- Зачем мы сюда приехали?
- Родители сейчас дома?
- Нет. - Он знал, что я лгу.
- Ладно, давай, вылезай из машины. - Сопротивляться не было смысла. -
Все равно они об этом узнают, рано или поздно. Твоя мама может поехать в
отделение вместе с нами.
- Нет, лучше без нее.
- Ничем не лучше.
Пожарный, которого я послал куда подальше, наблюдал за тем, как мы с
офицером поднимаемся по лестнице. Он нажал кнопку звонка и снял с меня
наручники.
Домофон нам так и не поставили, и поэтому у меня не было никакой
возможности предупредить маму. Как только она откроет дверь, полицейский
сразу поймет, в каком она состоянии. Увидит, что творится в доме. И сразу
сообразит, что было в той измятой бумажке, которая лежит в пепельнице у
кровати. Он же полицейский.
Мама встала на пороге, широко раскрыв дверь. Она выглядела... как
другой человек: помыла голову, сделала что-то с лицом, так что следы щетины
превратились в задорный румянец. Господи, она даже успела нарядиться в
клетчатую юбку!
- Ваша мать дома? - Полицейский решил, что это моя старшая сестра.
- Это я его мать. - Ей сразу стало ясно, что что-то случилось.
Заглянув в комнату, я увидел, что шкаф уже стоит у стены, книги - на
полках, а на журнальном столике красуется букет цветов и клин сыра бри,
вокруг которого были красиво разложены крекеры. Видимо, она все-таки нашла
свою заначку, и это придало ей сил, чтобы привести все в порядок. Если бы не
эта полицейская облава, все было бы просто чудесно. Офицер показал ей свой
значок и перешел к делу.
- В двенадцать часов сорок пять минут ваш сын был арестован при покупке
наркотика. - Вид кокаина снова зажег в ней тот яркий внутренний свет,
который сделал ее улыбку ослепительной. Мама заплакала, и поэтому ни я, ни
полицейский не заметили, что ее зрачки уменьшилась до размеров булавочной
головки. Сегодня утром она не просто нуждалась в очередной дозе. Она,
кажется, пьянела от самого запаха наркотика.
- Ваш сын сказал, что покупал кокаин для другого человека, - сказал
полицейский, пытаясь заполнить неловкую паузу.
- Если он так сказал, значит, это правда. - Наши взгляды скрестились.
Мы с мамой смотрели друг другу прямо в глаза. Нас разделяли четыре фута, но,
думаю, что никогда я не понимал с такой ясностью, что мама - самый близкий
для меня человек на земле. Та связь, которая возникла между нами в эту
минуту, была не просто узами крови. Думаете, хуже того, что произошло,
ничего не может быть? Как бы не так. Я не сразу заметил, что за маминой
спиной стояли ее родители.
- Скажи, для кого ты покупал... это? - строго спросила бабушка.
- Скажи им, Финн. - Мама покорно ожидала заслуженной кары.
Я отрицательно покачал головой. Так просто она не отделается.
2
Мама не хотела, чтобы бабушка и дедушка ехали с нами, но они очень
настаивали. Мы поехали к зданию Управления по работе с малолетними
правонарушителями, которое находилось на Центральной улице. Я ехал в
патрульной машине, а они следовали за нами в зеленом фургончике "Вольво". На
бампере было несколько наклеек, выражающих их кредо: "МакКарти - 1972"*
<(1908-1957) Маккарти, Джозеф Реймонд \\ Политический деятель, сенатор.
Лидер наиболее реакционных сил США начала 50-х гг., инициатор гонений на
многих прогрессивных деятелей страны>, "Прекратите сбрасывать бомбы!",
"Спасите китов", "Не теряйте головы". В зеркало заднего вида я мог наблюдать
за тем, как они наседают на маму. Каждый раз, когда полицейский проезжал на
желтый свет, ему приходилось притормаживать, подъезжая к тротуару, чтобы
подождать их. Дедушка очень гордился тем, что никогда не попадал в дорожные
аварии. Он был готов осторожничать и за себя, и за того парня.
Управление по работе с малолетними правонарушителями. Фотографии в
профиль и анфас, отпечатки пальцев, садисты-полицейские, которые будят
заблудших дитятей, стуча дубинками по железным прутьям решеток, за которыми
они сидят, тщательные личные обыски, во время которых находят наркотики,
спрятанные в укромных уголках человеческого тела, и, разумеется, групповое
изнасилование юными бандитами в камере. Сегодня утром судьба была не
особенно благосклонна ко мне. Поэтому казалось вполне естественным, что в
довершение всех несчастий я расстанусь со своей девственностью в объятиях
стокилограммового малолетнего правонарушителя по имени Рашид, у которого на
груди будет вытатуировано "Ненавижу беложопых". Бабушка с дедушкой,
наверное, сказали бы, что так может думать только расист. Но как раз на этой
неделе я смотрел один очень популярный телефильм, и там показывали, как это
случилось с братишкой Мэтта Диллона. "Хватит дурить, сосунок", - этот эпизод
не выходил у меня из головы.
Но Управление оказалось еще более зловещим, чем я представлял себе в
своих кошмарах. Это касается и других душераздирающих, горестных
приключений, которые выпали на мою долю. Кошмары безобиднее реальности по
той простой причине, что они существуют только в вашем воображении. Никаких
снимков, отпечатков пальцев и осмотров. Был там, правда, человек, который
еще мог сойти за садиста-полицейского с дубинкой - это моя бабушка. Она
настаивала, чтобы ее называли Нана. Так вот, она решила "составить мне
компанию". Мы вместе сидели в комнате без окон, пока дедушка "помогал" маме,
полицейскому и социальному работнику по имени мисс Пайл заполнить все
необходимые бумаги, которые нужны были, чтобы отпустить меня под мамину
ответственность.
Теперь, когда я вспоминаю свою бабушку, я понимаю, что она была
довольно разумной, в принципе, шестидесяти восьмилетней женщиной, которая
всем сердцем верила, что она - замечательный человек. А все потому, что на
ее свадьбе присутствовала ее подруга-негритянка и потому, что она голосовала
за Эдлай Стивенсона*. Кроме того, Нана получила степень магистра в
социологии. Она никогда не делала прическу в салоне красоты и никогда не
играла в гольф в частных клубах, но зато купалась нагишом в озере на глазах
у своих внуков и носила джинсы. <Эдлай Юинг Стивенсон (1900-1965) в 1948
стал губернатором штата Иллинойс. В 1952 и 1956 выдвигался на пост
президента. Выступал как представитель либерального крыла Демократической
партии, проиграл оба раза Д.Эйзенхауэру>. Так вот, на основании всех этих
причин она считала себя более выдающимся человеком, чем окружающие.
Разумеется, будучи таким прекрасным человеком, Нана никогда не заявляла об
этом во всеуслышание, и если вы признавали ее моральное превосходство, она
вполне могла отнестись к вам с участием.
Когда мы вместе вошли в темную комнату в Управлении, она для меня была
всего лишь пожилой седовласой женщиной с коронками на зубах, чьи подарки
были лучше дедушкиных. Мы поговорили о том о сем, съели на двоих шоколадный
батончик, а потом она придвинула свой стул поближе.
- Мы же с тобой друзья, правда, Финн?
- Ну да... Мы же родственники.
- Вот именно. Поэтому я надеюсь, что своему другу, точнее, бабушке, ты
расскажешь все без утайки. - Я посмотрел вниз на свои ботинки. Она, видимо,
решила, что говорит очень убедительно. На самом-то деле, я просто думал о
том, забрали бы у меня шнурки, если бы ее не было здесь, со мной. (В том
фильме, о котором я рассказывал, один парень повесился на своих шнурках). -
Обещаю тебе, что никто не узнает о том, что ты мне рассказал. - Мне было
прекрасно известно, что она врет, поэтому мне не было стыдно за то, что я
собирался ее одурачить.
- Знаю, бабушка.
- Вот и хорошо! - Она обняла меня и поцеловала в щеку. От нее пахло
крекерами, сыром и духами "Шанель No5".
- Так скажи мне, Финн, для кого ты покупал... это? - Нана боялась
произнести слово "кокаин".
- Для себя. - В каком-то смысле, это была правда.
- Но ты же сказал полицейскому, что...
- Я наврал, бабушка. Он же полицейский. Мне нужно было придумать хоть
что-то, чтобы он меня отпустил.
- Может, ты думаешь, что этому человеку будет лучше оттого, что ты
берешь его вину на себя? - Мне не очень понравилось то, как она сказала
"этому человеку".
- Ничью вину я на себя не беру. - Нана приподняла мое лицо и заставила
посмотреть ей в глаза. - Ты думаешь, что мы с дедушкой вообще уже ничего не
соображаем? - Мне стало ясно, что ей все известно.
- Да нет. - Меня тошнило, и я был напуган тем, как много мне приходится
врать. Я ужасно устал. Мне казалось, я копаю какую-то траншею, из которой
мне потом придется долго выбираться. В конце концов, это проблемы моей мамы,
а не мои. Мне вспомнилась скрипящая кровать, потом этот чертов англичанин со
своим вазелином, и когда Нана взяла меня за руку, я уже готов был рассказать
ей все.
- Скажи мне правду, и я куплю тебе билет, чтобы ты мог повидаться с
отцом. Это твой последний шанс. - Если бы не этот торжествующий тон, если бы
не ее уверенность в том, что она меня раскусила - хотя, вообще-то, она меня
и впрямь раскусила - нет никакого сомнения в том, что я сказал бы ей то, что
она так жаждала услышать.
- Представляешь, яномамо думают, что ведьмы прячут волшебные палочки у
себя между ног.
- Ты такой же сумасшедший, как твоя мать. - Серые глаза бабушки
затуманились от слез. Она посмотрела на меня так, как, бывало, смотрела на
свою дочь.
- Зря ты думаешь, что таким образом помогаешь своей матери или себе. -
Тут дверь открылась. На пороге стояла мисс Пайл, а за ней - мама,
полицейский и дедушка. Мама двумя руками крепко держала документы о моем
освобождении. Выглядела она не лучшим образом. Девушка напомнила маме, что
теперь мы должны появляться в суде по делам несовершеннолетних каждые три
недели. Полицейский предупредил меня, что если меня еще раз поймают, когда я
буду покупать наркотики, он сделает все, что от него зависит, чтобы меня
отправили в колонию для несовершеннолетних. Я пожал ему руку и поблагодарил,
как будто, арестовав меня, он совершил большое благодеяние.
Мне хотелось как можно быстрее убраться отсюда, пока не произошло еще
что-нибудь похлеще, поэтому я схватил маму за руку и потянул ее к двери.
Мисс Пайл тем временем говорила дедушке, что читала его книги, когда училась
в университете. Она трясла его руку.
- Для меня такая честь познакомиться с вами, доктор Эрл.
Дедушка быстро поправил свой галстук-бабочку.
- Мне жаль, что это случилось при таких печальных обстоятельствах...
Потом он протянул ей свою визитную карточку, и сказал, что она может
всегда звонить ему, если ей потребуется его помощь. Тут бабушка прошептала
что-то ему на ухо. Полицейский уже стоял у входа, скармливая монеты автомату
с кока-колой; когда мы подошли к нему, дедушка прочистил горло и громко
сказал:
- Я должен заявить, офицер, что, по моему мнению, вы арестовали не того
человека. Я заявляю это в присутствии мисс Пайл.
- Понимаете, я сам там был, и... - Вначале он вел себя очень
дружелюбно, но теперь явно разозлился.
- Я хочу сказать, что мальчик покупал наркотики для своей матери... Мне
очень неприятно говорить такие вещи о своей собственной дочери, но...
- Да как ты можешь... - Мама задрожала от негодования.
- Почему же вы раньше этого не сказали? - Полицейский всегда остается
полицейским.
- Я надеялся, что когда она увидит, как мучается ее ребенок, это будет
для нее таким сильным потрясением, что она, наконец, поймет, что нуждается в
помощи. И научится брать на себя ответственность.
Понимаете, дедушка много раз проводил эксперименты, в которых крыс
"тренировали" при помощи электрического тока.
Офицер подошел к маме и искоса посмотрел на нее. На этот раз ее слезы
его не одурачили. Он видел, какого размера у нее зрачки. Подозрительным
теперь казалось и то, как она хлюпала носом. Он глядел на нее так, как будто
она уже лежала под могильной плитой.
- И что, по-вашему, я должен сделать?
- Я считаю, что моя дочь должна сегодня же обратиться в
реабилитационный центр для наркоманов. О мальчике мы сами позаботимся. Если
же она не согласится, вы можете обыскать ее квартиру. Наверняка вы
обнаружите там наркотики, и тогда...
- Для этого мне нужен ордер на обыск.
Я дернул маму за руку. Нам пора. Но полицейский преградил нам дорогу.
Так просто нас не отпустят.
- Почему бы вам не проверить ее сумочку?
Бабушка потянулась за ней, и тогда мама резко отпрянула назад, нечаянно
опрокинув стул.
- Лиз, зачем ты создаешь нам дополнительные проблемы?
Мама прижимала сумочку к груди. Теперь она не просто дрожала - она
тряслась всем телом. Открыла рот, но ничего не сказала. Тогда я заорал:
"Хватит!". Завопил во всю глотку.
Яномамо верят, что когда ребенок кричит, его душа может вылететь из
тела, и тогда ее съедят его враги. Не знаю, так это или нет, но сердце у
меня и правда чуть не выскочило из груди.
Мама потянула меня назад.
- Успокойся, Финн, все нормально. - Я знал, что это не так, но голос
моей матери звучал очень уверенно - не то, что раньше.
Дедушка сделал шаг вперед. Он чуть не уткнулся носом в мамин лоб, и,
глядя на нее сверху вниз, сказал:
- Если бы ты знала, какую боль причиняешь нам.
Мама ненавидела, когда на нее так смотрели. Я знал, что он специально
ее выводит, разговаривая таким невозмутимым тоном. Дедушка, видимо хотел,
чтобы она разъярилась и стала осыпать его ругательствами прямо на глазах у
полицейского и мисс Пайл, которая читала его дурацкие книги. Дедушка,
видимо, надеялся, что мама отпихнет его или, еще лучше, ударит. Ее могут
арестовать за словесное оскорбление или угрозу действием. А его ярая
поклонница уж конечно не откажется выступить в роли свидетеля. Маму
задержат, а меня заберут. Все ясно: эти амахири-тери на "Вольво" собираются
похитить меня и увезти в свой пригород, в котором нет джунглей.
Мама протянула полицейскому сумочку. Она сдалась - это было написано у
нее на лице. Полицейский вытряхнул на стол содержимое сумки. В ней лежало
семь однодолларовых счетов, тридцать семь центов, расческа и презерватив.
Больше там ничего подозрительного не было. Свидетели, кажется, потеряли дар
речи. Мы с мамой прошли к двери; там она на секунду остановилась, чтобы
бросить собравшимся: "Вы, наверное, разочарованы?". Похоже, мы победили. Но
особой радости я что-то не испытывал. Когда мы шли домой, мне пришло в
голову, что наша жизнь уже никогда не будет прежней.
- Теперь все будет по-другому. - Мама крепко вцепилась в мою руку, как
будто боялась, что кто-то из нас может потеряться. - У нас все получится. -
Эту фразу она твердила уже несколько лет.
- Точно. - Последний раз я держал ее за руку в детстве, когда носил
варежки.
Когда мы вернулись домой, мама полюбовалась на себя в зеркало, которое
висело в ванной, а потом вытащила из сумочки щетку и осторожно сняла
резиновую пластинку, к которой крепилась металлическая щетинка. Внутри было
два белых пакетика, сложенных конвертом (в них был кокаин), и сверток из
желтоватой упаковочной бумаги с героином. Раньше я и не знал, что она
смешивает наркотики. Странно, но мама и не подумала закрыть дверь в ванную.
Видимо, решила, что родственники не должны ничего друг от друга скрывать, в
том числе и наркотики.
Так вот что она имела в виду, когда говорила, что теперь все будет
по-другому. Мне хотелось заорать: "Что, по-твоему, произошло бы, если бы
полицейский, когда обыскивал сумочку, обнаружил, что в массажной щетке
что-то есть?". В общем, когда мама выкинула всю эту дрянь в унитаз, и смыла
воду, я был, мягко говоря, удивлен.
Потом она взяла телефон, опять прошла в ванную и закрыла дверь. Все
личные разговоры по телефону велись именно в этой части наших апартаментов.
Я был настолько изумлен тем, что она смыла свою заначку, что стал даже
медленнее соображать, и поэтому не сразу догадался прислонить ухо к двери.
Как и большинство подростков, я был свято убежден, что на свете не должно
быть никаких секретов. Кроме моих собственных, разумеется.
К сожалению, начала разговора я не слышал, и поэтому не понял, кому она