Философ, прощаясь, сказал:
   — Потом вот еще что. Во всем мире любовь продается. А у вас нет. Это противно человеческой природе.
   Министры неестественно засмеялись.
   — Это меня тоже как-то расхолаживает к вашей идее, — сказал философ, — у вас надо на это тратить время и деньги. А у нас только деньги. Вы, господа, непременно провентилируйте этот вопрос. Человечество от этого может захворать. И это на браки крайне влияет. Прямо я на вас удивляюсь, какие вы недальновидные.
   — Сэр, — сказал я, — у нас иной подход к любви. Мы не считаем унизительным тратить на это время. У нас теперь другой мир и другие чувства, сэр…
   — Бросьте, мой друг. Вы неисправимый идеалист. Какой другой мир? Какие другие чувства? Люди есть люди. А впрочем, что нам толковать — и тут башмак стопчется по ноге. Пройдет немного лет, и вы в этом смысле вернетесь к нашим идеалам.
   — Те люди, которые в этом смысле вернутся к вашим идеалам, — сказали мы смеясь, — те будут к вам ездить.
   — Если с валютой, — сказал философ, — то отчего бы и нет. Очень рады. Только имейте в виду — этих людей будет слишком много. И я боюсь, что у вас никого не останется. Но не будем наперед загадывать. Если, повторяю, они будут с валютой, то это нас устраивает.
   Министры многозначительно переглянулись.
   И мы, попрощавшись, разошлись.
   И я пошел прощаться с читателем.

ПРОЩАНИЕ С ЧИТАТЕЛЕМ

   И вот осталось нам попрощаться с читателем, и на этом книга закроется.
   Дорогие наборщики, потрудитесь еще немного — поднаберите тут еще несколько строк, чтоб мы могли любезно попрощаться с нашим дорогим читателем.
   Итак, дорогие друзья, привет! Наилучшие пожелания! Кланяйтесь вашей мамаше. Пишите.
   А в ответ на ваше любезное письмецо сообщаем, что живем мы ничего себе, много работаем, здоровье стало лучше, и оно укрепляется. Тут было в прошлом году мы прихворнули, но ничего, как говорится — бог миловал.
   А что касается нашей дальнейшей литературной работы, то мы задумали написать еще две забавные книжонки. Одна на этот раз — из области нашей личной жизни в свете медицины и философии. Другая историческая — сатира на глупость, с эпиграфом из Кромвеля. "Меня теперь тревожат не мошенники, а тревожат дураки".
   Но, конечно, мы еще не знаем, когда возьмемся за эти наши новые сочинения.
   На "Возвращенную молодость" у нас ушло три года. И эту сочиняли два года без перерыва. Так что надо теперь отдохнуть и поразвлечься.
   Вообще, если что-нибудь интересное мелькнет в нашей жизни, тогда мы сделаем перерыв в работе, а если нет — тогда мы вскоре приступим к первому сочинению, еще более забавному, чем это.
   А эту Голубую книгу мы заканчиваем у себя на квартире, в Ленинграде, 3 июня 1935 года.
   Сидим за письменным столом и пишем эти строчки. Окно открыто. Солнце. Внизу — бульвар. Играет духовой оркестр. Напротив серый дом. И там, видим, на балкон выходит женщина в лиловом платье. И она смеется, глядя на наше варварское занятие, в сущности не свойственное мужчине и человеку.
   И мы смущены. И бросаем это дело.
   Привет, друзья.
   1934-1985

ТЕАТР
 
ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ

   Комедия в одном действии
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Горбушкин, заведующий кооперативом.
   Жена Горбушкина.
   Брат жены.
   Бананов, перекупщик
   Сосед.
   Неизвестный.
   Красноармеец.
   Ломовик.
   Квартира Горбушкина. Стол. Картины на стене. Висячая лампа под шелковым абажуром. Горбушкин с женой сидят за самоваром. Горбушкин просматривает газету.
   Горбушкин (читая). Ого… Эва как… Фу ты, фу ты… Ишь ты, как…
   Жена. Ну, чего еще?
   Горбушкин (читает). Фу ты, фу ты… Ого, ого, ого… Ух ты, ух ты, ух ты.
   Жена. Да говори ты толком — чего еще?
   Горбушкин (читает). Ух ты… ух ты… М-да… Вот так да… Угу.
   Жена. Ну, мне буквально дурно делается от твоего мычанья… Ну?
   Горбушкин. Вот и ну — высшая мера наказания за расхищение народного имущества.
   Жена. А ты-то при чем? Ты-то чего крякаешь?
   Горбушкин. А я разве сказал, что я при чем? Дура какая. Вообще говорю: за расхищение — высшая мера.
   Жена. А чего ты расхищаешь-то? Подумаешь! Раз в год какое-нибудь гнилье принесет и после этого газеты читать не может — ему высшая мера снится.
   Горбушкин. Я вообще говорю. Вот, мол, говорю, вышел революционный декрет.
   Жена. Декрет! Другие заведующие несут, несут, несут — ставить некуда.
   Горбушкин. А я не несу — я, по-вашему, розы нюхаю? Дура какая. А это что? А это чего? А на тебе чего? (Глядит в газету.) Ух ты, ух ты, ух ты…
   Жена. Немного домой принес — в этом пороку нету. Другие на сторону продают и то без криков газеты читают…
   Горбушкин. А сахар? Сахар-то я на сторону продал? (Опять смотрит в газету.) Ух ты, ух ты, ух ты.
   В передней звонок. Разговор.
   Жена. К нам кто-то пришедши.
   Горбушкин. Кто ж это приперся с утра пораньше? Уж не братец ли ваш, подлец? (Прячет сыр.)
   Жена. Братец попозже собирался.
   Горбушкин. Ах, да, это Бананов. Он мне деньги принес… за сахар… Ух ты, ух ты, ух ты.
   Жена (роняет вилку). Нет, не он. Вилка упавши. Должно быть, дама сейчас явится — я в эту примету глубоко верю. Входит красноармеец. Жена Горбушкина ахает. Горбушкин, наливая чай, забывает закрыть кран самовара. Паника и замешательство.
   Красноармеец. Извините, граждане. Не пужайтесь… Я от следователя послан… Гражданин Горбушкин… который тут? Горбушкин показывает рукой на жену. Жена показывает на мужа. Замешательство.
   Жена. Вот они… Они — Горбушкин.
   Красноармеец. Тогда будьте любезны, пойдемте со мной. Только следователь велел спешно. Вот повестка.
   Жена. Следователь?!
   Горбушкин. Ух ты, ух ты, ух ты. (Дрожащими руками берет повестку, читает.) Бре… бре… кру… Не могу глядеть — буквы прыгают… Бре… бре… кру. П… п… п… по… делу… по делу…
   Жена. По делу?!
   Горбушкин. Вот я тебе говорил… я тебе говорил. А ты не верила… (Смотрит на газету.) Ух ты, ух ты… (Мечется по комнате.)
   Красноармеец. Велели к десяти.
   Горбушкин (торопливо одевается. Сует руку не в тот рукав). Ух ты, ух ты…
   Жена. Возьмите хотя немного несъеденных продуктов. Кулек-то захватите.
   Горбушкин (застегивает пальто — верхнюю пуговицу на нижнюю петлю). Я г… г… готов… Ведите меня, товарищ.
   Идут к выходу.
   Жена (одна). Что ж это, батюшки-светы!.. (Мечется по комнате, вытаскивает сверток из-за картины, опять прячет.) Куда ж это я теперича дену?
   Телефонный звонок.
   Где ж это опять звонят?.. Ах да… Але… я… але… Это, братец, вы стоите у телефона? Гришу-то, это самое, понимаете… Да нет, хуже… Ну да, да… Только сейчас. Не знаю. Ничего не знаю. Только скорей являйтесь. (Снова берет сверток из-за картины.) Ну куда ж это мне деть? (Убегает.)
   Входит перекупщик Бананов с деньгами в руках.
   Бананов. Эва, собака, как роскошно живет. А плачется, ворюга. Деньги ему — вынь и положь. Сам небось хапнул сахар, а мне за него плати. Обидно. (Кашляет.) И ждать заставляет по полчаса. (Присаживается на стул.) Продуктов-то, продуктов-то насыпано! Мать честная! Небось трескает без устали… А мне деньги носи. (Подходит к столу. Кушает, осторожно озираясь.) И таким иродам письма пишут. (Читает брошенную повестку.) "Срочно. Гражданину Горбушкину… Прошу вас явиться для дачи свидетельского показания по делу Щукина. Следователь Кемин". Скажите, пожалуйста, такого арапа еще в свидетели вызывают… А я ему зря ходи… Пущай тогда сам приходит. (Идет к выходу. Возвращается.) Продуктов-то! (Снова ест, снова идет к выходу и опять возвращается, намазывает хлеб маслом. Запихивает в рот.)
   Входит жена Горбушкина со свертком в руках.
   Жена (испуганно). Ах!.. Это кто? Кто это?!
   Бананов (жуя бутерброд). Кхм… кхм…
   Жена. Кто это? Я кричать буду.
   Бананов (прожевывая). Кхм… Изви-няюсь… Это самое… сейчас скажу… Комок в горле застрял…
   Жена. Что вам надо?
   Бананов. Извиняюсь. Комок в горле — нервная спазма схватила… Я к Григорию Иванычу — Бананов… На поскольку Григорий Иваныч…
   Жена. Ах, вы знаете… Да, да… арестован Григорий Иваныч.
   Бананов. А-арес-тован… Как арестован?.. Ну… Я уж пойду тогда… Я думал совсем напротив. Я думал по делу… свидетель… Ох ты черт…
   Жена. И что теперича делать — ума не приложу…
   Бананов. Да, это у них бывает… Сначала, знаете, свидетель, а после и не свидетель… Это часто бывает… Ну, я пойду, пойду. Ох ты черт… (Поспешно уходит.)
   Жена (ставит стул на стол. Прячет сверток на лампу), Сюда, что ли, деть…
   Входит сосед.
   Сосед. Кхм, кхм…
   Жена. Ктой-то? Кто это?
   Сосед. Да что вы, Анна Васильевна, пужаетесь. Соседа уж своего узнавать перестали?
   Жена. Ах, это вы… извиняюсь.
   Сосед. Куда ж это вы, я извиняюсь, на потолок полезли?
   Жена. Да это я так… Поглядеть — чего там делается… Паутина…
   Сосед. Да, от таких делов полезешь… Вижу — ведут вашего супруга. Дай, думаю, зайду — успокою даму. Обыска-то еще не было?
   Жена (встревоженно). Обыска? Нет, не было.
   Сосед. Ну, тогда будет.
   Жена. Батюшки мои, неужели же будет?
   Сосед. А как же, Щукина помните? Ну, который проворовался. Обыск и, говорят, полная конфискация имущества.
   Жена. Полная кон-фискация?!
   Сосед. Да вы оставьте беспокоиться. Я же специально пришел вас успокоить. Дама вы, так сказать, в цветущем возрасте… Можете еще нравиться. На вас, пожалуй, еще жениться могут. Мало ли чего бывает…
   Входит брат жены.
   Брат (торопливо). Ну чего? Ну? По какому делу? (К соседу.) А этот еще чего?
   Жена. Это сосед наш.
   Сосед. Решил маленько успокоить даму. Вижу — повели голубчика. Ну, думаю, дама теперь чересчур встревожена… Пойду, думаю, успокою.
   Брат (к сестре). Дело-то какое, я говорю?
   Жена. И сама, братец, не знаю.
   Брат. Ну, бросьте свои дамские штучки. "Не знаю!" Ну, припомните, чего у него было.
   Жена. И прямо, братец, сама теряюсь. Было. Конечно, было. Сахар и туалетное мыло… Наверное, конечно… мало ли…
   Брат. Это плохо. Это тогда плохо. Тогда надо чегонибудь спешно сейчас придумывать.
   Сосед. Это, я так понимаю, полная конфискация имущества может сейчас произойти.
   Брат. Чего? Конфискация? Ну да, я же и говорю. Тут надо на полных порах гнать. Сейчас же кругом все имущество продавайте. (Тянет коврик, на котором стоят сосед и сестра. Свертывает.)
   Жена. Неужели же, братец, кругом все имущество продавать?
   Сосед. Тут, я так понимаю, вам надо подчистую все продавать. Рафинад, для примеру, я себе возьму.
   Брат. Сахар в продажу не поступает. Я на себя сахар беру. (Подходит к телефону.) Але. Семьсот шестнадцать — тридцать два.
   Сосед. Тогда, может, из текстильного товару?
   Брат (сестре). Нюша, покажите им быстро пальто и костюмы. Им костюмы в аккурат будут. Только быстро у меня. Быстро!
   Горбушкина показывает костюмы.
   Сосед (рассматривает на свет). Костюмы — это, конечно, мало интересу. Хотелось бы чего-нибудь такое более вечное… Сколько за это сильно поношенное тряпье на круг хотите?
   Брат (в телефон). Але. Федор Палыч? Да, это я… Чего? Именно так. Кругом все продается. Полная спешная распродажа. Ну да, разная обстановка. Да, и шкапы. И картины, и картины. Чего? Чьих кистей? Каких кистей? Кистей? Кистей, кажись, нет. (Смотрит на картину.) Нету, картина без кистей. Ну, обыкновенная рама, и кистей, знаете, нету. Чего? А, это. (К сестре.) Он говорит: какие-то кисти.
   Жена (сердито). Какие кисти? Нет у меня кистей.
   Брат. Але. Кистей у вдовы нету. Чего? Ах, это. А-а. (К сестре.) Он говорит: чьих кистей? Ну, какие мастера?
   Жена. Да какие кисти? Без кистей!
   Сосед. Нет, это так прежние буржуазные классы гуманно выражались: чьи кисти. Кто, одним словом, картины красил? Смех, ей-богу.
   Жена. А пес их знает, кто их красил.
   Брат. Фамильи. Он фамильи спрашивает. Только быстро отвечайте.
   Жена. Ай, я не могу про это думать… Этот, как его, на "ой" фамилия. Или, погоди, на "ух"…
   Сосед. Ахов? Чехов?
   Брат (в телефон). На "ух" фамилия начинается.
   Жена. Или, погоди, — на "ай".
   Брат. На "ай" начинается. Айвазовский? Ну да, этот, Айвазовский. Одним словом, на одной картине чудная сухая березовая роща — метров сорок сухих березовых дров, а на другой, извиняюсь, простая вода. За рощу не меньше трехсот, а за воду — сговоримся. Значит, ждем вас, Федор Палыч.
   Сосед. Ну, я забираю этот товар, Анна Васильевна. А насчет супруга вы оставьте беспокоиться. Я на это так завсегда гляжу. Меня, например, лично это никогда не пугает. Только бы, думаю, не высшую меру. Высшую меру я действительно с трудом переношу, а остальное какнибудь утрясется.
   Брат. Деньги-то он, бродяга, уплатил? Чего он вам зубы заговаривает?
   Сосед. Уплатил, уплатил. Не сомневайтесь. (Уходит.)
   Брат. Давайте сюда деньги-то. Чего вам в руках держать-то.
   Жена. Да ничего… Я бы подержала.
   Брат. Тут надо, для примеру, очень все спешно провернуть. Тут надо полная быстрота. Сейчас этот мебель возьмет. Этот — шкапы. Этот пущай костюмы. Я тоже чего-нибудь возьму. Уж не оставлю вас по мере возможности. Помогу, чем могу.
   Жена. Да уж спасибо, братец. Только как же это так? Ну, это прямо имущество на глазах уплывает.
   Брат. А вы, сестра, не можете много понимать. Человек засыпавшись по такому важному делу. Неисчислимые убытки, может быть, государству нанесены. Тут нам с вами одной минуты зевать нельзя. Тут надо совершенно ударно провернуть. А которые придут — у вас и нет ничего. Жена в полной нищете на койке сидит… Да вы одеты-то как! Одеты-то вы как? Накрутили на себя, ну, ровно верблюд. А ну, оденьте темненькое платье победней. Остальное все продавайте… Куда вы сверток-то тычете, давайте его сюда.
   Жена уходит. Входит, потирая руки. Неизвестный (перекупщик мебели).
   Брат. Федор Палыч! Очень приятно и все такое. Пожалуйста, глядите мебель. Только просьба поскорее.
   Неизвестный. Так. Это можно купить… Так. Картины. (Рассматривает через кулак.) Можно… Сколько за этот хлам хотите?
   Брат. Там еще чудная дамская спальня.
   Неизвестный (смотрит, открыв дверь). Можно. Это тоже можно. Сколько на круг за весь этот лом? Три возьмите.
   Жена (входит в тряпье). Ох-ох, три. Он дешево покупает, только домой не носит. Три!
   Неизвестный. Ну, тогда четыре дам, и разговор кончен. (Снимает картины. Ставит стулья на стол.)
   Брат. Соглашайтесь, сестра, соглашайтесь. Нам тут каждая минута дорога. Пишите ему расписку.
   Жена. Батюшки мои! Да что ж это получается?! Да как же это так?! (Пишет расписку, берет деньги.)
   Неизвестный. Тогда я лошадь сейчас пришлю. (Уходит.)
   Брат. Только лошадь-то поскорей засылайте…
   Брат. Тут, сестра, главное — быстрота. Вы мой характер знаете — я в панику не вхожу. Но дело делать — я понимаю. Тут надо провернуть в ударных темпах.
   Жена. Да, я понимаю, конечно. Я вхожу в ваше положение. Но только мне имущества жалко. Это что же, мне теперича в своей квартире и сесть не на что будет?
   Брат. Ах, да. А квартера? Квартеру-то ведь вы купили за десять тысяч. Тут надо сейчас и квартеру провернуть. (Звонит по телефону.) Але, три ноля пятнадцать. Але. Я, я. Квартера — две комнаты. У застройщика. (К сестре.) Да не хватайтесь вы за меня руками. (В телефон.) Нет, мебель, к сожалению, уже продана. И костюмы проданы. Нет, это все продано. Вдова все продала. Тогда заходите насчет квартерки.
   Входит сосед в новом широченном костюме.
   Сосед. Пугаюсь я, что костюмчик на мне несколько широковато сидит. А?
   Брат. Обыкновенно сидит.
   Жена. Очень миленько на них сидит.
   Сосед. Нет, чувствую, что широко.
   Брат. Откуда же широко? (Руками сзади зажимает костюм.) Оно даже как бы скорей узко на вас.
   Сосед (чуть не плача). Где же, помилуйте, узко.
   Брат. Известно, узко. Даже грудью дышать не можете.
   Жена. Очень на них миленько сидит.
   Сосед. Нет, знаете, чего-то не то. И плечо режет. Нет, узко мне. Чувствую, что узко.
   Брат. Ну, знаете, вы фигуряете. Вы же только что говорили — широко.
   Сосед. Разве я говорил — широко? Нет, я говорил — узко. Именно говорил — узко. Дышать трудно.
   Брат. Ну, знаете, вас не поймешь. (Отпускает пиджак.) Где же узко, когда материя ложится свободными складками. Скорей уж широко.
   Сосед. Или широко. Пес его знает. Ей-богу, широко.
   Брат. И, прямо, никакой широты не наблюдается. Эвон как фигурку облепляет. Вы, прямо, не знаете, чего хотите.
   Жена. Они сами не понимают, чего они хочут.
   Сосед (чуть не плачет). Тогда я колпак еще возьму. Как бы в премию. Меня такие колпаки немножко интересуют.
   Брат. Берите колпак. Только быстро, быстро. На носках, прямо, ходите.
   Сосед влезает на стол и отвязывает колпак.
   Жена. Да что ж это на моих глазах делается? Куда ж ты, сатана, на стол-то вперся?!
   Сосед. Извиняюсь. (Уходит с колпаком, на ходу захватывая с собой пару стульев.)
   Брат. Стулья-то на место положьте. Мебель вся продана.
   Сосед. Извиняюсь.
   Брат. Этажерка тоже продана. Не хватайтесь за предметы руками. Кругом все продано. Квартерка только осталась.
   Сосед. Квартерку я бы принял, ежели бы в рассрочку. Вашей квартеркой я завсегда не перестаю любоваться.
   Жена. Братцы-батюшки! Что ж это такое?! А я-то, для примеру, где же буду находиться?
   Брат. Ах, черт! Это верно. Где ж вдова-то находиться будет?
   Сосед. Да в крайности ей угол уступить можно.
   Брат. Пишите расписку. Или дайте я напишу. Вы только подпишитесь. Не цепляйтесь за меня руками.
   Сосед уходит с колпаком и распиской.
   Брат. Ну, теперича, кажись, все. Сейчас, этот мебель увезет, и можете дышать спокойно.
   Жена. Это, ну, прямо — что ж такое произошло?.. А ежели вызовут меня? Чего я скажу?
   Брат. А если вызовут вас, вы им скажите — нет ничего, вот я вся тут.
   Жена. Или, может быть, им сказать: на иждивении у брата нахожуся.
   Брат. Еще чего! У брата! И, прямо, меня не упоминайте. Прямо, меня забудьте. Прямо, нет меня. Ай, ейбогу… Ах ты черт! Какое, скажут, родство, да пятое-десятое. Может быть, вам, сестра, замуж выйти? Слушайте, не можете ли вы быстро жениться, замуж выйти, а? Только быстро.
   Жена. Как это?
   Брат. Тогда бы у нас очень великолепно получилось. Вещей нет, сама, дескать, на иждивении у мужа, пятоедесятое… Нет ли у вас какого-нибудь дурака на примете?
   Жена. И прямо, братец, что вы говорите!
   Брат. Только быстро, быстро. Ну, кто у вас есть?
   Жена. Ну как же это так?
   Брат. Ну, вот этот, что приходил — сосед. Он, как вы думаете, не, женится? А ну, позовите его быстро. Быстро, быстро.
   Жена. Да что ж это, ей-богу? Да как же так? Да вот он, никак, и сам идет.
   Сосед. Ей-богу, не возьму костюмы. Кругом все смеются.
   Брат. А, да перестаньте вы канючить. Вы мне лучше скажите — чего вы к моей сестре так часто в гости заскакиваете? Только, может, ее коньпроменьтируете.
   Сосед. То есть как же, помилуйте, часто. За месяц только раз и зашел — успокоить даму!
   Брат. "Успокоить даму"! Мы знаем это спокойствие.
   Еще врет. Он раз зашел. Да он, нахал, на моих глазах третий раз входит. Коньпроменьтирует. А если она вам нравится, то вы так и скажите.
   Сосед. То есть кто это правится, помилуйте…
   Брат. Да сестра-то, я говорю, нравится вам — вот возьмите и женитесь на ней.
   Сосед. Да я, разве я… разве я сказал, что она нравится?
   Брат. Да давеча-то говорили…
   Сосед. Я? Ну, знаете… Я… я про костюмы говорил.
   И совсем даже в обратном смысле. Костюмы, говорил, мне нравятся.
   Брат. Нет, вы мне баки не заколачивайте. А возьмите и женитесь на ней, если нравится. Только быстро, быстро.
   В ударных темпах.
   Сосед (чуть не плачет). Ну как же это так, помилуйте!
   За что же я буду жениться? Я, прямо, вас не понимаю.
   Брат. А и понимать нечего — взял и женился.
   Жена. Конечно, если они не хочут, то об чем же говорить.
   Брат. Как не хочут! Хочут, да стесняются.
   Сосед. Ей-богу же, не хочу… Я прямо не понимаю вас… Как же так, помилуйте! Я же ничего не говорил еще… Чего ж вы меня суете куда попало.
   Брат. Ах, ему говорить надо… Вот вы и говорите — мол, хочу жениться. Я вам говорить не мешаю.
   Сосед. Нет, я, прямо, чего-то не понимаю. Я не хочу… Я не хочу жениться. Чего ж это я сдуру возьму и вдруг — женюсь? Чего вы, ей-богу, ко мне пристали.
   Жена. Об чем тогда говорить.
   Брат. Такая интересная женщина. Я, прямо, не понимаю его. А если нету у человека вкуса, то так и скажите и не вводите людей в заблуждение.
   Сосед. Я… я не ввожу в заблуждение. Я вкус имею…
   Только я говорю…
   Брат. Вы имеете вкус? Не смешите меня. Такая славная, интересная женщина. А корпус, корпус у ней какой!
   Нет, я вижу, вы ничего в женщинах не понимаете.
   Сосед. Нет, я понимаю… Я признаю, что это такая, что ли, интересная… Но только я… Я прямо не знаю, как же так…
   Брат. Хорошая, стройная походка. Другая идет, как верблюд, а эта ровно кладет ноги. Ать, два, ать, два.
   Сосед. Я это понимаю, признаю. Конечно, она мне нравится — у меня вкус есть… Но только как же это так, помилуйте!..
   Брат. Сестра, подойдите к ним. Возьмите их за руку.
   Сосед. Ну как же так, помилуйте! Я прямо теряюсь…
   Брат. Тем более вы развестись всегда можете, и об чем толковать — я не понимаю.
   Сосед. Ну, да разве что если развестись, тогда я, пожалуй, женюсь.
   Брат. Конечно, женитесь. Только быстро, быстро.
   Нюша, побегите сию минуту в загс — разведитесь… да заодно там кому-нибудь кухонную посуду загоните. Поцелуйтесь с ним.
   Жена. Ну как же это так. (Целуются. Уходит.)
   Брат. Ну вот, а хныкали. Какую жену оторвал!
   Сосед. Да нет, я только говорил…
   Брат. И говорить нечего… Взял и женился.
   Сосед. Позвольте, позвольте… Ну, хорошо, я женился, а зачем же я тогда костюмы у ей купил, а?
   Брат. Вот и будете в них щеголять медовый месяц…
   Сосед. Но я же за них деньги заплатил, а поскольку я женюсь, так это же мне вроде как все равно даром бы перешло. Это что, я, значит, у самого себя купил, а? Нет, знаете, я так не согласен…
   Брат. Так вы сначала купили, а потом женились. Чего вы тень на плетень наводите? Только вводите в заблуждение.
   Сосед. Как же так, помилуйте! Нет, я так не согласен. Раз я женюсь, значит костюмы и так мои. Тогда отдайте мне деньги. Или я жениться не буду.
   Брат. Нате, выкусите — отдайте ему деньги. Сестра, может быть, уже развелась, может быть, она женщина, может быть, у нее больное самолюбие. А он — жениться не будет.
   Сосед. Как же так… И за квартиру я задаток дал. Как же так. Нет, ей-богу, я так не могу… Я… Я…
   Брат. Об чем вы загораетесь? Ну, хорошо, я вам отдам половину.
   Входит ломовик.
   Ломовик. Эту, что ли, мебель везти?
   Брат. Эту, эту.
   Сосед. Да, а мебель? А зачем вы тогда мебель продаете? Зачем же вы мою мебель продали? Не трогайте мою мебель. Ей-богу, я не буду жениться. Глядите, чего он делает — он роняет мою мебель.
   Брат. А чего ж вы тянули канитель? Только своим поведением срамили женщину. Вот женились бы раньше, и мебель бы вам осталась.
   Сосед. Как же, помилуйте, раньше — вы же мне только сию минуту сказали, чтоб я женился.
   Брат. А сами вы не могли додуматься? Вот и отвечайте теперь за все.
   Сосед. Ну как же так, ей-богу.
   Брат. А идите вы к лешему! Вот глядите, никак невеста идет.
   Входит жена.
   Сосед. Анна Васильевна, что ж это такое? Я чего-то не пойму. Пущай они не трогают мою мебель.
   Брат. Мебель продана — об чем толковать. (Сестре.)
   Ну что, развелась? Только быстро отвечайте.
   Жена. Развелась. А кухонную посуду соседям продала.
   Сосед (визгливо). Как кухонную посуду?! Зачем же вы мою кухонную посуду продаете? А мы из чего кушать будем?
   Брат (сестре). Какой паскудный у вас жених попался. Мы так славно расторговались, а он все недоволен — кричит, как сова. А мне как раз нездоровится сегодня — у меня голова болит.
   Жена. Чего ж нам с ним довольным-то быть?
   Сосед. Вот именно. Тогда пущай нам наши деньги отдает.
   Брат. Ладно, заткнися. Сказал — дам половину. (Ломовику.) И вот это. Это тоже выносите.
   Сосед. Прямо у меня голова, как в тумане. Чего-то я ничего не понимаю.
   Брат. Хоть к невесте-то подойдите" Стоит, как, болван.
   Жена. Чего вы на них кричите — видите, совсем запутали человека. (Подходит к нему. Нежно разговаривают. Целуются.)
   Брат. А ну, сестра, пригласите там каких-нибудь гостей, — охота маленько станцевать.
   Сестра уходит.
   Сосед. Ей-богу, я танцевать не буду. У меня сегодня настроение какое-то неподходящее — чего вы мне танцы навязываете.
   Брат. А зачем женился? Не надо было жениться.
   Входит Горбушкин.
   Горбушкин (поет). Колокольчики-бубенчики звенят, звенят. Про ошибки моей юности твердят…
   Жена. Гриша!
   Горбушкин (не замечая разгрома в комнате). Очень вежливо поступили. Очень. — Извиняемся, говорят, что повестку не по почте прислали, очень, говорят, вы срочно нам понадобились свидетелем. — Ага, говорю, конечно, я с этим и шел — свидетелем. Я говорю: колокольчикибубенчики… По какому делу, говорю, я свидетелем? Они говорят, и так вежливо, красиво: Расскажите, говорят, нам, чего знаете про Щукина. Он, говорят, в короткое время проворовался. — Пожалуйста, говорю. Беру стул, присаживаюсь этак вот к сто… (Испуганно смотрит на полупустую, развороченную комнату.) Это чего? Это, я говорю, чего?
   Брат жены на цыпочках осторожно смывается.
   Жена. Это… это мы думали… Это мы, Григорий Иваныч…
   Сосед. Прямо голова как в тумане.
   Горбушкин (орет). Это чего?! Это чего в моей камере происходит!
   Входит ломовик.
   Ломовик. Все, что ли? Трое стоят, раскрывши рты.

ПАРУСИНОВЫЙ ПОРТФЕЛЬ

   Комедия в трех действиях
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Баркасов
   Зоя, его жена.
   Боря, их сын.
   Ядов, сосед.