Михайлов Владимир Дмитриевич. Властелин (Капитан Ульдемир - 3)

   Мысли его прервались от пронзительного свиста: проснулся аппарат специальной связи. Полученные сигналы в тренированном мозгу офицера сами собой сложились в слова:
   - Тревога! Приготовиться к разгону корабля! Доклад о полной готовности - через пятнадцать минут!
   Он уже забыл про женщину и помнил только, что нужно включить внутреннюю сигнализацию срочного старта. Так он и сделал.
   Продолжать обращение к Господу более не было времени.
   - Я послал Элу в Нагор, - сказал Мастер Фермеру. - Она давно не выходила. Пусть освоится.
   - А потом?
   - Наверное, ей придется играть роль посыльного. Во всяком случае, до поры, когда мы сумеем нейтрализовать блокаду.
   - У тебя есть какие-то планы на этот счет?
   - Весьма условные. Прежде, чем мы поймем, как им удалось изолировать нас, я ничего не смогу сделать.
   - А как ты собираешься узнать?
   - Думаю, ответ нужно искать на Заставе.
   - Соваться в осиное гнездо? Очень большой риск. Кто рискнет? Или - кем осмелишься настолько рисковать ты?
   Мастер пожал плечами.
   - Выход есть только один, - ответил он после паузы. - Туда нельзя послать простого эмиссара: наверняка Охранитель принял меры от такого вторжения. Только Космический человек может рассчитывать пробраться туда и вернуться.
   - Опять Эла?
   - Да.
   - И твоя совесть спокойна?
   - Нет, конечно. Однако... просто не вижу иной возможности.
   - Есть ведь еще Пахарь.
   - Да. Последний резерв.
   - Почему же не он сейчас?
   - Потому что я уверен: Эла сделает это лучше. У нее, я бы сказал, более эластичный ум.
   - Пожалуй, так и есть. Но что можно установить на Заставе?
   - По-моему, тут возможен только один вариант. Ведь ни ты, ни я при помощи доступных нам средств не смогли бы так полно заблокировать, скажем, ту же Заставу. Или, быть может, тебе известны какие-то способы, каких я не знаю?
   Фермер отрицательно покачал головой.
   - Так я и полагал, - кивнул Мастер. - Следовательно, если он все-таки сделал это, то в его распоряжении имеются какие-то другие возможности. Но это не может быть какое-нибудь новое умение. Воспользоваться личными качествами мог бы даже не человек Высоких сил, но лишь Высших. Значит, Охранитель пользуется чем-то... какими-то устройствами.
   - Тебе известны такие?
   - Нет. Но не забудь: он побывал во многих местах, где мы никогда не появлялись. Миры многообразны, человеческие способности тоже; где-то такие устройства, возможно, имеются.
   - Но послушай, пользование какими-либо механизмами нам ведь не рекомендуется. Даже больше: не разрешено! Потому что пока мы применяем свои личные силы и умения, мы всегда чувствуем, где та грань, на которой следует остановиться. Мы ощущаем это собственным организмом, всеми нашими чувствами. Механизм же не одушевлен, и может вместо пользы принести вред!
   - Это известно каждому из нас. Но тем не менее, Охранитель наверняка сделал это.
   - Иными словами, признал свое бессилие в качестве существа нашего ранга?
   - Да, он сам себя поставил на один уровень с людьми слабых возможностей. На одну ступень с людьми Планетарной стадии. Но если для них пользование механизмами в определенную пору развития является неизбежным, то для него...
   - Ты прав, Мастер. Как знать... не предопределил ли он таким способом свою дальнейшую судьбу?
   - Ну, она не зависит от наших желаний. Меня куда более интересует то, что Охранитель, поступая так, показывает и подставляет нам свое уязвимое место. Мы не можем нанести вред ему лично: он человек все-таки. Но что касается любого мертвого устройства...
   - Да, тут у нас руки развязаны.
   - Теперь ты понимаешь, что должна Эла искать на Заставе?
   - Будем надеяться, что это окажется ей по силам.
   - В этом я нимало не сомневаюсь. Я думаю о другом: лишь бы это обошлось для нее благополучно.
   - Сообщений еще не было?
   - Почему же. Она выходила на связь. Пока она резвилась на кораблях. Оказывается, там возникла коалиция против Ассарта. Война если и не началась, то начнется через считанные часы.
   - Мы не можем предотвратить?
   - Блокада...
   - Проклятое положение! Остается только ждать.
   - Пока - ничего другого.
   - А твои люди там?
   Мастер нахмурился.
   - Пока я даже не знаю, живы ли они. Уверен, что они не сидят, сложа руки.
   - Надеюсь, что с ними не произойдет ничего плохого.
   - Я тоже. Хотя если некоторые мои предположения верны, то опасность грозит не только им. Полная гибель мироздания - вот чем грозят игры этого недоучки.
   - Я тоже пришел к такому выводу - узнав, что сейчас наша Вселенная находится как раз в состоянии неустойчивости.
   - Верно. Однако период этот приближается к концу. И у меня появилась уверенность в том, что его планы и расчеты каким-то образом связаны с неустойчивостью Мироздания - это первое, а второе - что он спешит. Видимо, хочет успеть совершить нечто, пока пора неустойчивости не закончилась. И я очень надеюсь на экипаж. На то, что они смогут хоть в чем-то, хоть немного тормозить действия Охранителя. Пока это все, на что можно рассчитывать... Думаю, что потеря времени - это то, что сейчас больше всего беспокоит нашего оппонента.
   - Я предоставил тебе транспортный канал, Магистр, вовсе не для того, чтобы ты дневал и ночевал на Заставе. Твое место - там, на Ассарте. Кажется, я в подробностях объяснил тебе все, что ты должен делать.
   - Безусловно, Охранитель. И думаю, что в следующий раз появлюсь здесь лишь после победоносного завершения операции. И то - лишь по твоему приглашению. Но сейчас...
   - Ну, что же такое произошло сейчас?
   - Мне важно убедиться, Охранитель, что Ферма не направляет сюда никаких дополнительных средств. Группа ее эмиссаров в моем представлении - бомба замедленного действия. Наверняка они что-то готовят. И едва лишь получат оттуда сигнал...
   - Они не могут получить оттуда никакого сигнала.
   - Вот в этом я и хотел бы убедиться.
   - Хорошо. Пойдем.
   Они вошли в дом, изнутри неожиданно просторный, но словно бы лишенный жизни - он казался необитаемым. Да и на самом деле в нем находилось очень мало людей. Поднялись на второй этаж. Прошли по коридору. Охранитель открыл дверь.
   - Войди. Вот эта машина. На этом экране видно Мертвое Пространство. Видишь? Мрак без признаков чего бы то ни было...
   - Разве? А мне почудилось, что там человек. Вот! Вот он!
   И в самом деле, показалось - во мгле мелькнул светлый силуэт.
   - Там не может быть людей! - хрипло проговорил Охранители.
   - И все-таки мне показалось, что это был человек.
   - Вот и мне тоже. Это загадочно. А значит - плохо. Потому что объяснение может быть только одно: кто-то другой пытается овладеть пространством. Или того хуже: уничтожить его. Но кому это по силам? Здесь, в этой части Вселенной - никому, кроме Мастера или Фермера.
   - Следовательно, это был один из них.
   - Ну, это поддается проверке: в моем распоряжении канал, ведущий на Ферму. - Охранитель усмехнулся. - Он предназначался для их эмиссаров здесь. Однако пришлось их обидеть. Сейчас, сейчас... Увидим...
   Впереди, в стороне от черной пустоты, заклубилось нечто - зеленоватый туман.
   - Сейчас... Каналу нужно время, чтобы уравновеситься...
   Понемногу облачко стало принимать определенные очертания.
   - Ферма, - негромко проговорил Охранитель, и в голосе его одновременно прозвучали и зависть, и ненависть, и еще что-то - тоска, может быть? Теперь ни слова: сейчас канал сфокусируется и они смогут услышать нас, если...
   - И увидеть?
   - Тес!
   Они увидели человека, стоявшего к ним спиной. Он был неподвижен казалось, всматривался в другую часть Вселенной.
   - Фермер, - одними губами изобразил Охранитель. - А вот и...
   Другой человек приблизился, и они заговорили - не было слышно о чем.
   Магистр схватил Охранителя за руку. Молча кивнул в сторону Черного Пространства:
   - Я видел - он опять промелькнул там. Человек!
   Между тем, наблюдавшие за Черным Пространством не ошиблись ни в первый, ни во второй раз.
   В это пространство, где не может существовать жизнь в нашем понимании, и в самом деле проник некто.
   Если справедливо то, что человеку вход в Черное Пространство заказан, то, вероятно, проникшего нельзя считать человеком. Или, быть может, уверенность Охранителя основывались на неверных представлениях?
   Скажем так: Охранитель был близок к истине. Но его суждения не до конца совпадали с нею.
   Его мысль оказалась бы значительно, точнее, если бы он изложил ее так: в Черное Пространство не может проникнуть, как не в состоянии и завязать там какие-то связи, человек, находящийся на определенной стадии своего бесконечного, но многообразного бытия. А именно - пребывающий в планетарной стадии развития. Он слишком связан и в своих передвижениях, и в постижении великого множества существующих во Вселенных вещей и идей.
   Все это он начинает обретать и постигать, лишь перейдя из планетарной стадии в следующую - космическую, на которой он становится из лица приземленного - существом, причастным к управлению Вселенной, к ее жизни и развитию.
   Правда, только одной Вселенной - той, в которой он пребывает.
   Эта стадия тоже конечна, хотя и неизмеримо более продолжительна по сравнению с предыдущей. Человек Космической стадии еще стеснен временем, еще зависит от него, хотя и не так жестко, как раньше.
   Потом наступает стадия Многих миров. И наконец, стадия Универсальная, не имеющая никаких пределов.
   Но при этом он продолжает оставаться человеком, то есть обособленной сущностью - если хочет, разумеется. Он свободен, и никто его к этому не вынуждает.
   Он может, если хочет, сохранять - или снова принимать - свой традиционный облик, но отлично обходится и без него. В последнем случае он находится совсем в других взаимоотношениях с окружающей его средой: он независим от нее.
   Человек, проникший в Черное Пространство, находился на Космической стадии развития. Он легко передвигался в не предназначенном для человеческой жизни пространстве, не испытывая ни малейшего страха. Тому, что составляет основу человека, ничего не надо бояться: нанести ему какой-то ущерб способны лишь самые высшие Силы. Они, однако, избегают этого, потому что назначение этих сил - не в причинении вреда, но напротив - в создании блага.
   Человек внимательно прислушивался и всматривался. Он мог делать это, так как сохранил свой-облик, а значит, и те механизмы, при помощи которых человек видит и слышит. Если бы он отбросил тело, сведения об окружающем мире поступали бы к нему по другим каналам. Человек предпочел сохранить привычные способы анализа. Возможно, потому, что они были для него привычными. Это может свидетельствовать лишь о том, что в Космическую стадию развития человек этот вступил недавно.
   Однако, несмотря на то, что чувства его были напряжены до предела, долгое время человеку казалось, что здесь вообще ничего нельзя ни увидеть, ни услышать, ни ощутить каким-либо иным образом.
   Немой мрак казался плотным, непроницаемым, как дикий черный утес. Настолько неуязвимым он представлялся, что, прежде чем сделать нужное движение и соприкоснуться с этим мраком, а потом и вступить в него, человек заколебался. Ему вдруг представилось, что мрак поглотит его и уже никогда не выпустит назад, в мир, где горели звезды, сияли туманности и жили люди.
   Человек осторожно протянул руку и хотел прикоснуться к черному. Но рука не встретила сопротивления. Лишь в коже возникло ощущение, как будто человек погрузил руку в прохладный, насыщенный газом источник.
   Человек поспешно отдернул руку. Обернулся. Мир успокоительно светился за его спиной. Фронт мглы был неподвижен: однако звезды едва уловимо перемещались, и человек понял, что на самом деле мрак находится в движении, и он, человек, сейчас перемещается вместе с ним.
   На всякий случай человек послал мысленный привет и свою любовь всем, кто был дорог ему и оставался в хорошем, звездном мироздании. Вздохнул и решительно двинулся вперед, чтобы утонуть во мраке.
   Именно в это время пребывания в нерешительности он и был замечен глядевшими на Черное Пространство людьми Заставы.
   Для того, чтобы войти во мрак, достаточно было лишь пожелать этого; таков способ передвижения людей Космической стадии.
   Человек пожелал; и мрак мягко обнял его со всех сторон. Когда через минуту человек обернулся, за спиной уже не было звезд. Нигде не было ничего, кроме тьмы.
   Во всяком случае, так ему показалось вначале.
   Мгла, однако, не была тяжелой. Не налипала, не давила, не душила. Наоборот, передвигаться в ней было легко. Хотя не возникало уверенности в том, что ты действительно передвигаешься: во мраке не существовало никаких ориентиров, по которым можно было бы судить о скорости и направлении движения.
   Ощущение было как раз обратным: что сам ты неподвижен, зато окутывающая тебя мгла безостановочно проносится мимо, мчится без звука, без ветерка...
   Понадобилось время, чтобы привыкнуть к этому впечатлению и признать, что оно, наверное, является нормальным; потому что ничего не происходило только мчалась куда-то мгла.
   И только когда возникла уже какая-то привычка к этому состоянию, монолитная мгла понемногу стала - не то, чтобы исчезать, нет, она оставалась столь же непроницаемой, и все же начала как-то расслаиваться. Вернее, во мраке стали выделяться какие-то различимые структуры. Они были так же беспросветны и как будто ничем не отграничивались от окружающего мрака; и тем не менее, откуда-то появилась полная уверенность в том, что они действительно существуют.
   По-прежнему управляя своими чувствами, человек продолжал углубляться в пространство мрака. Во всяком случае, так ему казалось.
   Мрак вместе с включенными в него структурами продолжал нестись мимо, неощутимо обтекая человека.
   Потом дала трещину тишина.
   Собственно, нельзя было назвать звуками то, что возникло в глухом молчании. Наверное, человек в Планетарной стадии существования ничего не услышал бы даже при полном напряжении слуха. Нет, ни звуки то были скорее, если можно так сказать, изображения звуков в сознании, проекция звуков на экране человеческого воображения.
   Но, так или иначе, в них что-то было; звуки или нет, но они несли в себе какую-то информацию.
   Человек не сомневался в том, что их можно понять. Потому что различные языки и наречия - неотъемлемое свойство Планетарного человека, но уже в Космической стадии бытия потребность в них исчезает, поскольку на самом деле в мироздании существует единый язык, как существует и единая истина.
   Итак, понять можно было, если и не сразу, то притерпевшись к этим неожиданным впечатлениям. Труднее было разделить воспринимаемое на отдельные слова - как трудно перевести на язык слов музыку. Однако человек, углубившийся во мрак, еще не привык обходиться без слов, и такой перевод для самого себя представлялся ему необходимым.
   Наверное, прошло какое-то время, пока то, что он воспринимал, не стало раскладываться на отдельные части речи. Впрочем, за это трудно ручаться: со временем здесь было как-то не так. Логически рассуждая, оно должно было существовать и тут: вряд ли движение возможно без времени, не так ли? Однако порою нам кажется совершенно реальным то, чего быть, казалось бы, вообще не может; и наоборот, то, что несомненно существует, представляется нам невероятным. По-видимому, время здесь если и было, то какое-то не такое, не привычное по планетарному бытию.
   Было ли время, или нет, но что-то неслышно звучало.
   Хотя сначала появилось впечатление об источнике. Сигналы - назовем это так - поступали от тех самых структур, что проносились мимо человека, вкрапленные в массу мрака. Потом у человека сформировалось понятие интонации. То есть, она почувствовала, что ее о чем-то спрашивают.
   Мы сказали - она?
   Нет, это не оговорка. Потому что человеком, проникшим во мрак, была женщина.
   Нам случалось встречать людей, сомневающихся, что разделение на мужчин и женщин продолжается и за пределами Планетарной стадии. Но это всего лишь заблуждение. Ибо корни этого разделения, которое многие полагают лишь узко функциональным, на самом деле столь же изначальны, как и существование материи в форме вещества и энергии и как существование материи вообще - и всеобъемлющего духа.
   Однако мы здесь не собираемся доказывать столь очевидной истины, поскольку наша задача - лишь описывать факты.
   Итак, это была женщина. И если бы ее мог увидеть капитан Ульдемир - он, без малейшего колебания, назвал бы ее одним из имен, под которыми она выступала в его жизни. Можно с уверенностью сказать, что прозвучало бы последнее из тех имен, что она принимала, а именно, то, под которым знали ее на планете, где завершилась первая стадия ее бытия.
   А сейчас она находилась в глубине мрака и уже начала понимать, что темноту эту пронизывали вопросы, обращенные к ней. Впрочем, вопросы ли? На самом деле то был один и тот же вопрос - только конкретное содержание его менялось.
   "Ты помнишь?.." - спрашивал кто-то беззвучно.
   И тут же она увидела перед собой - реально, рельефно, многоцветно - то, что должна была помнить, - и помнила, конечно. Они ехали вдвоем на машине, шоссе бежало сквозь лес; обогнали запряженную лошадью телегу, ездок сидел к ним спиной, свесив ноги. Но не он был интересен, а совсем еще маленький жеребенок, легко бежавший рядом - шоколадного цвета, блестящий, красивый. "Коник! - закричала тогда она. - Ой, коник!" Она никогда раньше не видела жеребят - на Ферме их, естественно, не было; Ульдемир засмеялся, телега свернула с магистрали направо - и все скрылось. Конечно, она помнила.
   "А помнишь?.."
   На этот раз то была их дача, июльский вечер, горячий, сухой, расслабляющий. Она сидела на крыльце, обнимая дочку - совсем еще маленькую, уже засыпающую. Закат отражался от сосновых стволов тяжелым золотым светом. Ульдемир был рядом, в двух шагах, и смотрел на них обеих так, словно кроме них в мире ничего не существовало и не должно было существовать. И она вдруг испытала странное ощущение достаточности всего, что в тот миг было; ощущение счастья.
   "А вот это помнишь?.."
   Эла спохватилась: она больше не двигалась во мраке, невольно остановилась, как бы боясь движением прогнать возникающие картины ее планетарной жизни - быть может, навсегда спугнуть. Как и в тот вечер на крыльце, сейчас пропало желание двигаться, казалось, так и нужно проводить все необъятное время, которое еще было впереди: в неподвижном просмотре той жизни, в которой - пусть не всегда, конечно, но все же бывало так неповторимо хорошо.
   Неподвижность.
   Вот оно что! - поняла она. - Пространство стремится остановить ее, сковать. Сделать безопасной. Может быть, оно ничего плохого не имело в виду, это пространство, называемое почему-то мертвым. Может быть, оно для того и существовало - чтобы останавливать, успокаивать, усыплять.
   Но разве для этого она оказалась здесь?
   Пришлось сделать усилие, неимоверное усилие, чтобы отказаться от очередного воспоминания. Нет, не насовсем отказаться; когда все неурядицы закончатся, она, быть может, вернется сюда, чтобы вспоминать, вспоминать без конца. Если, конечно, это пространство к тому времени еще сохранится. Но не сейчас. Она пожелала покинуть мрак. И вскоре впереди забрезжили звезды.
   Привычный мир показался ей теплым, хотя приборы сказали бы, что это далеко не так.
   Наверное, сейчас следовало вернуться на Ферму и рассказать Мастеру обо всем, что она видела, пережила и передумала.
   Однако в этой Вселенной время уходило безвозвратно. И женщину испугала мысль, что, пока она будет разговаривать с Мастером и Фермером, в звездном скоплении, на восемнадцати обитаемых планетах и в пространстве, разделяющем их, множество людей, успевших использовать лишь малую часть времени, которым они были наделены, погибнут - чтобы оставшаяся часть их времени была использована для расширения мрака и приближения конца.
   Она понимала, что является всего лишь эмиссаром и не обладает и малой долей того могущества, какое было необходимо, чтобы помешать уже назревшим там событиям совершиться.
   Рассудок говорил так. Однако она была раньше и оставалась теперь ненужной. То есть существом, в решениях которого чувства играли не меньшую, а порой и куда большую роль.
   И женщина решила, что в первую очередь ей нужно отправиться туда, где можно было бы вмешаться в происходящее, а не туда, где за ним можно будет лишь наблюдать со стороны.
   Возможно, были у нее и другие причины, касавшиеся только ее самой.
   Человек в Космической стадии сохраняет и память, и чувства. В дальнейшем они уже не играют в его существовании такой роли, хотя никогда не исчезают бесследно. Просто впоследствии меняется отношение к ним.
   Но до этой стадии ей было еще очень далеко.
   Человеку Космической стадии, ей не были нужны для передвижения специальные каналы, как не нужны дороги, чтобы пересечь поросшую пахучими травами и яркими цветами поляну.
   Она без труда определила направление (такое умение пришло к ней само собой) и наметила точку, из которой можно было бы хорошо видеть Ассарт прежде, чем высадиться на него.
   Чтобы добраться туда, ей достаточно было лишь пожелать.
   Однако уже в следующее мгновение она передумала.
   Она не знала еще, какая роль в предстоящих событиях была отведена Ассарту и его Властелину и какая - другим планетам и их вооруженным силам. Но ей было ясно, что и на Ассарте, и на планетах могли находиться, в лучшем случае, исполнители. Человека, знавшего тайну пространства, она там не найдет. Но именно он и был главной опасностью.
   Ей, как и каждому из людей Мастера, было известно о существовании Заставы. Оставалось только отыскать ее.
   Людям, лишь недавно начавшим выходить в Пространство, кажется, что в нем нет никаких указателей, какие смогли бы помочь в обнаружении предмета, координаты которого неизвестны. Точно так же человеку, не привыкшему к лесной жизни, кажется, что невозможно выйти, скажем, к охотничьей избушке, если ты заблудился и ее местонахождение тебе точно не известно.
   На самом деле Пространство, как и лес, полно указателей, хотя воспользоваться ими может только человек, знающий их простой, не непривычный для большинства язык.
   Женщина уже давно постигла язык Пространства - хотя, может быть, и не во всей полноте. Во всяком случае, для того, чтобы отыскать путь к Заставе, ее знаний было достаточно.
   Никто не поручал ей вести переговоры с Охранителем. Но она решила предпринять такую попытку на свой страх и риск. Охранитель, узнав, что и сущность его действий, и их мотивы стали известны, мог отказаться от своего замысла, потому что подобные планы удается реализовать лишь в тех случаях, когда они до самого конца остаются неизвестными большинству людей.
   Конечно, Охранитель мог и не внять голосу здравого смысла. Но попробовать, во всяком случае, стоило.
   К цели она приближалась осторожно. Некоторое время наблюдала за ней издали. Но на Заставе не было заметно никакого движения.
   Тогда Эла решилась и, проскользнув серебристым облачком, вскоре уже стояла на черном песке, близ приземистого дома.
   Застава казалась вымершей.
   Зная, что в таком виде - бесфигурном - ее вряд ли кто-нибудь заметит, если даже люди и попадутся навстречу, она проникла в дом и обошла его, комнату за комнатой.
   В большинстве из них не было ничего, что привлекло бы ее внимание. Дом был оборудован бедно, было ясно, что это лишь временное пристанище, в отличие от Фермы, где жили постоянно. Большинство комнат было приспособлено лишь для отдыха; здесь можно было разместить пятнадцать-двадцать человек, если бы дела потребовали их присутствия на протяжении нескольких дней.
   Лишь одно помещение на первом этаже было обставлено иначе. Чувствовалось, что обитатель его привык относиться к себе с большим вниманием и нежностью. Наверное, то был сам Охранитель.
   Это само по себе тоже не представляло особого интереса. Но в соседней комнате, служащей, очевидно, рабочим местом, Эла обнаружила нечто, сразу привлекшее ее внимание. Чтобы получше разглядеть заинтересовавший ее предмет, Эла даже решила воплотиться, стать телом, чтобы обрести нормальное человеческое зрение.
   То был лежавший на столе подробный план какого-то города. В центре его был изображен кружок, перечеркнутый крест-накрест.
   Эла всмотрелась. Кружок с крестом был нанесен поверх тесной группы зданий. Впрочем, может быть, это было лишь одно здание, но обладающее очень сложной планировкой.
   Перекрещенный кружок - это Эла давно знала - был знаком, предупреждающим о большой, очень большой, страшной опасности. Он употреблялся очень редко, но был известен каждому на Ферме - и не только.
   На плане не было ни единой надписи, которая позволяла бы понять, какой именно город на нем изображен.
   Однако Эла, человек Космической стадии, и не нуждалась в надписях. Она знала, что каждая вещь, созданная разумным существом, хранит в себе и свое имя, и принцип действия, и назначение - все то, что было в мыслях человека, когда он изготовлял этот предмет. Каждая вещь могла подробно рассказать о себе - надо было только уметь спросить ее. Люди Планетарной стадии этим умением не обладали, но у Элы оно теперь было.
   Она спросила - и без труда выяснила, что город назывался Сомонт и находился на планете Ассарт. А место, отмеченное знаком страшной опасности, являлось резиденцией правителей Ассарта. План сообщил даже название этой резиденции: Жилище Власти.