Михайлов Владимир Дмитриевич. Властелин (Капитан Ульдемир - 3)

   - Что ж, это было бы естественно... Но тогда где он?
   - Мало ли где? Вышел по своим делам.
   - Может быть и так. Но все же повремените немного. Хочу убедиться в том, что действительно оказался там, куда хотел попасть.
   - Пожалуйста, не медлите. Не хочу, чтобы меня застали на половине Жемчужины. И Властелину это очень не понравится, когда он вернется.
   А! Теперь Леза вспомнила - в тот же миг, как услышала слово "Властелин". Конечно же: старик был тем самым, кто встретил ее, когда ее привезли, вытащив из постели, по приказу самого Изара. Старик этот - Эфат, да, совершенно точно, - и ввел ее в комнату, где ожидал сам Властелин...
   Она подумала сейчас об Изаре, как о ком-то постороннем, как о Властелине - и ни о ком больше.
   Снова шаги. Вот отворилась дверь из три комнаты в коридор. Так. Остановились у первой двери. Наверное, заглядывают туда...
   - А знаете, здесь совершенно темно!
   - Свет наверняка есть. Поищите, найдите выключатель. Но скорее, ради Рыбы...
   - Сейчас, сейчас... Нет, я и так вижу: это не то. Но есть еще одна дверь...
   Леза мгновенным движением выключила свет. Отступила и стала так, чтобы дверь, отворившись, прикрыла ее. Хотя и понимала, что это ровно ничего не даст: стоит вошедшему протянуть руку - и он нащупает выключатель и, конечно, тут же увидит ее.
   Хотя, собственно - чего ей бояться? Она не сама забралась сюда и ничего не собирается похищать. Но, может быть, этот человек поможет ей хотя бы передать письмо Задире?
   Вот только Эфат не должен видеть ее здесь.
   Странно: еще так недавно она сочла бы появление старого камердинера великой удачей: он сразу же сообщил бы Властелину, где она находится. Но сейчас Властелина здесь нет, - они только что говорили об этом, - да и если бы он находился тут, теперь она очень крепко подумала бы, прежде чем прибегать к его помощи. Что-то изменилось в ней, когда она узнала, что у Изара есть брат, которому он за много лет не оказал ни малейшей помощи, ни разу даже не упомянул о нем. Но ведь не может быть, чтобы Изар ничего не знал! Нет, наверное, она просто слишком мало знала его, не понимала до конца... Нет. Не надо, чтобы видел Эфат.
   А неожиданный гость уже стоял в дверях. Сейчас вытянет руку...
   Мысль блеснула мгновенно. С находившейся рядом полки она схватила первую попавшуюся в темноте папку с документами. И приложила к стене поверх выключателя. В следующее мгновение рука вошедшего легла на твердый картон, скользнула, пошарила выше, ниже и опустилась.
   Человек пробормотал что-то про себя, едва слышно - но, кажется, что-то грубое. Осторожно двинулся вперед. Пересек узкую комнату и налетел на полку. Снова проворчал что-то. Потом щелкнула зажигалка, и слабый огонек осветил стеллажи и связки бумаг на них.
   Леза едва удержалась от того, чтобы вскрикнуть: даже ей было ясно, насколько опасен огонь здесь, в помещении, набитом пересохшей бумагой, где, казалось, сам воздух уже стал воспламеняющимся. Но и посетителю, видимо, пришло в голову то же самое: огонек погас, и человек поспешно вышел в коридор и дальше - в комнату. Он не закрыл за собою дверей, и то, что он сказал, Леза слышала очень хорошо:
   - Вы правы, Эфат, это то самое.
   - Я очень рад. В таком случае, ухожу.
   - А я сразу начну смотреть. Чувствую - здесь много интересного...
   - Значит, я могу не очень торопиться?
   - Не очень, но все же... я буду спокойнее, получив свой ключ.
   - Несомненно. Я не промедлю. У нас в Жилище - свои мастера... Но на самый худой конец - у вас здесь есть возможность отдохнуть.
   - Надеюсь, мне не придется ею воспользоваться.
   - Счастливо оставаться.
   - До встречи.
   Потом стукнула дверь, и замок снова издал звонкий звук - на этот раз запираясь.
   Эфат ушел. А этот - второй - остался.
   Это было совершенно неожиданно.
   Что он собирается тут делать? Работать с архивом? Почему же его не предупредили, что архив сейчас используется как тюрьма?
   Хотя понятно, почему: его привел Эфат - значит, и второй является человеком из окружения Изара, а не Ястры.
   Интересно, надолго ли он собрался задержаться. Конечно, Леза может просидеть здесь еще какое-то время. Но близится время ужина. Придет страж. И немало удивится, увидев, что кто-то проник в помещение, которое ему, наверное, полагалось охранять.
   Нет, лучше все же предупредить этого человека, объяснить ему, в какую ситуацию он попал. Рассказать что-то и о себе. И, быть может... быть может, он согласится помочь?
   И она вышла из темного архива, намеренно громко стуча каблуками. Увидев изумленные глаза и сам собой раскрывшийся рот гостя, не могла удержаться от смеха. Она так давно не смеялась!
   - Здравствуйте, - как ни в чем не бывало приветствовала она. - Милости прошу. Чувствуйте себя как дома!
   - Здра... - издал он, горло перехватило, он откашлялся и только после этого смог договорить: - Здравствуйте... Кто вы? Откуда?
   - Быть может, я крыса? - вслух подумала Леза. - Архивная крыса. Вы слышали о таких?
   - Крыса? Нет! Архивная фея, может быть?
   Леза улыбнулась.
   - Садитесь на стул. Не люблю, когда незнакомые мужчины располагаются на моей кровати. У нас есть еще немного времени, и я хочу кое-что рассказать вам.
   - Вы собираетесь уйти?
   Кажется, в его голосе прозвучало огорчение. Но в такие мужские интонации Леза не верила.
   - Уйду с удовольствием, если вы поможете. А сейчас потерпите. Я буду объяснять. Потом мне принесут ужин. Если вы будете хорошо слушать, я, пожалуй, поделюсь с вами.
   Хен Гот, пока она говорила, успел в какой-то степени прийти в себя.
   - Рассказывайте, - сказал он, усаживаясь на указанное место. - Потому что мне вскоре принесут ключ, и...
   - Это очень хорошо, - сказала Леза. - Итак: кто я? Наверное, вы когда-нибудь слышали какие-то разговоры обо мне...
   Дворцовый слесарь, в чьем распоряжении имелись не одни лишь ручные напильники и надфили, но целый парк точных станков, сделал бы ключ за каких-нибудь десять минут - считая с мгновения, когда в его руках оказался бы оригинал.
   Чтобы длинными переходами добраться до отдаленной части подвальных помещений, где располагались мастерские, Эфату, человеку весьма немолодому, могло потребоваться не менее получаса.
   Однако он не появился в мастерских ни через полчаса, ни через час, ни даже через два.
   Нет, с ним не произошло никакой беды, не возникло никаких неприятностей, в которые он оказался бы замешан. Скорее наоборот.
   Когда он, соблюдая все меры предосторожности, уже приближался к условной границе, отдалявшей помещения Жемчужины Власти, где он чувствовал себя неуютно, от остальной территории Жилища, в которой ему дышалось легко, - его вдруг остановил человек, показавшийся камердинеру отдаленно знакомым.
   Почти сразу он вспомнил: это был один из тех людей, что выручили Властелина во время столкновения на какой-то грязной улице; человек этот, вместе с еще двумя (одним из которых был теперешний Главный Композитор истории; не помоги он тогда Властелину, вряд ли Эфат согласился бы содействовать в его поисках, но те, кто тогда защитил Изара, даже не зная его, заслуживали, по мнению камердинера, самого большого уважения) - итак, человек этот был приглашен Властелином в Жилище Власти, а впоследствии определен в личную охрану Жемчужины. Так или иначе, он не был человек вовсе незнакомый, и Эфат даже не очень испугался. Повернувшись к остановившему его, он лишь вопросительно поднял брови.
   - Чем я могу быть вам полезен?
   Охранник Жемчужины смотрел на него немигающими глазами.
   - Идите со мной, - сказал он.
   - Приношу извинения, - вежливо отказался Эфат, - но я спешу по очень важному делу. С удовольствием встречусь с вами несколько позже.
   - Сейчас нет более важного дела, - сказал страж, - чем то, в связи с которым я вас приглашаю.
   Похоже, что он говорил серьезно. Эфат заколебался.
   - Я нужен вам надолго?
   Страж, кажется, чуть улыбнулся.
   - Это вы решите сами. Как только разберетесь в деле.
   - И все же... Вы ведь случайно наткнулись на меня! Если бы вы меня не встретили здесь...
   - То я разыскал бы вас в любом месте, где вы находились бы. Сейчас я как раз возвращаюсь из вашего жилища. Мне нужны именно вы, донк личный камердинер.
   Эфат вздохнул. Видимо, искали именно его, хотя он и не мог представить - зачем. Он мог, конечно, отказаться и сейчас. Но этот плечистый и длиннорукий молодец мог просто-напросто унести его, взяв в охапку. Здесь он был хозяином. Здесь было государство Ястры.
   - Хорошо. Я иду с вами.
   Страж - видимо, для вящей уверенности - взял его под руку, и старик ощутил тугую хватку сильных пальцев.
   Они свернули в широкий коридор и двинулись, приближаясь к апартаментам Властительницы.
   - Может быть, вы все-таки скажете?..
   - Вы все увидите сами.
   Страж постучал и, не дожидаясь ответа, отворил дверь. Это был малый, или, по другому названию, интимный холл. Здесь находился Советник Жемчужины.
   - Ага, - сказал он. - Вот и вы. Прекрасно. Идемте.
   Страж остался в холле, а Советник повел камердинера по анфиладе комнат. Одна за другой, они оставались позади.
   - Донк Советник, вы, кажется, ведете меня в спальню?
   В следующей комнате, куда они вступили, сильно пахло лекарствами, а на столах из розовых и оранжевых сортов дерева Раш, уже больше не произраставшего на планете (один такой столик был ценнее современного самолета) стояли какие-то медицинские приборы, аппараты, в углу возник автоклав, не более уместный здесь, чем железный контейнер для мусора. Автоклав огорчил Эфата, а остальное - встревожило.
   - Властительница захворала? Серьезно?
   - Властительница в добром здравии. Не задерживайтесь. Нас ждут.
   - Но тогда зачем...
   - Я сказал вам: увидите сами.
   Наконец они подошли к последней двери.
   - Донк Советник, но это же спальня Ее Всемогущества! Я надеюсь, вы не ведете меня в спальню?
   - Я веду вас туда, где вам следует находиться.
   И Советник отворил дверь.
   На кровати Жемчужины кто-то лежал. Но не она: она сидела в креслице рядом с кроватью и держала лежавшего за руку.
   - Подойдите ближе, - приказала она.
   Эфат подошел и взглянул.
   На постели лежал Властелин Изар. Глаза его были закрыты.
   Эфат опустился на колени рядом с кроватью, даже сам не контролируя своих действий. Он прижался губами к бессильно лежавшей поверх белоснежного одеяла руке. Потом повлажневшими глазами посмотрел на Жемчужину.
   - Он жив, - сказала она. - Недавно на несколько минут пришел в себя. Хотел видеть вас.
   - Я... Конечно! Великая Рыба, Властелин жив! Будет ли мне позволено остаться здесь? Я готов... все, что угодно...
   - Вы останетесь, даже если не захотите этого. Потому что никто в Жилище, никто во всем городе не должен знать того, что теперь знаете вы.
   - Разумеется! Благодарю, благодарю вас. Жемчужина Власти...
   Он забыл в этот миг об историке, ожидающем ключа, как забыл бы обо всем на свете. Властелин здесь, и он, Эфат, будет ухаживать за ним. Днем и ночью.
   - Ну вот, - сказала Ястра Ульдемиру. - Теперь я смогу отдохнуть. И не нужно никаких дополнительных сестер. Этот старик стоит трех, если не больше.
   Послышались шаги.
   - Ну, вот он, наконец. Все-таки, в старости люди становятся страшно медлительными.
   - По-моему, нет. Скорее, это несут мой ужин. Вам лучше спрятаться.
   - А если все же Эфат? Вы не хотите, чтобы он вас увидел...
   - Придется прятаться обоим. Если ужин - выйду я. Если камердинер - вы.
   Времени на раздумья не оставалось. Стараясь ступать потише, историк и Леза скрылись в коридоре.
   Замок сыграл свою протяжную ноту.
   Они стояли в темном коридоре. Рука Хен Гота легла на плечо Лезы. Легким движением она сбросила руку. Он не повторил попытки.
   - Ужин, - прошептала она. И вышла. Страж собрал обеденную посуду, составил на поднос. Беглым взглядом окинул комнату. И вышел, не сказав ни слова. Ключ повернулся. Леза обождала, пока шаги не отдалились на безопасное расстояние.
   - Можете выйти, - сказала она.
   Историк вышел, держа в руке связку бумаг.
   - Жертвую вам половину, - сказала Леза. - Даже больше. Мужчины, по-моему, всегда испытывают голод. Но, к сожалению, нет второго прибора. Вы не запаслись случайно?
   - О чем вы? А-а. Нет... - рассеянно откликнулся он, пробегая глазами документ - кажется, какое-то донесение, написанное от руки, но украшенное печатью размером чуть ли не с блюдце. - Нет-нет, спасибо, но я совершенно не хочу есть. - Он пролистал еще несколько бумаг. - Великая Рыба, какой клад здесь...
   - Я успела прочитать довольно много... Да садитесь же, не придерживайтесь приличий так неукоснительно. Мы не в том положении.
   - Но я и в самом деле... Кроме того, я полагаю, Эфат сообразит, что я остался без ужина - и обеда тоже, но об этом он вправе не знать.
   - Вот и начинайте.
   - Потом... после вас.
   - Я беру себе вилку, а вам придется обойтись ложкой.
   - Мне не привыкать, - сообщил он все так же отвлеченно, не открывая глаз от бумаг. - Вы прочитали, говорите? Завидую. Нет, я не уйду отсюда, пока не разберусь во всем. Я занимаюсь историей достаточно давно, но такого себе не представлял. Для ученого этого хватит на всю жизнь, да что - на две, на три жизни!
   Через несколько минут Леза отодвинула тарелку.
   - Уступаю вам место. Только придется есть прямо из салатницы, а это - с блюда.
   - Да-да, - откликнулся он и сел на освобожденный Лезой стул. Еду отодвинул в сторону, перед собой положил бумаги.
   - Мне с детства внушали, что читать за едой - значит, демонстрировать свою невоспитанность.
   - Да, - согласился он, - я скверно воспитан, это правда. - Со вздохом отодвинул бумаги в сторону и потянулся за салатом. - Подумать только если бы мне не пришло в голову искать этот архив, он еще сколько-то лет оставался бы неведомым науке...
   - Но ведь вы, если я правильно вас поняла, занимаетесь совсем другой историей?
   - Занимался, это верно. Но боюсь, что этому пришел конец.
   - Почему?
   - Потому что для ее создания пришлось воевать. Наверное, никакая история не стоит того, чтобы за нее умирали. Тогда она теряет естественность. Становится похожей на театральное представление.
   - Вы жалеете, что взялись за этот труд?
   Он вскинул голову.
   - Почему? Театр ведь - искусство! История - тоже. Во многом. Почему мне надо было отказываться от творчества?
   - Из-за войны хотя бы.
   - Ну, я ведь не думал... - Он помолчал, прожевывая. - Но теперь все больше думаю, что я виноват во многом. В той беде, которую теперь приходится переживать.
   - Вы о войне? Но разве это беда? Победы украшают жизнь, как и вашу историю.
   - Но сейчас-то победы не будет. Мы уже разбиты, если говорить откровенно.
   - Н-не понимаю. Мы? Разбиты?
   - Вы что - сегодня родились? Где вы были все последнее время?
   - По-моему, я рассказала вам об этом. Вы не слушали? Могу повторить: здесь я была, здесь. И никто не сообщал мне новостей. Разбиты?
   - Ах да, простите, вы действительно говорили. Нет, я слушал, конечно, но в то же время что-то меня постоянно отвлекало.
   - Я рассержусь. Что вас отвлекало, когда я говорила?
   - Вы. Я смотрел, как вы рассказываете.
   - Вы... вы не должны говорить так.
   - Но если это так и было?
   - Тем более. Не надо. Если все действительно так плохо, как вы сказали...
   - Это вы насчет войны? Да, так. А может быть, и еще хуже. Но, в конце концов, не ваша же это вина!
   - Я уверена, что моя. Хотя я и не хотела, чтобы получилось так...
   - Нет. Виноват я. Если бы не эта моя идея насчет Новой Истории?
   - Но что же в ней было плохого? Вы ведь никого не подговаривали воевать?
   - Этого только не хватало бы. Нет, конечно. Но я историк. И мог бы вовремя сообразить, что именно так и получится. Потому что мы просто не умеем иначе. Мы привыкли решать силой все - начиная от женитьбы и кончая собственной историей. Силой!..
   - Да. В этом вы правы. Я тут успела прочитать немало бумаг, и везде сила или если не сила, то подлость... Но ведь и силу можно применять по-разному. Если вы побеждаете в войне - это разве плохо? Людям ведь от этого становится только лучше, разве не так?
   - Наверное, все-таки нет. Потому что им-то, может быть, и становится чуть лучше жить - на краткое время, однако сами они становятся еще немного хуже - а может быть, и много. Привыкают брать силой. Признают силу достоинством, уравнивают силу с правдой. И потом, когда эту силу применяют уже к ним - они покоряются, именно потому, что признают за силой правоту. Вот сейчас нас разобьют - и мы смиримся, мы признаем, что победившие правы.
   - Вот в этом и заключается моя вина. В том, что нас разбили. Или еще разобьют - все равно.
   - Можно подумать, что это вас назначили Верховным Главнокомандующим...
   - Вы даже не понимаете, как вы близки к истине. Он мне верил!
   - Разве не следовало вам доверять?
   - Ну... Надо было понять, что я тоже могу ошибаться.
   - Вы слишком много хотите. Он ведь любит вас?
   - Сейчас - не знаю. Если он догадался... Но тогда, по-моему, любил. Как и я его. Но мне кажется... я не смогу больше увидеть его. У меня просто не хватит сил - взглянуть ему в лицо. Наверное, мне лучше было бы умереть.
   - Это невозможно. Вы больше не одна.
   - Только это меня и держит... Хен, мне надо бежать. Куда угодно. Скрыться. Чтобы спокойно все обдумать...
   - Точно так же и мне. Но я не знаю никого, кто бы захотел мне помочь.
   - Я тоже. Нет, я думала, что такой человек есть. Но теперь поняла... узнала, что на него рассчитывать нельзя. Он-то и виноват во всем. Претендент Миграт.
   - Кто это? Я не знаю такого имени. Претендент? На что?
   - Сейчас я покажу вам один документ... Я спрятала его отдельно.
   Леза встала, пошарила под матрацем. Вынула бумагу.
   - Вот, смотрите. Вы все поймете.
   Хен Гот сперва пробежал бумагу, потом прочитал медленно, слово за словом.
   - Ошеломляюще... Это единственный документ?
   - Нет. Здесь их целая пачка...
   - Дайте. Я хочу побыстрее просмотреть все.
   - Я думаю, нам надо прежде всего спастись отсюда. Я возьму все это с собой.
   - Да, наверное, так будет лучше всего. Спастись.
   - И забрать все это. Понимаете? Без этих бумаг он ничего не сможет доказать - о своем праве...
   - Дело не только в этом. Леза, бежать надо для того, чтобы разыскать его. И убить.
   - Вы говорите так жестоко...
   - Он этого заслуживает. И у меня есть личные причины хотеть его смерти. Если бы они были у вас...
   - У меня они есть.
   - Тогда вы должны помочь мне.
   - Не знаю... Я никогда...
   - Я тоже. Но теперь... Однако об этом мы еще успеем поговорить. Вы знаете, я начинаю серьезно беспокоиться. Где старик? Ах, напрасно я позволил ему унести ключ...
   - Теперь поздно жалеть.
   - Но как же мы выйдем отсюда без ключа?
   - Утром мне принесут завтрак...
   - Ну, и... А, я понимаю, что вы имеете в виду. - Историк поежился, и это его движение не прошло незамеченным.
   - Я понимаю: от этой мысли вам не по себе.
   - Вы угадали.
   - Но как иначе?
   - Может быть, удастся уговорить сторожа...
   - Бесполезно. Я уже пыталась.
   - Ну что же, если другого выхода не найдется...
   - Поверьте мне: нет.
   - Тогда - утром...
   - Утром мы должны освободиться. А пока советую вам отдохнуть. Ложитесь на мою кровать...
   - Это невозможно! А вы?
   - О, за время, что я провела здесь, я успела выспаться на много дней вперед. Не беспокойтесь за меня. Я побуду в архиве, там далеко еще не все прочитано...
   - Совершенно верно. Вот этим я и займусь. Я ведь и пришел сюда, чтобы найти этот архив. Нет-нет, спорить бесполезно. Вы будете спать, а я заниматься своим делом. Поверьте, в таких бумагах я разбираюсь куда лучше вас. Все-таки я профессионал.
   - Но если завтра у вас не хватит сил для того, что мы задумали...
   - Не беспокойтесь. Хватит. А вас, я вижу, уже клонит в сон.
   - Да, здесь такой регулярный режим...
   - Ложитесь. Чтобы вас не смущать, я уже иду в архив. Ах да, там нет света...
   - Есть. Вы просто не смогли нашарить выключатель. Я вам помешала. Сейчас вы наткнетесь на него сразу.
   - Спокойной ночи, Леза.
   - Хотела бы пожелать того же и вам...
   Может быть, ей приснилось, что ночью Хен Гот приходил к ней и она его не оттолкнула. Но ранним утром, когда она проснулась, его не было. И все же... Все же были кое-какие доказательства того, что то был не совсем сон. Странно: она не пожалела об этом. Все, что было раньше, было в другой жизни. Ушедшей.
   Завтрак принесли точно, минута в минуту. Охранник вошел с подносом, поставил его на столик. Леза сидела на кровати.
   - Помогите встать, - попросила она. - У меня что-то с ногой...
   Охранник вынужден был повернуться спиной к внутренней двери. И тяжело осел на пол. Удар был силен.
   - Рвите простыню... Так. Теперь он безопасен. Ну - вперед!
   С каждым днем Сомонт все более уподоблялся одинокому мирному острову в море войны. Местные центры обороны Ассарта один за другим поглощались этим небывалым в истории планеты разливом. Одни сопротивлялись дольше, другие складывали оружие почти сразу. Они не были готовы к долгой борьбе у себя дома. И прав был историк Хен Гот: воспитанные в безграничном уважении к силе, люди привыкли подчиняться ей - и подчинялись, едва убедившись в том, что сила действительно велика, а значит - и право на ее стороне. Немалую роль играла и растерянность: все знали, что войска Ассарта самые сильные во всех мирах - но войск этих не было, они исчезли, растаяли, как тает кусочек сахара в горячей воде, когда делают настой душистых лекарственных трав. И уж если они столь непонятным образом пропали - значит, такова была воля Великой Рыбы, такой оказалась судьба.
   Конечно, если бы кто-то, кому они верили, обязаны были верить, тот же Властелин, прежде всего, - если бы к людям обратились и просто и ясно объяснили бы, что они сейчас должны сделать - они послушались бы. Потому что привычка повиноваться Власти была еще глубже и сильнее, чем рефлекс повиновения силе. И вполне понятно: Власть являлась Силой Сил, превыше нее не существовало ничего, и если какой-то частной силе можно было противопоставить что-то другое, то Власти - ничего: не существовало на свете такой вещи, что не покорялась бы Власти. Но сейчас и Власти не оказалось вдруг. То есть, может быть, где-то она и была, но ни слова, ни звука от нее до людей не доходило. Газеты не выходили, на экранах возникали одни только полосы, напоминавшие морскую зыбь, а по радио визжала и улюлюкала какая-то нечисть, так что ничего членораздельного не уловить было. Каждый район, каждый город или поселение любого донкалата были предоставлены сами себе и, не зная, как идут дела в других краях обширной Державы, делали вывод, что и там все состоит никак не лучше, чем здесь, что ни на какую помощь рассчитывать не приходится - и решать нужно самим: но всякое решение несло за собой ответственность, и наименее безопасным было бы решение противостоять гнетущей силе осаждающего противника: оно могло привести к лишним потерям и в любом случае не обещало ничего хорошего: если противник (как оно, скорее всего, и получится) одержит верх, то придется отвечать перед ним за сопротивление, которое обязательно назовут бессмысленным: если же счастье в конце концов все-таки останется на стороне Ассарта - Власть, весьма возможно, обвинит в слишком уж обильных жертвах, без которых, как непременно окажется, вполне можно было бы обойтись. Так что самым лучшим оказывалось - никаких особых решений не принимать и позволять событиям развиваться так, как им того хотелось. А уж там жизнь сама подскажет, что и как.
   Разумеется, так происходило не везде и не всегда. В донкалате Самор глава местной власти донк Яшира, убедившись в бесполезности обороны своего главного города, собрал все войска и увел их в глухие леса, какими донкалат обладал в немалом количестве, они занимали, пожалуй, три четверти его территории. Не один донкалат Самор порос лесом, но не везде находились такие лихие военачальники, как дон Яшира (кстати, в войсках никогда не служивший по причине непригодности по здоровью и очень от этого переживавший, а теперь, наконец, нашедший применение своим ранее невостребованным талантам). Скрывшиеся в лесах войска позволили противнику (в этих местах десантировались войска Цизона) овладеть городом, но когда нападавшие решили, что дело сделано, и возымели желание двинуться, как им было приказано командованием Коалиции, на поддержку соседней группы войск экспедиционного корпуса мира Нельта, то к немалой своей озабоченности убедились вдруг, что выйти из города оказалось куда труднее, чем войти в него. Из четырех основных магистралей, входивших в город с четырех разных направлений, три, начиная чуть ли не с городской окраины, ныряли в саморские дебри, и едва первая колонна Цизона миновала опушку и углубилась в темную чащобу, как по ней был открыт жестокий прицельный огонь, причем стрелявшие не были видны, дорогу же они, надо полагать, успели пристрелять давно и тщательно. Войска Цизона вынуждены были попятиться, колонна втянулась в город, где и принялась подсчитывать свои потери. Такая же судьба ожидала цизонцев, когда они тронулись по второму шоссе; использовать третью лесную магистраль они даже не пытались. Так что для выхода из города, захваченного в полном соответствии с диспозицией, осталась одна лишь большая дорога, и войска благополучно вытянулись по ней из города и добрались до самого моста через широкую и обладавшую скверным характером реку Грис; мост был достаточно широким и надежным, но, к сожалению, взлетел на воздух, как только техника заполнила его почти на всем протяжении моста. Горя желанием выполнить полученный приказ, командование Цизона попыталось навести временные переправы - однако безуспешно, потому что для успешного их наведения следовало хотя бы овладеть каким-то, пусть небольшим, плацдармом на том - высоком - берегу, но и первая, и вторая попытки показали, что без авиации сделать это будет весьма затруднительно, если только вообще возможно: стрелковый и легкий артиллерийский огонь с того берега уничтожал средства переправы еще до того, как они достигали середины реки, а прихотливое течение, то и дело завихрявшееся водоворотами, совершенно не способствовало выполнению задачи. Была вызвана авиация, которой в этой группе войск сейчас не было, поскольку единственный аэродром вблизи города был заблаговременно приведен ассартианами в полную негодность и теперь ремонтировался. Атмосферная же авиация, ее цизонская часть, базировалась по этой причине на аэродромы соседнего донкалата, откуда и пришлось ее вызывать. Первая попытка сделать это не увенчалась, однако, успехом, потому что командование экспедиционного корпуса Нельты, действующее в соседнем донкалате Рамин, заявило, что авиация в данное время нужна им самим и они ничем помочь не могут. Это обстоятельство вполне можно понять, если учесть, что донкалат Рамин отличался еще более густыми лесами, чем Самор. Обещано было высвободить цизонские эскадрильи лишь через два дня - эскадрильи, или то, что от них к тому времени останется, поскольку командование Нельты, как нетрудно понять, на самые опасные задания посылало не свои самолеты, а чужие; наверняка командование Цизона, окажись оно в таком положении, поступало бы точно так же. Не желая терять эти два дня, Цизон связался с флагманом своей эскадры, находившимся, как и все прочие, на орбите близ Ассарта, и потребовал подвергнуть район бывшего моста основательному обстрелу. С орбиты было отвечено, что эскадра имеет крайне ограниченные возможности поддержки наземных войск, поскольку предназначенный для этого боезапас был в основном израсходован при подавлении противника перед высадкой десанта; то же относилось и к энергии, необходимой для действий атмосферных агра-штурмовиков. В конце концов удалось договориться о том, что один налет штурмовики все же совершат, и они его совершили. Чтобы обеспечить безопасность своих войск, командование Цизона заблаговременно отвело свои силы от моста; однако впоследствии выяснилось, что зорко наблюдавшие за их действиями ассартиане правильно расшифровали этот отход и сами сделали то же самое. В результате налет не дал ничего, хотя израсходовано при этом было много ракет и снарядов; как только штурмовики скрылись, Цизон вновь выдвинулся на свой берег - и тут же убедился, что ассартиане повторили их маневр не менее быстро. Поняв, как обстоят дела, командование войсками Цизона почло за благо оставить один десантный полк у моста, остальным же войскам вернуться в город - до лучших времен, и во всяком случае, до того времени, когда командование сможет оперировать своей же авиацией. Вот так развертывались события в донкалате Самор, и еще в нескольких.