Страница:
— А что им стоит повторить трюк с астероидами? А если у эланцев есть еще корабли, которые не заметил Симонов? Достаточно подойти паре «сучек» с полным боекомплектом, и через полчаса боя, крепость будет превращена в металлолом.
Майор долго молчал, укладывая в голове принесенную Конечниковым страшную весть. Его лицо на глазах теряло жизнь, наконец, командир корабля сказал потухшим бесцветным голосом:
— Не падайте духом Федор Андреевич… Мы все клялись отдать, если понадобиться, жизнь на Отечество, за нашего государя, великого князя. Идите, голубчик к себе на пост… Мы победим… Жаль, нельзя помянуть наших, мне и вам, как никогда нужна будет свежая голова…
Федор бесшумно поднялся на второй уровень командной рубки в центр управления огнем. Это была его епархия. Привычно моргали огоньки боевых систем, перепрыгивали в последнем знаке цифры дальномеров, светились мониторы обзора и проводки целей.
Конечников хлопнул по плечу Стрельникова, который сидел на первом посту управления ракетами. Стрелкин был так увлечен маневрами, что даже не заметил прихода командира.
— Ты где шлялся, Крок? — спросил Василий. — По бабам?
— Воздухом дышал, — ответил Конечников.
— Ага… А воздух был пропитан «Диким садом»?
— Ну, почему бы и нет…
— Ну, ты герой. Раскрутить столичную штучку…
— Какую?
— Не скромничай, — усмехнулся Стрельников. — Только княжна Александра была надушена им. Дорогие, между прочим, душки. 250 «рваных» флакон.
— Ах, если бы, — покачав головой, сказал Федор. — Не только дочке великого князя это по карману…
— На вот, возьми, а то разит, как от «голубого», — сказал Василий, бросая Конечникову пузырек с офицерским одеколоном, который на местном сленге назывался «Термоядерным». — Я уж думал, что ты из «этих», а ты вон какой молодец… Надеюсь не посрамил честь эскадрильи?
— Дама была в восторге, — ответил первый лейтенант, помимо воли расцветая в улыбке и тут же морщась от зловония казенной парфюмерии, которой он брызгался. — Еще приходить просила.
— Пока мы тебя ждали, я заметил, что одна из звезд как-то странно мигает.
— Ну и чего?
— А потом она совсем погасла.
— Ты записал?
— Нет, но, наверное, на центральной обсерватории все зафиксировали.
— Тебе это ничего не напомнило? — осторожно спросил Конечников.
— Нет…
— Подумай, Васек.
— Симпл-код?!!
— Да. Я расшифровал передачу.
— Ну и…
Федор, покосившись на дежурных наводчиков центральной батареи, притянул его к себе и на ухо прошептал все, что сумел узнать.
— Ни хрена себе, — только и сказал Стрельников. — У тебя выпить есть?
— Нельзя, как-никак на боевом дежурстве.
— Да ладно, разве не слышишь?
Снизу раздавался голос капитана корабля с характерными нетрезвыми интонациями, который пел: «…И вымпелы вьются, и цепи гремят, последний парад наступает. Готовые к бою орудья стоят, на солнце зловеще сверкая». Майор допел куплет и гаркнул во всю мощь луженой глотки: — «Что, соколики, умрем за веру, князя и отечество?»
— Все мы подохнем не за х*р собачий, — со вздохом Федор.
— Каптенармус, поднимись в артиллерийскую рубку, — приказал Стрельников.
— Слушаю вас, господин второй лейтенант, — подчеркнуто официально, с плохо скрываемой ненавистью отрапортовал каптер.
— А скажи, Иваныч, не осталось ли у нас жидкости для протирания прицельных экранов? — развязно поинтересовался Василий.
— Ты свою норму еще месяц назад высо…, прошу прошения. Господин второй лейтенант вы лимит оптической жидкости на этот месяц использовали еще в прошлом.
Федор знал, что Стрельников, — большой любитель выпить, уже достал каптера просьбами о выдаче спирта, и без свидетелей Иваныч, наплевав на субординацию, просто посылал второго лейтенанта на х*й.
— Иваныч, дай, — попросил Конечников. — Помянем души безвременно погибших рабов Божьих.
— А случилось-то чего? — пугаясь, спросил каптер.
— А ничего особенного… Все мы клялись отдать жизни хрен знает за что, — ответил Федор, и добавил прерывающимся голосом, точно выталкивая слова из последних сил: — Эскадру… Всю… До последнего корабля…До последнего человека…
— Вот ведь е* твою мать!! Простите ваш бродь, вырвалось. Сейчас мигом соображу: и водички, и что разбавить, и закусь, — засуетился Иваныч.
— Ты, это, апельсин, главное, на кухне возьми, — вставил Стрелкин, — и воду из офицерского бачка, а не из того в котором повар ноги моет.
— Ох, и гнида, ты, Василий, — помирать завтра, ты все со своими шуточками погаными лезешь, — в сердцах сказал пожилой каптер.
Наутро, после того, как командующий космокрепостью, генерал Соломатин не смог связаться со скаутом 2803 по видеосвязи. Вполне исправный и готовый к взлету гиперпространственный корабль-разведчик, игнорирал вызовы центрального поста.
Чтобы разобраться с фактом вопиющего безобразия, на 3 терминал был направлен посыльный штаба, капитан Искорин.
Капитан явился в сопровождении группы спецназа Службы Безопасности, готовой в любой момент пустить в ход оружие.
Внешняя и внутренняя двери главного шлюза скаута были открыты нараспашку, лишь было активировано удерживающее воздух внутри корабля защитное поле.
Нижние чины вповалку спали на койках и на полу. В воздухе стоял аромат перегара, кислый запах блевотины, тяжелый дух от множества потных и немытых тел, запахи мочи и кала.
Люки орудийных башен были открыты и висели без движения. Когда один из спецназовцев с усилием захлопнул почти 80 килограммовую нижнюю «тарелку» второй массометной башни центральной батареи, оттуда донесся забористый трехэтажный мат, слышимый даже через 45 миллиметров особо прочной компресситовой брони.
Капитан Искорин, светловолосый молодой человек пухлого телосложения в щегольском мундире, махнул рукой, одетой в перчатку, приказывая разобраться.
Лейтенант-спецназовец дал отрывистую команду, и десантники опустили люк обратно, намереваясь влезть в тесное пространство артиллерийского каземата. Тут на стекла шлемов спецназовцев выплеснулось содержимое чьего-то желудка, и вдрабадан пьяный голос проорал:
— Кто там гниды шутит, воздуху дайте.
— Я те щас так дам, морда, — рявкнул эсбешный лейтенант, делая знак своим громилам.
Десантники стали выволакивать вяло сопротивляющихся членов экипажа в ангар, отвешивая им пинки и раздавая зуботычины.
Не дожидаясь результатов профилактической работы, посыльный штаба прошел в корабельную рубку, брезгливо морщась от запаха, и, стараясь ни во что не вляпаться.
Там он застал спящего сном младенца командира, в окружении дежурного расчета пилотов, техников, локаторщиков и гравиметристов.
Горели все экраны связи, на которых брызгал слюной дежурный по штабу майор Перепелкин. Узнать, что же такое он говорил, не представлялось возможным, поскольку звук был выключен. Видеодатчики были аккуратно заклеены непрозрачной липкой лентой, поэтому штабист не мог видеть идиллически-трогательной картины отдыха уставших от пьянства звездолетчиков.
Искорин, будучи от природы человеком деликатным и не любящим ругаться самому, просто включил на полную громкость динамики, сорвал импровизированные крышки с объективов камер, а сам пошел инспектировать артиллерийский пост.
Но в отличие от первого яруса боевой рубки здесь никто не спал. Видимо, дежурный расчет принадлежал к числу малопьющих, которым сколько не налей, все мало.
Или справиться с «осаженным» денатуратом помог пресловутый апельсин, выжатый в пойло, и разбавление не 50 на 50, а 37 на 63 по фирменному рецепту второго лейтенанта Стрельникова.
Операторы усердно проводили тестовые замеры параметров электронных систем. Стрелкин курил «травку», вслушиваясь в рев бешеного слона, который издавал дежурный. В потоке невнятных звуков можно было разобрать что-то типа «под суд», «гауптвахта», «на каторгу», смазанные плохой артикуляцией уже не владеющего собой майора. Именно эти слова заставляли Ваську Стрельникова мелко ржать и подталкивать локтем Конечникова, который занимался осмеиваемой всеми теорией мобильного боя, гоняя по голографическому экрану силуэты кораблей.
— Да кому это фуфло нужно, Крок. Еще пара дней, и эскадра Убахи… — тут Стрелкин увидел капитана, и слегка покачиваясь, не выпуская при этом бычок изо рта выкрикнул: — Встать! Смирно! Вольно! Сидеть! Голос!
— Сядете, голубчик, все сядете, — зловеще пообещал Искорин. — Мне ваша клоунада, Стрельников давно поперек горла.
— А чего? — искренне обиделся тот. — Нормально поздоровкались, чай не генерал…
— Господин первый лейтенант, — обратился штабной офицер к Федору. — Извольте унять своего подчиненного. А то я сам это сделаю.
— Господин второй лейтенант, — отреагировал Конечников на окрик офицера связи, — потрудитесь впредь для приветствия старшего по званию употреблять только допускаемые уставом команды.
Искорин важно кивнул, не обратив внимания на пару жестов Конечникова, предназначенных для Василия, которые означали: — «Наведение отменяется. Двигатели на торможение, разворот 180 градусов». В более широком смысле переданное Стрельникову сообщение означало — «Не связывайся с дерьмом».
— С чем пожаловали, господин капитан? — поинтересовался Федор.
— Вы отдаете себе отчет, господин первый лейтенант, что это подсудное дело? — гневно спросил Искорин.
— Неправильная подача команды? — поинтересовался Конечников.
— Не стройте из себя идиота… Что у вас на корабле творится!? Пьяные матросы валяются в коридоре, капитан скаута в невменяемом состоянии! И это в условиях боевого дежурства, в тот час, когда наши корабли, быть может, ведут бой с противником! В то время, когда помощь эскадре может понадобиться в любой момент! А, впрочем, какой толк может быть в бою от швали, которая напивается, как только ей выпадает возможность…
— Все сказал, капитан? — поинтересовался Василий. — Так вот, слушай, штабная крыса: — Эскадра в полном составе у Создателя псалмы разучивает. Нет больше эскадры.
— Что ты сказал?
— Что, что?! Хана, бля! Жить нам осталось еще два дня, пока Убах не придет сюда и не отправит нас к праотцам, — выкрикнул Стрельников.
Он вплотную придвинулся к Искорину, глядя на него выпученными, страшными глазами, дыша ему в лицо перегаром. Пакадур сунул сложенные вместе ладони к самому носу штабного и сказал, «бух» имитируя звук взрыва и, показывая, как они разлетятся в клочья, с такой выразительностью, что посыльный офицер попятился.
— Конечников, что он болтает? Я вас всех под суд… Я вас всех, за паникерство!
Искорин на заплетающихся ногах мгновенно слетел на уровень ниже, где дежурный штаба чихвостил командира скаута.
Майор, еще не вполне пришедший в себя, отвечал лишь: «Есть!» и «Никак нет!», бессмысленно таращась в экран.
— Выведите всю эту рвань из рубки и постройте на плацу вместе с остальными, — тихонько шепнул офицер связи лейтенанту спецназа. — И еще… Наверху пакадур, второй лейтенант, несет чушь, сеет панику. Совсем свихнулся от денатурата.
— Сделаем, Викентич, — также тихо ответил эсбешник.
— Рук только ему не сломайте, — напутствовал его Искорин.
На экране, сменив бешено ругающего дежурного, возник личный адъютант командующего, майор Лебедянский.
— Это что такое? — поинтересовался он, увидев, как группа спецназа с оружием наизготовку занимает места перед лесенкой, группируясь для атаки. — Стоять!
Десантники замерли.
— Осмелюсь доложить, — начал было Искорин. — Второй лейтенант на артпосту буйствует.
— Буйствует?
— Так точно.
— Хм… Аркадий Викентьевич, — обратился адъютант к Искорину, — если офицер не в себе, вызовите врача. И без самодеятельности.
— Слушаюсь, — отчеканил капитан.
— Командира корабля, господина майора Тихонова и начальника артиллерии господина первого лейтенанта Конечникова командующий просит быть, — адъютант намерено перечислил все регалии офицеров и особо выделил слово «просит», — на совете штаба в 12 часов.
— Вас понял, — сказал Искорин, делая знак солдатам спецкоманды, чтобы те убирались.
— Ежели господа офицеры не слишком здоровы, командующий немедленно пришлет своего личного врача, чтобы поднять их на ноги.
— Вас понял, — произнес капитан, хотя было видно, что ничегошеньки он не понимает.
— Как чувствует себя господин Конечников?
— Я думаю, что он единственный, которому не потребуется помощь медиков.
— Хорошо… Молодец… А господин майор? — тут адъютант посмотрел на опухшую рожу Тихонова и усмехнулся, понимая глупость вопроса, — Иван Иванович будет через 15 минут. И дайте команду своим подчиненным, чтобы матросов сильно не били. А то знаю я этих костоломов…
Лебедянский отключился.
Капитан Искорин потрясенно молчал. Потом, сложив одно с другим, смертно побледнел, и осторожно опустился на край кресла второго пилота.
— Алексей Павлович, — обратился он к командиру корабля. — У вас не осталось выпить?
На «псарне», все встало с ног на голову: эсбешный спецназ курил «гашик», угощая матросов «ноль третьего», извиняясь за «резкость» в обращении, когда нижних чинов номерного скаута пинками и зуботычинами выводили на свежий воздух. Около братающихся звездолетчиков и десантников моментально собирались и также быстро рассасывались группы матросов с других гиперпространственных крейсеров. Рядовые и сержанты носились между кораблями со скорбными и сосредоточенными лицами, разнося страшную новость о гибели эскадры.
Иван Иванович, личный медик командующего, хлопотал около майора Тихонова, проводя экспресс-курс антиалкогольной терапии.
Первый лейтенант Конечников, стоя перед зеркалом на двери четырехместной офицерской каюты, насвистывая нечто бравурное и залихватское, заканчивал наводить марафет. На верхней койке, озонируя воздух немытыми ногами, в отключке валялся лейтенант Миронов.
Квартет из двух пилотов первой смены, Васьки Стрельникова и в дупель пьяного капитана Искорина, занимавших обе нижние полки, нестройно выводил слова старинной песни: «Раскинулось море широко». Разноголосый рев прерывался всхлипываниями штабного капитана, который периодически припадал к плечу Василия и почти неслышно, горячо и неразборчиво, сквозь слезы говорил о том, как страшно умирать в 28 неполных лет, что дома ждут папа, мама и его невеста, дочь соседа-помещика, с которой он еще ни разу не трахнулся.
Разудалая банда пьяных обломов действовала Конечникову на нервы своими воплями, а также тем, что из-за невообразимой тесноты ему постоянно мешали. Рядом с первым лейтенантом мелькали стаканы с «пакадуровкой», его дергали за китель, предлагая присоединиться, пьяные звездолетчики отпускали едкие замечания по поводу попыток первого лейтенанта привести себя в относительный порядок.
Наконец, придав прическе при помощи слюней и расчески приличный вид, Конечников с облегчением выскочил из пропитанного алкоголем закутка.
На центральном посту генеральский медик заканчивал возню с майором, приглаживая ему мешки под глазами криоинструментом, похожим на небольшой утюг. Алексей Павлович, с глупой, щенячьей радостью хлопал глазами, впервые столкнувшись с медицинским обслуживанием класса элит, в особенно действием энзимного энергетического коктейля, в просторечии называемому «антипохмелином».
У трапа господ офицеров ждала «мыльница» — блестящее лаком обшивки пассажирское транспортное средство внутренних коммуникаций станции, которым пользовалось только высшее начальство.
Медик, внимательно наблюдая за своим пациентом, нырнул в дверь за водителем. Командир скаута с удовольствием плюхнулся на почетном генеральском месте в заднем ряду, первый лейтенант устроился рядом с пилотом транспортера.
— Прикажете начать движение, господин майор? — вежливо справился шофер.
— Трогай, — разрешил командир скаута, с немым восторгом разглядывая кожаную и бархатную отделку салона.
Машина резко взяла с места и скрылась в дыре тоннеля.
Конец 8 главы.
Она провалилась в тяжелый сон, наполненный болотным туманом из которого высовывались зубастые пасти рептилий. Почему-то у всех этих тварей было одно имя — «Пастушонок».
Рогнеда пошла в гимнастический зал, танцевать и заниматься на тренажерах. Через полтора часа издевательств над собой, Управительница снова стала собой: — спокойной, собранной, энергичной.
Девушка с аппетитом поела и задумалась, что на самом деле хотел от нее Управитель. Прогнозы получились неутешительные. Управительница хмурилась, перебирая варианты.
Словно услышав ее, с неба пришел вибрирующий звук. Это звучали сирены звездного корабля, предупреждая, что бронированный «Дракон» собирается совершить посадку.
Девушка прошла в зимний сад. Сквозь стекла было видно, как приземляется звездолет Управителя.
Девушка сменила трико и кеды на легкую тунику и босоножки на каблуках. Волосы посветлели, и завились в кудряшки, на лице заиграла легкая улыбка.
Очень скоро Андрей появился в зимнем саду.
— Здравствуй мой господин и повелитель, — в своей обычной, полной иронии манере приветствовала его Рогнеда.
— Я не сержусь, не надо подлизываться, — благодушно ответил ей Живой Бог.
— А я что, подлизываюсь? — с мягкой улыбкой спросила девушка. — Опять будешь меня мучить своим древними сказками?
Она опустилась в кресло, откинулась на спинку, потянулась.
— Можно подумать, тебе было неинтересно, — с усмешкой поинтересовался Пастушонок. — Оттого ты сидела чуть ли не до рассвета?
— Ну, ты умеешь развлечь, — улыбнулась девушка. — Только давай сначала чаю попьем. Ты, наверное, голодный.
— Давай, — согласился Управитель. — Под чаек все гораздо лучше воспринимается.
Рогнеда вскипятила воду, засыпала в заварочный чайник свою фирменную смесь. В воздухе поплыли тонкие, неземно-прекрасные ароматы. Даже пресыщенный всевозможными диковинками Управитель стал с удовольствием принюхиваться.
Девушка священнодействуя, разлила ароматный напиток по чашкам, положила на тарелку маленьких крендельков, печенюшек и булочек.
Потом Рогнеда села напротив мужчины, поставив локти на стол и опустив голову на ладони, пристально и нежно стала глядеть на него, словно зрелище пьющего чай Управителя было самым прекрасным в ее жизни.
Андрей, зная о штучках, на которые была горазда Живая Богиня, поначалу старался не обращать на это внимания, но все же наивное кокетство девушки сумело затронуть его сердце.
Управитель как-то подобрел, отошел, расслабился. Живая Богиня щебетала что-то из репертуара, которым женщины потчуют вернувшихся домой любимых и долгожданных мужчин.
— Спасибо, — поблагодарил он, закончив с чаем. — Ты прекрасная хозяйка.
— Не за что, — скромно поблагодарила девушка Живого Бога.
— Иногда мне хочется, чтобы ты всегда была рядом, Принцесса, — расслабленно-довольно сказал Андрей.
— А что тебе мешает? — спросила Рогнеда и улыбнулась, непосредственно, наивно и радостно, словно действительно была юной девушкой, радующейся тому, какой домовитой и заботливой она показала себя нравящемуся ей мальчику.
— Рад бы в рай, да грехи не пускают, — ответил Пастушонок.
Но вопреки зловещему смыслу подтекста, фраза не прозвучала угрожающе. Он вдруг почувствовал себя сильнее, умнее и значительней чем был. Все подготовленные для разговора угрозы и злые слова вдруг растаяли.
Под взглядом сияющих нежных глаз девушки не хотелось верить в то, что подсказывал ему разум. Управитель с трудом заставил себя вспомнить, что Рогнеда, по меньшей мере, на 1600 лет его старше. А всем этим женским приемчикам влияния на мужскую психику она обучала целые поколения придворных амазонок еще в те времена, когда он не родился на свет.
— Опять какие-то подозрения? — поинтересовалась Управительница. — Ловушки, козни, желание утвердить себя. Неужели нельзя по-доброму. Я ведь все для тебя сделаю, Андрей…
— Давай послушаем запись, — преодолевая чары Живой Богини, — предложил Управитель.
— Ну вот, — огорчилась девушка. — Давай. Только не будем портить это место.
Они опять долго шли через заполненные всевозможными диковинками залы, пока не вышли в знакомый павильон в для чтения.
— Скажи, Андрей, а почему ты сразу не сказал, что Колыван пишет про тебя и меня? — поинтересовалась девушка.
— Так интересней, — ответил ей Управитель.
— Какой ты был суровый, — тихонько рассмеялась девушка. — Если бы я не знала точно, что это ты, никогда бы не догадалась по описанию.
— И я, если бы не знал точно, что это была ты, не поверил бы в то, что ты смогла такое сделать.
— Что? — удивилась Рогнеда.
— Узнаешь, — ушел от ответа Андрей. — Включай уже.
***
Продолжение.
Глава 9
Майор долго молчал, укладывая в голове принесенную Конечниковым страшную весть. Его лицо на глазах теряло жизнь, наконец, командир корабля сказал потухшим бесцветным голосом:
— Не падайте духом Федор Андреевич… Мы все клялись отдать, если понадобиться, жизнь на Отечество, за нашего государя, великого князя. Идите, голубчик к себе на пост… Мы победим… Жаль, нельзя помянуть наших, мне и вам, как никогда нужна будет свежая голова…
Федор бесшумно поднялся на второй уровень командной рубки в центр управления огнем. Это была его епархия. Привычно моргали огоньки боевых систем, перепрыгивали в последнем знаке цифры дальномеров, светились мониторы обзора и проводки целей.
Конечников хлопнул по плечу Стрельникова, который сидел на первом посту управления ракетами. Стрелкин был так увлечен маневрами, что даже не заметил прихода командира.
— Ты где шлялся, Крок? — спросил Василий. — По бабам?
— Воздухом дышал, — ответил Конечников.
— Ага… А воздух был пропитан «Диким садом»?
— Ну, почему бы и нет…
— Ну, ты герой. Раскрутить столичную штучку…
— Какую?
— Не скромничай, — усмехнулся Стрельников. — Только княжна Александра была надушена им. Дорогие, между прочим, душки. 250 «рваных» флакон.
— Ах, если бы, — покачав головой, сказал Федор. — Не только дочке великого князя это по карману…
— На вот, возьми, а то разит, как от «голубого», — сказал Василий, бросая Конечникову пузырек с офицерским одеколоном, который на местном сленге назывался «Термоядерным». — Я уж думал, что ты из «этих», а ты вон какой молодец… Надеюсь не посрамил честь эскадрильи?
— Дама была в восторге, — ответил первый лейтенант, помимо воли расцветая в улыбке и тут же морщась от зловония казенной парфюмерии, которой он брызгался. — Еще приходить просила.
— Пока мы тебя ждали, я заметил, что одна из звезд как-то странно мигает.
— Ну и чего?
— А потом она совсем погасла.
— Ты записал?
— Нет, но, наверное, на центральной обсерватории все зафиксировали.
— Тебе это ничего не напомнило? — осторожно спросил Конечников.
— Нет…
— Подумай, Васек.
— Симпл-код?!!
— Да. Я расшифровал передачу.
— Ну и…
Федор, покосившись на дежурных наводчиков центральной батареи, притянул его к себе и на ухо прошептал все, что сумел узнать.
— Ни хрена себе, — только и сказал Стрельников. — У тебя выпить есть?
— Нельзя, как-никак на боевом дежурстве.
— Да ладно, разве не слышишь?
Снизу раздавался голос капитана корабля с характерными нетрезвыми интонациями, который пел: «…И вымпелы вьются, и цепи гремят, последний парад наступает. Готовые к бою орудья стоят, на солнце зловеще сверкая». Майор допел куплет и гаркнул во всю мощь луженой глотки: — «Что, соколики, умрем за веру, князя и отечество?»
— Все мы подохнем не за х*р собачий, — со вздохом Федор.
— Каптенармус, поднимись в артиллерийскую рубку, — приказал Стрельников.
— Слушаю вас, господин второй лейтенант, — подчеркнуто официально, с плохо скрываемой ненавистью отрапортовал каптер.
— А скажи, Иваныч, не осталось ли у нас жидкости для протирания прицельных экранов? — развязно поинтересовался Василий.
— Ты свою норму еще месяц назад высо…, прошу прошения. Господин второй лейтенант вы лимит оптической жидкости на этот месяц использовали еще в прошлом.
Федор знал, что Стрельников, — большой любитель выпить, уже достал каптера просьбами о выдаче спирта, и без свидетелей Иваныч, наплевав на субординацию, просто посылал второго лейтенанта на х*й.
— Иваныч, дай, — попросил Конечников. — Помянем души безвременно погибших рабов Божьих.
— А случилось-то чего? — пугаясь, спросил каптер.
— А ничего особенного… Все мы клялись отдать жизни хрен знает за что, — ответил Федор, и добавил прерывающимся голосом, точно выталкивая слова из последних сил: — Эскадру… Всю… До последнего корабля…До последнего человека…
— Вот ведь е* твою мать!! Простите ваш бродь, вырвалось. Сейчас мигом соображу: и водички, и что разбавить, и закусь, — засуетился Иваныч.
— Ты, это, апельсин, главное, на кухне возьми, — вставил Стрелкин, — и воду из офицерского бачка, а не из того в котором повар ноги моет.
— Ох, и гнида, ты, Василий, — помирать завтра, ты все со своими шуточками погаными лезешь, — в сердцах сказал пожилой каптер.
Наутро, после того, как командующий космокрепостью, генерал Соломатин не смог связаться со скаутом 2803 по видеосвязи. Вполне исправный и готовый к взлету гиперпространственный корабль-разведчик, игнорирал вызовы центрального поста.
Чтобы разобраться с фактом вопиющего безобразия, на 3 терминал был направлен посыльный штаба, капитан Искорин.
Капитан явился в сопровождении группы спецназа Службы Безопасности, готовой в любой момент пустить в ход оружие.
Внешняя и внутренняя двери главного шлюза скаута были открыты нараспашку, лишь было активировано удерживающее воздух внутри корабля защитное поле.
Нижние чины вповалку спали на койках и на полу. В воздухе стоял аромат перегара, кислый запах блевотины, тяжелый дух от множества потных и немытых тел, запахи мочи и кала.
Люки орудийных башен были открыты и висели без движения. Когда один из спецназовцев с усилием захлопнул почти 80 килограммовую нижнюю «тарелку» второй массометной башни центральной батареи, оттуда донесся забористый трехэтажный мат, слышимый даже через 45 миллиметров особо прочной компресситовой брони.
Капитан Искорин, светловолосый молодой человек пухлого телосложения в щегольском мундире, махнул рукой, одетой в перчатку, приказывая разобраться.
Лейтенант-спецназовец дал отрывистую команду, и десантники опустили люк обратно, намереваясь влезть в тесное пространство артиллерийского каземата. Тут на стекла шлемов спецназовцев выплеснулось содержимое чьего-то желудка, и вдрабадан пьяный голос проорал:
— Кто там гниды шутит, воздуху дайте.
— Я те щас так дам, морда, — рявкнул эсбешный лейтенант, делая знак своим громилам.
Десантники стали выволакивать вяло сопротивляющихся членов экипажа в ангар, отвешивая им пинки и раздавая зуботычины.
Не дожидаясь результатов профилактической работы, посыльный штаба прошел в корабельную рубку, брезгливо морщась от запаха, и, стараясь ни во что не вляпаться.
Там он застал спящего сном младенца командира, в окружении дежурного расчета пилотов, техников, локаторщиков и гравиметристов.
Горели все экраны связи, на которых брызгал слюной дежурный по штабу майор Перепелкин. Узнать, что же такое он говорил, не представлялось возможным, поскольку звук был выключен. Видеодатчики были аккуратно заклеены непрозрачной липкой лентой, поэтому штабист не мог видеть идиллически-трогательной картины отдыха уставших от пьянства звездолетчиков.
Искорин, будучи от природы человеком деликатным и не любящим ругаться самому, просто включил на полную громкость динамики, сорвал импровизированные крышки с объективов камер, а сам пошел инспектировать артиллерийский пост.
Но в отличие от первого яруса боевой рубки здесь никто не спал. Видимо, дежурный расчет принадлежал к числу малопьющих, которым сколько не налей, все мало.
Или справиться с «осаженным» денатуратом помог пресловутый апельсин, выжатый в пойло, и разбавление не 50 на 50, а 37 на 63 по фирменному рецепту второго лейтенанта Стрельникова.
Операторы усердно проводили тестовые замеры параметров электронных систем. Стрелкин курил «травку», вслушиваясь в рев бешеного слона, который издавал дежурный. В потоке невнятных звуков можно было разобрать что-то типа «под суд», «гауптвахта», «на каторгу», смазанные плохой артикуляцией уже не владеющего собой майора. Именно эти слова заставляли Ваську Стрельникова мелко ржать и подталкивать локтем Конечникова, который занимался осмеиваемой всеми теорией мобильного боя, гоняя по голографическому экрану силуэты кораблей.
— Да кому это фуфло нужно, Крок. Еще пара дней, и эскадра Убахи… — тут Стрелкин увидел капитана, и слегка покачиваясь, не выпуская при этом бычок изо рта выкрикнул: — Встать! Смирно! Вольно! Сидеть! Голос!
— Сядете, голубчик, все сядете, — зловеще пообещал Искорин. — Мне ваша клоунада, Стрельников давно поперек горла.
— А чего? — искренне обиделся тот. — Нормально поздоровкались, чай не генерал…
— Господин первый лейтенант, — обратился штабной офицер к Федору. — Извольте унять своего подчиненного. А то я сам это сделаю.
— Господин второй лейтенант, — отреагировал Конечников на окрик офицера связи, — потрудитесь впредь для приветствия старшего по званию употреблять только допускаемые уставом команды.
Искорин важно кивнул, не обратив внимания на пару жестов Конечникова, предназначенных для Василия, которые означали: — «Наведение отменяется. Двигатели на торможение, разворот 180 градусов». В более широком смысле переданное Стрельникову сообщение означало — «Не связывайся с дерьмом».
— С чем пожаловали, господин капитан? — поинтересовался Федор.
— Вы отдаете себе отчет, господин первый лейтенант, что это подсудное дело? — гневно спросил Искорин.
— Неправильная подача команды? — поинтересовался Конечников.
— Не стройте из себя идиота… Что у вас на корабле творится!? Пьяные матросы валяются в коридоре, капитан скаута в невменяемом состоянии! И это в условиях боевого дежурства, в тот час, когда наши корабли, быть может, ведут бой с противником! В то время, когда помощь эскадре может понадобиться в любой момент! А, впрочем, какой толк может быть в бою от швали, которая напивается, как только ей выпадает возможность…
— Все сказал, капитан? — поинтересовался Василий. — Так вот, слушай, штабная крыса: — Эскадра в полном составе у Создателя псалмы разучивает. Нет больше эскадры.
— Что ты сказал?
— Что, что?! Хана, бля! Жить нам осталось еще два дня, пока Убах не придет сюда и не отправит нас к праотцам, — выкрикнул Стрельников.
Он вплотную придвинулся к Искорину, глядя на него выпученными, страшными глазами, дыша ему в лицо перегаром. Пакадур сунул сложенные вместе ладони к самому носу штабного и сказал, «бух» имитируя звук взрыва и, показывая, как они разлетятся в клочья, с такой выразительностью, что посыльный офицер попятился.
— Конечников, что он болтает? Я вас всех под суд… Я вас всех, за паникерство!
Искорин на заплетающихся ногах мгновенно слетел на уровень ниже, где дежурный штаба чихвостил командира скаута.
Майор, еще не вполне пришедший в себя, отвечал лишь: «Есть!» и «Никак нет!», бессмысленно таращась в экран.
— Выведите всю эту рвань из рубки и постройте на плацу вместе с остальными, — тихонько шепнул офицер связи лейтенанту спецназа. — И еще… Наверху пакадур, второй лейтенант, несет чушь, сеет панику. Совсем свихнулся от денатурата.
— Сделаем, Викентич, — также тихо ответил эсбешник.
— Рук только ему не сломайте, — напутствовал его Искорин.
На экране, сменив бешено ругающего дежурного, возник личный адъютант командующего, майор Лебедянский.
— Это что такое? — поинтересовался он, увидев, как группа спецназа с оружием наизготовку занимает места перед лесенкой, группируясь для атаки. — Стоять!
Десантники замерли.
— Осмелюсь доложить, — начал было Искорин. — Второй лейтенант на артпосту буйствует.
— Буйствует?
— Так точно.
— Хм… Аркадий Викентьевич, — обратился адъютант к Искорину, — если офицер не в себе, вызовите врача. И без самодеятельности.
— Слушаюсь, — отчеканил капитан.
— Командира корабля, господина майора Тихонова и начальника артиллерии господина первого лейтенанта Конечникова командующий просит быть, — адъютант намерено перечислил все регалии офицеров и особо выделил слово «просит», — на совете штаба в 12 часов.
— Вас понял, — сказал Искорин, делая знак солдатам спецкоманды, чтобы те убирались.
— Ежели господа офицеры не слишком здоровы, командующий немедленно пришлет своего личного врача, чтобы поднять их на ноги.
— Вас понял, — произнес капитан, хотя было видно, что ничегошеньки он не понимает.
— Как чувствует себя господин Конечников?
— Я думаю, что он единственный, которому не потребуется помощь медиков.
— Хорошо… Молодец… А господин майор? — тут адъютант посмотрел на опухшую рожу Тихонова и усмехнулся, понимая глупость вопроса, — Иван Иванович будет через 15 минут. И дайте команду своим подчиненным, чтобы матросов сильно не били. А то знаю я этих костоломов…
Лебедянский отключился.
Капитан Искорин потрясенно молчал. Потом, сложив одно с другим, смертно побледнел, и осторожно опустился на край кресла второго пилота.
— Алексей Павлович, — обратился он к командиру корабля. — У вас не осталось выпить?
На «псарне», все встало с ног на голову: эсбешный спецназ курил «гашик», угощая матросов «ноль третьего», извиняясь за «резкость» в обращении, когда нижних чинов номерного скаута пинками и зуботычинами выводили на свежий воздух. Около братающихся звездолетчиков и десантников моментально собирались и также быстро рассасывались группы матросов с других гиперпространственных крейсеров. Рядовые и сержанты носились между кораблями со скорбными и сосредоточенными лицами, разнося страшную новость о гибели эскадры.
Иван Иванович, личный медик командующего, хлопотал около майора Тихонова, проводя экспресс-курс антиалкогольной терапии.
Первый лейтенант Конечников, стоя перед зеркалом на двери четырехместной офицерской каюты, насвистывая нечто бравурное и залихватское, заканчивал наводить марафет. На верхней койке, озонируя воздух немытыми ногами, в отключке валялся лейтенант Миронов.
Квартет из двух пилотов первой смены, Васьки Стрельникова и в дупель пьяного капитана Искорина, занимавших обе нижние полки, нестройно выводил слова старинной песни: «Раскинулось море широко». Разноголосый рев прерывался всхлипываниями штабного капитана, который периодически припадал к плечу Василия и почти неслышно, горячо и неразборчиво, сквозь слезы говорил о том, как страшно умирать в 28 неполных лет, что дома ждут папа, мама и его невеста, дочь соседа-помещика, с которой он еще ни разу не трахнулся.
Разудалая банда пьяных обломов действовала Конечникову на нервы своими воплями, а также тем, что из-за невообразимой тесноты ему постоянно мешали. Рядом с первым лейтенантом мелькали стаканы с «пакадуровкой», его дергали за китель, предлагая присоединиться, пьяные звездолетчики отпускали едкие замечания по поводу попыток первого лейтенанта привести себя в относительный порядок.
Наконец, придав прическе при помощи слюней и расчески приличный вид, Конечников с облегчением выскочил из пропитанного алкоголем закутка.
На центральном посту генеральский медик заканчивал возню с майором, приглаживая ему мешки под глазами криоинструментом, похожим на небольшой утюг. Алексей Павлович, с глупой, щенячьей радостью хлопал глазами, впервые столкнувшись с медицинским обслуживанием класса элит, в особенно действием энзимного энергетического коктейля, в просторечии называемому «антипохмелином».
У трапа господ офицеров ждала «мыльница» — блестящее лаком обшивки пассажирское транспортное средство внутренних коммуникаций станции, которым пользовалось только высшее начальство.
Медик, внимательно наблюдая за своим пациентом, нырнул в дверь за водителем. Командир скаута с удовольствием плюхнулся на почетном генеральском месте в заднем ряду, первый лейтенант устроился рядом с пилотом транспортера.
— Прикажете начать движение, господин майор? — вежливо справился шофер.
— Трогай, — разрешил командир скаута, с немым восторгом разглядывая кожаную и бархатную отделку салона.
Машина резко взяла с места и скрылась в дыре тоннеля.
Конец 8 главы.
Комментарий 8. Утро вечера мудренее.
17 Апреля 10564 по н.с. 2 ч.48 мин. Единого времени. Альфа-реальность. Деметра. Дом князей Громовых.Управительница Жизни отчаянно хотела спать, но не могла оторваться. Девушка прикладывалась к бутылке, пока та не опустела. В пепельнице прибавлялись окурки. Наконец, Рогнеда решила оставить остальное на потом.
Она провалилась в тяжелый сон, наполненный болотным туманом из которого высовывались зубастые пасти рептилий. Почему-то у всех этих тварей было одно имя — «Пастушонок».
Утро вечера мудренее (продолжение).
17 Апреля 10564 по н.с. 11 ч.48 мин. Единого времени. Альфа-реальность. Деметра. Дом князей Громовых.Утром, около 12 часов, Живая Богиня проснулась. Она долго лежала, глядя в потолок бессмысленными глазами. Наконец, собравшись с мыслями, девушка поднялась и отправилась в ванну. Струи контрастного душа привели Управительницу в чувство, смыли следы вчерашнего опьянения.
Рогнеда пошла в гимнастический зал, танцевать и заниматься на тренажерах. Через полтора часа издевательств над собой, Управительница снова стала собой: — спокойной, собранной, энергичной.
Девушка с аппетитом поела и задумалась, что на самом деле хотел от нее Управитель. Прогнозы получились неутешительные. Управительница хмурилась, перебирая варианты.
Словно услышав ее, с неба пришел вибрирующий звук. Это звучали сирены звездного корабля, предупреждая, что бронированный «Дракон» собирается совершить посадку.
Девушка прошла в зимний сад. Сквозь стекла было видно, как приземляется звездолет Управителя.
Девушка сменила трико и кеды на легкую тунику и босоножки на каблуках. Волосы посветлели, и завились в кудряшки, на лице заиграла легкая улыбка.
Очень скоро Андрей появился в зимнем саду.
— Здравствуй мой господин и повелитель, — в своей обычной, полной иронии манере приветствовала его Рогнеда.
— Я не сержусь, не надо подлизываться, — благодушно ответил ей Живой Бог.
— А я что, подлизываюсь? — с мягкой улыбкой спросила девушка. — Опять будешь меня мучить своим древними сказками?
Она опустилась в кресло, откинулась на спинку, потянулась.
— Можно подумать, тебе было неинтересно, — с усмешкой поинтересовался Пастушонок. — Оттого ты сидела чуть ли не до рассвета?
— Ну, ты умеешь развлечь, — улыбнулась девушка. — Только давай сначала чаю попьем. Ты, наверное, голодный.
— Давай, — согласился Управитель. — Под чаек все гораздо лучше воспринимается.
Рогнеда вскипятила воду, засыпала в заварочный чайник свою фирменную смесь. В воздухе поплыли тонкие, неземно-прекрасные ароматы. Даже пресыщенный всевозможными диковинками Управитель стал с удовольствием принюхиваться.
Девушка священнодействуя, разлила ароматный напиток по чашкам, положила на тарелку маленьких крендельков, печенюшек и булочек.
Потом Рогнеда села напротив мужчины, поставив локти на стол и опустив голову на ладони, пристально и нежно стала глядеть на него, словно зрелище пьющего чай Управителя было самым прекрасным в ее жизни.
Андрей, зная о штучках, на которые была горазда Живая Богиня, поначалу старался не обращать на это внимания, но все же наивное кокетство девушки сумело затронуть его сердце.
Управитель как-то подобрел, отошел, расслабился. Живая Богиня щебетала что-то из репертуара, которым женщины потчуют вернувшихся домой любимых и долгожданных мужчин.
— Спасибо, — поблагодарил он, закончив с чаем. — Ты прекрасная хозяйка.
— Не за что, — скромно поблагодарила девушка Живого Бога.
— Иногда мне хочется, чтобы ты всегда была рядом, Принцесса, — расслабленно-довольно сказал Андрей.
— А что тебе мешает? — спросила Рогнеда и улыбнулась, непосредственно, наивно и радостно, словно действительно была юной девушкой, радующейся тому, какой домовитой и заботливой она показала себя нравящемуся ей мальчику.
— Рад бы в рай, да грехи не пускают, — ответил Пастушонок.
Но вопреки зловещему смыслу подтекста, фраза не прозвучала угрожающе. Он вдруг почувствовал себя сильнее, умнее и значительней чем был. Все подготовленные для разговора угрозы и злые слова вдруг растаяли.
Под взглядом сияющих нежных глаз девушки не хотелось верить в то, что подсказывал ему разум. Управитель с трудом заставил себя вспомнить, что Рогнеда, по меньшей мере, на 1600 лет его старше. А всем этим женским приемчикам влияния на мужскую психику она обучала целые поколения придворных амазонок еще в те времена, когда он не родился на свет.
— Опять какие-то подозрения? — поинтересовалась Управительница. — Ловушки, козни, желание утвердить себя. Неужели нельзя по-доброму. Я ведь все для тебя сделаю, Андрей…
— Давай послушаем запись, — преодолевая чары Живой Богини, — предложил Управитель.
— Ну вот, — огорчилась девушка. — Давай. Только не будем портить это место.
Они опять долго шли через заполненные всевозможными диковинками залы, пока не вышли в знакомый павильон в для чтения.
— Скажи, Андрей, а почему ты сразу не сказал, что Колыван пишет про тебя и меня? — поинтересовалась девушка.
— Так интересней, — ответил ей Управитель.
— Какой ты был суровый, — тихонько рассмеялась девушка. — Если бы я не знала точно, что это ты, никогда бы не догадалась по описанию.
— И я, если бы не знал точно, что это была ты, не поверил бы в то, что ты смогла такое сделать.
— Что? — удивилась Рогнеда.
— Узнаешь, — ушел от ответа Андрей. — Включай уже.
***
Продолжение.
Глава 9
ПОЖАР В НЕБЕСНОЙ КРЕПОСТИ
— Господа, вынужден сообщить вам трагическую весть, — произнес, поднимаясь с места, командующий Базой, генерал Соломатин. — Вчера ночью, в 1 час 37 минут единого времени, четвертая эскадра княжества деметрианского была полностью уничтожена мгновенным ударом неприятеля. Наши товарищи до конца выполнили свой воинский долг. Прошу почтить память погибших минутой молчания.
Офицеры поднялись. На тех, кто еще не знал о случившемся, новость подействовала как удар. Было видно, что у капитанов, майоров и полковников на языке крутятся слова недоверия и отрицания, и только авторитет командующего не дает тишине взорваться криками о том, что это ошибка, этого не может быть.
Федор, в числе прочих, приглашенный на заседание штаба наблюдал, как тяжелая тишина давит на плечи и головы собравшихся, как смертельная бледность наползает на лица людей, а колени многих офицеров, особенно штабных, начинают предательски дрожать.
Конечникову и его командиру было проще. Узнав о гибели эскадры одними из первых, они успели утопить свой страх в вине, сжечь отчаяние и безысходность в пьяном безумии ночной попойки, поминкам по самим себе.
— Прошу садиться, господа. Начальник штаба расскажет подробности.
— Итак, — начал доклад начштаба, сухой старик в полковничьем звании с линялыми голубыми глазами со звучной фамилией Томасон, хорошо поставленным, дикторским голосом. — Четвертая эскадра вышла на перехват противника, замеченного в секторе 21/26/54/436.
Данные гиперпространственной локаторной станции, а также пеленгация квик-передатчиков противника и грависканирование дали основание нам предполагать, что против орбитальной крепости «Солейна» выдвинуто крупное подразделение противника. Предположительно, эланский флот задействовал в этой операции до 4 линейных звездолетов класса «Претендент» и до 15 тяжелых штурмовых крейсеров «Сарацин».
Мы смогли противопоставить им 5 линейных рейдеров класса «Король неба», 15 тяжелых крейсеров проекта «Муромец» и 2 корабля из сборной эскадрильи малых гиперпространственных ракетоносцев.
Данная эскадрилья в составе 12 машин, а также линейный рейдер «Князь Иван» были оставлены для охраны станции.
— Спасибо и на этом, — иронически заметил кто-то.
— Должен также заметить, что орбитальная крепость проекта «Цитадель» представляет собой весьма мощный военный объект, имеющий на борту до 12000 массометов, лазеров и джаггернаутов среднего и малого калибра. Также, станция может вести огонь противокорабельными дистанционно управляемыми ракетами. Всего имеется в наличии 45 постов, способных проводить наведение на цель до 90 ракет одновременно.
И, наконец, орбитальная крепость имеет на вооружении четыре 250-ти мегаваттных лазера непрерывного действия, 36 крупнокалиберных массометов и 18 больших плазменных пушек.
— Умри все живое, — произнес тот же голос.
— Господа, — строго сказал командующий, — мы здесь собрались решать проблемы ведения военных действий с превосходящим нам по численности, способности к маневру и огневой мощи противником, а не для состязания в остроумии друг с другом. Продолжайте, пожалуйста, Зиновий Альбертович, — предложил он докладчику.
Полковник Томасон продолжил перечисление тактико-технических характеристик космокрепости, линейных рейдеров и крейсеров деметрианского флота. Потом он также неспешно перешел на ТТХ боевых звездолетов Эланской империи.
Собравшиеся слушали безо всякого энтузиазма. За правильными, убаюкивающими построениями штабиста как-то сам собой терялся тот факт, что эскадра кораблей, каждый из которых в 1,5–2 раза сильнее звездолета аналогичного класса неприятеля, превосходящая его числом боевых единиц, была во мгновение ока уничтожена «слабейшим» противником.
Офицеры поднялись. На тех, кто еще не знал о случившемся, новость подействовала как удар. Было видно, что у капитанов, майоров и полковников на языке крутятся слова недоверия и отрицания, и только авторитет командующего не дает тишине взорваться криками о том, что это ошибка, этого не может быть.
Федор, в числе прочих, приглашенный на заседание штаба наблюдал, как тяжелая тишина давит на плечи и головы собравшихся, как смертельная бледность наползает на лица людей, а колени многих офицеров, особенно штабных, начинают предательски дрожать.
Конечникову и его командиру было проще. Узнав о гибели эскадры одними из первых, они успели утопить свой страх в вине, сжечь отчаяние и безысходность в пьяном безумии ночной попойки, поминкам по самим себе.
— Прошу садиться, господа. Начальник штаба расскажет подробности.
— Итак, — начал доклад начштаба, сухой старик в полковничьем звании с линялыми голубыми глазами со звучной фамилией Томасон, хорошо поставленным, дикторским голосом. — Четвертая эскадра вышла на перехват противника, замеченного в секторе 21/26/54/436.
Данные гиперпространственной локаторной станции, а также пеленгация квик-передатчиков противника и грависканирование дали основание нам предполагать, что против орбитальной крепости «Солейна» выдвинуто крупное подразделение противника. Предположительно, эланский флот задействовал в этой операции до 4 линейных звездолетов класса «Претендент» и до 15 тяжелых штурмовых крейсеров «Сарацин».
Мы смогли противопоставить им 5 линейных рейдеров класса «Король неба», 15 тяжелых крейсеров проекта «Муромец» и 2 корабля из сборной эскадрильи малых гиперпространственных ракетоносцев.
Данная эскадрилья в составе 12 машин, а также линейный рейдер «Князь Иван» были оставлены для охраны станции.
— Спасибо и на этом, — иронически заметил кто-то.
— Должен также заметить, что орбитальная крепость проекта «Цитадель» представляет собой весьма мощный военный объект, имеющий на борту до 12000 массометов, лазеров и джаггернаутов среднего и малого калибра. Также, станция может вести огонь противокорабельными дистанционно управляемыми ракетами. Всего имеется в наличии 45 постов, способных проводить наведение на цель до 90 ракет одновременно.
И, наконец, орбитальная крепость имеет на вооружении четыре 250-ти мегаваттных лазера непрерывного действия, 36 крупнокалиберных массометов и 18 больших плазменных пушек.
— Умри все живое, — произнес тот же голос.
— Господа, — строго сказал командующий, — мы здесь собрались решать проблемы ведения военных действий с превосходящим нам по численности, способности к маневру и огневой мощи противником, а не для состязания в остроумии друг с другом. Продолжайте, пожалуйста, Зиновий Альбертович, — предложил он докладчику.
Полковник Томасон продолжил перечисление тактико-технических характеристик космокрепости, линейных рейдеров и крейсеров деметрианского флота. Потом он также неспешно перешел на ТТХ боевых звездолетов Эланской империи.
Собравшиеся слушали безо всякого энтузиазма. За правильными, убаюкивающими построениями штабиста как-то сам собой терялся тот факт, что эскадра кораблей, каждый из которых в 1,5–2 раза сильнее звездолета аналогичного класса неприятеля, превосходящая его числом боевых единиц, была во мгновение ока уничтожена «слабейшим» противником.