Страница:
Вновь реинкарнированные все тяжелее и тяжелее вспоминали свои прошлые жизни, пока в один прекрасный день вечность кончилась — накопленные знания и опыт, за исключением краткого резюме в виде предсмертных желаний, определяющих новую сущность, перестали быть доступными ныне живущей личности.
После краткого периода паники проблема была решена крайне просто — реинкарнация была объявлена научной теорией, а потом и просто вымыслом, мифом, сказкой невежественных древних. Хотя невеждами по-праву можно было называть новых двуногих, запертых в границах между рождением и смертью, непохожих на человека прошедшей эпохи, владеющего богатством знаний и опыта, накопленного за десятки прежних воплощений.
Даже реформированная православная церковь отказалась от концепции череды воплощений, заменив исканием царствия небесного за одну земную жизнь, как альтернативы адскому пламени, которое непременно ожидает изначально грешных потомков Адама и Лилит.
Теперь уже в закрытых хранилищах оказывались работы, в которых авторы сравнивали интеллектуальные, психические и сверхпсихические возможности новой и старой ветвей Хомо Сапиенс.
На общество обрушилась лавина проблем, связанных с формированием личности новорожденных, их обучения, отягощенной быстрой сменой поколений и необходимостью за короткие сроки забивать в голову огромные объемы информации.
Особо сложной стала борьба за физическое здоровье, больше не поддерживаемое практически уснувшим разумом. Планеты стала захлестывать эпидемии давно забытых заболеваний, лекарства от которых были давно утрачены за ненадобностью.
Наследники божественно мудрых, бессмертных и могущественных существ стали обычными говорящими безволосыми обезьянами, не слишком отличаясь от них по примитивной неразвитости психики и опустившегося до зачаточного уровня интеллекта.
Этому способствовали войны, начавшиеся почти сразу после распада империи джихана, в огне которых горели и архивы, и тонкая душевная организация людей, заставляющая искать ответ на вопросы экзистенции.
Федор оторвал глаза от книги, и долго бессмысленно глядел перед собой на облетающие березки.
Потом встряхнулся и строго сказал себе, давя нехорошее, мерзкое чувство вины, что это был его первый поступок в духе Управителей Жизни, для которых смертные были легко сменяемым, дешевым материалом в достижении собственных целей.
Когда он вернулся в корпус, его уже встречал капитан Застенкер. Капитан, несмотря на свою страшную фамилию, был приятным в общении, тихим, усталым молодым человеком. Особист деликатно постучался в палату к Федору.
— Позвольте войти, Федор Андреевич, — робко спросил он.
— Пожалуйста, — равнодушно пожав плечами, ответил Федор и сражу же, резко пошел в атаку. — Чем обязан? Где полковник Терских?
— Осмелюсь доложить, с Борисом Николаевичем случилась беда, — мягко и деликатно произнес Застенкер.
— Что с ним еще такое… — недовольно произнес Федор.
— Он умер, — максимально печальным голосом произнес капитан.
— А почему не пришел? — поинтересовался Конечников, продолжая свои игры.
— Простите? — не понял Застенкер.
— О Боже… Не сразу дошло. Он казался таким здоровым и крепким, — сыграл в виноватое удивление Федор. — Я хотел спросить, отчего?
— Кровоизлияние в мозг, Федор Андреевич. Прямо в рабочем кабинете.
— Я могу взглянуть на него? — спросил Конечников.
— Разумеется, Федор Андреевич, — ответил особист.
Неистребимый запах мертвецкой витал в воздухе пустой, холодной «смотровой», комнаты с тускло блестящими металлическими стенами, — помещения морга, куда выкатили тело. Эта вонь пробивалась, несмотря на фильтры- поглотители в кондиционерах и маскирующие запахи дезодоранта.
Терских лежал на тележке. Федор сразу понял, что это он, узнав свешивающуюся волосатую руку с золотыми командирскими «Сентако».
Крок, откинув край простыни, взглянул в сине-багровое лицо мертвого полковника. Сомнений не было, это был Борис… Начальник первого отдела: хлопотун, соглядатай, сводник и палач.
В лице особиста вместе с мукой застыло бесконечное изумление, будто он так и не смог понять — за что.
— Похороните достойно, — сказал Конечников Застенкеру. — У него есть жена, дети?
— Да, — ответил капитан.
— Я позабочусь, чтобы вдова получила хорошую пенсию, а Борису Николаевичу дадут орден посмертно за заслуги перед отечеством.
Особист кивнул головой.
Конечников отвратительно чувствовал себя. Сколько бы он не убеждал себя, что это просто необходимо, что каста эсбешников никогда с людьми не церемонилась, сколько он не вспоминал про халявных девок и бани, как нечто само собой разумеющееся доступные этим хозяйским холуям, все равно злодейство оставалось злодейством.
Однако такого случая он упустить не мог. Мантра требовала проверки, да Федору для жизни в новом качестве нужны были деньги и документы.
Все сложилось как по-писаному. Сексотный фонд службы безопасности и личные накопления нечистого на руку сотрудника, добытые торговлей фальшивыми удостоверениями, а главное — два добровольца, желающие вечности…
Если бы полковник остался жив, то дело бы, конечно, несколько осложнилось. Но и в этом случае, чипкарты удостоверений личности и изрядный кусок денежных средств лже — Управителю все равно был бы гарантирован.
Конечников вернулся в палату. Виктория стояла у окна, бледная, несчастная, раздавленная увиденным.
— Грустно, — сказала она.
— Что, — неестественно бодрым тоном спросил Крок.
— Федя, ведь он даже не понял, — также глядя вдаль, сказала девушка. — Борис обрадовался, переписал слоги мантры. На радостях дал мне тысячу рублей. Потом мы долго говорили о том, как будем жить до конца времен, строили планы на века вперед. Потом начал бубнить по бумажке. С третьего раза у него получилось. Тут будто что-то хлопнуло. Боря упал, хрипя и задыхаясь. Пару минут он сучил ногами и пытался что-то сказать, потом…
— Мне это не слишком интересно. Где мантра? — спросил Федор.
Девушка молча протянула ему бумагу.
— Ведь Борис умер из-за нее? — спросила она.
— Конечно.
— Бланки, — приказал Конечников.
Девушка нервно вытряхнула из кармана пачку чистых чипкарт удостоверений личности и записывающий аппарат, маленькую блестящую коробочку размером с портсигар.
— Возьми себе, пригодится, — Федор отодвинул три пластмассовых прямоугольника.
— Зачем? — спросила девушка. — Мне не надо.
— А когда тебе стукнет 50, а ты останешься двадцатилетней, как ты это объяснишь? Будешь лепетать про здоровую наследственность или системы дыхательных упражнений?
Виктория убрала бланки документов в карман.
— Теперь самое главное, — сказал Федор.
— А именно? — хмуро поинтересовалась Виктория.
— Ключ- карту от секретного счета, разумеется, — с усмешкой ответил Федор.
— Зачем она тебе без пароля? — удивилась девушка.
— Я знаю пароль, — отрезал Конечников. — Занятная комбинация из 32 символов. Мне сообщили его перед началом операции.
На самом деле все было гораздо проще. Мнительный «особист» имел глупость часто повторять про себя известный только ему код доступа. Это было вполне объяснимо из-за огромной ответственности, которая лежала на покойном полковнике СБ за подконтрольные ему немалые денежные средства.
Способ хранения денег был, мягко говоря, экстремальным — после неверного ввода, ключ просто превращался в мертвый хлам. — Пользуйся, — бесцветным голосом сказала Виктория.
— Это еще не все, — с усмешкой продолжил Федор. — Денежки давай, киса.
— Какие деньги? — попыталась отпереться медсестра.
Виктория взглянула в неумолимо твердые глаза своего любовника, заплакала и пошла на медпост. Она принесла сумку, из которой вынула объемистый сверток и швырнула его на кровать.
— Подавись, — сказала девушка.
Сверток порвался, и тугие пачки кредитных билетов высшего достоинства рассыпались по одеялу. Федор никогда в жизни не видел столько денег. При его лейтенантском жаловании, взносах в кассу взаимопомощи, перечислениям в банк, наличности на руках оставалось до обидного мало.
Да и, пожалуй, он за всю службу не заработал столько, при семирублевом довольствии в бытность курсантом и жаловании первого лейтенанта, составляющего невозможную сумму в 93 рубля 57 копеек в месяц.
— Не надо грубить, — сказал он, — накажу. Никто не имеет права торговать казенными удостоверениями. Мы должны были прекратить этот разбойных промысел. Но при этом, я полагаю, мы имеем право на маленькое вознаграждение. Вот твоя доля, вот моя.
Федор честно разложил деньги на 2 равных стопки, отметив, что в его половине все равно больше, чем он получил за всю службу.
— А карта? — попыталась вставить Виктория.
— А с какой стати мы будем делить казенные деньги? — ответил ей Федор.
— Но мы ведь тоже их украли, — сказала девушка.
— Вот их-то мы не крали, — возразил Федор. — Деньги были перечислены для меня. Зачастую человек и не догадывается, что является лишь временным хозяином.
Конечников собрал свою долю и убрал в тумбочку.
— Никакой ты не Управитель, — не слишком правда, веря в то, что она говорит, ответила ему Виктория.
— Очень смешно. Ха-ха-ха, — произнес Федор, глядя в заоконные сумерки. — Там на столе лежит листок бумаги. Читай скорее, и займемся в последний раз любовью.
Федор очень не хотел видеть, как станет умирать Виктория, да и просто боялся, что его жадный интерес к происходящему выдаст его.
— Ты от меня избавиться хочешь? Как от Бориса? — спросила девушка.
— Читай, — страшно сказал Федор. — Хотел бы я тебя убить, давно бы уже сделал. И ничего бы мне за это не было.
Девушка дрожащим от волнения голосом несколько раз прочла заковыристый, непривычный текст. Постепенно ей это стало нравиться, и она уже с охотой повторяла странные сочетания звуков.
— Ну, хватит на первый раз, — остановил ее Федор.
Он обернулся и посмотрел на девушку. Радикальных, волшебных перемен с ней не случилось, но глаза медсестры стали глубже, губы краснее, от кожи, казалось, исходило свечение, так она стала свежа.
— Ну, как? — спросил Конечников.
Он почувствовал почти физическое облегчение оттого, что его любовница жива. Уже потом, Федор понял, что означает для него. Мантра бессмертия прошла испытание.
— Да, пожалуй, — согласилась девушка.
— Но каков молодец, — усмехнулся Андрей. — Вполне достойный Управителя поступок.
— Все равно прокололся, — покривилась девушка. — Если бы он подошел без сантиментов, то, пожалуй, мы бы и не знали, что он что-то раскопал.
— Скажи, какого черта тебе понадобилось пускать его в нашу святая святых? — поинтересовался Живой Бог.
— Ну, надо же было как-то решать проблему. Если бы не развоплощенная, то все прошло бы гладко. Он прочел бы мантру, и это его положили в холодильную камеру морга.
— А если бы он не искал мантру? — с подозрением спросил Управитель. — А, например, поинтересовался документами по Амальгаме?
— Я, собственно говоря, на это и рассчитывала, — с усмешкой ответила девушка. — Тогда он оказался бы в холодильнике с дыркой в голове от собственного выстрела.
— Да врешь ты все, — с сожалением заметил Живой Бог. — Ты просто играла с ним, давая возможность выкрутиться и перейти в новый тур игры.
— А что в том плохого, даже если и так?
— Плохо то, как все сложилось.
— Я не знала про его подругу.
— Но зачем?
— Так… Было интересно. Маленький эксперимент, — ответила Управительница, честными глазами глядя на Андрея.
— Он, что, напомнил тебе Князя Князей? — поинтересовался Живой Бог. — Это было мотивом? Воспитать себе постельного мальчика?
— Дурак, — беззаботно рассмеялась девушка.
— Тогда зачем?
— Нам всем нужен был тогда разработчик новых правил боя. Для того, чтобы заставить дрессированных по идиотической Конвенции дуболомов летать так, как это было нужно для борьбы с берсерками.
— Чушь, — не слишком уверенно возразил Управитель. — В нашем распоряжении были целые штабы военных специалистов.
— И все они рассуждали как старый полковник Томасон. И еще долго бы цеплялись за правила «рыцарской» эпохи. Я хотела сохранить новое, перспективное течение в тактике.
— Но зачем ты его пыталась сделать бессмертным? Дать ему почувствовать, как сладко быть пусть маленьким, но богом. Что, мало развели всяческих Управителей?
— Стимул, мой милый, — с усмешкой сказала девушка. — Стимул — это великая вещь. Только по доброй воле человек может сделать то, чего не добьешься от него ни угрозами, ни пытками.
— Ты просто ходячая энциклопедия по манипулированию, — ответил Андрей. — Но, пожалуй, это слишком для какого-то смертного дикаря. Ты сильно рисковала. Совет бы этого не одобрил.
— Ставки были высоки, — не смутилась Управительница. — На тот момент это был реальный шанс. Если бы дело получилось, то мы бы не проиграли первых кампаний и не потеряли триллионы жизней. Подумай, сколько нужно было ждать, когда течение жизни сформирует подобное сочетание: подходящий ум и страстное желание отомстить?
— Но зачем ему бессмертие?
— А кто бы придумывал маневры лет через 30–40? Хороший хозяин содержит в порядке нужные и полезные ему вещи.
— Алексей Конечников… — отрезал Живой Бог.
— Алексей… Этот мальчик был просто нежданным подарком судьбы, возникшим, спустя много лет после известных событий, когда я уже отчаялась, — призналась Живая Богиня. — Вообще, я благодарна этой семье. Они научили меня, как формировать желаемые явления и события, используя минимум собственных усилий.
— Оттого они все так плохо кончили? — поинтересовался Пастушонок. — Понятное дело, кроме Федора, который вовремя исчез из нашего поля зрения.
— Так было надо, — без тени смущения ответила Живая Богиня.
— Ладно, — согласился Управитель. — Не будем ворошить больше эту тему. Я двинусь по делам.
— Хорошо, — усмехнулась девушка. — Пока.
Через пять минут тяжелая масса звездного корабля вспорола воздух, на полной скорости уходя в космос.
Рогнеда отправилась в свой дом на Деметре, размышляя о том, что ей, возможно, удалось изменить намерения Живого Бога просто расправиться с ней при помощи Совета, используя раскопанные им компрометирующие материалы, и заставить попытаться своего старинного протеже использовать бывшую благодетельницу в собственной игре.
— Ты не представляешь, какое это блаженство, — ответила Виктория. — Я чувствую так, будто стала 13-ти летней девочкой.
— Ну, вот и прекрасно, — отреагировал Федор. — Иди на пост.
— Я думала, что мы займемся любовью напоследок, — обиженно сказал Виктория.
— Наверное, не стоит, — возразил Конечников. — Пока мы делали вид, что все происходило само собой, было интересно.
— Да, ты прав, — горько сказала девушка. — Но я думала ты меня хоть немного любишь. Или хотя бы просто привык ко мне.
— Там куда я еду, с этим большие сложности.
— Скажи, — спросила девушка. — А ты вернешься?
— Не знаю, — ответил Конечников. — На твоем месте я бы тихо смылся и боялся бы встреч со мной как смерти. Девушка посмотрела на него полными слез глазами и вышла. Конечников больше никогда не видел ее живой.
Выпроводив свою бывшую любовницу, Конечников наведался к терминалу и несколько раз перевел казенные деньги со счета на счет, открыв их при помощи саморегистрирующихся чипкарт.
После этих операций, найти средства службы стало весьма затруднительно.
Утром Федор попрощался с профессором Огородниковым, с врачом и медсестрами, получил выписку медкомиссии, в которой капитану Конечникову Федору Андреевичу был рекомендован лечебный отпуск сроком на один год, собрал свои нехитрые пожитки и навсегда покинул Центральный эвакогоспиталь ВКС.
Для того, чтобы отвезти важного гостя, капитан Застенкер, на правах исполняющего обязанности, вживаясь в должность своего покойного начальника, приказал задействовать приписанный к эвакогоспиталю звездолет, транспортную модификацию С-29.
Конечникова с превеликим почетом усадили в кресло второго пилота, подключили обзорные системы и даже мануальное управление. Федор был этому совсем не рад, он начал испытывать беспричинный страх и неприятные ощущения в теле, едва оказался в кабине аппарата, желая забиться куда-нибудь в темный уголок, чтобы не позориться на людях.
Корабль пришел в движение. Федор вдруг почувствовал, что железная коробка уже не опирается на твердую поверхность, мягко, пружинисто раскачиваясь на увлекающих от земли поплавках антигравитаторов.
В экранах мелькнули корпуса госпиталя, парки, сады. Крок узнал неприметное здание библиотеки, место, где стискивающая его реальность, на мгновение расступилась, обнажая иные миры, отдаленные океаном времени от берегов нищей, конкретной, убого-мелочной реальности. Конечников со стыдом подумал о том, какую роль ему приходилось играть, за возможность побывать на другой стороне…
Когда транспортник вышел из гиперпространства на высокой орбите родной Амальгамы, сбылись самые худшие опасения Федора.
Кораблик мотало и колотило с чудовищным ускорением, а Конечников, замотанный в поля гашения антиускорительной системы без конца опорожнял свой желудок, уделывая его содержимым скафандр первого класса защиты.
Пилот среагировал, увидев, что Федор открывает стекло, но просьба привести защитный костюм в рабочее положение не прозвучала, сменясь брезгливо-иронической усмешкой при виде корчащегося от рвотных позывов человека, являющимся по документам боевым офицером.
Все 300 мегаметров до планеты Конечников, как сопливый новичок боролся со своим желудком, зеленея и белея, испытывая мучительные позывы вывернуть наизнанку внутренности. Временами на него наваливался липкий, удушливый страх, он с ужасом прислушивался к потрескиванию едва сросшихся костей.
Пилоты, которым надоело слушать неаппетитные звуки уже в открытую прохаживались по блевунам со слабым вестибулярным аппаратом.
На низкой орбите экипаж связался с комендантом космопорта, сообщив, что везут тяжелобольного пассажира, которому нужен транспорт до поселка Хованка.
Комендант в ответ пролаял, что единственный глайдер был отправлен 2 часа назад со специальным поручением, а другого транспорта у него нет.
Пилот заметил, что его это волнует мало. Они выгрузят носилки с больным, а дальше не их забота. Если тот помрет, то виноват будет комендант.
Зампотех навел камеры на Конечникова и дал послушать те звуки, которые издавал не оправившийся от контузии капитан.
Корабль снижался в сплошной облачности. Блистеры заливало дождем, который временами переходил в снег. На экране в трехмерной проекции плыли контуры сложнопересеченной местности в окрестностях космодрома, красными огнями горели сигнальные радиомаяки, включенные ради нежданного гостя. Транспортник приземлился.
Федора аккуратно, боясь испачкаться, переложили на носилки. Скафандр снимать не стали, не нашлось желающих. Где-то далеко заурчал и залязгал механизм трапа, пахнуло мокрой землей, лесом, промозглой сыростью, которой был пропитан воздух.
Техкоманда спустила Федора по гремящему трапу и оставила на летном поле под реденьким холодном дождиком середины амальгамской зимы.
В защитном костюме было тепло. Конечников сделал попытку встать, но голова кружилась, а тело было ватным от слабости.
— Очухивается вроде, — сказал один техник другому.
— Встать сможешь? — крикнул второй в самое ухо Конечникову.
Тот помотал головой.
«Бл*ль» — вполголоса произнес техник короткое, емкое слово.
— Может носилки оставим? — просил один другого. — Потом сактируем.
— Нет, ты что, охренел? Ладно, эта тряпка на нем все равно списана, но вот носилки… Да командир из тебя самого носилки сделает, — возразил тот.
— Вот и стой, карауль блевуна…
На счастье техников с края поля раздался скрип телеги и лосиное фырканье.
— Тпру, Гектор, — крикнул возница. — Этот пассажир, что-ли?
— Этот, этот. Забирай.
— А на кой он мне, помрет еще. Оно мне надо, отвечать. Да и куда я его дену.
— А нас это не волнует, — одновременно ответили техники, синхронно хватая Конечникова за руки и за ноги, спешно, но аккуратно забросили его в телегу. Туда же полетели 3 чемодана с Кроковским барахлом.
Потом они подхватили освободившиеся носилки, моментально вбежали по трапу наверх. Заработал подъемник, убирая лестницу.
— Стойте, ироды окаянные! — в отчаянии прокричал мужик.
Люк захлопнулся, транспорт взмыл на антигравах и скрылся в пелене облаков.
— Отвезу я тебя коменданту, — сказал возница. — Пусть куда хочет, туда и девает. На кой ты мне такой обморочный.
Федор слушал, а в голове крутилась мысль, где же он мог раньше слышать этот голос.
Он с трудом повернул голову и стал разглядывать этого неопределенного возраста человека в мокром, заношенном полушубке с нахлобученным на макушку рваным треухом.
Возница, по привычке воровато оглянувшись, достал из-за пазухи мятую папироску и темную от времени зажигалку, покрытую местами белым налетом. Вспыхнул огонек, и Конечников узнал своего сверстника, Славу Опанаскина, по кличке Гунька.
— Гунек, ты не причитай, а вези меня к Конечниковым.
— Не поеду я, — визгливо возразил тот. — Мне комендант только до поселка велел ехать, а не на хутора. Как ты меня назвал? — вдруг пошло до него.
— Гунькой был, Гунькой и остался, — подытожил Федор.
— А вы откуда меня знаете? — осторожно поинтересовался Опанаскин.
— Федор я. Внук Арсения Конечникова. Синоптик-младший…
— Синоптик? — Гунек щелкнул зажигалкой и поднес крохотный огонек к лицу Конечникова.
— Что, так сильно изменился? — Крок поднял стекло шлема.
— Федька, — потрясенно сказал возница. — Какой же ты молодой.
— Ноги только не носят, а так ничего, — усмехнулся Конечников.
Откуда-то издалека по раскисшей грязи поля космодрома зачавкали шаги. Раздалась приглушенная ругань. Гремя намокшей брезентовой плащ-накидкой, к телеге приблизился военный.
— Кого нам Бог принес, Гунек? — спросил подошедший.
— Конечникова Федора, внука Арсения Конечникова с хутора Выселки.
— Не болтай, стали бы из-за него транспортник гонять, — сказал офицер и вполголоса, забористо выругался в усы.
— Капитан Конечников Федор Андреевич. Последнее место службы База ВКС «Солейна», — представился Федор. Должность — командир малого гиперпространственного разведчика. Нахожусь в лечебном отпуске.
— Здравия желаю, господин капитан. Прапорщик Топорков, комендант объекта. Разрешите осведомиться о состоянии здоровья.
— Спасибо, терпимо, — ответил Федор, с трудом приподнимаясь на локтях и забрасывая ноги в телегу.
— Вот и хорошо, — сказал комендант. — Медицина тут никакая, один фельдшер на планету. Помереть недолго.
— А как же Планетная Охрана? Раньше тут целый полк размещался.
— О… — покачал головой прапорщик. — Когда это было, вспомнили. Уж лет семь как нет. Кому мы нахрен нужны.
— Как я понимаю, обратно выбраться будет трудновато.
— Так точно, господин капитан. Дыра, захолустье… Случись что… — многозначительно сказал комендант. — Может вернуть корабль?
— Ключи здесь молодильные есть. Найду — не помру.
Федор подумал, что это, пожалуй, было бы лучшим выходом, но вряд — ли ребята с транспортника стали бы возвращаться. Тем более за каким-то странным типом, прикидывавшимся боевым офицером, но изгадившим всю кабину как последний шпак.
— Удачи. Я слышал — сказки все это.
— Увидим. Честь имею.
— Выздоравливайте, господин капитан.
— Но, трогай, — грозно крикнул возница, щелкнув вожжами.
Копыта ездового лося зачавкали по грязи, телега, покачиваясь, поплыла под редким дождиком.
Они въехали на проселок, оставив позади десяток гектаров раскорчеванного пространства, окаймленного едва видимыми в тумане белыми фонарями, которое называлось летным полем.
Стало темно. Остатки света короткого зимнего дня позволяли с грехом пополам видеть темную колею дороги между черных, почти вплотную стоящих друг к другу деревьев. Дорога пошла в горку, грязь сменилась светлым песком, а где-то за облаками мелькнул угловатый, неправильный силуэт Крионы.
— Луна взошла, — довольно сказал Гунек. — Теперь ехать веселей будет. Ты-то поди в темноте видеть разучился, с вашими лампами, фонарями, прожекторами.
— Если бы, — усмехнулся Федор. — Сколько лет наши предки в горе сидели. Думаю, что это уже навсегда.
— А что ты там делал, Крок? — Гунек показал рукой на небо. — Как же можно там 20 годков то прожить было. В тесноте, да с воздухом спертым. Кругом железо, а за стенкой пустота.
После краткого периода паники проблема была решена крайне просто — реинкарнация была объявлена научной теорией, а потом и просто вымыслом, мифом, сказкой невежественных древних. Хотя невеждами по-праву можно было называть новых двуногих, запертых в границах между рождением и смертью, непохожих на человека прошедшей эпохи, владеющего богатством знаний и опыта, накопленного за десятки прежних воплощений.
Даже реформированная православная церковь отказалась от концепции череды воплощений, заменив исканием царствия небесного за одну земную жизнь, как альтернативы адскому пламени, которое непременно ожидает изначально грешных потомков Адама и Лилит.
Теперь уже в закрытых хранилищах оказывались работы, в которых авторы сравнивали интеллектуальные, психические и сверхпсихические возможности новой и старой ветвей Хомо Сапиенс.
На общество обрушилась лавина проблем, связанных с формированием личности новорожденных, их обучения, отягощенной быстрой сменой поколений и необходимостью за короткие сроки забивать в голову огромные объемы информации.
Особо сложной стала борьба за физическое здоровье, больше не поддерживаемое практически уснувшим разумом. Планеты стала захлестывать эпидемии давно забытых заболеваний, лекарства от которых были давно утрачены за ненадобностью.
Наследники божественно мудрых, бессмертных и могущественных существ стали обычными говорящими безволосыми обезьянами, не слишком отличаясь от них по примитивной неразвитости психики и опустившегося до зачаточного уровня интеллекта.
Этому способствовали войны, начавшиеся почти сразу после распада империи джихана, в огне которых горели и архивы, и тонкая душевная организация людей, заставляющая искать ответ на вопросы экзистенции.
Федор оторвал глаза от книги, и долго бессмысленно глядел перед собой на облетающие березки.
Потом встряхнулся и строго сказал себе, давя нехорошее, мерзкое чувство вины, что это был его первый поступок в духе Управителей Жизни, для которых смертные были легко сменяемым, дешевым материалом в достижении собственных целей.
Когда он вернулся в корпус, его уже встречал капитан Застенкер. Капитан, несмотря на свою страшную фамилию, был приятным в общении, тихим, усталым молодым человеком. Особист деликатно постучался в палату к Федору.
— Позвольте войти, Федор Андреевич, — робко спросил он.
— Пожалуйста, — равнодушно пожав плечами, ответил Федор и сражу же, резко пошел в атаку. — Чем обязан? Где полковник Терских?
— Осмелюсь доложить, с Борисом Николаевичем случилась беда, — мягко и деликатно произнес Застенкер.
— Что с ним еще такое… — недовольно произнес Федор.
— Он умер, — максимально печальным голосом произнес капитан.
— А почему не пришел? — поинтересовался Конечников, продолжая свои игры.
— Простите? — не понял Застенкер.
— О Боже… Не сразу дошло. Он казался таким здоровым и крепким, — сыграл в виноватое удивление Федор. — Я хотел спросить, отчего?
— Кровоизлияние в мозг, Федор Андреевич. Прямо в рабочем кабинете.
— Я могу взглянуть на него? — спросил Конечников.
— Разумеется, Федор Андреевич, — ответил особист.
Неистребимый запах мертвецкой витал в воздухе пустой, холодной «смотровой», комнаты с тускло блестящими металлическими стенами, — помещения морга, куда выкатили тело. Эта вонь пробивалась, несмотря на фильтры- поглотители в кондиционерах и маскирующие запахи дезодоранта.
Терских лежал на тележке. Федор сразу понял, что это он, узнав свешивающуюся волосатую руку с золотыми командирскими «Сентако».
Крок, откинув край простыни, взглянул в сине-багровое лицо мертвого полковника. Сомнений не было, это был Борис… Начальник первого отдела: хлопотун, соглядатай, сводник и палач.
В лице особиста вместе с мукой застыло бесконечное изумление, будто он так и не смог понять — за что.
— Похороните достойно, — сказал Конечников Застенкеру. — У него есть жена, дети?
— Да, — ответил капитан.
— Я позабочусь, чтобы вдова получила хорошую пенсию, а Борису Николаевичу дадут орден посмертно за заслуги перед отечеством.
Особист кивнул головой.
Конечников отвратительно чувствовал себя. Сколько бы он не убеждал себя, что это просто необходимо, что каста эсбешников никогда с людьми не церемонилась, сколько он не вспоминал про халявных девок и бани, как нечто само собой разумеющееся доступные этим хозяйским холуям, все равно злодейство оставалось злодейством.
Однако такого случая он упустить не мог. Мантра требовала проверки, да Федору для жизни в новом качестве нужны были деньги и документы.
Все сложилось как по-писаному. Сексотный фонд службы безопасности и личные накопления нечистого на руку сотрудника, добытые торговлей фальшивыми удостоверениями, а главное — два добровольца, желающие вечности…
Если бы полковник остался жив, то дело бы, конечно, несколько осложнилось. Но и в этом случае, чипкарты удостоверений личности и изрядный кусок денежных средств лже — Управителю все равно был бы гарантирован.
Конечников вернулся в палату. Виктория стояла у окна, бледная, несчастная, раздавленная увиденным.
— Грустно, — сказала она.
— Что, — неестественно бодрым тоном спросил Крок.
— Федя, ведь он даже не понял, — также глядя вдаль, сказала девушка. — Борис обрадовался, переписал слоги мантры. На радостях дал мне тысячу рублей. Потом мы долго говорили о том, как будем жить до конца времен, строили планы на века вперед. Потом начал бубнить по бумажке. С третьего раза у него получилось. Тут будто что-то хлопнуло. Боря упал, хрипя и задыхаясь. Пару минут он сучил ногами и пытался что-то сказать, потом…
— Мне это не слишком интересно. Где мантра? — спросил Федор.
Девушка молча протянула ему бумагу.
— Ведь Борис умер из-за нее? — спросила она.
— Конечно.
— Бланки, — приказал Конечников.
Девушка нервно вытряхнула из кармана пачку чистых чипкарт удостоверений личности и записывающий аппарат, маленькую блестящую коробочку размером с портсигар.
— Возьми себе, пригодится, — Федор отодвинул три пластмассовых прямоугольника.
— Зачем? — спросила девушка. — Мне не надо.
— А когда тебе стукнет 50, а ты останешься двадцатилетней, как ты это объяснишь? Будешь лепетать про здоровую наследственность или системы дыхательных упражнений?
Виктория убрала бланки документов в карман.
— Теперь самое главное, — сказал Федор.
— А именно? — хмуро поинтересовалась Виктория.
— Ключ- карту от секретного счета, разумеется, — с усмешкой ответил Федор.
— Зачем она тебе без пароля? — удивилась девушка.
— Я знаю пароль, — отрезал Конечников. — Занятная комбинация из 32 символов. Мне сообщили его перед началом операции.
На самом деле все было гораздо проще. Мнительный «особист» имел глупость часто повторять про себя известный только ему код доступа. Это было вполне объяснимо из-за огромной ответственности, которая лежала на покойном полковнике СБ за подконтрольные ему немалые денежные средства.
Способ хранения денег был, мягко говоря, экстремальным — после неверного ввода, ключ просто превращался в мертвый хлам. — Пользуйся, — бесцветным голосом сказала Виктория.
— Это еще не все, — с усмешкой продолжил Федор. — Денежки давай, киса.
— Какие деньги? — попыталась отпереться медсестра.
Виктория взглянула в неумолимо твердые глаза своего любовника, заплакала и пошла на медпост. Она принесла сумку, из которой вынула объемистый сверток и швырнула его на кровать.
— Подавись, — сказала девушка.
Сверток порвался, и тугие пачки кредитных билетов высшего достоинства рассыпались по одеялу. Федор никогда в жизни не видел столько денег. При его лейтенантском жаловании, взносах в кассу взаимопомощи, перечислениям в банк, наличности на руках оставалось до обидного мало.
Да и, пожалуй, он за всю службу не заработал столько, при семирублевом довольствии в бытность курсантом и жаловании первого лейтенанта, составляющего невозможную сумму в 93 рубля 57 копеек в месяц.
— Не надо грубить, — сказал он, — накажу. Никто не имеет права торговать казенными удостоверениями. Мы должны были прекратить этот разбойных промысел. Но при этом, я полагаю, мы имеем право на маленькое вознаграждение. Вот твоя доля, вот моя.
Федор честно разложил деньги на 2 равных стопки, отметив, что в его половине все равно больше, чем он получил за всю службу.
— А карта? — попыталась вставить Виктория.
— А с какой стати мы будем делить казенные деньги? — ответил ей Федор.
— Но мы ведь тоже их украли, — сказала девушка.
— Вот их-то мы не крали, — возразил Федор. — Деньги были перечислены для меня. Зачастую человек и не догадывается, что является лишь временным хозяином.
Конечников собрал свою долю и убрал в тумбочку.
— Никакой ты не Управитель, — не слишком правда, веря в то, что она говорит, ответила ему Виктория.
— Очень смешно. Ха-ха-ха, — произнес Федор, глядя в заоконные сумерки. — Там на столе лежит листок бумаги. Читай скорее, и займемся в последний раз любовью.
Федор очень не хотел видеть, как станет умирать Виктория, да и просто боялся, что его жадный интерес к происходящему выдаст его.
— Ты от меня избавиться хочешь? Как от Бориса? — спросила девушка.
— Читай, — страшно сказал Федор. — Хотел бы я тебя убить, давно бы уже сделал. И ничего бы мне за это не было.
Девушка дрожащим от волнения голосом несколько раз прочла заковыристый, непривычный текст. Постепенно ей это стало нравиться, и она уже с охотой повторяла странные сочетания звуков.
— Ну, хватит на первый раз, — остановил ее Федор.
Он обернулся и посмотрел на девушку. Радикальных, волшебных перемен с ней не случилось, но глаза медсестры стали глубже, губы краснее, от кожи, казалось, исходило свечение, так она стала свежа.
— Ну, как? — спросил Конечников.
Он почувствовал почти физическое облегчение оттого, что его любовница жива. Уже потом, Федор понял, что означает для него. Мантра бессмертия прошла испытание.
Комментарий 12. Некоторое время спустя.
21 Апреля 10564 по н.с. 20 ч.25 мин. Единого времени. Искусственная реальность «Мир небесных грез».— Хватит на сегодня, — предложил Управитель.
— Да, пожалуй, — согласилась девушка.
— Но каков молодец, — усмехнулся Андрей. — Вполне достойный Управителя поступок.
— Все равно прокололся, — покривилась девушка. — Если бы он подошел без сантиментов, то, пожалуй, мы бы и не знали, что он что-то раскопал.
— Скажи, какого черта тебе понадобилось пускать его в нашу святая святых? — поинтересовался Живой Бог.
— Ну, надо же было как-то решать проблему. Если бы не развоплощенная, то все прошло бы гладко. Он прочел бы мантру, и это его положили в холодильную камеру морга.
— А если бы он не искал мантру? — с подозрением спросил Управитель. — А, например, поинтересовался документами по Амальгаме?
— Я, собственно говоря, на это и рассчитывала, — с усмешкой ответила девушка. — Тогда он оказался бы в холодильнике с дыркой в голове от собственного выстрела.
— Да врешь ты все, — с сожалением заметил Живой Бог. — Ты просто играла с ним, давая возможность выкрутиться и перейти в новый тур игры.
— А что в том плохого, даже если и так?
— Плохо то, как все сложилось.
— Я не знала про его подругу.
— Но зачем?
— Так… Было интересно. Маленький эксперимент, — ответила Управительница, честными глазами глядя на Андрея.
— Он, что, напомнил тебе Князя Князей? — поинтересовался Живой Бог. — Это было мотивом? Воспитать себе постельного мальчика?
— Дурак, — беззаботно рассмеялась девушка.
— Тогда зачем?
— Нам всем нужен был тогда разработчик новых правил боя. Для того, чтобы заставить дрессированных по идиотической Конвенции дуболомов летать так, как это было нужно для борьбы с берсерками.
— Чушь, — не слишком уверенно возразил Управитель. — В нашем распоряжении были целые штабы военных специалистов.
— И все они рассуждали как старый полковник Томасон. И еще долго бы цеплялись за правила «рыцарской» эпохи. Я хотела сохранить новое, перспективное течение в тактике.
— Но зачем ты его пыталась сделать бессмертным? Дать ему почувствовать, как сладко быть пусть маленьким, но богом. Что, мало развели всяческих Управителей?
— Стимул, мой милый, — с усмешкой сказала девушка. — Стимул — это великая вещь. Только по доброй воле человек может сделать то, чего не добьешься от него ни угрозами, ни пытками.
— Ты просто ходячая энциклопедия по манипулированию, — ответил Андрей. — Но, пожалуй, это слишком для какого-то смертного дикаря. Ты сильно рисковала. Совет бы этого не одобрил.
— Ставки были высоки, — не смутилась Управительница. — На тот момент это был реальный шанс. Если бы дело получилось, то мы бы не проиграли первых кампаний и не потеряли триллионы жизней. Подумай, сколько нужно было ждать, когда течение жизни сформирует подобное сочетание: подходящий ум и страстное желание отомстить?
— Но зачем ему бессмертие?
— А кто бы придумывал маневры лет через 30–40? Хороший хозяин содержит в порядке нужные и полезные ему вещи.
— Алексей Конечников… — отрезал Живой Бог.
— Алексей… Этот мальчик был просто нежданным подарком судьбы, возникшим, спустя много лет после известных событий, когда я уже отчаялась, — призналась Живая Богиня. — Вообще, я благодарна этой семье. Они научили меня, как формировать желаемые явления и события, используя минимум собственных усилий.
— Оттого они все так плохо кончили? — поинтересовался Пастушонок. — Понятное дело, кроме Федора, который вовремя исчез из нашего поля зрения.
— Так было надо, — без тени смущения ответила Живая Богиня.
— Ладно, — согласился Управитель. — Не будем ворошить больше эту тему. Я двинусь по делам.
— Хорошо, — усмехнулась девушка. — Пока.
Через пять минут тяжелая масса звездного корабля вспорола воздух, на полной скорости уходя в космос.
Рогнеда отправилась в свой дом на Деметре, размышляя о том, что ей, возможно, удалось изменить намерения Живого Бога просто расправиться с ней при помощи Совета, используя раскопанные им компрометирующие материалы, и заставить попытаться своего старинного протеже использовать бывшую благодетельницу в собственной игре.
Продолжение.
— Ты не представляешь, какое это блаженство, — ответила Виктория. — Я чувствую так, будто стала 13-ти летней девочкой.
— Ну, вот и прекрасно, — отреагировал Федор. — Иди на пост.
— Я думала, что мы займемся любовью напоследок, — обиженно сказал Виктория.
— Наверное, не стоит, — возразил Конечников. — Пока мы делали вид, что все происходило само собой, было интересно.
— Да, ты прав, — горько сказала девушка. — Но я думала ты меня хоть немного любишь. Или хотя бы просто привык ко мне.
— Там куда я еду, с этим большие сложности.
— Скажи, — спросила девушка. — А ты вернешься?
— Не знаю, — ответил Конечников. — На твоем месте я бы тихо смылся и боялся бы встреч со мной как смерти. Девушка посмотрела на него полными слез глазами и вышла. Конечников больше никогда не видел ее живой.
Выпроводив свою бывшую любовницу, Конечников наведался к терминалу и несколько раз перевел казенные деньги со счета на счет, открыв их при помощи саморегистрирующихся чипкарт.
После этих операций, найти средства службы стало весьма затруднительно.
Утром Федор попрощался с профессором Огородниковым, с врачом и медсестрами, получил выписку медкомиссии, в которой капитану Конечникову Федору Андреевичу был рекомендован лечебный отпуск сроком на один год, собрал свои нехитрые пожитки и навсегда покинул Центральный эвакогоспиталь ВКС.
Для того, чтобы отвезти важного гостя, капитан Застенкер, на правах исполняющего обязанности, вживаясь в должность своего покойного начальника, приказал задействовать приписанный к эвакогоспиталю звездолет, транспортную модификацию С-29.
Конечникова с превеликим почетом усадили в кресло второго пилота, подключили обзорные системы и даже мануальное управление. Федор был этому совсем не рад, он начал испытывать беспричинный страх и неприятные ощущения в теле, едва оказался в кабине аппарата, желая забиться куда-нибудь в темный уголок, чтобы не позориться на людях.
Корабль пришел в движение. Федор вдруг почувствовал, что железная коробка уже не опирается на твердую поверхность, мягко, пружинисто раскачиваясь на увлекающих от земли поплавках антигравитаторов.
В экранах мелькнули корпуса госпиталя, парки, сады. Крок узнал неприметное здание библиотеки, место, где стискивающая его реальность, на мгновение расступилась, обнажая иные миры, отдаленные океаном времени от берегов нищей, конкретной, убого-мелочной реальности. Конечников со стыдом подумал о том, какую роль ему приходилось играть, за возможность побывать на другой стороне…
Когда транспортник вышел из гиперпространства на высокой орбите родной Амальгамы, сбылись самые худшие опасения Федора.
Кораблик мотало и колотило с чудовищным ускорением, а Конечников, замотанный в поля гашения антиускорительной системы без конца опорожнял свой желудок, уделывая его содержимым скафандр первого класса защиты.
Пилот среагировал, увидев, что Федор открывает стекло, но просьба привести защитный костюм в рабочее положение не прозвучала, сменясь брезгливо-иронической усмешкой при виде корчащегося от рвотных позывов человека, являющимся по документам боевым офицером.
Все 300 мегаметров до планеты Конечников, как сопливый новичок боролся со своим желудком, зеленея и белея, испытывая мучительные позывы вывернуть наизнанку внутренности. Временами на него наваливался липкий, удушливый страх, он с ужасом прислушивался к потрескиванию едва сросшихся костей.
Пилоты, которым надоело слушать неаппетитные звуки уже в открытую прохаживались по блевунам со слабым вестибулярным аппаратом.
На низкой орбите экипаж связался с комендантом космопорта, сообщив, что везут тяжелобольного пассажира, которому нужен транспорт до поселка Хованка.
Комендант в ответ пролаял, что единственный глайдер был отправлен 2 часа назад со специальным поручением, а другого транспорта у него нет.
Пилот заметил, что его это волнует мало. Они выгрузят носилки с больным, а дальше не их забота. Если тот помрет, то виноват будет комендант.
Зампотех навел камеры на Конечникова и дал послушать те звуки, которые издавал не оправившийся от контузии капитан.
Корабль снижался в сплошной облачности. Блистеры заливало дождем, который временами переходил в снег. На экране в трехмерной проекции плыли контуры сложнопересеченной местности в окрестностях космодрома, красными огнями горели сигнальные радиомаяки, включенные ради нежданного гостя. Транспортник приземлился.
Федора аккуратно, боясь испачкаться, переложили на носилки. Скафандр снимать не стали, не нашлось желающих. Где-то далеко заурчал и залязгал механизм трапа, пахнуло мокрой землей, лесом, промозглой сыростью, которой был пропитан воздух.
Техкоманда спустила Федора по гремящему трапу и оставила на летном поле под реденьким холодном дождиком середины амальгамской зимы.
В защитном костюме было тепло. Конечников сделал попытку встать, но голова кружилась, а тело было ватным от слабости.
— Очухивается вроде, — сказал один техник другому.
— Встать сможешь? — крикнул второй в самое ухо Конечникову.
Тот помотал головой.
«Бл*ль» — вполголоса произнес техник короткое, емкое слово.
— Может носилки оставим? — просил один другого. — Потом сактируем.
— Нет, ты что, охренел? Ладно, эта тряпка на нем все равно списана, но вот носилки… Да командир из тебя самого носилки сделает, — возразил тот.
— Вот и стой, карауль блевуна…
На счастье техников с края поля раздался скрип телеги и лосиное фырканье.
— Тпру, Гектор, — крикнул возница. — Этот пассажир, что-ли?
— Этот, этот. Забирай.
— А на кой он мне, помрет еще. Оно мне надо, отвечать. Да и куда я его дену.
— А нас это не волнует, — одновременно ответили техники, синхронно хватая Конечникова за руки и за ноги, спешно, но аккуратно забросили его в телегу. Туда же полетели 3 чемодана с Кроковским барахлом.
Потом они подхватили освободившиеся носилки, моментально вбежали по трапу наверх. Заработал подъемник, убирая лестницу.
— Стойте, ироды окаянные! — в отчаянии прокричал мужик.
Люк захлопнулся, транспорт взмыл на антигравах и скрылся в пелене облаков.
— Отвезу я тебя коменданту, — сказал возница. — Пусть куда хочет, туда и девает. На кой ты мне такой обморочный.
Федор слушал, а в голове крутилась мысль, где же он мог раньше слышать этот голос.
Он с трудом повернул голову и стал разглядывать этого неопределенного возраста человека в мокром, заношенном полушубке с нахлобученным на макушку рваным треухом.
Возница, по привычке воровато оглянувшись, достал из-за пазухи мятую папироску и темную от времени зажигалку, покрытую местами белым налетом. Вспыхнул огонек, и Конечников узнал своего сверстника, Славу Опанаскина, по кличке Гунька.
— Гунек, ты не причитай, а вези меня к Конечниковым.
— Не поеду я, — визгливо возразил тот. — Мне комендант только до поселка велел ехать, а не на хутора. Как ты меня назвал? — вдруг пошло до него.
— Гунькой был, Гунькой и остался, — подытожил Федор.
— А вы откуда меня знаете? — осторожно поинтересовался Опанаскин.
— Федор я. Внук Арсения Конечникова. Синоптик-младший…
— Синоптик? — Гунек щелкнул зажигалкой и поднес крохотный огонек к лицу Конечникова.
— Что, так сильно изменился? — Крок поднял стекло шлема.
— Федька, — потрясенно сказал возница. — Какой же ты молодой.
— Ноги только не носят, а так ничего, — усмехнулся Конечников.
Откуда-то издалека по раскисшей грязи поля космодрома зачавкали шаги. Раздалась приглушенная ругань. Гремя намокшей брезентовой плащ-накидкой, к телеге приблизился военный.
— Кого нам Бог принес, Гунек? — спросил подошедший.
— Конечникова Федора, внука Арсения Конечникова с хутора Выселки.
— Не болтай, стали бы из-за него транспортник гонять, — сказал офицер и вполголоса, забористо выругался в усы.
— Капитан Конечников Федор Андреевич. Последнее место службы База ВКС «Солейна», — представился Федор. Должность — командир малого гиперпространственного разведчика. Нахожусь в лечебном отпуске.
— Здравия желаю, господин капитан. Прапорщик Топорков, комендант объекта. Разрешите осведомиться о состоянии здоровья.
— Спасибо, терпимо, — ответил Федор, с трудом приподнимаясь на локтях и забрасывая ноги в телегу.
— Вот и хорошо, — сказал комендант. — Медицина тут никакая, один фельдшер на планету. Помереть недолго.
— А как же Планетная Охрана? Раньше тут целый полк размещался.
— О… — покачал головой прапорщик. — Когда это было, вспомнили. Уж лет семь как нет. Кому мы нахрен нужны.
— Как я понимаю, обратно выбраться будет трудновато.
— Так точно, господин капитан. Дыра, захолустье… Случись что… — многозначительно сказал комендант. — Может вернуть корабль?
— Ключи здесь молодильные есть. Найду — не помру.
Федор подумал, что это, пожалуй, было бы лучшим выходом, но вряд — ли ребята с транспортника стали бы возвращаться. Тем более за каким-то странным типом, прикидывавшимся боевым офицером, но изгадившим всю кабину как последний шпак.
— Удачи. Я слышал — сказки все это.
— Увидим. Честь имею.
— Выздоравливайте, господин капитан.
— Но, трогай, — грозно крикнул возница, щелкнув вожжами.
Копыта ездового лося зачавкали по грязи, телега, покачиваясь, поплыла под редким дождиком.
Они въехали на проселок, оставив позади десяток гектаров раскорчеванного пространства, окаймленного едва видимыми в тумане белыми фонарями, которое называлось летным полем.
Стало темно. Остатки света короткого зимнего дня позволяли с грехом пополам видеть темную колею дороги между черных, почти вплотную стоящих друг к другу деревьев. Дорога пошла в горку, грязь сменилась светлым песком, а где-то за облаками мелькнул угловатый, неправильный силуэт Крионы.
— Луна взошла, — довольно сказал Гунек. — Теперь ехать веселей будет. Ты-то поди в темноте видеть разучился, с вашими лампами, фонарями, прожекторами.
— Если бы, — усмехнулся Федор. — Сколько лет наши предки в горе сидели. Думаю, что это уже навсегда.
— А что ты там делал, Крок? — Гунек показал рукой на небо. — Как же можно там 20 годков то прожить было. В тесноте, да с воздухом спертым. Кругом железо, а за стенкой пустота.