— Так то ж мы думали, а они иделают, — не нашел ничего лучшего ответа Виктор. — Прочел я енту книжицу, котору подневольный космонаут в халупу медицинску старшому начальнику принес.
   — А, «Имперский сплетник», журнал. Знал бы ты, как все на самом деле бывает… — с досадой сказал Федор.
   — Шо, брешут писаки? — с надеждой спросил брат.
   — Врут. Но на самом деле, все гораздо хуже.
   — А зачем? Кому енто надоть?
   — Кому? — Федор усмехнулся. — Тому, кто нашу смерть ест и пьет, кому наша смерть — как сладкая коврижка. Правителям нашим. Если бы не это, они давно бы уже ответили за все свои «добрые» дела. А так они громоздят ложь на ложь и заставляют других признать это правдой.
   — Но зачем? — поразился и испугался брат.
   — Власть, деньги, сила.
   — Но зачем?
   — Наверное, чтобы жить так, как и хочется и иметь то, что хочется. И все за счет таких, как мы лопоухих увальней.
   — Разве ж так можно? Разве нельзя по-другому?
   — Можно, — поколебавшись, ответил Федор. — Давным-давно людей было немного. Все, что им нужно делали спрятанные под землей машины. Люди жили долго, очень долго, переходя из тела в тело, в полном сознании, сохраняя свою память.
   Но за это они платили тем, что были лишены возможности проявлять свои чувства и рожать детей, как требовала их природа. И они променяли это все на короткую жизнь полную болезней, лишений и опасностей, в мире который снова стал враждебным и мало пригодным для комфортного существования.
   — Федя, ты стал дедовы сказки пересказыш, — усмехнулся Виктор. — Так не быват.
   — А если представить, только допустить, что это правда?
   — От ты ж… Не знаю, что б я исделал, — Виктор почесал в затылке. — Взглянуть не пристально, если, то — лепота. Ничего делать не надоть, пахати не надоть, сеять не надоть, в лес за зверем ходить не надоть. Руку протянул — харч, другую потянул — самогонка. Отросток взлетел — только подумал, и готово дело, девка теляшом. Лепота… Скучно только. Не протянул бы долго. Тоже не по-людски, не по совести.
   — Эта эпоха продлилась больше двух десятков веков.
   — Был дед Арсений — летописец, стал Федор — летописец, — со вздохом ответил Виктор. — Было, прошло, однако. К лучшему, по разумению моему. Зачем голову забивать.
   — Может ты и прав.
   — Скажи, Федя, раз ты все знаш, — зачем вы космонауты к нам пристали? Чей-то вам надо, что вам там в своем далеке не сидится? Там бы и космонаутством своим промышляли.
   Конечников не стал заострять внимание, что Виктор отнес и его к «космонаутам».
   — Витька, погляди на те холмы, — показал Федор за Гремячку, где виднелись остатки старых гор. Вот за ними лежит в земле руда, без которой ни компрессита, ни бальдурита не сделать.
   — Каку бальдуру изделать? — не понял Виктор.
   — Помнишь, у деда нож был? Тяжелый, прочный. Наждак его не брал, в огне закалки не терял, даже камешки прозрачные с Гремячки, алмазы которые, царапал.
   — Как же не помнить, знатный нож.
   — Так он из компрессита, это материал так называется. Из него броню делают для кораблей. А если еще к нему генератор подключить, то материал такой крепости делается, что листок в папиросную бумажку толщиной становится прочней железной плиты в три пальца.
   — Еб*ческа сила… — вырвалось от удивления у Виктора. — А как енто так можно?
   — Он ячейки, как у сетки рыболовной образует. Так эти ячейки у себя внутри энергию от генератора накапливают.
   — А без него обойтись можно? — с надеждой поинтересовался Виктор.
   — Нет, — ответил Федор. — Этого материала даже в астероидах очень мало. Нужно сто тонн перелопатить, чтобы грамм получить.
   — О, как, — размышляя произнес Виктор. — А скажи, брат, много там ентой руды лежит?
   — Километров на пять вглубь и Бог знает на сколько вширь. Концентрат. Можно прямо в плавильник.
   — Этак от нас до скончания времен космонауты не отстанут, — с вздохом подвел итог Виктор. — Для них енто цельно богачество. А нам шиш на постном масле. Разроют все тута, Гремячку загадят, дыма, пыли, шума понаделают. Зверье уйдет, просо расти не будет. Спасибо, что сказал, брат, надо отсюда подаваться туда, где ентого добра отродясь не бывало. Эх, жизня… А я дом построил, думал сам буду жить, детки мои, внучата.
   — А может и пронесет, — сказал Федор. Может они с того конца копать начнут. Может, придумают, как без него обходиться.
   — Хрена с два, — в сердцах сказал Виктор. — Пойду деда проверю.
   Дверь тихонько скрипнула. Виктор молниеносно кинулся к ней, распахнул ее тяжелое полотно и обнаружил Алешку, который, судя по всему, подслушивал их разговор.
   — А ты, чего здеся делаш? — грозно спросил Виктор у сына.
   — А я по нужде, — ответил мальчик.
   — Мал ты еще, таки разговоры слушать, пацан, — строго сказал Виктор. — Узнаю, что сказывал кому, выдеру по первое число и неоднократно.
   Алешка кинулся вниз, гремя безразмерными валенками, надетыми на босу ногу.
   Во дворе звякнула цепь, это из будки вылез Крайт, проверяя, кого несет, на ночь глядя.
   Федор, вздохнул и вернулся в дом. Он чувствовал легкую досаду. В тайне Федор надеялся, что Виктор иначе воспримет рассказ о давно прошедшем времени Князя Князей.
   «Что можно ожидать от закостенелого мужика» — подумал Конечников, ныряя под холодное одеяло и перед тем, как нырнуть в темную глубину сна. — «Завтра нужно будет начать чтение мантры для деда».
   Конец 18 главы.

Глава 19
ВЕЧЕР ПЯТНИЦЫ НАКАНУНЕ ЯРМАРКИ

   ОМ ТРАЙАМБАКАМ ЙАДЖААМАХЭ…
   Конечников произнес эти слова в очередной раз, чувствуя, как тело отзывается на эти странные звуки старинной алхимии бессмертия, пришедшие из незапамятной древности. Прохладный жидкий огонь, одновременно свежий и обжигающий стал светом перед закрытыми глазами.
 
Комментарий 14. Вечер нереального мира.
   22 Апреля 10564 по н.с. 20 ч.34 мин. Единого времени. Искусственная реальность «Мир небесных грез».
   — Закончим на сегодня? — предложил Управитель.
   — А ты устал? — поинтересовалась Живая Богиня.
   — У меня дела, — сказал Пастушонок. — Не одна ты у меня.
   — Что, целый гарем? — поинтересовалась девушка.
   — Типа того, — с усмешкой ответил Андрей.
   — Ну и катись, — сказала Рогнеда.
   Живой Бог прошелся взад и вперед. Остановился, глядя на девушку.
   — Забавно Колыван излагает, доходчиво. Чувствуется рука мастера. Жаль, что был он не с нами.
   — Да уж, доставил хлопот мужичок.
   — Таких, как он, лучше иметь в друзьях, — и, подумав, добавил: — А уж мантру таким давать — хуже, чем автомат дикарю.
   — Это верно, — сказала Рогнеда.
   — Ты говоришь об этом так спокойно? — поразился Управитель. — Ты ведь в этом виновата.
   — Тебе лишь бы кого-то сделать виновным, — зло ответила девушка. — Кто мог знать? Я выполнила все стандартные процедуры.
   — И что, на Совете тоже будешь про процедуры рассказывать? — спросил Пастушонок.
   — А что тебе за радость — выносить это на Совет? Охота выслужиться перед Большим Боссом?
   — Нет, — ответил Управитель. — Но знай, что в любой момент мне может этого захотеться.
   — Это ты уж сам решай, — философски заметила девушка.
   — Ладно, пока. Мне уже и вправду некогда.
   Управитель двинулся своему кораблю темневшему неподалеку. Вдруг равнина стала бездонным морем без конца и края, наполненным пронзительно-голубой водой. Управитель сделал шаг и провалился с головой.
   Он вынырнул на поверхность и был накрыт водяным валом, поднятым его крейсером, который как утюг пошел ко дну.
   Звездолет Живого Бога стремительно уходил в пучину с открытыми люками, оставляя вырывающиеся на поверхность гирлянды крупных, блестящих бриллиантовым блеском воздушных пузырей. Андрей выматерился и дал мысленную команду кораблю.
   «Дракон» всплыл, подняв на свою черную, лоснящуюся спину хозяина.
   Живой Бог огляделся. Рогнеды нигде не было видно.
   Платформа падала в глубину. Свет давно сменился чернильным мраком, а девушка продолжала сидеть неподвижно, глядя в одну точку перед собой. Купол энергощита тихонько потрескивал, сдерживая громадное давление водяного столба над ним.
   Управительница не обращала внимания на это. Судя по скорости погружения, ее спасательная капсула, создающая приемлемые для тела условия во время безумных экспериментов Живой Богини, ушла уже не на один десяток километров в глубину.
   А бездна и не думала кончаться. Через некоторое время вода стала вязкой как сироп. Скорость погружения замедлилась.
   В сжатой чудовищным давлением жидкости плавали распотрошенные тела, с привязанными к ногам камнями. Тысячи, десятки тысяч, сброшенные болотной шаманкой топкую бездну за время проведенное на Мороне, вперемешку со всеми лишенными жизни по вине Управительницы.
   В темной, похожей на желчь жидкости кишмя кишели огромные многометровые черви, питаясь парящими в водной толще мертвецами. Капсула миновала слой объеденных трупов и безглазых, зубастых падальщиков. Видимость в черной воде становилась все хуже и хуже даже для Живой Богини, которая видела во многих диапазонах, включая ультрафиолетовые и инфракрасные лучи, мягкий рентген и продольные волны среднечастотного диапазона.
   В вечной ночи, придавленной страшным гнетом сотнями километров водной толщи, сновали какие-то громадные, размером с космический корабль, смутно угадываемые твари. Ниже была только темнота.
   Генераторы защитного поля уже просто выли от нагрузки. Капсула решительно воспротивилась дальнейшему погружению, и остановилась, сигналя индикаторами о достижении предельной глубины. Рогнеда продолжала неподвижно сидеть, ожидая неизвестно чего.
   Вдруг глубоко внизу возникла искорка света. Через бесконечно долгий промежуток времени она стала силуэтом до боли знакомого корабля. Девушке показалось, что под куполом атмосферного барка она видит едва различимую, крошечную фигурку, которая махала ей рукой.
   Корабль — призрак созданный ее памятью растаял в темноте.
   Живая Богиня вздохнула, и дала команду на всплытие. Когда капсула прошла слой мертвецов, Рогнеда изменила реальность, снова оказавшись на равнине под вечно безоблачным небом. Девушка вернулась в свой дом на Деметре и наскоро перекусив, отправилась спать.
 
Утро.
   22 Апреля 10564 по н.с. 13 ч.01 мин. Единого времени. Альфа-реальность. Деметра. Дом князей Громовых.
   Яр, солнце Деметры неспешно двигался по небу. Его сияющие лучи силились пробить плотные шторы спальни княжны Рогнеды Громовой.
   В это время деметрианского года их силу ничто не сдерживало. В разреженной атмосфере практически отсутствовали пыль и влага. Тропическая иллюминация сочеталась со стратосферным морозом, который осадил на поверхность всю воду из воздуха. Искрящиеся снега планеты лишь усиливали непереносимо яркий свет звезды.
   Управитель появился тихо. Он бесшумно возник в углу спальни и застыл, ощупывая глазами сонный полумрак комнаты. Девушка спала, разбросав рыжие волосы по подушке, чему-то улыбаясь во сне, трогательно беззащитная, притягательная, вызывающая желание.
   Ее сон был крепок. Она не услышала, как Пастушонок подошел к ней, вглядываясь в лицо, потом окликнул по имени.
   Мужчина аккуратно прикоснулся к плечу, легонько потащил одеяло вниз, открывая свежую, упругую грудь Живой Богини.
   Девушка улыбнулась, сказала: — «Данька перестань», отпихнула его руки, накрылась и отвернулась от Управителя, продолжая сон.
   Андрей подошел к окну и раздвинул шторы на ширину ладони. Расчет оказался точным. Луч света попал на лицо Рогнеды. Веки девушки задрожали и она проснулась.
   Некоторое время Управительница была во власти сна, потом ее улыбка сменилась гримасой скуки:
   — Ты опять врываешься ко мне, — безо всякого выражения сказала она. — Пошел вон. И не смей больше приходить так.
   — Извини, я беспокоился, — ответил Живой Бог. — Проводишь над собой эксперименты с суицидальным уклоном, не просыпаешься во время. Я уж думал, что ты овладела техникой перевода сознания в прошлое и оставила здесь лишь мертвое тело.
   — Все это ерунда, — заметила Живая Богиня. — Если бы это было можно, я бы давно вернулась во время, когда все вы были мальчиками на побегушках при Князе Князей… А сейчас — сгинь, не хочу при тебе одеваться. Приходи через 2 часа.
   Живой Бог поспешно исчез.
   Управительница точно знала, что Андрей никуда не уйдет и останется подглядывать. Это входило в планы бессмертной ведьмы. Молодое, красивое тело — прекрасный аргумент в играх с мужчинами. Сейчас, когда Пастушонок все еще колебался, подстраховаться было кстати.
   Рогнеда поднялась, подошла к зеркалу, разглядывая свое отражение. Подняла руки к волосам, любуясь линией груди, придирчиво оглядела ноги и руки. Улыбнулась девушке в зеркале. Та ответила ей сияющей юной улыбкой. Довольная результатом, Живая Богиня накинула халат и отправилась завтракать. Это Андрею было уже неинтересно и он отправился по своим делам.
   Управитель проявился несколько раньше, чем она ему приказала.
   За мгновение до его прихода, Ганя почувствовала знакомый гнилостный запах болот Морона.
   Этот запах наверно теперь ассоциировался у нее с Пастушонком, после того, как по его милости она попала на Богом забытую, дикую планету и провела там целые эпохи.
   Но сейчас одолеть своего врага бывшая императрица не могла. Оттого ей оставалось ждать, терпеть и привлекать в жизнь мало-мальски нужное для продвижения в необходимом направлении.
   Именно это качество позволило ей стать лучшим преобразователем Реальностей. Виртуозное владение этим ремеслом, позволяло ей выживать среди людей, которые с удовольствием отправили бы ее коротким путем в нирвану, но терпели за редкостный дар и пользовались услугами Живой Богини.
   Рогнеда улыбнулась Управителю, когда тот вошел малую гостиную.
   — Кофе будешь? — спросила она.
   — Не откажусь, — ответил он, протягивая букет темно-красных роз. — Это тебе.
   Мужчина протянул Рогнеде цветы.
   — Какая прелесть, — сказала девушка. — Спасибо.
   Она подошла к Управителю, взяла розы и поцеловала его. По ее команде в комнату влетел робот — андроид и занялся подарком. Живая Богиня стала хлопотать возле мужчины. Набежала целая команда механических слуг с подносами, на которых стояли чайники всех размеров, кофейные турки, спиртовки, сахарницы, вазочки с печеньем.
   Девушка сварила Управителю чашку кофе и уселась напротив, допивать свой остывший напиток. Мужчина долго, с преувеличенным выражением блаженства на лице, хлебал ароматный напиток из крошечной чашечки.
   — Спасибо, Принцесса, — сказал он. — Кофе великолепен.
   — Да ладно тебе, — с улыбкой, показывая, что ей нравится похвала, ответила девушка.
   — Я порой думаю о том, что хотел бы каждое утро пить кофе, приготовленный тобой.
   — Ты меня в экономки или в жены зовешь? — спросила Управительница.
   — В жены, — немного помолчав, собравшись с духом, ответил Андрей.
   — Печальная перспектива, — иронически заметила девушка.
   — Отчего? — искренне удивился Живой Бог.
   — В этом качестве я немного стою, — отозвалась Рогнеда. — Я капризная, взбаламошная, ленивая. Меня содержать и развлекать надо.
   — Это того стоит, — заверил ее Управитель.
   — Праздник вечной любви быстро заканчивается. А крючья в зале Совета — будут всегда, — печально ответила девушка. — Счастливый Живой Бог не боец.
   — Кстати о крючьях, — нахмурясь, заметил Управитель. — Еще неизвестно, кто будет командовать руками, которые их держат.
   — Это угроза? — неласково спросила девушка.
   — Нет, Принцесса, — это скорее мечта.
   — Тогда точно я тебе не по карману, — заметила Рогнеда.
   — А ЕМУ ты тоже так говорила? — жестко спросил Управитель.
   — Он — другое дело, — с улыбкой заметила Живая Богиня.
   — Жаль, что ты так считаешь, — сказал Пастушонок. — Пойдем, продолжим наши исторические изыскания. Может тогда ты поймешь, сколько тебе осталось до осуждения в зале Совета.
   — А что, там дальше Колыван нарисовал мой смертный приговор? — поинтересовалась Управительница.
   — Может быть, — заметил Андрей.
   — Ну, пойдем, — со вздохом согласилась Живая Богиня. — Вечно ты меня пугаешь. А потом оказывается, что все не так страшно, как тебе представлялось.
   — Не на этот раз, — отрезал, поднимаясь, мужчина.
   Вскоре Управители сидели в павильоне для чтения и на экране бежали строчки текста.
 
Продолжение.
 
   — Дядя Федя, ужинать пора, — прервал его занятия племянник. — Мама Тома сказала, чтобы ты к столу шел.
   — Спасибо, Алешка, — ответил Конечников. — Через минуту буду.
   Федор еще немного посидел, наполняя избытком энергии клетки тела, уравнивая потенциал и размешивая небесную энергию с энергией жизни внутри себя.
   Кроку вспомнилось, сколько копий было сломано вокруг чтения им мантры. Пока дед не сильно понимал, зачем бубнит внук мудреные слова, все было хорошо. Но только старик Арсений узнал — зачем, в ход были пущены все средства из арсенала капризного больного.
   Дед ругался и кряхтел, лез с разговорами, жаловался на кошмары, лишь бы внук не читал над ним древнее заклинание бессмертия. При этом он не отпускал золотой медальон ни на секунду, прижимая его обеими руками к груди.
   Однажды Федор сказал ему, что представляет собой эта украшенная драгоценными камнями золотая линза.
   Старик устроил истерику, обвиняя Конечникова во всех смертных грехах, потом, отойдя, согласился, что выздоравливает он поразительно быстро, но приписал все чистому амальгамскому воздуху и радости от возвращения домой «непутевого внука».
   Федор оценил хитрый ход, и стал читать мантру в сарае. Тома с тех пор диву давалась, как захиревшая от забот криворукой хозяйки скотина стала выздоравливать и поправляться.
   Старик прекрасно знал, чем занимается Конечников, но не показывал вида. Когда дед Арсений поправился настолько, что стал ходить, он на целый день уходил в большой дом возиться с правнуками, оставляя пятистенку в распоряжение Федора.
   Под эти воспоминания Крок поднялся, накинул тулупчик и отправился обедать.
   Федор вышел из дедовского дома на двор. К нему, дружелюбно махая хвостом, подбежал Крайт, ткнулся в ладонь холодным носом. Конечников с удовольствием погладил собаку, сказав: — «Привет Крайтушка. Вот, кушать иду. А ты уже ел, хороший мой?»
   Пес наклонил голову набок, заглядывая в глаза Федору. Тот достал из кармана заранее приготовленный сухарик из космофлотского рациона и Крайт с жадностью сгрыз угощение. Конечников пошел дальше, а собака, получив желаемое, снова вернулась в будку.
   На улице стояла та же погода, что и в день приезда Федора, только сейчас по всем приметам было видно скорое наступление весны. Деревья уж не выглядели безжизненными чурками. Чувствовалось, что в мокрых и холодных древесных стволах пришли в движение живые соки.
   Конечников поднялся на крыльцо, вошел в дом. Прошел через темные сени, наполненные устоявшейся стылой прохладой, и протопал в горницу к теплу печи, вкусным запахам домашнего хлеба и щей.
   Тамара хлопотала у печки, племянники сидели за столом в ожидании ужина. Старшая дочь Виктора, Дуня на правах младшей хозяйки осаживала разыгравшихся пацанов, которые не на шутку разошлись, выясняя, кто может сегодня сидеть рядом с дядей.
   Самый младший сын Виктора, Коля, точная копия отца в детстве, пытался отстоять свое право слезами и хныканьем.
   — Дядя Федя, — заканючил он. — Скажи Лешке…
   — Это мое место, я его занял, когда дядю пошел звать, — отрезал Алексей.
   — Ничего ты не занял, — готовясь пустить в ход главное свое оружие — рев, заканючил четырехлетний Коля.
   — Кто плачет, того в космонавты не возьмут, — как бы между прочим сказал Федор.
   — Ты понял, хныкалка? — торжествующе закончил Алексей, выпихивая младшего брата.
   — Дуня, а вот Лешка дерется, — младший побежал к сестре, подвывая на ходу, и готовясь разрыдаться в голос.
   — Лексей, оболтус, — подражая мачехе, отреагировала Дуня, девочка 13 лет, по местным меркам уже почти невеста, — пошто ребенка бьешь?
   — Если вы все не успокоитесь, ничего рассказывать сегодня не буду, — пригрозил Федор. — И завтра на ярмарку не возьму.
   Дети мгновенно затихли.
   — Что за шум? — спросил Виктор, выходя из-за занавески. — Кто подзатыльник хочет?
   — Уже разобрались, — ответил за мальчиков Федор.
   — Ну и ладноть, — сказал Виктор. — А то, что про вас дедушка подумает.
   Из-за занавески раздались тяжелые, шаркающие шаги. В проеме показался дед. Он шел медленно, тяжело, но без палки.
   — Деда, зачем встал? — спросила Тамара. — Мы бы тебе принесли.
   — Спасибо Тома. Лежать надоело.
   — Подожди, Витька, наш дед еще за девками бегать будет, — пообещал Федор.
   — Да ладно тебе Федечка, — с улыбкой ответил дед. — Это ваше дело молодое.
   Он сел, нашарил что-то под рубахой, подержал, отпустил, обвел глазами собравшихся за столом, призывая к тишине. Потом прочел «Отче наш», перекрестился и полез черпаком в миску с супом.
   После ужина и обычной Федоровской были на ночь, то есть истории из «космонаутской» жизни, дети были отправлены из-за стола.
   — Ну, мужики, не тяпнуть ли нам? — предложил Виктор, потирая руки.
   — Вам бы все пить, окаянным, — в сердцах сказала Тамара.
   — Не бузи, жана, — нагибаясь и легонько шлепая Тамару по заднице, сказал Виктор. — Дай нам сальца для закуси, первача, да сама садись. Думать будем.
   — А чего-й думать, — произнесла женщина, гремя чугунками в печи.
   — Ты чей-то злая сегодня? — подивился Виктор. — Гляди, жизнь налаживается. Деда вон, на поправку пошел. Рождество скоро. Как молодая травка выйдет, корова купим дойного. Молока будет море.
   — Что коров, что лосицы, — недовольно сказала Тамара. — Все одно, мне заниматься. Не подойду я к этой страсти. Была я у Пантелея. И как только евоная жана с ним управляется. Ужасть. А кричит — то как, прямо уши закладат. Как заореть свое: «Му-ууу», так хоть беги.
   — Мы книжку сначала купим, как коров разводить и содержать, — успокоил ее Федор.
   — Ладноть. Могет хоть енто Витьку мово вразумит. А то уперся — «Коров, коров».
   Тамара пошла в погреб. Вернулась оттуда с куском сала, кругом копченой колбасы и наполовину пустым шкаликом самогонки.
   — Чей так мало, жана? — поинтересовался Виктор.
   — А что завтра ты на ярманку повезешь? — окрысилась Тамара.
   — Там же у тебя 3 двухведерных бутыли заготовлено, — поразился Виктор.
   — Неча самогоновку хлестать, — отбрила женщина, — здоровье свое пропивать.
   — Ладно, Витька, нам хватит, — сказал Федор.
   — Откуда ты знаш. Вон можа и деда с нами выпьет.
   — Не откажусь, — сказал старик, ловко распиливая колбасу.
   — А вот тебе бы не надо, — возразил Федор. — Только-только ведь оклемался.
   — А я чуть, чтобы вкус вспомнить.
   — Ну, будем здоровы, — сказал Виктор, разлив пойло.
   Он сначала чокнулся с дедом, потом с братом, потом с женой, соблюдая известный ритуал, и с жадностью потянул стакан ко рту. Остальные, чтобы успеть, впопыхах столкнули стаканы, и выпили вместе с ним.
   — Хорошо пошла, зараза, — довольно сказал Виктор. — Спасибо Томочка. Знатная у тебя самогоновка выходит. Стряпня, конечно, так себе, но вот самогоновка…
   — А ты сам готовь, — ничуть не обидевшись, посоветовала женщина. — А я буду только самогоновку гнать. Бабы Дуни дом под нее пустим. Бражки много надо будет, чтобы первачу накапать, сколько космонауты просять.
   — Эт мы еще подумаем, — оборвал ее Виктор. — Давай лучша все тут прикинем, что будем к Рождеству куплять.
   — Дуньке кожушок надоть, — сказала Тамара. — Девка уж большая, а ходит в рванье.
   — Так енто Иван Соломонов делат, то не на ярманке.
   — Яму надоть харч давать, — скис Виктор.
   — А вы ему денег дайте, — посоветовал Федор. — Рублей пять — семь.
   — Ишь ты, прям как космонауту, — подивилась Тамара. — Перебьется. Таки деньжищи…
   — Я прикинул, — продуктами дороже выйдет, — сказал Федор.
   — А возьметь? — спросил брат.
   — Куда он денется… — отозвался Федор.
   — И не хлопнуть ли нам еще? — предложил Виктор, плеская прозрачный как слеза первач в новые стеклянные стопки.
   — Давай, Витюня, — предложил дед, — выпьем за твоих деток замечательных, моих правнучат.
   Снова звякнула посуда.
   — Спасибо Томочка, — поблагодарил жену Виктор. — Усладу сердца гонишь.
   — А как жа. У меня с детства к ентому таланыт, — довольно ответила раскрасневшаяся от выпивки женщина.
   Очень скоро все изрядно набрались.
   Тамара отправилась спать. Даже выпив, она осталась туповатой, совершенно неженственной бабой — лошадью для работы, которая мужика и к себе допускает лишь для того, чтобы тот мог выпустить пар и не ходил налево.
   — Расскажи Федя, вы энтого, как его там, тьфу, «Праду», поймали? — попросил Виктор, когда они остались в мужской компании.
   — «Прайдо Элано», — поправил его Федор. — Сколько можно рассказывать…
   — Так ведь деда не слышал.
   — Расскажи, внучок, — попросил дед Арсений.
   — Ладно, — нахмурился Федор. — Они убивать нас пришли. Перепрыгнули, в систему звезды Карина, спрятались, тихо в поясе астероидов поставили на каменные глыбы двигатели, и двинулись, уже не таясь. Сколько они там отсидивались — один Бог знает.