Страница:
Дед остался стоять, наблюдая полет небесного тела, бормоча ругательства и проклятия эланцам.
«Не успели, не успели», — повторял он. По его щекам текли слезы от невозможности что-либо изменить. Было видно, как вращается длинный, похожий на огурец корпус, как отлетают от него раскаленные добела мелкие части в моменты, когда он разворачивается длинной стороной поперек своего движения.
Федор с ужасом наблюдал за падением горящего корабля, остро чувствуя свою беспомощность и то, что сейчас они все умрут.
Летящее в высоте пламя осветило дорогу. По земле побежали легкие тени, точно это души людей уносились прочь от тел, оставляя пустые, плотные оболочки на растерзание огненной стихии.
Баба Дуня выла и дергала деда за рукав:
— Что стоишь, дурак старый, — истошно кричала она. — Делай что-нибудь, не стой столбом.
— Если будет взрыв, то добежать до надежного убежища мы все равно не успеем. Не суетись, Дунька, не срамись. Помирать только раз.
Пылающий корабль тем временем скрылся за горизонтом. Сейчас над землей вспыхнет огненный сполох и все кончится…
— Деда, мы умрем? — спросил Федор, чувствуя, как немеют от страха ноги.
Федор увидел, что Витька со страху обмочился.
— Не знаю, внучок, — ответил дед дрожащим, слабым голосом. — Даст Бог, пронесет. Пойдем, как шли. Может, успеем ко входу подняться.
Издалека пришел тихий, слабый, едва ощутимый толчок. Баба Дуня завыла: «Ой, смерть пришла».
— Упал, — недоуменно сказал дед. — Нет взрыва.
Лицо старика просветлело.
— Нет взрыва, мальчики. Нет взрыва, хорошие мои. Бог даст — не помрем, — как заведенный радостно повторял он, и, не слишком понимая, что делает, снова и снова отряхивал внуков, поправлял им одежду и приглаживал волосы. — Пойдемте скорей, до Хованки рукой подать. Посидим там, глядишь и обойдется.
Конечников проснулся и долго не мог уснуть, заново переживая один из самых страшных моментов детства, а потом все же заснул. Как тогда в детстве, с ощущением избавления от смертельно опасности.
— Ну, не я же писал, — ответил Управитель, стараясь не показать свое смущение.
— И ты хочешь подкинуть это для любителей военной истории? — с издевкой поинтересовалась Рогнеда. — Про тактику и недовольство режимом можно. Но знай, что в сети четвертого имущественного класса нет, и не может быть никаких духов, бессмертных, Управителей Жизни. Это все сказки. Или бред психически больных.
Управительница ослепительно улыбнулась стервозной, неприятной улыбкой.
— Да, мы много приложили сил к тому, чтобы все эти темы стали сначала колонкой курьезов, потом содержанием последних полос для любителей аномальщины, потом страшилками для детей и подростков, и, наконец, индикатором психических проблем индивида, — ответил ей мужчина.
— Да тебя же наши зароют. Ты что, не читал?
— Читал… — ответил Управитель, потом поправился. — По диагонали.
— Оно и видно, — досадливо дернула щекой Живая Богиня. — Мне показалось, что стиль очень знакомый. Сначала я не была уверена, но когда пошло про эланцев и встречи через тысячелетия, наметилась очень нехорошая тенденция. Кто автор?
— Колыван, конечно — с усмешкой ответил Управитель.
Управительница аж подпрыгнула.
— Теперь можно и Колывана разрешать, — саркастически сказала она. — Свобода, демократия, открытость. Ты, похоже, самый глупый из виденных мной людей, Пастушонок.
Вспомни, сколько сил было положено, чтобы забылось то, что он разболтал!
Сколько бед случилось из-за того, что целые столетия власть просто боялась настаивать на своем священном праве — требовать от людей забвения своих интересов и самопожертвования ради великой цели!
Управительница замолкла, укоризненно глядя на мужчину.
— Было время, и я сам почти сочувствовал ему, — помолчав, признался Живой Бог. — Мне казалось, что новая струя выдует все ненужное, застоявшееся, несвежее. Когда абсолютных владык практически без борьбы сменили выбранные народом правители, я был почти в этом уверен. Однако жизнь повернулась странным образом. Посеянные идеи вдумчивого анализа обернулись анархией и нигилизмом, раздробили целостность человеческих сообществ. Тщательно скрываемые факты стали основой вседозволенности, а кончилось все тем, что на защиту Родины людей пришлось рекрутировать далеким от добровольности способом. Наспех сколоченные, палочным способом удерживаемые в повиновении части не обладали ни умением, ни желанием сражаться с врагом.
И если бы не зависимость огромных кораблей от телепортов, вкупе с поставками боеприпасов и провианта, в Космосе в полной мере проявилась бы третья сила, которая, пожалуй, больше бы склонялась к союзу с флотом кораблей-роботов.
В итоге — целые тысячелетия Обитаемое Пространство защищают лишь «черные ангелы», которые все больше теряют сходство с людьми изнутри, понемногу становясь рационалами «славных» времен Князя Князей безо всякой помощи его мантры бессмертия.
— А ты собираешься петь «драконам» дифирамбы? — жестко спросила Управительница. — Признаться, странный выбор.
— Я хочу, чтобы нормальные, живые, чувствующие люди оторвались от дискотек, жрачки, сериалов и компов и устремились бы к небу.
— Да, черное становится белым, белое — черным, — мягко и задумчиво сказала Рогнеда, показывая, что она солидарна с целями Бессмертных. — И вновь, черное плавно переходит в белое. И так без конца. Может ты и прав. На новом витке можно и Колывана разрешать. Только ради Бога, — про развоплощенных не надо.
— Вот ты и выкинь, — весело сказал Живой Бог.
— Слушай, неужели Колыван на самом деле вспомнил события тысячелетней давности? Я думала, что он все брал из архивов.
— Не знаю, — покачал головой Андрей. — Устройства ретроскопии уже к концу эпохи джихана стали портативными и компактными, сочетая мобильность прежних моделей и кристальную ясность изображения. Так что домысел это, собственный опыт или эксперименты с устройствами, теперь уже никто не скажет.
— Как занятно сложилась судьба у этого Федора, — помолчав сказала Рогнеда. — Ненависть десятков поколений жителей Амальгамы сделала его палачом целой планеты. И по злой иронии судьбы он уничтожил ту, которую любил когда-то.
— Жизнь порой делает такие зигзаги, — произнес мужчина. — Мы продолжим?
— Нет, — устало произнесла девушка. — Пожалуй, на сегодня хватит. Может я еще почитаю перед сном.
— Намек понял, — проявил сговорчивость Управитель. — Продолжим завтра?
— Да, приезжай с утра.
Великолепие вокруг пропало, растворилось в темноте, пробиваемой злыми, колючими иглами звезд. Осталась лишь платформа, над которой дрожал купол защитного поля и висящий в пустоте крейсер-истребитель. Под брюхом летающего диска слабо светились высокие слои стратосферы ночной стороны Тригона.
— Ганя, по-моему, это чересчур, — произнес мужчина. — Редуцировать искусственную реальность до альфы лишь потому, что кто-то попросил помочь с оформлением заурядной статьи…
— Типа свет включи, выйти из дому страшно, — прокомментировала слова Управителя девушка. — А не боишься, что на самом интересном месте все вдруг пропадет?
— Боюсь, — чтобы не злить Управительницу, признался мужчина…
— Бойся, я такая, — сказала Рогнеда.
Однако же ничего из того, чем пугала своего гостя, она не сделала, вернув луг и тихую летнюю ночь под темно-синим пологом неба, усыпанным мягко светящимися крупными звездами.
Девушка дождалась, пока Управитель не погрузится на свой корабль.
Рогнеда вспомнила, что в одном из отделений кухонного стола лежит заветная пачечка сигарет с тернавью и тоже покинула искусственную реальность.
Девушка не стала устраивать спектакль с прогулками по громадным залам, а сразу же напрямую переместилась в свой огромный, пустой дом.
Набрала еды в автомате, разделась и уютно устроившись в спальне, принялась за ужин, временами бросая взгляд на голографический экран портативного компа, где медленно полз текст старинной книги.
Утром, после завтрака, надзиратели тщательно обыскали камеру Конечникова. Один из них нашел под матрасом пустой «мерзавчик», и довольный собой, торжественно показал его напарнику.
Правда при этом они обращались с первым лейтенантом очень вежливо, и даже извинились за доставляемые неудобства.
Когда «шмон» был закончен, тюремщики еще раз принесли свои глубочайшие извинения, и с поклонами пятясь назад, освободили камеру.
Им на смену явился тот, от одного вида которого Федору стало не по себе. Конечников вскочил навытяжку перед бригадным генералом и пролаял:
— Арестованный первый лейтенант Конечников!
— Не арестованный, а задержанный, — поправил его командующий эскадрой. Потом добавил. — А мог быть и осужденный…
— Никак нет, — возразил Федор. — Невиновен.
— А что же ты, чудила, такие показания подписываешь?!! — рявкнул Никифоров, протянув ему вырванный «с мясом» из судебного дела протокол.
— Виноват, — ответил Федор. — Бес попутал.
— Какой нахрен бес?! Они что, били тебя?
— Никак нет! — ответил Конечников, и совсем смутившись, добавил. — Меня пять дней не кормили, а потом за стол, да с выпивкой. И еще сказали: «Запишем, как дело было, подпишешь и домой». А я… Я, когда подписывал, уже лыка не вязал.
— Вот ведь *б твою мать, — вырвалось у генерала. — А ты тоже хорош… Вы что там, на скаутах, за стакан любую бумажку подмахнете?
— Так получилось, — опустив голову, сказал Конечников.
— Ладно, чего еще ждать от кучки алкашей-самоубийц, — устало произнес бригадный генерал. — Дело на тебя не заводилось, считай, что за пьянку на гауптвахте отсидел. Собирайся.
— Правда? — встрепенулся Федор.
— А как же, — по-свойски улыбнулся командующий. — Скажи вот только, не знакома ли тебе эта вещица?
Никифоров вытащил из кармана кителя портативный компьютер. Первый лейтенант с ужасом узнал в нем свою машинку.
— Позвольте взглянуть ближе.
— Взгляни, взгляни, — генерал нехорошо усмехнулся. — Особенно на это.
Он нажал сенсор включения, наводя объектив на стену. В зоне проекции возник текст его послания к генералу, запущенный накануне операции через центр секретной связи.
Никифоров довольно посмотрел на Федора, потом прокрутил окно редактора дальше. «Довожу до Вашего сведения, что исполняющий обязанности командира малого ракетоносного корабля первый лейтенант Конечников Ф. А. был незаконно задержан группой по проведению специальных операций. В настоящее время вышеупомянутый первый лейтенант содержится в блоке смертников и ему предъявлено обвинение в совершении тяжелого военного преступления. Могу доказать, что Конечников неви……..».
— Довольно! — сказал генерал. — Вы узнали компьютер?
— Так точно, мой, — отрубил Конечников.
— И это вы залезли в почтовый сервер секретной связи?
— Так точно.
— Кто еще участвовал?
— Я был один…
— Пожалуй, к себе вы не пойдете… — в раздумье сказал командующий. — Оформим дело, раз уж вы не отрицаете. Суд у нас скорый и справедливый. На пять лет каторжных работ можете рассчитывать смело.
— Виноват — отвечу, господин генерал, — твердо сказал Конечников.
— Смотри-ка, храбрый какой. Не сходится, однако. Ты уже в камере сидел, когда второе письмо мне пришло.
— Не могу знать! — уперся Конечников.
— Стрельников мне все рассказал и передал компьютер.
— Осмелюсь доложить, господин генерал, — вставил Федор, — Стрельников один из самых бестолковых офицеров на нашем корабле. Он бы эту машинку даже включить не смог. Кроме того, от винных порционов у него бывают сонные грезы, которые он от яви не отличает.
— Говорите, бестолковый?
— Так точно. А еще законченный пьяница и первостатейный врун.
— Ну хорошо, — генерал кивнул головой. — Так значит, это он без команды подготовил последнюю ракету к пуску, что заставило корабль в бою совершать сложные, неуставные и крайне опасные маневры?
— Он хоть и полный идиот, но на это даже он бы не решился. Я отдал ему команду.
— И каким же образом? — ехидно поинтересовался генерал. — Мы внимательно слушали записи. И, знаете ли, ни намека…
— Не удивительно. Я ему рукой махнул, чтобы он запускал…
— Чушь. Где артиллерийская рубка, а где был ваш пост? Не сходится…
— А я по видеофону…
— Не надо делать из меня дурака, милейший, — разозлился генерал. — Никогда не слышал, чтобы в бою капитан и начальник артсистем пялились друг на друга по видео.
— У нас так принято.
— Ну хорошо, — генерал плотоядно усмехнулся. — Ответишь еще и за это.
— Как прикажете, — твердо сказал Конечников.
— Ты хорошо подумал, Конечников? — глядя ему в глаза, спросил командующий.
— Так точно.
— Ну ладно, — Никифоров на мгновение ушел в себя, точно что-то высчитывая.
Он достал компьютер, вывел злополучные сообщения и удалил их.
— Держи, и больше так не делай, рационализатор хренов, — сказал генерал.
— А разве плохо было придумано? — спросил Федор. — Четыре ракеты вместо двух, дополнительный боекомплект мин.
— Ты бы лучше командира предложил заменить, — горько сказал командующий. — Говорили ему — «Выстрелил, и назад». Нет ведь, гнида дворянская. Ему, видите ли, честь не позволяет.
— Очень много кораблей зря погибло…
— А ты бы смог сыграть по-другому? — спросил командующий.
— Приложил бы все усилия.
— Видел я твои записи… Не рухни «Эстреко» на эту пакостную планетку, быть тебе капитаном и кавалером Алмазного креста. Ладно, жди. Придет и твое время.
Командующий повернулся и, не прощаясь, вышел из камеры.
Примерно через полчаса Федор поднялся на борт скаута.
Дневальный вытянулся в струнку и радостно оттарабанил: — «Здравия желаю, господин первый лейтенант».
Федор отдал честь и сделал жест, чтобы дневальный молчал.
Ошалело хлопая глазами, матрос-первогодок заорал: — «Начальник дежурной смены! На выход!»
— Чего орешь, дурак! — рявкнул на него Конечников. — Когда инспекция, дневальные молчат. А свои идут, так соловьем разливаются.
— Чего там у тебя? — поинтересовался Стрелкин, высовываясь из дверного проема. — Крок, блин! Живой!
Васька кинулся к Федору, матерясь от восторга.
— Я знал, что есть на белом свете правда! Выпустили, суки драные!
Очень скоро Стрелкин с Конечниковым засели в капитанской каюте, занимаясь приготовлением «пакадуровки» из остатков оптической жидкости на всю офицерскую братию.
Федор долго крепился, но все же не утерпел и спросил:
— Васька, это ты второе письмо командующему сочинил?
— Да…
— И комп ему отдал?
— Он сам забрал, вместе с «ящиком».
— Так это ты… — только и смог сказать Федор.
— Тут вообще такое творилось. Сначала спецы из прокуратуры пришли снимать «черные ящики». Я под шумок заменил кормовой на мертвый из запаса. Подумал, что пригодится. И пригодился, когда эти козлы все «потеряли». А потом, ты представляешь, пришел спецназ и расписал все сортиры надписями про «ДМБ» и «Амальгаму».
— Видишь, традицию новую открыли, — усмехнулся Конечников. — Вася, если бы не ты… Я тебе по гроб жизни обязан.
— Федька, это я тебе обязан, что не шваркнул о борт линкора нас всех, как Гагара приказал.
Стрелкин и Крок посмотрели друг другу в глаза. Можно было говорить много и долго, но ни тот, ни другой не любили сотрясать воздух словесами. Мужчины крепко пожали руки в знак признательности и дружбы, потом продолжили сложный процесс приготовления «фирменного напитка».
Конец 5 главы.
Девушка сухо поздоровалась и запустила воспроизведение.
продолжение
Глава 6
«Не успели, не успели», — повторял он. По его щекам текли слезы от невозможности что-либо изменить. Было видно, как вращается длинный, похожий на огурец корпус, как отлетают от него раскаленные добела мелкие части в моменты, когда он разворачивается длинной стороной поперек своего движения.
Федор с ужасом наблюдал за падением горящего корабля, остро чувствуя свою беспомощность и то, что сейчас они все умрут.
Летящее в высоте пламя осветило дорогу. По земле побежали легкие тени, точно это души людей уносились прочь от тел, оставляя пустые, плотные оболочки на растерзание огненной стихии.
Баба Дуня выла и дергала деда за рукав:
— Что стоишь, дурак старый, — истошно кричала она. — Делай что-нибудь, не стой столбом.
— Если будет взрыв, то добежать до надежного убежища мы все равно не успеем. Не суетись, Дунька, не срамись. Помирать только раз.
Пылающий корабль тем временем скрылся за горизонтом. Сейчас над землей вспыхнет огненный сполох и все кончится…
— Деда, мы умрем? — спросил Федор, чувствуя, как немеют от страха ноги.
Федор увидел, что Витька со страху обмочился.
— Не знаю, внучок, — ответил дед дрожащим, слабым голосом. — Даст Бог, пронесет. Пойдем, как шли. Может, успеем ко входу подняться.
Издалека пришел тихий, слабый, едва ощутимый толчок. Баба Дуня завыла: «Ой, смерть пришла».
— Упал, — недоуменно сказал дед. — Нет взрыва.
Лицо старика просветлело.
— Нет взрыва, мальчики. Нет взрыва, хорошие мои. Бог даст — не помрем, — как заведенный радостно повторял он, и, не слишком понимая, что делает, снова и снова отряхивал внуков, поправлял им одежду и приглаживал волосы. — Пойдемте скорей, до Хованки рукой подать. Посидим там, глядишь и обойдется.
Конечников проснулся и долго не мог уснуть, заново переживая один из самых страшных моментов детства, а потом все же заснул. Как тогда в детстве, с ощущением избавления от смертельно опасности.
Комментарий 4. Ночь.
15 Апреля 10564 по н.с. 21 ч. 15 мин. Единого времени. Искусственная реальность «Мир небесных грез».— Я думала, мы будем читать о войне, — недовольно сказала девушка. — А оказывается тут еще развоплощенные замешаны.
— Ну, не я же писал, — ответил Управитель, стараясь не показать свое смущение.
— И ты хочешь подкинуть это для любителей военной истории? — с издевкой поинтересовалась Рогнеда. — Про тактику и недовольство режимом можно. Но знай, что в сети четвертого имущественного класса нет, и не может быть никаких духов, бессмертных, Управителей Жизни. Это все сказки. Или бред психически больных.
Управительница ослепительно улыбнулась стервозной, неприятной улыбкой.
— Да, мы много приложили сил к тому, чтобы все эти темы стали сначала колонкой курьезов, потом содержанием последних полос для любителей аномальщины, потом страшилками для детей и подростков, и, наконец, индикатором психических проблем индивида, — ответил ей мужчина.
— Да тебя же наши зароют. Ты что, не читал?
— Читал… — ответил Управитель, потом поправился. — По диагонали.
— Оно и видно, — досадливо дернула щекой Живая Богиня. — Мне показалось, что стиль очень знакомый. Сначала я не была уверена, но когда пошло про эланцев и встречи через тысячелетия, наметилась очень нехорошая тенденция. Кто автор?
— Колыван, конечно — с усмешкой ответил Управитель.
Управительница аж подпрыгнула.
— Теперь можно и Колывана разрешать, — саркастически сказала она. — Свобода, демократия, открытость. Ты, похоже, самый глупый из виденных мной людей, Пастушонок.
Вспомни, сколько сил было положено, чтобы забылось то, что он разболтал!
Сколько бед случилось из-за того, что целые столетия власть просто боялась настаивать на своем священном праве — требовать от людей забвения своих интересов и самопожертвования ради великой цели!
Управительница замолкла, укоризненно глядя на мужчину.
— Было время, и я сам почти сочувствовал ему, — помолчав, признался Живой Бог. — Мне казалось, что новая струя выдует все ненужное, застоявшееся, несвежее. Когда абсолютных владык практически без борьбы сменили выбранные народом правители, я был почти в этом уверен. Однако жизнь повернулась странным образом. Посеянные идеи вдумчивого анализа обернулись анархией и нигилизмом, раздробили целостность человеческих сообществ. Тщательно скрываемые факты стали основой вседозволенности, а кончилось все тем, что на защиту Родины людей пришлось рекрутировать далеким от добровольности способом. Наспех сколоченные, палочным способом удерживаемые в повиновении части не обладали ни умением, ни желанием сражаться с врагом.
И если бы не зависимость огромных кораблей от телепортов, вкупе с поставками боеприпасов и провианта, в Космосе в полной мере проявилась бы третья сила, которая, пожалуй, больше бы склонялась к союзу с флотом кораблей-роботов.
В итоге — целые тысячелетия Обитаемое Пространство защищают лишь «черные ангелы», которые все больше теряют сходство с людьми изнутри, понемногу становясь рационалами «славных» времен Князя Князей безо всякой помощи его мантры бессмертия.
— А ты собираешься петь «драконам» дифирамбы? — жестко спросила Управительница. — Признаться, странный выбор.
— Я хочу, чтобы нормальные, живые, чувствующие люди оторвались от дискотек, жрачки, сериалов и компов и устремились бы к небу.
— Да, черное становится белым, белое — черным, — мягко и задумчиво сказала Рогнеда, показывая, что она солидарна с целями Бессмертных. — И вновь, черное плавно переходит в белое. И так без конца. Может ты и прав. На новом витке можно и Колывана разрешать. Только ради Бога, — про развоплощенных не надо.
— Вот ты и выкинь, — весело сказал Живой Бог.
— Слушай, неужели Колыван на самом деле вспомнил события тысячелетней давности? Я думала, что он все брал из архивов.
— Не знаю, — покачал головой Андрей. — Устройства ретроскопии уже к концу эпохи джихана стали портативными и компактными, сочетая мобильность прежних моделей и кристальную ясность изображения. Так что домысел это, собственный опыт или эксперименты с устройствами, теперь уже никто не скажет.
— Как занятно сложилась судьба у этого Федора, — помолчав сказала Рогнеда. — Ненависть десятков поколений жителей Амальгамы сделала его палачом целой планеты. И по злой иронии судьбы он уничтожил ту, которую любил когда-то.
— Жизнь порой делает такие зигзаги, — произнес мужчина. — Мы продолжим?
— Нет, — устало произнесла девушка. — Пожалуй, на сегодня хватит. Может я еще почитаю перед сном.
— Намек понял, — проявил сговорчивость Управитель. — Продолжим завтра?
— Да, приезжай с утра.
Великолепие вокруг пропало, растворилось в темноте, пробиваемой злыми, колючими иглами звезд. Осталась лишь платформа, над которой дрожал купол защитного поля и висящий в пустоте крейсер-истребитель. Под брюхом летающего диска слабо светились высокие слои стратосферы ночной стороны Тригона.
— Ганя, по-моему, это чересчур, — произнес мужчина. — Редуцировать искусственную реальность до альфы лишь потому, что кто-то попросил помочь с оформлением заурядной статьи…
— Типа свет включи, выйти из дому страшно, — прокомментировала слова Управителя девушка. — А не боишься, что на самом интересном месте все вдруг пропадет?
— Боюсь, — чтобы не злить Управительницу, признался мужчина…
— Бойся, я такая, — сказала Рогнеда.
Однако же ничего из того, чем пугала своего гостя, она не сделала, вернув луг и тихую летнюю ночь под темно-синим пологом неба, усыпанным мягко светящимися крупными звездами.
Девушка дождалась, пока Управитель не погрузится на свой корабль.
Рогнеда вспомнила, что в одном из отделений кухонного стола лежит заветная пачечка сигарет с тернавью и тоже покинула искусственную реальность.
Девушка не стала устраивать спектакль с прогулками по громадным залам, а сразу же напрямую переместилась в свой огромный, пустой дом.
Набрала еды в автомате, разделась и уютно устроившись в спальне, принялась за ужин, временами бросая взгляд на голографический экран портативного компа, где медленно полз текст старинной книги.
Продолжение
Утром, после завтрака, надзиратели тщательно обыскали камеру Конечникова. Один из них нашел под матрасом пустой «мерзавчик», и довольный собой, торжественно показал его напарнику.
Правда при этом они обращались с первым лейтенантом очень вежливо, и даже извинились за доставляемые неудобства.
Когда «шмон» был закончен, тюремщики еще раз принесли свои глубочайшие извинения, и с поклонами пятясь назад, освободили камеру.
Им на смену явился тот, от одного вида которого Федору стало не по себе. Конечников вскочил навытяжку перед бригадным генералом и пролаял:
— Арестованный первый лейтенант Конечников!
— Не арестованный, а задержанный, — поправил его командующий эскадрой. Потом добавил. — А мог быть и осужденный…
— Никак нет, — возразил Федор. — Невиновен.
— А что же ты, чудила, такие показания подписываешь?!! — рявкнул Никифоров, протянув ему вырванный «с мясом» из судебного дела протокол.
— Виноват, — ответил Федор. — Бес попутал.
— Какой нахрен бес?! Они что, били тебя?
— Никак нет! — ответил Конечников, и совсем смутившись, добавил. — Меня пять дней не кормили, а потом за стол, да с выпивкой. И еще сказали: «Запишем, как дело было, подпишешь и домой». А я… Я, когда подписывал, уже лыка не вязал.
— Вот ведь *б твою мать, — вырвалось у генерала. — А ты тоже хорош… Вы что там, на скаутах, за стакан любую бумажку подмахнете?
— Так получилось, — опустив голову, сказал Конечников.
— Ладно, чего еще ждать от кучки алкашей-самоубийц, — устало произнес бригадный генерал. — Дело на тебя не заводилось, считай, что за пьянку на гауптвахте отсидел. Собирайся.
— Правда? — встрепенулся Федор.
— А как же, — по-свойски улыбнулся командующий. — Скажи вот только, не знакома ли тебе эта вещица?
Никифоров вытащил из кармана кителя портативный компьютер. Первый лейтенант с ужасом узнал в нем свою машинку.
— Позвольте взглянуть ближе.
— Взгляни, взгляни, — генерал нехорошо усмехнулся. — Особенно на это.
Он нажал сенсор включения, наводя объектив на стену. В зоне проекции возник текст его послания к генералу, запущенный накануне операции через центр секретной связи.
Никифоров довольно посмотрел на Федора, потом прокрутил окно редактора дальше. «Довожу до Вашего сведения, что исполняющий обязанности командира малого ракетоносного корабля первый лейтенант Конечников Ф. А. был незаконно задержан группой по проведению специальных операций. В настоящее время вышеупомянутый первый лейтенант содержится в блоке смертников и ему предъявлено обвинение в совершении тяжелого военного преступления. Могу доказать, что Конечников неви……..».
— Довольно! — сказал генерал. — Вы узнали компьютер?
— Так точно, мой, — отрубил Конечников.
— И это вы залезли в почтовый сервер секретной связи?
— Так точно.
— Кто еще участвовал?
— Я был один…
— Пожалуй, к себе вы не пойдете… — в раздумье сказал командующий. — Оформим дело, раз уж вы не отрицаете. Суд у нас скорый и справедливый. На пять лет каторжных работ можете рассчитывать смело.
— Виноват — отвечу, господин генерал, — твердо сказал Конечников.
— Смотри-ка, храбрый какой. Не сходится, однако. Ты уже в камере сидел, когда второе письмо мне пришло.
— Не могу знать! — уперся Конечников.
— Стрельников мне все рассказал и передал компьютер.
— Осмелюсь доложить, господин генерал, — вставил Федор, — Стрельников один из самых бестолковых офицеров на нашем корабле. Он бы эту машинку даже включить не смог. Кроме того, от винных порционов у него бывают сонные грезы, которые он от яви не отличает.
— Говорите, бестолковый?
— Так точно. А еще законченный пьяница и первостатейный врун.
— Ну хорошо, — генерал кивнул головой. — Так значит, это он без команды подготовил последнюю ракету к пуску, что заставило корабль в бою совершать сложные, неуставные и крайне опасные маневры?
— Он хоть и полный идиот, но на это даже он бы не решился. Я отдал ему команду.
— И каким же образом? — ехидно поинтересовался генерал. — Мы внимательно слушали записи. И, знаете ли, ни намека…
— Не удивительно. Я ему рукой махнул, чтобы он запускал…
— Чушь. Где артиллерийская рубка, а где был ваш пост? Не сходится…
— А я по видеофону…
— Не надо делать из меня дурака, милейший, — разозлился генерал. — Никогда не слышал, чтобы в бою капитан и начальник артсистем пялились друг на друга по видео.
— У нас так принято.
— Ну хорошо, — генерал плотоядно усмехнулся. — Ответишь еще и за это.
— Как прикажете, — твердо сказал Конечников.
— Ты хорошо подумал, Конечников? — глядя ему в глаза, спросил командующий.
— Так точно.
— Ну ладно, — Никифоров на мгновение ушел в себя, точно что-то высчитывая.
Он достал компьютер, вывел злополучные сообщения и удалил их.
— Держи, и больше так не делай, рационализатор хренов, — сказал генерал.
— А разве плохо было придумано? — спросил Федор. — Четыре ракеты вместо двух, дополнительный боекомплект мин.
— Ты бы лучше командира предложил заменить, — горько сказал командующий. — Говорили ему — «Выстрелил, и назад». Нет ведь, гнида дворянская. Ему, видите ли, честь не позволяет.
— Очень много кораблей зря погибло…
— А ты бы смог сыграть по-другому? — спросил командующий.
— Приложил бы все усилия.
— Видел я твои записи… Не рухни «Эстреко» на эту пакостную планетку, быть тебе капитаном и кавалером Алмазного креста. Ладно, жди. Придет и твое время.
Командующий повернулся и, не прощаясь, вышел из камеры.
Примерно через полчаса Федор поднялся на борт скаута.
Дневальный вытянулся в струнку и радостно оттарабанил: — «Здравия желаю, господин первый лейтенант».
Федор отдал честь и сделал жест, чтобы дневальный молчал.
Ошалело хлопая глазами, матрос-первогодок заорал: — «Начальник дежурной смены! На выход!»
— Чего орешь, дурак! — рявкнул на него Конечников. — Когда инспекция, дневальные молчат. А свои идут, так соловьем разливаются.
— Чего там у тебя? — поинтересовался Стрелкин, высовываясь из дверного проема. — Крок, блин! Живой!
Васька кинулся к Федору, матерясь от восторга.
— Я знал, что есть на белом свете правда! Выпустили, суки драные!
Очень скоро Стрелкин с Конечниковым засели в капитанской каюте, занимаясь приготовлением «пакадуровки» из остатков оптической жидкости на всю офицерскую братию.
Федор долго крепился, но все же не утерпел и спросил:
— Васька, это ты второе письмо командующему сочинил?
— Да…
— И комп ему отдал?
— Он сам забрал, вместе с «ящиком».
— Так это ты… — только и смог сказать Федор.
— Тут вообще такое творилось. Сначала спецы из прокуратуры пришли снимать «черные ящики». Я под шумок заменил кормовой на мертвый из запаса. Подумал, что пригодится. И пригодился, когда эти козлы все «потеряли». А потом, ты представляешь, пришел спецназ и расписал все сортиры надписями про «ДМБ» и «Амальгаму».
— Видишь, традицию новую открыли, — усмехнулся Конечников. — Вася, если бы не ты… Я тебе по гроб жизни обязан.
— Федька, это я тебе обязан, что не шваркнул о борт линкора нас всех, как Гагара приказал.
Стрелкин и Крок посмотрели друг другу в глаза. Можно было говорить много и долго, но ни тот, ни другой не любили сотрясать воздух словесами. Мужчины крепко пожали руки в знак признательности и дружбы, потом продолжили сложный процесс приготовления «фирменного напитка».
Конец 5 главы.
Комментарий 5. Остаток дня.
15 Апреля 10564 по н.с. 23 ч. 35 мин. Единого времени. Искусственная реальность «Мир небесных грез».Рогнеда решила заканчивать. Она погасила компьютер и выключила свет. Сон пришел быстро. Ночью девушке во всех возможных вариациях снился один и тот же сон, в котором из земли пробивался огромный огненный шар. Под ударами рвущегося на свободу из тесной глубины тела, поверхность покрывалась трещинами. Они росли и ширились, пока в километровых бороздах не показывался сияющий призрачным зеленым огнем подземный узник, погребенный в давно прошедшие забытые времена.
Правда, от которой неправда пошла
16 Апреля 10564 по н.с. 10 ч. 42 мин. Единого времени. Искусственная реальность «Мир небесных грез».Управительница проснулась сравнительно рано. Подивилась своему несуразному сну и принялась за обычные утренние дела. Рогнеда против обыкновения позавтракала на кухне княжеской резиденции на Деметре. За окном пламенел долгий день, полыхая ослепительными сполохами на холодной, заваленной снегом равнине. Закончив с завтраком, девушка отправилась в павильон для чтения, в тайне надеясь, что дела не позволят Живому Богу присутствовать сегодня. Но, — увы… Андрей уже ждал.
Девушка сухо поздоровалась и запустила воспроизведение.
продолжение
Глава 6
МЕРТВАЯ ЭЛАНКА
Первое, что бросалось в глаза, когда Конечников открывал дверь — это траурная темнота неба, густо пересыпанная сияющим жемчугом светил. Федор щелкнул выключателем и выкрутил регулятор освещения на полную мощность. Тьма отступила на семь шагов, убралась в плоскость окна. Шторы в комнате не предусматривались, и от забортной черноты, усеянной острыми иглами звезд, спрятаться было невозможно.
Федор привык тому, что в родной деметрианской империи прозрачные стены встречались только в официальных помещениях.
По правде говоря, после маленьких окошек жилого сектора родной Базы, Конечникову было и раньше не по себе от невозможной открытости космосу в Небесном Городе. Сразу же приходили мысли о том, что прозрачный композит хуже переносит ударные нагрузки и может быть пробит даже выстрелом из старинного порохового ружья.
Федор тоскливо подумал, выдержит ли оконный материал то, что он видел вчера в холодной пустоте по ту сторону герметизированного пространства.
Стараясь не особенно пугать себя размышлениями, от которых становилось только хуже, Конечников разделся, сбросив ботинки и летный комбинезон. Впопыхах отшвырнутая одежда сразу же создала беспорядок, нарушающий безликость помещения. Федор проворно юркнул под одеяло. Оказавшись в постели, Конечников расслабился. Он предположил, что скорее всего все, что с ним стало происходить в последнее время — следствие расшалившихся нервов. Такая жизнь могла доконать и более крепкого человека.
И было от чего.
Последние месяцы жизнь была потрясающе однообразной, лишенной всяческих впечатлений. Заграница угадывалась только по шумам, программам визио, обрывкам разговоров на чужом языке, запахам.
Каждое утро Конечников просыпался в узком пенале индивидуальной каюты в койке с серым одеялом. Каждый вечер он возвращался в стандартный безликий угол со столом, двумя стульями, стенным шкафом.
Каждый день он смотрел в компании таких же немногословных призраков визио на большом экране в холле отсека с тремя десятками кают.
Каждое утро, кроме выходных, ко входу погонялся транспорт внутренних коммуникаций, «мыльница» без окон. От транспорта до жилого отсека в ангарах испытательного полигона перемещение допускалось только строем, под началом горластого лейтенант-полковника, с курсирующими по бокам особистами в штатском.
Считалось, что на испытателей может быть оказано давление, оттого все разговоры записывались. Во всех углах офицерского общежития, не таясь, горели глазками индикаторов активированного режима видеодатчики.
Операторы по ту сторону экрана подмечали малейшие попытки контактов. Любой разговор мог окончиться в кабинете у начальника по режиму с написанием объяснительных, разборками и угрозами.
Это не располагало к откровенности, оттого военные специалисты даже за вечерним чаем ограничивали общение просьбами передать заварочный чайник или блюдо с пирожными.
Был универсальный способ снятия напряжения — шумные пьянки по выходным до зеленых чертиков перед глазами с клятвами в вечной дружбе и верности своим собутыльникам или отвратительными нетрезвыми разборками на тему: «Ты меня уважаешь?»
Мордобоем они никогда не заканчивались. Угроза вылететь из техперсонала комиссии с оргвыводами, безо всяких заграничных надбавок и валюты, остужала даже самые хмельные головы.
Но выяснение отношений растягивалось на долгие дни, не улучшая и без того тягостную психологическую атмосферу.
Начальство даже поощряло такое времяпрепровождение, полагая, что иначе, запертые в своей комфортабельной тюрьме офицеры просто сойдут с ума. Но оторванные от реального живого дела, всунутые в душную атмосферу всеобщей подозрительности, люди чувствовали суррогатность такого способа разрядки.
Единственной отдушиной были субботние танцы, когда офицеры получали увольнительные и на законных основаниях уходили на вечер в миссию, удовлетворять сенсорный голод лапаньем в медленном танце сотрудниц секретного отдела деметрианской колонии.
Часто танцы заканчивались траханьем тех же «особисток», которые позволяли делать это в обмен на жалобы дошедших до ручки мужчин на собственные проблемы и рассказы о «грязном белье» своих коллег.
Именно так особый отдел вычислял «неблагонадежных болтунов», нарушителей «режима секретности» и «воинской дисциплины», после чего высылал офицеров с позором на родину.
Чтобы народ имел хоть какой-то стимул продержаться до конца, начальство обещало, что в «мертвый» промежуток времени от завершения ходовых испытаний до вынесения решения комиссии, когда от самих испытателей уже ничего не зависит, офицерам устроят большую культурную программу с экскурсиями по знаковым местам Аделаиды — Небесного Города № 1 торговой федерации. Разумеется, в нее войдет шопинг на заработанные иностранные дензнаки в зоне беспошлинной торговли.
Работа на полигоне, обеды, ужины, и неестественная тишина по вечерам… Федор давно утратил чувство реальности происходящего в этом аквариуме.
Такая жизнь расшатала нервы всем. Офицеры жаловались на отсутствие аппетита, головные боли, апатию.
Но симптомы, которые проявились у Конечникова, напугали его настолько, что он не стал обращаться к медику.
Дело было после полетов. В этот день Федор, как специалист широкого профиля, попал к пилотам, и наравне с прочими гонял «торгашеский» MARSS на мерной миле, крутил виражи на слаломной трассе, змейкой облетая пульсирующие бело-голубым огнем буи.
После нудных ходовых испытаний даже такие несложные задания показались Конечникову и другим пилотам посещением парка аттракционов. На удивление вечером не было традиционных ссор, когда офицеры ходили с надутыми мордами и шипели в спину оппонента ругательства.
Настроение у Федора было прекрасным, он уже подумывал, как проведет в миссии ближайшие выходные.
Уже лежа в кровати и готовясь отойти ко сну, Конечников бросил взгляд в окно. То, что он увидел ночным зрением среди звезд, повергло его в шок. Темнота космоса, глянцево-черная, непроницаемая, казалось жила своей собственной жизнью. Она колыхалась, антрацитово поблескивая, точно за слоем звезд шевелились куски углей. Потом этот колышашийся слой съежился, в нем проступила некая структура, в которой Крок к своему ужасу разобрал короткое и емкое слово — «УБИЙЦА». Эта надпись, сделанная черным на черном и угадываемая по отблескам граней слагающих ее мелких кристалликов, стала медленно приближаться.
Фантом двигался с тихим звуком, напоминающим шелест. Конечников с криком включил свет, а потом и вовсе загородил глаза ладонями, но это слово, издавая тихое шуршание, еще долго стояло перед закрытыми глазами.
Трясущимися руками Федор достал из заначки «мерзавчик» дурно пахнущего «торгашеского» бренди, выдаваемого здесь в качестве винного порциона. Выпил не чувствуя вкуса, запаха и жжения в горле. Только после этого Конечников натянул на глаза модную у «торгашей» светонепроницаемую повязку и уснул, так и не рискнув посмотреть, что творится вокруг.
Сегодня, оставив зажженный на полную мощность свет, Конечников надеялся, что это поможет отогнать вчерашний кошмар. Или просто не даст включиться ночному зрению. В голове крутились самые мрачные предположения.
В глубине души Федор знал, что дело скорее всего в выходе неконтролируемого нервного напряжения. Он долго пытался понять, что такого за ним числится по линии злодеяний, но так и не сумел найти. С этим Конечников задремал, провалившись в неглубокий тревожный сон.
Женский, весело смеющийся голос звал его по имени. Федор сдернул повязку с глаз, и страх пронзил его до кончиков пальцев. В комнате было темно. Когда он успел погасить освещение, он не помнил. Голос шел из-за прозрачного окна.
Активировав ночное зрение Конечников, к своему ужасу, увидел за окном лицо мертвой эланской девушки, которая являлась ему в кошмаре в камере смертников.
Федор привык тому, что в родной деметрианской империи прозрачные стены встречались только в официальных помещениях.
По правде говоря, после маленьких окошек жилого сектора родной Базы, Конечникову было и раньше не по себе от невозможной открытости космосу в Небесном Городе. Сразу же приходили мысли о том, что прозрачный композит хуже переносит ударные нагрузки и может быть пробит даже выстрелом из старинного порохового ружья.
Федор тоскливо подумал, выдержит ли оконный материал то, что он видел вчера в холодной пустоте по ту сторону герметизированного пространства.
Стараясь не особенно пугать себя размышлениями, от которых становилось только хуже, Конечников разделся, сбросив ботинки и летный комбинезон. Впопыхах отшвырнутая одежда сразу же создала беспорядок, нарушающий безликость помещения. Федор проворно юркнул под одеяло. Оказавшись в постели, Конечников расслабился. Он предположил, что скорее всего все, что с ним стало происходить в последнее время — следствие расшалившихся нервов. Такая жизнь могла доконать и более крепкого человека.
И было от чего.
Последние месяцы жизнь была потрясающе однообразной, лишенной всяческих впечатлений. Заграница угадывалась только по шумам, программам визио, обрывкам разговоров на чужом языке, запахам.
Каждое утро Конечников просыпался в узком пенале индивидуальной каюты в койке с серым одеялом. Каждый вечер он возвращался в стандартный безликий угол со столом, двумя стульями, стенным шкафом.
Каждый день он смотрел в компании таких же немногословных призраков визио на большом экране в холле отсека с тремя десятками кают.
Каждое утро, кроме выходных, ко входу погонялся транспорт внутренних коммуникаций, «мыльница» без окон. От транспорта до жилого отсека в ангарах испытательного полигона перемещение допускалось только строем, под началом горластого лейтенант-полковника, с курсирующими по бокам особистами в штатском.
Считалось, что на испытателей может быть оказано давление, оттого все разговоры записывались. Во всех углах офицерского общежития, не таясь, горели глазками индикаторов активированного режима видеодатчики.
Операторы по ту сторону экрана подмечали малейшие попытки контактов. Любой разговор мог окончиться в кабинете у начальника по режиму с написанием объяснительных, разборками и угрозами.
Это не располагало к откровенности, оттого военные специалисты даже за вечерним чаем ограничивали общение просьбами передать заварочный чайник или блюдо с пирожными.
Был универсальный способ снятия напряжения — шумные пьянки по выходным до зеленых чертиков перед глазами с клятвами в вечной дружбе и верности своим собутыльникам или отвратительными нетрезвыми разборками на тему: «Ты меня уважаешь?»
Мордобоем они никогда не заканчивались. Угроза вылететь из техперсонала комиссии с оргвыводами, безо всяких заграничных надбавок и валюты, остужала даже самые хмельные головы.
Но выяснение отношений растягивалось на долгие дни, не улучшая и без того тягостную психологическую атмосферу.
Начальство даже поощряло такое времяпрепровождение, полагая, что иначе, запертые в своей комфортабельной тюрьме офицеры просто сойдут с ума. Но оторванные от реального живого дела, всунутые в душную атмосферу всеобщей подозрительности, люди чувствовали суррогатность такого способа разрядки.
Единственной отдушиной были субботние танцы, когда офицеры получали увольнительные и на законных основаниях уходили на вечер в миссию, удовлетворять сенсорный голод лапаньем в медленном танце сотрудниц секретного отдела деметрианской колонии.
Часто танцы заканчивались траханьем тех же «особисток», которые позволяли делать это в обмен на жалобы дошедших до ручки мужчин на собственные проблемы и рассказы о «грязном белье» своих коллег.
Именно так особый отдел вычислял «неблагонадежных болтунов», нарушителей «режима секретности» и «воинской дисциплины», после чего высылал офицеров с позором на родину.
Чтобы народ имел хоть какой-то стимул продержаться до конца, начальство обещало, что в «мертвый» промежуток времени от завершения ходовых испытаний до вынесения решения комиссии, когда от самих испытателей уже ничего не зависит, офицерам устроят большую культурную программу с экскурсиями по знаковым местам Аделаиды — Небесного Города № 1 торговой федерации. Разумеется, в нее войдет шопинг на заработанные иностранные дензнаки в зоне беспошлинной торговли.
Работа на полигоне, обеды, ужины, и неестественная тишина по вечерам… Федор давно утратил чувство реальности происходящего в этом аквариуме.
Такая жизнь расшатала нервы всем. Офицеры жаловались на отсутствие аппетита, головные боли, апатию.
Но симптомы, которые проявились у Конечникова, напугали его настолько, что он не стал обращаться к медику.
Дело было после полетов. В этот день Федор, как специалист широкого профиля, попал к пилотам, и наравне с прочими гонял «торгашеский» MARSS на мерной миле, крутил виражи на слаломной трассе, змейкой облетая пульсирующие бело-голубым огнем буи.
После нудных ходовых испытаний даже такие несложные задания показались Конечникову и другим пилотам посещением парка аттракционов. На удивление вечером не было традиционных ссор, когда офицеры ходили с надутыми мордами и шипели в спину оппонента ругательства.
Настроение у Федора было прекрасным, он уже подумывал, как проведет в миссии ближайшие выходные.
Уже лежа в кровати и готовясь отойти ко сну, Конечников бросил взгляд в окно. То, что он увидел ночным зрением среди звезд, повергло его в шок. Темнота космоса, глянцево-черная, непроницаемая, казалось жила своей собственной жизнью. Она колыхалась, антрацитово поблескивая, точно за слоем звезд шевелились куски углей. Потом этот колышашийся слой съежился, в нем проступила некая структура, в которой Крок к своему ужасу разобрал короткое и емкое слово — «УБИЙЦА». Эта надпись, сделанная черным на черном и угадываемая по отблескам граней слагающих ее мелких кристалликов, стала медленно приближаться.
Фантом двигался с тихим звуком, напоминающим шелест. Конечников с криком включил свет, а потом и вовсе загородил глаза ладонями, но это слово, издавая тихое шуршание, еще долго стояло перед закрытыми глазами.
Трясущимися руками Федор достал из заначки «мерзавчик» дурно пахнущего «торгашеского» бренди, выдаваемого здесь в качестве винного порциона. Выпил не чувствуя вкуса, запаха и жжения в горле. Только после этого Конечников натянул на глаза модную у «торгашей» светонепроницаемую повязку и уснул, так и не рискнув посмотреть, что творится вокруг.
Сегодня, оставив зажженный на полную мощность свет, Конечников надеялся, что это поможет отогнать вчерашний кошмар. Или просто не даст включиться ночному зрению. В голове крутились самые мрачные предположения.
В глубине души Федор знал, что дело скорее всего в выходе неконтролируемого нервного напряжения. Он долго пытался понять, что такого за ним числится по линии злодеяний, но так и не сумел найти. С этим Конечников задремал, провалившись в неглубокий тревожный сон.
Женский, весело смеющийся голос звал его по имени. Федор сдернул повязку с глаз, и страх пронзил его до кончиков пальцев. В комнате было темно. Когда он успел погасить освещение, он не помнил. Голос шел из-за прозрачного окна.
Активировав ночное зрение Конечников, к своему ужасу, увидел за окном лицо мертвой эланской девушки, которая являлась ему в кошмаре в камере смертников.