— В дым, — ответил Федор.
   — А что ж они? — спросил брат. — К нам прибежали те, кто с его спасся?
   — Никто с него не спасся… Ни адмирал, ни даже пилоты десантных лодей. Всех пожгли. Это в прошлом году было, перед самым моим ранением.
   — Сквитался, значит, — грустно сказал Виктор. — Жаль, поздно. Давай еще жахнем.
   Они налили еще по одной и снова, не чокаясь, выпили.
   — За всех наших, кто жил, несмотря на огонь и холод, ветер и потьма подземные, — произнес Виктор.
   — И за деда, — добавил Федор.
   Конец 17 главы.

Глава 18
ОДИН ДЕНЬ МОКРОЙ ЗИМЫ

   С неба падал редкий моросящий дождик. Колеса телеги заунывно скрипели, копыта лося мягко шлепали об утоптанную землю дороги. В такт с движениями ног большого сильного зверя, телега шла рывками, раскачивая седоков.
   Федор, страдая от тяжелого похмелья, смотрел ничего не выражающими глазами перед собой. Говорить, думать и сидеть не хотелось. Но лежа было еще хуже, — начинало укачивать. Кроку было более-менее комфортно только при пешем ходе.
   Однако, много ходить Федор не мог, не позволяли перебитые ноги. Вот и приходилось сидеть, тоскливо просверливая взглядом придорожную траву и прихлебывать рассольчик из крынки, когда становилось особенно хреново.
   Рядом дремал дед, Конечников — самый старший, по своему обыкновению свесив голову на грудь и улыбаясь чему-то во сне.
   Виктор с утра успел похмелиться, оттого выглядел молодцом. Он мурлыкал что-то про себя и изо всех сил делал попытки растормошить брата.
   — Федь, выпей, полегчат, — предложил он. — Рассолом горю не поможешь.
   — Спасибо, — ответил Федор.
   — Ну Федька, чегой ты кислый… — произнес Виктор, протягивая бутылку. — Вот она радость жизни.
   — Витька, ты соображаешь? — вяло попытался отбиться Федор. — Приезжает мужик в местном треухе и заношенном, грязном «гондоне», который в самых зачуханых гарнизонах последний шамотник не оденет. При этом он заявляет, что он капитан ВКС и требует, чтобы фельдшер занялся обморочным, впавшим в детство стариком из местных. В довершение, от него тащит сивухой домашней выделки, чесноком, луком и хреном. Смесь ядреная, духовитая, нафиг с ног валящая непривычного человека.
   — Тише, ты это самое, не выражайся, — покосившись на сына, сказал Виктор.
   Младший Конечников, хитрый малец 8 лет от роду, делал вид, что его здесь нет, ковыряясь в носу и с нарочитым вниманием глядя в серое небо над верхушками деревьев.
   Однако, уши Алешки, как локаторы отслеживали каждое слово взрослых. Старший сын Виктора проникся к дяде и везде ходил за ним хвостом, после того, как Федор подарил племяннику подзорную трубу, пистолет, стреляющий пластиковыми шариками и маленький ножик. Но главным было не это.
   Федор показал родичам свои армейские снимки, иллюстрированные туристические справочники по разным планетам империи, прокрутил через внешний проектор компа пару фильмов.
   Качество изображения из-за сверхмаксимального увеличения было посредственным, но большой мир, находящийся где-то там, у обратной стороны звезд, поразил мальца в самое сердце.
   Теперь, Алешка всеми правдами и неправдами напросился в поселок, и сидел тихо, как мышка, лишь бы быть рядом со своим обожаемым дядей, который в глазах ребенка был олицетворением возможности пробить облака, уйти в чудный, яркий, волшебный мир громадных звездолетов, жестоких битв и неведомых, волнующих кровь опасностей.
   Говорить Конечникову было мучительно. Он вручил племяннику свой компьютер, потом, страдая от необходимости объяснять, в двух словах рассказал, как пользоваться имитатором. На удивление, мальчик на лету понял краткие пояснения дяди, и пробовал управляться с ракетами в учебной программе.
   Получалось неплохо.
   Пакадур знал, что его машинка совершенно неубиваема, оттого и не беспокоился, что ребенок сможет испортить компьютер. Зато он мог посидеть в относительном покое. Лишь резкие сигналы, оповещающие о попадании или промахе, иногда заставляли его морщится.
   — А, ладно, — махнул рукой Федор. — После антисептического раствора у медицины тоже трубы будут гореть. Веселые мужики, пышущие перегаром, наведут его на правильные мысли. Ты огурцы взял?
   — Взял, а то как же, — ответил Виктор, протягивая крынку.
   — Вот и молодец, — похвалил его Федор, бесцеремонно залезая грязными пальцами в рассол. — Давай.
   Брат дал ему бутылку и Конечников сделала пару глотков, чувствуя, как домашний, вонючий самогон проникает в каждую клеточку прибитого похмельем тела. Потом Федор закусил огурчиком и замер, чувствуя, как возвращается способность видеть и понимать мир без стеклянного звона в голове и боли в патологически расширенных сосудах мозга.
   Это было кстати после навевающей смертную тоску мокрой просеки и мыслей о деде Арсении, убитой Алене, а главное, странной нестыковке его давних снов и настоящей действительности.
   Под действием самодельной отравы, мир вокруг стал удивительно реальным, ощущаемым каждой клеточкой тела. Занавешенная дождиком и туманом даль, будто по волшебству обрела четкие очертания.
   Недовольство, раздражение и скука отошли куда-то далеко, вглубь сознания, впустив другого Федора, самоуверенного, веселого, контактного, но при этом примитивного и заурядного, плоского, как рыба с глазами на спине из морей Старой Земли.
   Но Виктору, похоже, с таким Федором было проще, слишком много недосказанного стояло между ними.
   — Ну, — спросил брат. — Чего замер?
   — Хорошо пошло, — сказал Федор, возвращая самогонку.
   — Ну вот, а ты не хотел. Давай закурим, что-ль братуха. Доставай свои блатные.
   Конечников вынул пачку дорогих, сигарет представительского класса, черных с золотом, длинных и тонких, с добавкой гашика, рассчитанных на долгие, расслабленные разговоры ни о чем.
   Этот дорогой ширпотреб показался совершенно невозможным осколком иного мира на осклизлой лесной грунтовке в окружении мокрых деревьев.
   — Ишь, ты, суки, — с удивлением, перемешанным со злостью, произнес Виктор, разглядывая пачку с чужими, непонятными ему буквами. — Каку красоту умеют сотворить.
   — Не стесняйся, мы в поселке еще купим, — подбодрил его Федор.
   — А откуда у нас в поселке такое курево? — недоверчиво спросил брат. — Там же наши космонауты.
   — Все просто. Есть нейтральная сторона, которая закупает на Глюкранде и продает в Нововладе. И наоборот. Чем больше мы собачимся, чем выгодней посредникам.
   — Суки, — через некоторое время зло сказал брат, высадив до фильтра эланскую сигарету, выматерился, бросил «бычок» на дорогу и поинтересовался. — Федя, а ты откуда знаш?
   — Был я у «торгашей» в Аделаиде, Скайтауне 1. Меня в комиссию назначили по их кораблям. Тогда решался вопрос о закупке. Были экскурсии по торговым центрам, заводам, офисам, крупным клиникам. Выставка достижений великого предпринимательского духа звездной нации. Витрина… Пропаганда и агитация того, как можно заработать на враждующих лохах.
   Перед Конечниковым вдруг явственно пролетели дни, которыми он тогда тяготился, и которые сейчас стали казаться ему просто раем…
   Время, когда еще адмирал Убахо не пришел убивать тех, кто сжег родную планету эланского флотоводца и 500 миллиметровые пушки главного калибра второй эскадры «бессмертных» еще не пристреливались по сияющему острову орбитальной крепости.
   — Во как, — уважительно сказал Виктор. — Как они там живут — то?
   — А по-всякому. Медицина у них на высоте, но народ все равно больной и хлипкий. Всю жизнь среди стен и коридоров. Воздух мертвый, регенерированный, гравитация ненастоящая, за блистерами окон — черный, пустой космос.
   Конечников опять мысленно улетел за парсеки от места, где мокрый лось волок скрипучую, примитивную повозку.
   — Это же сдохнуть можно… — протянул Виктор. — Страшны, небось, все, как смертный грех.
   — Нет. Они же наполовину искусственные, все с имплантами.
   — Ох, и ниху… — поразился Виктор. И тут же оборвал свою фразу, покосившись на Алешку, который все также делал вид, что ничего не слышит, хитро поблескивая глазенками из-под рваной, засаленной шапки. — А импланы — это что?
   — Импланты. Это то, что вживили вместо настоящего. Например, зубы. К 25 годам, у жителей Союза Небесных Городов, как правило, все зубы заменяются вживленными протезами.
   — Это чего, у них ни одного своего зуба? — поразился Виктор.
   — Да, — ответил Федор. — У них и органы есть замененные, или механические, или искусственно выращенные. С их лицами работают хирурги, мышцы поддерживают в тонусе приборы. Постоянные инъекции энзимов и гормонов. Зато выглядят до старости как огурец.
   — Тебя там случаем импланами не нашпиговали? Выглядишь больно молодо, — пошутил брат.
   Про энзимы и гормоны он просто не понял.
   — Не. У нас этим строго было. Даже зубной был свой собственный. И лечил зубы по-старинному, лазером и бормашиной.
   — А зачем? — удивился Виктор.
   — У этих пендосов все дорого, без штанов останешься от лечения, — пояснил Федор. — Да и что поставят — неизвестно. Вдруг «жучок»…
   — Какой такой жучок? — не понял брат. — Нафиг надо, еще жуков каких-то в кишки зашивать.
   — Жучок — это устройство, которое подслушивает и отсылает запись разговоров на приемник. Или шарит в наших компьютерах.
   — Ох, и твари, — зло сказал Виктор. — Не могут без подковырки. А могут такого жучка поставить, чтобы человеком править изнутрех, мысли ему нашептывать, ходить заставлять, яриться, на стенку от боли лезть?
   — Могут, Витька, — ответил Федор.
   — Суки, — ответил Виктор, покачав головой.
   За этим разговором телега выехала из леса и, переваливаясь на некруглостях колес, подползла к поселковому КПП, — будке при деревянных, явно сколоченных из местных материалов воротах.
   Справа и слева от них, отделяя луг от серых заплаток распаханной земли, шло заграждение из завитой в спираль колючей проволоки, подпертой слегка обтесанными дрынками из леса, которые успели посереть от зимних вьюг, дождей и жалящего летнего солнца.
   Проволока была явно привозная, заботливо доставленная в одноразовых грузовых контейнерах с остальным необходимым для хозяйства поселка грузом. Гальваническое покрытие колючки потускнело, но ржавчина еще не коснулась металла.
   Федор отметил про себя, что заграждение поставлено сравнительно недавно, не больше пяти лет назад.
   Пакадур взял у племянника машинку и произвел необходимые приготовления.
   — Эй, стой! — раздалось из будки. — Куда прешь, дубина!? Ярмарка по воскресеньям. Разворачивай оглобли!
   — Мы к фельдшеру, — вежливо ответил Федор. — Пропустите нас, постовой.
   — Ишь, чего захотел. Езжай отсюда, лапотник.
   — Постовой, ко мне, — скомандовал Федор. — И язык свой попридержи, когда с капитаном разговариваешь.
   Конечников вылез из телеги и, опираясь на палку, двинулся к будке.
   — Ах ты мать твою, — уже на тон ниже буркнул охранник. — Молись, если обманываешь.
   Рядовой караульной службы направился к Федору, кутаясь в плащ-накидку.
   Конечников протянул ему удостоверение.
   — Еще вопросы есть? — спросил он.
   — Виноват ваше благородие, — утратившим важность голосом сказал солдат, отдавая честь.
   — Открывай, — приказал Федор.
   — Никак нет, не имею права, — оправдывающимся тоном, ответил постовой, снова поднося руку к каске.
   — Начальника караула сюда и коменданта поселка прапорщика Топоркова, — приказал Конечников.
   — Сей момент, — угодливо ответил солдат.
   Он вытащил служебную рацию и нажал клавишу вызова. Сканер в компьютере Федора, приготовленный для перехвата, отозвался жужжанием. Блок настройки нашел параметры служебной частоты.
   — Господин прапорщик, — доложил охранник. — Человек с документами капитана ВКС, на имя Конечникова Федора Андреевича, требует, чтобы его пропустили в поселок.
   — Капитан Конечников? — отозвался голос из динамика. — Есть такой. На прошлой неделе прибыл в отпуск. Спроси, зачем ему в факторию надо?
   — Дай сюда, — приказал Федор, отнимая у солдата рацию. — Здорово, прапорщик.
   — Здравия желаю, — ответил комендант. — Чем обязаны?
   — К фельдшеру хочу наведаться. Самому медицине показаться и деда своего показать.
   — Показаться — то можно, будет ли толк, — ответил Топорков. — Петрович наш сегодня на голову занемог.
   — Птичья болезнь? Перепил? — спросил Федор. — Так я его на ноги поставлю.
   — Вам видней ваш бродь, только будет ли польза от такого лекаря.
   — А выбор у меня небольшой.
   — Воля ваша. На площади дом справа. Амбулатория. Там он.
   — Спасибо, прапорщик.
   — Открывай, — распорядился Конечников.
   — Ну, ты лихо с ентим, — восхищенно сказал брат, кивая головой назад в сторону КПП. — Вот уж помыслить не мог, что ты наших космонаутов обломаш.
   — А, ладно, — ответил Федор. — Скажи, чего это поселок огородился? Воевали, что-ли?
   — Не, — ответил брат. — Тут как-то поселковые учудили, завели себе зверей диковинных. Коров называется. Не знаю, видел ли. Большой зверь, тяжелый, едва ходит. Жрет и срет целый день. Этих коровов завели, а коров он не лось, отбиваться от серых не умеет. Вот и изодрали волки половину стада.
   Так космонауты гребаные, мало того, что свой поселок тут всадили, так еще и никого не спросив, пастбище для коровов сраных отрезали, колючкой огородили.
   И еще какие-то грядки накопали. Такая, доложу тебе, братуха дрянь растет, глаза на лоб лезут, как хватанешь.
   Виктор кивнул на бурые плети ботвы, сваленные в кучи на неровном, перекопанном поле.
   — А ты чего пробовал? — поинтересовался Федор.
   — Ягодки, — ответил Виктор.
   — Так их же не едят. Из земли клубни копают. Их варят и жарят. Вкусно.
   — А, — ответил — Виктор. — Понятно теперь, чего они в земле роются, как кроты.
   — Коровы молоко дают и мясо.
   — Ученый, — усмехнулся Виктор. — Пантелей купил себе корова, бешеные деньжищи отдал. 10 лосиц купить можно. Хвалит, сказывает, что стоит того.
   — Хочешь, купим и тебе корову? — спросил Федор. — Детей молоком поить будешь.
   — На кой он мне? — возразил брат. — Стереги весь день, чтобы волки не утащили.
   — Так она одна лосиц пять заменит. Ведро молока в день.
   — Во как, — поразился Виктор. — Дельно.
   — Федя, — сказал Виктор. — Мне тут после похоронки твои деньги пришли.
   Было видно, что он не слишком хотел говорить на эту тему, но как человек порядочный, решил расставить все точки, чтобы между ними не было недоговоренностей.
   — Хорошо, — ответил Федор. — Это я распорядился перед последним боем. Оставь их себе. Хозяйство подправишь, деда будешь кормить, детям образование дашь. Да и я еще погощу пару месяцев.
   — Три тыщи пятьсот двадцать пять рублев и восемьдесят три копейки, — возразил брат.
   — Зачем мне в армии деньги? — равнодушно ответил Конечников. — Будем живы — потом сочтемся.
   — Ну, а как же… — попытался снова возразить Виктор.
   — Лет через пятнадцать, снова об этом поговорим…
   — Ладно, — сказал Виктор. — Нам тут каки-то карточки дали, так на них и одежу дают, и припасы. Отдам я свою, возьмем коньяка твоего, цигарок золоченых, жрачки…Погуляем. Я угощаю.
   — Какие такие карточки? — удивился Федор.
   — А вот, — Виктор с готовностью достал из «сидора» кусок пластика и потянул брату. — Цена ей грош, а если поторговаться можно ружо взять с пулями и ящик консервов.
   Федор долго вертел в руках именную кредитку, поднес ее к считывателю сигнального браслета. На экранчике высветилась сумма в десять тысяч.
   — Нифига себе, — удивился Федор. — Откуда это у тебя?
   — А это в тот год, позапрошлый всем давали. И старым и малым. Имя спрашивали, заставляли крестик на бумаге ставить. Я вместо крестика свою подпись изобразил, так барин удивлялся, откуда я грамоте обучен.
   — А не сказали, для чего это? — поинтересовался Федор.
   — Сказали, как не сказать. Дескать, за все наши мучения от князя-амператора помоща. Спасибо яму, энтому князю — амператору. Многие уже поменяли, довольны. Материев, ниток, ружа, ножи, струмент получили. Кто побойчей, рублев на пятьдесят. Я потом посмотрел, сколько все это в лавке стоит. За какую-то карточку. Добрый, наверное, человек энтот князь-амператор.
   — Карточку свою спрячь, — сказал Федор, протягивая кредитку обратно. — Нет ее у тебя. И бабу свою попроси разузнать, кто уже сменял. Список составим.
   — А зачем? — поинтересовался брат.
   — Потом объясню.
   — Дык с нас и можно начинать. Отдал я дедову карточку. Сменял на промысловку. Ружо в тот день, у деда пропало, а моя лупилка энто дробовик. На большого зверя не сходишь, да и в лесу боязно.
   — А мой пистолет? — спросил Федор.
   — Батарейка в нем сдохла, а новой такой не найти.
   — А адаптер?
   — Колечко-то? Оно поплавилось и перекорежилось. Замкнуло, наверное. От ружа батарейку вставлял, чуть не испортил. Нагрелась так, что руки жгла.
   — Ладно, купим. Не проблема, — ответил Федор. — Скажи лучше, Вить, а не слышал, построили уже телепорт?
   — Ась? — не понял брат.
   — Ну, это чтобы раз, — и в другом месте оказаться.
   — А, для кораблев… — сообразил брат. — Не, говорят только строют.
   — А как все это завозят? В смысле провиант и припасы.
   — Бог их знат. Слыхал только, что ловять они каки-то кантенеры. Один раз упустили, так за припасом чуть ли не Христа ради приходили.
   Деньгов давали, товар, даже специальны коротки ружжа давали, из армейского запасу. Кой-кто соблазнился, правда пожалел потом. Утку вклочья. Хорошо на крупного зверя. Пулька хоть и медленно летить, глазом видно, но большая, отого дыры это ружо бьет — кулак входит. Волка, лося, ведмедя наповал, но мясо, однако, сильно портит. Если пулькой глиняной зарядить, как мы в детстве делали, замучаешься зубами скрипеть. Ешь и плюешься глиняными осколками. Може быть эланцев сподручно бить, а для охоты так…
   Да и шарики самодельные через раз выстреливает, надо в лавке заряды брать. По мне старое дедово ружьецо было — самое милое дело. Хошь мелким камешком снаряди вместо дроба, хошь пулькой глиняной, — и точно, и убойно, и надежно.
   — Странно, — подивился Федор. — Я знаю, что «полтинка» может стрелять чем угодно, хоть гвоздями. И скорость у нее — дай Боже, вместо пушки можно пользоваться. Дома покажешь. Может и в правду, какие-то испорченные ружья вам подсунули.
   За разговором телега взобралась на пригорок.
   Поселок «космонаутов» лежал перед ними. Он сильно разросся. Первые блокгаузы, которые помнил Федор, потерялись в череде уродливых строений.
   Стандартные модули были дополнены кривыми пристройками из серых досок и блестящих кусков обшивки одноразовых транспортных контейнеров, в которые на Амальгаму доставляли блага цивилизации. Со стороны поселок выглядел сляпанным из подручного материала бомжовским куренем на свалке.
   Сквозь кажущийся хаос просматривалась стандартная имперская планировка с центральной площадью и исходящей с нее главной улицей, по местным меркам достаточно широкой, а главное, почти на всем своем протяжении замощенной теми же порезанными на кособокие куски ребристыми остатками контейнерной обшивки.
   — С бодуна чекрыжили? — с усмешкой поинтересовался Федор, показывая на серебристые листы со следами термических разводов по краям, криво порезанные лазерным лучом.
   — Да, могет быть — ответил брат. — Они тута не просыхают.
   — А «горючку» где берут?
   — Да хрен их знат. Привозят.
   — Не ходили ваши «космонавты» в поселок за самогонкой?
   — Не… С энтим строго. — Мужики их как встретят, так по сусалам.
   — А они?
   — Ну, и они, — пожал плечами Виктор, открыв рот, отодвинул пальцем губу, показывая отсутствие 2 верхних коренных зубов слева.
   — А как же вы на ярмарку ездите?
   — На ярманке вроде замирения у нас. Они не трогают, мы не трогаем.
   — Хорошо…
 
Комментарий 13. Неслышные шаги Вечности.
   22 Апреля 10564 по н.с. 15 ч.23 мин. Единого времени. Искусственная реальность «Мир небесных грез».
   Рогнеда успела прочесть изрядный кусок текста, прежде чем Живой Бог составил ей компанию. Его появление было эффектным и пугающим. Он возник позади девушки и разразился гулким хохотом привидения из детской визии.
   Рогнеда подскочила от неожиданности. Пастушонок довольно рассмеялся.
   — Что за идиотские шуточки? — недовольно спросила Живая Богиня.
   — Ладно, не обижайся, — предложил Управитель, продолжая тихонько хихикать.
   — Ты однажды получишь, — пообещала ему девушка.
   — Ну-ну… Попробуй, — на всякий случай пригрозил ей Управитель.
   — И давно ты здесь? — поинтересовалась Рогнеда.
   — Почти с начала присутствую, — ответил Андрей. — А ты не читала вечером, вопреки обыкновению.
   — Тернавь кончилась, — с усмешкой сказала Живая Богиня.
   — Да, без курева нельзя, — в тон ей ответил Пастушонок. — Особенно если читаешь о простой пейзанской жизни.
   — Глупый ты, Андрей, — заметила девушка. — Ничего не видишь.
   — А что я должен был видеть? — поинтересовался Управитель. — Скучная, примитивная жизнь.
   — А движения Вечности ты не заметил? — поинтересовалась Живая Богиня.
   — Нет, я вот, все думал, как бы не уснуть, — пошутил Андрей. — Но боялся, что храпеть стану. Что ты там нашла от Вечности?
   — Пьяный пакадур рассказывает о далеких мирах, напряжении битв и дает свой комп поиграть маленькому мальчику. Просто так, чтобы не доставал. Вроде бы банальное, незначительное в масштабах Вечности событие. Но за ним горящие звездные крепости берсерков и наши победа в войне с нечеловечески сильным противником…
   Прекрасное движение жизни, утверждение принципа преемственности и последовательного развития.
   — Так вот оно что… — поразился Управитель. — Никогда бы не подумал.
   — Оттого ты просто куклодел, — заметила Живая Богиня, — что не видишь глубины происходящих событий и не обращаешь внимания на мелочи.
   — Зато я могу заставить видеть это тебя, — серьезно сказал Управитель. — А это, пожалуй, главнее.
   — Ну, будь по- твоему, — устало сказала Рогнеда. — Продолжим чтение.
   — Как скажешь, — с усмешкой ответил Живой Бог.
 
Продолжение.
 
   На площади началось какое-то движение. Из казарм стали выползать люди, одетые в серебристые костюмы. Издалека они казались карикатурно толстыми. Федор сообразил, что, скорее всего, это партия монтажников одетая в рабочие скафандры 2 класса защиты.
   — Не вовремя, — заметил Федор. — 7 часов. На построение попали.
   — Могет обождем? — предложил Виктор.
   — Нет, — ответил Конечников, вытаскивая из карманов погоны с капитанскими звездами и крепя их на плечах.
   Федор достал форменную кепку с длинным козырьком, застегнул на талии ремень с кобурой.
   — Ишь ты, — прямо как космонаут, подивился Виктор, когда брат закончил преображение.
   Копыта лося затопали по импровизированной мостовой. Федор всеже надеялся, что развод закончится раньше, чем они подъедут к площади.
   По мере приближения издалека стал раздаваться хриплый начальственный рык, в котором очень скоро стали угадываться оскорбления и обещания всех чертей своим подопечным. Соло командира временами прерывалось анонимными выкриками из строя, еще больше распаляющими офицера.
   Конечникову очень захотелось увидеть все это действо.
   — Думаешь, успеем? — спросил он брата.
   — Силен, бродяга, — ответил Виктор, прислушиваясь ко всем этим «грязным шакалам», «поганым свиньям», «выродкам», «тупорылым ублюдкам», вперемешку с матом и редкими вкраплениями нормальных слов, в основном технических терминов, характеризующих проведение работ.
   — Да, уж, — ответил Федор. — Интересно, в каком чине…
   Командир оказался уже не молодым вторым лейтенантом строительных войск, одетым в термокостюм, еще более грязный и заношенный чем у Конечникова. Изящно выражающегося, пламенного оратора можно было бы назвать стройным, если бы не карикатурное кругленькое брюшко непонятным образом приделанное к худощавому и широкоплечему корпусу.
   Было просто удивительно, откуда брался его неимоверно силы голос. Бедняга, багровея от натуги, обещал всем солдатам оставить их без порционов, увольнительных и заработка, если монтаж секций не будет выполнен через 2 месяца.
   Телега уже почти въехала на площадь, как вдруг оба брата, привлеченные тихим, шелестящим звуком с неба подняли головы. Из низкого тумана опускалась черная размытая туша летательного аппарата. Виктор натянул вожжи, останавливая лося. Федор слез, держась за борт повозки.
   Через несколько мгновений нечеткий силуэт превратился в громадную чечевицу транспортной лодьи, которая зажгла посадочные прожектора, превратившие хмурое утро в ярчайший полдень. Лодья погудела сигнальными сиренами и тяжело приземлилась на площади.
   — И че стоим, мать вашу, — заорал командир. — Старшина Семенов! Организовать погрузку личного состава. Кто увижу на площади через 2 минуты — лично зубы вышибу.
   Толпа ринулась по узкому трапу в нутро космолета. Не обошлось без происшествий. Оказалось, пока офицер распинался, кто-то из скучающих «шамотников» сцепил карабины многочисленных ремней и фалов соседей. Получилась свалка.
   Напрасно второй лейтенант ругался, а командиры подразделений расцепляли неуклюжих увальней в тяжелых и толстых скафандрах. Куча мала выглядела комично, солдаты с удовольствием падали мягкими тюфяками друг на друга и делали вид, что совершенно беспомощны. Кутерьма закончилась только минут через десять.