— Ну, если для этого… За тысячу 3 ствола отдам. И боезапас…
   — По рукам.
   Фельдшер сходил в кладовку, гордо именовавшуюся медицинским складом и выволок оттуда 3 грязных мешка стандартной армейской расцветки.
   — В этом — указал прапорщик, — дистилляторы. В этом «стволы», в этом заряды. Будут спрашивать откуда взял — меня не впутывай. Откажусь от всего.
   — «Машинки» новые? — поинтересовался Конечников.
   — Муха не сидела, — с гордостью ответил прапорщик.
   Конечников внимательно осмотрел подаватель, магазины, реактор и блок привода, каждого автомата, не вынимая оружия из мешка.
   Конечников извлек стопку толстую денег и отсчитал запрошенную сумму.
   — Много даешь, — заметил фельдшер.
   — За самогонку с Виктором сам расплатишься, — ответил Федор. — У меня своя торговля, у него своя.
   — Ну, как скажешь, — ответил медик.
   — Тому порадуешь, — ответил на недоумевающий взгляд брата Федор, когда они простились с крайне довольным медиком. — Давай, трогай.
   Телега отъехала от амбулатории, направляясь проулками обратно к ярмарочной площади. Федор внимательно проследил, не наблюдает ли фельдшер за ними и даже проверился по эфиру, не было ли передачи со служебного переговорника. Все было чисто.
   — Самое время навестить почту, — с усмешкой сказал Федор. — А перед тем в лавке кой-чего купить. Останови.
   — Нашел время запасаться, — буркнул Виктор.
   — Федь, а что за страсть вы таку в телегу положили? — поинтересовался дед. — Тяжеленная.
   — После скажу, — ответил ему Конечников. — То очень хорошая будет штука.
   — А коли нас с ней прихватят? — мрачно поинтересовался Виктор, — пока ты будешь шляться. Что я скажу? Что на дороге нашел?
   — Ну, тогда сразу объезжай проулками площадь и становись с той стороны у почтового отделения.
   Выражение лица Федора изменилось, став непреклонно-волевым, спокойным, слегка усталым.
   Алешка, с испугом посмотрев на дядю, непроизвольно отодвинулся. Конечников скинул треух, пригладил волосы.
   — Приехали, — сказал Виктор. — Ну, давай, братуха.
   Федор распахнул тулуп и энергичной походкой уверенного в себе человека отправился к почтовой конторе. Он вошел в здание пункта связи, помещавшееся в типовом блок-модуле, таком же как и амбулатория и с порога крикнул:
   — Дежурный! — Срочный межпланетный по военной связи. Бегом!
   Ефрейтор, который поднял голову на шум, увидел орденскую планку и кобуру с пистолетом под расстегнутым тулупчиком местного производства. Погонов не было видно, а лицо связисту не запомнилось из-за низко надвинутой на глаза форменной кепи. Стандартное выражение наглого превосходства, столь характерное для обращения офицеров с нижними чинами отбило всякое разбираться с личностью требующего переговоров. Человек, не дожидаясь ответа, прошел в кабинку для переговоров и оттуда крикнул:
   — Чего копаешься?!
   Ефрейтор рассудил, что с посетителем лучше не связываться, благо без пароля тот не сможет выйти на автоматический коммутатор Сети. А офицер явно его знал, раз говорил и действовал так уверенно.
   — Сей момент ваш бродь, — ответил он, включая аппаратуру.
   Федор закрыл дверь и достал заранее приготовленную визитную карточку великой княжны. Нажал на кнопку вызова.
   На экране высветилась заставка с просьбой ввести пароль. На долю секунды все замерло. Сердце Конечникова перестало биться… Но через мгновение, на медальоне Управителей вспыхнул маленький красный огонек, и на мониторе терминала выскочило сообщение, что связь установлена.
   Сердце, словно компенсируя краткую остановку заколотилось так что Федор почувствовал, как дурнотный комок поднялся к горлу. Он тяжелыми, непослушными пальцами набрал номер.
   Долю секунды устанавливалось соединение, потом еще минуту по берггласу голографического экрана плыли строчки: «Вызываю абонента». По истечении минуты загорелась другая надпись: «Вызов переадресован». Экран мигнул, и всю его плоскость заняло лицо Александры.
   Изображение было немного искажено короткофокусной оптикой браслета связи. Сначала Федору показалось, что наследница раздета.
   Конечников, не отрываясь, глядел на матовый глянец свежей, поразительно гладкой, словно полированной кожи девушки, ее плечи, точеную шею, копну слегка вьющихся волос цвета красной меди, освобожденных от сложной и строгой придворной прически.
   Лицо девушки было освещено красно-оранжевым, закатным светом, играющим на завитках густых, блестящих волос, изгибах влажных, сочных губ и в глубоких, изумрудных омутах глаз.
   За головой Александры виднелась сплошная масса темной, тропической листвы зимнего сада. Слышалось журчание воды и пение птиц. На лице Александры было спокойное, благостное выражение, в уголках губ пряталась улыбка.
   На краткий миг, Крок забыл обо всем, кроме чудесной красоты девушки. Ему остро захотелось оказаться рядом с ней, в этом далеком саду, где под легким ветерком колышутся листья неведомых деревьев.
   Увидев непонятного, странно одетого человека, княжна нахмурилась.
   — Кто это? — недоуменно спросила она.
   — Это я, Ваше Высочество. Капитан Федор Конечников. База Солейна. Группа конвойного сопровождения при 4 эскадре Его Величества князя — императора.
   — А, Федор, — узнала его девушка. — Ну зачем ты так официально… Боже мой, что на тебе надето. Прямо пейзанин.
   Александра рассмеялась своим чудесным серебристым смехом.
   — Местная форма одежды, — сказал он наклоняя голову и усмехаясь, чтобы скрыть досаду и смущение.
   — Подожди, — сказала она, ненадолго выскользнув из видимости. На экране мелькнули пойманные объективом кроны деревьев, облака в вечернем небе. Изображение мигнуло, и ракурс изменился. Пакадур понял, что Александра переключилась на камеру летающего робота.
   Стало видно, что девушка сидит в плетеном кресле за легким столиком в саду. Наследница престола было одета в серебристое, явно очень дорогое платье, открывающее плечи и грудь, на шее сверкало алмазное колье. Помимо воли, Конечникову стало неловко оттого, девушка такая чистая, красивая и умиротворенная, а он пристает к ней со своими ничтожными, мелкими проблемами.
   От сознания того, что он одет в грязный, засаленный комбинезон с чужого плеча и издающий потрясающее зловоние сыромятный тулуп, Федору захотелось провалиться сквозь землю. О том, кто такая княжна на самом деле, Фeдор старался не думать, чтобы не выдать себя.
   — Ты откуда? — спросила она. — А впрочем, не говори. И так ясно. Амальгама.
   — Так точно.
   — Федор, это же я, — сказала княжна, и в ее словах проскользнули оттенки интонаций незабываемого, сводящего с ума голоса Дарьи Дреминой. — Как ты? Уже выздоровел?
   — Почти, — ответил Конечников.
   — А почему раньше не звонил?
   — Неудобно было беспокоить.
   — Федечка, ты просто невозможен, — ласково улыбнулась девушка. — А я вспоминала тебя, беспокоилась.
   — Да вот, — вздохнул Федор. — Болван. Каюсь.
   — А давай ко мне, — предложила княжна, поглядев на палку. — У меня медики тебя быстро на ноги поставят.
   — Да я то в порядке, — вздохнул Конечников. — Деда болеет.
   — Это который «академик» лесных наук? — улыбнулась девушка.
   — Да… — помолчав, ответил Федор.
   Ему ужасно не хотелось говорить заранее приготовленный текст.
   — Не стесняйся, — сказала княжна, становясь серьезной и скучной. В голосе прорезались горькие нотки. — Наверное, за этим-то и вспомнил обо мне.
   — Вы проницательны Ваше Высочество. У меня к Вам дело, перед которым все личное отходит на второй план.
   Девушка поморщилась, но не стала его останавливать.
   — Говори.
   — Чуть больше 2 лет тому назад, эланский разведчик свободно приземлился на нашей планете. «Виркоко» убили жену моего брата и искалечили деда. Он впал в маразм и лишь недавно пришел в себя.
   — Так бери всех, — улыбнулась княжна, — если в этом дело.
   — Не только.
   Выражение лица Александры снова стало серьезным.
   — Что еще? — поинтересовалась она.
   — За аптечку с бинтами, йодом и аспирином мой брат отдал кредитную карточку в десять тысяч рублей.
   — Он что, тоже заболел? — поразилась наследница престола. — Такой дорогой медицины нет даже во дворце моего отца.
   — Им никто не объяснил, что это такое. Карты меняли на ружья, топоры, гвозди, миски, нитки, консервы и куски гнилого брезента. В среднем на одну кредитную карту отпускали товара на 40–50 рублей.
   Я составил списки местных, кто уже совершил такой обмен. Их больше 200 человек.
   В глазах великой княжны вспыхнул огонь.
   — Они пожалеют об этом, — почти выкрикнула Александра. — Для чего мы заботимся о людях? Чтобы на чужой беде наживались какие-то подонки?!
   — Это еще не самое плохое, — продолжил Конечников. — Как ты думаешь, для чего аборигенам продали армейские ружья?
   — Наверное, на медведей ходить или на волков? — беспомощно ответила девушка.
   — Хуже, — мрачно ответил Федор. — Представь, — он как-то незаметно для себя снова перешел на ты, — простые, ничего не смыслящие в тонкостях улаживания конфликтов в цивилизованном мире мужики узнают, что их так надули. Что они сделают?
   — Пойдут требовать карточки обратно… — недоуменно сказала девушка.
   — А если их пошлют? — спросил Федор.
   — Ну, наверное, драться будут, — неуверенно сказала княжна.
   — А что такое драка в военном гарнизоне? Это для лесовиков продавец из лавки военторга — просто Коля или Вася, который их одурачил. А для роты охраны он — маркитант. И нападение на него, — это нападение на военнослужащего. А если на лавку, но и на военный объект. Что будут делать мужики, если их угостят дубинками, а то и стрельнут кого?
   — Боже мой, — произнесла Александра. — Армейские ружья… Озлобленная толпа, вооруженная боевым оружием. Бунт по всем признакам. Когда начнется перестрелка, никто уже разбираться не будет.
   — Это, конечно, крайний случай, — произнес Федор.
   — Нет, так и будет… — сникая, сказала девушка. — А потом, они постараются, чтобы никто из ограбленных ими не выжил. Как мы дошли до такого…
   — Куш в 2–3 миллиона рублей стоит маленького поселка лесных дикарей.
   — Хорошо, что ты мне позвонил, — решительно сказала наследница престола, обретая знакомое Федору непреклонно-твердое выражение. — Завтра же у тебя будет мой поверенный и два, нет три взвода имперских гвардейцев. Я прошу тебя любой ценой предотвратить бойню. У поверенного будут особые полномочия… Они пожалеют, что решились на такое…
   «Дежурный! Не спать!», — бросил Федор, выходя из почты.
   Дойдя до середины двора, Конечников резко обернулся. В окне белело лицо лицо связиста-ефрейтора. Конечников показал кулак. Дежурный исчез.
   — Поехали, — бросил Федор, падая в телегу. Его ноги отказывались идти.
   — Все путем? — надеждой спросил Виктор.
   — Если она не обманула, то да, — ответил Конечников.
   — А кто? — спросил Алешка.
   — Много будешь знать, скоро состаришься, — сказал мальчику его отец, хлопая вожжам по крупу сохатого.
   Пацан счел за лучшее воздержаться от дальнейших расспросов.
   Мужчины долгое время ехали молча. Виктор опять курил сигарету за сигаретой, Алешка дулся, дед, видя состояние взрослых внуков, давил в себе любопытство. Телега рывками, в такт шагам лося, двигалась лесной дорогой, покачиваясь на неровностях.
   — Что это за ярмарка такая? — ворчливо сказал дед. — Приехали-уехали. Ничего не купили, только скотину зря мучили.
   — Купили, деда, купили, — успокоил его Федор. — Что надо — купили. Сейчас остановимся, попробуем обновки.
   — Правда? — загорелся маленький Алешка.
   — Цыц, малой, — остудил его пыл Виктор. — Твой нумер шашнадцатый.
   — Ладно тебе, ребенка тиранить, — отреагировал дед.
   — Молчи, деда от греха, — предупредил его Виктор. — Придет время, и табе откроем.
   — Где ты говору поселкового набрался, — парировал дед. — Ведь умел правильно говорить.
   — А у поселке все так говорят, — сказал Виктор. — Мне надо же с людями общатца и с Томой.
   — Вот именно, что с Томой. Как спутался с ней, так и совсем омужичился — раздраженно сказал дед.
   — А ты деда Алену мне оживи… — горько произнес Виктор. — Или не болтай зря.
   — Хорош между собой лаяться. Проблем выше крыши, — оборвал брата Конечников. — Съезжай с дороги.
   Виктор послушно повернул телегу в лес. Кривая таратайка захромала по кочкам. Мужчины, чтобы помочь лосю спрыгнули. Это сделал даже Федор, но тут же пожалел об этом. Ноги тут же дали знать о себе болью, к которой Конечников стал уже понемногу привыкать.
   Федор побрел за дедом и племянником, которые резво зашагали по колдобинам, перешагивая через кусты и потоптанный лосем бурьян. Виктор правил, широко шагая рядом с телегой, оглядываясь назад и тут же поворачиваясь к сохатому, чтобы не получить невзначай копытом.
   Отъехав метров сто, он остановился, глядя, как Фeдор ковыляет, тяжело опираясь на палку.
   — Добрел? — поинтересовался Виктор. — А заболять ходилки, чего делать будем? Кто тебя просил? Ерой, голова с дырой.
   — Эй, Федечка, — покачал головой дед. — А ведь еще совсем молодой.
   — Ничего, все образуется, — отмахнулся Федор. — Живы будем — не помрем.
   — Ничего местечко? — спросил Виктор.
   — Нормально, народ на ярмарке. А те, кто услышит, вряд-ли чего поймут. Только зверя привяжи покрепче. А то пешком домой пойдем.
   Место действительно было подходящим. Впереди, метрах в 30–40 расположилось лесное озеро с темной, как стекло водой. Подходы к озеру были окружены топью, поросшей серой, неживой осокой. В полосе разлива, стояли мертвые, выбеленные дождями и снегом остовы деревьев, с которых ветра посрывали хрупкую кору.
   Федор решительно извлек из мешка автомат.
   — Ну что мужики, начнем… — предложил он, беря элегантную железяку в руки. — Краткий курс обращения с современным оружием.
   Итак, скорострельное штурмовое ружье Горелова М-21/10, называемая также по старинной традиции автоматом.
   Калибр 10 мм, стреляет круглыми пулями или короткими стрелками, которые помещаются в магазине-контейнере. Стрелок в магазин входит до 200, пуль до 1000. Огонь ведется одиночными, очередями по 3, 5, 10, 15, 20, 50 выстрелов и непрерывно.
   Скорострельность устанавливается от 300 выстрелов в минуту до 3000. Скорость полета пуль регулируется от 500 до 7500 метров в секунду.
   Штурмовое ружье наводится на цель по открытому секторному прицелу, как у обычного ружья, лазерному целеуказателю или прицельному монитору. Монитор работает в 4 диапазонах: ультрафиолетовом, видимом, инфракрасном и субмиллиметровом. Есть режим захвата цели, наведение подстраивается в пределах поля экрана монитора, поправка на ветер, атмосферное давление и другие воздействия внешней среды выставляется автоматически. Дальность поражения цели зависит от комплекса факторов, и выводится на дисплей.
   Компьютер штурмового ружья может автоматически изменять параметры обзора и стрельбы для наилучшего наблюдения и поражения цели. Отдача, как и в любом другом массометном оружии на нереактивной тяге отсутствует. Говоря по-простому — промахнуться невозможно и стрелять может даже ребенок.
   Виктор ошалело посмотрел на деда. Половины из того, что сказал брат, он попросту не понял. Зато Алешка загорелся при виде новой игрушки.
   — Ну чего? — спросил Конечников. — Кто храбрый?
   — Я! — подался вперед племянник. — Дай мне стрельнуть, дядя Федя.
   — Мал еще, — осадил сына Виктор.
   — Да ладно, пусть попробует, — предложил Федор. — Справится. Это просто.
   — Ну ладно, — согласился Виктор.
   — А сам чего? — поинтересовался Федор. — Так и будешь стоять, глазами хлопать?
   — Мудрено как-то… — Виктор поскреб затылок в задумчивости.
   — Н у чего? — возразил Конечников. — Привыкай. Бери, он не кусается.
   Виктор со вздохом вытащил второй автомат.
   — А ты дед чего стоишь? — поинтересовался Федор. — Давай тоже бери оружие.
   — Нет Федечка… — тяжело вздохнув, сказал дед. — Не знаю, зачем ты эту страсть прикупил, но я к ней не прикоснусь.
   — А затем, дед, что ночью нас могут убивать прийтить, — отвернувшись в сторону, бросил Виктор. — Тут космонауты каверзу выдумали, как всех нас погубить и денежки наши забрать.
   — Какие денежки? — не понял дед.
   — А те карточки, которы нам дали, оказывается десять тыщ рублев стоять.
   — Это за что же нам всем такое богатство? — поразился дед Арсений. — Эти карточки всем раздали. И женкам и деткам и старикам вроде меня. За что нам такая милость?
   — Это за то, что деды наши в Хованке гнили, — с твердой уверенностью в голосе ответил Виктор. — Чтобы дети наши в школе могли учиться и в люди выбиться. Чтобы мы дома построили, чтобы у нас достаток в семьях был. А энти гады решили разжиться за наш счет.
   — Верно, говорили про это, когда давали. Дескать, на хозяйство, — подивился дед. — Все так и поняли, рублей по 30–50… Но чтобы столько… Добрый человек князь-император должно быть… Как же нам теперь то быть? До Бога высоко, до князя-императора далеко.
   — Сегодня Федька ходил жалобу подавать, — в голосе Виктора прорезались тонки удивления и искреннего уважения к брату. — Самой дочке князя — амператора.
   — Вот как, — поразился дед. — А мы «Федька», «Федька». Большим человеком стал мой внук, Федор Андреевич.
   — А чтобы не свернули нам головы, надо немного продержаться, — продолжил Виктор.
   — Эх, — с горечью сказал дед. — Обидно. Тати эланские нас жгли и стреляли — это понятно, враги. Но чтобы свои… Ждали мы освободителей, а пришли разбойники черные. Сначала прикладами на работу гнали, когда нужно было им блокгаузы строить, глумились, за людей не считали. А теперь оказывается, что ограбили нас. Всем расскажу про обиду, которую нам учинили.
   По морщинистой, дряблой щеке деда Арсения пробежала мутная старческая слеза.
   — А вот этого и не надо бы. Пока…, — отозвался Федор. — Мужики поднимутся… Тут их и перестреляют, разбираться не станут. Вам и ружья продали, чтобы было с чем в факторию прийти… И денег не вернете, и сами ни за хрен погибнете.
   — Верно говоришь, Федечка, — ответил дед, посмотрел на Алешку и отвернулся, стирая слезы с глаз. — Только когда княжеская дочка соберется помочь? Нас к тому времени и в живых то уже не будет.
   — Экий ты право же деда стал слезливый. Мальца пугаешь, — сказал Федор. — К утру обещала подмогу прислать и поверенного, чтобы разобрался по справедливости.
   — Правда? — обрадовался старик. — Тогда — доживем.
   — Все будет путем, — ответил Федор. — Ночью поселковые, глядишь, и не сунутся. Но подстраховаться не мешает.
   Виктор с надеждой взглянул на брата, без слов спрашивая, верно ли то, что он говорит. Федор, поймав его взгляд, кивнул.
   — Бери автомат, деда, — сказал Виктор. — Учиться оно никогда не поздно.
   — Да сложно это для меня, — сказал старик. — Я лучше дробовичком. Им сподручнее.
   — Не дрефь, — ободряюще сказал пакадур. — Не боги горшки обжигают.
   Конечников изрядно помучился, прежде чем дед и брат научились готовить к бою автоматы, снаряжать магазины и пользоваться прицельным монитором.
   Зато маленький племянник Федора с острым, живым умом, незамутненным готовыми схемами, буквально с первого раза понял, какие манипуляции нужно производить с оружием, подсмотрев их из под руки Конечникова.
   Стрельба по неподвижной мишени тоже получилась у Алешки неплохо. Устойчиво держать тяжелый автомат с полным магазином у ребенка не хватало силенок, но с упора оружие в руках мальчишки уверенно срезало несколько мертвых, гнилых стволов, торчащих из воды.
   Оставшуюся часть пути ехали молча, лишь изредка перекидываясь короткими фразами.
   Хитрый Алешка держал руку в мешке, не в силах оторваться от металла оружия.
   Он, было, попытался выразить восторг по поводу мишеней, разлетающихся в сотне метров от него под ударами пуль, но Виктор так зыркнул на него, что мальчик счел за лучшее оставить свои впечатления для более благодарных слушателей.
   Федор молчал по другой причине. В голове у него крутились мысли по поводу того, как расставить свои силы для отражения атаки.
   В голове возникали картинки. Тяжелая боевая машина, кренясь на виражах, приближается к хутору. Вот глайдер с нападающими выходит из расщелины просеки… «Или они предпочтут лететь выше деревьев — заметнее, но гораздо безопасней?» — продолжил размышления пакадур. Картинка изменилась — бронированный аппарат стал делать круги над темными домами, ощупывая местность инфракрасными прожекторами и настороженно рассматривая в оружейные прицелы…
   То, что в нем сидят полные валенки дела не меняет.
   «Что дальше?» — мучительно размышлял Конечников. — «Как они поступят дальше? Вдруг эти лохи просто издалека рассобачат весь хутор пушками и ракетами?»
   — У поселковых космонавтов, какие глайдеры? — спросил Федор. — «Ашки» или «Вешки».
   — Ась? — не понял брат. — Маленькие лодейки?
   — Да. Атмосферные или для вакуума? — продолжил уточнять Конечников. — Одна дверь сзади или две по бокам?
   — По бокам, пожалуй, будеть, — почесав затылок, ответил брат. — Уверх понимаются, как крылушки у птахи.
   — Ясно, — ответил Федор.
   Картинка прояснилась. Атмосферный глайдер, парит над лугом. Из распахнутых дверных проемов торчат стволы ружей, готовые открыть огонь. На носу аппарата хищно рыскает короткий, толстый, словно бревно, ствол скорострельной пушки. У контейнеров с управляемыми ракетами открыты люки. Тупоносые реактивные снаряды решительно и злобно смотрят на на белый свет из коротких труб пусковых установок, готовые сорваться в первый и последний полет к незнакомой, но заранее ненавидимой цели.
   «Нет, пожалуй, они не станут тупо обстреливать постройки. Шумно это. Да и они не полные отморозки, чтобы использовать скорострельную пушку, трассы которой видны за десятки километров» — решил пакадур. — «Но где они высадятся?» — задумался Конечников.
   Федор представил себе дорогу, дугой проходящую через плешь в сплошном лесном массиве и ответвление от нее к горным кряжам с торчащим конусом потухшего вулкана — горе Хованка.
   В метрах ста от развилки, дорога на гору проходит через их хутор, огибая конечниковские огороды. Первым на ее пути был дом давно умершей бабы Дуни, потом древнего деда, которого Федор почти не помнил, лишь после этого приближаясь ко двору Конечниковых. Потом дорога становилась едва намеченной, заросшей травой и мелким кустарником, уходя в лес.
   «Как бы я сам атаковал при такой диспозиции?» — подумал Конечников. — «Главное — не дать уйти в лес. В глайдере 9 мест, включая пилота, а значит, пеших нападающих не будет больше 7 человек. Нужно отсечь пути отхода, поэтому я бы спустил на веревке по стрелку с каждой стороны, а остальной группой вошел бы на двор и под каким-нибудь предлогом выманил жертву из дому. Глайдер оставил бы кружить над хутором, обеспечивая прикрытие с воздуха. Или чтобы не поднимать тревогу раньше времени, посадил бы его на лосиный выгон перед дорогой, благо там уже стоят скирды сена, среди которых можно затеряться».
   Федор вдруг почувствовал раздражение. Вдруг налетчики просто расстреляют подворье из пушки или пустят пару ракет, как только убедятся, что хозяева дома.
   — Витька сколько ты говорил, будет наших? — спросил Конечников.
   — Трое, — ответил брат.
   Конечников чуть не выругался с досады.
   «И это против семерых, поддерживаемых с воздуха», — подумал он. — «Вооруженная до зубов пташка способна перемолоть не один десяток пеших противников, если только те не призовут на помощь темноту ночи, родной лес, мужицкую смекалку и хитрость прирожденных охотников».
   — Стрелять умеют?
   — Спрашиваешь, — усмехнулся Виктор. — Всех положим. Пусть только покажутся.
   — Вот этого бы не надо… Чем меньше постреляем, тем проще будет потом…… Ладно, — наконец решился Федор. — Действовать будем так…
   Конец 19 главы.

Глава 20
ИМПЕРСКАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ

   Яркий, угловатый осколок Крионы стоял в чистом, холодном небе. Словно помогая Федору, облака разошлись. Для ночного зрения наступил ярчайший полдень, когда света было достаточно, что бы разглядеть малейшую травинку и каждую ветку на холодных, стылых деревьях.
   После криков и причитаний, Тамара согласилась переночевать в старом, пустом доме давно умершей бабы Евдокии. Николенька, подначенный мачехой орал как резаный, Дуняша дулась и делала все назло, поразительно медленно и неуклюже.
   Алешка, которого мужчины признали за взрослого, снисходительно ухмылялся. А подогревало его уверенность настоящее оружие, которое выдал ему отец — маленький эланский пистолет, подаренный когда-то Дарьей Дреминой Федору. Еще его грело то, что он целую ночь будет вместе с дедом стоять на посту, охраняя женщин и дом.
   Переезд был похож на маленькое переселение народов. По двору носился Крайт, заливаясь негодующим лаем, выла Тома, припадая к стенам, хватая вещи и тут же ставя их на место.
   Дуня казнила мужчин сердитыми взглядами.
   Ревел Никола, умышленно спотыкаясь на ровном месте и ударяясь то об косяк, то об угол стола, то просто со всей дури налетая на препятствие.
   Дед не вынес этого содома и ушел к себе, а братья, вынужденные руководить бастующими домашними, остались получать свою порцию неудовольствия.