В этот день Конечников приехал раньше обычного. В доме было непривычно тихо и пусто. Федор заметил, что со стены исчез визор, обнажив старые, запыленные рисунки на стене.
   У печки хлопотала Дуня, какая-то испуганная и пришибленная, с глазами на мокром месте.
   Девочка налила ему щец, отрезала хлеба и сала, поминутно гладя в глаза дяди — все ли правильно она делает. Конечников старался ни о чем не спрашивать, полагая, что племянница все расскажет сама.
   Федор насытился, поблагодарил молодую хозяйку и спросил:
   — Дуняшка, а чего глаза на мокром месте?
   — Дядя Федор, — как большая, закрывая лицо руками и утирая слезы передником, запричитала девочка, которая давно ждала этой минуты. — Папка мой маму Тому выгнал…
   — А почему? — удивился Конечников.
   — Вызверился, наорал, побил. Ты хоть ему скажи-и-и-и-и, — совсем разошлась Дуня.
   — Ну ладно, чего ты, все образуется, — растерянно сказал Федор.
   Он притянул девочку к себе, а она с удовольствием от ощущения своей взрослости приникла к дяде, ткнулась лицом куда-то под мышку и снова стала рыдать.
   Конечников утешая, долго гладил племянницу по голове и плечам, прежде чем та в полной мере почувствовала себя выполнившей долг настоящей взрослой женщины.
   — Ну что, успокоилась? — спросил Конечников девочку.
   Та кивнула, глядя на него прозрачными, блестящими от слез глазами.
   Федор вспомнил, что такие, сине-серые глаза были у покойной Алены.
   — Да, — подвсхлипывая сказала Дуня.
   — Где он? — спросил Конечников.
   — У деда в хате.
   — Пьяный?
   — Трезвый, но какой-то страшный, — забыв, что надо всхлипывать, поежилась, зябко поведя плечами девочка.
   — Детей покормила? — поинтересовался Федор.
   — Николенька ведь день плакал, есть не хотел… С полчаса как уснул, — обстоятельно стала рассказывать Дуня, — А Алешка к деду подался, сказал, что не мужское дело с девчонками и сопливыми ссыкунами вечор досиживать.
   — А Тома где?
   — В балки подалась, что у бабкиной хаты, — девочка снова залилась слезами.
   — Ладно, не реви. Пойду с братом поговорю.
   Федор вышел во двор, прошел мимо вышедшего встречать его Крайта, необычно тихого и довольного отсутствием посторонних. Погладил и похвалил собаку за бдительность и прошел в старый дом.
   Дед с Виктором сидели за столом. Брат был трезвый, что было совсем необычно.
   — Здорово, — сказал Федор, усаживаясь за стол.
   — Здравствуй внучок, — тихо приветствовал его дед Арсений.
   — Здорово, брат, — ответил Виктор.
   — Что у вас тут случилось?
   — Чо- чо… Через плечо… — раздраженно сказал Виктор. — Курву е**ную выгнал.
   — Чем нехороша стала? — поинтересовался пакадур.
   — Давно пора, — тем же тоном ответил брат. — Дом в бардак превратила.
   — Дело ваше, — помолчав ответил Федор.
   — Робят жалко только, — со вздохом сказал дед.
   — Алешка где?
   — Спит, — ответил дед. — Намаялся парнишка.
   Конечников поднялся и заглянул в маленькую комнату рядом. Племянник спал на его кровати, сжавшись в комочек, почти не видный среди подушек.
   — Нормально, — сказал Федор. — Хорошо не поубивали друг друга.
   — Чей-то ты сегодня рано, — заметил брат. — Случилось чего?
   — Вроде нет.
   — А чего смурной такой? — не унимался Виктор.
   — Гарнизон меняют, — ответил Федор. — «Ржавых» уже не будет, спецназом заменят, строителей-монтажников на орбиту переведут.
   — Что, и твоя служба кончилася? — поинтересовался Виктор.
   — Да вроде никто не гонит.
   — А чего-й грустишь-то, — подивился брат. — Или кака повариха зацепила?
   — Баба — это к лучшему, — вставил дед. — И нечего смеяться. Мужику 39 лет, а все один, бобыль. Хочу деток твоих Федечка увидеть, а ты все воюешь.
   — Какая к черту повариха, — раздраженно ответил Федор. — Сослуживца встретил. Искорина. Уже лейтенант-полковник. Офицер фельдслужбы при ставке князя — императора.
   — Какой — такой Скорин? — усмехнулся Виктор.
   — Искорин… — поправил его Конечников. — Помнишь, рассказывал про штабного, который на борт просился, большие тысячи предлагал.
   — Было, — усмехнулся Виктор. — Ты его часом в торец не двинул?
   — Хотел… Вспомнилось как он орал про богатого папочку, про 10 тысяч за место на крейсере… — Федор вздохнул. — А тут явился, не запылился в нашу глухомань. В мундире с иголочки, довольный, вальяжный уверенный в себе. С Алмазным Крестом на шее, погонами золочеными…
   — Ну чего ж не прибил говнюка? — удивился брат. — У меня бы не задержалось…
   — Он как-то странно себя вел, и это меня смутило. Он был рад мне, нисколько не стеснялся, как можно было бы предположить. Я даже чувствовал, что он прекрасно понимает, отчего я так казенно, почти грубо себя веду. Потом, после официальной части предложил выпить за встречу. Мы остались наедине.
   Я подошел к нему, заглянул в глаза взял его за орден… Крепко так взял, сорвать хотел. Но вдруг почувствовал, что делаю неправильно. Отпустил.
   Искорин понял мои колебания.
   «Это хорошо Федор Андреевич, что не стал так меня обижать» — сказал он. — «Этот Крест не отец мне купил, не в карты я его выиграл».
   «Ну, расскажи, как такие бирюльки достаются», — иронически сказал я.
   «Присаживайся» — предложил бывший офицер для особых поручений. — «Разговор долгий будет».
   «Ничего, постою», — тем же тоном ответил я. — «Начни сразу с того места, как получил прикладом за паникерство».
   «Да, было», — с грустной улыбкой ответил Искорин. — «То, что ты меня на корабль не взял, оно оказалось к лучшему. Я так зол на тебя был… Убить был готов. Голова гудела, кровь из носа текла. Хорошо фуражка была на голове, да и солдат вскользь ударил.
   На станции после того, как отчалили крейсера, стало совсем плохо. Офицеры бестолково бегали, не зная что делать, матросы не слушались приказов.
   Идти мне было некуда. Штаба больше не было, возвращаться в каюту и ждать смерти, было невыносимо. Я прибился в центр связи, где на динамики транслировались все сообщения с кораблей Базы.
   Эланцы разделались с кольцом гипертранспортировки и уверенно двигались к космокрепости, держась той стороны, которая пострадала при бомбардировке орбитальной станции метеоритным ливнем с планеты. Пакадуры и артиллеристы Базы ничего не могли сделать. Пушки «Князя Ивана» на предельной дистанции обменивались залпами с АБГ линкорами неприятеля, но не могли остановить их продвижения.
   Основной огонь эланцев был сосредоточен на линейном рейдере. С «Князя Ивана» постоянно докладывали о разрушениях и потерях. На помощь броненосцу пошли скауты.
   Но не зря эланцы потеряли целую эскадру. Перед тем, как превратится в газ, радисты службы перехвата второй эскадры «бессмертных» сумели запеленговать основные и резервные частоты каналов управления ракетами нашей ракетной артиллерии и передать данные на пушечные линкоры.
   Глушилки «абэгешек» сбили ракеты с курса. Тогда наши пошли в лобовую атаку.
   Это было фатальной ошибкой. 12 «скаутов» и «Скаляр», средний транспортник с ракетами, попытались достать врага, пуская ПКДР на манер древних неуправляемых торпед. Корабли не пытались даже маневрировать. Присутствие в строю грузовозов лишало атакующую группу такой возможности.
   В какой-то момент показалось, что победа останется за нами. Несколько удачных попаданий ракет изрядно попортили «сучек», но эланцы сумели дать подряд несколько прицельных залпов мелкой картечью… Снесли и выпущенные «пакадуры», и крейсера — разведчики. Ты не представляешь, как это было… Харкающие звуки помех от выстрелов, вой помех, крики, ругань, слова прощания, свист запускаемых моторов пространственной на стартующих ракетах и снова выстрелы. Даже на противоположной стороне станции были видны сполохи взрывов, разносящих крейсера.
   «Князь Иван» продержался дольше. Защитные поля и броня рейдера лучше держали удар. Боезапас пушечных линкоров изрядно уменьшился. Израсходовав энергию в накопителях на отражение атаки скаутов, «сучки» вынужденны были увеличить интервалы между выстрелами.
   Но дальнобойные планетарные орудия «абгшек» все равно продолжали методично втыкать в корпус броненосца заряды. Пушки «Князя Ивана» отвечали, но его корабельная артиллерия со сбитой юстировкой, лишенная данных дальномеров и постов локаторного наведения, не могла состязаться в точности с эланцами.
   Мы все ждали, когда рейдер приблизится настолько, что сможет прицельно бить по неприятелю. Но этого не случилось.
   Когда «Князь Иван» долетел до эланцев, он представлял из себя глыбу искореженного композита, окруженного роем обломков. Лишь в цитадели броненосца оставались живые люди. Они смогли довернуть разбитый, практически мертвый корабль на врага.
   Пушечные линкоры, которые обесточили все системы, включая резерв двигателей, отдав энергию для стрельбы, не смогли вовремя среагировать. Сначала они пытались расстрелять то, что осталось от «Князя Ивана», но лишь ухудшили свое положение, разбросав летящие с громадной скоростью обломки в широкий сноп, который накрыл эланцев.
   «Сучки» попали под удар. Для одного вражеского линкора он оказался фатальным, второй корабль потерял половину надстроек и пять из шести орудий главного калибра.
   Это последнее орудие непрерывно стреляло по орбитальной крепости все время, пока «абэгешка» двигалась к «Солейне».
   Зная, что желанной добычи на станции нет, подданные регул — императора не церемонились, квитаясь за все, что случилось во время осады.
   То, что творилось внутри крепости трудно передать. Каждый удар вызывал массу взрывов, Разогнанные до 1 мега заряды прошивали станцию, круша корпус механизмы и переборки, боевые расчеты и посты. Людей швыряло на пол, размазывало о стены, убивало обломками… Станция гибла.
   Гравитация выключилась, генераторы поля, герметизирующего пробоины перестали работать. Эланская сверхскоростная картечь разрушила энергосеть крепости, обесточив приводы орудий и энергощитов.
   Не помню, как добыл скафандр. Я бесцельно перемещался по разрушенным коридорам. Кругом было только месиво из обломков и замороженных, разорванных трупов. До сих пор их лица с гримасами ужаса, боли, страха стоят перед глазами.
   Куда меня несло на двигателях скафандра, было непонятно даже мне, но, судя по всему, я уходил на более-менее уцелевшую сторону станции, инстинктивно направляясь в сторону от разрушений.
   Орбитальная крепость потеряла всякую возможность сопротивляться. Эланцы прекратили обстрел и выпустили призовую партию на двух лодьях. Они желали символически завершить кампанию, водрузив на завоеванной куче металлолома двухцветную тряпку своего флага с орлом в знак победы.
   Я попал в отсеки, граничащие с наружной поверхностью. Там я увидел живого.
   «Ваш бродь», — сказал он мне, — «эланец прямо на нас прет. А в нашей пушке осталось на один выстрел мощности. Подмогни загрузить заряд в камеру. Плюнем в супостата напоследок».
   Действительно в накопителях четвертого орудия планетарной батареи осталась энергия. Мы вдвоем начали закидывать в громадную глотку казенника все, что могли найти: штатную картечь, обломки конструкций станции, промороженные холодом космического пространства мертвые тела и осколки раскрошенной брони, оглядываясь на подходящий эланский линкор, схожий своими громадными трубами орудий на органную секцию.
   Потом у нас нашлись помощники. Я что-то кричал, размахивал пистолетом, заставляя случайно набредших на нас выживших матросов присоединиться.
   Даже в невесомости переместить 60 тонн груза в зарядную камеру без помощи подъемников оказалось очень сложным и тяжелым делом. Мы не смогли загрузить и 2/3 ее объема, когда эланский пушечный линкор, вернее тот обрубок, что от него остался, сопровождаемый лодьями с десантом подошел совсем близко, войдя в простреливаемый сектор.
   Огромный корабль настороженно шарил парой уцелевших зенитных массометов, готовый подавить очаги сопротивления на корпусе раскуроченной орбитальной станции.
   Погрузку прекратили. Расстояние было совсем небольшим. Эланец фактически был на рейде крепости. На такой дистанции не имела значения ни степень полноты заряда, ни связанное с избытком импульса увеличенное рассеяние убойных элементов.
   Общими усилиями, по командам комендора, при помощи ломов, домкратов и таковской матери, прячась в черных, резких тенях разорванной батарейной палубы, орудие навели на цель. Артиллерист, перекрестившись, нажал на кнопку выстрела на переносном пульте. Из поврежденных катушек посыпались искры, но пушка всеже выпустила скрытый в зарядной камере смертоносный груз.
   Широкий сноп импровизированной картечи из кусков брони и трупов снес «сучку» и лодьи с десантом.
   Никогда я не испытывал такой радости, когда эланский корабль вдруг подернулся рябью вспышек от попаданий. АБГ полыхнул месивом горящих обломков, которые, вдруг, угрожающе увеличились в размерах, летя прямо нам на головы. Тут перед глазами все померкло.
   Очнулся я в маленьком, тесном помещении. Матросы вытащили меня с батареи, на которую рухнули остатки корабля.
   Комендора убило, еще одному человеку пробило скафандр, и он задохнулся. Мне повезло — осколок ударил в броню шлема по касательной.
   Через 2 суток без еды и воды, когда всем приходил конец от углекислого газа в отсеке, нас нашли».
   — Такая вот сказочка, — чуть помолчав, подытожил Федор.
   — Да уж, — сказал Виктор.
   — Ему дали Алмазный Крест. Комендору тому тоже, посмертно.
   Мы с Искориным выпили, вспомнили ребят. Он сказал, чтобы я не обижался, мне тоже будет награда. И вручит ее сама великая княжна.
   — Это что, сама Александра Данииловна сюда пожалует? — поразился дед.
   — Приедет, — слегка покривишись сказал Федор. — Письмо прислала.
   — Да ты че, морду-то воротишь? — удивился Виктор. — Это же сама Александра Даниловна. Кто нас от лихоимцев защитил?
   — Братья Конечниковы, — серьезно ответил Федор. — А вообще, Александра молодая девчонка. Хитро — мудрая только, крученая, как канат швартовочный. Будут у нас проблемы.
   — Да ты что? Всерьез? — удивился брат. — Только хорошее от нее видели.
   — Она кое-что забрать хочет, — сказал Федор. — Одну цацку повесит на шею, а другую заберет.
   Конечников кивнул на деда, который инстинктивно потрогал золотой медальон на груди.
   — А это что, ее? — спросил Виктор.
   — Ее, — ответил Федор.
   — Ну, отдадим, раз ее, — со вздохом сказал дед. — Попользовались, и будя.
   — А что в этой висюльке такого ценного, кроме того, что из золота? — поинтересовался Виктор.
   — А ты не понял? — усмехнулся Конечников. — Заметил, что дед лет десять скинул?
   — Отдам ей, внучок. Ценная, видать, вещица, — сказал дед Арсений. — А то ведь осерчает, детишкам достанется. А мне ведь главное, чтобы они жили.
   — Ладно, не будем умирать прежде смерти, — сказал Федор.
   — Это правильно, братуха, — вставил Виктор. — Эх, налил бы самогоновки, но теперь на ее проклятую смотреть не могу.
   — А вот это правильно, — заметил дед. — Уж больно ты ей увлекался.
   — А как не увлечься, — ответил Виктор. — Когда такое непотребство на глазах творится.
   — Давно пора было Тому гнать. Зарвалась баба. Теперь не сгонишь. Вона стройка как развернулась. Будут теперь забулдыги в окна дышать.
   — А я так мыслю, — сказал Виктор. — Продам я все это добро. Цену возьму хорошую, таперя много богатых у нас в Хованке, кто до этого места охоч. Да хоть эта змея подколодная, Тома, выкупит. Ей место это нужно до зарезу. Не буду препятствовать, зачем. Подадимся в леса, подальше от ел, от остального народу. Вон Федька баить, рудник тута будеть по соседству. Будут из земли руду как-то особу тянуть.
   — Правда ли? — спросил дед Арсений.
   — Правда, деда. Такой руды во всем Обитаемом Пространстве нет. Без нее ни брони, ни реакторов, ни пушек не сделать. Оттого-то вцепились в планету нашу мертвой хваткой. Кстати. Тут скоро строителей привезут и горных рабочих. Поселок расширят. Город будет шахтерский.
   — О, как, — горько удивился дед. — И что все эти инопланетники будут нашу землю топтать и поганить?
   — Да, — кивнул головой Федор. — Слышал я, что будут набирать полицию, чтобы за порядком следить. Набирать будут из местных. На месте подучат, а может, пошлют на курсы куда — нибудь. Людей поднатаскают. Витьку вон, прочат в начальники.
   — Так вот зачем они нам деньги дали… — дед с досады плюнул на пол и качая головой растер плевок сыромятной чуней. — А я думал, добрая у нас правительница…
   — Да, не без дальнего прицела, — ответил Федор. — С нами или без нас, они бы это сделали. А так у них есть народ, который за княжну глотку перегрызет. И за порядком досмотрит лучше чем наброда, которая сегодня здесь, а завтра поминай как звали.
   — Да ну вас, — усмехнулся Виктор. — Пяссемисты — нытики. И так вам плохо, и сяк. Я в полицию с удовольствием пойду. Будут пришлые по одной половице у меня ходить. По нужде в лес не сбегают. Будут в своих космонаутских бараках под себя делать и нюхать.
   — Я верю, — грустно усмехнулся Федор. — На то и было рассчитано.
   — Да ну тебя, — засмеялся брат. — Пусть меня беруть. Обороню я землю нашу. Ты от эланских гадов в космоси доблестно стражалси, а тут тоже… наброде не дам поганить и баловать. Будя и от меня польза.
   — Э-ээх, — с укором сказал дед.
   — Ладно, хорош, — сказал Виктор, демонстративно потягиваясь. — Пойду я в свой, личный дом спать. Без бабы, но хоть не в бардаке.
   Виктор ушел.
   — Да уж, — сказал Федор, проводив глазами брата. — Полицмейстер, едрена вошь.
   — Горе у Витюни, — сказал дед. — Любил он Алену больше жизни. Сказал как-то, что все отдал бы, чтобы вернуть ее.
   — Ну, это дело такое, — ответил Федор. — Сегодня что случилось?
   — Да самое простое дело. Томку тут один герой из космонаутов за мягкое место схватил, а та только взвизгнула и рассмеялась. А Витька увидел. Этому парню всю морду разбил, убить хотел. Слава Богу, не дали. Пошел к Томке, ей все высказал, бланшей наставил, и в чем была, на улицу вытолкал. Потом правда пришли товарки и вещи забрали. Внучок не препятствовал. Даже экран отдал. И слава Богу, чужого нам не надо.
   — Да все к тому и шло, — размышляя, покачал головой Федор. — Завтра суббота, поспать можно подольше. Если только в гарнизоне опять что-нибудь не устроят.
   — Поспи, внучок, поспи, — согласился дед.
   — Ты как на работу пошел, опять хромать стал. Надо видать, тебе отдыхать больше. Первое время не мог к тебе привыкнуть. Как не посмотрю — глазам не верил. Прилетел такой молодой, словно только годочков пять — шесть прошло. Сейчас толи привыкать стал, толи сам отошел от своей болячки. Уже так в глаза не бросается. Полечил бы ногу. Ведь у фельдшера под боком целый день.
   — Эх, деда, ты не представляешь, чем мне ее только не лечили, — вздохнул Федор. — От ноги одно название было. А что, я изменился?
   — Делом занялся, — сказал старик. — Я уж думал ты запьешь по черному. Или с ума сойдешь. Бормотал что-то день-деньской, аж жутко делалось.
   — Эх, деда, — вздохнул Федор. — Ничего ты не понимаешь. Самому скоро бормотать придется. Как медальон отдашь.
   — Зачем это? — удивился старик.
   — Ты думаешь, это тебе фельдшер помог? — усмехнулся Федор.
   — А ты думаешь эта железяка?
   — Не думаю, знаю. Но ты не расстраивайся. Научу я тебя словам. Словам тайным, заветным, верным. Переживешь тогда и стариков, и молодых. Да и мне надо чаще их читать, может, нога поправится.
   — Опять ты за свое… Зачем? — почти испугался дед. — Не по людски это.
   — Будешь, будешь, — усмехнулся Федор. — Чтобы чувствовать себя хорошо, чтобы молодеть день ото дня. Скоро на молодух потянет, новых детей себе народишь.
   — Зачем это я тебе буду дорогу перебегать? — возмутился старик. — Это нынче твое дело род Конечниковых продолжить. В Хованке, понятное дело, ты не останешься. Но хоть где-нибудь то осядь, семью заведи, правнучат мне роди, чтобы я радовался, что не только у Виктора наследники есть, но и у тебя. Ты же мой самый любимый внучок, хоть и пошел по дорожке космонаутской.
   — Ай ладно, деда. На конька своего любимого сел, — с досадой ответил Федор. Давай лучше, коль время есть, записи посмотрим.
   — Какие записи, Федечка?
   — Ну те… С накопителя, которые у нас в сенях валяются. Узнаем, что было. Может, что новое будет.
   — Отчего же не поглядеть. Это завсегда полезно, — сказал старик. — Это наша история от самых корней может оказаться.
   — Или какие-то старые программы и данные, которые без старых приборов не прочитаешь.
   Федор принес из сеней древний накопитель, утратившие за века сходство с компьютерным оборудованием, стер с него пыль и плесень, проверил и подчистил надфилем контакты.
   Дед с сомнением глядел на его приготовления.
   — Ты думаешь, будет работать? — спросил он. — Уж больно грязен. Его и в воде мочили… И дверь ими припирали. И заместо противовеса в кузне подвешивали.
   — Должен, — задумчиво ответил Федор, — ведь по сути это та же модель, что и «черные ящики» звездолетов. Сейчас узнаем…
   Конечников пошарил в карманах и вытащил микросотовую батарею, при помощи отвертки выковырял мертвый источник питания из накопителя. Вставил элемент питания и закрыл отсек. На торце накопителя загорелся зеленый огонечек.
   — Федя, чего это? — спросил дед.
   — Работает, деда… Работает! — почти прокричал Конечников. — Кабель где?
   — Какой кабель? — не понял тот.
   — Что я в лавке взял, когда в лавке инспекцию делал.
   — А почем я знаю внучок, — ответил старик. — Где клал, там, поди, и лежит.
   — Давай вспоминай. Я был с Витькой. Отдал ему, сказал тебе передать, — Федор задумался. — Похоже, он у Витьки и остался. Не пропал бы. Ехать за новым не хочется. А то и не будет. Вещь-то редкая. Когда я был курсантом, остатки этих блоков на помойку выносили… Подожди…
   Федор накинул куртку и выскочил во двор.
   — То давай, то подожди, — огорчился дед. — Все у космонаутов перенял.
   Конечников рысью пробежал через двор, не обращая внимания на лай Крайта, выскочившего на шум из будки и забарабанил в дверь нового дома.
   — Витька открывай, — закричал Федор.
   — Кого там блин нелегкая несет? — раздалось из сеней.
   — Я это, я. Дело есть.
   — Ну чего тебе Федька? Детей разбудишь, — сказал брат, появляясь в проеме.
   — Помнишь кабель тебе давал? Провода с фишками пластмассовыми. Я еще сказал тебе его деду отдать.
   — Не, не очень. Мы бухие были сильно. Но вроде не выбрасывал и не выкладывал.
   — Ну, тогда ищи… Ты в старом тулупе был. Может так и лежит в карманах, если не выпал.
   — А… — вспомнил Виктор. — Тулуп в сарай к скотине отнесли. Пригодится телятам подстилать.
   Федор, матерясь, кинулся в сарай. Крайт, привлеченный топотом, выскочил из будки, залаял, вдруг смолк, завыл и, гремя цепью, поспешно убрался обратно в свое убежище.
   Федор не придал этому значения. Он влетел в сарай и увидел Лару, которая белесым, полупрозрачным призраком колыхалась в воздухе.
   — Завеса тьмы приоткрывается, Федор, — произнесла она.
   — Здравствуй, — сказал Конечников раздраженно. — Давненько не приходила. Я уж подумал, вернулась в свое царство с концами.
   — Вы, живые, так торопливы, — покачав головой, сказала девушка. — Вы делаете то, что не хотите, о чем будете потом жалеть. Вы знаете правду и давите в себе, в угоду каким-то сиюминутным интересам. Добро бы собственным…….
   — Лара, приходи позже, — попросил ее Конечников. — Пару раз ты мне славно помогла, но право же, не мешай. Хочешь — посмотри вместе со мной, но только так, что бы тебя не видели.
   — Я лучше подожду тебя снаружи, — ответила призрачная девушка. — Когда ты выбежишь, крича и думая, как прервать свою бренную жизнь.
   Девушка пропала.
   Федор, размышляя над странными словами призрака, нащупал на стене драный и замызганный тулуп, прося Бога, чтобы кабель оказался на месте. Кабель лежал в глубине левого кармана. Конечников рванул его наружу и отправился в дом.
   Виктор уже был там. Любопытство пересилило желание поспать. Дед, который клевал до этого носом, с нетерпением ждал, чем все закончится.
   — Нашел? — спросил его брат.
   — Нашел, — ответил Федор, нетерпеливо сбрасывая армейский бушлат. — Сейчас мы все узнаем.
   Он быстро, но аккуратно прочистил контактную колодку и воткнул колодку в гнездо. К удивлению и радости Федора, все сработало с первого раза.
   Памятуя о преклонном возрасте прибора, Конечников скачал все содержимое на свой комп, благоговейно глядя, как файлы почти тысячелетней давности ложатся в надежную память проверенного и мощного устройства.
   Процесс копирования занял довольно много времени.
   Наконец, данные были переписаны.
   — Ну, вот и все, — произнес Федор, обращаясь к изрядно заскучавшим родственникам.
   — Запускай, раз все, — раздраженно сказал Виктор.
   Дед Арсений промолчал, но его взгляд выдал его чувства лучше слов.
   Конечников выбрал самую последнюю запись и включил воспроизведение.
   На экране появился верхний пост горы Хованка. За бронеблистерами наблюдательного пункта было темно. Утробно, равномерно, не затихая ни на секунду, выл ветер. Снежинки таранили стены и стекла, добавляя низкий шипящий звук.