Страница:
— Нет, — пожал плечами Конечников, предчувствуя, что Авраам скажет нечто смешное.
— Так вот, Крок, это потому, что если их будет меньше, то кто-нибудь непременно повесится.
— А, — разочарованно сказал Конечников, — это был бы смешно, если б не было так грустно. Знаете, отчего у орудия должно находиться не менее трех канониров?
— Это что, чтобы не повесились? — не особенно въезжая, спросил Авраам.
— Да нет, — ухмыльнулся Конечников. — Вдруг какая-нибудь сволочь на спецтранспорте мимо пролетит.
— Так ведь можно его «пакадурой», противокорабельной ракетой достать, «пакадур», оператор-наводчик, в одиночку управиться может, — хмыкнул Стрелкин.
— Однако… — только и сказал капитан Кинг. — Давайте лучше выпьем.
— По последней? — спросил второй лейтенант, разливая остатки жидкости из бутыли.
— По последней, Стрелкин. А потом пойдем весточку друзьям-эланцам отправим, чтобы знали. Раз уж нашим козлам нельзя ее послать. — Ответил ему первый лейтенант, подставляя стакан.
— Вы о чем это, ребята? — поинтересовался Авраам.
— Да так, — ответил первый лейтенант. — При помощи доброго слова и «пакадуры» можно добиться больше, чем только при помощи одного доброго слова.
Стрельников мелко захихикал, поняв, на что намекает Крок.
— Понял я, что вы задумали… Командующий вас предупредил… Смотри, Федька, допрыгаетесь… Ладно Васька такой безбашенный по жизни… Но ты, Крок, до первого лейтенанта уже дослужился, начальником артсистем стал на корабле. Пока твой майор в отпуске, звездолетом командуешь, а все детство в жопе… Брось херней заниматься…
— Да, Гут, — с усмешкой ответил ему тот, — был бы я таким примерным и положительным как ты, то наверное, не только скаутом командовал, а в Нововладимире бы на паркете фигуры на балах нарезал… Перед светлыми очами Дубилы, три х*я ему в жопу разом…
— Скажешь тоже, — Авраам не обратил внимания на «Гута», сокращение от слова «Гуталин», обидную кличку, которая пристала к капитану Кингу за смуглый оттенок кожи. — Давно бы уже капитана дали, если бы не залеты и теорийки всякие вредные.
— Парни, давайте выпьем, чтобы все у нас на Гало получилось, — предложил Стрелкин.
— И еще раз помянем, ребята Сережку Ястребова, — предложил Гут.
— И не только, — продолжил Конечников. — Всех… Если мы не облажаемся, то за всех разом с эланцами сочтемся.
Офицеры выпили. Потом помолчали. Кинг вытащил длинную, пижонскую сигарету «Глобус», «Made in UST».
Немного подумав, протянул пачку приятелям. Федор взял тонкую, благоухающую мятой «дымную палочку». Стрелкин демонстративно вынул из-за уха папироску армейского табачного довольствия.
— Курите сами это буржуйское барахло, — сказал он, щелкая зажигалкой.
Смешиваясь с тонким изысканным ароматом дорогих сигарет, поплыл резкий запах травы, которой пакадур набивал папиросные гильзы.
— Говорил я Сережке, — «На кой ляд тебе рейдер», — в задумчивости произнес Гут. — А он мне ответил, что надоело задницами на «собачках» толкаться. Вот и перевелся орудийным фортом командовать на свою голову…
— Никто не думал, что нас на Тэту в мясорубку отправят, — возразил ему Василий. — Да и жена ему попалась — не то, что на рейдер, в петлю загонит.
Кинг хотел возразить, но передумал.
— Нам самим много ли осталось? — Задал он риторический вопрос.
— За всех рассчитаемся, — глядя в пространство, сказал Конечников. — У меня большой счет к этим stupida virkoko. За Ястреба, и за других…
— Абрашка, ты с нами? — спросил Гута Стрелкин.
— Нет, ну вас на фиг. Потом дерьма не оберешься. А главное — смысла не вижу.
— Все, что мы хотим сделать, мы можем сделать или здесь или нигде. Это один умный человек сказал. Пусть знают, петушня тупая, от кого и за что кирдык прилетел.
— Ну ты сказанул, — закатил глаза в комическом ужасе Стрелкин. — Класс.
— Нет, парни. Это уж сами, — решительно отказался капитан Кинг. — В бою станцуем по высшему разряду. А вот такой дебилизм не для меня…
— Как знаешь… — ответил Василий. — Чем займешься? Будешь компрессию в магистралях мерить или упругость вакуума проверять? Под романтическую сказочку о любви, разлуке и «последнем прощальном разе», можно хорошо так проверить. Качественно…
Авраам ничего не ответил. На смуглом лице румянец был не виден, но Федор почувствовал, как запылало жаром лицо капитана.
— Ну вас нафиг, пошляки, обломы, — только и нашелся сказать Гут.
— Конечно, ты ведь в шахматы играть идешь, — иронически добавил Стрелкин. — Взял бы Крока с собой. А то загибается человек без практики.
— Вон, пожалуйста. Три рубля, — и пусть тренируется, сколько хочет.
— Теперь там за это деньги берут? — искренне удивился Василий. — Или это только с тебя? Потому, что приветы Федору не передаешь, в гости не приглашаешь. Другие вот уважают чужие пожелания, и им пока без оплаты отпускают.
Капитан Кинг хотел было ударить Стрелкина, но сдержался, развернулся с каменной физиономией, и скорым шагом отправился по своим делам, спотыкаясь впотьмах о всякий хлам и задевая углы.
— Пойдет он, как же, — несколько раздраженно сказал Стрелкин. — Он к «мандаме» в гости собирался.
— Ну и х*ли, — возразил Конечников. — Взрослые люди.
— «Папик» не знает, — с усмешкой ответил Василий. — Вот бы пистон обеим вставил. Ты мне лучше скажи, как на артсклад собрался залезть?
— Пошли, там разберемся.
Приятели вышли из закутка и двинулись по узкому коридору, едва освещенному редкими огоньками.
— Что это вы с Гутом сцепились?
— Да он, дурачок, влюбился не на шутку. Руку и сердце предлагал. Пусть задумается, полезно. Жалко его…
— А может, он нашел свое счастье?
— Ты чего, не въезжаешь? Пораскинь мозгами, откуда я об этом узнал… Да она всем подряд… Ты никогда не слышал про вакуум второго порядка? — вдруг резко поменял тему Стрельников.
— Нет. А причем здесь это?
— Оказывается, силовое поле реагирует с потоками нереактивной тяги.
— Ерунда, — отрезал Конечников. — Никогда еще такой бредятины не загоняли. Это еще большая чушь, чем роман Гута.
— А отчего в стартовых компенсаторах катушки горят, если корабль стартует без катапульты?
— Откуда я знаю? — пожал плечами Федор. — Делают кое-как, вот и горят.
— А керамика отчего плавится?
— Тоже наверное лепят, как Бог на душу положит.
Стрельников долго и внимательно посмотрел на Конечникова, потом хлопнул его по плечу.
— Пойдем, Крок. Не слушай меня. Крышу, бывает, сносит. Говорю всякую фигню.
Остаток пути до корабля Конечников пытался размышлять над словами второго лейтенанта, но пьяный бред Василия забивала другая, более насущная мысль — как оказаться в хранилище ракет.
Конец 1 главы.
Глава 2
— Так вот, Крок, это потому, что если их будет меньше, то кто-нибудь непременно повесится.
— А, — разочарованно сказал Конечников, — это был бы смешно, если б не было так грустно. Знаете, отчего у орудия должно находиться не менее трех канониров?
— Это что, чтобы не повесились? — не особенно въезжая, спросил Авраам.
— Да нет, — ухмыльнулся Конечников. — Вдруг какая-нибудь сволочь на спецтранспорте мимо пролетит.
— Так ведь можно его «пакадурой», противокорабельной ракетой достать, «пакадур», оператор-наводчик, в одиночку управиться может, — хмыкнул Стрелкин.
— Однако… — только и сказал капитан Кинг. — Давайте лучше выпьем.
— По последней? — спросил второй лейтенант, разливая остатки жидкости из бутыли.
— По последней, Стрелкин. А потом пойдем весточку друзьям-эланцам отправим, чтобы знали. Раз уж нашим козлам нельзя ее послать. — Ответил ему первый лейтенант, подставляя стакан.
— Вы о чем это, ребята? — поинтересовался Авраам.
— Да так, — ответил первый лейтенант. — При помощи доброго слова и «пакадуры» можно добиться больше, чем только при помощи одного доброго слова.
Стрельников мелко захихикал, поняв, на что намекает Крок.
— Понял я, что вы задумали… Командующий вас предупредил… Смотри, Федька, допрыгаетесь… Ладно Васька такой безбашенный по жизни… Но ты, Крок, до первого лейтенанта уже дослужился, начальником артсистем стал на корабле. Пока твой майор в отпуске, звездолетом командуешь, а все детство в жопе… Брось херней заниматься…
— Да, Гут, — с усмешкой ответил ему тот, — был бы я таким примерным и положительным как ты, то наверное, не только скаутом командовал, а в Нововладимире бы на паркете фигуры на балах нарезал… Перед светлыми очами Дубилы, три х*я ему в жопу разом…
— Скажешь тоже, — Авраам не обратил внимания на «Гута», сокращение от слова «Гуталин», обидную кличку, которая пристала к капитану Кингу за смуглый оттенок кожи. — Давно бы уже капитана дали, если бы не залеты и теорийки всякие вредные.
— Парни, давайте выпьем, чтобы все у нас на Гало получилось, — предложил Стрелкин.
— И еще раз помянем, ребята Сережку Ястребова, — предложил Гут.
— И не только, — продолжил Конечников. — Всех… Если мы не облажаемся, то за всех разом с эланцами сочтемся.
Офицеры выпили. Потом помолчали. Кинг вытащил длинную, пижонскую сигарету «Глобус», «Made in UST».
Немного подумав, протянул пачку приятелям. Федор взял тонкую, благоухающую мятой «дымную палочку». Стрелкин демонстративно вынул из-за уха папироску армейского табачного довольствия.
— Курите сами это буржуйское барахло, — сказал он, щелкая зажигалкой.
Смешиваясь с тонким изысканным ароматом дорогих сигарет, поплыл резкий запах травы, которой пакадур набивал папиросные гильзы.
— Говорил я Сережке, — «На кой ляд тебе рейдер», — в задумчивости произнес Гут. — А он мне ответил, что надоело задницами на «собачках» толкаться. Вот и перевелся орудийным фортом командовать на свою голову…
— Никто не думал, что нас на Тэту в мясорубку отправят, — возразил ему Василий. — Да и жена ему попалась — не то, что на рейдер, в петлю загонит.
Кинг хотел возразить, но передумал.
— Нам самим много ли осталось? — Задал он риторический вопрос.
— За всех рассчитаемся, — глядя в пространство, сказал Конечников. — У меня большой счет к этим stupida virkoko. За Ястреба, и за других…
— Абрашка, ты с нами? — спросил Гута Стрелкин.
— Нет, ну вас на фиг. Потом дерьма не оберешься. А главное — смысла не вижу.
— Все, что мы хотим сделать, мы можем сделать или здесь или нигде. Это один умный человек сказал. Пусть знают, петушня тупая, от кого и за что кирдык прилетел.
— Ну ты сказанул, — закатил глаза в комическом ужасе Стрелкин. — Класс.
— Нет, парни. Это уж сами, — решительно отказался капитан Кинг. — В бою станцуем по высшему разряду. А вот такой дебилизм не для меня…
— Как знаешь… — ответил Василий. — Чем займешься? Будешь компрессию в магистралях мерить или упругость вакуума проверять? Под романтическую сказочку о любви, разлуке и «последнем прощальном разе», можно хорошо так проверить. Качественно…
Авраам ничего не ответил. На смуглом лице румянец был не виден, но Федор почувствовал, как запылало жаром лицо капитана.
— Ну вас нафиг, пошляки, обломы, — только и нашелся сказать Гут.
— Конечно, ты ведь в шахматы играть идешь, — иронически добавил Стрелкин. — Взял бы Крока с собой. А то загибается человек без практики.
— Вон, пожалуйста. Три рубля, — и пусть тренируется, сколько хочет.
— Теперь там за это деньги берут? — искренне удивился Василий. — Или это только с тебя? Потому, что приветы Федору не передаешь, в гости не приглашаешь. Другие вот уважают чужие пожелания, и им пока без оплаты отпускают.
Капитан Кинг хотел было ударить Стрелкина, но сдержался, развернулся с каменной физиономией, и скорым шагом отправился по своим делам, спотыкаясь впотьмах о всякий хлам и задевая углы.
— Пойдет он, как же, — несколько раздраженно сказал Стрелкин. — Он к «мандаме» в гости собирался.
— Ну и х*ли, — возразил Конечников. — Взрослые люди.
— «Папик» не знает, — с усмешкой ответил Василий. — Вот бы пистон обеим вставил. Ты мне лучше скажи, как на артсклад собрался залезть?
— Пошли, там разберемся.
Приятели вышли из закутка и двинулись по узкому коридору, едва освещенному редкими огоньками.
— Что это вы с Гутом сцепились?
— Да он, дурачок, влюбился не на шутку. Руку и сердце предлагал. Пусть задумается, полезно. Жалко его…
— А может, он нашел свое счастье?
— Ты чего, не въезжаешь? Пораскинь мозгами, откуда я об этом узнал… Да она всем подряд… Ты никогда не слышал про вакуум второго порядка? — вдруг резко поменял тему Стрельников.
— Нет. А причем здесь это?
— Оказывается, силовое поле реагирует с потоками нереактивной тяги.
— Ерунда, — отрезал Конечников. — Никогда еще такой бредятины не загоняли. Это еще большая чушь, чем роман Гута.
— А отчего в стартовых компенсаторах катушки горят, если корабль стартует без катапульты?
— Откуда я знаю? — пожал плечами Федор. — Делают кое-как, вот и горят.
— А керамика отчего плавится?
— Тоже наверное лепят, как Бог на душу положит.
Стрельников долго и внимательно посмотрел на Конечникова, потом хлопнул его по плечу.
— Пойдем, Крок. Не слушай меня. Крышу, бывает, сносит. Говорю всякую фигню.
Остаток пути до корабля Конечников пытался размышлять над словами второго лейтенанта, но пьяный бред Василия забивала другая, более насущная мысль — как оказаться в хранилище ракет.
Конец 1 главы.
Глава 2
ВЕЧЕРНЕЕ УПРАЖНЕНИЕ В БЕЗУМИИ
В артсклад № 17 обычным путем можно было пройти только мимо часового. По инструкции, караульный был обязан не допускать в короткий коридорчик перед дверью склада никого, кроме разводящего и начальника караула, будь пришелец хоть командиром Базы или самим Господом Богом.
Кроме того, туда же выходила прозрачная стена клетушки начкара.
Начальник караула, по обыкновению болея на неопохмеленную голову, с пристрастием надзирал за исполнением постовым матросом правил несения службы. Зачастую скучающее «ихнее благородие» «учил по-свойски» матроса лишь за то, что караульный на мгновение прислонился к стене или оперся ладонью о тумбочку с селектором.
Нижние чины всеми правдами и неправдами старались избегать караула у зарядных погребов.
Посты арсенала в подразделениях охраны справедливо назывались «вешалкой», уступая лишь пресловутому посту № 1 с ветхой тряпкой в прозрачном ящике.
Первый лейтенант Федор Конечников и второй лейтенант Василий Стрельников не стали ломиться в артпогреба через «парадный» вход. Они вернулись на скаут обмозговать задачку.
Гиперпространственным ракетным крейсерам на базе «Солейна» было отведено «почетное» место на самых выселках, в хаосе уродливых пристроек, похожих на громадную кучу причудливо подтаявшего снега с торчащими из грязного месива сосульками и сором.
Офицеры привычно прошагали по гудящим под ногами тонким листам перекрытий и трапов темными, обшарпанными, грязными тоннелями, наполненными запахами металла и керамики, озона, смазки и горелого пластика, раскупоривая герметичные двери между отсеками и снова наглухо задраивая их тугими штурвалами кремальер.
Однако экипажам номерных скаутов жаловаться на жизнь было грешно. На «псарне», так называли место базирования малых гиперпространственных кораблей, в хитросплетении балок и механизмов внешнего периметра стояночной зоны, для каждой команды была выделена площадка для построений и физподготовки. Во всем Обитаемом Пространстве лишь немногие подразделения гиперпространственных крейсеров могли этим похвастаться. Конечников вспомнил, что даже над Алой, одной из ключевых планет системы, экипажи малых крейсеров подолгу болтались в открытом космосе, не имея возможности выйти куда-нибудь, чтобы размять ноги и отдохнуть от раздражающей скученности корабля.
Скаут изнутри был удручающе тесен. Пространство для живой начинки было урезано до предела ради боезапаса и индукторов гиперпространственной установи. Кабеля-волноводы, похожие на трубы канализации, шли прямо под койками нижних чинов в коридорах. Сверху нависали убранные под тонкие кожухи механизмы лучегенераторов. Местами прямо в коридор выходили корпуса блоков накопителей. Опорные сектора-основания артустановок и ракетопускателей нависали над головами. Кое-где элеваторы пушек и зарядные бункеры сужали проход так, что с трудом могли разойтись два человека.
Довершали картину короткие лесенки и открытые люки на потолке, ведущие на артпосты второй батареи, расположенные как будто нарочно так, чтобы об нижние ступеньки спотыкались, а об массивные «тарелки» люков по запарке или впотьмах разбивали лбы даже опытные матросы.
Из-за тесноты, экипажи скаутов не пользовались скафандрами и жили в бою столько, сколько позволяла целостность корпуса, переборок отсеков и работоспособность генераторов полей воздушной отсечки.
Пьяные приятели привычно проскользнули к рубке и заперлись в капитанской каюте на военный совет.
— Крок, — повернув к нему красное лицо с обалделыми от «пакадуровки» глазами спросил Стрельников, — скажи, кто сегодня старший караула?
— Вроде бы Разлогов, — ответил Конечников, борясь с чувством отделения от тела, которое возникало у него, когда он чересчур набирался спиртного.
— А, Вован, — разудало сказал Стрельников. — Тут у нас проблем не будет. Открой-ка сейф.
— Васька, не многовато ли будет? — поинтересовался Федор, все же доставая бутыль.
— Так то для дела, — не моргнув глазом, ответил второй лейтенант. — С «горючкой» мы куда хошь пройдем.
Стрельников для убедительности встряхнул наполовину осушенным пластиковым штофом с «пакадуровкой».
— А как? — поинтересовался Конечников.
— Учись кадет, пока я жив, — важно сказал Стрельников.
Второй лейтенант решительно нацедил в емкость спирта, добавил воды, перемешал, попробовал, поморщился. Но решив, что сойдет и так, поднес руку с коммуникатором к самому носу. Строя уморительные рожи и отпуская ругательства вперемешку с невнятными междометиями, непослушными пальцами набрал номер.
Второй лейтенант Разлогов, бывший сегодня начальником караула семнадцатого артсклада, появился на экране.
— Вован, здорово, — приветствовал его Стрельников.
— Кому здорово, а кому служба, — безо всякого энтузиазма ответил офицер.
— Что, трубы горят? — поинтересовался Василий.
Разлогов по кличке «Лох», долго изучал его лицо на экранчике коммуникатора. Наконец он, в результате тяжкого мыслительного процесса сообразил, что Васька не издевается, а напротив, хочет что-то предложить.
— Да, Стрелкин. Хоть в петлю, бл*.
— А у меня есть, — сказал Васька, поворачивая объектив на бутыль.
— Ты чего, Стрелкин, издеваешься? — мрачно поинтересовался второй лейтенант, сглатывая слюну.
— Нет, Вован. Место у тебя тихое.
— Ну, — согласился второй лейтенант.
— Ты нас поил? — продолжил обработку Стрельников. — А долги отдавать надо.
— А как? — живо поинтересовался Лох. — Я то ведь на дежурстве, в отличие от вас, ухари.
— Ты нам скажи коды доступа к грузовым воротам, а сам заходи мимо придурка на тумбочке. Да не ссы, Вован, все будет путем, — добавил Стрельников, глядя на мучительные колебания Лоха.
— Вторые грузовые устроят?
— А то, — ответил Стрельников.
— Набери 442154. Когда будете?
— Через четверть часа, Вовчик.
— Договорились.
В назначенное время начальник караула, для острастки сунув кулак под нос постового, прошел на территорию склада, с трудом отодвинув массивную, простроченную правильными рядами громадных заклепок, металлокерамическую сверхпрочную дверь.
Еще минут через пять внутри на одну треть поднялась створка грузовых ворот с нарисованной на них во всю ширину цифрой «2». Две пары внимательных глаз обшарили темное, мрачное пространство артиллерийского склада, наполненное высокими, до потолка стеллажами с тускло поблескивающими бревнами ракетных снарядов, разделенное тяжелыми длинными блоками эмиттеров полей гашения и дорожками для кар-погрузчиков. Потом броневая плита поднялась выше, пропуская поддатых офицеров со скаута 2803.
Васька в последний раз огляделся, ища посторонних и не найдя таковых, направился к одинокой фигуре второго лейтенанта, который уже приготовил место для пьянки у дежурного светильника возле двери, постелив на пол чистую картонку, положив на нее пластиковый стакан и занюханный, измусоленный сухарь, завернутый в металлизированную пленку.
Все это, по факту содержания водорода в молекулярной структуре, относилось к детонирующему материалу, и не должно было находиться на территории склада. За одно это полагался трибунал. А уж за смесь воды и спирта можно было огрести по полной программе.
Это было гораздо опасней, чем ходить с горящим факелом у открытых пороховых бочек. Лейтенант Разлогов сильно рисковал, впустив посторонних на склад. Но очень скоро расслабляющее действие «пакадуровки» окончательно преодолело служебное рвение Вована.
Очень скоро Лох потерял всякую осторожность, окосев от пойла. Он тупо глядел на импровизированный столик, что-то бубня про друзей, которые не дадут пропасть в трудную минуту.
Федор, который лишь делал вид, что пьет, прервал беседу, которая состояла в том, что он важно кивал в ответ своим собутыльникам и пошел отлить.
— Крок, ты только на ракеты не с*ы… Лучше куда-нибудь в уголок, — напутствовал его Разлогов.
— Ну что я, без ума, — ответил первый лейтенант. — Нахрена я западло пацанам делать буду.
Федор знал, что Стрельников способен развлекать разговорами Лоха хоть до второго пришествия. Когда командир операторов-наводчиков «принимал на грудь», ему это не было в тягость, даже нравилось.
Конечников перемахнул через бруствер эмиттера, и оказался в разлинованном царстве геометрически правильно расположенных огромных стеллажей. На них располагались двадцатипятиметровые чушки противокорабельных дистанционно управляемых ракет.
Первый лейтенант нашел нужную ячейку хранения, для верности сверил ее номер с написанным на клочке бумажки. Решительно достал баллончик с термостойкой маркировочной краской и принялся выводить буквы на угольно-черном, блестящем борту…
Закончив, Конечников вернулся. Васька, который что-то бубнил, повернулся к Федору и неожиданно трезво подмигнул ему. Первый лейтенант кивнул головой.
На лице Стрельникова появилась умиротворенная улыбка. Теперь он мог трепаться в свое удовольствие до конца времен, а точнее пока хватит «горючки» в штофе. Конечников, зная, что Стрельникова теперь не вытащить даже орбитальным буксиром, смирился с этим, ушел в себя.
Но всему приходит конец. Бутыль опустела, и офицеры-нарушители, покинув впавшего в меланхолию Лоха, убрались восвояси на свой корабль.
Судя по всему, известие о предстоящей операции до сих пор не просочилось к нижним чинам. На малом крейсере шла обычная, ничем не примечательная жизнь.
Матросы готовились ко сну, опускали жесткие, неудобные откидные койки, раскладывали на них промятые матрасы, тонкие колючие одеяла и серое, неприятно пахнущее белье. Боевые и технические отсеки корабля превращались в большую тесную спальню, которая вскоре наполнится храпом, сонным бормотанием и запахом множества потных тел.
Старослужащие матросы, надеясь спастись от надвигающейся ночи, набились в курилку и туалет. Вскоре оттуда по всему кораблю потянуло палеными тряпками. По кругу пошли «косяки», раздались взрывы хохота.
Новички, еще сохранившие остатки деревенской наивности, с чувством читали молитвы, призывая Богородицу сохранить их от злых человек и погибели в лихом бою.
Федор отстал от Стрельникова, который, поняв все, дал товарищу поиграть немного в командира. Конечников вызвал дежурного, первого лейтенанта Ильина. Затем прошелся с ним по всем отсекам, заглядывая в каждый угол и всматриваясь в лица людей, от которых будет зависеть, останется ли 2803 мертвой, развороченной железякой у чужой планеты или вернется домой.
Пока Конечников наблюдал за тем, как личный состав нырял в койки, дневальный прокричал команду «Отбой». В помещении выключился верхний свет, загорелись несколько синих светильников, обозначающих проход. Стали слышны далекие голоса в курилке.
Первый лейтенант распорядился прекратить хождения и смех.
Дежурный офицер, взяв на подмогу дневальных свободной смены из наряда, направился на усмирение нарушителей. Короткое, на повышенных тонах разбирательство, закончилось парой оплеух, отчетливо слышимых в тишине. Тихо бормоча ругательства, мигом протрезвевшие матросы легли на свои тесные, неудобные ложа, наедине с собой, своими мыслями и темнотой.
Во мраке, который создавал иллюзию одиночества, эти люди, закрученные в бараний рог скорыми на расправу командирами, стиснутые днем чудовищной теснотой, занятые внутренними разборками у кого больше прав, ненадолго снова стали собой, вспомнили, что они чьи-то мужья и любимые, сыновья и внуки.
Федору показалось, что он физически ощущает, как перед закрытыми глазами засыпающих людей встают картинки мест, где они были свободны и счастливы и которые, может быть, не увидят никогда.
Этот момент, наполненный грустными, напряженными и горькими мыслями в темноте и не любил Конечников. Словно распрямлялись стиснутые за день оболочки, делая воздух отсеков крейсера вязким, липким как кисель, заставляя первого лейтенанта, повинуясь общему минорному настрою, переживать давно прошедшие дни, старую боль и радость.
Тяжелое, грустное время наступало вечером, после отбоя…
Особенно тяжело было, когда память возвращала лица: деда, Алены, брата, тех, кто любил и рассчитывал на него, и кого он, Федор, бросил ради Космоса. Особенно мучительно было для Конечникова осознавать, что детское желание летать на космическом корабле и увидеть обратную сторону звезд, обернулось бесцельным, стертым существованием, предельно сжатым, неудобным бытом, долгими монотонными вахтами и возможностью в любой момент погибнуть в оправдание тупости отцов-командиров.
В такие моменты Крок испытывал нестерпимое желание куда-нибудь выйти, хоть на холодную палубу ангара, хоть в холодную пустоту за дверью шлюза.
И сейчас Федор решил убраться из забаррикадированных спящими проходов, где можно перемещаться лишь боком, касаясь выставленных рук и ног, вдыхая вонь вспотевших тел, слушая всхрапывания, присвистывания и сонное бормотание. Обычно он забивался в свою каюту с ее относительным комфортом отделенного от общей спальни помещения, кондиционированным воздухом, а главное с целыми шестью квадратными метрами на четверых. Но сегодня у Конечникова была возможность использовать свое служебное положение. Федор не пошел слушать храп командира первой батареи лейтенанта Миронова.
Конечников по пути заглянул в рубку, проверяя, на месте ли дежурный расчет, что было вовсе нелишним, поскольку в предчувствии новой боевой операции народ расслаблялся спиртным.
Еще раз проверив наличие личного состава, вернулся начальник смены.
Ильин, его тезка, был зампотехом, вторым заместителем командира корабля. Сейчас, догадываясь, что затевается что-то очень серьезное, он откровенно испытывал облегчение по поводу того, что майор Тихонов доверил командование кораблем в свое отсутствие не ему.
— Что было-то? — спросил зампотех, имея в виду собрание командного состава скаутов.
— «Умрем за Бога, князя-императора и родное Отечество», Федька — ответил Конечников. — Сборная эскадра гиперпространственных кораблей пойдет к Гало. Командиром, скорее всего, будет назначен полковник Гагарин.
— Мать твою… — выругался зампотех. — Сдается мне, тезка, что всем нам крупно не повезло. Жили грешно, и умрем смешно. Пропишут про нас в «Имперском сплетнике», потом зарегистрируют в списках потерь и уберут в архив.
— Прямо как в банк… В активы Тупил Дубилыча гребаного. Скольких еще положит не за хрен собачий, — нервно усмехнулся Конечников.
— Почему людям не объявил? — вдруг поинтересовался Ильин, заранее складывая на лице гримасу осуждения.
— Пусть поспят сегодня спокойно. Погрузка будет идти пару дней. Успеют еще написать прощальные письма и поворочаться ночью без сна.
— Может ты и прав, — ответил зампотех. — Ты командир, тебе решать.
— А если я командир, то у меня к твоим техникам задание будет.
— Какое? — насторожился Ильин.
— Помнишь, мы лет пять назад хотели попробовать? — осторожно спросил Крок, искренне надеясь, что первый лейтенант не откажется сразу.
— Что?! Опять?! — воскликнул зампотех.
— Не кричи, люди спят, — осадил его Конечников.
— Крок, допрыгаешься ты до суда офицерской чести, — сказал Ильин. — Тебя же предупредили…
— Федор, просто узнать очень хочется. Сейчас или никогда. Или здесь, или нигде.
Ильин хотел возразить, но вдруг до него дошел подтекст сказанного пакадуром.
— И что, теперь получается можно? — задумчиво произнес он.
— Последнее желание, — без улыбки сказал Конечников. — А разве ты сам не хотел бы узнать, работает ли твоя программа интерпретатора команд?
— Одно дело абстрактное творчество, другое дело его применение, — ответил зампотех. — Крок, неужели ты решишься на глазах у всех…
— Не знаю, Федя, не знаю, — сказал Конечников. — Давай так. Я дал тебе команду смонтировать дополнительный мануальный интерфейс на капитанском кресле, а объяснил это тем, что возможно пакадурам корабля потребуется моя помощь.
— Хорошо, — ответил Ильин. — Есть смонтировать, командир.
Конечников кивнул и прошел в капитанскую каюту — закуток два на полтора метра.
Федор уселся за стол, наслаждаясь одиночеством и отделенностью от предельно спрессованных в тесноте корабля усталых человеческих тел. Но сегодня это ему не помогло. Взбудораженные дозой алкоголя мысли снова закрутились вокруг того, что ему уже 35 лет, а он до сих пор первый лейтенант.
Жизнь возможно оборвется уже через несколько дней… Ничего великого, о чем мечталось, он не совершил… Не отомстил даже эланцам за сожжение его родной планеты, за сотни лет жизни его предков в пещерах…
Федор в который раз подумал, что благодаря своему давнему выбору просто потерял время в каких-то непонятных и ненужных ему самому занятиях, заставил пройти себя чужой путь, бросив свой собственный.
Ему стыдно будет взглянуть в глаза своего деда. Единственно, чем он сможет оправдаться за многолетнюю службу — это копейками, скопленными с заурядного лейтенантского жалования. Но на дикой планете, на которой и денег-то не знают, его сбережения может быть не нужны вовсе.
Конечникову захотелось, чтобы пришел Стрельников, и они вдвоем, а лучше втроем, взяв для массовости Гута, устроили очередной погром в борделе, гоняя полуголых шалав и круша безвкусную обстановку дома терпимости.
Или снова прицепились в Благородном Собрании к какому-нибудь офицеру штаба, изрядно потрепав чистенькому благополучному крысенышу нервы.
Дверь распахнулась. На пороге появился Стрельников. Федор махнул рукой, приглашая его войти. Второй лейтенант сразу же занял все свободное место.
— Дрочишь? — поинтересовался Васька в своей обычной манере.
— Дрочу, Стрелкин, дрочу.
— Крок, мне бы добавить, — перешел сразу к делу второй лейтенант.
— Васька, ты бы поспал до утра, глядишь, легче бы стало.
— Тебе легко говорить, крокодил ты амальгамский. Не пьешь, а только вид делаешь, что выпиваешь. Завидую я тебе: не боишься ничего, не переживаешь зря.
— Ну и что, Васек? — сказал Федор, а про себя подумал: «Ах, если бы».
— А не осталось?
Конечников снисходительно усмехнулся:
— У меня, да чтоб не было?! Обижаешь…
Федор открыл капитанский сейф, где на боевом посту стояла канистра с «оптической жидкостью» и несла вахту пара апельсинов.
— Крок, — поинтересовался Стрельников, когда одолел пару шкаликов пакадуровки, — Когда нас.… Ну, в смысле на Гало. Тютя говорил много, а конкретики — ноль.
Кроме того, туда же выходила прозрачная стена клетушки начкара.
Начальник караула, по обыкновению болея на неопохмеленную голову, с пристрастием надзирал за исполнением постовым матросом правил несения службы. Зачастую скучающее «ихнее благородие» «учил по-свойски» матроса лишь за то, что караульный на мгновение прислонился к стене или оперся ладонью о тумбочку с селектором.
Нижние чины всеми правдами и неправдами старались избегать караула у зарядных погребов.
Посты арсенала в подразделениях охраны справедливо назывались «вешалкой», уступая лишь пресловутому посту № 1 с ветхой тряпкой в прозрачном ящике.
Первый лейтенант Федор Конечников и второй лейтенант Василий Стрельников не стали ломиться в артпогреба через «парадный» вход. Они вернулись на скаут обмозговать задачку.
Гиперпространственным ракетным крейсерам на базе «Солейна» было отведено «почетное» место на самых выселках, в хаосе уродливых пристроек, похожих на громадную кучу причудливо подтаявшего снега с торчащими из грязного месива сосульками и сором.
Офицеры привычно прошагали по гудящим под ногами тонким листам перекрытий и трапов темными, обшарпанными, грязными тоннелями, наполненными запахами металла и керамики, озона, смазки и горелого пластика, раскупоривая герметичные двери между отсеками и снова наглухо задраивая их тугими штурвалами кремальер.
Однако экипажам номерных скаутов жаловаться на жизнь было грешно. На «псарне», так называли место базирования малых гиперпространственных кораблей, в хитросплетении балок и механизмов внешнего периметра стояночной зоны, для каждой команды была выделена площадка для построений и физподготовки. Во всем Обитаемом Пространстве лишь немногие подразделения гиперпространственных крейсеров могли этим похвастаться. Конечников вспомнил, что даже над Алой, одной из ключевых планет системы, экипажи малых крейсеров подолгу болтались в открытом космосе, не имея возможности выйти куда-нибудь, чтобы размять ноги и отдохнуть от раздражающей скученности корабля.
Скаут изнутри был удручающе тесен. Пространство для живой начинки было урезано до предела ради боезапаса и индукторов гиперпространственной установи. Кабеля-волноводы, похожие на трубы канализации, шли прямо под койками нижних чинов в коридорах. Сверху нависали убранные под тонкие кожухи механизмы лучегенераторов. Местами прямо в коридор выходили корпуса блоков накопителей. Опорные сектора-основания артустановок и ракетопускателей нависали над головами. Кое-где элеваторы пушек и зарядные бункеры сужали проход так, что с трудом могли разойтись два человека.
Довершали картину короткие лесенки и открытые люки на потолке, ведущие на артпосты второй батареи, расположенные как будто нарочно так, чтобы об нижние ступеньки спотыкались, а об массивные «тарелки» люков по запарке или впотьмах разбивали лбы даже опытные матросы.
Из-за тесноты, экипажи скаутов не пользовались скафандрами и жили в бою столько, сколько позволяла целостность корпуса, переборок отсеков и работоспособность генераторов полей воздушной отсечки.
Пьяные приятели привычно проскользнули к рубке и заперлись в капитанской каюте на военный совет.
— Крок, — повернув к нему красное лицо с обалделыми от «пакадуровки» глазами спросил Стрельников, — скажи, кто сегодня старший караула?
— Вроде бы Разлогов, — ответил Конечников, борясь с чувством отделения от тела, которое возникало у него, когда он чересчур набирался спиртного.
— А, Вован, — разудало сказал Стрельников. — Тут у нас проблем не будет. Открой-ка сейф.
— Васька, не многовато ли будет? — поинтересовался Федор, все же доставая бутыль.
— Так то для дела, — не моргнув глазом, ответил второй лейтенант. — С «горючкой» мы куда хошь пройдем.
Стрельников для убедительности встряхнул наполовину осушенным пластиковым штофом с «пакадуровкой».
— А как? — поинтересовался Конечников.
— Учись кадет, пока я жив, — важно сказал Стрельников.
Второй лейтенант решительно нацедил в емкость спирта, добавил воды, перемешал, попробовал, поморщился. Но решив, что сойдет и так, поднес руку с коммуникатором к самому носу. Строя уморительные рожи и отпуская ругательства вперемешку с невнятными междометиями, непослушными пальцами набрал номер.
Второй лейтенант Разлогов, бывший сегодня начальником караула семнадцатого артсклада, появился на экране.
— Вован, здорово, — приветствовал его Стрельников.
— Кому здорово, а кому служба, — безо всякого энтузиазма ответил офицер.
— Что, трубы горят? — поинтересовался Василий.
Разлогов по кличке «Лох», долго изучал его лицо на экранчике коммуникатора. Наконец он, в результате тяжкого мыслительного процесса сообразил, что Васька не издевается, а напротив, хочет что-то предложить.
— Да, Стрелкин. Хоть в петлю, бл*.
— А у меня есть, — сказал Васька, поворачивая объектив на бутыль.
— Ты чего, Стрелкин, издеваешься? — мрачно поинтересовался второй лейтенант, сглатывая слюну.
— Нет, Вован. Место у тебя тихое.
— Ну, — согласился второй лейтенант.
— Ты нас поил? — продолжил обработку Стрельников. — А долги отдавать надо.
— А как? — живо поинтересовался Лох. — Я то ведь на дежурстве, в отличие от вас, ухари.
— Ты нам скажи коды доступа к грузовым воротам, а сам заходи мимо придурка на тумбочке. Да не ссы, Вован, все будет путем, — добавил Стрельников, глядя на мучительные колебания Лоха.
— Вторые грузовые устроят?
— А то, — ответил Стрельников.
— Набери 442154. Когда будете?
— Через четверть часа, Вовчик.
— Договорились.
В назначенное время начальник караула, для острастки сунув кулак под нос постового, прошел на территорию склада, с трудом отодвинув массивную, простроченную правильными рядами громадных заклепок, металлокерамическую сверхпрочную дверь.
Еще минут через пять внутри на одну треть поднялась створка грузовых ворот с нарисованной на них во всю ширину цифрой «2». Две пары внимательных глаз обшарили темное, мрачное пространство артиллерийского склада, наполненное высокими, до потолка стеллажами с тускло поблескивающими бревнами ракетных снарядов, разделенное тяжелыми длинными блоками эмиттеров полей гашения и дорожками для кар-погрузчиков. Потом броневая плита поднялась выше, пропуская поддатых офицеров со скаута 2803.
Васька в последний раз огляделся, ища посторонних и не найдя таковых, направился к одинокой фигуре второго лейтенанта, который уже приготовил место для пьянки у дежурного светильника возле двери, постелив на пол чистую картонку, положив на нее пластиковый стакан и занюханный, измусоленный сухарь, завернутый в металлизированную пленку.
Все это, по факту содержания водорода в молекулярной структуре, относилось к детонирующему материалу, и не должно было находиться на территории склада. За одно это полагался трибунал. А уж за смесь воды и спирта можно было огрести по полной программе.
Это было гораздо опасней, чем ходить с горящим факелом у открытых пороховых бочек. Лейтенант Разлогов сильно рисковал, впустив посторонних на склад. Но очень скоро расслабляющее действие «пакадуровки» окончательно преодолело служебное рвение Вована.
Очень скоро Лох потерял всякую осторожность, окосев от пойла. Он тупо глядел на импровизированный столик, что-то бубня про друзей, которые не дадут пропасть в трудную минуту.
Федор, который лишь делал вид, что пьет, прервал беседу, которая состояла в том, что он важно кивал в ответ своим собутыльникам и пошел отлить.
— Крок, ты только на ракеты не с*ы… Лучше куда-нибудь в уголок, — напутствовал его Разлогов.
— Ну что я, без ума, — ответил первый лейтенант. — Нахрена я западло пацанам делать буду.
Федор знал, что Стрельников способен развлекать разговорами Лоха хоть до второго пришествия. Когда командир операторов-наводчиков «принимал на грудь», ему это не было в тягость, даже нравилось.
Конечников перемахнул через бруствер эмиттера, и оказался в разлинованном царстве геометрически правильно расположенных огромных стеллажей. На них располагались двадцатипятиметровые чушки противокорабельных дистанционно управляемых ракет.
Первый лейтенант нашел нужную ячейку хранения, для верности сверил ее номер с написанным на клочке бумажки. Решительно достал баллончик с термостойкой маркировочной краской и принялся выводить буквы на угольно-черном, блестящем борту…
Закончив, Конечников вернулся. Васька, который что-то бубнил, повернулся к Федору и неожиданно трезво подмигнул ему. Первый лейтенант кивнул головой.
На лице Стрельникова появилась умиротворенная улыбка. Теперь он мог трепаться в свое удовольствие до конца времен, а точнее пока хватит «горючки» в штофе. Конечников, зная, что Стрельникова теперь не вытащить даже орбитальным буксиром, смирился с этим, ушел в себя.
Но всему приходит конец. Бутыль опустела, и офицеры-нарушители, покинув впавшего в меланхолию Лоха, убрались восвояси на свой корабль.
Судя по всему, известие о предстоящей операции до сих пор не просочилось к нижним чинам. На малом крейсере шла обычная, ничем не примечательная жизнь.
Матросы готовились ко сну, опускали жесткие, неудобные откидные койки, раскладывали на них промятые матрасы, тонкие колючие одеяла и серое, неприятно пахнущее белье. Боевые и технические отсеки корабля превращались в большую тесную спальню, которая вскоре наполнится храпом, сонным бормотанием и запахом множества потных тел.
Старослужащие матросы, надеясь спастись от надвигающейся ночи, набились в курилку и туалет. Вскоре оттуда по всему кораблю потянуло палеными тряпками. По кругу пошли «косяки», раздались взрывы хохота.
Новички, еще сохранившие остатки деревенской наивности, с чувством читали молитвы, призывая Богородицу сохранить их от злых человек и погибели в лихом бою.
Федор отстал от Стрельникова, который, поняв все, дал товарищу поиграть немного в командира. Конечников вызвал дежурного, первого лейтенанта Ильина. Затем прошелся с ним по всем отсекам, заглядывая в каждый угол и всматриваясь в лица людей, от которых будет зависеть, останется ли 2803 мертвой, развороченной железякой у чужой планеты или вернется домой.
Пока Конечников наблюдал за тем, как личный состав нырял в койки, дневальный прокричал команду «Отбой». В помещении выключился верхний свет, загорелись несколько синих светильников, обозначающих проход. Стали слышны далекие голоса в курилке.
Первый лейтенант распорядился прекратить хождения и смех.
Дежурный офицер, взяв на подмогу дневальных свободной смены из наряда, направился на усмирение нарушителей. Короткое, на повышенных тонах разбирательство, закончилось парой оплеух, отчетливо слышимых в тишине. Тихо бормоча ругательства, мигом протрезвевшие матросы легли на свои тесные, неудобные ложа, наедине с собой, своими мыслями и темнотой.
Во мраке, который создавал иллюзию одиночества, эти люди, закрученные в бараний рог скорыми на расправу командирами, стиснутые днем чудовищной теснотой, занятые внутренними разборками у кого больше прав, ненадолго снова стали собой, вспомнили, что они чьи-то мужья и любимые, сыновья и внуки.
Федору показалось, что он физически ощущает, как перед закрытыми глазами засыпающих людей встают картинки мест, где они были свободны и счастливы и которые, может быть, не увидят никогда.
Этот момент, наполненный грустными, напряженными и горькими мыслями в темноте и не любил Конечников. Словно распрямлялись стиснутые за день оболочки, делая воздух отсеков крейсера вязким, липким как кисель, заставляя первого лейтенанта, повинуясь общему минорному настрою, переживать давно прошедшие дни, старую боль и радость.
Тяжелое, грустное время наступало вечером, после отбоя…
Особенно тяжело было, когда память возвращала лица: деда, Алены, брата, тех, кто любил и рассчитывал на него, и кого он, Федор, бросил ради Космоса. Особенно мучительно было для Конечникова осознавать, что детское желание летать на космическом корабле и увидеть обратную сторону звезд, обернулось бесцельным, стертым существованием, предельно сжатым, неудобным бытом, долгими монотонными вахтами и возможностью в любой момент погибнуть в оправдание тупости отцов-командиров.
В такие моменты Крок испытывал нестерпимое желание куда-нибудь выйти, хоть на холодную палубу ангара, хоть в холодную пустоту за дверью шлюза.
И сейчас Федор решил убраться из забаррикадированных спящими проходов, где можно перемещаться лишь боком, касаясь выставленных рук и ног, вдыхая вонь вспотевших тел, слушая всхрапывания, присвистывания и сонное бормотание. Обычно он забивался в свою каюту с ее относительным комфортом отделенного от общей спальни помещения, кондиционированным воздухом, а главное с целыми шестью квадратными метрами на четверых. Но сегодня у Конечникова была возможность использовать свое служебное положение. Федор не пошел слушать храп командира первой батареи лейтенанта Миронова.
Конечников по пути заглянул в рубку, проверяя, на месте ли дежурный расчет, что было вовсе нелишним, поскольку в предчувствии новой боевой операции народ расслаблялся спиртным.
Еще раз проверив наличие личного состава, вернулся начальник смены.
Ильин, его тезка, был зампотехом, вторым заместителем командира корабля. Сейчас, догадываясь, что затевается что-то очень серьезное, он откровенно испытывал облегчение по поводу того, что майор Тихонов доверил командование кораблем в свое отсутствие не ему.
— Что было-то? — спросил зампотех, имея в виду собрание командного состава скаутов.
— «Умрем за Бога, князя-императора и родное Отечество», Федька — ответил Конечников. — Сборная эскадра гиперпространственных кораблей пойдет к Гало. Командиром, скорее всего, будет назначен полковник Гагарин.
— Мать твою… — выругался зампотех. — Сдается мне, тезка, что всем нам крупно не повезло. Жили грешно, и умрем смешно. Пропишут про нас в «Имперском сплетнике», потом зарегистрируют в списках потерь и уберут в архив.
— Прямо как в банк… В активы Тупил Дубилыча гребаного. Скольких еще положит не за хрен собачий, — нервно усмехнулся Конечников.
— Почему людям не объявил? — вдруг поинтересовался Ильин, заранее складывая на лице гримасу осуждения.
— Пусть поспят сегодня спокойно. Погрузка будет идти пару дней. Успеют еще написать прощальные письма и поворочаться ночью без сна.
— Может ты и прав, — ответил зампотех. — Ты командир, тебе решать.
— А если я командир, то у меня к твоим техникам задание будет.
— Какое? — насторожился Ильин.
— Помнишь, мы лет пять назад хотели попробовать? — осторожно спросил Крок, искренне надеясь, что первый лейтенант не откажется сразу.
— Что?! Опять?! — воскликнул зампотех.
— Не кричи, люди спят, — осадил его Конечников.
— Крок, допрыгаешься ты до суда офицерской чести, — сказал Ильин. — Тебя же предупредили…
— Федор, просто узнать очень хочется. Сейчас или никогда. Или здесь, или нигде.
Ильин хотел возразить, но вдруг до него дошел подтекст сказанного пакадуром.
— И что, теперь получается можно? — задумчиво произнес он.
— Последнее желание, — без улыбки сказал Конечников. — А разве ты сам не хотел бы узнать, работает ли твоя программа интерпретатора команд?
— Одно дело абстрактное творчество, другое дело его применение, — ответил зампотех. — Крок, неужели ты решишься на глазах у всех…
— Не знаю, Федя, не знаю, — сказал Конечников. — Давай так. Я дал тебе команду смонтировать дополнительный мануальный интерфейс на капитанском кресле, а объяснил это тем, что возможно пакадурам корабля потребуется моя помощь.
— Хорошо, — ответил Ильин. — Есть смонтировать, командир.
Конечников кивнул и прошел в капитанскую каюту — закуток два на полтора метра.
Федор уселся за стол, наслаждаясь одиночеством и отделенностью от предельно спрессованных в тесноте корабля усталых человеческих тел. Но сегодня это ему не помогло. Взбудораженные дозой алкоголя мысли снова закрутились вокруг того, что ему уже 35 лет, а он до сих пор первый лейтенант.
Жизнь возможно оборвется уже через несколько дней… Ничего великого, о чем мечталось, он не совершил… Не отомстил даже эланцам за сожжение его родной планеты, за сотни лет жизни его предков в пещерах…
Федор в который раз подумал, что благодаря своему давнему выбору просто потерял время в каких-то непонятных и ненужных ему самому занятиях, заставил пройти себя чужой путь, бросив свой собственный.
Ему стыдно будет взглянуть в глаза своего деда. Единственно, чем он сможет оправдаться за многолетнюю службу — это копейками, скопленными с заурядного лейтенантского жалования. Но на дикой планете, на которой и денег-то не знают, его сбережения может быть не нужны вовсе.
Конечникову захотелось, чтобы пришел Стрельников, и они вдвоем, а лучше втроем, взяв для массовости Гута, устроили очередной погром в борделе, гоняя полуголых шалав и круша безвкусную обстановку дома терпимости.
Или снова прицепились в Благородном Собрании к какому-нибудь офицеру штаба, изрядно потрепав чистенькому благополучному крысенышу нервы.
Дверь распахнулась. На пороге появился Стрельников. Федор махнул рукой, приглашая его войти. Второй лейтенант сразу же занял все свободное место.
— Дрочишь? — поинтересовался Васька в своей обычной манере.
— Дрочу, Стрелкин, дрочу.
— Крок, мне бы добавить, — перешел сразу к делу второй лейтенант.
— Васька, ты бы поспал до утра, глядишь, легче бы стало.
— Тебе легко говорить, крокодил ты амальгамский. Не пьешь, а только вид делаешь, что выпиваешь. Завидую я тебе: не боишься ничего, не переживаешь зря.
— Ну и что, Васек? — сказал Федор, а про себя подумал: «Ах, если бы».
— А не осталось?
Конечников снисходительно усмехнулся:
— У меня, да чтоб не было?! Обижаешь…
Федор открыл капитанский сейф, где на боевом посту стояла канистра с «оптической жидкостью» и несла вахту пара апельсинов.
— Крок, — поинтересовался Стрельников, когда одолел пару шкаликов пакадуровки, — Когда нас.… Ну, в смысле на Гало. Тютя говорил много, а конкретики — ноль.