Страница:
– Как ты его назвал?
– Пастушок Аминтас. Только это он сам так себя назвал. Знаете эту байку?
– Знаю, конечно. Тупость невероятная!
– Поэтому он и смог какое-то время противостоять вашему приятелю де Монваллану, когда тот спровоцировал поединок. Я верно назвал фамилию Гугенота?
– Верно. Видишь, мы все-таки не совсем ничтожества.
– Особенно вы, Малыш Шевретты.
– Скажи-ка, Гримо, раз уж ты все про всех знаешь, Гугенот нанес фавориту серьезную рану? Шрам на умильной физиономии Аминтаса останется?
– Вас это очень волнует? Вам жаль фаворита?
– Мне жаль Гугенота.
– Анж де Монваллан прошел школу гасконца и прекрасно владеет шпагой. Он отлично контролировал ситуацию и только слегка царапнул румяную щечку Сент-Эньяна. И следа не останется.
– Слава Богу! А ведь Гугенот хотел только выбить оружие.
– Да господин фаворит должен бы поблагодарить и вас и Гугенота. Дамы считают его теперь более интересным.
– Меня Гугенот беспокоит. Будущее его. Эта история сорвала его… личные планы.
– Вы же понимаете – воспитание гасконца. Он не мог поступить иначе. И де Невиль не мог иначе выразить свою солидарность с Гугенотом.
– А у Д'Артаньяна остался только Жюссак. Остальные – молокососы, там всеми делами рулила эта троица.
– Гасконец натаскает молокососов. И непременно уладит дело с Гугенотом. И теперь, когда наконец-то все встало на свои места, тайны больше нет, живите да радуйтесь. И помните, что вас ждет белая яхта ''Виктория'', прекрасный гнедой конь и все наши, а они вас очень любят. А все эти шашни, интрижки – да бросьте вы о них думать! Будьте выше этого.
– Это все вздор. Морок какой-то. Но я… ухитрился ввязаться в другие интриги, посерьезнее, чем дурацкая история, из-за которой я так стремился заколоть бедняжку Сент-Эньяна. Поверь, это дело нешуточное. Вполне в духе прошлого царствования.
– Что вы еще натворили? – с тревогой спросил Гримо.
Рауль махнул рукой.
– О Господи! – простонал Гримо, – Беда мне с вами. Вас, как дитя малое, без присмотра оставлять нельзя. Скажите же, Христом-Богом вас заклинаю, вместе что-нибудь, да и придумем.
– Читай Сервантеса, – сказал Рауль.
– Предпочитаете скрытничать? – вздохнул Гримо, – Эх, если и здесь замешана какая-нибудь юбка… Я угадал?
Рауль усмехнулся.
– Та, прежняя?
– О нет!
– Новая юбка?
– Не знаю. Нет, скорее всего, нет.
– А что же вы покраснели?
– А что же ты побледнел?
– Господи Боже, все наши беды от проклятого бабьего племени!
– Вот как! А ты только что пел дифирамбы прекрасному полу!
– Я ''пел дифирамбы'', как вы изволили выразиться, нашей госпоже, а это женщина необыкновенная.
– Двойной стандарт, – сказал Рауль.
– Исключение из общего правила, – возразил Гримо, – Ваши приятели уже провозгласили нашу госпожу `'Королевой Страны Нежных Чувств''.
– В самом деле? Хотя королеве далеко до мамы, верно, Гримо? Я не могу судить объективно, но все-таки я высказываю не только свое мнение.
– Комплименты, мой господин, вы умели говорить еще в очень нежном возрасте. Вашей матушке очень польстило сравнение с королевой, которое Шевретта услышала из уст своего вновь обретенного Малыша.
– Но о Стране Нежных Чувств я не говорил,- возразил Малыш Шевретты, – И осталось тайной провинция, подрисованная нами к карте Страны Нежных Чувств.
– Какая такая провинция? – удивился Гримо.
– О, мы там просто издевались над Скюдери и ''нежными чувствами'' его напыщенных персонажей! Сейчас и не припомню… Улица Рогатых Мужей… Монастырь Кающихся Распутниц… Кабак Классных Телок и прочие объекты.
– Вот чертенята! – проворчал Гримо.
– Болван, – вдруг сказал Рауль.
– Кто – я? – обиделся Гримо.
– Не ты. Ты, Гримо, ума палата.
– Спасибо на добром слове, господин Рауль, но позвольте-таки полюбопытствовать, кто же болван? Или вы о себе?
– Нет. О де Невиле. Этот болван надеялся ''отсидеться'' в Алжире, чтобы все забыли о его проделках. О его похождениях, которые могли весьма плачевно закончиться. Зря надеялся. Отсидеться ему не удастся. Там будет целая Троянская война, верно, старина?
– Верно. Никак и вы собирались ''отсиживаться'' за компанию с де Невилем, чтобы Двор забыл о ваших выходках?
– Может быть. Сам не знаю.
– Что ж вы раньше не сказали, что собираетесь "отсиживаться" в Джиджелли? Мы бы так не переживали!
– А я и сам не знаю, чего хочу, понимаешь ты это? Иногда мне хочется забраться в какую-нибудь нору подальше, как раненое животное уходит в дебри зализывать раны.
– У вас, – заметил Гримо, – Была прекрасная возможность отсидеться в вашем имении, кой черт вас понес на эту войну?
– В имении? Не очень-то там отсидишься! В имении жизнь цивилизованная, вы все шныряете с умильными лицами, к обеду появляешься в приличном виде. Здесь будет дикая жизнь и дикие приключения!
– Эх! – пробормотал старик,- Что же вы нам головы морочили? Стоило вам раньше сказать, что желаете приключений! А мы все очень боялись, что вы, как когда-то молодой Д'Артаньян после гибели Констанции Бонасье, решите лезть под пули арабов, как гасконец под пули гугенотов.
– Разве я это говорил? – удивился Рауль.
– Да, – сказал Гримо, – А вы что, не помните?
– Тогда ''болван'' относится ко мне! А что, Д'Артаньян… правда?
– Да. И не раз ваш отец спасал ему жизнь.
– О Господи! Чтобы Д'Артаньян… невероятно!
– Так у вас нет этого намерения? – подозрительно спросил Гримо.
– Черт возьми! Кто может быть уверен на все сто процентов, что вернется с войны живым? Даже легендарный Ахилл.
– Скажете тоже, Ахилл! Да никто не может сказать о себе такое.
– Я просто реально смотрю на вещи, старина. Но, раз уж на то пошло, поиграем в Троянскую войну, правда, без Елены.
– Как знать, – захохотал Гримо, – Как знать!
– Дорогой, еще раз повторяю, я избавился от своих юношеских иллюзий. Маленькая Луиза не тянет на роль Елены Прекрасной.
– Я не о м-ль де Лавальер, мой господин. А раз уж вы назвали ее прежней…
– Это ты назвал.
– Виноват, ошибся, вы сказали морок, так?
– Так, морок и есть.
– То с королем вам делить нечего. Король будет только рад, если вы в этой Троянской войне завоюете себе Елену.
– Гм! Аиша или Патимат? Не в моем вкусе. Послушай, Гримальди, ты напрасно стараешься сгладить противоречия. Между Людовиком Четырнадцатым и мною уже не заплаканная мордашка королевской возлюбленной.
– Если не она, то кто?
– Один человек. ВОИСТИНУ НЕСЧАСТНЫЙ. Сам Д'Артаньян признал это. А Д'Артаньян слов на ветер не бросает. Жертва королевской немилости. Деспотизма, лучше сказать.
– Вы о себе? Король вас не тронет.
– О нет! Не о себе. Д'Артаньян когда-то очень едко смеялся над моими бедами и, по-моему, никогда всерьез не считал меня несчастным.
– Вы обиделись на него?
– На Д'Артаньяна обижаться невозможно. Тогда мне его слова казались очень обидными, а теперь смешными. Если я на него обижался какое-то время, значит, у меня с головой не все было в порядке.
– Если вы о графе, его король оставил в покое и сейчас с ним наша госпожа.
– Нет. Не о графе.
– Кого же вы имели в виду, господин Рауль?
– Да не могу я сказать тебе это! Я поклялся! Все!
– А наши господа знают этого вашего несчастного человека?
– Да.
– Черт возьми! – Гримо поскреб лысину, – Вы меня озадачили.
– Больше меня ни о чем не спрашивай.
– Я не любопытен, как все бабье племя, и, можно сказать, ненавижу таинственность, ибо от нее только головной боли нашему брату прибавляется, но ваши таинственные недомолвки, ваши загадки…
– Не чеши лысину, Гримо, все равно не разгадаешь. Тебя Люк сравнил с Дон Кихотом, а не с Эдипом.
– Что еще за новая таинственная история, что еще за интрига?
– Но я же сын своих родителей, – сказал Рауль полушутя-полусерьезно, – Таинственность – один из даров, которым феи и эльфы бретонских лесов наградили Малыша Шевретты при рождении.
На эту шутку Гримо ответил жалобным вздохом. Старик вовсе не считал таинственность волшебным даром фей и эльфов бретонских лесов.
16. ВНИМАНИЕ!
Синие волны Средиземного моря плескались о берег. На утесе среди скал сидел молодой человек лет восемнадцати-девятнадцати в дорожной одежде, в ботфортах и обмахивался широкополой шляпой с красными перьями – была середина дня, начало мая, и, разумеется, было жарко. Он потянулся, тряхнул головой, и, делая вид, что любуется прекрасным пейзажем окрестностей Тулона, взглянул на путешественника, бродящего в задумчивости по берегу.
Путешественник, одетый, как и "скалолаз", по-дорожному, но более богато и элегантно, был значительно старше наблюдавшего за ним молодого человека. Ему было лет пятьдесят-шестьдесят, хотя издали он казался моложе. Путешественник то и дело поглядывал на скалу, где сидел юноша. Молодой человек принял живописную позу: оперся на левую руку, полусогнул правую ногу и положил руку на колено. В правой руке он держал свою шляпу таким образом, что длинные красные перья свешивались со скалы.
Впрочем, юноша сидел на скале минуты две-три, не больше. Заметив путешественника, он, как белка на дерево, взобрался на утес и обосновался там. "Искупаться бы сейчас", – пробормотал молодой человек по-испански. Поймав взгляд путешественника, сделал приветственный жест своей шляпой. Тот издалека кивнул ему, скорее машинально, чем сознательно, в силу привычки отвечая на приветствие молодого человека – тот был ему незнаком.
Этот еле заметный сигнал придал юноше уверенности в себе, и он сразу вскочил на ноги: ''Искупаться! Сантьяго! Жребий брошен! Levantate y vamonos!''*
…. *Levantate y vamonos! – Вставай и пойдем! /исп./ – Слова Санчо Пансы.
….
Решив это, он отряхнулся, подхватил лежащий подле него черный плащ с белым восьмиконечным крестом Мальтийского Ордена, скроенный по требованиям военной моды XVII века – по фасону синих плащей французских мушкетеров. Он надел плащ, подхватил свою шляпу, подошел к самому краю утеса, и, держась правой рукой за выступ, спрыгнул на песок. Посматривавший на него путешественник слегка вздрогнул, увидев этот рискованный прыжок, но, убедившись, что парнишка цел и невредим, отвернулся и продолжил свою одинокую прогулку.
Молодой человек решительно направился к путешественнику, и, когда тот повернулся к нему лицом, раскланялся со всей испанской церемонностью и почтительностью, так, что перья его широкополой шляпы намокли в воде. Тот ответил ему вежливым поклоном, полным сдержанного достоинства, так, как старший приветствует младшего. Юноша улыбнулся. Путешественник смотрел на него внимательно и доброжелательно, но без улыбки.
– Сударь, – сказал юноша, волнуясь и слегка покраснев, – ВЫ ОЧЕНЬ ЛЮБЕЗНЫ! СРАЗУ ВИДНО, ЧТО ВЫ ПРИБЫЛИ ИЗДАЛЕКА!
Услышав такое приветствие, путешественник сделал брови домиком и чуть улыбнулся.
– Вы правы, сударь. Я действительно прибыл издалека. С Севера, а точнее, из Парижа.
– А я с Юга, – сказал юноша.
– Из Испании, я так полагаю? – спросил парижанин.
– Нет, с Мальты. Так что не совсем с Юга, – он прижал руку к белому кресту и снова поклонился, – Я чертовски рад, что отыскал Вас в этом Ноевом ковчеге. А как Вы угадали, что я испанец?
– По вашему произношению, кабальеро.
– Al demonio!* А я так старался! Это потому, что я волнуюсь.
– Alla va**, рыцарь, ваш прыжок напоминает мне выходку моего близкого друга, когда он был так молод, как вы сейчас! Какой смысл так беспечно рисковать своей жизнью? Вы могли разбиться!
– И мое обращение к Вам, граф, тоже кое-кого напомнило, не так ли? Хотя я и прибыл издалека en este arca de Noe***, – он мотнул головой в сторону Тулонского порта,- Я ПОЧТУ ЗА ЧЕСТЬ ПОУЧИТЬСЯ У ВАС ХОРОШИМ МАНЕРАМ, – и рыцарь поклонился в третий раз.
Путешественник, он же граф, смотрел на рыцаря с возрастающим интересом.
– У меня для вас письмо чрезвычайной важности, – тихо сказал юный рыцарь, – А прыгнул со скалы я, чтобы привлечь Ваше внимание. Вы угадали, господин граф – я подражал Вашему другу гасконцу.
… *Al demonio!- Что за черт!/исп./** Alla va – осторожно/исп./ ***en este arca de Noe – в этом Ноевом ковчеге /ярмарке/, /исп./
…
– Me oiran los sordos!*, – сказал граф немного насмешливо, – Поберегите свою энергию для более важных дел. Что вы хотели этим доказать, кабальеро? Такое лихачество произведет впечатление разве что на какую-нибудь Ла Каву.** Письмо, говорите? Отойдем туда, за скалы.
Письмо гасконца – так решил граф – надо было читать не на открытом месте. Побережье просматривалось со всех сторон.
– Вы правы, клянусь Сидом и Бернардо дель Карпио! Я и хотел это Вам предложить, граф, но Вы не обращали на меня внимания.
Теперь, когда граф опознал в нем испанца, рыцарь употреблял в речи привычные ему слова и выражения. Граф понимающе улыбнулся и ответил цитатой из Лопе де Вега: ''И львы и замки на знаменах, и Арагона герб двухцветный". На это рыцарь ответил восхищенным взглядом, и они нашли укромное местечко в скалах возле утеса, c которого совершил свой отчаянный прыжок юный испанец.
– От кого у вас письмо? – спросил граф.
– От Великого Магистра Мальтийского Ордена, – торжественно сказал рыцарь и пояснил: – Это насчет Вашего сына.
Граф взглянул на белый крест на черном плаще испанца и закусил губу.
– Уже… – прошептал он.
– Не огорчайтесь, – сказал юноша, – Письмо Вас обрадует, клянусь честью!
– Так давайте же его скорей! – воскликнул граф.
Рыцарь достал из-за пазухи запечатанный конверт и, преклонив колено, вручил графу. Граф опять сделал брови домиком.
– Я же не коронованная особа, – сказал он иронически и взял письмо.
– Это в знак уважения, – сказал рыцарь, поднимаясь и отряхиваясь, – Мы Вас уважаем гораздо больше, чем наших коронованных особ.
Граф слабо улыбнулся, чуть пожав плечами, распечатал пакет и стал читать письмо. Рыцарь отвернулся, чтобы не мешать ему. Пристроившись на камне, испанец мурлыкал романс своей родины – "Граф Гваринос". Должен же он был ответить любезностью на любезность и на цитату из ''Фуэнте Овехуна'' ответил своей песенкой, попавшей даже на страницы ''Дон Кихота'', песенкой, популярной и за Пиренеями. В романсе, который сопровождал чтение письма, речь шла об одном из паладинов Карла Великого, попавшем в плен к арабам и после семилетнего плена и всяческих лишений с триумфом вернувшегося во Францию. Правда, кое-какие злоключения героического паладина Гвариноса испанец выпустил – нынешнее положение в Средиземноморье очень напоминало ситуацию, отраженную в старинном романсе.
… *Me oiran los sordos!- меня услышат глухие – в значении ''я покажу, на что я способен''/исп./ ** Ла Кава – персонаж испанских романсов.
…
– Я вам не мешаю читать? – спросил рыцарь.
– Нет-нет, – сказал граф, – У вас приятный голос, и романс этот мне давно знаком.
Испанец закончил свою песенку:
Все арабы взволновались,
Мечут копья все в него,
Но Гваринос, воин смелый,
Храбро их мечом сечет.
Он набрал горсть камешков и принялся швырять в море. Граф взглянул на него и опять слегка улыбнулся. Ярко светило солнце. Синело море.
Солнца свет почти затмился
От великого числа
Тех, которые стремились
На Гвариноса все вдруг.
Но Гваринос их рассеял
И до Франции достиг,
Где все рыцари и дамы
С честью приняли его.
– Мне нравится, как вы поете, – сказал граф, закончив читать письмо.
– ''Где все рыцари и дамы с честью приняли его!'' – пропел на ''бис'' испанец, – Славный рыцарь этот ваш Гваринос!
ПРИМЕРУ ПАЛАДИНА КАРЛА ВЕЛИКОГО ДОЛЖЕН СЛЕДОВАТЬ КАЖДЫЙ НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА!
– Послушайте! Откуда вы все это знаете?
– Я так рад, что наконец-то вижу воочию Вас, живую легенду! – сказал рыцарь восхищенно, – Я столько слышал о Вас и Ваших друзьях!
Он прижал руку к сердцу и склонил голову: De todo corazon!*
– Определенно, вы все больше и больше напоминаете мне…
– Гасконца, не правда ли? Увы! Я еще не совершил ничего…выдающегося.
– У вас еще все впереди, – сказал граф мягко.
– Надеюсь! – воскликнул испанец, – Вы прочли письмо?
– Вам знакомо его содержание?
– Я его и писал. Магистр диктовал и только поставил подпись.
– У вас прекрасный почерк, и он мне уже знаком, – заметил граф, перечитывая письмо Великого Магистра.
… * De todo corazon! – От всего сердца! / исп./
…
– Я в Ордене вроде секретаря. Но мне диктует письма не только Магистр. А также еще и МИШЕЛЬ, Ваш кузен.
– МИШЕЛЬ?- переспросил граф.
– Да, сударь, когда Ваш МИШЕЛЬ не может оторваться от своих научных занятий, он, подобно великому Цезарю, делает несколько дел одновременно. Но под диктовку МИШЕЛЯ я пишу письма частного характера. Информацию о МОНКЕ он сам лично шифровал для Вас. МИШЕЛЬ просил передать Вам вот это, – с этими словами испанец достал большой флакон и вручил графу.
– Что это? – спросил граф, – Неужели у МИШЕЛЯ получилось?
– Еще нет, – вздохнул рыцарь, – Но он весь в поисках. Пока удалось получить в наших лабораториях этот элексир. ЭЛЕКСИР МИШЕЛЯ. Это чудодейственное лекарство, и одной из составляющих является ГАСКОНСКИЙ БАЛЬЗАМ. В экстремальных случаях наши рыцари уже начали применять элексир и результаты обнадеживают. Вот инструкция по его применению. Зная Ваш образ жизни, изобилующий опаснейшими приключениями, МИШЕЛЬ полагает, что его элексир и Вам может пригодиться, – рыцарь вручил графу бумагу, написанную уже рукой самого МИШЕЛЯ.
– Поиски МИШЕЛЬ прервал в самом разгаре, – продолжал юноша, – Прошение на имя Великого Магистра, которое написал Ваш сын, привело к тому, что МИШЕЛЬ оставил работу и поехал инкогнито… туда же, куда и ваш principe encantado.* Он взял имя не то брата, не то отца Сильвана. Понимаете?
– Сильван. Понимаю,- кивнул граф, – Зеленые леса нашего детства. Но все остальное…Как это он себе представляет?
– Очень просто – торговое судно где-то в пути подойдет к адмиральскому флагману, и флагман возьмет на борт еще одного пассажира. У вас есть куда положить элексир?
– Да, не беспокойтесь. Но мне хотелось бы кое-что уточнить по письму.
– Я весь внимание, – серьезно сказал рыцарь.
– Великий Магистр Мальтийского Ордена, как я понял, близкий друг моего кузена МИШЕЛЯ, что, впрочем, для меня давно не секрет, ссылается на поправку к вашему Уставу, когда речь идет о единственном наследнике знатного рода. Он пишет, что необходимо согласие родителей.
– Да, – сказал молодой испанец, – Ваше и Вашей жены, – он махнул рукой в сторону горизонта, – чья белая яхта с символическим названием "Виктория" уже догнала "Корону", флагман герцога де Бофора. Но вы же это согласие не собираетесь давать?
…. * principe encantado – сказочный принц /исп./
Рыцарь употребляет выражение в шутливом смысле.
….
– Наш сын уже совершенолетний и может обойтись без требуемого согласия.
– Или, в конце концов, добиться оного от вас, как в свое время – Alla va! -сказал он, повторив испанское восклицание своего собеседника.
– Он у вас настойчивый малый, если что задумает, не успокоится. Вот МИШЕЛЬ и раскопал в архиве эту поправку, зная упрямый характер своего племянничка.
– А то и придумал,- заметил граф, зная находчивость своего кузена.
Рыцарь развел руками, как бы говоря, что это знает только МИШЕЛЬ.
– МИШЕЛЬ понимает, что решение Вашего сына необдуманное и скоропалительное. А для Вас и Вашей жены будет ударом. Великий Магистр, встретив фамилию МИШЕЛЯ в письме Вашего сына, сразу же вызвал своего друга посоветоваться, какой ответ дать будущему рыцарю. Не смотрите так мрачно на мой плащ, господин граф, со мной не тот случай. Я обожаю море, мечтаю о сражениях… И это-то, что мне надо! Но Ваш сын – здесь другое. У меня призвание, у него протест. Неприятие деспотической власти обидевшего его короля, так?
– Итак, это лишь отсрочка, – вздохнул граф.
– Решение за вами. Но главное сейчас – выиграть время. И тогда- arrebocese en ello, – сказал он с улыбкой.
– Если я верно понял вас, рыцарь, вы позволили себе заметить, что "такого добра вам не надо", – не без обиды сказал граф.
– Нам очень пригодилось бы такое "добро" как Ваш сын, господин граф, мы кое о чем наслышаны! Наши приняли бы его как своего. И все-таки… Это вынужденное решение. Сам потом жалеть будет!
Что же до короля…Le llegara a su San Martin*. И вот еще что: если надумаете писать что-нибудь очень важное, воспользуйтесь нашими каналами связи, иначе письма будут прочитаны, и их содержание передано Людовику Четырнадцатому. Не мне, пацану, Вас учить, знаете, как это делается. А, чтобы не вызывать подозрений, простой почтой посылайте невиннейшие письма частного характера – о природе, о погоде и т. д. – Вы же в этом собаку съели!
– Ваш канал связи? А ОТТУДА?!
– А ОТТУДА – в смысле ИЗ-ЗА МОРЯ? То же самое. С какой-нибудь оказией. Мы это наладим. Все это просил Вам передать Ваш кузен МИШЕЛЬ. И еще вот что: если понадобятся деньги, много денег,
МИШЕЛЬ оставил распоряжение. Вот здесь все записано.
– Деньги не понадобятся, но все-таки спасибо.
…. * Le llegara a su San Martin – и для него придет час расплаты, и он за все ответит. / Исп/.
…
Рыцарь пропел улыбаясь:
Рать леонцев, рать кастильцев
Понеслась во весь опор.
Между королем и графом
Пограничный вышел спор.
Гордый граф Фернан Гоналес
Оскорбляет короля.
Тот в ответ: "Молчи, предатель,
Здесь кругом моя земля!''
Сброшены плащи на землю -
Шпаги пусть решат, кто прав!
Не желают примиренья
Ни король, ни гордый граф.
Вы знаете этот романс, господин граф?
– Да, рыцарь, – сказал граф, – Герой романса – Фернан Гонсалес, личность историческая. Жил в X веке. В цикле романсов рассказывается о борьбе кастильского графа с леонским королем за независимость Кастилии от Леона. Но так спорные вопросы решали в десятом веке, а не в семнадцатом.
– Командор дон Патрисио де Санта-Крус вам не родственник? – спросил граф.
– Сантьяго! Это мой командир и родной дядя! Теперь вы не удивляетесь, что я так подробно осведомлен о Вашем окружении. Командор возглавит нашу, с позволения сказать, армаду. Ведь, хотя у герцога де Бофора весьма многочисленное войско – тысяч двадцать, я полагаю, прикинул, пока проходили полки… И все же в одиночку ему не справиться.
Флотоводцем был назначен
Граф, бесстрашный рыцарь Соль, – пропел он.
– Санта-Крус, – задумчиво повторил граф.
– Именно он, – твердо повторил рыцарь, – Намечали другого командующего, француза, графа де Фуа, но, в конце концов что-то перерешали. Санта-Крус велел спросить Вас: можем ли мы чем-нибудь помочь Вашим друзьям?
– Кому? Гасконец в добром здравии.
– ТЕМ, ДВОИМ, НА БЕЛЬ-ИЛЕ…Наша разведка не уступает разведке Людовика Четырнадцатого и Карла Второго, и мы В КУРСЕ СОБЫТИЙ В ВО. Что можно сделать для них?
– Мальта может предоставить им убежище? Меня очень тревожит судьба не столько САМОГО ОРГАНИЗАТОРА ЗАГОВОРА…
– Понимаю. БАРОНА-ВЕЛИКАНА. Если они захотят покинуть свой остров ради нашего. Необходимы инструкции моего начальства. Полагаете, на Бель-Иле ваши друзья подвергаются опасности?
– О да!- сказал граф.
Рыцарь пропел:
Дон Хуан, король кастильский
Обернулся к бомбардиру:
"Зарядить баллисту Санчу,
Выкатить вперед Эльвиру.
Кверху выстрелы направим -
Вниз посыплются каменья''.
Жителей ошеломило
Беспощадное сраженье.
Его черные глаза лукаво блестели на загорелом лице.
– Мне нравятся ваши романсы, – сказал граф, – И вижу, что вы понимаете с полуслова. Вы здесь давно?
– Несколько дней, – ответил рыцарь, – Я все видел. Я ждал случая, чтобы переговорить с Вами. Я же остановился в той же гостинице, что и Вы. Мы встречались за обедом.
– Я вас помню, – сказал граф.
– Вы были с сыном, а письмо я должен был вручить Вам, когда уйдет эскадра. Я ждал случая и болтался по городу. Потом Вы искали яхту для Вашей супруги, и я опять должен был ждать. Увидев Вас на берегу, я сказал себе: ''OJO ALERTA!"*и стал искать повод, чтобы завязать разговор. И залез на этот утес, тот, где вы вчера ночью сидели. Надеюсь, я показался Вам не очень неприятным собеседником. На лице графа промелькнула усталая улыбка, в глазах блеснули искорки симпатии. Он по-приятельски обнял юношу.
– Спасибо за все, мой молодой друг,- сказал он. Испанец просиял.
– Возвращается Ваша жена,- заметил молодой человек, показывая на мачту ''Виктории'', – Встречайте ее, а я, с Вашего позволения, откланяюсь.
– Пастушок Аминтас. Только это он сам так себя назвал. Знаете эту байку?
– Знаю, конечно. Тупость невероятная!
– Поэтому он и смог какое-то время противостоять вашему приятелю де Монваллану, когда тот спровоцировал поединок. Я верно назвал фамилию Гугенота?
– Верно. Видишь, мы все-таки не совсем ничтожества.
– Особенно вы, Малыш Шевретты.
– Скажи-ка, Гримо, раз уж ты все про всех знаешь, Гугенот нанес фавориту серьезную рану? Шрам на умильной физиономии Аминтаса останется?
– Вас это очень волнует? Вам жаль фаворита?
– Мне жаль Гугенота.
– Анж де Монваллан прошел школу гасконца и прекрасно владеет шпагой. Он отлично контролировал ситуацию и только слегка царапнул румяную щечку Сент-Эньяна. И следа не останется.
– Слава Богу! А ведь Гугенот хотел только выбить оружие.
– Да господин фаворит должен бы поблагодарить и вас и Гугенота. Дамы считают его теперь более интересным.
– Меня Гугенот беспокоит. Будущее его. Эта история сорвала его… личные планы.
– Вы же понимаете – воспитание гасконца. Он не мог поступить иначе. И де Невиль не мог иначе выразить свою солидарность с Гугенотом.
– А у Д'Артаньяна остался только Жюссак. Остальные – молокососы, там всеми делами рулила эта троица.
– Гасконец натаскает молокососов. И непременно уладит дело с Гугенотом. И теперь, когда наконец-то все встало на свои места, тайны больше нет, живите да радуйтесь. И помните, что вас ждет белая яхта ''Виктория'', прекрасный гнедой конь и все наши, а они вас очень любят. А все эти шашни, интрижки – да бросьте вы о них думать! Будьте выше этого.
– Это все вздор. Морок какой-то. Но я… ухитрился ввязаться в другие интриги, посерьезнее, чем дурацкая история, из-за которой я так стремился заколоть бедняжку Сент-Эньяна. Поверь, это дело нешуточное. Вполне в духе прошлого царствования.
– Что вы еще натворили? – с тревогой спросил Гримо.
Рауль махнул рукой.
– О Господи! – простонал Гримо, – Беда мне с вами. Вас, как дитя малое, без присмотра оставлять нельзя. Скажите же, Христом-Богом вас заклинаю, вместе что-нибудь, да и придумем.
– Читай Сервантеса, – сказал Рауль.
– Предпочитаете скрытничать? – вздохнул Гримо, – Эх, если и здесь замешана какая-нибудь юбка… Я угадал?
Рауль усмехнулся.
– Та, прежняя?
– О нет!
– Новая юбка?
– Не знаю. Нет, скорее всего, нет.
– А что же вы покраснели?
– А что же ты побледнел?
– Господи Боже, все наши беды от проклятого бабьего племени!
– Вот как! А ты только что пел дифирамбы прекрасному полу!
– Я ''пел дифирамбы'', как вы изволили выразиться, нашей госпоже, а это женщина необыкновенная.
– Двойной стандарт, – сказал Рауль.
– Исключение из общего правила, – возразил Гримо, – Ваши приятели уже провозгласили нашу госпожу `'Королевой Страны Нежных Чувств''.
– В самом деле? Хотя королеве далеко до мамы, верно, Гримо? Я не могу судить объективно, но все-таки я высказываю не только свое мнение.
– Комплименты, мой господин, вы умели говорить еще в очень нежном возрасте. Вашей матушке очень польстило сравнение с королевой, которое Шевретта услышала из уст своего вновь обретенного Малыша.
– Но о Стране Нежных Чувств я не говорил,- возразил Малыш Шевретты, – И осталось тайной провинция, подрисованная нами к карте Страны Нежных Чувств.
– Какая такая провинция? – удивился Гримо.
– О, мы там просто издевались над Скюдери и ''нежными чувствами'' его напыщенных персонажей! Сейчас и не припомню… Улица Рогатых Мужей… Монастырь Кающихся Распутниц… Кабак Классных Телок и прочие объекты.
– Вот чертенята! – проворчал Гримо.
– Болван, – вдруг сказал Рауль.
– Кто – я? – обиделся Гримо.
– Не ты. Ты, Гримо, ума палата.
– Спасибо на добром слове, господин Рауль, но позвольте-таки полюбопытствовать, кто же болван? Или вы о себе?
– Нет. О де Невиле. Этот болван надеялся ''отсидеться'' в Алжире, чтобы все забыли о его проделках. О его похождениях, которые могли весьма плачевно закончиться. Зря надеялся. Отсидеться ему не удастся. Там будет целая Троянская война, верно, старина?
– Верно. Никак и вы собирались ''отсиживаться'' за компанию с де Невилем, чтобы Двор забыл о ваших выходках?
– Может быть. Сам не знаю.
– Что ж вы раньше не сказали, что собираетесь "отсиживаться" в Джиджелли? Мы бы так не переживали!
– А я и сам не знаю, чего хочу, понимаешь ты это? Иногда мне хочется забраться в какую-нибудь нору подальше, как раненое животное уходит в дебри зализывать раны.
– У вас, – заметил Гримо, – Была прекрасная возможность отсидеться в вашем имении, кой черт вас понес на эту войну?
– В имении? Не очень-то там отсидишься! В имении жизнь цивилизованная, вы все шныряете с умильными лицами, к обеду появляешься в приличном виде. Здесь будет дикая жизнь и дикие приключения!
– Эх! – пробормотал старик,- Что же вы нам головы морочили? Стоило вам раньше сказать, что желаете приключений! А мы все очень боялись, что вы, как когда-то молодой Д'Артаньян после гибели Констанции Бонасье, решите лезть под пули арабов, как гасконец под пули гугенотов.
– Разве я это говорил? – удивился Рауль.
– Да, – сказал Гримо, – А вы что, не помните?
– Тогда ''болван'' относится ко мне! А что, Д'Артаньян… правда?
– Да. И не раз ваш отец спасал ему жизнь.
– О Господи! Чтобы Д'Артаньян… невероятно!
– Так у вас нет этого намерения? – подозрительно спросил Гримо.
– Черт возьми! Кто может быть уверен на все сто процентов, что вернется с войны живым? Даже легендарный Ахилл.
– Скажете тоже, Ахилл! Да никто не может сказать о себе такое.
– Я просто реально смотрю на вещи, старина. Но, раз уж на то пошло, поиграем в Троянскую войну, правда, без Елены.
– Как знать, – захохотал Гримо, – Как знать!
– Дорогой, еще раз повторяю, я избавился от своих юношеских иллюзий. Маленькая Луиза не тянет на роль Елены Прекрасной.
– Я не о м-ль де Лавальер, мой господин. А раз уж вы назвали ее прежней…
– Это ты назвал.
– Виноват, ошибся, вы сказали морок, так?
– Так, морок и есть.
– То с королем вам делить нечего. Король будет только рад, если вы в этой Троянской войне завоюете себе Елену.
– Гм! Аиша или Патимат? Не в моем вкусе. Послушай, Гримальди, ты напрасно стараешься сгладить противоречия. Между Людовиком Четырнадцатым и мною уже не заплаканная мордашка королевской возлюбленной.
– Если не она, то кто?
– Один человек. ВОИСТИНУ НЕСЧАСТНЫЙ. Сам Д'Артаньян признал это. А Д'Артаньян слов на ветер не бросает. Жертва королевской немилости. Деспотизма, лучше сказать.
– Вы о себе? Король вас не тронет.
– О нет! Не о себе. Д'Артаньян когда-то очень едко смеялся над моими бедами и, по-моему, никогда всерьез не считал меня несчастным.
– Вы обиделись на него?
– На Д'Артаньяна обижаться невозможно. Тогда мне его слова казались очень обидными, а теперь смешными. Если я на него обижался какое-то время, значит, у меня с головой не все было в порядке.
– Если вы о графе, его король оставил в покое и сейчас с ним наша госпожа.
– Нет. Не о графе.
– Кого же вы имели в виду, господин Рауль?
– Да не могу я сказать тебе это! Я поклялся! Все!
– А наши господа знают этого вашего несчастного человека?
– Да.
– Черт возьми! – Гримо поскреб лысину, – Вы меня озадачили.
– Больше меня ни о чем не спрашивай.
– Я не любопытен, как все бабье племя, и, можно сказать, ненавижу таинственность, ибо от нее только головной боли нашему брату прибавляется, но ваши таинственные недомолвки, ваши загадки…
– Не чеши лысину, Гримо, все равно не разгадаешь. Тебя Люк сравнил с Дон Кихотом, а не с Эдипом.
– Что еще за новая таинственная история, что еще за интрига?
– Но я же сын своих родителей, – сказал Рауль полушутя-полусерьезно, – Таинственность – один из даров, которым феи и эльфы бретонских лесов наградили Малыша Шевретты при рождении.
На эту шутку Гримо ответил жалобным вздохом. Старик вовсе не считал таинственность волшебным даром фей и эльфов бретонских лесов.
16. ВНИМАНИЕ!
Синие волны Средиземного моря плескались о берег. На утесе среди скал сидел молодой человек лет восемнадцати-девятнадцати в дорожной одежде, в ботфортах и обмахивался широкополой шляпой с красными перьями – была середина дня, начало мая, и, разумеется, было жарко. Он потянулся, тряхнул головой, и, делая вид, что любуется прекрасным пейзажем окрестностей Тулона, взглянул на путешественника, бродящего в задумчивости по берегу.
Путешественник, одетый, как и "скалолаз", по-дорожному, но более богато и элегантно, был значительно старше наблюдавшего за ним молодого человека. Ему было лет пятьдесят-шестьдесят, хотя издали он казался моложе. Путешественник то и дело поглядывал на скалу, где сидел юноша. Молодой человек принял живописную позу: оперся на левую руку, полусогнул правую ногу и положил руку на колено. В правой руке он держал свою шляпу таким образом, что длинные красные перья свешивались со скалы.
Впрочем, юноша сидел на скале минуты две-три, не больше. Заметив путешественника, он, как белка на дерево, взобрался на утес и обосновался там. "Искупаться бы сейчас", – пробормотал молодой человек по-испански. Поймав взгляд путешественника, сделал приветственный жест своей шляпой. Тот издалека кивнул ему, скорее машинально, чем сознательно, в силу привычки отвечая на приветствие молодого человека – тот был ему незнаком.
Этот еле заметный сигнал придал юноше уверенности в себе, и он сразу вскочил на ноги: ''Искупаться! Сантьяго! Жребий брошен! Levantate y vamonos!''*
…. *Levantate y vamonos! – Вставай и пойдем! /исп./ – Слова Санчо Пансы.
….
Решив это, он отряхнулся, подхватил лежащий подле него черный плащ с белым восьмиконечным крестом Мальтийского Ордена, скроенный по требованиям военной моды XVII века – по фасону синих плащей французских мушкетеров. Он надел плащ, подхватил свою шляпу, подошел к самому краю утеса, и, держась правой рукой за выступ, спрыгнул на песок. Посматривавший на него путешественник слегка вздрогнул, увидев этот рискованный прыжок, но, убедившись, что парнишка цел и невредим, отвернулся и продолжил свою одинокую прогулку.
Молодой человек решительно направился к путешественнику, и, когда тот повернулся к нему лицом, раскланялся со всей испанской церемонностью и почтительностью, так, что перья его широкополой шляпы намокли в воде. Тот ответил ему вежливым поклоном, полным сдержанного достоинства, так, как старший приветствует младшего. Юноша улыбнулся. Путешественник смотрел на него внимательно и доброжелательно, но без улыбки.
– Сударь, – сказал юноша, волнуясь и слегка покраснев, – ВЫ ОЧЕНЬ ЛЮБЕЗНЫ! СРАЗУ ВИДНО, ЧТО ВЫ ПРИБЫЛИ ИЗДАЛЕКА!
Услышав такое приветствие, путешественник сделал брови домиком и чуть улыбнулся.
– Вы правы, сударь. Я действительно прибыл издалека. С Севера, а точнее, из Парижа.
– А я с Юга, – сказал юноша.
– Из Испании, я так полагаю? – спросил парижанин.
– Нет, с Мальты. Так что не совсем с Юга, – он прижал руку к белому кресту и снова поклонился, – Я чертовски рад, что отыскал Вас в этом Ноевом ковчеге. А как Вы угадали, что я испанец?
– По вашему произношению, кабальеро.
– Al demonio!* А я так старался! Это потому, что я волнуюсь.
– Alla va**, рыцарь, ваш прыжок напоминает мне выходку моего близкого друга, когда он был так молод, как вы сейчас! Какой смысл так беспечно рисковать своей жизнью? Вы могли разбиться!
– И мое обращение к Вам, граф, тоже кое-кого напомнило, не так ли? Хотя я и прибыл издалека en este arca de Noe***, – он мотнул головой в сторону Тулонского порта,- Я ПОЧТУ ЗА ЧЕСТЬ ПОУЧИТЬСЯ У ВАС ХОРОШИМ МАНЕРАМ, – и рыцарь поклонился в третий раз.
Путешественник, он же граф, смотрел на рыцаря с возрастающим интересом.
– У меня для вас письмо чрезвычайной важности, – тихо сказал юный рыцарь, – А прыгнул со скалы я, чтобы привлечь Ваше внимание. Вы угадали, господин граф – я подражал Вашему другу гасконцу.
… *Al demonio!- Что за черт!/исп./** Alla va – осторожно/исп./ ***en este arca de Noe – в этом Ноевом ковчеге /ярмарке/, /исп./
…
– Me oiran los sordos!*, – сказал граф немного насмешливо, – Поберегите свою энергию для более важных дел. Что вы хотели этим доказать, кабальеро? Такое лихачество произведет впечатление разве что на какую-нибудь Ла Каву.** Письмо, говорите? Отойдем туда, за скалы.
Письмо гасконца – так решил граф – надо было читать не на открытом месте. Побережье просматривалось со всех сторон.
– Вы правы, клянусь Сидом и Бернардо дель Карпио! Я и хотел это Вам предложить, граф, но Вы не обращали на меня внимания.
Теперь, когда граф опознал в нем испанца, рыцарь употреблял в речи привычные ему слова и выражения. Граф понимающе улыбнулся и ответил цитатой из Лопе де Вега: ''И львы и замки на знаменах, и Арагона герб двухцветный". На это рыцарь ответил восхищенным взглядом, и они нашли укромное местечко в скалах возле утеса, c которого совершил свой отчаянный прыжок юный испанец.
– От кого у вас письмо? – спросил граф.
– От Великого Магистра Мальтийского Ордена, – торжественно сказал рыцарь и пояснил: – Это насчет Вашего сына.
Граф взглянул на белый крест на черном плаще испанца и закусил губу.
– Уже… – прошептал он.
– Не огорчайтесь, – сказал юноша, – Письмо Вас обрадует, клянусь честью!
– Так давайте же его скорей! – воскликнул граф.
Рыцарь достал из-за пазухи запечатанный конверт и, преклонив колено, вручил графу. Граф опять сделал брови домиком.
– Я же не коронованная особа, – сказал он иронически и взял письмо.
– Это в знак уважения, – сказал рыцарь, поднимаясь и отряхиваясь, – Мы Вас уважаем гораздо больше, чем наших коронованных особ.
Граф слабо улыбнулся, чуть пожав плечами, распечатал пакет и стал читать письмо. Рыцарь отвернулся, чтобы не мешать ему. Пристроившись на камне, испанец мурлыкал романс своей родины – "Граф Гваринос". Должен же он был ответить любезностью на любезность и на цитату из ''Фуэнте Овехуна'' ответил своей песенкой, попавшей даже на страницы ''Дон Кихота'', песенкой, популярной и за Пиренеями. В романсе, который сопровождал чтение письма, речь шла об одном из паладинов Карла Великого, попавшем в плен к арабам и после семилетнего плена и всяческих лишений с триумфом вернувшегося во Францию. Правда, кое-какие злоключения героического паладина Гвариноса испанец выпустил – нынешнее положение в Средиземноморье очень напоминало ситуацию, отраженную в старинном романсе.
… *Me oiran los sordos!- меня услышат глухие – в значении ''я покажу, на что я способен''/исп./ ** Ла Кава – персонаж испанских романсов.
…
– Я вам не мешаю читать? – спросил рыцарь.
– Нет-нет, – сказал граф, – У вас приятный голос, и романс этот мне давно знаком.
Испанец закончил свою песенку:
Все арабы взволновались,
Мечут копья все в него,
Но Гваринос, воин смелый,
Храбро их мечом сечет.
Он набрал горсть камешков и принялся швырять в море. Граф взглянул на него и опять слегка улыбнулся. Ярко светило солнце. Синело море.
Солнца свет почти затмился
От великого числа
Тех, которые стремились
На Гвариноса все вдруг.
Но Гваринос их рассеял
И до Франции достиг,
Где все рыцари и дамы
С честью приняли его.
– Мне нравится, как вы поете, – сказал граф, закончив читать письмо.
– ''Где все рыцари и дамы с честью приняли его!'' – пропел на ''бис'' испанец, – Славный рыцарь этот ваш Гваринос!
ПРИМЕРУ ПАЛАДИНА КАРЛА ВЕЛИКОГО ДОЛЖЕН СЛЕДОВАТЬ КАЖДЫЙ НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА!
– Послушайте! Откуда вы все это знаете?
– Я так рад, что наконец-то вижу воочию Вас, живую легенду! – сказал рыцарь восхищенно, – Я столько слышал о Вас и Ваших друзьях!
Он прижал руку к сердцу и склонил голову: De todo corazon!*
– Определенно, вы все больше и больше напоминаете мне…
– Гасконца, не правда ли? Увы! Я еще не совершил ничего…выдающегося.
– У вас еще все впереди, – сказал граф мягко.
– Надеюсь! – воскликнул испанец, – Вы прочли письмо?
– Вам знакомо его содержание?
– Я его и писал. Магистр диктовал и только поставил подпись.
– У вас прекрасный почерк, и он мне уже знаком, – заметил граф, перечитывая письмо Великого Магистра.
… * De todo corazon! – От всего сердца! / исп./
…
– Я в Ордене вроде секретаря. Но мне диктует письма не только Магистр. А также еще и МИШЕЛЬ, Ваш кузен.
– МИШЕЛЬ?- переспросил граф.
– Да, сударь, когда Ваш МИШЕЛЬ не может оторваться от своих научных занятий, он, подобно великому Цезарю, делает несколько дел одновременно. Но под диктовку МИШЕЛЯ я пишу письма частного характера. Информацию о МОНКЕ он сам лично шифровал для Вас. МИШЕЛЬ просил передать Вам вот это, – с этими словами испанец достал большой флакон и вручил графу.
– Что это? – спросил граф, – Неужели у МИШЕЛЯ получилось?
– Еще нет, – вздохнул рыцарь, – Но он весь в поисках. Пока удалось получить в наших лабораториях этот элексир. ЭЛЕКСИР МИШЕЛЯ. Это чудодейственное лекарство, и одной из составляющих является ГАСКОНСКИЙ БАЛЬЗАМ. В экстремальных случаях наши рыцари уже начали применять элексир и результаты обнадеживают. Вот инструкция по его применению. Зная Ваш образ жизни, изобилующий опаснейшими приключениями, МИШЕЛЬ полагает, что его элексир и Вам может пригодиться, – рыцарь вручил графу бумагу, написанную уже рукой самого МИШЕЛЯ.
– Поиски МИШЕЛЬ прервал в самом разгаре, – продолжал юноша, – Прошение на имя Великого Магистра, которое написал Ваш сын, привело к тому, что МИШЕЛЬ оставил работу и поехал инкогнито… туда же, куда и ваш principe encantado.* Он взял имя не то брата, не то отца Сильвана. Понимаете?
– Сильван. Понимаю,- кивнул граф, – Зеленые леса нашего детства. Но все остальное…Как это он себе представляет?
– Очень просто – торговое судно где-то в пути подойдет к адмиральскому флагману, и флагман возьмет на борт еще одного пассажира. У вас есть куда положить элексир?
– Да, не беспокойтесь. Но мне хотелось бы кое-что уточнить по письму.
– Я весь внимание, – серьезно сказал рыцарь.
– Великий Магистр Мальтийского Ордена, как я понял, близкий друг моего кузена МИШЕЛЯ, что, впрочем, для меня давно не секрет, ссылается на поправку к вашему Уставу, когда речь идет о единственном наследнике знатного рода. Он пишет, что необходимо согласие родителей.
– Да, – сказал молодой испанец, – Ваше и Вашей жены, – он махнул рукой в сторону горизонта, – чья белая яхта с символическим названием "Виктория" уже догнала "Корону", флагман герцога де Бофора. Но вы же это согласие не собираетесь давать?
…. * principe encantado – сказочный принц /исп./
Рыцарь употребляет выражение в шутливом смысле.
….
– Наш сын уже совершенолетний и может обойтись без требуемого согласия.
– Или, в конце концов, добиться оного от вас, как в свое время – Alla va! -сказал он, повторив испанское восклицание своего собеседника.
– Он у вас настойчивый малый, если что задумает, не успокоится. Вот МИШЕЛЬ и раскопал в архиве эту поправку, зная упрямый характер своего племянничка.
– А то и придумал,- заметил граф, зная находчивость своего кузена.
Рыцарь развел руками, как бы говоря, что это знает только МИШЕЛЬ.
– МИШЕЛЬ понимает, что решение Вашего сына необдуманное и скоропалительное. А для Вас и Вашей жены будет ударом. Великий Магистр, встретив фамилию МИШЕЛЯ в письме Вашего сына, сразу же вызвал своего друга посоветоваться, какой ответ дать будущему рыцарю. Не смотрите так мрачно на мой плащ, господин граф, со мной не тот случай. Я обожаю море, мечтаю о сражениях… И это-то, что мне надо! Но Ваш сын – здесь другое. У меня призвание, у него протест. Неприятие деспотической власти обидевшего его короля, так?
– Итак, это лишь отсрочка, – вздохнул граф.
– Решение за вами. Но главное сейчас – выиграть время. И тогда- arrebocese en ello, – сказал он с улыбкой.
– Если я верно понял вас, рыцарь, вы позволили себе заметить, что "такого добра вам не надо", – не без обиды сказал граф.
– Нам очень пригодилось бы такое "добро" как Ваш сын, господин граф, мы кое о чем наслышаны! Наши приняли бы его как своего. И все-таки… Это вынужденное решение. Сам потом жалеть будет!
Что же до короля…Le llegara a su San Martin*. И вот еще что: если надумаете писать что-нибудь очень важное, воспользуйтесь нашими каналами связи, иначе письма будут прочитаны, и их содержание передано Людовику Четырнадцатому. Не мне, пацану, Вас учить, знаете, как это делается. А, чтобы не вызывать подозрений, простой почтой посылайте невиннейшие письма частного характера – о природе, о погоде и т. д. – Вы же в этом собаку съели!
– Ваш канал связи? А ОТТУДА?!
– А ОТТУДА – в смысле ИЗ-ЗА МОРЯ? То же самое. С какой-нибудь оказией. Мы это наладим. Все это просил Вам передать Ваш кузен МИШЕЛЬ. И еще вот что: если понадобятся деньги, много денег,
МИШЕЛЬ оставил распоряжение. Вот здесь все записано.
– Деньги не понадобятся, но все-таки спасибо.
…. * Le llegara a su San Martin – и для него придет час расплаты, и он за все ответит. / Исп/.
…
Рыцарь пропел улыбаясь:
Рать леонцев, рать кастильцев
Понеслась во весь опор.
Между королем и графом
Пограничный вышел спор.
Гордый граф Фернан Гоналес
Оскорбляет короля.
Тот в ответ: "Молчи, предатель,
Здесь кругом моя земля!''
Сброшены плащи на землю -
Шпаги пусть решат, кто прав!
Не желают примиренья
Ни король, ни гордый граф.
Вы знаете этот романс, господин граф?
– Да, рыцарь, – сказал граф, – Герой романса – Фернан Гонсалес, личность историческая. Жил в X веке. В цикле романсов рассказывается о борьбе кастильского графа с леонским королем за независимость Кастилии от Леона. Но так спорные вопросы решали в десятом веке, а не в семнадцатом.
Вот,- закончил рыцарь, – Из песни слова не выкинешь. Кстати, мое родовое имя имеет отношение к гордой Кастилии, – и он шепотом назвал свое имя графу.
– А все-таки…
Что до короля Леона.
То его я не боюсь.
У меня земель немало.
Замки есть и города.
Часть из них завоевал я.
Часть отец мне даровал
И в наследственных владеньях
Никого я не теснил.
А на землях, взятых с бою,
Землепашцев поселил.
Если вол один в хозяйстве,
То второго я даю.
Если свадьба, то богато
Новобрачных одарю.
За меня молиться Богу
Каждый подданный мой рад.
А за короля молитву
Люди что-то не творят.
Он не заслужил молитвы
И любви не заслужил.
Требует король налоги,
Я ж налоги отменил.
– Командор дон Патрисио де Санта-Крус вам не родственник? – спросил граф.
– Сантьяго! Это мой командир и родной дядя! Теперь вы не удивляетесь, что я так подробно осведомлен о Вашем окружении. Командор возглавит нашу, с позволения сказать, армаду. Ведь, хотя у герцога де Бофора весьма многочисленное войско – тысяч двадцать, я полагаю, прикинул, пока проходили полки… И все же в одиночку ему не справиться.
Флотоводцем был назначен
Граф, бесстрашный рыцарь Соль, – пропел он.
– Санта-Крус, – задумчиво повторил граф.
– Именно он, – твердо повторил рыцарь, – Намечали другого командующего, француза, графа де Фуа, но, в конце концов что-то перерешали. Санта-Крус велел спросить Вас: можем ли мы чем-нибудь помочь Вашим друзьям?
– Кому? Гасконец в добром здравии.
– ТЕМ, ДВОИМ, НА БЕЛЬ-ИЛЕ…Наша разведка не уступает разведке Людовика Четырнадцатого и Карла Второго, и мы В КУРСЕ СОБЫТИЙ В ВО. Что можно сделать для них?
– Мальта может предоставить им убежище? Меня очень тревожит судьба не столько САМОГО ОРГАНИЗАТОРА ЗАГОВОРА…
– Понимаю. БАРОНА-ВЕЛИКАНА. Если они захотят покинуть свой остров ради нашего. Необходимы инструкции моего начальства. Полагаете, на Бель-Иле ваши друзья подвергаются опасности?
– О да!- сказал граф.
Рыцарь пропел:
Дон Хуан, король кастильский
Обернулся к бомбардиру:
"Зарядить баллисту Санчу,
Выкатить вперед Эльвиру.
Кверху выстрелы направим -
Вниз посыплются каменья''.
Жителей ошеломило
Беспощадное сраженье.
Его черные глаза лукаво блестели на загорелом лице.
– Мне нравятся ваши романсы, – сказал граф, – И вижу, что вы понимаете с полуслова. Вы здесь давно?
– Несколько дней, – ответил рыцарь, – Я все видел. Я ждал случая, чтобы переговорить с Вами. Я же остановился в той же гостинице, что и Вы. Мы встречались за обедом.
– Я вас помню, – сказал граф.
– Вы были с сыном, а письмо я должен был вручить Вам, когда уйдет эскадра. Я ждал случая и болтался по городу. Потом Вы искали яхту для Вашей супруги, и я опять должен был ждать. Увидев Вас на берегу, я сказал себе: ''OJO ALERTA!"*и стал искать повод, чтобы завязать разговор. И залез на этот утес, тот, где вы вчера ночью сидели. Надеюсь, я показался Вам не очень неприятным собеседником. На лице графа промелькнула усталая улыбка, в глазах блеснули искорки симпатии. Он по-приятельски обнял юношу.
– Спасибо за все, мой молодой друг,- сказал он. Испанец просиял.
– Возвращается Ваша жена,- заметил молодой человек, показывая на мачту ''Виктории'', – Встречайте ее, а я, с Вашего позволения, откланяюсь.