Алексеева Марина. Пираты Короля-Солнца(ч1-5,по главу19)

   – Вы еще очень молоды, маркиз, – сказал Бофор мягко.
   – Но Шарль-Анри моложе меня на два месяца! – завопил Жан, – А его записали!
   – Вы единственный сын, – промолвил полковник.
   – Шарль-Анри тоже. А у меня еще сестра есть!
   – Вот именно, сестра, – вздохнул герцог, – Короче – нет, я сказал.
   – Вы относитесь ко мне предвзято, я же вижу! – опять закричал Жан, – Мне нет дела до того, какие у вас были разногласия с моим отцом в прошлом, но сейчас вы не имеете права мне отказывать! Что вам моя сестра? Луиза вот-вот выйдет замуж! Даже если со мною что-то и случится, мое имя может по личному указу Его Величества перейти к ее будущему ребенку. Я слышал, так делают в чрезвычайных случаях.
   – Ваша сестра не выйдет замуж, – проговорил Бофор.
   – Выйдет! – крикнул Жан, – Очень скоро! За виконта де Бражелона!
   Бофор закатил глаза, а полковник выругался.
   – Не морочьте мне голову, молодой человек, и возвращайтесь в свой коллеж.
   – Я дойду до Его Величества Короля, – пригрозил Жан, – И добьюсь своего.
   – Вот вам добрый совет напоследок – поезжайте лучше ко Двору Его Величества, – сказал полковник, – Пока Фортуна… – он закашлялся, -… благосклонна к представителям семейства Лавальер.
   Бедный Жан так ничего и не понял. Мы вернулись в коллеж, перебрались через стену и, поскольку сумасшедший Жан собирался в Париж, я рассказал ему все, как мне передавали. И тогда Жан заявил: "Либо ты откажешься от своей клеветы, либо мы будем драться". Мы стали драться. Сбежались святые отцы. Меня выгнали из коллежа. Без треска. Я уже был не школяр, а гвардеец! А Жану ничего не было. Лавальер! Наши преподаватели тоже были в курсе. Тогда же Жан получил письмо из Парижа от сестры. Но в письме Луиза сообщала брату только о своем разрыве с виконтом, причем, по ее словам, именно он был инициатором разрыва. О короле она ничего не писала. А дальше я не знаю, что у них там было. Остался ли Жан доучиваться или поехал в Париж выяснять кто прав, кто виноват – мы, бывшие друзья, расстались очень холодно. Не скажу враждебно, но и не так тепло, как встречались обычно после летних каникул.
   – А ты ему напиши, – посоветовал де Линьет.
   – У меня и без Жана уйма корреспонденции, – заявил Шарль-Анри.
   – Виконт прав, – заметил Гугенот, – Мальчишки упорствуют в заблуждениях, мужчины признают ошибки.
   – А ведь пирушка организовывалась с тем, чтобы расслабиться и забыть о проблемах, – проговорил де Невиль, – Что-то мы затихли и носы повесили.
   – Потому что давно не пили! – заметил Серж,- Как хотите, господа, но после откровений господина художника и нашего молодого волонтера не обойтись без агуардьенте. Опрокиньте – и сразу налегайте на ветчину. По полной – и вперед!
 

12. РОЗА И КРЕСТ.

 
   Серж де Фуа хотел придать беседе легкий, непринужденный характер и не затрагивать тем опасных и печальных, но он внимательно посмотрел на напряженные лица собравшихся, и то ли он все-таки плохо контролировал себя, то ли поэт, влюбленный в прелестную и отважную дочь трусливого и вероломного Гастона Орлеанского взял верх над бесшабашным гулякой, но вице-король сказал вполголоса:
   – А знаете, мой юный друг, во всей этой истории самый несчастный не кто иной, как Жан де Лавальер. Если, конечно, он такой как мы, а не как они…титулованные лакеи.
   – Жан такой как мы, – горячо воскликнул Шарль-Анри, – И поверьте мне, господа, Жан был бы нам добрым товарищем! Жаль, очень жаль, что Жан не с нами. Он с детства мечтал о морских приключениях. Жан мне много чего рассказывал о тех временах!
   – Тогда мне вдвойне жаль юного маркиза,- все так же меланхолически продолжал Серж, – Если он дорожит своей честью, если у него представление о чести рыцарское, в наше время архаичное, а не придворное, то титул ''брат фаворитки'' – этим все сказано. Потому ваш полковник и посоветовал Жану искать счастья не в опасных походах, а при Дворе Его Величества.
   – Я, кажется, тебя понял, – сказал Оливье.
   – А я не понял. Объясните провинциалу, – вызывающе сказал де Линьет, – Что вы хотите сказать, называя нашу честь, рыцарскую честь, архаичным – то есть устарелым понятием?
   – Вы жили при Дворе? – спросил Оливье.
   – Нет, сударь. Не выпало такой чести.
   Оливье взвыл, а Серж мрачно усмехнулся.
   – Не жили при Дворе, так и не поймете. Поговорите на эти темы с вашим младшим братом – он уже, похоже, понял разницу.
   – Ролан еще ребенок, – сказал де Линьет, – Он грезит наяву, мечтая о славе.
   – И герой его грез – доблестный рыцарь Жоффруа де Линьет. Не хмурьтесь, дорогой виконт, я не вышучиваю нашего барабанщика. В трудный момент Жоффруа, незримый и невидимый, придет на помощь и вам и Ролану. Это ваша сила. Вы можете совершать подвиги, мечтая быть достойными своего предка Жоффруа. А Жан, что бы он ни сделал, за его спиной останется шепот завистников и сплетников: ''брат фаворитки''. Даже если бы Жан совершил какой-нибудь блистательный подвиг, нашлась бы сволочь и сказала бы, что орден или звание, да любую награду, какую ни возьмите, Луиза заработала братцу в королевской постели. Вот что значит быть братом фаворитки, господа Пираты.
   – Жан еще себя покажет, – сказал Шарль-Анри, – Вот увидите!
   – Может, увидим, может, нет, – пожал плечами Серж, – Скорее всего, не увидим. Скорее всего, король не сегодня-завтра вызовет Жана ко Двору, а Двор, скорее всего, его обломает. И вы, вернувшись во Францию, чего я от всей души вам желаю, Шарль-Анри, не узнаете в придворном надушенном маркизе, или, быть может, герцоге, своего приятеля по коллежу, мечтавшего в детстве о морских путешествиях. Да какой мальчишка не мечтал об этом в детстве!
   Оливье встал, вонзил свою шпагу в мачту на уровне полутора метров и выкопал из букета самую большую и пышную розу.
   – Что это делает наш магистр? – спросил Люк.
   – Sillence!* – прижал палец к губам Оливье,- Вы очень много болтаете, и очень много лишнего. Потом сами будете жалеть.
   … * Sillence! – Молчание! /англ./
   …
   – Это у них еще Франция из головы не выветрилась. И Двор Короля, – усмехнулся Гугенот.
   – Франция не должна выветриваться из головы! – закричал де Линьет, – Никогда!
   – Да я не о том, уважаемый виконт, – сказал Гугенот, – Но Двор должен выветриться. Чем скорее, тем лучше для всех нас. Впрочем, чем дальше мы будем от Франции, тем больше наши разговоры будут приобретать восточный колорит.
   – А розу эту,- сказал Оливье, – Я прикреплю к гарде моей шпаги. Вспоминайте древних римлян. Эти ребята умели пить! Взглянув на висящую над пиршественным столом розу, благородные патриции говорили себе: ''Стоп!'' и, как бы ни бухали, но прикусывали себе язык во время самых разнузданных оргий.
   – Кыф! – сказал Гугенот, – Это я по-арабски.
   – Кыф!!! – со смехом закричала компания.
   – А еще, – сказал де Невиль, – Тут, на гарде шпаги, моя роза. Роза Невилей. На гербе. Мы пируем под розой Прованса, которая настоящая и розой Невилей, которая металлическая. О, я уже очень хороший, если заговорил о розе моих предков.
   – Ты уже говорил это. Мы все видим, какой ты хороший, – пробормотал Гугенот, – Люк, как вам нравится эта композиция? Шпага, вонзенная в грот-мачту и роза в крестообразной гарде.
   – Роза и крест, – сказал Люк, – Поэтично. Художественно. Но все-таки в роли Пиратов вы более оригинальны. Римлянами нынче никого не удивишь. Вернее, псевдоримлянами.
   – Посмотрите не розу и не болтайте лишнего, – заявил де Невиль и уселся под своей шпагой.
   – Ай, де ми, – сказал Люк, качая головой, – Что твой дамоклов меч. Не будь темно, сделал бы набросок, может, пригодился бы когда. Но я вас запомню, господин де Невиль. Вы не боитесь сидеть под такой острой шпагой? Судя по блеску, она у вас очень остро отточена. Что бритва или мой резец.
   – Свое оружие не ранит, – смеясь, сказал де Невиль, – Но вы так и не рассказали нам, как вас встретил герцог де Бофор.
   – Отлично встретил, – сказал Люк, – Я пришел в резиденцию герцога как есть, в своей перекрашенной одежде и стоптанных башмаках. Хотя Рауль мне заплатил за картину, я очень торопился и решил приодеться потом, когда улажу вопрос с герцогом. Правда, сначала мой внешний вид эпатировал бофоровскую свиту, но я сказал: ''Я художник, и у меня записка от графа де Ла Фера''. Тогда меня сразу пропустили. И я предъявил Бофору свои бумаги вместе с атосовой запиской.
   – Дворянскую грамоту? – спросил Гугенот.
   – Нет. Я же говорил вам, шевалье, Бофор не знает. Я предъявил свое свидетельство ''витражных дел мастера'', единственный документ, который мог подтвердить мою профессию.
   – Но, молодой человек, мне не нужны витражисты. Какие к черту витражи на войне с арабами? – фыркнул герцог.
   – Разве, герцог, завоевав эту страну, вы не будете строить храмы? Тогда и витражист сгодится.
   Какие-то важные вояки смотрели на меня как на безумца, а герцог усмехнулся и покачал головой.
   – Я, – сказал герцог, – Нарвался еще на одного романтика. И откуда вы беретесь на мою голову?
   – У меня к вам записка от вашего друга, графа де Ла Фера.
   – Это другое дело, – сказал герцог, – Из-под земли, что ли, милейший Атос выкапывает этих романтиков? Ну, посмотрим, на что вы способны. По записке Атоса я не понял, знаком ли мой любезный друг с вашим творчеством.
   – Нет, герцог, не знаком, – честно ответил я, ибо портрет гризетки был для меня обычной работой. Я был способен на большее!
   Герцог хлопнул в ладоши. Вошел известный вам милашка-паж Анри де Вандом.
   – Что вам угодно, монсеньор? – спросил паж.
   – Дай твою акварель и кисти этому господину, – велел герцог, – И поживее, у меня много дел собралось напоследок.
   – Слушаю, монсеньор,- ответил паж и вскоре пригласил меня в соседнюю комнату, где стоял маленький мольберт, предназначенный для акварели. Рядом с мольбертом, на столике – стакан с водой и акварельные краски. Все это было… школярское какое-то, несерьезное. Но я не знал, что герцог устроит мне экзамен и свои краски не взял. Я предположил, что сейчас герцог велит мне изобразить этого очаровашку-пажа. Но герцог выбрал не пажа. Он подошел к окну, выглянул во двор. Там было полно народу, в основном солдаты. Какая-то веселая компания под самым окном играла в кости. Парень, которому особо везло в игре, привлек внимание герцога. Это был здоровый рыжий великан, по комплекции не уступавший громиле Портосу.
   – Викинг! – позвал его Бофор.
   Парень вскочил.
   – Поднимись суда!
   Детина явился и предстал перед нами. В куртке из буйволовой кожи, с рыжими кручеными усами, с длинной бородой, этот малый сразу заполнил пол – комнаты. Даже Бофор рядом с ним казался юношей. Генералы его сразу как бы стали меньше ростом.
   – Изобразите мне этого парня. Но не в куртке, а в гвардейском мундире. Вот, как на господине Д'Аржантейле, полковнике Королевского Полка. И без бороды! Сможете?
   – Запросто. Садитесь, сударь.
   Я взял карандаши – дело пошло. Через полчаса портрет был готов. За моей спиной то и дело останавливались люди – и начальство, и слуги, и гонцы, и всякий народ.
   – Они вас не отвлекают? – спросил герцог.
   Все эти бездельники ужасно мне докучали. Но я решил терпеть.
   – Отнюдь, – сказал я, – Наш брат художник ко всему привык.
   – Похож? – спрашивал всех рыжий.
   Все говорили, что похож. Только паж нашел, что в разрезе глаз что-то не то, и в форме носа. Очень дотошный мальчишка, между прочим. Но, справедливости ради, скажу, что замечания были по существу.
   – Герцог, этот портрет может быть рекламой нашей экспедиции, – заметил какой-то важный господин. Шишка из морских.
   – Д'Эстре, наверно, командующий флотом, – сказал де Невиль, – Простите, что перебил. Продолжайте.
   – А что продолжать? Я написал сверху красной акварелью текст, предложенный господином…как вы сказали? Д'Эстре? Господином Д'Эстре: ''Солдат! Хочешь разбогатеть? Вступай в армию Бофора!" – шрифт сделать не проблема. Генералы – или кто там, я не очень-то различал, все казались на одно лицо. Они были зрители, я меня интересовала моя модель с рыжими усами – так вот, зрители дивились, что я этот шрифт сделал а-ля – прима, без линейки и карнадаша. А потом начали наперебой предлагать:
   – Господин Люк, нарисуйте сундук с сокровищами.
   – Господин Люк, изобразите якорь.
   Господин Люк то, господин Люк се – я рисовал что велели. Шпаги, пушечные ядра, мушкеты.
   – Отлично! – сказал герцог, – Я вас беру, господин Люк. И мою работу сразу отправили в типографию – и краски не успели просохнуть, а мой красавец к вечеру был растиражирован в тысячах экземпляров.
   – Видел я вашего красавца в Нанте, – сказал Жюль, – Даже воровали ваши афиши.
   – Польщен такой популярностью, – сказал Люк, – Но я способен на большее.
   – В этом мы не сомневаемся, – сказал Гугенот, – Но твой Викинг покорил Париж, а потом и всю Францию. Весь Тулон был обвешан люковыми плакатами. Его и в Тулоне воровали с заборов!
   – Это же дешевка, – вздохнул Люк, – Правда, работая над портретом Викинга, я выложился до конца, а шрифт и заставку рисовал играючи. Итак, я подписал контракт, и зашла речь о деньгах. Вот тут-то пришлось торговаться.
   – Черт с вами! – махнул рукой Бофор,- Хотя в записке граф представляет вас как ''молодого дворянина'', вы торгуетесь как мои знакомые рыночные торговки.
   – Господин де Бофор, все так дорого, а я такой бедный! – сказал я.
   Бофор захохотал:
   – А что вы беспокоитесь? На лошадь вам тратиться не надо – возьмете любую, когда понадобится. Что есть-пить – не ваша забота. Что касается оружия, ваше дело рисовать, наше – рисковать. Я хочу сказать – драться предоставьте нам.
   Художники, кстати, тоже рискуют!
   – А краски? – сказал я, – За краски-то надо платить наличными. А у меня как раз кончились…
   – Белила! – сказали на этот раз желторотые.
   – Белила… Я, чтоб вы знали, портрет Розы заканчивал, вымазывая с палитры остатки белил. Это – чтобы было яснее, как последние капли вина в бутылке. Последние боеприпасы, так понятнее, господа военные?
   – Хорошо! – сказал Бофор, – И тогда…
   – Его Величество Король! – заорали Пираты.
 

13.ВОЗВРАЩЕНИЕ КОРОЛЯ.

 
   – Наконец-то!- воскликнул Серж,- Ваше Пиратское Величество, как тяжело было мне нести бремя власти! Вручаю вам скипетр / бутылку / и державу / апельсин / и уступаю свой трон. Где тебя черти носили, приятель?
   – Sub rosa*, – сказал Рауль, увидев сооружение, под которым полулежал де Невиль.
   … * Sub rosa – Под розой /лат/.
   …
   – О розах мы в основном и говорили, – заметил Гугенот.
   – Что хотел от вас герцог? – спросил Люк не без тревоги.
   – Ничего особенного. Потом. Продолжайте свой рассказ, Люк.
   – Он продолжит, – сказал Оливье, – Но после очередного тоста. Ждем, Ваше Пиратское Величество.
   – За букет роз, преподнесенный Жилем Ганишем Генриху Мореплавателю со словами: ''Плавать по морю необходимо – жить не так уж необходимо'', – сказал Пиратский Король, – Матросская пословица, если точнее.
   – Жаль, Ролан не слышит, – вздохнул Жюль, – Он очень любит такие афоризмы.
   Король Пиратов отпил из ''скипетра'', закусил ''державой'' и милостиво кивнул Люку:
   – Вещай!
   – Я рассказывал о своем знакомстве с герцогом де Бофором, – пояснил Люк, – Бофор велел мне явиться в его резиденцию к 10 часам утра. А за работу и в качестве аванса вручил мне чек на 1000 ливров. С паршивой овцы хоть шерсти клок, решил я.
   – У герцога действительно не было тогда наличных денег, – заметил Рауль, – Он со всеми чеками расссчитывался.
   – Да, но на моем чеке нажились хитрые банкиры! Герцог-то мне не сказал, что я могу получить по чеку деньги только в банках Южной Франции. Поверенный Фуке мне отказал, поверенный Кольбера – тоже. А что мне Юг? Деньги-то мне были нужны в Париже!
   – Как же ты вышел из положения? – спросил Гугенот.
   – Очень просто: уступил чек герцога одному хитроватому молодому человеку с внешностью клерка за 900 ливров. Я потерял на этом 100 ливров, то есть десять процентов, но – хороша ложка к обеду. Толку-то мне с этих денег на Юге? Я побежал по художественным лавкам закупать краски. Да, кстати, виконт, можете не беспокоиться, – первым долгом я пошел в багетную мастерскую и заказал раму для картины… вы знаете, о какой картине я говорю. Я сообщил размеры нашего холста, и на следующий день рама была готова. Точно такая, как вы хотели.
   – Отлично, – пробормотал Рауль.
   – Раму я сам и доставил вашему Оливену. Конечно, вид у меня был комический, когда я тащил по Парижу огромную золоченую раму. Народ ржал – я сам в этой раме смотрелся, как нечто инородное. "Рама-то лучше будет, слышь ты, парень…'' Но это была жертва, принесенная мною на алтарь искусства.
   – Я все жду, как вы расскажете, как обновили свой гардероб, господин Люк, – сказал Шарль-Анри, – Я на вашем месте прошелся бы по модным лавкам и портным. А вы все про свои краски да рамы!
   – К самому Персерену, еще скажите! – рассмеялся Люк, – Одежда мне нужна была срочно, и времени бегать по лавкам у меня не было. Выручил меня ваш милейший Оливен, виконт. Он познакомил меня с вашим приятелем, неким Маниканом. Этот господин де Маникан лежал в постели и был одержим бесом, именуемым ''меланхолия''. И, как всегда в таких случаях…
   – Продавал костюмы? – предположил Рауль смеясь.
   – Воистину верно. Совсем новые и почти не ношеные. Мне везло! Мы с Маниканом оказались почти одного роста. Я облачился в один из его прелестных костюмов, сразу почувствовал себя человеком. О цене мы как-то быстро договорились. Этот милый Маникан, по характеру своему вполне достойный быть аббатом Телемской обители господина Рабле…
   – Точная характеристика,- сказал Рауль насмешливо.
   – Да? Но это мое первое впечатление… Итак, этот милый Маникан уступил костюмы бедному художнику с большой скидкой. Он, кстати, просил передать вам привет. Простите, что раньше не удосужился сказать вам, что достал багет и передать привет от приятеля.
   – Спасибо за багет и за привет. Лучше поздно, чем никогда,- промолвил Король Пиратов.
   – Жаль только, что вас облапошили на 100 ливров, – сказал Гугенот, – Бедный Апеллес!*
   – Вы слишком добры, господин Гугенот, сравнив меня с Апеллесом. Но я отплачу вам той же монетой, сравнив вас с Ахиллесом, – улыбнулся Люк.
   … * Апеллес – легендарный древнегреческий художник.
   …
   – О, на этот раз я скажу, что вы слишком добры! – возразил Гугенот, – А все-таки грех обижать бедного художника, правда, господа?
   – Истинная правда! – подтвердила вся компания.
   – Сто ливров не такая уж и крупная сумма, господин Гугенот. Вы сами говорили, что в карты проигрывали куда больше.
   – Это цена десяти ваших кабацких портретов, – заметил до сих пор молчавший де Невиль.
   – Жаль, я не знал о ваших затруднениях, – сказал Рауль, – У меня же было на руках 100 таких чеков. И наличные.
   – Сто тысяч? – разинул рот Люк, – Герцог отвалил вам сто тысяч ливров?
   – Не мне. Вот на что пошли чеки герцога, – Король Пиратов кивнул в сторону корзин с бутылками и фруктами.
   – Не в упрек будь сказано нашему гасконцу, – заметил Гугенот, – Он бы наварился на таком поручении.
   – Ну, мне-то ничего не перепало, – заметил Рауль, – Кстати, кислый виноград всучила какая-то сволочь в мое осутствие.
   – Съедим и такой! – заявил Люк, – Было бы что есть!
   – Бедный наш Апеллес! Подвергаться насмешкам черни, тащить через весь Париж огромную раму. Лучше уж опасный рейд в тыл врага!
   – Я не тащил раму через весь Париж, – возразил Люк, – Багетная мастерская совсем недалеко от квартиры господина виконта.
   – Я этого не знал, правда, Апеллес!
   – Зато я наперечет знаю все художественные лавки и мастерские. И надо мной смеялись все, да и я сам над собой смеялся. Парижанам только дай повод похохотать. А повод – вот он я! Я же представлял, как это комично выглядит – золоченая шикарная рама с резьбой – цветы, виногрданые гроздья, всякие навороты… рама на ногах!рама наногахгроздья, всякие навороты… Рама, достойная полководца, принца, героя, словом, супер! И из этой супер-рамы выглядывает моя встревоженная рожа! Вот виконт вам скажет, какая великолепная была рама на той картине!
   – Да, – процедил Рауль, – Рама была роскошна.
   – Вы, видимо, решили, что я пожадничал? Пожалел нанять телегу, фуру какую-нибудь? Да нет же, господа! Такую раму нельзя было везти в телеге! Вот что запомните на будущее…Когда вы станете знаменитыми генералами, полководцами, герцогами, и вам придет на ум заказать конный парадный портрет для украшения картинных галерей ваших фамильных замков…не доверяйте слугам оформление ваших парадных портретов! Доверяйте профессионалам, нам, художникам и багетчикам! А то по дороге в телеге, если, к примеру, гипсовый багет покрыт бронзой – а так часто делают – растрясет в дороге и пиши пропало. Потому-то я и тащил раму сам, на потеху парижанам.
   – Насчет генеральских портретов я очень сомневаюсь, – фыркнул Гугенот, – Но я уверен, что мы будем гордиться тем, что знали вас в молодые годы, когда вы станете знамениты как Рафаэль, Рубенс, Леонардо.
   – И расскажем нашим потомкам! – заявил Шарль-Анри, – Но пока мы еще не генералы, а вы не Рафаэль, можем мы рассчитывать на самые простые портреты, только чтобы в банданах с лилиями?
   – Да, – сказал Люк, – это я обещаю всем вам. Быть может, в будущем, изображая полководца маслом на холсте, я вспомню, каким был этот полководец в двадцать лет. Вспомню парня в бандане с лилиями.
   – За это и выпьем! – предложил Оливье.
   – Только не тираньте нас, сир, и не заставляйте пить агуардьенте! А все-таки, Ваше Пиратское Величество, что от вас хотел господин де Бофор, если это, конечно, не тайна?
   – Вовсе не тайна, – сказал Рауль, – Я поставил свою подпись на контракте, только и всего. В двух экземплярах.
   – Разве вы это не сделали еще в Париже? – удивился Люк.
   – Не успел.
   – А вы прочли бумагу, которую просил подписать герцог?
   – Конечно. Хоть в пьяном виде, но буквы своего родного языка я худо-бедно, а разбираю. Не скажу только, что подпись вышла каллиграфическая. Подпись вышла… кляксографическая. Но, – Рауль отхлебнул из своей бутылки и лукаво заметил: – Такой вариант моей подписи мне даже больше нравится! С кляксой аккурат посреди фамилии. Клякса, кстати, чем-то напоминала этот прелестный цветок, – он кивнул в сторону розы, – Уж я постраюсь отныне во всех бумагах, что пойдут к Его Величеству, ставить кляксу!
   – Рауль, ты пьян. Один раз сойдет, а потом в этом усмотрят злой умысел, – тревожно сказал Оливье, – Фрондируй, но в меру!
   – Кто усмотрит? Чиновники из Морского Министерства? Или наш августейший монарх? Пусть! Мне-то какое дело? Разве клякса может служить обвинением для возбуждения дела об оскорблении величества? Или тут кроется заговор? Шифр посредством клякс? Государственная измена? Свидетельство неблагонадежности? Может, я писать разучился!
   – Ай, де ми, – сказал Люк, – Вы подаете дурной пример нашим волонтерам. Бьюсь об заклад, они уже жалеют, что не наставили клякс в своих контрактах.
   – А что, круто! – сказал де Линьет.
   – Вообще круто! – закивал Шарль-Анри.
   – Видите? У вас уже появляются подражатели. Это ребячество!
   – Не профанируйте мою кляксу, – сказал Рауль, – Я и не думал дурачиться. Она у меня получилась случайно, и то по пьяни. На второй бумаге я расчеркнулся уже без кляксы.
   – А герцог ругался из-за кляксы?- спросил Шарль-Анри.
   – Герцог сказал ''сойдет''. Да вы что, не знаете, что он сам с кляксами пишет? Даже трезвый. И, позвольте заметить, за кляксы ругают тупые учителя малюток, только взявших в руки перо.
   – А почему ты расписывался два раза? – спросил Оливье, – Мы все по одному.
   – Спроси у герцога. Может, он автографы собирает, – отшутился Рауль.
   Гугенот, заметив, что Люк, пораженный какой-то догадкой, открыл рот, собираясь заговорить, стукнул по бутылке и указал глазами на розу. Люк понял и прикусил губу. Гугенот протянул Люку бутылку агуардьенте. Люк глотнул из горлышка. Гугенот сделал еле заметное движение в сторону борта. Прочие не заметили их тайных переговоров, они опустошали корзины с провизией и болтали, что на ум придет.
   – Ой, кажется, меня мутит, – сказал Люк, приподнимаясь.
   – Агуардьенте надо пить залпом и закусывать, – заметил Рауль.
   – Я не привык… к агуардьенте.
   – Я тоже. Здорово развозит, сразу дуреешь. Гугенот, ты с ним? Влекомый Ахиллесом, Апеллес последовал к борту. Точнее, к релингам. Вот допился! Учтите на будущее, как пить крепкие напитки!
   – Мы поняли, сир, – уважительно сказали желторотые.
   – Ничего вы не поняли. Извольте повторить!
   – Агуардьенте надо пить залпом и сразу закусывать, – прилежно повторил Шарль-Анри, – Вы-то сами, видимо, пьете агуардьенте как воду?
   – Скажете тоже! – засмеялся Пиратский Король, – Я вам повторяю слова Д'Артаньяна, а он знаток в этих вопросах.
   – Так это господин Д'Артаньян вас учил пить агуардьенте? – спросил де Линьет, – Наверно, очень давно?
   – В начале этой недели, – усмехнулся Пиратский Король,- И хочется приврать, и язык не поворачивается. Грех обманывать таких…
   – Каких? – обиженно вскричали желторотые, – Таких младенцев, вы это хотели сказать, господин де Бражелон?
   Именно это и хотел сказать господин де Бражелон, но остановился на полуслове и учтиво заявил желторотым:
   – Таких очаровательных молодых людей и добрых собутыльников. Вы ничего не имеете против такой характеристики, господа королевские гвардейцы?