Страница:
А перед дверью возникла заминка. Люк, зная об опале, постигшей Гугенота, предложил ему пройти первому, желая выказать уважение. Гугенот, зная Люка по Парижу как талантливого художника, предложил ему воспользоваться этой честью. Капитан посматривал на них с добродушной усмешкой. Анри де Вандом еще более проникся уважением к капитану. Свободный бродячий художник и дуэлянт, а капитан ведет себя с ними, подчеркивая свое уважение, во всяком случае, больше выказывает его художнику и Гугеноту, чем папиным генералам. Esse Homo!*- восторженно подумал Вандом.
… * Esse Homo! – Се Человек! / лат/. Эссе Хомо.
…
Но что эти парни устроили здесь полемику, образовав пробку в дверях? Она, Анжелика де Бофор, не делала бы из этого проблемы. Она привыкла, чтобы перед ней раскрывали двери, ей уступали дорогу, ее пропускали вперед.
– Я слышал или читал когда-то,- сказал Гугенот,- Что какой-то король в похожей ситуации повел себя не по этикету, пренебрегая своим величием, уступил дорогу художнику. Возможно, господин Люк, вы слышали об этом факте.
– Рафаэль Санти… – стал, вспоминать Люк,- Или нет, Леонардо да Винчи, а король – Франциск Первый. Или нет, испанский король, а художник Диего де Сильва Веласкес? – Люк был рассеянным молодым человеком и не мог припомнить историю о короле и художнике, – А может, Питер Пауль Рубенс, – бормотал Люк, – вот только король… наш Анри…
''Я не король'', – подумал Анри, хихикнув.
…или Карл…Забыл!- сказал он, вздохнув.
Своих уважаемых коллег, последователей Святого Луки, проще говоря, художников, Люк Куртуа почти всегда почтительно называл полным именем, а королей по рассеянности ''Анри'', ''Луи'' и так далее.
– Какая разница, – с улыбкой заметил капитан,- Вы назвали великих королей и великих художников. Позвольте выразить надежду, что вы, господин Люк, будете их достойны.
– Я в этом уверен, – сказал Гугенот.
– Это большая честь,- промолвил Люк и вышел на галерею. Гугенот – за ним.
– А вы что же, господин паж? – спросил капитан.
– Вы и со мной так любезны? – робко спросил Анри.
Капитан ограничился приветливым жестом. Анри присоединился к пассажирам. Де Вентадорн закрыл кают-компанию на ключ и теперь уже сам возглавил процессию, провожая своих пассажиров в библиотеку, которой по праву славилась его ''Корона''. х х х
Капитан шел по лабиринтам своего пловучего дворца смело и уверенно. Он знал здесь каждый закоулок. Гугенот, видя, что Люк то и дело спотыкается и не поспевает за капитаном, взял его за руку и, обернувшись, крикнул Вандому: ''Паж! Не отставайте!" Анри замыкал шествие, семеня следом за мушкетером и художником. Те не разгадали секрет Анри де Вандома. С ролью мальчика адмиральская дочка справлялась, не скажем – отлично – ибо отлично сыгранная роль – это если бы абсолютно все были введены в заблуждение. Но кое-кто разгадал тайну пажа, следовательно, о высшем балле речи идти не может. Анри и не провалил свою роль – ибо провал роли предполагает разоблачение. Разоблачением и не пахло. Справедливости ради заметим, что объективная оценка игры де Вандома колебалась между ''хорошо'' и ''удовлетворительно'', с отклонениями в ту или другую сторону.
Миновав несколько проходов и лесенок, следуя за Вентадорном, наши герои вышли на верхнюю палубу и с наслаждением вдохнули свежий морской воздух. Люк, будучи художником, разглядел на небе множество божественных оттенков, а морские волны и вовсе вскружили ему голову. Разве на суше увидишь такую красоту! Жаль только, что корабль покачивает, и в сумерках нельзя писать. Люк широко раскрыл глаза, стараясь запомнить цвета.
– Ультрамарин… – бормотал Люк,- Да, конечно, ультрамарин! В тени, наверно, добавим кадмия фиолетового темного. Нет, кадмий с ультрамарином не сочетается. Лазурь железная. Точно! А на свету – белил. И еще, наверно, изумрудной зелени. Ай, белила-белила… Их, конечно, не хватит! А хватит ли мне ультрамарина, берлинской лазури и изумрудной зелени? Надеюсь, хватит. Но белил наверняка не хватит. И охры маловато. Зря я пожадничал. Надо было больше брать белил!
– Надо было больше брать пороха! – сказал Гугенот.
– Черт возьми, господин де Монваллан! Порох вы сможете использовать трофейный, когда ваш выйдет. А вот белила – очень сомневаюсь, что среди военных трофеев окажутся цинковые белила!
– Свинцовые годятся?- спросил капитан.
– Если белила получают из свинца, мы вам добудем белила, Люк! – заявил воинственный Гугенот, – Это наше дело.
– Свинец для пуль не то, что свинец для живописи. Мне нужен пигмент. Белый порошок, понимаете? – стал объяснять Люк,- А разве у вас есть свинцовые белила, господин капитан?
– Спросите лучше, чего у меня нет,- ответил капитан, – Один художник оставил в качестве платы за проезд. Я не хотел лишать живописца его имущества, но он заверил меня, что краски ему более не понадобятся, а вот деньги как нельзя более кстати. И расплатился пейзажами и натюрмортами, что вы уже видели в кают-компании и еще увидите в библиотеке и биллиардной. Малый не без таланта, но решил, что в наши дни живописью не прокормишься. Решил заняться торговлей. А краски так и лежат с тех пор, вас дожидаются.
– Отлично! – воскликнул Люк, – Завтра же и начнем, как договорились.
Он задрал голову, любуясь парусами.
– Эх! – вздохнул художник. – И охры маловато.
– Светлой или золотистой? – спросил капитан.
– И той и другой, – ответил Люк, – Знаете, охра тоже быстро кончается. Чтобы писать паруса, ее уйдет чертова уйма. А о рангоуте и такелаже я и не говорю.
– Что такое ''такелаж"? – спросил паж,- И "ран…''как вы сказали?
– Рангоут, – повторил Люк, – Такелаж – это вот эти тросы, видите? А рангоут – все, что из дерева. Мачты, бушприт и реи. Я, конечно, объясняю примитивно…и тупо, да, господин капитан?
– В принципе правильно и доступно для господина де Вандома,- сказал капитан, – Хочу, чтобы вы знали еще кое-что: рангоут ''Короны'' из мачтовых лесов господина дю Валлона. Это владелец лучших мачтовых лесов Франции.
– Портос? – спросил Гугенот.
– Портос, он самый. Так его зовут, – подтвердил капитан.
– А мачты изготовлены из сосен, которые выросли в Вилле-Котре или в Турени? – спросил Вандом.
– Сие мне не ведомо,- сказал капитан насмешливо,- Вещая вам о соснах Портоса, я имел в виду неподвижный рангоут. Мачты от сих до марса…
– До чего? – спросил паж.
– Марс! Вот! – сказал Гугенот с некоторым раздражением и показал на марсовую площадку.
– …и стеньги, – продолжал де Вентадорн.
– Кто?- спросил Анри опять.
– Вот тупой! – Гугенота все-таки прорвало,- Составная часть мачты! Смотри, салажонок!
– Ну, вы-то тоже не морской волк, – парировал салажонок Вандом.
– Господин Анж де Монваллан, вооружитесь ангельским терпением соответственно вашему имени и не гневайтесь на столь некомпетентного пассажира. Специально для Анри де Вандома добавлю, что рангоут в переводе с голландского означает ''круглое дерево''. Сейчас мы с вами находимся возле бизань-мачты. Задней мачты, понимаете, паж? То есть мы на корме. Но рангоут бывает и подвижный. Это реи. Реи поворачиваются вокруг мачты. Следовательно, относятся к подвижному рангоуту. Но я вижу, наш милый паж скучает.
– О ради Бога! – воскликнул Гугенот,- Мы еще не говорили о такелаже.
– Очень коротко, чтобы не быть назойливым. Такелаж бывает стоячий и бегучий…
''И куда же он "бегает"?'' – подумал паж.
…Стоячий такелаж, из растительных волокон – это туго натянутые канаты. Видите, какие они толстые. Толщина равна примерно руке юного Вандома. Их роль…
– Растяжка,- сказал Гугенот.
– Вот именно,- сказал Вентадорн с одобрением, – Без этих растяжек мачта вмиг бы расшаталась и рухнула.
Анри потрогал маленькой тонкой ручонкой дерево толстой бизань-мачты из корабельных лесов Портоса и подумал: ''Вот ужас-то!''
– Милые мои пассажиры, со всеми этими тонкостями вы еще успеете познакомиться. Я же начинаю с азов. Мой короткий комментарий о такелаже продолжается. Ванты, запомните это слово, мои очаровательные пассажиры – это главная часть стоячего такелажа, – и капитан взялся за эту ''главную часть'', – Ванты, господин де Вандом, понимаете? Захотите вспомнить веревочные лестницы, по которым бегают наши ловкие матросы, вспомните банты на ваших нарядных камзолах и…прочей одежде.
– Зачем вы мне говорите о бантах?- спросил Анри де Вандом, – Мое мышление несколько отличается от мышления владельца лучших корабельных лесов, господина Портоса! Для того чтобы я вспомнил ванты, мне не надо менять буквы, я лучше вспомню побег Бофора из Венсена. Словом, веревочную лестницу.
– Простите,- сказал капитан, – Впечатление обманчиво. Итак,…ванты.
– Ванты идут от топ-мачты к бортам, – вставил Гугенот. Он хотел показать, что не такой он салажонок как Вандом, и кое-что знает. А хитрый капитан такой своей лекцией для самых-самых необразованных, может быть, сводит счеты в столь мягкой форме с мальчиками из Фонтенбло.
– Браво, сударь, браво! – сказал капитан,- Здесь у нас бизань-ванты. Там, дальше, видите?
Грот-стень-ванты. Есть и брам-стень-ванты, идущие к салингам. Но, полагаю, брам-стень-ванты и салинг это…не то что для гардемаринов, не то что для матросов-профессионалов но, милые мои пассажиры, не для вас. Пока я вас накормил достаточно.
Анри подумал, что ни за какие сокровища мира он не полез бы по брам-стень-вантам на этот самый салинг!
А Гугенот начал тупить:
– Ваш урок мы усвоили, дорогой капитан! Рангоут – веревки, такелаж – доски. Бревна из лесов Портоса. Простите, все наоборот! Рангоут – бревна, такелаж – веревки! Паж, вы запомнили?
– Такелаж – снасти, рангоут – мачты и реи,- сказал Анри сухо, – Даже я это усвоил.
– А вы, как я понял, скорее тактик, чем стратег,- сказал капитан, обращаясь к Гугеноту.
– Я, скорее стратег, чем тактик,- возразил Гугенот, – Спасибо, господин капитан. Все чертовски интересно. От вас можно получить много ценной информации. Надеюсь, вы нам еще много чего расскажете, пока мы идем в Алжир. Мне, как уроженцу Ла Рошели, было весьма интересно узнать, что ванты – это веревочные лестницы. И я сегодня же доведу эту информацию до сведения прочих мальчиков из Фонтенбло, с вашего позволения.
– Не обижайтесь, – сказал капитан, – Я пошутил.
– Не грубите нашему капитану, господин Гугенот,- сказал Анри, – Вот я действительно узнал очень много интересных вещей!
– Видите, – сказал капитан,- Пажу герцога моя проповедь понравилась.
– Мне тоже понравилась ваша проповедь, – сказал Гугенот, – Но хотелось бы услышать нечто более наворочненное.
– Приму к сведению, – пообещал капитан.
Анри смутился, вспомнив тупые /ой-ой-ой, какие тупые!/ рисунки кораблей в свои ученические годы. Корабль – иллюстрацию к трагической истории Тристана и Изольды. Боже милостивый! Такой корабль не прошел бы и пол-кабельтова! На чем держались черные паруса? Да ни на чем! На честном слове! Анжелика де Бофор, иллюстрируя печальную древнюю легенду, считала такелаж корабля чем-то лишним, грубым, неизящным, и убрала все пеньковые тросы и веревочные лестницы, вернее, не сочла нужным их изображать. Так что корабль с черными парусами при отсутствии такелажа не мог доплыть до Бретани, где ждал вестей от Изольды Белокурой влюбленный рыцарь Тристан. Очень глупым и непрофессиональным был детский рисунок десятилетней Анжелики де Бофор. Дочь Адмирала Франции вздохнула. Не доплыл? Тем лучше. Значит, корабль в пути. И пусть будет вечным морским скитальцем. Зная древнюю легенду с детских лет, дочь Адмирала хотела, чтобы корабль с черными парусами не доплыл до Тристана.
Но при чем тут охра? Она красила белилами паруса другого корабля, с другого рисунка, на котором у Тристана и Изольды любовь только начиналась. И они были вместе на корабле. И пили Любовный Напиток, ясно, лучше на вкус вишневого ликера! Люк охотно объяснил. Охра? Да разве можно писать без охры? Портрет, и то не напишешь. И для верной передачи формы паруса охра необходима. И в эти ванты, тросы – тоже добавлять охру придется.
Увы! Хотя юная дочь Адмирала Франции узнала очень много нового и интересного и пополнила свой словарный запас терминами "рангоут" и "такелаж", а также узнала, что свинец служит для приготовления белил, а железо – для божественной лазури / Свинец и железо! Воинственные металлы и прелестные краски, белая и лазурная! Раньше она, как все дети, различала краски по радуге: ''Каждый Охотник Желает Знать…''Красный, Оранжевый, Желтый, Зеленый…/ но ни профессиональные навигацкие термины, ни знания о свинцовых белилах и железной лазури, белое и синее, свинец и железо, надо поближе познакомиться с Люком, решила для себя Бофорочка, – ни на дюйм, ни на милю, ни на лье, ни на кабельтов не приблизили ее к Китаю и к ее таинственному герою, Шевалье де Сен-Дени. Зачем мне тогда рангоут, такелаж, ванты, свинец, железо?- вздохнула Бофорочка.
Следуя за капитаном ''Короны'' и внимая в пол-уха его комментариям и занятным рассказам о путешествиях, проделанных ''Короной'' за почти тридцатилетнее свое существование / Люк и Гугенот ловили каждое слово г-на де Вентадорна, этой ходячей навигацкой энциклопедии! / адмиральская дочка топала от полуюта с бизань-мачтой к грот-мачте, сердцу ''Короны'', иначе, к шканцам.
Там, по словам того же г-на де Вентадорна, было почетное место, центр корабля, оглашались указы Его Величества, приказы капитана, встречали важных гостей, и днем там чествовали Адмирала, а потом Прекрасную Шевретту, а несколько часов спустя, на месте, доступном только господам морским офицерам, Пираты Короля-Солнца устроили с согласия герцога и капитана ''шторм'', иначе говоря, нахальную гулянку, пирушку, попойку и матросы спешили на вышеупомянутые шканцы, поднося корзины с бутылками и закусками по заказу Оливье де Невиля.
5.''ТОЛЬКО СМЕЛЫМ ПОКОРЯЮТСЯ МОРЯ!''
– Надо было взять больше провианта, – вздохнул Вандом, с тревогой взглянув на корзины с выпивкой, закуской и фруктами.
– Дай Бог этот съесть, – сказал капитан, – Все трюмы забиты и добрая часть палубы.
– Провиант, так же как свинец и порох, мы добудем в Алжире, если какая нехватка, – Гугенот гнул свою линию, расчитывая на трофеи, добытые в грядущих баталиях, – На кой черт переполнять трюмы лишним грузом? Как я понимаю, господин де Вентадорн, скорость корабля повышается, если заострить форму корпуса, это я просек еще в Тулоне. И также уменьшить объем трюмов на носу и в корме.
– Вы так торопитесь в Алжир? Хотя мы и сохранили дедвейт, – сказал капитан ''Короны", – то есть полную грузоподъемность, направление ветра нам благоприятствует, и мы идем…
– Мы бежим!- воскликнул Вандом, – хоть этот термин моряки и не употребляют. А раньше ползли как черепахи.
– Черепаха черепахе рознь, – сострил Гугенот, – Быстроногий Ахиллес и то никак не мог догнать черепаху. И еще черепаха была у древних римлян…нет, паж, вам это определенно не интересно. Эх!
Аве, Цезарь!
Вандом зевнул.
– Nemo nascitur artifex,* – сказал Анри небрежно. Люк рассмеялся.
… *Nemo nascitur artiflex /лат./ – Никто не рождается мастером. Нэмо насцитур артифекс.
…
Капитан подмигнул Гугеноту и Люку. Они поняли, что и паж оценил юмор Гугенота, но так же и то, что паж пытается не очень-то умело подражать Бражелону, и это вызвало улыбки моряка и мушкетера и смех художника. Анри по наивности решил, что общество восхищено его знанием латыни и остроумием и задрал нос.
– После столь остроумной реплики шевалье де Монваллана в защиту черепах, – сказал капитан, – два слова относительно нашей ''черепахи''. Я вам объясняю очень просто. Элементарные морские маневры, поворот по траверзу – не понимаете, Анри?
– Простите?
– Я тоже,- сознался Люк,- Мы развернули корабль, вроде так?
– Прощаю, паж, – кивнул капитан,- Так, господин Люк, так. Мы развернули корабль, чтобы замедлить ход и зарифили паруса. Ну, тут я не буду говорить вам, какие именно. Будет с вас на сегодня.
Люк и Гугенот с улыбками переглянулись.
– Все равно не поймем,- вздохнул Вандом, – Но сейчас-то вы их разрифили, чтобы ускорить ход.
– Еще не все, – продолжал капитан, отдавая распоряжения своему неизменному де Сабле, и матросы полезли по такелажу / вантам или веревочным лестницам / на рангоут / рей грот-мачты развязывать "завязки" у верхнего паруса – так, во всяком случае, восприняли Люк и Вандом грот-бом-брамсель у самого салинга грот-мачты.
– Вы развернули корабль и распустили паруса, – предположил Вандом.
– А не слишком ли мы теперь торопимся?
– Скорость? – спросил де Вентадорн у своего помощника.
– Девять узлов, господин капитан, – ответил де Сабле.
– Хорошо! Так держать!
До Анри долетело слово ''узлы''. Это не карета, подумал паж, по бегу лошади еще можно определить скорость, но с привычных лье на морские мили, а тем более не узлы очень трудно было переключиться. Да и узлы в представлении Анри, или, вернее, той, кем на самом деле являлся Анри, ассоциировались с иголками, нитками, вышивками, изнаночной стороной красивой вышивки, маленькие узелки, которые нужно аккуратно спрятать, которые нужно завязать на двойной нитке, иначе шов распустится. При чем тут огромные пенящиеся волны? Этого Анри еще не понимал. Задумавшись о своих узелках и нитках, адмиральская дочка пропустила информацию о направлении ветра, и это не смогла записать в своем дневнике. Но, судя по надутым парусам, развевающимся вымпелам и флагам, ветер был попутный.
А на шканцах уже началась пирушка. Корзины были опорожнены, к Пиратам присоединились Жюль де Линьетт и Шарль-Анри де Суайекур. Записка на салфетке с эмблемой ''Короны'', которую Рауль передал де Невилю во время ужина, предупреждала ''магистра пьяниц'' о том, что в грядущем ''шторме'' будут новые участники, и он, Рауль, вносит за них необходимый взнос. Де Невиль ничего не имел против, зная Жюля с давних пор как своего земляка, и Шарль-Анри был ему хорошо известен. Правда, несколько лет разницы заставляли лихого барона смотреть на гвардейцев Королевского Полка как на желторотых. Де Невиль любил веселые компании. Не всякую компанию он считал веселой и достойной себя, но здесь были все свои, и знали друг друга с незапамятных времен ''фрондерского детства''. Душа его отчасти успокоилась после беседы с Шевреттой, к изящной словесности он особой склонности не имел, если не считать пары-тройки популярных песен, волочиться было не за кем, оставалось только пить! Барон решил наслаждаться жизнью, пока есть такая возможность.
Серж де Фуа, полный дум об оставленной красавице, Великой Мадемуазель, не уверенный в завтрашнем дне, в том, что Анна-Мария-Луиза Орлеанская сдержит клятву и дождется его, тоже, как Оливье, решил гулять и ни о чем не думать.
И Рауль, примерив к себе пиратскую бандану, решил, что этот головной убор предполагает и пиратский образ жизни. И еще ему очень хотелось отключиться от всех тревог и проблем, а денек сегодня выдался весьма напряженный и суматошный. В отличие от Анри де Вандома, Рауль не фиксировал свои переживания. В отличие от Ролана, Рауль не собирался писать хронику IX Крестового Похода. Он искал покоя и забвения. По его представлениям, желанное забвение должен был дать ему хоть на какое-то время грядущий ''шторм''. Не то, чтобы у него был большой опыт подобных мероприятий, – во время возлияний с друзьями он всегда останавливал себя, хотя совсем недавно спьяну уже успел сделать несколько глупых поступков. Эти свои глупые поступки он и хотел поскорей забыть.
Ролан, разумеется, в гулянке не участвовал – Жюль де Линьет категорически воспротивился. Ролан не протестовал: ему и без этого дел хватало. У него было чтиво на всю ночь – ''Неистовый Роланд", его знаменитый тезка, сочинение Людовико Ариосто! И любимое детище – ''Мемуары''. Оставалось несколько страниц в тетради, открывающейся скучнющими сведениями по истории, которыми пичкал Ролана когда-то, еще в родном Нанте, его педант – гувернер / короли Франции и даты их царствования /. За Их Величествами шли главы ''Мемуаров'', и в тетрадку Ролан вложил похищенные на ужине салфетки, предполагая, что бумаги не хватит, и, приметив, что де Фуа использует салфетки для поэтического творчества.
Пираты Короля-Солнца, уже ''хорошие'', бойко приветствовали капитана и его спутников. Шайка сидела на ковре по-турецки. Похоже, они надолго обосновались на столь престижном и уважаемом моряками месте, как шканцы. Люк и Гугенот на упрек де Невиля в "дезертирстве" заверили, что скоро присоединятся к компании Пиратов и наверстают упущенное.
– Идемте же в библиотеку, – предложил капитан, – Или вы еще хотите полюбоваться морским пейзажем?
– Если мы вас не задерживаем,- сказал Люк,- Такой горизонт, такие краски! Я так счастлив! Мне и не снилось такое! Я и представить не мог такую красоту!
Капитан вздохнул.
– Тс! – сказал паж, – Пираты поют что-то интересное!
Гугенот навострил уши.
– Как раз по интересующей вас теме, г-н де Монваллан, – промолвил капитан. Пассажиры услышали гитарный перебор и голос Оливье де Невиля с утрированно-восточным акцентом:
…Вдруг с вэстью гонэц запыленный к нэму:
Пагыбла надэжда Ислама!
И, гнэвно, кынжал он свой в сэрдце ему
Взывая: Алама! Алама!
И дружное ''Ура!'' пьяных Пиратов. Песня прервалась, кто-то из шайки перехватил гитару у грифа.
– Так выпьем же за то, – услышали пассажиры голос Бражелона, – Чтобы погибла надежда Ислама!
Последовало очередное ''ура'', и романс продолжился:
…Сэрэбраны струны звучат на поход,
Литавры бьют звонкие рано,
С оружьем на площадь толпытса народ
В устах у Султана: Алама!
– Вам знакома эта песня?- спросил Анри с любопытством, судя по тому, как капитан заулыбался, кивая головой в такт испанскому романсу, виртуозно исполняемому де Невилем.
– Еще бы!- сказал капитан де Вентадорн,- "Романс весьма печальный об осаде и взятии Аламы'', – Алама, Альгама, Аляма – переводите как вам угодно, речь идет о крепости-дворце мавританского правителя Гранады. Внезапный захват Аламы христианами в 1482 году предрешил победу испанцев в Реконкисте и падению всего Гранадского эмирата в конце XVI столетия.
– 1492 год или десять лет спустя, – уточнил образованный Гугенот.
– Султан Абдалла из романса, так жестоко поступивший со своим гонцом – Абу Абдалла Боабдиль, последний мавританский правитель Гранады. Вы как раз интересовались, господин де Монваллан, историей войн испанцев с маврами.
– Да-да, – закивал Гугенот, – Оливье знает этот романс и на испанском. У него же слуга – выходец из Испании, Педро-цыган. Помню припев: Ay, de mi Alama!
– А что же печального, если христиане победили мусульман?- удивился Вандом.
– Слушайте! Название, разумеется, шутливое. И барон очень весело это поет.
Узнайте, о други, что скорби виной:
Нэ жэч нам Алле фимиама.
Кастилец свой крэст вадрузыл над Луной,
Прэд ным прэклонылас Алама!
– Кастилец! – пожал плечами Вандом, – То английские песни, то испанские романсы. Свое сочинить слабо?
– Но мы еще не победили, Вандом. Наберитесь терпения. Все же Крест над Луной, понимаете? Это наша общая победа.
– Взятие Аламы в XVI веке?- не унимался Анри,- Я рад, как добрый католик, всякой победе Креста над Полумесяцем, но сейчас хочу победы Лилий! Вот!
– А Лилии победят, – сказал граф де Вентадорн, – Будьте уверены.
– Тогда мы вам и споем ''Романс весьма веселый об осаде и взятии Джиджелли''. Ай, де ми Джиджелли – даже лучше рифмуется, чем Алама. Мы просто обречены на то, чтобы взять эту крепость!
– Я подожду, – сказал Анри, – Смотрите не обманите.
– Если жив буду, – сказал Гугенот, – Грех детей обманывать.
В отвэт с бородою по грудь альфаки
Вэщает: нам ждать было срама!
И рэчь его прэрвал в порыве тоски
Султан, восклицая: Алама!
– Альфаки – это визирь или мулла? – опять поинтересовался Вандом.
– Законник у мусульман,- прокомментировал капитан, – В некоторых текстах его заменили на алькальда.
– Алькальд – у мавров? – хихикнул Вандом, – Вот тупые!
– Народу так понятнее,- сказал де Вентадорн, – Кстати, в испанском варианте письмо о взятии Аламы Султан в гневе бросает в огонь.
– ''Las cartas echo en el fuego''*,-сказал Гугенот, – Это мы тоже знаем.
… * Las cartas echo en el fuego / исп/. – Письма бросил в огонь.
…
– Господа, мы задерживаем нашего капитана, – заметил Люк, – Тут так здорово, так и стоял бы всю ночь!
– Идемте, – пригласил капитан, – Мы уже почти пришли. Библиотека в двух шагах.
– Алама, – пробормотал Анри, – Это никак не связано с тополями? Насколько я знаю, по-испански ''тополь'' – ''эль аламо''.
– Спросите что-нибудь полегче, господин де Вандом. Очень возможно, ваша этимология правильна. Но я не посещал Испанию, мы только в порты заходили. Я готов ответить на любой ваш вопрос о моем корабле и морских путешествиях, но насчет Гранады поинтересуйтесь у тех, кто там побывал.
… * Esse Homo! – Се Человек! / лат/. Эссе Хомо.
…
Но что эти парни устроили здесь полемику, образовав пробку в дверях? Она, Анжелика де Бофор, не делала бы из этого проблемы. Она привыкла, чтобы перед ней раскрывали двери, ей уступали дорогу, ее пропускали вперед.
– Я слышал или читал когда-то,- сказал Гугенот,- Что какой-то король в похожей ситуации повел себя не по этикету, пренебрегая своим величием, уступил дорогу художнику. Возможно, господин Люк, вы слышали об этом факте.
– Рафаэль Санти… – стал, вспоминать Люк,- Или нет, Леонардо да Винчи, а король – Франциск Первый. Или нет, испанский король, а художник Диего де Сильва Веласкес? – Люк был рассеянным молодым человеком и не мог припомнить историю о короле и художнике, – А может, Питер Пауль Рубенс, – бормотал Люк, – вот только король… наш Анри…
''Я не король'', – подумал Анри, хихикнув.
…или Карл…Забыл!- сказал он, вздохнув.
Своих уважаемых коллег, последователей Святого Луки, проще говоря, художников, Люк Куртуа почти всегда почтительно называл полным именем, а королей по рассеянности ''Анри'', ''Луи'' и так далее.
– Какая разница, – с улыбкой заметил капитан,- Вы назвали великих королей и великих художников. Позвольте выразить надежду, что вы, господин Люк, будете их достойны.
– Я в этом уверен, – сказал Гугенот.
– Это большая честь,- промолвил Люк и вышел на галерею. Гугенот – за ним.
– А вы что же, господин паж? – спросил капитан.
– Вы и со мной так любезны? – робко спросил Анри.
Капитан ограничился приветливым жестом. Анри присоединился к пассажирам. Де Вентадорн закрыл кают-компанию на ключ и теперь уже сам возглавил процессию, провожая своих пассажиров в библиотеку, которой по праву славилась его ''Корона''. х х х
Капитан шел по лабиринтам своего пловучего дворца смело и уверенно. Он знал здесь каждый закоулок. Гугенот, видя, что Люк то и дело спотыкается и не поспевает за капитаном, взял его за руку и, обернувшись, крикнул Вандому: ''Паж! Не отставайте!" Анри замыкал шествие, семеня следом за мушкетером и художником. Те не разгадали секрет Анри де Вандома. С ролью мальчика адмиральская дочка справлялась, не скажем – отлично – ибо отлично сыгранная роль – это если бы абсолютно все были введены в заблуждение. Но кое-кто разгадал тайну пажа, следовательно, о высшем балле речи идти не может. Анри и не провалил свою роль – ибо провал роли предполагает разоблачение. Разоблачением и не пахло. Справедливости ради заметим, что объективная оценка игры де Вандома колебалась между ''хорошо'' и ''удовлетворительно'', с отклонениями в ту или другую сторону.
Миновав несколько проходов и лесенок, следуя за Вентадорном, наши герои вышли на верхнюю палубу и с наслаждением вдохнули свежий морской воздух. Люк, будучи художником, разглядел на небе множество божественных оттенков, а морские волны и вовсе вскружили ему голову. Разве на суше увидишь такую красоту! Жаль только, что корабль покачивает, и в сумерках нельзя писать. Люк широко раскрыл глаза, стараясь запомнить цвета.
– Ультрамарин… – бормотал Люк,- Да, конечно, ультрамарин! В тени, наверно, добавим кадмия фиолетового темного. Нет, кадмий с ультрамарином не сочетается. Лазурь железная. Точно! А на свету – белил. И еще, наверно, изумрудной зелени. Ай, белила-белила… Их, конечно, не хватит! А хватит ли мне ультрамарина, берлинской лазури и изумрудной зелени? Надеюсь, хватит. Но белил наверняка не хватит. И охры маловато. Зря я пожадничал. Надо было больше брать белил!
– Надо было больше брать пороха! – сказал Гугенот.
– Черт возьми, господин де Монваллан! Порох вы сможете использовать трофейный, когда ваш выйдет. А вот белила – очень сомневаюсь, что среди военных трофеев окажутся цинковые белила!
– Свинцовые годятся?- спросил капитан.
– Если белила получают из свинца, мы вам добудем белила, Люк! – заявил воинственный Гугенот, – Это наше дело.
– Свинец для пуль не то, что свинец для живописи. Мне нужен пигмент. Белый порошок, понимаете? – стал объяснять Люк,- А разве у вас есть свинцовые белила, господин капитан?
– Спросите лучше, чего у меня нет,- ответил капитан, – Один художник оставил в качестве платы за проезд. Я не хотел лишать живописца его имущества, но он заверил меня, что краски ему более не понадобятся, а вот деньги как нельзя более кстати. И расплатился пейзажами и натюрмортами, что вы уже видели в кают-компании и еще увидите в библиотеке и биллиардной. Малый не без таланта, но решил, что в наши дни живописью не прокормишься. Решил заняться торговлей. А краски так и лежат с тех пор, вас дожидаются.
– Отлично! – воскликнул Люк, – Завтра же и начнем, как договорились.
Он задрал голову, любуясь парусами.
– Эх! – вздохнул художник. – И охры маловато.
– Светлой или золотистой? – спросил капитан.
– И той и другой, – ответил Люк, – Знаете, охра тоже быстро кончается. Чтобы писать паруса, ее уйдет чертова уйма. А о рангоуте и такелаже я и не говорю.
– Что такое ''такелаж"? – спросил паж,- И "ран…''как вы сказали?
– Рангоут, – повторил Люк, – Такелаж – это вот эти тросы, видите? А рангоут – все, что из дерева. Мачты, бушприт и реи. Я, конечно, объясняю примитивно…и тупо, да, господин капитан?
– В принципе правильно и доступно для господина де Вандома,- сказал капитан, – Хочу, чтобы вы знали еще кое-что: рангоут ''Короны'' из мачтовых лесов господина дю Валлона. Это владелец лучших мачтовых лесов Франции.
– Портос? – спросил Гугенот.
– Портос, он самый. Так его зовут, – подтвердил капитан.
– А мачты изготовлены из сосен, которые выросли в Вилле-Котре или в Турени? – спросил Вандом.
– Сие мне не ведомо,- сказал капитан насмешливо,- Вещая вам о соснах Портоса, я имел в виду неподвижный рангоут. Мачты от сих до марса…
– До чего? – спросил паж.
– Марс! Вот! – сказал Гугенот с некоторым раздражением и показал на марсовую площадку.
– …и стеньги, – продолжал де Вентадорн.
– Кто?- спросил Анри опять.
– Вот тупой! – Гугенота все-таки прорвало,- Составная часть мачты! Смотри, салажонок!
– Ну, вы-то тоже не морской волк, – парировал салажонок Вандом.
– Господин Анж де Монваллан, вооружитесь ангельским терпением соответственно вашему имени и не гневайтесь на столь некомпетентного пассажира. Специально для Анри де Вандома добавлю, что рангоут в переводе с голландского означает ''круглое дерево''. Сейчас мы с вами находимся возле бизань-мачты. Задней мачты, понимаете, паж? То есть мы на корме. Но рангоут бывает и подвижный. Это реи. Реи поворачиваются вокруг мачты. Следовательно, относятся к подвижному рангоуту. Но я вижу, наш милый паж скучает.
– О ради Бога! – воскликнул Гугенот,- Мы еще не говорили о такелаже.
– Очень коротко, чтобы не быть назойливым. Такелаж бывает стоячий и бегучий…
''И куда же он "бегает"?'' – подумал паж.
…Стоячий такелаж, из растительных волокон – это туго натянутые канаты. Видите, какие они толстые. Толщина равна примерно руке юного Вандома. Их роль…
– Растяжка,- сказал Гугенот.
– Вот именно,- сказал Вентадорн с одобрением, – Без этих растяжек мачта вмиг бы расшаталась и рухнула.
Анри потрогал маленькой тонкой ручонкой дерево толстой бизань-мачты из корабельных лесов Портоса и подумал: ''Вот ужас-то!''
– Милые мои пассажиры, со всеми этими тонкостями вы еще успеете познакомиться. Я же начинаю с азов. Мой короткий комментарий о такелаже продолжается. Ванты, запомните это слово, мои очаровательные пассажиры – это главная часть стоячего такелажа, – и капитан взялся за эту ''главную часть'', – Ванты, господин де Вандом, понимаете? Захотите вспомнить веревочные лестницы, по которым бегают наши ловкие матросы, вспомните банты на ваших нарядных камзолах и…прочей одежде.
– Зачем вы мне говорите о бантах?- спросил Анри де Вандом, – Мое мышление несколько отличается от мышления владельца лучших корабельных лесов, господина Портоса! Для того чтобы я вспомнил ванты, мне не надо менять буквы, я лучше вспомню побег Бофора из Венсена. Словом, веревочную лестницу.
– Простите,- сказал капитан, – Впечатление обманчиво. Итак,…ванты.
– Ванты идут от топ-мачты к бортам, – вставил Гугенот. Он хотел показать, что не такой он салажонок как Вандом, и кое-что знает. А хитрый капитан такой своей лекцией для самых-самых необразованных, может быть, сводит счеты в столь мягкой форме с мальчиками из Фонтенбло.
– Браво, сударь, браво! – сказал капитан,- Здесь у нас бизань-ванты. Там, дальше, видите?
Грот-стень-ванты. Есть и брам-стень-ванты, идущие к салингам. Но, полагаю, брам-стень-ванты и салинг это…не то что для гардемаринов, не то что для матросов-профессионалов но, милые мои пассажиры, не для вас. Пока я вас накормил достаточно.
Анри подумал, что ни за какие сокровища мира он не полез бы по брам-стень-вантам на этот самый салинг!
А Гугенот начал тупить:
– Ваш урок мы усвоили, дорогой капитан! Рангоут – веревки, такелаж – доски. Бревна из лесов Портоса. Простите, все наоборот! Рангоут – бревна, такелаж – веревки! Паж, вы запомнили?
– Такелаж – снасти, рангоут – мачты и реи,- сказал Анри сухо, – Даже я это усвоил.
– А вы, как я понял, скорее тактик, чем стратег,- сказал капитан, обращаясь к Гугеноту.
– Я, скорее стратег, чем тактик,- возразил Гугенот, – Спасибо, господин капитан. Все чертовски интересно. От вас можно получить много ценной информации. Надеюсь, вы нам еще много чего расскажете, пока мы идем в Алжир. Мне, как уроженцу Ла Рошели, было весьма интересно узнать, что ванты – это веревочные лестницы. И я сегодня же доведу эту информацию до сведения прочих мальчиков из Фонтенбло, с вашего позволения.
– Не обижайтесь, – сказал капитан, – Я пошутил.
– Не грубите нашему капитану, господин Гугенот,- сказал Анри, – Вот я действительно узнал очень много интересных вещей!
– Видите, – сказал капитан,- Пажу герцога моя проповедь понравилась.
– Мне тоже понравилась ваша проповедь, – сказал Гугенот, – Но хотелось бы услышать нечто более наворочненное.
– Приму к сведению, – пообещал капитан.
Анри смутился, вспомнив тупые /ой-ой-ой, какие тупые!/ рисунки кораблей в свои ученические годы. Корабль – иллюстрацию к трагической истории Тристана и Изольды. Боже милостивый! Такой корабль не прошел бы и пол-кабельтова! На чем держались черные паруса? Да ни на чем! На честном слове! Анжелика де Бофор, иллюстрируя печальную древнюю легенду, считала такелаж корабля чем-то лишним, грубым, неизящным, и убрала все пеньковые тросы и веревочные лестницы, вернее, не сочла нужным их изображать. Так что корабль с черными парусами при отсутствии такелажа не мог доплыть до Бретани, где ждал вестей от Изольды Белокурой влюбленный рыцарь Тристан. Очень глупым и непрофессиональным был детский рисунок десятилетней Анжелики де Бофор. Дочь Адмирала Франции вздохнула. Не доплыл? Тем лучше. Значит, корабль в пути. И пусть будет вечным морским скитальцем. Зная древнюю легенду с детских лет, дочь Адмирала хотела, чтобы корабль с черными парусами не доплыл до Тристана.
Но при чем тут охра? Она красила белилами паруса другого корабля, с другого рисунка, на котором у Тристана и Изольды любовь только начиналась. И они были вместе на корабле. И пили Любовный Напиток, ясно, лучше на вкус вишневого ликера! Люк охотно объяснил. Охра? Да разве можно писать без охры? Портрет, и то не напишешь. И для верной передачи формы паруса охра необходима. И в эти ванты, тросы – тоже добавлять охру придется.
Увы! Хотя юная дочь Адмирала Франции узнала очень много нового и интересного и пополнила свой словарный запас терминами "рангоут" и "такелаж", а также узнала, что свинец служит для приготовления белил, а железо – для божественной лазури / Свинец и железо! Воинственные металлы и прелестные краски, белая и лазурная! Раньше она, как все дети, различала краски по радуге: ''Каждый Охотник Желает Знать…''Красный, Оранжевый, Желтый, Зеленый…/ но ни профессиональные навигацкие термины, ни знания о свинцовых белилах и железной лазури, белое и синее, свинец и железо, надо поближе познакомиться с Люком, решила для себя Бофорочка, – ни на дюйм, ни на милю, ни на лье, ни на кабельтов не приблизили ее к Китаю и к ее таинственному герою, Шевалье де Сен-Дени. Зачем мне тогда рангоут, такелаж, ванты, свинец, железо?- вздохнула Бофорочка.
Следуя за капитаном ''Короны'' и внимая в пол-уха его комментариям и занятным рассказам о путешествиях, проделанных ''Короной'' за почти тридцатилетнее свое существование / Люк и Гугенот ловили каждое слово г-на де Вентадорна, этой ходячей навигацкой энциклопедии! / адмиральская дочка топала от полуюта с бизань-мачтой к грот-мачте, сердцу ''Короны'', иначе, к шканцам.
Там, по словам того же г-на де Вентадорна, было почетное место, центр корабля, оглашались указы Его Величества, приказы капитана, встречали важных гостей, и днем там чествовали Адмирала, а потом Прекрасную Шевретту, а несколько часов спустя, на месте, доступном только господам морским офицерам, Пираты Короля-Солнца устроили с согласия герцога и капитана ''шторм'', иначе говоря, нахальную гулянку, пирушку, попойку и матросы спешили на вышеупомянутые шканцы, поднося корзины с бутылками и закусками по заказу Оливье де Невиля.
5.''ТОЛЬКО СМЕЛЫМ ПОКОРЯЮТСЯ МОРЯ!''
– Надо было взять больше провианта, – вздохнул Вандом, с тревогой взглянув на корзины с выпивкой, закуской и фруктами.
– Дай Бог этот съесть, – сказал капитан, – Все трюмы забиты и добрая часть палубы.
– Провиант, так же как свинец и порох, мы добудем в Алжире, если какая нехватка, – Гугенот гнул свою линию, расчитывая на трофеи, добытые в грядущих баталиях, – На кой черт переполнять трюмы лишним грузом? Как я понимаю, господин де Вентадорн, скорость корабля повышается, если заострить форму корпуса, это я просек еще в Тулоне. И также уменьшить объем трюмов на носу и в корме.
– Вы так торопитесь в Алжир? Хотя мы и сохранили дедвейт, – сказал капитан ''Короны", – то есть полную грузоподъемность, направление ветра нам благоприятствует, и мы идем…
– Мы бежим!- воскликнул Вандом, – хоть этот термин моряки и не употребляют. А раньше ползли как черепахи.
– Черепаха черепахе рознь, – сострил Гугенот, – Быстроногий Ахиллес и то никак не мог догнать черепаху. И еще черепаха была у древних римлян…нет, паж, вам это определенно не интересно. Эх!
Аве, Цезарь!
Вандом зевнул.
– Nemo nascitur artifex,* – сказал Анри небрежно. Люк рассмеялся.
… *Nemo nascitur artiflex /лат./ – Никто не рождается мастером. Нэмо насцитур артифекс.
…
Капитан подмигнул Гугеноту и Люку. Они поняли, что и паж оценил юмор Гугенота, но так же и то, что паж пытается не очень-то умело подражать Бражелону, и это вызвало улыбки моряка и мушкетера и смех художника. Анри по наивности решил, что общество восхищено его знанием латыни и остроумием и задрал нос.
– После столь остроумной реплики шевалье де Монваллана в защиту черепах, – сказал капитан, – два слова относительно нашей ''черепахи''. Я вам объясняю очень просто. Элементарные морские маневры, поворот по траверзу – не понимаете, Анри?
– Простите?
– Я тоже,- сознался Люк,- Мы развернули корабль, вроде так?
– Прощаю, паж, – кивнул капитан,- Так, господин Люк, так. Мы развернули корабль, чтобы замедлить ход и зарифили паруса. Ну, тут я не буду говорить вам, какие именно. Будет с вас на сегодня.
Люк и Гугенот с улыбками переглянулись.
– Все равно не поймем,- вздохнул Вандом, – Но сейчас-то вы их разрифили, чтобы ускорить ход.
– Еще не все, – продолжал капитан, отдавая распоряжения своему неизменному де Сабле, и матросы полезли по такелажу / вантам или веревочным лестницам / на рангоут / рей грот-мачты развязывать "завязки" у верхнего паруса – так, во всяком случае, восприняли Люк и Вандом грот-бом-брамсель у самого салинга грот-мачты.
– Вы развернули корабль и распустили паруса, – предположил Вандом.
– А не слишком ли мы теперь торопимся?
– Скорость? – спросил де Вентадорн у своего помощника.
– Девять узлов, господин капитан, – ответил де Сабле.
– Хорошо! Так держать!
До Анри долетело слово ''узлы''. Это не карета, подумал паж, по бегу лошади еще можно определить скорость, но с привычных лье на морские мили, а тем более не узлы очень трудно было переключиться. Да и узлы в представлении Анри, или, вернее, той, кем на самом деле являлся Анри, ассоциировались с иголками, нитками, вышивками, изнаночной стороной красивой вышивки, маленькие узелки, которые нужно аккуратно спрятать, которые нужно завязать на двойной нитке, иначе шов распустится. При чем тут огромные пенящиеся волны? Этого Анри еще не понимал. Задумавшись о своих узелках и нитках, адмиральская дочка пропустила информацию о направлении ветра, и это не смогла записать в своем дневнике. Но, судя по надутым парусам, развевающимся вымпелам и флагам, ветер был попутный.
А на шканцах уже началась пирушка. Корзины были опорожнены, к Пиратам присоединились Жюль де Линьетт и Шарль-Анри де Суайекур. Записка на салфетке с эмблемой ''Короны'', которую Рауль передал де Невилю во время ужина, предупреждала ''магистра пьяниц'' о том, что в грядущем ''шторме'' будут новые участники, и он, Рауль, вносит за них необходимый взнос. Де Невиль ничего не имел против, зная Жюля с давних пор как своего земляка, и Шарль-Анри был ему хорошо известен. Правда, несколько лет разницы заставляли лихого барона смотреть на гвардейцев Королевского Полка как на желторотых. Де Невиль любил веселые компании. Не всякую компанию он считал веселой и достойной себя, но здесь были все свои, и знали друг друга с незапамятных времен ''фрондерского детства''. Душа его отчасти успокоилась после беседы с Шевреттой, к изящной словесности он особой склонности не имел, если не считать пары-тройки популярных песен, волочиться было не за кем, оставалось только пить! Барон решил наслаждаться жизнью, пока есть такая возможность.
Серж де Фуа, полный дум об оставленной красавице, Великой Мадемуазель, не уверенный в завтрашнем дне, в том, что Анна-Мария-Луиза Орлеанская сдержит клятву и дождется его, тоже, как Оливье, решил гулять и ни о чем не думать.
И Рауль, примерив к себе пиратскую бандану, решил, что этот головной убор предполагает и пиратский образ жизни. И еще ему очень хотелось отключиться от всех тревог и проблем, а денек сегодня выдался весьма напряженный и суматошный. В отличие от Анри де Вандома, Рауль не фиксировал свои переживания. В отличие от Ролана, Рауль не собирался писать хронику IX Крестового Похода. Он искал покоя и забвения. По его представлениям, желанное забвение должен был дать ему хоть на какое-то время грядущий ''шторм''. Не то, чтобы у него был большой опыт подобных мероприятий, – во время возлияний с друзьями он всегда останавливал себя, хотя совсем недавно спьяну уже успел сделать несколько глупых поступков. Эти свои глупые поступки он и хотел поскорей забыть.
Ролан, разумеется, в гулянке не участвовал – Жюль де Линьет категорически воспротивился. Ролан не протестовал: ему и без этого дел хватало. У него было чтиво на всю ночь – ''Неистовый Роланд", его знаменитый тезка, сочинение Людовико Ариосто! И любимое детище – ''Мемуары''. Оставалось несколько страниц в тетради, открывающейся скучнющими сведениями по истории, которыми пичкал Ролана когда-то, еще в родном Нанте, его педант – гувернер / короли Франции и даты их царствования /. За Их Величествами шли главы ''Мемуаров'', и в тетрадку Ролан вложил похищенные на ужине салфетки, предполагая, что бумаги не хватит, и, приметив, что де Фуа использует салфетки для поэтического творчества.
Пираты Короля-Солнца, уже ''хорошие'', бойко приветствовали капитана и его спутников. Шайка сидела на ковре по-турецки. Похоже, они надолго обосновались на столь престижном и уважаемом моряками месте, как шканцы. Люк и Гугенот на упрек де Невиля в "дезертирстве" заверили, что скоро присоединятся к компании Пиратов и наверстают упущенное.
– Идемте же в библиотеку, – предложил капитан, – Или вы еще хотите полюбоваться морским пейзажем?
– Если мы вас не задерживаем,- сказал Люк,- Такой горизонт, такие краски! Я так счастлив! Мне и не снилось такое! Я и представить не мог такую красоту!
Капитан вздохнул.
– Тс! – сказал паж, – Пираты поют что-то интересное!
Гугенот навострил уши.
– Как раз по интересующей вас теме, г-н де Монваллан, – промолвил капитан. Пассажиры услышали гитарный перебор и голос Оливье де Невиля с утрированно-восточным акцентом:
…Вдруг с вэстью гонэц запыленный к нэму:
Пагыбла надэжда Ислама!
И, гнэвно, кынжал он свой в сэрдце ему
Взывая: Алама! Алама!
И дружное ''Ура!'' пьяных Пиратов. Песня прервалась, кто-то из шайки перехватил гитару у грифа.
– Так выпьем же за то, – услышали пассажиры голос Бражелона, – Чтобы погибла надежда Ислама!
Последовало очередное ''ура'', и романс продолжился:
…Сэрэбраны струны звучат на поход,
Литавры бьют звонкие рано,
С оружьем на площадь толпытса народ
В устах у Султана: Алама!
– Вам знакома эта песня?- спросил Анри с любопытством, судя по тому, как капитан заулыбался, кивая головой в такт испанскому романсу, виртуозно исполняемому де Невилем.
– Еще бы!- сказал капитан де Вентадорн,- "Романс весьма печальный об осаде и взятии Аламы'', – Алама, Альгама, Аляма – переводите как вам угодно, речь идет о крепости-дворце мавританского правителя Гранады. Внезапный захват Аламы христианами в 1482 году предрешил победу испанцев в Реконкисте и падению всего Гранадского эмирата в конце XVI столетия.
– 1492 год или десять лет спустя, – уточнил образованный Гугенот.
– Султан Абдалла из романса, так жестоко поступивший со своим гонцом – Абу Абдалла Боабдиль, последний мавританский правитель Гранады. Вы как раз интересовались, господин де Монваллан, историей войн испанцев с маврами.
– Да-да, – закивал Гугенот, – Оливье знает этот романс и на испанском. У него же слуга – выходец из Испании, Педро-цыган. Помню припев: Ay, de mi Alama!
– А что же печального, если христиане победили мусульман?- удивился Вандом.
– Слушайте! Название, разумеется, шутливое. И барон очень весело это поет.
Узнайте, о други, что скорби виной:
Нэ жэч нам Алле фимиама.
Кастилец свой крэст вадрузыл над Луной,
Прэд ным прэклонылас Алама!
– Кастилец! – пожал плечами Вандом, – То английские песни, то испанские романсы. Свое сочинить слабо?
– Но мы еще не победили, Вандом. Наберитесь терпения. Все же Крест над Луной, понимаете? Это наша общая победа.
– Взятие Аламы в XVI веке?- не унимался Анри,- Я рад, как добрый католик, всякой победе Креста над Полумесяцем, но сейчас хочу победы Лилий! Вот!
– А Лилии победят, – сказал граф де Вентадорн, – Будьте уверены.
– Тогда мы вам и споем ''Романс весьма веселый об осаде и взятии Джиджелли''. Ай, де ми Джиджелли – даже лучше рифмуется, чем Алама. Мы просто обречены на то, чтобы взять эту крепость!
– Я подожду, – сказал Анри, – Смотрите не обманите.
– Если жив буду, – сказал Гугенот, – Грех детей обманывать.
В отвэт с бородою по грудь альфаки
Вэщает: нам ждать было срама!
И рэчь его прэрвал в порыве тоски
Султан, восклицая: Алама!
– Альфаки – это визирь или мулла? – опять поинтересовался Вандом.
– Законник у мусульман,- прокомментировал капитан, – В некоторых текстах его заменили на алькальда.
– Алькальд – у мавров? – хихикнул Вандом, – Вот тупые!
– Народу так понятнее,- сказал де Вентадорн, – Кстати, в испанском варианте письмо о взятии Аламы Султан в гневе бросает в огонь.
– ''Las cartas echo en el fuego''*,-сказал Гугенот, – Это мы тоже знаем.
… * Las cartas echo en el fuego / исп/. – Письма бросил в огонь.
…
– Господа, мы задерживаем нашего капитана, – заметил Люк, – Тут так здорово, так и стоял бы всю ночь!
– Идемте, – пригласил капитан, – Мы уже почти пришли. Библиотека в двух шагах.
– Алама, – пробормотал Анри, – Это никак не связано с тополями? Насколько я знаю, по-испански ''тополь'' – ''эль аламо''.
– Спросите что-нибудь полегче, господин де Вандом. Очень возможно, ваша этимология правильна. Но я не посещал Испанию, мы только в порты заходили. Я готов ответить на любой ваш вопрос о моем корабле и морских путешествиях, но насчет Гранады поинтересуйтесь у тех, кто там побывал.