Алексеева Марина. Пираты Короля-Солнца(ч1-5,по главу19)

   – ''Что ему Гекуба?''*,-вздохнул капитан.
   … *Слова Гамлета из трагедии Шекспира.
   …
   – Вы не поняли меня, господин де Вентадорн! Я не хочу сказать, что герои Шекспира оставляют меня равнодушным. Но мне надо успокоиться, а разве я успокоюсь, читая Шекспира? Я еще больше помешаюсь, чем от Нострадамуса.
   – Тогда возьмите комедии.
   – Вы мне предлагаете изысканные блюда литературной кухни, а я хочу нечто попроще.
   – Посмотрим у испанцев. '' Плутовские романы''.
   – Я, – сказал Анри, – дурею от скуки, читая длиннющие рассуждения и описания. Я больше люблю читать книги, где напряженное действие, живые диалоги и счастливая развязка.
   – А вы начните, зачитаетесь. ''Хромой бес''.
   – Не надо о хромых, тем более, о бесах. Я знаю одну хромую… ведьму,- сказал Анри, нахмурившись, – Читайте сами своего ''Хромого беса''.
   – Тогда ''Назидательные новеллы'' Сервантеса.
   – У-у-у! – завыл Анри, – `'Назидательные!'' От этого эпитета мне сразу не по себе. Вы скажете, что я ''начну и зачитаюсь'', но у меня само название вызывает предубеждение.
   Капитан уже не по-великосветски почесал голову.
   – Раз уж вы любите живой диалог, возьмите пьесы Лопе де Вега, Тирсо де Молина, Кальдерона.
   – Понимаете, я больше люблю смотреть пьесы, чем читать их.
   – Вы же любите диалоги. А тут только ''говорят''.
   – Говорят, – согласился Анри, – Но не так, как в романах. Реплики следуют после имен действующих лиц. Теодоро – двоеточие и слова Теодоро. Диана – двоеточие и слова Дианы. Это меня отвлекает.
   – Тогда, – вздохнул капитан, – Вас не устроят ни Эврипид, ни Софокл, ни Аристофан…
   – Вы собираетесь всучить мне древних греков? – с ужасом спросил Анри, – Да я их еще в годы… э… отрочества…зубрил…Вот, вижу толстушку ''Илиаду'' а за ней не менее толстая, но более потрепанная ''Одиссея''. Понимаю, что ваш экипаж увлекается приключениями Уллиса, но гекзаметры мне не идут в голову.
   Право, поверьте, любезный сеньор Вентадорнский,
   Песни сии я сегодня читать не желаю.
   – Сдаюсь, – сказал капитан, добитый гекзаметрами пажа,- Что вы сами хотите? Выбирайте, что вам угодно.
   – Мне угодно, – вкрадчиво сказал Анри, – Что-нибудь историческое.
   – Какой период? Наша история?
   – Нашу историю я знаю.
   – Вы полагаете?- улыбнулся капитан.
   – Если чего-то не знаю, вы, такой просвещенный человек, восполните пробел в моем образовании. Но я хотел бы познакомиться с историей Китая.
   – Китая? – удивился капитан, и задал ожидаемый Анри вопрос, – Зачем вам Китай?
   – А просто так,- сказал Анри.
   – История Китая? Полагаете это ''для души'' или ''для развлечения''?
   – Для образования. Но у вас, видимо, нет ничего о Китае?- с иезуитским коварством спросил Анри, – Я так и полагал, у кардинала Мазарини была, наверно, получше библиотека, та, что разграбили во время Фронды.
   – Экс-либрис Джулио Мазарини! – фыркнул капитан,- Как сказать!
   Капитан ''Короны'' выговорил имя Мазарини с отвращением. Анри утвердился в своих предположениях. Ришар де Вентадорн в прошлом был явным противником кардинала. Хоть в этом повезло. Ишь как он агрессивно говорил о племяннице Мазарини. А капитан достал откуда-то сверху после непродолжительных поисков небольшую книгу среднего формата.
   – Возьмите это для начала. Но вы большой оригинал.
   – ''История Поднебесной'', – прочел Анри.
   ''Хотя вы получили Поднебесную, сидя на коне, но нельзя, сидя на коне, управлять ею''.
   Елюй-Чу-Цай.
   Анри де Вандом с жадностью впился в картинку на форзаце. Во весь разворот шла высокая и толстая крепостная стена, над широкими воротами возвышалось деревянное сооружение с загнутыми вверх краями крыш. Архитектура китайской крепости очень отличалась от привычной европейской архитектуры, и романской и готической. Конный отряд встречала какая-то армия в шапках-лодочках, круглых шлемах, у некоторых повязки на голове, но не банданы, не чалмы, не испанские платки. Нечто совсем новое. Вооружены китайцы были луками, копьями и причудливой формы щитами. Анри перелистал странички.
   ''Империя Юань''.
   – О, картинки! – обрадовался Анри.
   ''Император Хубилай – основатель империи Юань. Император Тогон Тэмур''.
   – Вот страшилы, – сказал Анри, – У Хубилая борода как у козла, да еще и раздвоенная. И щурится так хитро, как иезуит.
   – Четырнадцатый век,- сказал капитан.
   – А! Современники Филиппа Красивого? Тогда смотрим дальше. Пропускаем Хубилая.
   ''Крепостная стена Пекина'', – прочитал Анри и задумался, разглядывая человечков возле пекинской стены. Опять эти дома с загнутыми крышами, выпуклый каменный мост с арками, река, лодочки… И где-то здесь, возле пекинской стены, наверно, бродит Шевалье и задумчиво смотрит на реку и, быть может, вспоминает Сену, лодочки и…м-ль де Бофор… Анри тряхнул кудрями.
   ''Империя Мин… – прочел Анри, – ''Небо поставило государя, чтобы он заботился о народе''.
   Чжу Юань Чжан''.
   – Да Мин – ''Великая империя Света''. Император является тем самым долгожданным ''Князем Света'', о котором говорится в пророчествах…17 -летняя гражданская война… после ста лет варварского произвола и войны, пришло время мира…
   Капитан терпеливо слушал Вандома.
   – Король-Солнце – Князь Света, – прошептал Анри, – Гражданская война. Пророчества. У Нострадамуса есть что-нибудь о Людовике XIV?
   – Есть, – сказал капитан, – Найти?
   – Я вам верю. Но это же как про нас!
   ''Я хочу искоренить чиновников – взяточников, – говорил император,- утром казнишь одних, а вечером совершается новое преступление. Отныне казнить всех взяточников, независимо от тяжести проступков''.
   – Вы проводите параллель с нашей историей, с казнью сторонников Фуке в прошлом году? – спросил капитан.
   – По сравнению с китайским императором наш король еще мягко обошелся. Он, насколько я знаю, велел казнить только двоих.
   – Китайский император- варвар, а Людовик – цивилизованный монарх. И виселица – это все же не…
   – Ой, ужас какой! ''С крупных взяточников и вымогателей сдирали кожу, набивали чучело и выставляли на обозрение народа. Вытаскивали сухожилия. Втыкали иглы под ногти, отрубали ноги, брили и клеймили''. Мы не так уж плохо живем, капитан.
   – Варвары, я же говорю.
   – Неужели в Китае так же жестоко поступают со…шпионами или с… миссионерами? – спросил Анри, бледнея.
   – Вот уж не знаю,- сказал капитан, – Очень может быть.
   – Да хранит их Господь,- перекрестился Анри, – Миссионеров, а не взяточников. Что там дальше? ''Храм Неба в Пекине'', – прочитал Анри подпись под очередной картинкой,- Это вроде как их Нотр-Дам? А тут что? Вау! АДМИРАЛ Чжан Хэ…Флот Чжан Хэ в открытом море… Торговля с Западом. ''Галерея в императорском дворце близ Пекина''.
   – Это вроде нашего Фонтенбло, – заметил капитан.
   Анри прижал книгу к груди.
   – Спасибо! – сказал Анри, – Душевно рад! Лучшее вы мне предложить не могли.
   Капитан пожал плечами. Он не то, что не разделял страсти пажа к Китаю – он не мог понять Анри. Оставалось только удивляться.
   – Все?- спросил он с улыбкой.
   – Не все. Есть у вас что-нибудь подобное тем книгам, что вы дали Гугеноту? По другому языку.
   – Китайскому?- расхохотался капитан, – Простите, нет. В Китай мы не ходили.
   – Я так и знал. Нет, сударь. Меня интересует древнееврейский язык.
   – Только библия.
   – А учебника нет? И словаря?
   – Что нет, то нет. И записи не сохранились.
   – А вы пытались изучать древнееврейский?
   – Давно когда-то. В вашем возрасте.
   – Зачем?
   – Хотел попробовать перевести Библию.
   – На латынь? С древнееврейского? С ума сойти!
   – На французский.
   – О! Вы что, гугенот?
   – С чего вы взяли? Католик, самый что ни на есть католик.
   – А зачем тогда перевод?
   – Для себя. Хотелось разобраться кое в чем. Ведь наш перевод очень старый.
   – А…может, вы – иезуит?
   – Я – иезуит? – расхохотался капитан,- Я простой моряк, господин паж, и от политиканов предпочитаю держаться подальше. Почему вы решили, что я – иезуит?
   – Иезуиты изучают древнееврейский, – объяснил Анри, – И еще…Разве не бывает капитанов – иезуитов?
   – Мне, конечно, доложили об этом, – сыронизировал граф, – Может и есть, не знаю. Вас проводить?
   – Не выпроваживайте меня, господин де Вентадорн! Я должен сказать вам самое важное!
   – Тысяча чертей! – воскликнул капитан, – Так говорите в двух словах!
   – В двух словах не получится,- вздохнул Анри.
   – А вы учитесь быть лаконичным. Итак?
   – Хорошо, – вымолвил Анри, – Постараюсь. Помоги, Господи! Господин де Вентадорн! Я знаю, что негоже идти в чужой монастырь со своим уставом. Я уважаю традиции вашей ''Телемской обители'' под парусами, и все же, поймите, вы, монархист, самый что ни на есть монархист, приверженец Короля – Солнца, о пришествии которого после гражданской кровопролитной войны за сто лет предупреждал Нострадамус, что первый ваш тост: ''За Короля!'' в этой конкретной ситуации не этичен! Честь имею! – чуть ли не хрипло сказал Анри де Вандом.
   Мировая литература от Гомера до Сервантеса помогла златокудрому пажу. Капитан де Вентадорн так устал от разговора об изящной словесности, что у него просто не было сил продолжать полемику. К тому же вопрос о первом тосте был давно решен в пользу романтиков. Он внимательно посмотрел на взволнованного и напряженного Анри.
   – Господин де Вандом, – устало, улыбаясь, сказал он,- Вашему приятелю, господину де Бражелону, совсем не нужно опаздывать на ужин, или, Боже сохрани, переходить на сухой паек. Первый тост мы, находясь в море, поднимаем за Нептуна, царя морского. За ужином мы сегодня за него и пили. Если бы вы пришли вовремя, вы присоединились бы к нашему тосту. К сиренам и русалочкам морского царя виконт не собирается ревновать властелина морей, не так ли?
   – За Нептуна?- вытаращил глаза Анри,- Первый тост – за Нептуна? А не за Людовика Четырнадцатого?
   – Этот вопрос,- сказал капитан,- Мы решили с вашим…нашим светлейшим адмиралом, играя в биллиард после обеда.
   – Черт возьми! Вы говорили об этом в биллиардной?!- вскричал Анри,- Как вам не стыдно!
   – Игроков было двое – Бофор и я. Это было секретное совещание, скажем так. Тогда же мы решили вопрос о дуэлянтах.
   – Следовательно, игра закончилась вничью? – спросил Анри.
   – Да, но мы непременно продолжим партию.
   – Тут и биллиард имеется?
   – И биллиард, и фехтовальный зал к вашим услугам, пажи и паладины. Но это для особых условий.
   – Понимаю. Когда корабль ложится в дрейф или полный штиль.
   Капитан улыбнулся.
   – У вас должен быть план корабля.
   – План есть. Но я в нем еще не разобрался. Позволю только уточнить, господин капитан, – добавил Анри,- Вы назвали господина де Бражелона моим приятелем, а я это категорически отрицаю! Мы с ним почти враги! Я его терпеть не могу! Я его почти ненавижу! Что вы смеетесь? Разве я говорю что-то смешное?
   – Обратите свою ненависть против настоящих врагов, господин де Вандом! Какие вы враги! Да, дитя мое, с вами не соскучишься!
   – Но мы все время спорим и ругаемся. Он все высмеивает!
   Капитан махнул рукой.
   – Одного поля ягоды, – сказал он, – А насмешка, это своего рода защита.
   Анри опять хотел возразить, но капитан де Вентадорн состроил трагикомическую гримасу.
   – Увольте…вы меня с ума сведете. Если вы намереваетесь выпалить р-р-романтичекий монолог, вроде того, что вы произнесли давеча о шестнадцатом веке и в таком же стиле говорить о нашей эпохе, у меня нет ни малейшего желания внимать вам. Меня ждут люди. Сколько можно, черт вас раздери!
   – Нет-нет, – кротко сказал Анри, – Я ухожу. Вы, наверно, больше на порог меня не пустите?
   – А кто-то обещал подклеить книги, – напомнил капитан.
   – Я сдержу обещание.
   – Отлично. А теперь идемте, – он посмотрел на часы, – Я провожу вас до вашей каюты, не дай Бог, вы заблудитесь.
   Анри в смятении отправился в обществе капитана в обратный путь.
 

ЭПИЗОД 9.СЕРЖ ДЕ ФУА ПРЕДУПРЕЖДАЕТ: НА КОРАБЛЕ СТУКАЧ.

 

7.''БЫВШИЙ ЛУЧШИЙ, НО ОПАЛЬНЫЙ СТРЕЛОК''.

 
   – Вот так номер!- сказал Гугенот, когда они с Люком вышли из библиотеки капитана, – Черт возьми!
   – Ай, де ми Алама… – пробормотал Люк.
   – Скажи еще ''мама миа'', как когда-то говаривал Мазарини или: ''Это сурьезно''.
   – Очень надо! – огрызнулся Люк,- Вижу, доблестный Д'Артаньян воспитал у своих мушкетеров ненависть к Мазарини. Судя по тому, как вы презрительно произнесли имя кардинала и передразнили его итальянский акцент.
   – Д'Артаньян, – грустно произнес Гугенот, – Д'Артаньян нас не дал бы в обиду. Вот попали! Тысяча чертей, да что же теперь с нами будет?
   – Господин де Монваллан, я надеюсь…
   – Оставь надежду всяк сюда входящий, – мрачно сказал Гугенот, – А какого дьявола мы сейчас разводим церемонии, Люк? Мы уже пили на брудершафт в ''Золотых лилиях'' у папаши Годо и еще тогда решили перейти на ты. Все остается в силе. Согласен?
   – Что ты предлагаешь, Гугенот? – спросил Люк, – На мой взгляд, надо обо всем рассказать нашим Пиратам. И они нас уже заждались.
   – Мы расскажем, но не сегодня. Пусть хоть сегодня гуляют. Сегодня не будем ничего говорить нашим товарищам.
   – Но они перепьются и могут передраться, – возразил Люк.
   – Нет, – сказал Гугенот, – Этого не случится. Пираты пить умеют. Вот только Оливье…он иногда срывается… И эти, молодые – я их совсем не знаю. Но Рауль не пригласил бы кого попало. Ему виднее.
   – Пойдем к Пиратам? – предложил Люк.
   – Подожди. Я что-то как пришибленный. Надо выработать нашу тактику.
   – И стратегию, – пробормотал Люк, – Объясни мне, Гугенот, в чем ты видишь опасность? Может, мы преувеличиваем? Ты же сам сказал, что собираешься обнажать шпагу только против мусульман.
   – Человек предполагает, а Бог располагает, – вздохнул Гугенот, – Ты вроде давно меня знаешь, Люк.
   – Да, Анж, я давно тебя знаю. Но тогда, в Париже, ты был блистательным мушкетером, а я бедным, вечно голодным художником.
   – Уже тогда я понимал, что ты нечто большее, чем бедный художник.
   – Я Люк Куртуа, – сказал художник, – А ты – Анж де Монваллан.
   – Да полно сказки-то рассказывать! – сказал Гугенот,- Хочешь скрывать свое дворянское имя, твоя воля. Мушкетера этим не удивишь!
   Люк поджал губы.
   – Никогда бы не подумал, что де Бражелон меня сдаст.
   – Рауль знает, кто ты такой?
   – Да.
   – Но он мне ничего не говорил о тебе, Люк.
   – Почему же ты решил, что я дворянин?
   – Это знал не только я, а все наши ребята из Роты Гасконца. Люк, наивный ты мой Люк, это же не скроешь!
   – Несмотря на мою заляпанную краской одежду и стоптанные башмаки? – спросил Люк.
   – Да, Люк. Это проявлялось во всем.
   – Ах,- вздохнул Люк, – что теперь говорить о наших дворянских грамотах, если Бофор и капитан завтра огласят свой чудовищный приказ! Плаха – это одно. Но болтаться в петле на ноке рея – это уже выходит за пределы моего понимания.
   – Это произвол. Наши так и расценят этот приказ.
   – Выражусь посильнее, используя арго Двора Чудес – это беспредел.
   – Согласен, – кивнул Гугенот, – И выхода нет. Черт возьми! Как не хватает гасконца! Вот кто всегда прикрывал дуэлянтов!
   – Мы в ловушке. Мы в западне. Бежать-то здесь некуда. Открытое море. В Париже столько возможностей, столько вариантов! Добрый конь, дорога, верные друзья!
   – А тут – только за борт и топиться. Но ведь жалко душу губить!
   – Да… – протянул Люк, – Влипли. А ты думаешь, без дуэлей не обойтись?
   – Кто знает? – пожал плечами Гугенот, – Уже сам подобный приказ может вызвать у наших парней возмущение.
   – Бунт на корабле? Ай, де ми! А если попробовать проанализировать ситуацию спокойно, не предвзято. Здесь у них свои законы. Мы здесь пассажиры. Мы должны подчиняться их правилам.
   – Они и так к нам приспосабливаются, – сказал Гугенот, – Ты помнишь тост ''За Нептуна''?
   – Да,- сказал Люк, – Морская традиция, на мой взгляд.
   – Это не что иное, как уступка экипажа нам.
   – Почему? – спросил Люк.
   – Уточню, раз ты такой непонятливый. Не нам, а Раулю. Лично ему. Опять не понял?
   – Понял! Очень тактично со стороны моряков. Интересно, они сами догадались, или их кто надоумил?
   – Вот уж не знаю, – пробормотал Гугенот, – Один подводный риф мы миновали.
   – Думаешь, больше не будет тостов за здоровье Короля-Солнца? Там, за морем?
   – Не знаю. Но знаю, что Рауль не будет пить за короля.
   – И я не стал бы пить на его месте.
   – И я, – сказал Гугенот.
   – Но мы же пили на обеде, – сказал Люк, – Ерунда какая-то получается! Дай Бог, чтобы вся эта история скорее забылась!
   – Дай Бог, – кивнул Гугенот, – Мне только на сегодняшнем обеде стало ясно, как умно и дипломатично вел себя граф де Ла Фер, не принимая участия ни в парижском, ни в тулонском банкетах адмирала, несмотря на настойчивые приглашения милого герцога.
   – А Атос не стал бы пить за Людовика?
   – После того, что было? Конечно, нет!
   – А ты был на банкете?
   – Да. За короля пили и в Париже и в Тулоне. В этой ситуации один выход – уклониться от банкета.
   – Ай, де ми, – опять сказал Люк, – От этих разборок схватиться за голову хочется.
   – Вы еще всего не знаете о короле и Атосе,- хмуро сказал Гугенот.
   – Ты опять ''выкаешь''?
   – Я имею в виду не только тебя. А моего капитана. Гасконца, разумеется.
   – Я понял. Кого еще?
   – Ближайшее окружение Людовика и Атоса.
   – Рауль, Луиза, Анна Австрийская.
   – Да, да, они самые.
   – А ты знаешь?
   – Знаю. Но ничего не скажу тебе, и не спрашивай лучше.
   – А Раулю?
   – Потом. Пусть малость придет в себя. По-моему, он еще не вполне очухался.
   – Черт возьми, Гугенот!
   – Я для себя решил быть эталоном выдержки и самообладания. И уже начал заводить дружбу с моряками.
   – Я видел вашу приятельскую беседу с помощником капитана.
   – Да. Но я объясню тебя ситуацию и прошу взглянуть на события остраненно, с точки зрения экипажа. У нас – как и во всем этом далеком от совершенства мире – много шума, показухи и прочей мишуры. Моряки жили спокойно, не тужили и вот – на тебе! – им выпала честь принимать на борту важных персон – Адмирала Франции со штабом и свитой. Я знаю эту кухню, черт побери.
   – Разве ты повар? Прости друг, я пошутил. Ты говоришь о тех временах, когда ты был мушкетером Его Величества?
   – Эх! Сколько ругани мы выслушивали от гасконца после всяких парадов и путешествий с королевским Двором. Раз Жюссак свалился с лошади… А, не стоит. Он нам не прощал ни одной ошибки. Но мы не обижались, зная, что он нас всех очень любил…
   – Любит, – поправил Люк,- Тебя и Оливье, наверно, еще больше, чем тех, кто с ним сейчас в Париже. Но я не замечал, когда видел прекрасных мушкетеров, что вы совершаете какие-то ошибки. Вы казались идеальными всадниками. Правда, я рассуждаю как мечтатель, а не как профессиональный кавалерист.
   – Но мы-то замечали свои ошибки и надеялись втайне, что Д'Артаньян не заметит! Напрасно! От него ничего скрыть было невозможно. Я не о том. Я о показухе, которая сопутствует важным персонам на море и на суше. Так вот, дорогой мой Люк, моряки из кожи вон лезут, чтобы не ударить в грязь лицом перед парижанами. Мы не профессионалы, мы многое не замечаем. Но де Вентадорн видит все промахи своего экипажа, как видел все наши оплошности Д'Артаньян.
   – На корабле полный порядок, по-моему. Опять же с точки зрения художника.
   – Это со стороны пассажиров. Но я не стремлюсь проникнуть в тайны корабля. А наши, попав в общество таких классных навигаторов, пытаются доказать, что они не ''сухопутные крысы'', и играют в пиратов. Пираты, корсары, флибустьеры, авантюристы… Дети считают подобную публику круче, чем военные моряки, каковыми являются члены экипажа ''Короны''.
   – Согласен, игра в пиратов несколько ребячлива, но ты тоже повязал бандану с лиилями.
   – Я в детстве не наигрался в пиратов, – усмехнулся Гугенот, – Хотя и родился в Ла Рошели. Но меня эта игра сначала забавляла и увлекала. А сейчас я вижу, что Оливье начал злоупотреблять морским жаргоном, а моряки начинают посмеиваться над ним. И даже, пожалуй, считают это профанацией своей профессии. Он этого пока не замечает. Но он такой вспыльчивый!
   – Ай, де ми! – свистнул Люк, – Думаешь, конфликт неизбежен?
   – Думаю, эти чрезвычайные меры все-таки оправданы. Нельзя расслабляться. Вот что я думаю.
   – А можем мы хотя бы выразить протест? Любой может сорваться. У всех нервы на взводе.
   – Что ты предлагаешь?
   – Я сам человек не конфликтный. Когда речь идет обо мне лично. Но если затронут мою живопись! Это моя ахиллесова пята, и тут я очень уязвим. Назовите Люка мазилой, пачкуном, бездарью, и Люк…знаешь, Анж, в минуты отчаяния я сам говорю себе это, но от профанов я выслушивать такие вещи не намерен! И я уже не буду добродушным ''своим парнем''. Я буду… разъяренным монстром. И вызову на дуэль того, кто посмеет,…позволит себе…Кстати! С драки и началось мое знакомство с Раулем. Он посмеивался над моими коммерческими картинками, а я, понимая, что это мазня на продажу, все-таки обиделся на ''барчонка'', которому собирался сбыть свою продукцию.
   – Да? Вы дрались? Как ты еще жив остался?
   – Мы, в сущности, и не дрались. Минуты две-три… В моей мастерской. Стычку прервали.
   – Кто же остановил ваш, с позволения сказать, поединок?
   – Иисус Христос.
   – Кто-кто?
   – Иисус Христос, – повторил Люк.
   – Явился к вам с небес? Люк… я понимаю, у художников богатое воображение, и все же позволь усомниться. Это слишком.
   – На моей картине, – сказал Люк смущенно, – Кабатчик Годо увидел, что мы деремся, схватил мой картон с Христом-Спасителем и отчаянно закричал: ''Не проливайте кровь, господа!'' Рауль увидел моего Христа и сразу прекратил ''поединок''. И мы помирились.
   – А мне ты не показывал свой картон с Иисусом.
   – Он еще не закончен, – сказал Люк смущенно, – Годо увидел случайно. У художников есть очень дорогие им работы, которые они пишут для души, а не для продажи. Но, чтобы писать такие работы, надо что-то есть. Нужны краски, много чего нужно…Вот и приходится порой…Эх!
   – Люк! Неужели ты боишься, что будут ругать твою живопись? Да ты пишешь как бог!
   – Нет, – сказал Люк, – Все-таки, все, что я хочу, выразить не удается. Но я буду работать как лошадь, чтобы писать как бог. Вот и сейчас мне предстоит уйма работы.
   – Я понял, – сказал Гугенот,- Какой-то заказ.
   – Экслибрис для капитана, – сказал Люк, – Но это мелочь, прикладная графика.
   – Не морочь мне голову. Для экслибриса не нужны ни охра, ни белила.
   – Я получил большой заказ, – сказал Люк тихо, – очень интересный, но сложный в техническом отношении. Групповой портрет капитана и его офицеров для кают-компании. Маслом.
   – Но корабль качает?
   – Пока буду делать наброски композиции, эскизы…Капитан обещал какие-то приспособления. Потом мы идем с опережением, и, когда флагман будет поджидать, пока подтянется весь караван, можно будет работать. Завтра корабельный плотник приготовит подрамник, натянет холст. Никогда не писал на парусине! Мои холсты тоньше. Но, надеюсь, справлюсь. А еще грунтовать холст, ждать, пока грунт высохнет. Но это мои профессиональные тонкости.
   – Значит, ты выходишь из игры, – сказал Гугенот,- Придется мне в одиночку пасти эту пиратскую компанию. А у меня тоже дел по горло.
   – Понимаю, – сказал Люк,- Экспедиция Хименеса и изучение языков. А если Рауль будет добрым пастырем для этого стада?
   Гугенот пожал плечами.
   – Раньше – да, теперь… не уверен. Время покажет. Рауль, по-моему, больше всех Пиратов склонен к эксцентрическим выходкам.
   – Тогда не знаю, – сказал Люк,- А Рауль, не в упрек ему будь сказано, сначала не угадал во мне дворянина.
   – Для этого тебя надо узнать поближе, – сказал Гугенот, – Я тоже не сразу понял, что ты принадлежишь к нашему сословию. Люк, прости за откровенность, но когда ты сидел, съежившись, сгорбившись где-нибудь в уголке в кабаке Годо, поставив перед собой плакат: ''Рисую портрет. Цена 10 ливров. Идеальное сходство''. – Ты очень мало походил на владельца герба и замка. Но стоило тебе взять в руки карандаш и начать работу, ты преображался! Словно ангел слетал с небес и касался тебя крылом. Я наблюдал за тобой в такие минуты. Сутулый оборвыш становился властелином, ты был выше герцогов и королей. Ты был – прости за пафос – но мне казалось, что ты избранник Богов, что ты весь в ином мире, мире твоих грез и фантазий, прекрасном, лучшем, чем наш, нам недоступном…
   – Мне тоже порой кажется, что я избранник Богов, – прошептал Люк,- Но неужели я был таким неуклюжим, сутулым, жалким? Сейчас-то я приоделся…
   – Благодаря щедротам герцога де Бофора, – улыбнулся Гугенот, – Ты считаешь это счастливым поворотом в твоей судьбе?
   – Если я состоюсь как художник, – сказал Люк, – У меня бывает столько мыслей, столько замыслов, но, если упустишь момент… Бывает, так хочется работать, но то кисти вытерлись, то нет нужной краски, то еще что-то… И есть нечего было… Вот и приходилось писать портреты за гроши,…а время уходило. Но теперь я надеюсь, что выбился из нищеты. Я просто богач, Гугенот! Но зря я, дурак, пожадничал. Зря купил мало красок. Все же я решил оставить кое-какие деньги на всякий случай. А тратить-то их и не на что.
   – Тебе же капитан обещал дать еще белил. Люк, но, наверно, ты не отдаешь себе отчет, насколько все это опасно?
   – А ты отдаешь?
   – И я не отдаю…В достаточной мере. Навряд ли на мои вопросы ответят кардинал Хименес и Педро Наваррский.