Алексеева Марина. Пираты Короля-Солнца(ч1-5,по главу19)

   С этими словами он вытащил из-за канатов бутылку рома:
   – Выпейте, Рыцарь Розы, да приснятся вам новые подвиги и толпы сарацин, убегающих от вашего победоносного меча.
   – Давно бы так, – проворчал де Невиль и под байки и дурашливые тосты виконта прикончил добрую половину бутылочки. А потом повалился и заснул.
   – Что теперь делать? – спросил де Сабле.
   – Ничего, – спокойно сказал виконт.
   – Не начнет. Я внушу ему, что все это приснилось. Постойте-ка!
   Он нащупал пульс барона.
   – Не помер бы с перепою, – испугался де Сабле.
   – Жить будет, – сказал виконт.
   – Вы в этом что-то смыслите?
   – Тамплиеров, увы, уже нет, но госпитальеры-то еще остались,- пробормотал виконт.
   – Вы имеете в виду Мальтийских братьев? Я хорошо знаю многих – мы же моряки, общаемся между собой.
   – Я уже заметил, господин де Сабле, с вами есть о чем потолковать.
   – Я рад, – улыбнулся де Сабле, – Но вас-то что объединяет с Мальтийскими братьями?
   – Просто… интересно. Но об этом в другой раз.
   – Если вас интересуют морские дела… я, право, за этим и шел… Как вы отнесетесь к тому, что я скажу…
   – Так говорите.
   – Не знаю даже, как начать… Этот ваш друг меня сбил с мыслей. Но я хочу вам предложить не только от своего имени, а от всех наших – оставайтесь с нами, на ''Короне'', в составе экипажа.
   – С чего это вдруг?
   – Шторм показал, что вы можете организовать людей, и все наши… и сам капитан…
   – Шторм показал, что я еще салага, и на суше от меня будет больше толку.
   Тут я вздохнул с облегчением. Я испугался, а вдруг виконт согласится на предложение де Сабле и останется на корабле! Что тогда будет с Пиратским Братством без Вожака?! Я не успел подумать, что согласие было бы предательством, но виконт уже благодарил помощника капитана и учтиво, но твердо дал отрицательный ответ.
   – Позвольте выразить надежду, что к концу плаванья, если мы вернемся к этой теме, – заикнулся де Сабле.
   – Ответ будет тот же, – сказал Рауль, и мне: – Что ты перепугался? Никуда я от вас не денусь! Господин де Сабле! Я прошу вас, очень прошу… об услуге, за которую я буду вам очень признателен.
   – Может, когда захочет, сменить пиратский тон на дворянский, – усмехнулся Анри.
   – Я к вашим услугам, дорогой виконт, – поклонился помощник капитана.
   – Даже если это кое в чем нарушает морской устав? – спросил виконт.
   – Выскажитесь, пожалуйста, более конкретно.
   – Не говорите ничего капитану де Вентадорну. Происшествий не было. Пожалуйста!
   – Но если барон начнет буянить… Я уж думал, не подключить ли дока Дюпона?
   – С его внушающим ужас клистиром? Не надо. Вахта прошла нормально. Происшествий не было. Скажете так?
   – Из уважения к вам, виконт. Если бы не вы, матросы связали бы голубчика и доставили бы прямехонько к нашему доку. Вы понимаете, что я не мог допустить, чтобы этот буян лез на салинг?
   – Вы понимаете, что я не мог допустить эту дуэль? Для вас это катастрофа при любом раскладе. Вам это понятно, надеюсь?
   – О да, – грустно сказал де Сабле.
   – Дойди дело до поединка, вы убили бы его, а вы почти наверняка уложили бы беднягу Олиьве – он же на ногах не держался…
   – Ваши полезли бы в драку с нашими. Могла начаться резня.
   – Вот именно! А принять вызов вы не могли. Как вы сами заметили, вы на вахте, и ваш противник в таком состоянии, что с ним справится даже ребенок. И оба обстоятельства отягчающие – один пьяный, другой на вахте. Вам обоим светило… сами знаете что. Какие бы глупости не говорил Оливье, не принимайте всерьез его слова. Я вижу, вы еще не успокоились, но нам всем досталось – мы посмеемся, и все забудем. Дохлый кот – тоже не комплимент, речь шла не об умершем домашнем животном. Так, малек?
   – Да барон хуже раненого! У раненого, допустим, голова светлая, а барон ничего не соображал.
   – Я понимаю, что не имел права драться с ним. Ни капитан, ни Бофор не простят такое нарушение дисциплины. Но еще меньше я хочу прослыть трусом!
   – И что вы предлагаете?
   – Я не знаю. Но, если скажут, что я струсил,… Уклонился от поединка. Это же бесчестно!
   – Да кто скажет, помилуйте? Все спят. А мы вас трусом не считаем.
   – И все-таки, виконт, если сейчас, пока корабль в море, я не могу драться с вашим другом… потом… на месте…
   – Потом, господин де Сабле, вы избавитесь от таких беспокойных пассажиров, и все дела.
   – Я не это хотел сказать, виконт! Я отпрошусь на берег, и тогда, на суше, готов драться с бароном де Невилем.
   – Тогда уже барон не сможет драться с вами, господин де Сабле.
   – Почему?
   – Разве вам не ясно? Ведь для него дуэль на суше в этой ситуации будет то же, что для вас дуэль на палубе нашего корабля.
   – Приказ действителен только на время плаванья, – заметил де Сабле.
   – А где гарантия, что герцог не повторит свой запрет?
   – Да, вы правы. Что же делать?
   – Хотите знать мое мнение?
   – Да. Скажите, пожалуйста, что вы думаете по поводу нашей ссоры?
   – Это глупая ссора. И сейчас, когда начинается война, дуэль между вами – преступление. Даже в случае серьезных разногласий вам стоило бы отложить выяснение отношений до мирных времен. Но я надеюсь, вам не придется решать этот вопрос в Венсенском лесу.
   – Не придется, – вздохнул де Сабле, – Убить могут. Любого из нас. Кто знает, доживем ли мы до Венсенского леса?
   – Не будем сейчас загадывать. Но дело это выеденного яйца не стоит.
   – Вы действительно так думаете, виконт?
   – Черт возьми! Конечно!
   – И вы, правда, не считаете меня трусом?
   – Вы трус… – начал виконт.
   – Как?! – вскричал де Сабле.
   – Вы трус в том смысле, что боитесь прослыть трусом.
   – О да! – согласился помощник капитана, – А назовите мне дворянина, который не боится, что его сочтут трусом!
   – Не назову, – улыбнулся виконт, – Этого, наверно, все боятся. Включая маленького Вандома.
   – Вот, собственно, и все, – подытожил Ролан.
   – Эта бравая компания и сейчас там, на шканцах? – спросил Анри.
   – Нет, – сказал барабанщик, – Все разбрелись. Де Сабле сдал свою вахту коллеге и ушел с виконтом распить бутылочку шампанского, которую герцог вручил Гримо как вознаграждение за установку крана. А прочих выгнала жара. Так что теперь там ни души. Матросы копошатся потихоньку, и все.
   – Вы не хотите сходить к грот-мачте, пока Пираты не вернулись? Вы бы показали все на месте.
   – Если вам так интересно, идемте, – согласился Ролан.
 

ЭПИЗОД 25. БУТЫЛОЧНАЯ ПОЧТА.

 

6. БУТЫЛОЧНАЯ ПОЧТА.

 
   Ролан и Анри перебежали с бака ''Короны'' на стоянку Пиратов. Там, как и предполагал барабанщик, было пусто – все разбрелись по каютам отсыпаться после ''мессы Бахуса''. Анри взялся наводить порядок, ворча: ''Вот насвинячили…'' Паж брал двумя пальчиками и кидал в плетеную корзину салфетки, кожуру от апельсинов, куриные косточки. Туда же последовали и пустые бутылки.
   – Что вы собираетесь с этим делать, Анри? – спросил помогавший пажу Ролан.
   – Что-что, за борт выкину!
   – Стойте! У меня идея!
   – Что за идея?
   – Вы знаете, что в бутылках посылают письма?
   – Нет, не знаю.
   – Очень просто. Объясняю! С корабля бросают бутылку, и, если встречный корабль ее выловит, и в письме что-то важное, ее отправляют в Морское министерство той страны, которой принадлежит корабль. Потом из Морского министерства письмо отправляют по адресу. Давайте письма напишем! Так скорее: подумайте, пока еще мы дойдем до Африки, да пока напишем, да пока отправят, да то, да се, а так, может, сразу и пойдет.
   – Ох, Ролан, дорогой ты мой Ролан, – вздохнул Вандом, – Мое письмо никак не доплывет до человека, которому я хотел бы написать.
   – Он так далеко? Кто это?
   – Мой друг, – сказал Анри, краснея, – Самый любимый… Самый лучший…
   – Даже лучше меня? – ревниво спросил бретонец.
   Анри де Вандом печально улыбнулся и опустил голову.
   – Понимаю, – грустно сказал Ролан, – Мы не так давно знакомы, Анри.
   – Ролан, не обижайся! Это из области таких чувств, которые нельзя сравнивать. Я очень люблю тебя, но сейчас ничего не могу тебе объяснить. Я очень волнуюсь за него. О нем нет никаких известий уже давно, и я боюсь, не случилось ли с ним какой беды.
   И мое письмо никак не дойдет до него.
   – А вдруг дойдет? Куда уехал ваш друг?
   – В Китай – так он сказал.
   – Ну и что? Представьте карту Мира. Очень даже может быть, что дойдет. Пишите своему другу, Анри. И я буду писать.
   – А вы кому?
   – Только не считайте меня маменькиным сыночком, но я хочу написать маме. В Нант.
   – Я не считаю. Вы должны написать маме. А разве вы еще не написали? Герцог же сразу сказал, чтобы все на случай оказии написали домой, что с нами все в порядке.
   – Нет, – смутился барабанщик, – Времени не было.
   – Да у вас совести нет, шевалье де Линьет! Как вы могли! – возмущенно сказал Вандом, – Ваша мама, наверно, волнуется! Напишите немедленно!
   – Я напишу, – сказал Ролан.
   – Он, видите ли, мемуары пишет… /Анри чуть не выпалил ''какие-то дурацкие''/, на это он время находит! А мать в Нанте, небось, совсем извелась.
   – Не мучайте меня, Вандом! Я уже взял бумагу и карандаш. И бутылка рядом.
   – Нет, – сказал вредный Вандом, – Буду мучить. Вам не пришло в голову, что вы могли передать записку для вашей матери с Шевреттой?
   – С Шевреттой?
   – Ну да, с Шевреттой, если вы из Бретани. Мне что, вам объяснять? Или вы не знаете ее девичью фамилию?
   – Кто в Бретани не знает Роганов! Знаю, конечно!… Но я… постеснялся… И разве ей до меня было?
   – Ну, вашу записку она бы передала.
   – Конечно, ведь они знакомы – моя мама и Шевретта.
   – Вот видите, какой вы бессовестный! Пишите немедленно, пока не напишете, я отказываюсь с вами разговаривать! Понятно, шевалье?
   – Понятно. Вы правы. А вы будете писать этому китаезе?
   – Китаезе? – Анри де Вандом от души расхохотался, – Это не китаец! Я никогда живых китайцев не видел! Это француз, и слишком французский француз!
   – Как это? – вытаращил глаза Ролан, – Что-то я не очень понимаю эту превосходную степень?!
   – Я сам не понимаю и не могу объяснить, но это так.
   – В чем же его превосходство?
   – Во всем! А сейчас отстаньте от меня, дайте сосредоточиться, я тоже буду писать письмо – в Китай!
   – Да я к вам и не пристаю, – промолвил Ролан и принялся писать:
   "Дорогая мамочка!
   У меня все нормально. Я посылаю тебе это письмо с борта самого лучшего корабля нашего королевства ''Корона'', флагмана эскадры герцога де Бофора, который оказал мне честь, назначив своим барабанщиком при Штабе. У Жюля тоже все нормально.
   Я посылаю письмо таким способом, в надежде, что оно скорее дойдет до тебя, и ты не будешь беспокоиться за меня и за Жюля. Кормят нас хорошо. Я здоров. И мы с Жюлем вернемся в Бретань, увенчанные славой, богатые, и восстановим могущество рода де Линьетов. Мы будем достойны нашего героического предка-крестоносца Жоффоруа де Линьета!
   Пожалуйста, не ругайся, что я удрал со двора Людовика XIV, куда Вы, дорогая матушка, меня пристроили благодаря протекции любезной герцогини де Шеврез. Перед герцогиней я извинился лично, теперь приношу Вам свои глубочайшие извинения. Просто служба при Дворе – не по моей натуре. Надеюсь, Вы обо мне еще услышите!
   Господин де Бофор отнесся ко мне очень благосклонно. И я уверен, что прославлю свое имя! Мне очень нравится наше путешествие, и я пишу свои мемуары. Это, на мой взгляд, уже серьезная вещь, и я надеюсь Вас с ними познакомить. И Вы удостоите мемуары своим благосклонным вниманием, как когда-то мою первую трагедию в стихах ''Тайна друидов'', которая теперь мне кажется полной ерундой по сравнению с мемуарами!
   И еще мне очень нравится окружение господина де Бофора. Герцог их называет ''мои львята'', и я надеюсь быть достойным их героического общества!
   Перечитав свое письмо, нашел важную ошибку. Но не исправляю – Вы меня ругали за исправления. Я написал неверно имя нашей покровительницы. Сейчас ее зовут графиней де Ла Фер!!! Здорово, правда?
   Припадаю к Вашим стопам и почтительно целую Ваши ручки.
   Ваш любящий сын, шевалье Ролан де Линьет.
   В Нант, Бретань. Графине де Линьет''. х х х
   ''В Китай. Дворянину, называющему себя Шевалье де Чен-Дени.
   / Исправлено на Сен-Дени /
   Мой любимый!
   Яд разлуки с тобой отравляет мою жизнь и наполняет мою исстрадавшуюся душу самой черной меланхолией, адскими муками, бесконечной болью. А мир вокруг прекрасен, но что мне этот мир, синее-синее море, яркое-яркое солнце, белые-белые паруса, когда в этом мире нет тебя, мой любимый!
   О Шевалье, я вспоминаю тебя, твои синие глаза, твои нежные уста, твой звонкий голос, твои пламенные поцелуи… Кажется, все… Нет, не все – еще твою шпагу, которая сломалась по моей вине… Надеюсь, ты уже починил ее, и она защищает тебя от всех бед и опасностей в далеком Китае. А еще тебя должны защищать мои молитвы… И твой Ангел-Хранитель…
   Мое письмо, конечно, не найдет тебя – я уверена, что не найдет… и все-таки я немного надеюсь на чудо, госпдин де Сен-Дени!
   Но, если чудо свершится, и ты будешь держать в руках этот листок – запомни – я люблю тебя и буду любить всей душой и всю жизнь. В этом, господин де Сен-Дени, я поклялась перед всем высшим обществом Парижа. Я дала торжественную клятву, что либо выйду за вас замуж, либо уйду в монастырь, если вы не сможете или не захотите жениться на мне.
   Прощайте, Шевалье. Но молю Бога, чтобы мы с вами встретились… И, если всемогущий Господь надо мной сжалится, о мой любимый Шевалье де Сен-Дени, так и не захотевший открыть свое настоящее имя, мы встретимся скорее рано, чем поздно.
   Любящая вас Анжелика де Бофор''.
   – Вот, – сказал Ролан, – На горизонте показался…
   – Пиратский корабль? – ахнул Вандом, оторвавшись от своего письма и взглянув на линию горизонта, – Где?
   – Вы не туда смотрите, друг мой.
   – Я смотрю на горизонт.
   – Я имел в виду не настоящий горизонт. Я просто так сказал. Выражение такое.
   – Следите за своей речью, Ролан, вы же писатель, – сказал Анри, – Так что там, на вашем горизонте?
   – Не что, а кто, – поправил Ролан, улыбаясь, – Наш Вожак собственной персоной.
   – Ой! – пискнул Анри, – Сейчас нас прогонит, как пить дать.
   Он поспешно засунул в бутылку свое свернутое письмо и заткнул пробкой. ''Ну, это мы еще посмотрим'', – проворчал Анри.
   – Вы испугались, Анри? С чего это нас прогонять? Мы тоже имеем право здесь находиться, как все Пираты!
   – Утром он велел мне не высовывать носа из каюты! В весьма резких выражениях!
   – Мне тоже Жюль велел здесь не появляться. Но ситуация изменилась. Я забыл вам сказать, извините!
   Анри перевел дух.
   – Бросайте якорь, Вожак! – сказал паж.
   Пиратский Вожак подошел к пажу и барабанщику.
   – О, навели порядок, – заметил он, – Молодцы.
   Ролан просиял, а Анри надулся.
   – Еще бы, – буркнул паж, – Вот, – извольте взглянуть, что осталось после вашего ''шторма''. Обломки кораблекрушения, – он брезгливо взял двумя пальчиками апельсиновую кожуру и бросил в корзину, – Такое свинство развели!
   – Свинство, – согласился Рауль, – вот я и зашел посмотреть.
   А Вандом, расстроенный своим лирическим посланием, продолжал ворчать:
   – Не знаю, как вам, а мне очень стыдно за нас всех перед моряками. Львята! Поросята, а не львята!
   – Вот как? Господин де Вандом, потом не обижайтесь, что я говорю с вами каким-то не таким тоном! Да еще и герцогу жалуетесь, – последнюю фразу Рауль процедил тоном снисходтельного презрения.
   Анри вздрогнул.
   – Я?! – вскричал паж, – Я жалуюсь на вас герцогу? На вас? Вы что, с ума сошли? Вы понимаете, что вы сказали?
   Пиратский Вожак не снизошел до ответа. Он только небрежно рукой махнул. Этот жест еще больше обидел Анри.
   – Вы посмели назвать меня доносчиком! Но это клевета, понимаете, клевета! Это самая гнусная ложь! Я никогда ни на кого не ябедничал! Надо же придумать такую гнусность! Ну почему, почему вы вечно подозреваете меня во всяких гадостях?
   Рауль не хотел продолжать эту дискуссию и объяснять маленькому Вандому, что он не считает его доносчиком, если малый и нажаловался герцогу, то не из коварства и подлости, а по простоте душевной. Но объяснение с Вандомом Пиратский Вожак считал ниже своего достоинства. А от разгневанного и оскорбленного Вандома не так-то просто было отвязаться. Анри собрался добавить еще что-нибудь очень резкое, но вдруг шмыгнул носом, и по щекам его покатились слезы.
   – Ну вот, теперь еще и слезы, – вздохнул Рауль, – А скажут, что я вас довел до слез.
   "Да ты всегда меня до слез доводишь!" – подумал Анри.
   Ролан решил вмешаться.
   – Вандом действительно не может быть доносчиком, – убежденно сказал барабанщик, – Я за него ручаюсь! Я знаю его лучше, чем вы. Вы зря это, господин виконт. А если герцог что и сказал вам лично насчет Вандома, так это, наверно, потому, что он, Бофор, прекрасный человек, очень добрый и умный, и он хочет, чтобы нас – Анри и меня – тут не обижали.
   – Виконту просто напекло голову, – зло сказал Анри.
   – А вы не ревите, Анри, – сказал барабанщик, – Тошно смотреть! Было бы из-за чего плакать!
   – Было бы из-за кого плакать, – прошипел Анри.
   Причиной грусти Анри де Вандома был не столько упрек Пиратского Вожака, сколько печальное письмо в Китай. Сочиняя свое послание, Бофорочка чуть не плакала от нежности к оставившему ее Шевалье, тревоги за него и безвыходности ситуации. Ей было до слез жаль и его и себя, и, стоило с уст Рауля сорваться одному неосторожному слову – она дала волю своим чувствам. Но об этом не подозревали ни Ролан, ни Рауль.
   – Вот что я вам скажу, господин виконт, – Анри смахнул слезы и постарался придать себе как можно более задорный и бравый вид, – Я не намерен в дальнейшем выслушивать ваши оскорбления. Хоть вы и важная персона, VIP, как говорят англичане, клянусь честью, доберемся до суши, и вы ответите за свои слова как дворянин, если еще когда-нибудь позволите себе нечто в этом роде! К вашим услугам! – и паж поклонился.
   – Может, мне и напекло голову, как вы выразились, но не настолько, чтобы связываться с таким салагой, – насмешливо сказал Рауль.
   – Да перестаньте вы ругаться! – сказал Ролан, – Вы лучше скажите, господин виконт, есть ведь такой морской обычай – бросать в море бутылки с письмами?
   – Да.
   – И, если наши бутылки выловят, их передадут по адресу?
   – Смотря, кто выловит. Если наши или союзники… возможно. А вы хотите написать письма?
   – Мы уже написали. Закиньте мою бутылку подальше, пожалуйста, – попросил Ролан, – Я, конечно, и сам могу, но у вас сил побольше и еще у вас рука счастливая. Как вы думаете, может мое письмо дойти до Нанта?
   – До Нанта?
   – Да, до Нанта. Там мама живет.
   – Я знаю… Должно дойти… Дойдет, вероятно. Но… есть одно обстоятельство… Вы позволите?
   – Конечно! – доверчиво сказал Ролан, – У меня нет секретов от вас! Читайте! Только как бы вынуть из бутылки? А! Знаю! Где наши пистолеты?
   Ролан достал из какого-то ящика пистолет, поставил свою бутылку на бочку, попросил Рауля проверить, все ли в порядке с его оружием, и, отойдя от бочки с мишенью на расстояние, показавшееся Вандому весьма значительным, прицелился в бутылку.
   – Подойдите поближе, – сказал Вандом.
   Ролан затряс головой.
   – Помочь прицелиться? – спросил Рауль.
   – Я сам! Я верно держу руку?
   – Все правильно, малек.
   – Промажет, – проворчал Анри.
   – Попадет, – сказал Рауль.
   – Скомандуйте, пожалуйста, – попросил Ролан.
   – Огонь! – скомандовал Рауль.
   Ролан выстрелил. Попал! Удачный выстрел Ролана отстрелил горлышко сосуда.
   – Вот, – сказал Ролан, опуская еще дымящийся пистолет, – Выстрел моей карронады сбил грот-мачту мусульманской галеры!
   – Ты хороший стрелок, малек.
   – Еще бы, – сказал Ролан, – Школа Д'Артаньяна.
   Барабанщик достал письмо и подал Раулю. Анри принялся убирать осколки – стрельба стрельбой, а люди могут порезаться. Рауль просмотрел послание барабанщика и растроганно улыбнулся.
   – Ну, как? – спросил Ролан с любопытством.
   – Просто шедевр эпистолярного жанра! – сказал Рауль без своей обычной насмешливости, – Ты вывел формулу письма домой, пиратский историограф!
   – Ну, шедевр – это слишком, – смущенно заметил барабанщик, – Но, как вы думаете, когда мама получит мое письмо, она не будет за меня бояться? Я хотел найти такие слова, чтобы успокоить ее. А это труднее даже, чем писать мемуары!
 

"ВСЕ НОРМАЛЬНО. КОРМЯТ ХОРОШО. Я ЗДОРОВ. ВАШ ЛЮБЯЩИЙ СЫН''.

 
   Госпожа де Линьет все равно будет бояться за своего младшего сына, до тех пор, пока он не вернется домой, в далекий город Нант, что в Бретани. Это Рауль понимал, но барабанщику сказал то, что хотел услышать от него мальчик.
   – Она, конечно, успокоится. Письмо твое действительно очень милое, радостное и утешительное. Впрочем, графине де Линьет, наверно, уже передали, что с тобой все в порядке.
   – Спасибо, – просиял Ролан, – Вот, Вандом, а вы меня ругали!
   Говоря это, он запихивал свое послание в новую бутылку.
   – Давай твою бутылку, – улыбнулся Рауль.
   Для надежности Ролан по совету Вожака залил горлышко бутылки воском. Рауль размахнулся и зашвырнул роланову бутылку в море, как можно дальше от корабля. Какое-то время наши герои следили за бутылкой, покачивающейся на волнах. Хотя Вандом несколько минут назад назвал Пиратского Вожака ''очень важной персоной'', ''важная персона'' все же сочла нужным объяснить свои действия барабанщику.
   – Ты, может, считаешь бестактной мою просьбу…
   – Дать вам прочесть письмо? Но я же сказал: я вам полностью доверяю.
   – Ты слушай и вникай. Есть такое понятие – "Военная цензура". В твоем письме могли быть сведения, которые, попади оно в руки противника, могли бы повредить нам.
   – Но я не такой дурак!
   – Я не сказал, что ты дурак! Ты, к счастью, не написал ничего лишнего. Но ты так дотошно расспрашивал всех о ''Короне'', что мог в частном письме проболтаться. Флаг на корме показывает, что мы уже не в нейтральных водах.
   – Мусульманам больше делать нечего, как вылавливать наши бутылки! – сказал Вандом, – Я же говорю, вы перегрелись! Мусульмане охотятся за более крупной добычей.
   – Все возможно. Но подстраховаться не мешает.
   – Господин виконт, это очень хорошо, что вы меня предупредили, а то я действительно могу увлечься и ненароком такого понаписать! Впредь буду умнее! А скажите, на суше тоже все наши письма читать будут?
   – Не думаю. Просто… бутылочная почта – слишком нетрадиционный способ отправки корреспонденции.
   – Чужие письма читать вообще нельзя! – убежденно сказал Вандом.
   – Я тоже так считал, – сказал Ролан, – Но если шпион какой-нибудь написал, тогда как?
   – Мусульманский? – ехидно сказал Вандом, – У вас разыгралось воображение, шевалье де Линьет. Можно подумать, наш корабль битком набит ассасинами.
   – Плохо вы знаете историю, – ухмыльнулся Бражелон,- Ассасины действовали в одиночку. ''Битком набита'' такой публикой была только их цитадель в Аламуте со Старцем Гор.
   – Что-то вы не в духе, дорогой Вандом, – заметил Ролан добродушно.
   – Зато вы в духе, стрелок по бутылкам! – сказал Анри.
   Ролан рассмеялся.
   – Спасибо за комплимент! – поклонился барабанщик.
   – Комплимент? – пожал плечами паж.
   – Да! Господин виконт! Это ведь правда, что Атос, ваш достопочтенный отец, когда-то лучше всех отбивал горлышки у бутылок?
   – И ножки у рюмок. И это ты тоже выведал у гасконца? – спросил Рауль, – Хотя… сейчас это похоже на миф…
   – Это развлечение помогло пажам Его Величества скрасить наше довольно-таки скучное существование в Фонтенбло, – заметил Ролан.
   – Как это так? – спросил Анри.
   – Мы устроили штаб. Ну, конечно, не там, где Золотые Ворота Жиля Ле Бретона в южном корпусе королевских покоев. Умные люди и в Фонтенбло найдут укромные уголки. За кухнями и постройками, где хранятся ломаные кареты и всякий хлам, мы из бочек и ящиков соорудили наше убежище, натаскали бутылок и пуляли по ним.
   – И Д'Артаньян туда наведывался? – недоверчиво спросил Анри, – Сам капитан мушкетеров посещал ваше пристанище?
   – Д'Артаньян разрешил мне присутствовать на тренировках его мушкетеров, а иногда и сам со мной занимался. А я, в свою очередь, применял на практике уроки господина Д'Артаньяна.
   – Но почему вам такая привиллегия? – спросил Анри.
   – За удачную стрельбу! Но мишенями были уже не бутылки.
   – Неужели вы стреляли по людям? – воскликнул Анри.
   – По плохим людям, – уточнил Ролан, – И не из пистолета, а из рогатки. Желудями. С королевского дуба, всем известного. Я начитался баллад о Робин Гуде и решил, что королевский дуб сгодится для этой цели. Не Шервудский лес, но все-таки дуб, и дуб здоровенный. Мой приятель Поль де Шатильон подставил спину – и я уже на дереве. Набив карманы желудями, я сидел верхом на ветке и заметил в аллее генерала де Фуа…
   Тут Робин меткую стрелу
   Опер на тетиву.
   И вот шериф, как куль с мукой,
   Свалился на траву.
   ''Поездил вволю ты, шериф,
   Попридержи-ка прыть.
   Довольно грабить бедняков,
   Калечить и казнить!''
   Желудь угодил генералу как раз между лопаток. Он так и не догадался, откуда последовал ''выстрел''. С "шерифом" мы разобрались, но надо было еще свести счеты с "Гаем Гисборном".
   Мы затаились в кустах. В аллее появился де Вард – чем не Гай Гисборн, такой же негодяй!