– Черт возьми! – сказал герцог, – И вы просите меня подписать этот документ?
   – Выше меня, монсеньор, – учтиво, но твердо сказал капитан.
   Бофор взглянул на дату.
   – Мои люди подписали это, как только сообщили, что нам выпала честь принимать на борту флагмана Адмирала Франции со Штабом и свитой, – сказал де Вентадорн.
   – Без возражений? – спросил Бофор.
   – Все как один. Правда, я провел небольшой инструктаж и объяснил наши принципы. Придерживаясь их, мы сможем избежать конфликтов с вашими пассажирами.
   – С мальчиками из Фонтенбло, как вы их обозвали, – проворчал Бофор, – Что же это за принципы?
   – Выдержка. Такт. Дисциплина. Между собой мои не передерутся. А ваши – пылкие, избалованные, необузданные. Стоит маленько остудить их горячие головы.
   – Вы хотите подрезать крылья моим орлятам? Вы хотите надеть намордники на моих львят?
   – Львята звучит лучше, чем Пираты Короля-Солнца.
   – Вот так и буду их звать! В Атласских горах, что в Алжире, кстати, и львы водятся. В любом случае звучит лучше, чем мальчики из Фонтенбло.
   – Так как насчет львят?
   – Неукротимые хищники, – пробормотал Бофор, – Таких приручить трудно. Где вы видели льва, щиплющего травку?
   – На детской картинке в книге моего сына с религиозным сюжетом. Что-то о Рае.
   – У вас на все найдется ответ, хитрец вы этакий! Но, подписывая этот приказ, я уподоблюсь старой шлюхе, содержательнице дома свиданий, которая после бурно проведенной молодости призывает своих молодых куртизанок блюсти целомудрие.
   Капитан засмеялся.
   – Ну и сравнение!
   – Во-первых, дорогой капитан, я человек косноязычный. Во-вторых, дорогой капитан, я – Рыночный Король, и в Париже знаю не только дворцы и отели моих друзей, а бордели, кабаки и игорные дома, куда нет-нет и захаживал. Вам, примерному семьянину, это должно внушать ужас.
   – Я не пуританин, и до женитьбы случалось,… Правда, бордели были в иностранных портах.
   – Оставим бордели. Я провожу аналогию с дуэлями. Я сравнил себя со старой шлюхой, потому что сам не раз дрался. И не два раза.
   – О ваших дуэлях, герцог, знает вся страна.
   – Тогда не будем останавливаться на событиях моей беспутной юности. Это время ушло.
   – Ваших романтиков, Пиратов, львят оскорбило бы сравнение с куртизанками.
   – Отнюдь! Они юмор понимают.
   – Если говорить о куртизанках, то и эти особы воздерживаются от…
   – Ну-ну, от чего воздерживаются эти особы? – подначивал Бофор, – Вы стесняетесь назвать вещи своими именами? Тут только я и вы. Вас не слышат ни ваши тактичные офицеры, ни ваша молодая жена, ни ваш маленький сын! Вас слышит только косноязычный беспутный герцог де Бофор, не только рыцарь с королевами и герцогинями, а веселый дружочек рыночных торговок и толстозадых грудастых потаскух.
   Капитан фыркнул.
   – От чего же они воздерживаются?
   – От распутства, – капитан употребил более крепкое словцо, – Во время Великого Поста. Считайте, что это Великий Пост.
   – Так тому и быть, – сказал герцог, – Я подписываю.
   Капитан положил приказ на зеленое сукно биллиардного стола, подложив свою кожаную папку. Подал герцогу перо и чернильницу. Герцог расписался.
   – Вы знали, что я подпишу, – сказал он.
   – Да, монсеньор.
   – Но знайте: сухой закон я ни за что не введу.
   – Сухой закон для моих, и то во время вахты. Ваши могут пить не просыхая.
   – Бедные ребята! Им только это и остается. Ну, ничего, пошумят и успокоятся. А шум… какой-никакой, а будет. Уж я-то знаю эту шайку. Эту компашку. Эту бражку.
   – Дадим бражке перебродить, – вздохнул капитан, – Так вы думаете, шторм… я хотел сказать шум будет?
   – Перебесятся, – сказал герцог, – Замкнутое пространство. Куда они денутся с вашего Ноева ковчега? А у вас тут настоящий Ноев ковчег.
   – Всякой твари по паре, – сказал капитан, – Кроме пернатых, еще и хищники. Веселые львята.
   – Что вы так тяжело вздыхаете, граф?
   – Мне припомнился мой английский коллега, капитан того корабля, на борту которого находились королева Англии, принцесса и адмирал, когда Бекингем безумствовал.
   – Вы с ним знакомы? В смысле – с капитаном?
   – Случай свел. Были совместные маневры. Людовик и Карл вроде живут дружно. Но я не о политике. ''Месье,- сказал англичанин, – Не дай Бог вам принимать на борту подобную публику. Я предпочел бы драться с превосходящими силами испанцев или голландцев, чем терпеть выходки сумасбродного Бекингема. А ведь дела-то было всего ничего – пройти через Ла Манш. Но лучше обойти земной шар, чем пересекать Ла-Манш с коронованными особами на борту''. ''Милорд, да минует меня чаша сия, – сказал я в ответ, – И я предпочел бы кругосветное путешествие или морской бой''. Но чаша сия не миновала. Англичанин, как ворон, накаркал беду.
   – Понимаю. Королева на борту – большая ответственность. Но Анна Австрийская не любит морские путешествия. Представить только здесь королевский Двор – чур, меня, чур! Но фаворит нашего короля – это вам не экстремал Бекингем. Этот милейший Сент-Эньян не прыгнет с корабля в шлюпку, штанишки свои розовые замочить побоится. И потом, соль, морская соль, от нее пятна. Да как же вы не понимаете, капитан, что мои Пираты из другого теста! Это внушает надежду.
   – Это внушает тревогу. Скажите, они знают о стукаче?
   – Я велел Сержу потихоньку предупредить своих приятелей. То же и вам советую от всей души. Шепните кому-нибудь из ваших, кто понадежнее. Это не такого рода информация, которую можно открыто оглашать на военных советах.
   – Еще бы. Я так и сделаю. А ведь тут опасно и для моих.
   – В смысле?
   – Стукача могут вызвать на дуэль не только ваши.
   – Так пусть болеет. Ваш доктор надежный человек?
   – О да,- заверил капитан.
   – А что до нереализованного проекта господина Кольбера, капитан, эту идею может…воплотить в жизнь…
   – Кто? – пожал плечами де Вентадорн, – Такой случай уже не представится.
   – Может воплотить в жизнь не очаровательный молодой человек, свободно говорящий по-английски, а прелестная молодая дама, которую Карл Второй очень любит. Герцогиня Орлеанская.
   – Дочь Гастона? – спросил капитан, – Старо, герцог. Если и была у принца Уэльского какая-то влюбленность, то король Англии не клюнет на такую приманку. У него там и без дочери Гастона – и фаворитки, и актрисы моложе герцогини Орлеанской.
   – Я не о дочери Гастона, а о сестре Карла.
   – А, понял! Вы имеете в виду нежную братскую любовь английского короля к принцессе? А ведь она…
   – Умна, отважна, находчива и…прекрасно говорит по-английски!
   – Отличная идея, герцог! Еще бы – дочь Карла Первого – и чтобы не говорила по-английски!
   – Подбросим идею Кольберу, если вернемся домой.
   – Когда вернемся домой.
   – Вы надеетесь вернуться?- спросил Бофор.
   – Надежда умирает последней. А вы, разве нет?
   – Все под Богом ходим. Но вы-то, образцовый муж, несмотря на бурную юность, проведенную в борделях зарубежных портов, вас ждет семья.
   – А вас разве не ждет дочь? И любимая женщина?
   – Дочь… я и забыл. А женщина – не уверен.
   – Я не забыл бы о дочери,- сказал капитан,- Знаете, герцог, моя жена, кажется…
   – Черт возьми! – воскликнул герцог, – Я понял и не требую уже от вас называть вещи своими именами. Вы потому и не пустили ее в Тулон?
   – И потому. Путешествовать в таком состоянии…
   – Знай, я раньше, я оказался бы от ''Короны''.
   – Это ничего не меняет, – спокойно сказал капитан.
   – Вы хотите еще одного морского волчонка?
   – Нет, – сказал капитан, – Сын у нас уже есть. Мы хотим дочь. Младшую сестру для нашего морского волчонка.
   – И когда же случится это счастливое событие?
   – Примерно к Иоаннову дню.
   – Черт возьми! Но ведь именно тогда…
   – Да, именно тогда. Король приказал начать штурм Джиджелли, если мусульмане не примут наши условия, и переговоры ни к чему не приведут. Как мы с вами говорили, герцог: "Да здравствуют мелодрамы!''
   – Да здравствуют мелодрамы, – сказал Бофор, – И да здравствует будущая мадемуазель де Вентадорн. Как вы ее назовете?
   – А какое имя лучше дать дочери моряка? – улыбнулся капитан.
   – Марина? – спросил адмирал.
   – Марина. Марина де Вентадорн, – ответил капитан.
 

ЭПИЗОД 12. ДОКУМЕНТ, ПОДПИСАННЫЙ РАУЛЕМ.

 
18. "ДОН КИХОТ" В ПАРИКЕ ''АЛОНЖ''.
 
   "Отлично, – думал герцог де Бофор, с аппетитом поедая курятину и посматривая в сторону своей дочери, оживленно беседующей с его адъютантом, – Отлично, милые детки! Пока они опаздывают поодиночке, но, черт возьми, все идет к тому, что скоро будут опаздывать вместе! Все идет к тому, что мы не успеем прийти в Алжир, а капеллан обвенчает наших деток здесь же, на шканцах флагмана".
   Он заметил обмен тарелками, обратил внимание, что Рауль наливает очень мало ликера в бокал его дочери / может, догадался уже? Дай-то Бог! / и чуть ли не урчал от удовольствия, поглядывая на болтающую парочку. Но парочка не обратила внимания на герцога – они были увлечены своей беседой. Успокоенный, герцог решил сразу же после ужина посвятить Гримо в план, придуманный хитрющей Шевреттой.
   На шканцах, где герцог мечтал осуществить бракосочетание своей дочери с Раулем, собирались ''штормить'' Пираты во главе со своим предводителем. Рауль, конечно, не подозревал о таких коварных планах своего начальника. Анжелика мимоходом сказала отцу, что намеревается посетить библиотеку капитана. Следовательно, пока парочка отсутствует, нужно решить вопрос с Гримо. Но Гримо, старый приятель, не капитан де Вентадорн, с ним будет легче. А Гримо вместе с Педро-цыганом хлопотал на шканцах, организуя пиратскую пирушку. Приготовления эти много времени не заняли, и старик вскоре вернулся в свое жилище. Неугомонный Гримо принялся наводить порядок в каюте. За этим занятием и застал его посланный Бофором матросик.
   – Господин Молчаливый, – обратился к Гримо парнишка, – Вас желает видеть адмирал.
   – Гримо, – поправил старик, – Меня зовут Гримо.
   – Простите, – смутился морячок, – Я думал, это ваша фамилия.
   Старик сделал неподражаемую гримасу. Морячок закусил губу, но все-таки хихикнул. Реакция морячка Гримо не удивила – сколько раз его ужимки смешили окружающих! Он и обижаться давно перестал, а даже втайне гордился. Но, разглядывая в зеркало свою оригинальную физиономию, тщательно расчесывая жиденькие седые волосики, Гримо удивлялся: что люди находят в нем такого необычного? Что смешило зубоскалов-фрондеров, солдат Монка, и вот теперь моряков? Старик оставил свои хлопоты и пошел к герцогу. Бофор сидел у открытого иллюминатора, покуривая трубку: в отсутствие дочери он предавался этой пиратско-солдатской вредной привычке.
   – Заходи, старина, гостем будешь! – добродушно сказал герцог, – Присаживайся. Перекурим? Отличный табак. Контрабандный. Угощаю. Возьми трубку. У меня их несколько. Коллекционирую.
   Гримо улыбнулся и достал свою собственную трубку из жилетного кармана. От адмиральского контрабандного табака Гримо не смог отказаться, будучи знатоком. Старик с наслаждением закурил. Он, как и герцог, предавался этому тайному пороку в одиночестве, в отсутствии своего господина, выискивая на ''Короне'' укромные уголки. Гримо опасался, что его пиратствующий хозяин увлечется этой вредной привычкой. Приходилось курить потихоньку, украдкой, тайком. Запах табака Рауль, к счастью, пока не учуял. Это занятие, бесспорно, вредное, немного успокаивало стариковские нервы славного Гримо. Табак был отменный!
   – Вот что я хотел попросить, Гримо, – начал Бофор, – Не хочется обращаться к корабельному плотнику. Здесь у меня Анри де Вандом помещается. Сооруди-ка ты мне тут занавесочку. Знаю, что у тебя золотые руки.
   – Когда? – спросил Гримо, собираясь тут же идти за своим саквояжем и приступать к работе. Бофор усадил его, по-дружески хлопнув по плечу.
   – Сядь, дружище. Время терпит. Завтра сделаешь?
   – Без проблем! – пообещал Гримо.
   Девочка выросла. Теперь она требовала, чтобы герцог отворачивался, когда она переодевается. Присутствие молодой девицы на военном корабле создавало определенные проблемы. Гримо измерил расстояние, прикинул длину перекладины, на которую надо будет повесить занавесочку и утверждающе кивнул.
   – Все? – спросил Гримо.
   – Не все, – сказал герцог, – Слушай! Мне нужна одна важная бумага, подписанная твоим господином.
   – А именно? – спросил Гримо.
   – Доверенность на твое имя на получение жалованья, – сказал Бофор, – Я все это уже обсудил с Шевреттой. Она тоже просит тебя об этом.
   – Зачем? – спросил Гримо.
   Бофор затянулся. Задумался. Гримо смотрел на адмирала непонимающе. Бофор объяснил проблему. Гримо вытаращил глаза.
   – Да-да, – подтвердил Бофор, – Я все правильно понял. Твой господин совершенно серьезно говорил, что намерен отказаться от жалованья. Такие вот дела, старина.
   Гримо постучал пальцем по лбу.
   – Безумец, – вздохнул герцог, – Любовь, что тут поделаешь!
   – Любовь уже проходит, – проворчал Гримо.
   Гримо только со своим господином был разговорчивым, со всеми прочими он общался при помощи жестов или коротких фраз, оправдывая свое прозвище.
   – Так какого же дьявола он дурит? – хмыкнул герцог, – Совсем головой не думает, что ли? Жалованье повышено вдвойне: король не зря в детстве читал Цезаря и потом что-то там лепетал Конде о ''Галльской войне''. Да еще проценты… за особые условия…Кругленькая сумма набегает.
   С процентами.
   – Принцип, – сказал Гримо.
   – Так ты против нашей идеи? – спросил Бофор.
   Гримо почесал лысину. Затянулся. Выпустил дым. Вздохнул.
   – А госпожа?
   – Я же говорю: она-то и дала идею. Шевретта очень встревожена. Она сказала, что не деньги ее беспокоят, а то, что все поймут это как вызов Людовику. Нам же за все эти бумаги отчитываться перед финансистами. Представь себе документ, где против фамилии "Бражелон" пустое место. Или прочерк.
   – Ну-ну, – хмыкнул Гримо, выпуская дым, – ''Деньги ее не беспокоят''. Тоже не милионерша. Роганы нынче в золоте не купаются.
   – Роганы купаются в славе, – заметил Бофор.
   – Как и Вандомы, – ответил Гримо.
   – Ну, что будем делать? – спросил герцог.
   – А граф? – спросил Гримо.
   – Что граф? Ты хотел спросить, какова позиция графа по этому вопросу?
   Гримо кивнул.
   – Остается только пуститься на шлюпке в обратный путь, а дальше – галопом на Север, чтобы узнать мнение Атоса, – отшутился герцог. Он-то знал мнение Атоса, но этого не знал занятый хозяйственными хлопотами Гримо. Но Гримо всегда отличался здравомыслием и практичностью. Он вспомнил периоды безденежья на улице Феру, полуголодное существование ''в дни невзгод'' и решил, что так далеко граф не пойдет в конфликте с Людовиком. Это только нашему виконту могло прийти в голову. Граф – человек разумный.
   – Вы правы, – сказал Гримо, – Но виконт не подпишет доверенность. Разве только вы прикажете,…Но… и то…
   – Хитростью выманить, – лукаво сказал Бофор, – Они там, кажется, пьют наверху?
   Гримо махнул рукой:
   – Глаза бы не глядели! – вздохнул старик, – Безобразники!
   – Шалопаи, – сказал герцог ласково, – Успокойся. Обычное дело в путешествиях. И очень кстати эта гулянка. Подожди, когда Рауль напьется ''в дупель''. И волоки его сюда. Подсунем ему бумагу. Типа контракта. В двух экземплярах. Одна будет настоящий контракт, а под ним доверенность.
   – А если он прочтет вторую бумагу?
   Бофор развел руками, как бы говоря: ''Ничего не попишешь''.
   – Попробуем, – сказал Гримо, – Авось и выгорит. Но он же никогда не был ''пьяный в дупель''.
   – Судя по тому количеству вина, что заказал Оливье де Невиль, грядет вакханалия! Да не пугайся ты! Все под контролем. Пусть погуляют. Не дети уже. А потом ты будешь преспокойно расписываться в ведомости за Рауля.
   – Адъютант? – спросил Гримо.
   – Не волнуйся, эти бумаги не по его части. Это к финансистам. Все будет шито-крыто, и к окончанию этой эпопеи скопится кругленькая сумма.
   Гримо заулыбался. Он представил, как вручает своему господину целый мешок золота. Сто тысяч ливров. А может, двести тысяч ливров! С процентами. И, быть может, как раз к свадьбе. С мадемуазель де Бофор.
   – Согласен, – сказал Гримо.
   – Прекрасно, – воскликнул герцог, – А вот тебе подарок от меня, примерь-ка. Порадуй, дружище!
   Герцог достал из пакета золотисто-рыжеватый красивый парик алонж, начинавший входить в моду в шестидесятые годы семнадцатого века. Гримо примерил парик. Вздернул подбородок. Бофор прикусил губу и поднял большой палец.
   – О! – воскликнул Бофор, – Идея! Закажем Люку твое изображение в парике алонж и пошлем Атосу.
   – Месье Люк хотел изобразить меня в образе Дон Кихота.
   – Да это супер! Дон Кихот в парике алонж! Вот Сервантес бы подивился!
   Бофор хотел сказать ''посмеялся'', но он не всегда находил нужные слова для выражения своих мыслей.
   – Не знаю как Сервантес, но мой граф, наверно, засмеялся бы, увидев меня в парике алонж,- сказал Гримо и добавил, вздохнув:
   – Раньше…Засмеялся бы…
   – Будешь позировать Люку в парике алонж завтра же, – велел Бофор, – Это произведение исксства и сейчас развеселит графа!
   – Как скажете, – ответил Гримо.
 

19.''Я, РАУЛЬ ДЕ БРАЖЕЛОН…''

 
   – Фу, как надымили! – воскликнул Анри де Вандом, входя в адмиральскую каюту.
   Гримо машинально приподнялся. Бофор слегка сощурился и нажал ему на плечо. Гримо понял это движение и остался на месте – он хотел, было по инерции встать при появлении дочери герцога, но герцог желал сохранить тайну – ему виднее, решил Гримо. Паж, не привыкший к табачному дыму, закашлялся. Бофор и Гримо стали разгонять дым, затушив свои трубки.
   – Сейчас проветрится, – сказал Бофор,- Видишь, старина, какой нежный у меня паж!
   – Ах, монсеньор, монсеньор! Вы опять свою ужасную трубку курили! От табака портится цвет лица, и выпадают зубы! Вы будете желтый как лимон, монсеньор!
   – Да я всего одну трубочку выкурил, Анри, – сказал герцог, – Как ты отыскал нашу каюту?
   – Капитан был так любезен, что проводил меня до самой каюты, ваша светлость, – ответил Анри, – Я вижу, у нас гости?
   Анри не узнал Гримо в парике алонж.
   – Да вот с Гримо о жизни толкуем, – пробормотал герцог.
   – С Гримо? – прошептал Анри, – Праведное небо! Этот господин – Гримо?!
   Тут только Анри признал в госте адмирала старичка Гримо. Паж не сдержался и фыркнул. Анри понимал, что нельзя смеяться, но, как на занятиях с госпожой аббатиссой Бофорочка фыркала и хохотала в самый неподходящий момент, когда ее смешили подружки, она невежливо расхохоталась и сразу же поспешила извиниться перед Гримо.
   – Вам невероятно идет алонж, господин Гримо, – сказала Бофорочка, – Я хочу сказать… / Она старалась подражать мальчишкам /. Вам ужасно идет парик! Чертовски! Вы очаровательны! Хи-хи-хи! Господин Гримо!
   Бофор и Гримо переглянулись с улыбками. Судя по реакции Бофорочки, то же впечатление произведет и его портрет.
   – Завтра милейший Гримо соорудит тебе здесь занавесочку, – пообещал герцог. Анри захлопал в ладоши.
   – Спасибо, Гримо! Вы такой добрый! – в восторге воскликнул паж, – Знаете, я люблю утром поспать, а окно такое большое!
   Бофор порадовался находчивости своей девочки. Паж герцога любит понежиться, а солнечный свет ему мешает. Паж герцога желает путешествовать с комфортом. Молодец, девочка!
   Анри де Вандом собирался читать книгу о Китае. Бофор и Гримо опять переглянулись. Наконец герцог решился:
   – Анри, отложи свою книжку, – велел герцог, – Ты у меня и секретарь, между прочим.
   Паж вскочил, припоминая правила.
   – К вашим услугам, монсеньор. Что вы хотите?
   – Возьми перо и чернила. Я знаю, что ты часами что-то пишешь, и чернила у тебя отличные.
   Анри достал из своей коробки чернильницу и самое любимое перо. Гримо слегка мотнул головой в сторону пажа и поднял брови. Герцог слегка прищурился, мигнул старому приятелю.
   – Анри, – сказал Бофор, – Мы хотим доверить тебе некий секрет. Мне бы хотелось, чтобы то, что я тебе расскажу, ты не передавал никому, ни Ролану-барабанщику, с которым ты, кажется, весьма дружен / Анри энергично закивал /, ни нашим Пиратам, а в особенности твоему приятелю Раулю / Анри резко замотал головой /.
   – Ты, что ли, Гримо передразниваешь? – не выдержал герцог, – Что все это значит?
   – Тайна! Как здорово! Клянусь, монсеньор! Слово дворянина! Никому ничего не скажу! Ну, говорите скорее, в чем дело? Зачем вам чернила и перо? Вы же, простите за откровенность, отвратительно пишете!
   Это было правдой. Бофор, увы, писал весьма неразборчиво. Знал он и то, что почерк милейшего Гримо был весьма далек от каллиграфического. Посторонних людей он не хотел посвящать в свою интригу. А поскольку дочь Бофора часто писала отцу длинные, восторженные, чувствительные письма, он знал, что девочка весьма преуспела в каллиграфии и справится с поручением не хуже любого профессионального писца. Герцог предложил Анри сесть за столик, крепко привинченный к полу. Так же были закреплены и стулья. Анри уселся. Бофор положил перед Анри белый бланк, с узорами и художественной заставкой. Это тоже было работой Люка Куртуа, и бумага на эти бланки пошла лучшего качества. Анри де Вандом узнал красивый бланк. На таком бланке он писал свое новое имя, ибо, по документам, дочь герцога была записана как паж и секретарь и официально включена в состав экспедиции.
   – Но я же уже писал это в Париже,- сказал Анри.
   – Речь не о тебе.
   – О Ролане? Что тут секретного?
   О барабанщике герцог и забыл. Конечно, барабанщик завтра же получит такой бланк. Но с малышом де Линьетом таких проблем не возникнет, как с адъютантом. Анри взял перо.
   – Диктуй, Гримо, – велел герцог.
   Анри вытаращил глаза. Почему Гримо должен диктовать ему контракт? Ролан сам грамотный. Грамотный? Не то слово! Писатель! Мемуары пишет!
   – Пишите, – сказал Гримо, – Так надо.
   – Постарайся, милый Анри.
   – ''Я…''
   Анри окунул перо в чернила и вывел каллиграфическое "Я". Он поднял голову от листа и с готовностью посмотрел на Гримо. Гримо взглянул на герцога с сомнением. Анри, не дожидаясь подсказки, после ''Я'' написал заглавное красивое ''Р.'' и ''о''. Он собирался писать контракт Ролана де Линьета.
   – Не ''о'', а ''а'', – сказал Гримо.
   – С каких это пор ''Ролан'' пишется через ''а''? – фыркнул Анри, – Ну, господин Гримо, от вас я такого не ожидал! Неужели вы такой безграмотный? Неужели вы не читали ''Песнь о Роланде''? ''Влюбленного Роланда''? ''Неистового Роланда''? Позор какой! Просто ужас!
   Бофор ухмыльнулся и сделал жест.
   – Пишите то, что я продиктую, – сказал Гримо: ''Я, Рауль де Бражелон…''
   Анри спросил:
   – Как, разве Рауль… я хочу спросить, разве виконт де Бражелон не заполнил контракт? Все же сделали это еще в Париже, как только мы получили бланки? Как его только на корабль пустили без документов!
   – Рауль не успел, – объяснил герцог, – Бланки мы получили уже позже. Рауль выполнял мое поручение.
   – Ах да, – сказал Анри, – Тогда ясно. Но, позвольте заметить, господин герцог, и вы, господин Гримо, сам-то Рауль де Бражелон пьянствует со своей шайкой на шканцах, а я за него должен контракты писать! Мило, ничего не скажешь!
   – Не ворчи,- сказал герцог, – Я разрешил. Пусть погуляют.
   – Приказы главнокомандующего не обсуждаются, – покорно сказал Анри, и, слегка высунув язычок, начал писать: "Я, Рауль де Бражелон…''
   Бофор дал добро для пирушки на шканцах, а, любуясь красивыми буквами на белом листе контракта, думал о том дне, когда там же, на шканцах, эти слова они произнесут, вступая в брак. Начало свадебной клятвы. ''Я, Рауль де Бражелон…'' ''Я, Анжелика де Бофор…'' Но до того счастливого дня еще надо было дожить. А Бофорочка, выводя имя Рауля в контракте, вспомнила, как такая же путаница с именем возникла в монастыре Святой Агнессы, когда переодетый нищенкой де Невиль вычислил имя Рауля по вышитым тряпочкам из ее рабочей шкатулки. Как же давно это было! Как любят говорить Пираты Короля-Солнца – в другой жизни. Под диктовку Гримо Анри заполнил контракт и, присыпав песком для просушки чернил, помахал бумагой, и, с легким поклоном, уже перенятым от Пиратов, / мужчинам и тут повезло, реверанс делать труднее! / подал Бофору бумагу.
   – Прошу, монсеньор.
   – Отлично, – сказал герцог, – Остается только подписать.
   – Но что в этом секретного, и почему вы требовали с меня Слово Дворянина, если без подписи Рауля контракт все равно недействителен?
   – Это еще не все, – сказал герцог, – Бери второй лист.
   Анри послушно взял второй лист.
   ''Перкурить бы'',- подумал герцог. Очень он не любил возню с бумагами. Но честнейший человек Франции решил довести до конца задуманную с Шевреттой интригу.
   – Теперь диктовать буду я! – сказал герцог, – Пиши: "Доверенность".
   Анри написал.
   – ''Я, Рауль де Бражелон…" – продиктовал Бофор.
   – Достали с этим Раулем де Бражелоном! – проворчал Анри, – У меня кроме Рауля де Бражелона дел хватает! И пишет ваш Рауль лучше меня! Кстати, господин Гримо, знаете ли вы, что наследнице герцога вышеупомянутый Рауль де Бражелон показывал, как пишутся красивые буквы нашего алфавита?