– Она вам так понравилась?
   – Знаешь, старина, лучше, чем Шекспир не скажешь:
   И я любил? Нет, отрекайся взор -
   Я красоты не видел до сих пор!
   – Позвольте вас поздравить, мой господин.
   – С чем?
   – Я уверен, что она вас любит!
   – И я ее.
   – Вот и слава Богу!
   Рауль вздохнул.
   – Не так все просто.
   – Та, прежняя? – спросил Гримо осторожно.
   – Мой дорогой конфидент! Прекрати изъясняться намеками. Ты не в Фонтенбло. Давай называть вещи своими именами.
   – О! Так Луиза де Лавальер для вас вещь?
   – Давай называть всех поименно. Луиза де Лавальер для меня прошлое. И, честно говоря, мне сейчас очень жаль бедную Луизу и… как-то тревожно за нее. Да что там! Я за нее боюсь. Это правда. Зная ее нежный характер и коварство этих трещоток, ее злоязычных подружек, я не могу не сожалеть о ней. Король ее защитит – теперь я могу говорить об этом спокойно. Но женщины ее изрядно помучают. И, возможно, я сам невольно буду косвенной причиной этих интриг. А ведь даже сейчас я готов жизнью пожертвовать, чтобы Луиза была счастлива!
   – С королем?
   – С королем – их любовь сила неодолимая. Но в эту любовь подливают горечи ее подлые подружки.
   – Вы имеете в виду мартышку?
   – Мартышку? Такую не знаю. Кто это?
   – Мадемуазель де Монтале. Разве вы не знаете, что ее прозвали мартышкой?
   – Ты что-то путаешь. ''Пастушка Филлис'' – мне так передавали!
   – Мартышкой ее зовут мушкетеры Д'Артаньяна.
   – Меткое прозвище, – смеясь, сказал Рауль.
   – Выполняя миссию вашего тайного советника, – зашептал Гримо, – Я хочу успокоить вас насчет мартышки. Вот что задумали ваши приятели. Слушайте! Вы знаете де Жюссака?
   – Жан-Поля? Конечно.
   – Вот что они решили.
   И Гримо рассказал о том, что затеял Жан-Поль де Жюссак, чтобы обезвредить Монтале.
   – Да они, как я погляжу, целую коалицию организовали, – сказал Рауль насмешливо, – Группа поддержки Луизы.
   – С вашей подачи, – ввернул Гримо, – Де Гиш – Оливье – Жюссак.
   – Ну и слава Богу! Одной головной болью меньше. Жюссак справится с Монтале, у него получится. Все старина, закрыли тему. Ух! Хоть вздохну спокойно. А то как-то так… муторно. Кошки на душе скребли. Нехорошо как-то получилось. А сейчас можно спокойно заняться нашими проблемами. Я, со своей стороны, сделал все, что мог.
   ''Только бы Д'Артаньян не вздумал сейчас отдать ей мое дурацкое письмо, – подумал он, но тревога улетучилась, – Пока я сам жив-здоров, Д'Артаньян не сделает этого''.
   При всем уважении к интеллекту нашего героя, приходится признать, что он весьма беспечно относился к своей корреспонденции и опять наступил на те же грабли. Кое-какие выводы он для себя сделал, и де Гишу решил писать то, что разнесется по всему Парижу и окрестностям, включая Фонтенбло.
   Прежде всего – о Пиратах Короля-Солнца. Как-то встретит Король-Солнце известие о том, что у него появилась пиратская шайка, и он, Рауль – главарь этой шайки? А если де Гиш умолчит из сображений безопасности – о Пиратах в скором времени заговорит все Средиземноморье. Если не де Гиш, так испанский посол, какие-нибудь лорды из Адмиралтейства, командоры Мальтийского Ордена, венецианские, голландские какие-нибудь еще важные персоны спросят Людовика Четырнадцатого: ''Сир, какие там ваши Пираты объявились в Средиземноморье, кто такие – они наводят ужас на самых жестоких реисов Магриба?'' И король не сможет ответить: "Таких не знаю".
   Попиратствуем под знаменами Людовика, а Д'Артаньяну дадим отбой!
   Рауль не ожидал, что гасконец, действуя в его же интересах, уже давно вручил Луизе его прощальное письмо, и это вызвало большой переполох. Письмо, которое он намеревался просить Д'Артаньяна уничтожить, стало известно Людовику. А Людовик… А Людовик серьезно призадумался. Впрочем, нечто подобное он ожидал от ''безбашенного Бражелона'' и, со своей стороны, кое-что замышлял. Он же не хотел, чтобы обожаемая Луиза сдержала свою клятву и ушла в монастырь, если Рауль не вернется с войны.
   ''Заварил кашу, болван, теперь расхлебывай'', – сказал себе Рауль и решительно написал несколько строк:
   Дорогой Д'Артаньян!
   Отбой! Обстоятельства изменились.
   Пожалуйста, уничтожьте известное вам письмо.
   Удачи вам! До встречи.
   Ваш Рауль.
   Гримо с любопытством следил за его действиями.
   – Читай, тайный советник, – Рауль протянул ему письмо.
   – Что за письмо вы просите уничтожить? – спросил Гримо.
   – Д'Артаньян знает. Глупость! Итак, дорогой конфидент, – сказал Рауль, запечатывая свою записку, – Не прозевай почту. РИСААЛЯ, – протянул он.
   – Чего?
   – Письмо. ГААЛИ САДЫЫК Д'АРТАНЬЯН. Дорогому другу Д'Артаньяну.
   ''Только боюсь, ГААЛИ САДЫЫК Д'АРТАНЬЯН начнет ехидничать и насмешничать. Ну и пусть! Посмеемся, господин Д'Артаньян, посмеемся. Дело сделано''.
   – Вы что-то еще натворили, а господин Д'Артаньян отдуваться должен?
   – Без комментариев, – сказал Рауль.
   – Без комментариев, так без комментариев.
   – Д'Артаньян был прав, называя меня безумцем. "Ты не влюблен, ты безумствуешь".*
   – А! А вы все не верили!
   – ''Если бы ты был влюблен по-настоящему, мой милый Рауль, это выглядело бы совсем по-другому''.**
   …
 
*,** А. Дюма.
 
   …
   – Это вам сказал г-н Д'Артаньян?
   – Да, мой конфидент, именно это.
   – А сейчас? – спросил Гримо, – Дочь Бофора – центр вашей вселенной, и в нее вы влюблены по-настоящему?
   Рауль вздохнул, а Гримо заулыбался.
   – Бофорочка… – проговорил Рауль.
   – А я так думаю, мой господин, все у вас уладится с вашей Бофорочкой. В один прекрасный день вы с ней… встретитесь, чтобы уже никогда не расставаться.
   – Ты так думаешь?
   – Я уверен, – сказал Гримо,- И все будут только рады, если, конечно…
   – Если, конечно?
   – Если, конечно, вы новых глупостей не наделаете.
   – Постараюсь воздержаться от новых глупостей.
   – А разве не глупость ваше намерение вступить в Мальтийское Братство?
   – Гримо! Не надо было бить посуду!
   – Посуда, вернее, бутылка, бьется к счастью. Надеюсь, вы передумали?
   – Еще ничего не решено, – пробормотал Рауль, – В той ситуации у меня выхода не было. И, должен заметить, я всегда уважал иоаннитов.
   – Можно уважать братьев-рыцарей и принимать участие в их экспедициях как частное лицо. Сейчас, я вижу, вы пришли в чувство, и ваши планы изменились?
   – Пятьдесят на пятьдесят, – сказал Рауль и повторил, – Еще ничего не решено.
   – А они вам нужны, братья-рыцари? Я буду говорить не как ваше доверенное лицо, а как военный советник. Ваше Братство Пиратов Короля-Солнца – уже самостоятельная боевая тактическая единица, и вы командир этой боевой тактической единицы. А рыцари – наши союзники. Чего тут неясного? И не факт, как вы любите говорить, что вы, узнав поближе иоаннитов, захотите стать одним из них. Очень уж вы свободу любите, мой господин. А они отрекаются от свободы. И от любви, заметим, тоже. Я не говорю о том, что мальтийские братья не брезгуют торговлей и с пленными мусульманами не церемонятся, а среди последних далеко не все жестокие убийцы.
   – Поживем, увидим, – сказал Рауль.
   – Но вы уже установили с ними контакт, – сказал Гримо, – И письмо командору написали.
   – Это опять же под вопросом. Я совсем забыл о том, что мой знаменитый дядюшка Мишель де Бражелон – крупная фигура в Ордене, и, если он узнает…
   – Еще бы не узнал! Второе лицо после Великого Магистра, а может, и поважнее Магистра! Что за наивность, сударь! Он вам помешает. Вот это как раз факт!
   – Будущее покажет. А пока – попиратствуем, господин Гримо, попиратствуем!
   – Я и вообразить не мог, – сказал Гримо, – Что вы за какую-то пару дней соберете вокруг себя шайку лихих парней, присвоите этой ораве дерзкое вызывающее название Пираты Короля-Солнца, сделаетесь главарем этих бедовых ребят в синих банданах и весьма популярной личностью на флагманском корабле. Времени не теряете!
   – Ты популярен не меньше, – сказал Рауль, зевая, – И что за выражения – "шайка", "главарь" – фи! Пираты Короля-Солнца – боевая тактическая единица, а я – их командир. Так-то оно лучше, военный советник Вогримо.
 

27. ГРИМО – ИНТРИГАН.

 
   / Продолжение./
   – Пираты Короля-Солнца, – ворчал Гримо, – Ну надо же такое придумать.
   – Мусульманское шматье – чалмы, бурнусы и прочая варварийская экипировка, – бормотал Рауль, – Знамя Пророка. Вылазки и рейды в тыл противника. Ну, это мы еще продумаем. Мы устроим не одну заварушку в провинции Кабиллия ФАДЖРАН, САБААХАН, ХЫЛЯЯЛЬ АН-НАХААР.
   – Вы бредите? – спросил Гримо.
   – Я сказал ''на рассвете, утром, в течение дня''. Сегодня Гугенот дошел до темы ''время''. А лучше всего, конечно БИЛЬ ЛЕЙЛ. Ночью.
   – Жуть, – сказал Гримо, – Меня от ваших ''билейлов'' в дрожь бросает. О-хо-хонюшки!
   – А что, в этом даже какой-то шик! Одно дело сказать герцогу: ''Я буду готов через пять минут'', а совсем другое – ''СА-АКУУН ДЖААХИЗ БААД ХАМС ДАКААИК". Экзотитка!
   – Да уж, – вздохнул Гримо, – Прибавится милому герцогу головной боли с таким адъютантом!
   – В адъютанты я не просился, – заметил Рауль, выделив голосом первое слово.
   – Вот те раз! – сказал Гримо, – А то я не помню!
   – Я просто хотел ехать с герцогом. Блатное местечко он мне сам предложил.
   – Блатное местечко? – пожал плечами Гримо.
   – Но ты же военный советник, не понимаешь разве?
   – Понимаю, – вздохнул Гримо, – На вас не угодишь. Герцог хотел как лучше.
   – Ну и вышло как лучше. Чем ты недоволен?
   – Да так, – вздохнул Гримо.
   – Ну говори же!
   Гримо опять вздохнул.
   – И принесла же нелегкая этого Бофора, – проворчал Гримо, – О-хо-хонюшки.
   – Бофора принесла не нелегкая. Бофора сам Бог послал, – сказал Рауль убежденно.
   – Бог? – спросил Гримо, – Бог так Бог. Пребывайте в этом приятном заблуждении, господин Рауль.
   – Ты что-то знаешь?
   – Знаю, мой господин.
   – И я знаю, мой конфидент. Бофор приехал за мной. И за это спасибо принцу Конде. Могу поблагодарить принца по-арабски.
   – ШУКРАН, – сказал Гримо с иронией, – Это уж даже я запомнил. И все-таки вы заблуждаетесь. Бофор и не собирался брать вас с собой в этот забытый Богом Алжир. У него и в мыслях не было.
   – Ты просто забыл. Хотя – ты не мог слышать, ты пришел позже. Я не успел перемолвиться парой слов с Оливье, Сержем и Гугенотом, когда герцог спросил отца: ''Это тот самый юноша, которого так расхваливал принц?''*
   – А Конде за язык тянули. Лучше бы он вас ругал.
   – Я остался с ними, а потом, слово за слово, герцог возьми да скажи отцу: ''А вы мне дадите его, если я попрошу вас об этом?''** А я уже уши навострил и понял это как приглашение к путешествию.
   – И о чем же вы говорили, пока меня не было? – спросил Гримо.
   – О войне.
   – А еще?
   – Но я не помню дословно всю беседу.
   – Напрягите свою память, господин Рауль.
   – Это так важно?
   – Быть может.
   Рауль усмехнулся.
   – Герцог назвал меня ''настоящим солдатом'' – разве это не приглашение к путешествию?
   – Это комплимент. Не каждому Бофор такое скажет! Путешествие намечалось в другое место.
   – О чем ты?
   – Что еще говорил герцог?
   – Рискую показаться нескромным, но герцог проехался по моей внешности.
   – Оценка вашей внешности была позитивной? – насмешливо спросил Гримо, заранее зная ответ.
   – Более чем, – так же насмешливо ответил Рауль, – Удивляюсь, что Бофору приглянулась моя унылая рожа.
   – Вот что я вам скажу, господин Рауль – Бофор хотел возобновить ваше знакомство со своей прелестной дочерью, а вы все не так поняли. Внешность на войне роли не играет. А вот для зятя Бофора привлекательная внешность имеет значение. И потом-то, потом, когда вы пили Вувре из золотого кубка, герцог мигал и вашему отцу, и мне, мы-то поняли его игру, а вы всех нас запутали. Помните, что говорил герцог, когда ваш отец взял золотой кубок? Вспомнили?
   ''Мне хочется воздать честь вот этому красивому мальчику, который стоит возле нас. Я приношу счастье, виконт, пожелайте что-нибудь, когда будете пить из моего кубка, и черт меня побери, если ваше желание не исполнится''.***
   …
 
*,**,***- А. Дюма.
 
   …
   – А вам еще не понятно, ''красивый мальчик''? Бофор уезжал на войну, оставляя во Франции несовершеннолетнюю дочь. Он хотел выдать ее замуж – за вас! – до своего отъезда. А вас понесло не туда, и вы всех обломали. Да и потом, вы так и не поняли намек Бофора – "Он будет мне адъютантом, он будет мне СЫНОМ". Не мог же он сказать, кем он желал вас видеть. Зятем, сударь, зятем. Мужем своей дочери.
   – Это все твои домыслы.
   – Ну конечно, домыслы. Для адъютанта Бофора смазливая мордашка и стройная фигура куда как важно. Хорошо, скажу больше – Бофор сам мне говорил об этом. Здесь уже, на корабле. А вы говорите, домыслы.
   – Серьезно?
   – Как Бог свят! – сказал Гримо,- Мы все так надеялись, что вы вдруг, да и спросите герцога о его дочери, и не знали, как к вам подступиться. А уж когда вы отчебучили насчет Мальтийского Ордена, тут уж я не выдержал, и бутылка грохнулась аккурат на ковер. И еще, сдается, неспроста Бофор к нам приехал.
   – В смысле?
   – В смысле – не король ли его послал?
   – Король?
   – Ну да – с миссией мира.
   – Очень сомневаюсь. Я расцениваю визит герцога как проявление солидарности, и за это очень его уважаю. А из золотого кубка мы пили как братья по оружию. Это слова Бофора. Хорошая идея – с кубком. Нам, Пиратам, подошла бы. Жаль, кубка нет.
   – Вашей ораве мало кубка. Вам бы ЧАШУ, емкостью с добрую супницу. У кубка емкость маленькая. Там всего одна бутылка помещается, – сказал Гримо, посмеиваясь.
   – О-хо-хонюшки! – взвыл Рауль, – Прекрати издеваться! На нет и суда нет, и не смей ехидничать!
   – Кубок есть, – сказал Гримо с улыбкой, – А вот чаши, эпической, огромной, не обессудьте, не захватил. Виноват, не предполагал, что вы и ваши товарищи…
   – Кубок? – перебил Рауль, – Тот, золотой? Ты взял его?
   – И бутылочку Вувре прихватил. Но вино прибережем до победы. Пейте покамест что попроще, ваши дружки бочку враз выхлебают.
   – Да, они такие. Ты прав. Вино побережем, а кубок нам пригодится. А зачем ты все это взял, Гримальди? Кубок, кувшин?
   – Я хотел, чтобы вас окружали красивые вещи, знакомые с детства. Что-то не так?
   – Все так. Ты сама мудрость, Гримо. Но насчет короля и миссии миротворца ты жестоко ошибаешься. Король, скорее всего, прислал бы в наши края своих полицейских.
   Гримо постеснялся петь песню Оливена и сказал без пения:
   Мы в замок Бражелон не пустим короля,
   Свободна с давних пор, виконт, твоя земля.
   А в замке тишина, но гордый замок наш
   Последний наш приют, свободы нашей страж.
   – Ты еще и поэт? – спросил Рауль.
   – Не я. Оливен ваш.
   – Где-то я это уже слышал.
   – То был другой куплет.
   – Так спой, что ли?
   – Увольте, господин Рауль. Пусть уж вам споет ваш звонкоголосый Оливен по возвращении. Не мне, хрипатому, петь для вас.
   Гримо уже знал от Бофора о ''миссии миротворца'', но решил пока не вмешивать в свои интриги короля. ''Не навреди, – сказал себе интриган Гримо, – Я и так изощрялся, как мог, чтобы решить дело в пользу Бофорочки. И уже многого добился. Подытожим, как это делал… хитроумный шевалье Д'Артаньян Гасконский:
 

1. Рауль влюблен в дочь Бофора.

 
   2. Лавальер – прошлое, от которого осталось сочувствие к ее двусмысленному положению при Дворе.
   3. Вопрос о Мальтийском Братстве под сомнением.
   А король? А на что хитроумный шевалье Д'Артаньян? С королем утрясется.
   А война? Ну, тут все мы в руках Божьих. Да и мы не оплошаем.
   А Железная Маска?
   А Атос?
   – О-хо-хонюшки, – простонал Гримо.
   – Ты чего? – спросил Рауль.
   – Да вот, старые раны ноют, – вздохнул старик.
   – Это, говорят, к непогоде, – Рауль выглянул в иллюминатор, – Странно, море спокойно. Бедняга Гримо! Сидел бы ты дома. И зачем ты за мной увязался! Я и так из кожи вон лезу, чтобы ты отдыхал побольше.
   – Я благодарен вам за вашу заботу, но мой жизненный опыт еще не раз и не два пригодится вам и вашим друзьям. Я не мог отпустить вас одного на такую опасную войну. Как говорят в сказках ''я вам еще пригожусь''.
   – Но я же не один. Я с друзьями, – сказал Рауль, – Ты мне уже пригодился, старина. А все-таки жаль, Гримо. В день отъезда я был…глумной какой-то, себя не помнил. Отцу ты нужнее. Очень уж опасное дело там намечается. И, если все у них получится, и, если все у нас получится – а шансов очень мало – какое наше будущее? Новая гражданская война? Ведь Людовик никогда не допустит, чтобы…
   – Мы знаем Людовика, но мы не знаем его брата-близнеца,- перебил Гримо,- Что же до гражданской войны – такие люди как ваш отец, не развязывают гражданские войны. Войну мог начать Арамис.
   – Это еще бабушка надвое сказала, – вздохнул Рауль.
   – Ваш отец считает гражданскую войну национальным бедствием и предотвратит ее, – сказал Гримо.
   – Мой отец уважает свободную волю и предоставит принцу выбор. А война или мир – это решит человек в железной маске, – ответил Рауль.
   – Тогда будет мир, – сказал Гримо, – Хоть мы и не знаем, что за человек узник в маске, граф его обработает, как Монка и Ришелье.
   – Убедит, – поправил Рауль.
 

ЭПИЗОД 22. "ПРОЖЖЕННЫЕ АВАНТЮРИСТЫ".

 
28. СИНЕЕ ЗНАМЯ ПИРАТСТВА.
 
   Анри де Вандом сидел по-турецки на своем спальном месте и ''отбывал повинность'', подшивая край Синего Знамени Пиратства.
   – Привет! – сказал Рауль, распахивая дверь каюты.
   Анри вздрогнул и уронил иголку.
   – Здравствуйте, – пролепетал Анри.
   "Отсидеться не удалось. Сейчас он скажет: жалкий трус, тебе бойкот!"жось.пролепетал Анри.а своем спальном месте и ''от-бывал повинность'', подшивая край Синего Знамени Пиратства.
   – Присаживайтесь, пожалуйста, – все так же робко сказал Анри, двигаясь вглубь, поближе к подушкам.
   – Я ненадолго, – сказал Рауль и плюхнулся рядом с Анри, – Что это с вами, маленький Вандом? Разве я такой страшный?
   – Н-н-нет, – проговорил Анри, – В-в-вы, видимо, решили нанести мне ответный визит. Я вчера прервал ваш сон.
   – Я уже не спал, да и вы сейчас не спите.
   – Не сплю, – сказал Анри, – Шью, как видите. Вот только иголка куда-то подевалась.
   – Вот она.
   – Благодарю вас.
   Анри взял иголку и вколол в подушечку. Рауль покосился на синее полотнище.
   – Шьете? Вы?
   – Сейчас вы все поймете. Но сначала…
   Анри с трудом соображал, подыскивая нужные слова, -
   … я хотел бы осведомиться о цели вашего визита.
   И вытаращил перепуганные глаза.
   … если вы хотели видеть герцога…
   – Я хотел видеть вас. Герцог с утра на ногах.
   – Какая честь! – Анри наморщил нос.
   ''Ясно. Герцога нет, можно идти напролом, без стука. Учтем на будущее – в отсутствие герцога сюда запросто могут войти, когда я переодеваюсь''.
   А Рауль, насмешливо улыбаясь, держал паузу.
   – Меня? – спросил Анри с ужасом, – И что?
   – Да ничего, – сказал Рауль, – Что вы всполошились, Вандом?
   – Вы пришли от имени Пиратов объявить мне бойкот?
   – Вам – бойкот? За что, цыпленочек?
   – Как вы сказали, милостивый государь?
   – Извините, сорвалось. Я шел мимо, зашел узнать, как вы себя чувствуете. Вот и все. А вы так перепугались! Расслабьтесь, Анри, и вылезайте из своего угла.
   – Вы шли мимо? И вспомнили обо мне? Спасибо, сударь, – Анри шмыгнул носом.
   – Что-то с вами не то, – сказал Рауль, – Я же вижу. С чего вы взяли, что вам кто-то собирается объявлять бойкот?
   – Меня считают трусом, – сказал Анри умирающим голосом, – Вы все были на палубе в шторм, а меня прогнал герцог.
   – И правильно сделал. Там было опасно. От нас потребовались все силы. Мы убирали фок, второй парус, уже на втором дыхании – простите за повтор. А вы, дорогой Анри, далеко не геракл.
   – А Ролан геракл?
   – И Ролан не геракл. И даже я не геракл. А там нужна была гераклова сила. Мы были уже на пределе.
   – Вы верите, что я не струсил?
   – Я слышал ваш разговор с герцогом.
   – Хороший же у вас слух, – заметил Анри, – Вы все-все слышали? Герцог заорал: ''клянусь честью!'' А Бофор редко так клянется, и вообще очень редко произносит это слово. Только в беседе с теми, кого он по настоящему уважает…
   ''Я хочу воздать честь…'', – прошептал Рауль.
   …Не смейтесь, виконт, я серьезно! Вы сейчас что-то сказали?
   – Я не смеюсь. Я улыбаюсь. Продолжайте.
   – Или когда его уже совсем достанут. Значит, если бы я остался, он бы меня… выпорол. Этого я не мог даже вообразить. Получалась дилемма – я остаюсь, и Бофор осуществит свою угрозу, – Анри передернуло, – Я ухожу, и гибнет моя репутация. Но поставьте себя на мое место?
   – Вот это я представить не могу, – сказал Рауль.
   – Еще бы! Вас же никто никогда пальцем не тронул.
   – Я вообще не понимаю извергов-родителей, которые бьют собственных детей.
   Анри вздохнул.
   – Но я вас успокою. Ваша репутация не пострадала. Вы такой же "белый и пушистый", как до шторма.
   – Белый и пушистый? – спросил Анри, – Как это понимать?
   – Так и понимайте. Или вам нужны комментарии?
   – No comment, как говорил в прелестном парке Хемптон-Корте любезный герцог Бекингем.
   Рауль усмехнулся.
   – У вас хорошая память, – заметил он.
   – Не жалуюсь, – улыбнулся Анри, – Но вы тоже белый и пушистый.
   – Я-а-а? – протянул Рауль со смехом, – О нет, Анри, тысячу раз нет!
   – О да, виконт, тысячу раз да! Никто из Пиратов не подумал, как мне плохо, никто не зашел узнать, жив ли я или уми-р-р-раю от отчаяния, никто, даже Ролан! А вы поняли…
   – Раз уж меня выбрали вожаком, я в ответе за всех. За вас тоже, Анри. А на Ролана не обижайтесь. Барабанщик нашел читателя для своего литературного произведения и выслушивает мнение Сержа де Фуа. Когда они закончат, Ролан забежит к вам. И все-таки, что это вы шили с таким усердием, когда я вошел?
   Анри растянул синее полотнище.
   – Видите? Это будущее знамя нашего Братства. Королевский Синий – под цвет бандан. Вам нравится, о вождь? – и Анри опять вытаращил глаза этак кокетливо. А Рауль склонил голову, любуясь переливающимся шелком и сказал:
   – Сойдет.
   – Синий цвет в геральдике, – продолжал Анри, – символизирует благородство, искренность, доброту. Синий – препятствие злу по законам белой магии.
   – Не знаю как насчет магии, но в классической геральдике синий цвет называют лазурью, – заметил Рауль, – Сама идея мне нравится. Когда вы это решили?
   – Когда вы ушли с помощником капитана. А знаете, откуда этот шелк?
   Рауль пожал плечами. Анри рассказал.
   – А лилии мы нарисуем сами. Мы так решили. Масляными красками. Каждый – свою. Это не значит, конечно, что каждый за себя. Просто… так интереснее.
   Вожаку Пиратов Короля-Солнца эта затея показалась ребячливой, но он отнесся к ней с пониманием и похвалил работу Анри. Правда, ему показалось несколько странным, что Вандом так ловко управляется с иголкой. Он внимательно посмотрел на аккуратный шов, потом на Анри так же внимательно.
   – Никто из нас, – сказал он уверенно, – Не смог бы справиться с такой работой. Вы, наверно, больше занимались вышиванием, чем фехтованием?
   Салфеточки и подушечки с кошечками / белыми и пушистыми / и розочками, которые вышивала в детстве маленькая дочь герцога, сменились потом кораблями и рыцарями. Анри взял синее полотнище. Сделал несколько стежков. А Рауль задумчиво вертел в руках другой край Синего Пиратского Знамени, уже подшитый. Если бы он знал, КТО шьет Пиратам Синее Знамя! Он поцеловал бы эту ручонку – и no comment, как говорил любезный Бекингем в Хемптон-Корте.
   – У бедных свои причуды, – кротко сказал Анри де Вандом, – Иногда приходилось кое-что подштопывать.
   – Вы не похожи на бедняка, Анри.
   – Я стараюсь не производить впечатление оборванца, дорогой виконт, – сказал Анри, сделав умильную гримасу.
   ''Да что ты ему голову морочишь, дура безмозглая! Ты же себя выдала, он уже начал что-то подозревать! То, что ты пропищала насчет бедности – говори это кому-нибудь другому''.
   И у Рауля не раз закрадывались подозрения насчет истинной сущности Анри де Вандома. Но в такие моменты паж что-нибудь отчебучивал, развеивая его подозрения. А главное – Бофор не мог так рисковать. Это невероятно, немыслимо, невозможно. Спросить самого Бофора он не решался. Анри не спросишь – попадешь в неловкое положение. А может, все-таки спросить?
   И тут паж отчебучил. Он вколол иголку в катушку, растряхнул синий шелк и кулачком, бойко, по-мальчишечьи толкнул Рауля в плечо:
   – Ну, как, атаман, ништяк? Понравится нашей шайке мой флаг?
   Рауль ответил таким же мальчишеским жестом:
   – Молодчина, Вандом! Супер!
 

29. РЫЦАРЬ.

 
   Вандом просиял.
   – Наконец-то вы говорите со мной не как с придурком, а как с нормальным человеком.
   – Извините, – пробормотал Рауль, – Если что было не так.
   – Да ладно, проехали! – сказал Анри по-мальчишечьи, – Все так, дружище!
   ''Мне, конечно, померещилось, – подумал Рауль, – Разве так разговаривают молодые девицы?''
   – Просто, – сказал Анри, – Очень обидно, когда на тебя смотрят как на чокнутого. Вам, конечно, трудно меня понять.