Алексеева Марина. Пираты Короля-Солнца(ч1-5,по главу19)

   – Спасибо, милый Рауль, я знал, что ты добрый юноша.
   ''Добрый юноша'' разинул рот. Такой реакции он не ожидал! Не ожидал таких слов и помощник капитана. А, поскольку де Сабле тоже был добрым юношей, у него опять навернулись слезы на глаза.
   – Не плачьте, – сказал Рауль моряку, – Он выкарабкается. Барон де Невиль живучий как кошка. Барон! Вспомни фрондерские войны!
   – Вот то-то и обидно, – стонал Оливье, – Умереть не в бою, как положено рыцарю, воину, дворянину, а в… постельке… от жалких пилюль и отвратительных клистиров. Что ты там вещал о викингских похоронах? Не видеть мне Вальхалы, попаду с моим отравлением в царство богини Хель.
   – Он бредит? – спросил де Сабле.
   – Он шутит, – сказал Рауль, – Друг мой, Вальхала – это шутка. Мы с тобой христиане как-никак.
   – Фрондерские войны, – простонал Оливье, – Вот, юноша, взгляните, – с этими словами Оливье достал пулю на шнурке, что висела на его груди и показал помощнику капитана.
   – Видите, – сказал Оливье слабым голосом, – Эта пуля пробила мою грудь, когда мне и девятнадцати не было.
   – А не плечо, ты не ошибся? – спросил Рауль осторожно.
   – Грудь! – заявил Оливье.
   – Ну, грудь так грудь, – миролюбиво сказал Рауль, – Тебе виднее.
   – Я умирал в монастыре, истекая кровью, в голове взрывались миллионы бомб. Такие адские муки я испытывал, когда из моего многострадального тела извлекали эту долбаную пулю, эту вот суку-пулю, эту вот пулю-дуру. Вот она, взгляните, юноша… Я хочу сказать… господин де Сабле! Но эта мука – ничто по сравнению с теперешней. И боль от раны – а рана была тяжелая, скажи, милый мой Рауль? /Рауль кивком подтвердил слова барона/. Боль от раны не то, что мои нынешние мучения.
   Молодой де Сабле восхищенно смотрел на ''сувенир'' де Невиля. Рауль был в курсе фрондерских приключений барона. Он знал, что рана была далеко не такой тяжелой и мучительной, как Оливье хвастался перед моряком, а еще раньше, в Париже – перед молодыми мушкетерами. Но, конечно, не собирался опровергать барона.
   – Барон, – осторожно сказал помощник капитана, – Если вы излечились после такого тяжелого огнестрельного ранения, то теперь-то вы и подавно поправитесь.
   Де Невиль ответил жалобным вздохом.
   – Ох, – прошептал он, – Он приближается.
   – Кто? – в один голос спросили Рауль и де Сабле.
   – Мой мучитель, Главный Клистироносец… Я его шаги уже узнаю…
   Оливье с отчаянием взглянул на дверь. Рауль и де Сабле повернули головы и увидели доктора Дюпона в сопровождении неизменного помощника.
   – Ну, как мы себя чувствуем? – спросил Дюпон.
   – Плохо, доктор, очень плохо, – простонал Оливье,- Я прошу только, чтобы меня оставили в покое.
   – Конечно, молодой человек. Покой вам просто необходим. Никто вас не будет беспокоить. Но вы должны пройти курс лечения.
   Барон взвизгнул. Рауль сосчитал в уме до трех и отважился.
   – Доктор, – сказал Рауль решительно, – Можно вас на пару слов?
   – К вашим услугам, господин виконт, – любезно сказал Дюпон, и они вышли из каюты. х х х
   – Виконт, – произнес Дюпон улыбаясь, – Я рад видеть вас в добром здравии! Сегодня вас не узнать.
   – Спасибо на добром слове, господин Дюпон, но не обо мне речь, а о бароне де Невиле. Что с ним? Бедняга так мучается.
   – Пусть мучается, – усмехнулся Дюпон, – Это ему хороший урок. В другой раз не будет так напиваться.
   – Вы его замучили своими процедурами.
   – Не без этого, милый виконт, не без этого. После моих промываний, клистиров и слабительного барон призадумается, прежде чем устроить новый дебош…
   – Я понимаю, он вел себя по-идиотски… Перепил… Буянил… Надоел всему экипажу… Но будьте снисходительны – ему и так плохо. Проявите милосердие!
   – Жизни вашего друга, господин де Бражелон, ничего не угрожает. Он вне опасности. Вы и сами это отлично понимаете.
   – Что же вы его мучаете? Вы, представитель самой гуманной профессии?
   – Ба! Клистир он заслужил в воспитательных целях.
   – Еще бы! Вы шантажируете беднягу – когда человек находится перед выбором – клистир или смерть, конечно, он выберет первое. Но ведь это неправда. И больной-то мнимый.
   – Вы совершенно правы, виконт. Мнимый больной. Не волнуйтесь за него. Вы же доверяете мне как профессионалу?
   – Да. Но на вашем месте, господин Дюпон, я был бы помилосерднее…
   – Вы себя, кажется, Пиратом величать изволите? Пират просит врача о милосердии?! Истина наизнанку в духе Вийона.
   – Мне его очень жаль.
   – Переживет, – сказал врач.
   – Эх, – вздохнул Рауль, – ''Недуг желанней исцеленья'', так, что ли?
   Дюпон посмеиваясь, продолжил ''Балладу истин наизнанку''.
   – Браво, доктор!
   – А! Вы думаете, я только рецепты писать умею?
   – Вы пишете… стихи?! Вы?
   – Было дело – в вашем счастливом возрасте. Видите, я не такой страшный. А то у вас такие испуганные глаза – с луидор величиной! А вы, виконт, не пугайте больше так своего бедного Гримо! Старика чуть удар не хватил – на нервной почве.
   – Вижу, доктор, с вами связываться опасно, – смеясь, сказал Рауль, – И моему бедному другу остается только покориться.
   – Вы хотели еще о чем-то спросить меня? И не решаетесь?
   – Да, но…
   – Но не мямлите, смелее!
   У Гримо все в порядке с головой? Иногда он ведет себя… неадекватно. Смеется без причины… Разные странности. Это, надеюсь, не старческий маразм?
   Дюпон расхохотался.
   – Ваш Гримо – чудак, но очень славный и умный. К его чудачествам уже все привыкли. Нет, это, право, сюжет для пьесы Мольера! ''Два психа''… или лучше – ''Психи поневоле''.
   – А второй псих – я?
   – И вы, сударь мой, в здравом рассудке. Но ваш эксперимент с бедным Гримо вызвал у старика большую тревогу.
   – Черт возьми! Гримо решил, что я рехнулся?
   Дюпон улыбнулся.
   – И вот мой сюжет для господина Мольера. Слуга и господин в какой-то ситуации ведут себя… неадекватно, как вы изволили выразиться. Слуга считает хозяина помешанным, а господин решил, что слуга не в своем уме. И вот завязка интриги.
   – А между тем оба ''мыслят здраво'', как вийоновкий влюбленный из цитируемой вами баллады. Забавный сюжет. Подскажите его господину Мольеру, когда вернетесь. Вы ведь с ним знакомы. А знаете, господин Дюпон, я предложил бы господину Мольеру другой сюжет. Мнимые психи – смешно, конечно. Но мнимый больной – еще смешнее. Человек вовсе не болен, а хитрый доктор для пользы дела сочиняет ужасики и держит беднягу в постели.
   – О! – сказал Дюпон, – Поздравляю, мой юный друг, за вами осталось последнее слово! Ваша взяла. Вот и подскажете этот сюжет сами.
   – Я не знаком с Мольером.
   – Зато Д'Артаньян его отлично знает. И все-таки, я подредактировал бы ваш сюжет. Я сделал бы врача шарлатаном.
   – Я так и подумал было, но не хотел вас обижать. Но вы были бы первым консультантом Мольера по вопросам, связанным с медициной.
   – А вы – по военным вопросам.
   – Тут я – пас. Ведь есть сам Д'Артаньян!
   – Извините – по вопросам, свзязанным с Востоком.
   – Может, и появятся свежие идеи, – сказал Рауль задумчиво. И вздохнул, вспомнив о том, что Мольеровской труппе покровительствовал брат короля, от которого лучше бы держаться подальше при любом раскладе.
   ''Магомета господина, я просить за Джиурдина, его сделать паладина, дать ему алебардина и отправить Палестина на галера бригантина и со всеми сарацина воевать христианина. Магомета господина, я просить за Джиурдина!''*
   … *''Турецкое рондо'' из комедии Мольера ''Мещанин во дворянстве''.
   Премьера комедии состоялась 14 октября 1670 г. в замке Шамбор, находящемся неподалеку от родового имения нашего героя.
   …
   Рауль вернулся в каюту страдальца, успокоил де Невиля как мог и увел с собой де Сабле.
   – Кстати, – сказал он помощнику капитана, – Я хочу показать вам один боевой прием. Документы, которые мы переводим, такого содержания, что мы должны быть готовы ко всему. Против таких врагов можно и даже нужно применять приемы самообороны, от которых любой из нас воздержался бы по отношению к равному себе. Итак, схватите меня за жабо, как тогда вас де Невиль.
   – Я порву ваши кружева, господин виконт.
   – Это неважно. Хватайте крепче. А вы в ответ ударяете противника в сгиб руки и коленкой… понимаете куда? И, когда противник сгибается, довершаете ударом локтя по затылку. Попробуем? Но не вздумайте бить меня по-настоящему, – усмехнулся он, – Я хочу, чтобы вы запомнили этот прием и применили его при необходимости.
   Де Сабле оказался понятливым учеником и быстро усвоил прием самообороны.
   – Потом еще покажу, – пообещал Рауль, – Это самый простой.
   Они вернулись под тент и, поджидая своих товарищей, тихо беседовали.
   – Как хорошо, как спокойно, – сказал помощник капитана, – Хоть пять минут посидеть в тишине, и то счастье. Сумасшедшее плаванье какое-то! Знаете, господин де Бражелон, первое мое плаванье было совсем другое. Все шло тихо, мирно, рабочим порядком, без всяких происшествий.
   – Потому что у вас не было таких сумасшедших пассажиров?
   – Раз на раз не приходится, – вздохнул де Сабле, – Потом, если живы будем, вспомним наши приключения с удовольствием. Но сейчас так не хватает тишины и покоя! А вам?
   – Мне тоже. Вы устали?
   – Не то чтобы физически… Морально. Каждый день так и ждешь, что-то будет! Как просыпаешься, так и думаешь, какие чрезвычайные происшествия произойдут сегодня. И надо быть готовым ко всему.
   – Вот-вот. И я жду, что еще отчебучат мои Пираты.
   – Эта цепь происшествий мне представляется бесконечной. Как пошло с приказа капитана, а еще раньше откачивали страдающих от морской болезни новобранцев, потом шторм, потом конфликт с де Невилем, да еще этот паж, ваш героический поступок тоже заставил поволноваться… И в заключение – все эти сведения, от которых можно сна лишиться…
   ''Он забыл о своем тосте, -подумал Рауль, – И не упомянул стукача, может, никто ничего и не знает?''
   Но де Сабле не забыл о своем неудачном тосте. Он в первый же день, выпив на брудершафт с Гугенотом, узнал всю подоплеку. Помощник капитана и хотел извиниться перед Раулем за свой несвоевременный тост и не знал, с какими словами обратиться к Пиратскому Вожаку. Он так и не нашел нужных слов.
   – Не принимайте всерьез недуг нашего барона, – сказал Рауль, – По словам дока, у него ничего серьезного. Вы так близко приняли к сердцу его болезнь, даже заплакали. Это в воспитательных целях, как я понял.
   – Я признаюсь вам, виконт, рискуя показаться салагой и молокососом, но я не употреблял столь крепких напитков и не напивался до такой степени. Не имея вакхического опыта, я и решил, что барон серьезно болен.
   – Я рад за вас, – сказал Рауль, – А я, имея хоть и не богатый, но кое-какой негативный вакхический опыт, уверяю вас, что завтра этот господин будет здоров.
   – Я понял,- улыбнулся де Сабле, – Вы же на прощанье сказали ему, можно сказать, волшебное слово – Слово дворянина. И он вам поверил.
   – Еще бы! Он меня знает.
   – Только не думайте, что я сдал вашего друга капитану. Я сказал, как и обещал вам – происшествий не было.
   – А капитан?
   – А капитан переспросил, и я повторил, что вахта прошла нормально. Но, наверно, он откуда-то сам узнал обо всем. Он всегда все знает – что происходит на ''Короне''. И – знаю, что вы хотите спросить. Да. Знает. Про ваш ''задушевный'' разговор с Мормалем – знает.
   – Так и должно быть, если хороший капитан. А граф де Вентадорн – не просто хороший капитан! Вам крупно повезло с таким замечательным капитаном.
   Де Сабле радостно вздохнул. Он между прочим рассказал Раулю о том, что его мать когда-то была придворной дамой Анны Австрийской. Рауль вспомнил, что имя госпожи де Сабле он встречал в ''Записках Заговорщицы''.
   – Конечно, – сказал помощник капитана, – Матушка моя не была такой близкой подругой королевы, как ваша, но она обожала Ее Величество королеву, а герцогиня де Шеврез, прелестная, отважная, умная, была для нее идеалом. Правда, она никогда не выказывала своих чувств ни королеве, ни герцогине де Шеврез. Но когда мне матушка рассказывала истории с сарабандой или Алмазными Полдвесками, я считал все это сказками, когда… пешком под стол ходил. И все-таки мне очень хочется, чтобы ваша матушка когда-нибудь узнала, как ей восхищалась в юности госпожа де Сабле.
   – Она узнает, и очень скоро, – сказал Рауль, – Обещаю вам, господин де Сабле.
   – Но была еще одна ''сказка'', которую мне рассказывала матушка. Было событие, которое повлияло на то, что госпожа де Сабле оставила двор и поселилась в родовом имении. И, когда я появился на свет, матушка поклялась, что ее сын не будет придворным. И я выбрал море! А сказка эта – о Малыше Шевретты и гвардейцах кардинала. Правда, матушка считала, что кардинал все-таки похитил Малыша Шевретты.
   – Малыш Шевретты перед вами, – сказал Рауль, грустно улыбаясь, – Но я столько лет не имел права произнести эти слова!
   – Я понимаю, – проговорил де Сабле, шмыгая носом, – и все, посвященные в эту историю, сочувствовали ее участникам.
   – Не все, – саркастически заметил Рауль, – У гвардейцев кардинала тоже были дети. И мне пришлось скрестить шпагу с сыном самого яростного преследователя мятежной герцогини.
   – Забудьте об этом, – сказал де Сабле, – Мы все видели вашу встречу. Уж если Бофор и капитан не сдержали слез, поверьте, что все очень близко к сердцу приняли вашу историю.
   – А я и не заметил тогда, – улыбнулся Рауль.
   – Еще бы вы заметили! – сказал де Сабле. Они понимающе переглянулись.
   – Знаете, виконт, а мне даже жаль, что путешествие подходит к концу. Мне будет не хватать таких беспокойных пассажиров.
   Де Сабле подумал, что ему очень хотелось бы назвать виконта, смельчака и умницу, своим другом. Но он не решился сказать об этом, боясь показаться навязчивым. И Рауль решил не давать волю чувствам – такому славному малому как де Сабле его собственная почти неминуемая гибель в грядущей войне принесет меньше огорчений, если он будет держать дистанцию. Поэтому и Рауль и помощник капитана сдержали свои чувства. Но Рауль не мог не сказать:
   – И мне, поверьте, будет не хватать ''Короны''!
   – А вы не передумали – насчет ''Короны''? – заикнулся де Сабле.
   Рауль покачал головой. Они замолчали. А через некоторое время подтянулись все Пираты, и в ''пресс-центре'' герцога вновь закипела работа по переводу документов Отцов Святой Троицы – Пираты Короля-Солнца решили подсуетиться и побыстрее разобраться с бумагами. Впоследствии все эти свидетельства, тщательно переписанные каллиграфическим почерком ''маленького Вандома'', будут вручены герцогу. Герцог заверит своей подписью обращение к сильным мира сего. Над составлением обращения ломали головы самые умные офицеры герцога, стараясь найти слова возвышенные и горькие, пламенные и скорбные, чтобы убедить королей и рыцарские организации подняться на защиту своих единоверцев. Но история не донесла до нас эти интереснейшие документы.
   А де Невиль задумчиво смотрел на недоеденный апельсин. Взял одну дольку и пробормотал:
   – За короля!
   Подумал – подумал, и взял еще одну дольку.
   – Это за то, чтобы вражда утихла. Чтобы король, Рауль и Гугенот в будущем все помирились. Возможно ли это, Боже милостивый? Доем-ка я по такому случаю весь апельсин!
 

19. ДВОЙНАЯ КОНТРАБАНДА.

 
   – Опаньки! – возопил де Невиль, – Какие люди! Пришвартовывайтесь, господин де Бражелон!
   Господин де Бражелон ''пришвартовался''.
   – Ты опять за старое?
   И щелкнул себя по шее.
   – Я?! Да ну, Рауль, ты что! Ни Боже упаси! Ни в одном глазу!
   – Говори-говори! Что под подушкой прячешь?
   – Микстуру.
   – Как же, микстуру. Так я тебе и поверил.
   – Вы сомневаетесь в моей искренности, сударь? Позвольте заметить, что ваши подозрения необоснованы.
   – Поменьше пафоса, побольше цинизма -
   Пьянчуга Невиль заработал клизму.
   – Вот язва, – сказал Оливье, – Погоди же!
   С военного совета смотался адъютант
   И лопает на палубе фруктовый провиант.
   – Если бы…- вздохнул адъютант.
   – Не понял, – удивился Оливье, – Я имел в виду твои апельсинчики. Самое то!
   – И не поймешь. Что с пьяным говорить.
   – Знаешь, Рауль, это не очень-то по-товарищески! Я тут валяюсь, дохну со скуки, и ни одна свинья из нашего хваленого Пиратского Братства не наведается проведать страдальца! И тебе меня, несчастного, ни капельки не жалко?
   – Дела были, – сказал Рауль холодно, – И док велел тебя не беспокоить. А насчет жалости – смотри не спейся.
   – Да какие у вас дела, скажи на милость? Греть брюхо на палубе и трепаться – вот ваши дела. Конечно, один черт, где подыхать от скуки – в гором одиночестве, как я в этой богадельне или в вашем милом обществе, господа Пираты, но сути дела это не меняет.
   – Ничего ты не знаешь, Оливье. Пока ты тут валялся, мы работали как проклятые. Но теперь, слава Богу, все закончили.
   – Что же за важное дело вам помешало проведать страждущего друга, господин виконт? Пираты Короля-Солнца драили палубу? Или паруса штопали?
   – Пожалуй, драить палубу и штопать паруса легче. Работа, которую мы выполняли…
   – ''Корона'', насколько я понимаю в морском деле – парусное судно. Галеон. Если бы ''Корона'' была галеасом, я еще мог бы предположить, что наш милый герцог посадил вас на весла.
   – Скажешь тоже – на весла! Веслом махать и то легче, чем переводить документы Отцов Святой Троицы. После этого действительно хочется напиться… в хлам.
   – Какие такие документы?
   – Потом расскажу. Когда протрезвеешь, – и Рауль перешел на пиратский жаргон, – А ты лыч налил с утра пораньше.
   – Ну иди, сдай меня доку!
   – Сдавать я тебя не буду, и ты это отлично знаешь. Но ''микстуру'' я конфискую до лучших времен.
   – Да пошел ты подальше со своими лучшими временами! Заладил как попугай ''до лучших времен''! Не сегодня-завтра придем в Алжир, будут там лучшие времена, держи карман.
   – Это просто выражение. Что касается Алжира, то сегодня еще нет, а завтра уж наверняка. Народ уже закопошился. Вещи собирают помаленьку. Круиз подходит к концу. Разнежились мы тут. Оливье! Ты что, поэтому пьешь?
   – Почему – поэтому?
   – Из-за Алжира? Забей! Прорвемся! Это тебя я говорю!
   – Почему я пью, тебе не понять.
   – Объясни, может и пойму.
   – Не могу я объяснить. Дай-ка ''микстуру''.
   – Ром? Опять? Где ты его раздобыл?
   – Ямайский. Контрабандный.
   – Эн-Зе? Тогда был шторм.
   – Я еле выпросил эту бутылочку у милейшего г-на де Сабле. Какой милый юноша этот де Сабле! И я, болван, когда-то хотел драться с ним! Он сегодня с утра зашел, спросил, не надо ли мне чего-нибудь. И, поскольку док разрешил посещения, любезный помощник капитана протащил сюда контрабандой контрабандный ром. Двойная контрабанда получается. А ты, как какой-то таможенник.
   – Получишь ты свой ром, успокойся. Я не собираюсь выливать в море двойную контрабанду. Но сначала, пока ты хоть что-то способен понять…
   – Да я все способен понять! У тебя какие-то новости? Что новенького на нашем корыте?
   – ''Корыто'' прет в Алжир со скоростью от семи до девяти узлов.
   В фордевинд ''Корона''прет, – заявляет Гугенот.
   Врешь, ''Корона'' прет бакштаг, ошибаешься, дурак, – новый дистих Сержа.
   – И пусть себе прет, – сказал Оливье, – И что?
   – Сегодня утром к нам подошло торговое судно, и мы приняли на борт одного таинственного пассжира. А капитану отдали наши документы, так как судно возвращалось в Европу.
   – А что за таинственный пассажир? – с любопытством спросил Оливье.
   – Я его видел только мельком. Кажется, какой-то священник.
   – Из Братства Святой Троицы?
   – Вот уж не знаю. Но у меня сложилось впечатление, что наш новый пассажир не тот, за кого себя выдает, а какая-то важная персона. Судя по тому, как с ним разговаривали герцог и капитан.
   Но это не моего ума дело. Вроде бы ученый или медик. Когда этот путешественник, представившийся как ''отец Сильван'', знакомился с экипажем, я сам разговаривал с капитаном.
   – С Вентадорном?
   – С испанцем, с того корабля. Я отдал ему наши бумаги и объяснил, что к чему… Пассажиром занялся герцог, а тут подошел де Сабле и поведал, что ты изнываешь от скуки и хочешь меня видеть. У меня как раз выдалась свободная минутка, и вот я здесь.
   – И вот ты здесь. Так какого же черта ты злишься?
   – Я не злюсь. Но ты и так из-за своих неумеренных возлияний вышел из строя на несколько дней. А нам пригодилась бы твоя помощь.
   – Переводить ваши бумаги?
   – Наши бумаги! Это очень важные документы. Раньше мы не отдавали отчета, насколько все серьезно. И вот что меня беспокоит,
   Оливье… Если ты и на суше будешь продолжать вести такой образ жизни…
   Оливье икнул. Рауль выразительно посмотрел на него и покачал головой.
   – Да не буду я! – заверил Оливье.
   – Дай мне договорить. Не перебивай, пожалуйста. Ты начальник охраны герцога. Это большая ответственность. Если, не дай Бог, по твоей вине с Бофором что-нибудь случится, ты мне больше не друг.
   Понял?
   – Я и так тебе не друг, – хрипло сказал Оливье.
   – Я пытаюсь объяснить, а ты обижаешься. Ты не можешь быть выше каких-то мелочных обид? Мы не первый год знаем друг друга, и я считаю, что на тебя можно положиться, тебе можно доверять. Как и славного малого де Сабле, меня встревожило твое внезапное алкагольное отравление. Извини, если я как-то не так выразился, но как прикажешь понимать твои слова?
   – Дай р-р-рому, Р-р-рауль! – попросил Оливье.
   Рауль тихо выругался и вернул де Невилю бутылку. Оливье сделал жадный глоток. Рауль снова завладел ''двойной контрабандой''.
   – Я отвечу на твой вопрос. Я пью, чтобы не думать, какая я сволочь. Я хотел быть твоим другом, Рауль. Ты отличный парень. Тебя все очень уважают. Ты…
   – Я тупой! Я не понимаю, к чему ты клонишь?
   – Это все из-за меня! Если бы не я, ты сидел бы у себя дома, и не ввязался в этот долбаный Девятый Крестовый Поход! Как говорил там Франсуа Вийон? ''Нет, лучше побалдеть, ребята, дома''. Вот потому-то я и пью. И все, что ты говоришь об опасной ситуации в Алжире и о документах Отцов Святой Троицы камнем ложится на мою грешную душу! Сволочь я! Сволочь самая распоследняя!
   – Да ты глупец, мой бедный Оливье! При чем тут ты? Успокойся, и не вздумай проливать слезы, подобно милашке Вандому. Пьяные слезы.
   – Вандом плачет не по пьянке.
   – Вандом вообще не пьет. И правильно делает. Что же до моего решения увязаться с герцогом в – как я тогда трепался – Джо – Джу-
   Джижелли, думка эта посетила меня на несколько минут раньше, чем ты попался мне на глаза. А когда я узнал, какая милая компашка собирается штурмовать Джо – Джу – Джиджелли, то решил, что без меня вы уж точно не обойдетесь. И теперь эта милая компашка превратилась в Пиратское Братство. Я вообще этого не хотел! Я подыхал от тоски. Но вы сами свалились мне на голову.
   А вообще-то – спасибо за то, что вы есть. И есть наше Братство.
   – Братство Пиратов Короля-Солнца, – сказал Оливье.
   – Да, – повторил Рауль, – Братство Пиратов Короля-Солнца, и о нас – чтобы мне пропасть! – в скором времени услышит все Средиземноморье! И пусть меня повесят, но, выражаясь на пиратском жаргоне, мы надерем задницы работорговцам-реисам. долбаным наследникам Хайр-эд-Дина!
   – И Драгут-Реиса, – добавил Оливье, – Надерем, ясное дело! Твоя правда, командир! По такому случаю – давай!
   – Что ж, – проворчал Рауль, – Дела закончены, буду твоей нянькой, лучше сказать, сиделкой.
   – Сиди, сиди, ''сиделка''! Из тебя сиделка, как из меня…
   Но Оливье находчивость изменила, он так ничего и не придумал.
   – Деградация, – насмешливо сказал Рауль.
   Де Невиль не уловил насмешку и осторожно потянулся к бутылке.
   – Полная деградация, – все так же насмешливо сказал Рауль, даже несколько язвительно,- Дай бутылку.
   – Ты?
   – Да, я! Все… тебе меньше достанется.
   – Да ты деградируешь, дружище!
   – Деградирую! Черт возьми! Закуска есть?
   – Увы, – вздохнул Оливье, – Я слопал все угощенье. Впрочем, на закуску остроумная максима одного нашего знаменитого современника: если не всегда можно есть, то пить всегда можно!
   – Дурацкая максима, – заметил Рауль, – Крепкие напитки надо пить залпом и сразу закусывать – это сказал гасконец.
   Оливье расхохотался.
   – Но наш уважаемый гасконец и предал гласности цитируемую мной максиму, дружище! А ты говоришь, дурацкая… Бьюсь об заклад, ты откажешься от своих слов, когда узнаешь автора афоризма!
   – Д'Артаньян? Применительно к нему – не такая уж и дурацкая.
   В юности гасконец был очень беден.
   – Холодно, господин де Бражелон! Мимо! Автор афоризма – Атос!
   Ну, как, ''дурацкий'' афоризм?
   – Сдаюсь. Беру свои слова назад. Просто как-то не верится – неужели у мушкетеров были дни, когда им есть было нечего?
   – И у нас будут – когда провиант подъедим, а выпивка останется.
   А закусывать будем… песнями, стихами, афоризмами.
   – Духовной пищей, – сказал Рауль.
   – А что? Гасконец частенько нас угощал своими хохмами и афоризмами Атоса. Разве ты не замечал, что твой отец иногда изрекает потрясающие афоризмы?
   – Конечно, замечал. Но у него есть афоризмы и повеселее.
   – Так поведай!
   – Не припоминается. Вспомню, поведаю. Если не всегда можно есть, то пить всегда можно… Да… Печально.
   – Почему – печально?
   – Эти слова могут быть девизом отчаявшихся голодных бедняков.
   – ''Отчаявшиеся голодные бедняки'' стали успешными респектабельными господами, и их столы ломятся от закусок и изысканных вин. Фортуна! – заявил Оливье.