Алексеева Марина. Пираты Короля-Солнца(ч1-5,по главу19)

   – Держись-держись, – сказал ему Рауль.
   Он решил продолжать отвлекать маленького Вандома пустяковой болтовней, чтобы паж не так боялся и не говорил ужасы ему под руку. Спуск продолжался. Чем ближе была палуба, тем более крепла уверенность Анри, что они выберутся из этой переделки. Вниз они не смотрели – смотрели друг на друга, перед собой и вверх. Внезапно Рауль остановился.
   – Подержитесь за выбленку, Анри.
   – За что, простите?
   – За поперечный канат. Это по-морскому.
   – А… Что с вами?
   – Так. Минутная слабость. Руку свело.
   Он, держась правой рукой за выбленку, согнул и разогнул несколько раз левую руку. Анри заметил тяжелое дыхание, капельки пота на губах.
   – Вам плохо? – спросил Анри. Паж стиснул кулачки.
   – Ослабьте захват, Анри. Со мной все в порядке. А то вы вцепились в меня…
   – Как кошка? – спросил Анри.
   – Вот именно! Когда-то в детстве, я снимал с высокого дерева кошку одной маленькой девочки. Вы очень похожи на ту кошку!
   Он нахмурился. Анри помолчать бы, но его словно бес потянул за язык:
   – И владелицу кошки звали Луиза де Лавальер?
   Пажа словно током ударило – хотя сравнение может показаться весьма условным в доэлктрический век. Анри почувствовал, как вздрогнул Рауль. Ресницы его резко опустились, брови сдвинулись. Анри хотел извиниться, но слова замерли в горле. Он понял, что в этом случае извинения бесполезны. Но он похолодел от того, что теперь Рауль, раньше сам запрещавший ему, смотрел вниз! Сам-то паж не сводил глаз с Бражелона. Он еще сильнее захватил в кулачок белую рубашку Вожака.
   – Не смотрите туда, – шептал паж, – На меня смотрите! Эй! Вы слышите, черт вас раздери! Мне-то еще жить не надоело! Понял, болван!
   ''Опять этот синий лед в глазах. И глаза почти ультрамариновые. Неужели он все еще любит эту плаксу Лавальер? Какая я дрянь, что напомнила ему о ней. И еще… я все-таки очень хотела бы быть на месте этой… плаксы. Неужели из-за этого я полезла на эту мачту? Дура я, дура! И ты – дурак!''
   – Не говори под руку всякую ерунду, – спокойно ответил пажу Рауль. Паж вытер глаза рукавом.
   – Ветер, – пробормотал паж, а сам подумал: ''Ага, знаем мы такой ветер. Когда ''Корона'' выходила из Тулонского порта, тоже ветерок подул''. И пытаясь как-то оправдать свою слабость, Анри повторил:
   – Фрондерский ветер. А у вас, похоже, ветер в голове дует, сударь! Вернитесь к реальности! Опомнитесь! Не смейте вниз смотреть! Послушайте, виконт! Успокойтесь, умоляю вас!
   – Да я-то спокоен, ты-то что с ума сходишь?
   – Как же, спокоен! А думаете всякие глупости!
   – О! Вы умеете читать мысли, Анри?
   Рауль опять подумал о возможных последствиях падения с мачты. Разбиться насмерть – черезчур хорошо. А остаться беспомощным калекой, прикованным к постели, обузой для окружающих… Он вспомнил Поля Скаррона в инвалидной коляске.
   – Придите в себя! – взмолился Анри, – Я вас очень прошу, виконт!
   И тут Анри нарушил запрет – посмотрел вниз. Он увидел крошечных человечков на палубе. Маленький прямоугольник растянутого паруса. Он задрожал. А Рауль справился с ужасом и, держась левой рукой за перекладину, правой изо всех сил прижал к себе Анри.
   – Трепыхаться не стоит, – сказал он, – Вперед! Вернее – вниз!
   И, наконец, они добрались до марсовой площадки. Рауль развязал страховочную веревку.
   – Самую опасную часть пути мы преодолели, – сказал он, – Отдохнем, Анри, мы это заслужили.
   Они растянулись у мачты.
   – Ой, – прошептал Анри, – Опять что-то скрипнуло. Вам не кажется, что все начинает качаться?
   – Чушь, – сказал Рауль, – Все в порядке.
   Придется опять отвлекать несчастного пажа какой-нибудь болтовней. Нет, чтобы посидеть и сил набраться перед последним рывком.
   – Приветствую вас на площадке бога Марса, господин де Вандом, – сказал Вожак шутливо.
   – Вы язычник, господин де Бражелон – если поклоняетесь богу Марсу? – откликнулся Анри.
   – Анри, я всего лишь служу богу Марсу, ибо это бог войны. Но не считай меня его адептом. А в морском бою сюда иногда даже пушки закатывали.
   – Зачем? – спросил Анри равнодушно, вся эта военно-морская информация очень мало интересовала дочь адмирала. Вот Ролану эти сведения пригодились бы. Но паж вежливо внимал своему спасителю.
   – С высоты дальность стрельбы увеличивается.
   – Подумать только! – воскликнул паж, – И что же?
   – Снизу, с портов, ядро пролетает меньшее расстояние.
   – Ну, надо же, я-то и не знал! Так вы еще и Нептуна жрец, господин де Бражелон?
   – Нептуна ли, Посейдона ли, но я действительно люблю море. Вода как-то нервы успокаивает.
   – И небо тоже, правда? А как насчет Аполлона и Амура? Они не такие грозные, как эти ваши Нептун и Марс.
   – Аполлон и Амур отдыхают, – проворчал Рауль.
   – Так уж и отдыхают? – лукаво спросил Анри.
   Рауль энергично кивнул, еще раз подтвердив, что к вышеупомянутым богам он никакого отношения не имеет.
   – Напрасно вы отрекаетесь от прежних кумиров, – вздохнул Анри.
   – Анри, ты, спору нет, малый образованный, начитанный…
   – Спасибо. Комплимент в ваших устах такая редкость для бедного Анри де Вандома – тем он дороже для меня.
   – О, не прибедняйтесь. Вас, на мой взгляд, не удивишь комплиментами.
   – Это как сказать, сударь! Не так уж я ими избалован, как вам угодно думать. Ой, вы только говорите что-нибудь. А то мне не по себе, все-таки реи скрипят так ужасно.
   – А что говорить? Я не идолопоклонник. И всей этой античной чушью уже не забиваю себе голову.
   – Но это же модно! И вы сами Марса назвали!
   – Это термин. Морской термин.
   – Ясно, – вздохнул Вандом.
   – А если серьезно, – задумчиво сказал Пиратский Вожак, и Анри показалось, что всегдашняя маска исчезла, и он узнал в повзрослевшем виконте своего фрондерского дружка, – А если серьезно, Анри, я назвал бы себя адептом Иисуса.
   И пальцем нарисовал в воздухе восьмиконечный крест иоаннитов. Анри не знал, что за символ нарисовал виконт – его не особо-то интересовали все эти рыцарские ордена, также как войны на суше и на море. Паж решил, что это пиратский способ молитвы и улыбнулся. Теперь он верил, что будет спасен. Рауль приподнял крыжку люка, ведущего на ванты с марсовой площадки.
   – Везет мне на люки, – проворчал он.
   – Что вы сказали? – встрепенулся Анри.
   – Ничего особенного, мой юный друг. Мысли вырвались на волю. Вернее, не очень приятные воспоминания.
   – Про люк?
   – Ну да.
   – Надеюсь, не в тюрьме какой-нибудь?
   – Хуже, черт возьми!
   – Извините…
   – Да вы-то при чем, Анри? Я сам, как дурак, хожу по замкнутому кругу.
   Ванты, идущие от марсовой площадки, состояли из восьми канатов и соответственно из семи поперечных ступенек. По диаметру примерно как рука Анри де Вандома. Теперь наши герои находились на последнем этапе спуска. Они уже различали лица топящихся на палубе людей. Бофор следил за Раулем и Анри с тревогой и надеждой. Рауль окинул взглядом оставшуюся часть. Огибая борт корабля, ванты тянулись до самой ватерлинии. Им все же лучше прыгать, чем слезать с лестницы за борт ''Короны''. Так вернее. Рауль сделал знак матросам придвинуться поближе. Те повиновались. И, когда до палубы осталось метра три, он сказал пажу:
   – Будем прыгать.
   На запястье пажа Рауль заметил еле видную ссадину. В том месте, где было глубокая царапина, оставленная длинными ногтями герцога Орлеанского на нежной ручке Анжелики де Бофор. И он под вымышленным именем утешал перепуганную плачущую девушку и поцеловал ее тоненькое запястье. Совпадение его поразило, когда речь зашла о Фельтоне и миледи. И форма руки была похожа.
   "А что, если это не мальчик Анри, а девушка Анжелика? Нет. Это мне показалось. Пить надо меньше, сударь. Это просто наваждение''. Но мысль возвращалась. ''За'' были золотые волосы, ясные нежные глаза, мелодичный голос, и даже эта царапина на запястье. Против – мужская логика и скептический, насмешливый взгляд на мир, который Рауль выставлял напоказ как щит. Он тряхнул кудрями, отгоняя непрошенные мысли и улыбнулся ожидавшему его команды Вандому.
   – Чего вы ждете?
   – Ваших указаний, виконт!
   – Перебирайтесь на внутреннюю строну вантов и прыгайте! Теперь не опасно. Высота – всего ничего. Отсюда парус выдержит. Лезьте, я вас подержу.
   – А вы?
   – А я за вами, – ответил Рауль, – Вместе прыгать нельзя, чудак человек. Побережем наши косточки.
   – Бражелон!
   – Что?
   – А в этом было даже какое-то упоение, вы не находите? – сказал Анри. Бражелон усмехнулся и слегка пожал руку пажа, что означало согласие.
 

ЭПИЗОД 27. КОРАБЕЛЬНЫЙ ДОКТОР.

 
   .
 

10. ПОГОВОРИМ!

 
   Бофор внес Анри де Вандома на руках в свою каюту, бережно положил мнимого пажа на постель, закрыл дверь, усевшись рядом с Анри, плюхнул вина в бокал и протянул пажу:
   – Выпей и успокойся.
   Анри выпил залпом, по-пиратски. Сам герцог допил оставшееся в бутылке вино.
   – Ох, – вздохнул герцог, – Меня все еще трясет.
   Анри меланхолически улыбнулся, заворочался и устроился поудобнее, подперев щеку кулачком.
   – Вы зря так разволновались, монсеньор, – тихо сказал паж, – Все в порядке…
   – Оставь ты этого ''монсеньора''. Поговорим!
   – Поговорим…
   – Боже мой, что ты наделала!
   – Простите, отец, – сказала Анжелика, – Я очень виновата…
   – Скажи еще как в детстве ''я больше не буду''.
   – О да! Клянусь, я больше никогда, никогда не полезу на эту высоченную мачту!
   – Но зачем, зачем ты туда полезла? Кошка ты, что ли? Вот что я, хоть убей, никак не могу понять?
   – Не знаю… – опустила голову Бофорочка.
   – Зато я знаю.
   – …
   – Вздох не ответ. Глупое пари с этим сорванцом-барабанщиком…
   – Нет, отец, дело не в пари.
   – Я тоже так думаю. В чем же дело?
   – Я не знаю. Сначала я думала, что так надо себя вести, чтобы все меня считали настоящим мальчиком. Но потом я подумала… другое… Но это я, наверно, глупость подумала.
   – Анжелика, – проговорил Бофор, – Когда я увидел тебя там, у меня чуть сердце не разорвалось. Я проклинал тот день, когда дал добро на этот безумный маскарад.
   – Это вовсе не безумный маскарад. Я привыкаю. И ко мне все начинают привыкать.
   – Нет уж, милочка! Вытаскивай-ка ты свои наряды и становись той, кто ты есть на самом деле. Вам ясно, мадемуазель де Бофор?
   Анжелика покачала головой.
   – Уже поздно. Зашло слишком далеко. Я должна выдержать это испытание и до определенного дня быть Анри де Вандомом.
   – До какого дня?
   – До победы!
   – Абсурд! Разве от твоего зарока зависит наша победа?
   – Я так решила, отец! Первые трудности – и сразу назад?
   – Я хочу понять тебя, дочка! С какой радости юная девица лезет на мачту, словно какой-то юнга? Твое ли это дело? Разве этим занимаются твои ровесницы при королевских Дворах Людовика и Карла?
   – Радости? Близко даже нет радости! В последнее время у меня сплошные огорчения… Мое дело, на ваш взгляд, сидеть и плести кружева? Я умею! Надоело! И… не могу я объяснить! Даже вам! И себе тоже – не могу!
   – А я могу, – сказал герцог, начиная отходить, – Ты хотела привлечь внимание к своей особе. Но, привлекая внимание этого молодого человека, ты чуть не угробила его и себя.
   – Теперь я вас не понимаю! – возмущенно сказала Бофорочка, – О каком молодом человеке вы говорите?
   – Разве я не ясно выразился?
   – Вы сказали ужасную вещь, отец. Кого я чуть не угробила?
   – Себя, дура бестолковая. И Бражелона, который полез спасать тебя… А шансов у вас было… не сто из ста, скажем так. Ты хоть понимаешь, чего ему это стоило?
   – Но все же обошлось, – жалобно сказала она, – Не ругайтесь. А то мне тоже становится страшно. Я понимаю, что опасность была очень велика, но нам повезло!
   – Все время везти не будет, – проворчал герцог, – Вы могли сорваться.
   – Могли, – печально сказала Бофорочка, – В любую минуту. Я-то знаю! Вы правы. Но зачем опять об одном и том же?
   Бофор решил как следует припугнуть провинившуюся дочку. Он напустил на себя самый мрачный вид и изрек:
   – Я не уверен, что это последнее приключение Анри де Вандома, связанное с риском для жизни. Но запомни: тогда и мне не жить. Своим безрассудным поступком ты и меня убила бы.
   – Что вы хотите сказать, отец? – пролепетала перепуганная Бофорочка.
   – А то, мадемуазель де Бофор, что в первом же бою герцог Франсуа исчезнет в пороховом дыму. И поминай, как звали.
   Бофорочка не на шутку испугалась. Зловещие слова подействовали!
   – Вы не имеете права даже думать об этом! Вы… Как же вы можете предать нас?! В вас все так верят! Пожалуйста, батюшка, никогда не думайте о таком ужасе, если хоть чуточку любите меня!
   – Я слишком люблю тебя, негодница! Но завтра ты будешь милой благовоспитанной девушкой, а не взбалмошным мальчишкой!
   На этот раз Бофорочка затрясла головой весьма энергично.
   – Да мы же, наверно, выдали себя, дочка! Думаешь, никто ничего не понял?! Как бы не так?
   – Может, и поняли. Даже наверняка поняли. Лишь бы только не догадались, что я девушка. Ваши Пираты – люди воспитанные, какие бы ужасные песни они не горланили, суть не в этом. Завтра все сделают вид, что ничего не произошло. А если наши опасения подтвердятся, и кто-нибудь сделает вывод, что паж Анри де Вандом – внебрачный сын вашей светлости, это бедный паж как-нибудь переживет. Честно говоря, мне кажется, этот вывод уже сделали многие – и капитан, и Гримо, и Рауль, и даже малек! Но правду все равно узнают. О том, кто такой Анри де Вандом на самом деле. Но сейчас нельзя.
   – Тебя, что ли, увлекает романтическая игра? Тебе нравится морочить людям головы?
   – Нет. Нет. Совсем нет. Мне стыдно морочить людям головы. Но ваше утверждение о том, что своим эксцентричным поступком я хотела привлечь к себе внимание вашего любимца Бражелона – голословно. Это не так!
   – Это именно так, хотя ты стараешься уверить меня в обратном!
   – Это не так! Не так! Не так!
   – Ты может, сама не понимаешь, что это так.
   – Не так!
   – Отрицание не доказательство, – усмехнулся герцог.
   – Голословное утверждение тоже не доказательство, – возразила Анжелика.
   – А-а-а! Тебе нужны доказательства? Пожалуйста! Ты вечно так и смотришь ему в рот, так и пялишься на него. Я сказал бы даже, что ты бегаешь за ним. Словно вернулись веселые денечки Фронды.
   – Клевета! – покраснела Бофорочка, – Все неправда!
   – Но ведь он тебе нравится.
   – Очень нравится! Прелесть!
   – Вот и отлично!
   – Что же тут отличного? – удивилась Анжелика.
   – Ба, крошка! Поверь моему жизненному опыту: становись снова девушкой, займись своими юбками, помадами, мушками и – разрази меня гром, если ''Корона'' еще не дойдет до Алжира, а ваши любовные дела устроятся наилучшим образом.
   – Как это? – вытаращила глаза Бофорочка, – Вы хотите выдать меня замуж?! И как это вы себе представляете? Вы же не можете приказать ему, господин адмирал?
   Бофор покусывал усы.
   – В таких случаях ''приказывает'' женщина.
   – Вы с ума сошли! Он и не помышляет ни о чем таком! У него одни его Пираты в голове! А если бы даже и думал… Вы что, не знаете о Лавальер? И после всего этого вы хотите, что ли, чтобы я сказала: ''Повелеваю! Женитесь на мне, сударь!''
   – Дитя мое! Милейшая Шевретта считала тебя весьма способной своей ученицей! Что-то ты усвоила из ее уроков? Не прикидывайся дурочкой, ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. И что, ты считаешь бедняжку Луизу опасной соперницей?
   – Да. Очень опасной. Она в любом случае ''милая и обходительная'', а не ''зареванная лахудра''.
   – Поверь мне, моя очаровательная девочка – ей до тебя далеко. И она сама далеко.
   – Но в любви нет логики, и любят не всегда самых красивых. А уж зареванную лахудру…
   – Отрекаюсь! Торжественно отрекаюсь от своих слов! А дальше – это уж твоя задача!
   – А мне это надо? Вот еще!
   – А ты представь, какой фурор произвело бы это событие при Дворе короля! Многие наши враги взбесились бы от ярости. И его враги, кстати, тоже.
   – Свадьба на корабле? – удивленно спросила Бофорочка, – Разве так бывает?
   – Бывает. Конечно, бывает. Я на слово прошу поверить мне, адмиралу!
   – Ваши враги, – повторила она слова отца, – Вы не об этом ли секретничали с графиней?
   Бофор загадочно улыбнулся.
   – А если даже и так?
   Анжелика задумалась.
   – Отец, скажите, это ВАМ нужно, чтобы я вышла замуж за де Бражелона? Вы преследуете какие-то политические цели?
   – Я о ''политических целях'' предпочел бы беседовать не с молодой девицей, а хотя бы с ее предполагаемым супругом.
   – Возможно, для всех вас, умные взрослые господа, это было бы очень кстати… Возможно, говорю я, потому что решение принимает не девушка… А ''предполагаемый супруг''.
   – О! Он примет нужное решение! Дьявольщина! Я на его месте так и поступил бы! Я уверен! Так и будет! Надо быть полным идиотом, чтобы отказаться от дочери Бофора! Я уверен, что…
   – А вот я не уверена, – сказала Бофорочка, – И потом, отец, вы обещали, что я выйду замуж по любви. Разве нет?
   – Но ты только что сказала, что любишь его. Разве нет?
   – Я сказала ''нравится''. Я не хочу, чтобы меня приносили в жертву даже вы, уважаемые лидеры фрондерской партии! Вы хотите укрепить распавшийся фрондерский блок этой свадьбой? Новую Фронду затеять? А нас вы спросили? Я вам не принцесса Генриетта и не эта… древняя… Ифигения…
   – Богинь в жертву не приносят, ''юная Богиня Фронды''.
   – Какая же я богиня? Великий Конде мимоходом сказал комплимент маленькой девочке, а его превратили в прозвище. Я – зареванная лахудра, вот кто я!
   – Опять! Принц Конде – остроумный, галантный красноречивый вельможа, и он сказал правду! А я – косноязычный Рыночный Король, сболтнул глупость. Забудь! Ифигения… Вот и давай юной особе классическое образование! Генриетта! Сравнила! Бедняжку принцессу выдали замуж за юного негодяя в интересах союза двух великих держав.
   – Разве я важнее, чем дочь Карла Первого?
   – Нет, детка, – мягко сказал герцог, – Просто я хочу, чтобы ты была счастливее, чем она.
   Анжелика вздохнула.
   – Богинь в жертву не приносят, – произнесла она нараспев, – А богов? Приносят! Вы ошиблись, мой адмирал.
   – Не понял.
   – А Иисус?
   – Иисус – это исключение, – вздохнул Бофор, – И он сам пожертвовал собой. Ради всех нас.
   – Иисус не исключение, отец. Иисус – это идеал.
   Анжелика перекрестилась, а Бофор обнял девушку, и она склонилась к нему на плечо.
   – Видите, не так уж плохо получить классическое католическое образование, – прошептала дочь Бофора, – В моем монастыре меня кое-чему научили. Вот люди! Оплакивают Ифигению в театре и пляшут на свадьбе Генриетты Орлеанской. И не подумают поставить знак равенства между ними.
   – Мы отвлеклись, ангелочек, – напомнил герцог дочери о главной теме их беседы.
   – Я знаю, отец. Последует монолог, воспевающий вашего очаровательного, отважного, героического – какого там еще – адъютанта. Но люблю-то я не его!
   Герцог расхохотался.
   – Слышал я уже твою сказку про Шевалье де Сен-Дени.
   – Почему сказку! – воскликнула Бофорочка, – Отец! Вы многого не знаете о нас.
   – Чего это я не знаю?
   – Про меня и Шевалье! Вы думаете, я просто так дала такую клятву? А вы ее подтвердили! И все – свидетели!
   – Да, – кивнул Бофор, – и что же?
   – Вы толкаете меня к предательству!
   – Вовсе нет.
   – Объяснитесь, – потребовала Бофорочка. Герцог уже хотел было назвать настоящее имя Шевалье де Сен-Дени, но его насторожила одна из реплик дочери.
   – Сначала я хочу выслушать твое объяснение. Что это ''многое'', чего я не знаю о тебе и этом твоем Шевалье?
   Бофорочка смутилась. Герцог взглянул на ее мечтательные глаза и встревожился не на шутку.
   – Не знаю даже, как сказать, – смущенно начала Анжелика, – Он… и я… в ту ночь… Вам не понять… но вы не можете принудить меня к замужеству с другим, после того, что было между нами.
   Бофор подпрыгнул на месте и схватил девушку за руку.
   – Что ты натворила? Ну-ка, выкладывай! Говори правду, как на исповеди!
   – Разве любовь – это грех?
   – Говори, потаскушка!
   – Я не потаскушка! Не смейте так говорить, или я ничего не скажу!
   – Прости, погорячился. Итак?
   – Мы целовались!
   Бофор облегченно вздохнул и расхохотался.
   – И все? – спросил он, отсмеявшись, – Я знаю.
   – Разве я вам говорила?
   – Что за дуры влюбленные девчонки! Ты разоткровенничалась еще, помнится, в Париже. И в Тулоне предавалась воспоминаниям об этих… гм… сладких ощущениях.
   – Но отец! Мы целовались по-взрослому! По-настоящему!
   – Взасос, – уточнил герцог.
   – Так, как вы с госпожой де Монбазон, – уточнила в тон ему дочка.
   – А подглядывать нехорошо! – Бофор погрозил пальцем.
   – А я никому ничего не говорила! Хотя дети многое замечают. Так вы поняли?
   Она мечтательно улыбнулась.
   – И у нас… Со стороны, наверно, очень красиво было… Я всегда мечтала о таких красивых и нежных поцелуях.
   – С тех пор, как выследила меня с госпожой де Монбазон, вредная девчонка?
   – Раньше еще, – заявила вредная девчонка, – Так, как целуются взрослые, я видела на Вандомской охоте.
   – Вот уж это враки! – возмутился герцог, – До поцелуев ли мне было на охоте!
   – А разве я сказала, что видела вас? Уединившийся охотник со своей амазонкой были вовсе не вы, а ваш любезный друг, граф де Ла Фер, а его даму мы имели счастье принимать на борту ''Короны''.
   – Ты была ужасным ребенком, как я погляжу! – проворчал герцог, – Сущая чертовка!
   – И ангелочком только прикидывалась? – спросила ''чертовка'' со вздохом.
   – Просто маленькая стервочка! И я поскорее сбуду тебя с рук: пусть муж с тобой мучается. С меня довольно!
   – У вас своеобразный юмор, батюшка. Но я еще не все сказала про Шевалье.
   – Как? Было еще что-то?
   – Я в другом смысле! Ведь Шевалье де Сен-Дени с тех пор так и не появился. И я очень боюсь, что его убили. Или в тюрьму посадили.
   – Его не убили, – усмехнулся Бофор, – Могу поклясться хоть на кресте, хоть на Библии, что твой Шевалье жив, здоров, свободен и прекрасно себя чувствует, потому что он не кто иной как…
   Бофор опять собрался назвать настоящее имя Шевалье. Если что-то и было между ними – пара поцелуев, а она вообразила, глупышка, этакую пламенную страсть, этакую роковую любовь, пора открыть ей глаза и вернуть к реальности.
   Но девочка нарушила этикет, перебив отца:
   – Вы же не знаете, отец, какая угроза висит над нами!
   – Больше не висит, надеюсь, – заявил герцог, вспоминая сегодняшнее приключение, – Что же натворил твой разлюбезный Шевалье?
   Она приступила к своему рассказу.
   …
   – … И тогда, – говорила Бофорочка, – я выхватила из-под подушки его пистолет. Я уже говорила вам, отец, что мы надеялись вырваться из этого ужасного дома, не причиняя моим похитителям серьезных увечий и остаться невредимыми. Так и случилось, и все-таки… Нет-нет, я вовсе не собиралась стрелять в них! Мне бы передать пистолет его владельцу! Я знала, что и он никого не застрелит, только припугнет. Но как передашь, если между ним и мной вооруженные злодеи, идет бой, звенят шпаги, он – один против всех, и мне к нему не пробиться. А стрелять по-настоящему я стала бы только в том случае, если бы моего единственного защитника задели вражеские шпаги. Но он очень ловко от них увертывался, парировал все удары, и я надеялась, что мы выпутаемся из этой истории. Я верила в него! Всем сердцем! И я молилась за него! Всей душой! А тут как на грех, Филипп Орлеанский, брат короля, стал отнимать у меня пистолет! Я изо всех сил сжимала рукоять. Месье мог застрелить его, понимаете? И ему, Филиппу, ничего бы не было за это! Кто посмеет осудить брата короля! Филипп вцепился в мое запястье своими длинными ногтями… Они у него длиннее, чем у женщины и такие острые!… А ведь я просила их, чтобы они пропустили нас, дали нам уйти с миром. Я клялась, что никто не узнает о существовании тайного притона, где брат короля со своими фаворитами предается… запретным порокам. Но они… я им угрожала… я… ой, забыла, как это слово называется… на ''б''. Это слово еще довольно часто употребляют ваши офицеры…
   – Блевать? – ляпнул косноязычный герцог.
   – Фи! – поморщилась Бофорочка, – Ну что вы! Нет, конечно… Но, похоже… как это действие называется… из головы вылетело…
   – Слово на букву ''б'', которое часто употребляют мои офицеры? – пробормотал Бофор, – Но ведь не… таких слов не должно быть в твоем лексиконе! Я даже не представлял, что ты знаешь такие слова.
   – Нет, смущенно сказала она, – Хотя я понимаю, что и то и другое, вами не названное действие, входят в ''добродетели'' ваших львят. А! Вспомнила! БЛЕФОВАТЬ! Я БЛЕФОВАЛА!
   – О да, это они умеют, – усмехнулся герцог, – Что же Месье?
   – Ах, отец, он такой урод! Он расцарапал мне все запястье своими когтями! И глаза у него были красные, как у вампира… Я была сама не своя от ужаса… А он мне еще и руку выворачивал. Просто изверг! Живодер! Палач настоящий! Это опрокидывало все мои представления о том, как должен вести себя благородный человек. И я закричала что-то вроде: ''Больно же, гад, отпусти меня!''