Страница:
Ингитора стояла на коленях, крепко зажмурясь, чтобы ничего не видеть, и обеими руками цеплялась за край скамьи. Руки ее онемели, она хотела одного: чтобы все скорее кончилось. И вдруг огромной силы удар потряс весь корабль, он качнулся и встал. Ингитору бросило вперед и вбок, она открыла глаза, цепляясь за что попало. Корабль замер в неподвижности, в которую не сразу можно было поверить после бешеной качки на волнах.
Сразу стало тихо, в уши рванулись крики хирдманов. Ингитора открыла глаза. «Серебряный Ворон» стоял накренившись на правый борт, упираясь резным штевнем в черные камни. В пробоину возле мачты быстро поднималась угольно-черная вода, сама мачта накренилась и угрожающе скрипела, упавший парус закрыл полотнищем переднюю половину левого борта. Ингитора захотела закричать и не смогла — горло пересохло, руки и ноги дрожали.
Мужчины вокруг нее быстро пришли в себя при виде пробоины. Сейчас не время было переживать и вспоминать морских великанш — надо было спасаться. Все вскочили, Хьёрт и Ормкель наперебой выкрикивали приказания. Берег был близко, любой мальчишка без труда доплыл бы до него.
Ингитора кое-как поднялась, придерживая полы зеленого плаща Эгвальда. Толстая шерсть насквозь промокла, плащ почернел и казался тяжелым, как железный. Подбирая руками мокрые волосы, чтобы не лезли в глаза, Ингитора оглянулась в поисках Хальта. И увидела, как из-за ближайшего мыса выходит огромный черный корабль. В первое мгновение он показался Ингиторе самым большим, какой она видела в своей жизни, — это был дреки скамей на сорок. Его борта были черными, а на штевне возвышалась резная голова быка с огромными белыми рогами, не деревянными, а настоящими. Точно такие же она всего лишь прошлой ночью видела на головах у Ньёрдовых быков. И сам этот корабль казался живым чудовищем из стад морского бога.
Он был полон вооруженных людей, разноцветные щиты сомкнулись на бортах один к одному. Разом взлетали и опадали десятки весел, и с каждым взмахом черный корабль-бык делал огромный скачок к «Серебряному Ворону».
Хирдманы тоже увидели его, каждый схватился за оружие. Черный корабль казался наваждением, продолжением игры морских великанш. Никто не знал, люди ли это, духи, мертвецы или другая нечисть.
В несколько мгновений черный корабль подошел к «Серебряному Ворону», и вооруженные люди с короткими воинственными криками стали прыгать вниз. Черный борт оказался выше, и у нападавших были все преимущества.
— Хугин и Мунин! — закричали разом слэтты и фьялли. — Отец Ратей с нами! Тор и Мйольнир!
С черного борта толпой сыпались вооруженные люди, их было во много раз больше, чем на «Серебряном Вороне», а из-за мыса вышел еще один корабль, за ним еще один. Но на них уже никто не смотрел. Слэтты и фьялли бились с отчаянием обреченных, которым нечего терять, потому что надежды на жизнь не осталось.
Ингитору кто-то отбросил к самой корме, и она стояла там, вцепившись в борт, не в силах сообразить, что же теперь делать. Впереди она видела сплошное мелькание из человеческих тел и блеска оружия, кровь резкими красными пятнами заливала доски и скамьи, в воздухе раздавались крики. Все это приближалось от носа к корме с чудовищной быстротой; защитники «Ворона» падали один за другим. Вот уже кто-то бился вокруг нее, Ингитора присела, ей хотелось закрыть голову руками. Кто-то перелетел мимо нее через борт и исчез в воде; уже когда он был в полете, она мельком угадала Эвара. Следом за ним устремилось несколько копий, но они канули в воду, не задев кормчего.
Чье-то чужое лицо вдруг оказалось возле Ингиторы, но полубезумный взгляд был устремлен не на нее, а на серебряные подвески на груди, видные под плащом; Ингитора едва успела вскрикнуть, когда над ее головой взлетела секира. И вдруг другая секира встретила ту в полете, не остановилась вовремя и врубилась острым краем прямо в глаз, смотревший на ее украшения.
— Сюда! — крикнул чей-то смутно знакомый голос, чья-то рука отбросила Ингитору к другому борту. И снова все вокруг нее смешалось в битве.
Прямо перед ней были знакомая спина и полуседая голова Ормкеля. Держа меч обеими руками, с кровавым пятном на плече, он ожесточенно бился с кем-то, кого Ингиторе не было видно. Она видела только руки и огромную секиру. Ормкель медленно отступал, и теперь между нападавшими и Ингиторой оставался он один. Леденящий ужас вдруг наполнил все ее существо. Глядя только на спину Ормкеля, она ощущала вокруг себя тишину, прерываемую лишь стонами раненых. Битва почти окончилась, все защитники «Ворона» были мертвы, теперь от всей ее дружины остался один Ормкель. Вот сейчас он погибнет, и Ингитора останется одна на этом тонущем корабле, одна с нападающими… Кто они, люди или тролли? Об этом ей сейчас было некогда думать.
Она смотрела на Ормкеля, не словами, но всем порывом души бессознательно взывая к богам о помощи. Один, Тор, светлые асы, помогите же! Фьялли рассказывали ей, как в битве с мертвецами им помогла Регинлейв — где же она? Но чей-то суровый голос в глубине души говорил ей, что на помощь никто не придет.
Ормкель вдруг как-то дернулся, на миг застыл, а потом упал на спину, головой к Ингиторе. Его широко раскрытый глаз смотрел прямо на нее. Второго глаза у него больше не было — вся правая часть черепа со лбом и глазом была снесена, кровь и мозг выливались на доски палубы.
Прижав руки ко рту, чтобы не кричать, Ингитора не могла отвести глаз от страшного зрелища, еще не веря, что это конец. Но какой-то высокий человек с окровавленной секирой переступил через тело Ормкеля и шагнул к ней. Ингитора подняла на него глаза. Как во сне она увидела сильного мужчину лет тридцати шести, с упрямым высоким лбом, угольно-черными сросшимися бровями и угрюмым блеском темно-карих глаз. На его скулах горел яркий румянец, длинные черные волосы нечесаными прядями спадали на плечи, покрытые плащом из черной толстой шкуры, с крупной золотой застежкой на груди. И все лицо его было полно такой страшной, неумолимой и непримиримой жестокости, что Ингитора со всей ясностью поняла — перед ней Бергвид Черная Шкура.
Часть пятая
Сразу стало тихо, в уши рванулись крики хирдманов. Ингитора открыла глаза. «Серебряный Ворон» стоял накренившись на правый борт, упираясь резным штевнем в черные камни. В пробоину возле мачты быстро поднималась угольно-черная вода, сама мачта накренилась и угрожающе скрипела, упавший парус закрыл полотнищем переднюю половину левого борта. Ингитора захотела закричать и не смогла — горло пересохло, руки и ноги дрожали.
Мужчины вокруг нее быстро пришли в себя при виде пробоины. Сейчас не время было переживать и вспоминать морских великанш — надо было спасаться. Все вскочили, Хьёрт и Ормкель наперебой выкрикивали приказания. Берег был близко, любой мальчишка без труда доплыл бы до него.
Ингитора кое-как поднялась, придерживая полы зеленого плаща Эгвальда. Толстая шерсть насквозь промокла, плащ почернел и казался тяжелым, как железный. Подбирая руками мокрые волосы, чтобы не лезли в глаза, Ингитора оглянулась в поисках Хальта. И увидела, как из-за ближайшего мыса выходит огромный черный корабль. В первое мгновение он показался Ингиторе самым большим, какой она видела в своей жизни, — это был дреки скамей на сорок. Его борта были черными, а на штевне возвышалась резная голова быка с огромными белыми рогами, не деревянными, а настоящими. Точно такие же она всего лишь прошлой ночью видела на головах у Ньёрдовых быков. И сам этот корабль казался живым чудовищем из стад морского бога.
Он был полон вооруженных людей, разноцветные щиты сомкнулись на бортах один к одному. Разом взлетали и опадали десятки весел, и с каждым взмахом черный корабль-бык делал огромный скачок к «Серебряному Ворону».
Хирдманы тоже увидели его, каждый схватился за оружие. Черный корабль казался наваждением, продолжением игры морских великанш. Никто не знал, люди ли это, духи, мертвецы или другая нечисть.
В несколько мгновений черный корабль подошел к «Серебряному Ворону», и вооруженные люди с короткими воинственными криками стали прыгать вниз. Черный борт оказался выше, и у нападавших были все преимущества.
— Хугин и Мунин! — закричали разом слэтты и фьялли. — Отец Ратей с нами! Тор и Мйольнир!
С черного борта толпой сыпались вооруженные люди, их было во много раз больше, чем на «Серебряном Вороне», а из-за мыса вышел еще один корабль, за ним еще один. Но на них уже никто не смотрел. Слэтты и фьялли бились с отчаянием обреченных, которым нечего терять, потому что надежды на жизнь не осталось.
Ингитору кто-то отбросил к самой корме, и она стояла там, вцепившись в борт, не в силах сообразить, что же теперь делать. Впереди она видела сплошное мелькание из человеческих тел и блеска оружия, кровь резкими красными пятнами заливала доски и скамьи, в воздухе раздавались крики. Все это приближалось от носа к корме с чудовищной быстротой; защитники «Ворона» падали один за другим. Вот уже кто-то бился вокруг нее, Ингитора присела, ей хотелось закрыть голову руками. Кто-то перелетел мимо нее через борт и исчез в воде; уже когда он был в полете, она мельком угадала Эвара. Следом за ним устремилось несколько копий, но они канули в воду, не задев кормчего.
Чье-то чужое лицо вдруг оказалось возле Ингиторы, но полубезумный взгляд был устремлен не на нее, а на серебряные подвески на груди, видные под плащом; Ингитора едва успела вскрикнуть, когда над ее головой взлетела секира. И вдруг другая секира встретила ту в полете, не остановилась вовремя и врубилась острым краем прямо в глаз, смотревший на ее украшения.
— Сюда! — крикнул чей-то смутно знакомый голос, чья-то рука отбросила Ингитору к другому борту. И снова все вокруг нее смешалось в битве.
Прямо перед ней были знакомая спина и полуседая голова Ормкеля. Держа меч обеими руками, с кровавым пятном на плече, он ожесточенно бился с кем-то, кого Ингиторе не было видно. Она видела только руки и огромную секиру. Ормкель медленно отступал, и теперь между нападавшими и Ингиторой оставался он один. Леденящий ужас вдруг наполнил все ее существо. Глядя только на спину Ормкеля, она ощущала вокруг себя тишину, прерываемую лишь стонами раненых. Битва почти окончилась, все защитники «Ворона» были мертвы, теперь от всей ее дружины остался один Ормкель. Вот сейчас он погибнет, и Ингитора останется одна на этом тонущем корабле, одна с нападающими… Кто они, люди или тролли? Об этом ей сейчас было некогда думать.
Она смотрела на Ормкеля, не словами, но всем порывом души бессознательно взывая к богам о помощи. Один, Тор, светлые асы, помогите же! Фьялли рассказывали ей, как в битве с мертвецами им помогла Регинлейв — где же она? Но чей-то суровый голос в глубине души говорил ей, что на помощь никто не придет.
Ормкель вдруг как-то дернулся, на миг застыл, а потом упал на спину, головой к Ингиторе. Его широко раскрытый глаз смотрел прямо на нее. Второго глаза у него больше не было — вся правая часть черепа со лбом и глазом была снесена, кровь и мозг выливались на доски палубы.
Прижав руки ко рту, чтобы не кричать, Ингитора не могла отвести глаз от страшного зрелища, еще не веря, что это конец. Но какой-то высокий человек с окровавленной секирой переступил через тело Ормкеля и шагнул к ней. Ингитора подняла на него глаза. Как во сне она увидела сильного мужчину лет тридцати шести, с упрямым высоким лбом, угольно-черными сросшимися бровями и угрюмым блеском темно-карих глаз. На его скулах горел яркий румянец, длинные черные волосы нечесаными прядями спадали на плечи, покрытые плащом из черной толстой шкуры, с крупной золотой застежкой на груди. И все лицо его было полно такой страшной, неумолимой и непримиримой жестокости, что Ингитора со всей ясностью поняла — перед ней Бергвид Черная Шкура.
Часть пятая
МОРСКОЙ КОНУНГ
Бергвид шагнул к Ингиторе, качая в руке секиру, окинул девушку оценивающим взглядом, словно прикидывая, не зарубить ли заодно и ее тоже. Ингитора выпрямилась, гордо подняла голову. Страх смерти умер в ней — столько ужаса нес в себе этот темный взгляд. Не верилось, что у живого человека могут быть такие глаза. Ингитора видела перед собой само воплощенное зло, Фенрира Волка в человеческом облике. По сравнению с ним то зло, которое он мог принести ей, было совсем незначительным. Что один человек может отнять у другого человека? Он может отнять жизнь, но это так немного. Умереть нетрудно… Так говорил ей веселый хромой альв с изменчивым белым огнем в глазах на той вересковой поляне, где она отдала свою судьбу в его руки.
И вдруг цепочка слов сама собой родилась и полетела, опережая сознание.
Бергвид остановился. Трудно было поверить, что этого человека можно удивить, но никогда еще он не слышал стихов на поверженном корабле. Девушка в толстом зеленом плаще, с густыми волосами, потемневшими от воды, стояла напротив него, прямая и спокойная.
— Да ты совсем не боишься! — выговорил Бергвид среди общей тишины. Оринги вокруг молчали, только волны бились о борт «Ворона», и разбитые доски потрескивали под напором воды. Но корабль больше не тонул, прочно сидя на камнях. — Или ты бессмертная?
Кажется, Бергвид тоже думал так. Бесстрашие этой девы, встретившей его стихами вместо слёз, поразило его так, что он не сразу нашелся. Это казалось чудом. У всех мелькнула мысль, не валькирия ли это.
— Кто ты такая? — спросил Бергвид, подойдя к Ингиторе на шаг. Его взгляд торопливо и внимательно осматривал ее, как будто хотел в ее облике найти ответ.
А Ингитора и не могла бы сейчас ответить ему обыкновенно — вселившийся в нее дух говорил стихами, словно это и было ее средством к спасению.
— Так ты знаешь меня! — сказал он. — И я знаю тебя? — Бергвид на миг показался растерянным, поднял руку, потер лоб. На лбу остался размазанный след полузасохшей крови.
— Ты знаешь ее, конунг, — сказал чей-то голос у него за спиной. Голос показался Ингиторе смутно знакомым, но она не решалась отвести глаз от лица Бергвида. Ей казалось, что это тонкое волшебство держится только на легчайшей ниточке взгляда, а стоит порвать ее — чудовище проснется.
— Ее зовут Ингитора, Дева-Скальд из Эльвенэса, — продолжал голос.
— А, так это ты сочиняла про меня стихи! — воскликнул Бергвид, и глаза его блеснули весельем.
Он обеими руками схватил Ингитору за плечи и резко тряхнул. Она едва не вскрикнула — таким внезапным было это движение. Не меньше испуга в ней было и удивление — какие стихи? Вот уж про кого ей не приходило в голову сочинять!
— Я слышал, пересказывали купцы! — весело продолжал Бергвид, выпустив ее, но его веселье казалось страшным, лихорадочным. У Ингиторы мелькнула смутная мысль, не безумен ли он, и с каждым мгновением это подозрение крепло. — Что-то про то, что от меня бегает конунг фьяллей! Расскажи! Ну!
Он опять тряхнул Ингитору за плечи, а она вздохнула с облегчением.
— Да, такие стихи у меня есть, — сказала она. — Они большей частью про Торварда, конунга фьяллей.
— Вот, вот! — оживленно воскликнул Бергвид. — Расскажи про него! Ты складываешь про него как раз такие стихи, каких он заслуживает! Он и его отец! Говори же, ну!
Не дожидаясь новой встряски, Ингитора отступила на шаг от Бергвида, уперлась спиной в борт и звонко произнесла:
Но он слушал, и слушало все его грозное воинство. Даже зверя смиряет умело сказанное человеческое слово. И Ингитора ощутила в себе силу смирить кого угодно — оринга, зверя, оборотня, самого дракона Нидхёгг.
— Нам с тобой по пути, — сказал Бергвид, когда она закончила, и крепко схватил Ингитору за руку. Ей вспомнился рассказ Рагнара о железном кольце, которым приковали к мачте Гранкеля Безногого. Ни разомкнуть это железное кольцо, ни вырваться из него не было никакой возможности. — Ты пойдешь со мной!
И раньше, чем Ингитора успела подумать или хотя бы ответить, он поднял ее на руки. Ей показалось, что ее подхватил черный вихрь и понес куда-то; миг — и она оказалась на борту черного корабля. Разбитый «Серебряный Ворон», его мертвая дружина — все осталось позади. Только звон сбиваемых замков раздавался позади нее — золото Хеймира конунга достанется совсем не тому, кому назначалось. Но это уже не занимало Ингитору. Видно, в Аскргорд она теперь попадет не cкopo.
Ингитора ждала, что теперь ее поставят на ноги, но ничуть не бывало. Бергвид держал ее на руках все то время, пока «Черный бык» огибал мыс и приставал к берегу. При этом морской конунг не разговаривал с ней и даже не смотрел на нее, как будто забыл о своей ноше. Но руки его были так сильны, а Ингитора так потрясена всем происходящим, что даже не решалась напомнить о себе или пошевелиться.
Черный корабль подошел к берегу в очень удобном месте, где уже стояли в воде три корабля поменьше. У всех на передних штевнях были вырезаны головы быков. Когда нос корабля вытащили на песок, Бергвид вынес Ингитору на берег и посадил на бревно на опушке леса. Голова у нее кружилась, она нервно оправляла плащ, платье и волосы, стараясь прийти в себя. Когда первое потрясение чуть-чуть схлынуло, она начала осознавать, что попала к самому Бергвиду сыну Стюрмира, имя которого стало именем мстительной злобы. И она одна здесь, даже без Хальта. Куда запропастился альв, она не знала. За него бояться не стоило, но что она будет делать без него? За последние месяцы Ингитора привыкла к его защите и покровительству, а теперь вдруг ощутила себя открытой для всех бед. Так, должно быть, чувствует себя воин, лишившись оружия.
А Бергвид сел на землю рядом с ней и упер блестящий темный взгляд ей в лицо. Ингитора дрожала под этим взглядом. Сейчас в нем не было той жестокости, которую она увидела в первый миг на «Серебряном Вороне», но в любопытстве морского конунга было что-то такое отчужденное, словно на нее смотрел гость из Нифльхейма. Может быть, так оно и было. Ни на чьих руках не было столько крови, никого не обвиняли в таком множестве страшных преступлений. Его смуглая кожа, темные глаза и волосы, редкие среди витинов, делали его еще более не похожим на прочих людей.
— Так это ты объявила себя врагом Торварда сына Торбранда? — спросил Бергвид. Он положил руку на колено Ингиторы, потом стал поглаживать край ее плаща, упавшую прядь волос, как будто не верил своим глазам и хотел убедиться, что разговаривает не с видением. А Ингитору бросало в дрожь от его прикосновений, ей хотелось отстраниться, как от змеи или жабы, но она не смела.
— Я! — ответила она, стараясь сдержать дрожь в голосе.
— А почему? Почему? — с настойчивым любопытством спросил Бергвид. Брови его дрогнули, на лице появилось какое-то мучительное выражение, как будто он искал ответ на необычайно важный для него вопрос. Ингитора снова подумала, что он, верно, безумен. Она всегда боялась безумцев и не умела разговаривать с ними. Но он ждал ответа.
— Он убил моего отца! — твердо ответила она, вспоминая, как впервые стояла перед престолом Хеймира конунга и тоже отвечала на подобные вопросы. Но тогда все было иначе. Тогда на нее смотрели сочувствующие глаза кюны Асты и Вальборг, и конунг обещал ей помощь. А сейчас — что обещает ей эта невольная встреча? При мысли о жене и дочери Хеймира конунга Ингитора едва не заплакала — такими близкими, родными, любимыми показались ей вдруг эти две женщины. Но теперь они были так далеко, словно в другом мире.
— Вот как! — воскликнул Бергвид и сжал ее колено так, что она едва не вскрикнула. — Расскажи, расскажи!
Ингитора принялась рассказывать о ночной битве на Скарпнэсе. Бергвид слушал так жадно, как будто это была история гибели его собственного отца. Лицо его менялось каждое мгновение: на нем были любопытство, ярость, боль, злоба, мстительность, какое-то горячее жестокое удовольствие. У Ингиторы занимался дух от страха: она не боялась чего-то определенного, не ждала от Бергвида какого-то немедленного зла — ее ужасало само ощущение, что этот жуткий человек сидит рядом и прикасается к ней.
А Бергвид скалил зубы, бил кулаком по земле. Однажды он так стиснул руку Ингиторы, что она не сдержала возгласа. Тогда он мигом разжал пальцы и вдруг поцеловал ей руку. Ингитора охнула от удивления, но этот знак почтения и приязни ничуть ее не порадовал. Каждое движение Бергвида Черной Шкуры было необъяснимым и диким.
— И ты мстишь ему своими стихами? — спросил он, едва лишь она закончила. Ингитора кивнула. — Такой способ мести не приходил мне в голову. Пожалуй, он не хуже всякого другого. Дагейда говорила, что умело наложенное заклинание может погубить. Умелый стих тоже может причинить зло, ведь так? Да?
Ингитора не знала, кто такая Дагейда. Слова Бергвида неприятно поразили ее. Никогда раньше ей не приходило в голову, что она ХОЧЕТ ПРИЧИНИТЬ ТОРВАРДУ ЗЛО. Она хотела отомстить ему, да. Но месть — не зло. Месть — это месть, справедливое воздаяние за… за зло, причиненное тебе. А выходит, что это то же самое. Это было неожиданное и очень неприятное открытие.
А Бергвид улыбнулся, его смуглое лицо расслабилось, тяжелые темные веки опустились, на миг его лицо стало совсем бессмысленным. Дух в нем был похож на пламя, в которое неравномерно подкидывают хворост, — он то ярко пылал, то почти затухал. И сидеть рядом с ним, как слишком близко к огню, было страшно.
Но он не выпускал ее руки, как будто боялся, что она вдруг вскочит с бревна и убежит. Именно этого Ингиторе хотелось больше всего на свете, но куда здесь бежать? Весь берег был полон орингами, они вытащили на берег все четыре корабля, развели три больших костра, жарили туши двух оленей, кабана, нескольких косуль. Видно, только хирдманам «Серебряного Ворона» не везло с охотой на Квиттинге, а к орингам покровитель охотников Видар был более благосклонен. И Ингитору это не удивило. Ведь большинство орингов, как она слышала по их выговору, были квиттами, и предводитель их приходился сыном последнему конунгу квиттов. Оринги были своими здесь. Попытайся Ингитора бежать — и десяток цепких троллиных лапок схватили бы ее за платье.
— А хочешь, — вдруг снова заговорил Бергвид, и Ингитора вздрогнула от неожиданности, — хочешь, я дам тебе корабль и дружину? У меня много людей, это, — он окинул быстрым взглядом берег и людей возле кораблей и костров, — это только малая часть. Я дам тебе корабль и дружину, и ты сама сможешь сразиться с Торвардом! Хочешь?
Он дергал Ингитору за руку, как капризный ребенок мать, на лице его была мольба, как будто своим согласием она сделала бы ему великое одолжение. Но Ингитора отрицательно покачала головой. Ей казалось — еще немного, и безумие этого человека захватит и ее.
— Дружину повел бы сын моего отца, если бы он у него был! — сказала она. — А моя сила — это не сила оружия, она другая. И моя месть будет другой.
— Пусть так, — неожиданно легко согласился Бергвид. Лицо его вдруг успокоилось, словно стих ветер, тревоживший воду, и оно стало почти обыкновенным. — Но теперь мы с тобой будем мстить ему вместе. Ты понимаешь это?
Бергвид снизу заглянул в глаза Ингиторе, и в глубине его глаз она увидела неугасимый огонек все того же безумия.
— Ты понимаешь? — Он крепче сжал ее руку, и его горячая рука, твердая и грубая от мозолей, натертых мечом и веслом, казалась Ингиторе неодолимой, как кузнечные клещи. Ей хотелось освободиться, любой ценой освободиться, пока эти пальцы не сожгли и не раздавили ее руку. Не в силах думать ни о чем другом, она быстро закивала головой.
— Да, да! — поспешно ответила она, мечтая только о том, чтобы он успокоился. — Я пойду с тобой.
Да и что еще ей оставалось?
Со стороны моря вдруг стали долетать глухие удары железа по дереву. Бергвид мгновенно оказался на ногах — Ингитора даже не успела заметить, как он вскочил. В нем безусловно были какие-то сверхчеловеческие силы. Ингитора привыкла к обществу Хальта, но Бергвид был совсем другим, рядом с ним было не весело, а страшно.
— Идем! — Он рывком поднял Ингитору с бревна, на котором она сидела. — Идем, я покажу тебе кое-что забавное!
И он быстрым шагом устремился к мысу. Ингитора почти бежала за ним, не поспевая за широким шагом морского конунга. Она все не могла избавиться от ощущения, что это дурной сон. Много лет она слушала пугающие рассказы о Черной Шкуре, в мыслях помещая его где-то между Сигурдом Убийцей Дракона и тем мертвецом Гламом, который проклял Греттира Могучего страхом темноты и тем привел его к гибели. Могло ли ей прийти в голову, что она встретится с Бергвидом наяву? Это казалось сном, но Ингитора не могла определить, когда же начался этот сон. Когда морские великанши играли «Вороном» и бросили его на камни? Когда она смотрела на пасущихся быков Ньёрда? Или еще раньше? Когда?
Бергвид притащил ее на мыс и остановился. Перед взором открывались широкий морской простор и те черные камни, похожие на любопытных червей. «Серебряный Ворон» являл собой жалкое зрелище. Оринги сняли с него все, представлявшее хоть какую-то ценность, — от паруса до резных заслонок на отверстия для весел. Теперь два человека, стоя на носу, с двух сторон рубили топорами передний штевень. Ингитора удивилась, зачем им нужна резная голова ворона, и бросила робкий взгляд на лицо Бергвида.
А морской конунг остановился на берегу и скрестил руки на груди. Он смотрел на «Ворона», и на лице его было спокойное, горделивое торжество, словно этого зрелища он ждал всю жизнь. Он наслаждался видом разграбленного и разбитого «Ворона».
Ингитора смотрела на него, и к чувству страха вдруг примешался слабый отголосок чувства, которого она никак не ждала, — жалости. Фигура Бергвида дышала силой, его плечи были широки, осанка величава. Но лицо его казалось изможденным, он выглядел старше тех тридцати шести лет, которые прожил на свете. Его нос, лоб, скулы были плотно обтянуты кожей, на висках виднелись впадины. Его как будто сжигал какой-то внутренний огонь. Фенрир Волк сидел в его душе и пожирал ее изнутри.
Другие оринги тем временем очищали корабль от тел погибших. Мертвых хирдманов просто сбрасывали с корабля в воду. Ингитора содрогнулась: не слишком-то хорошее погребение. Слезы выступили у нее на глазах, когда она осознала, что эти окровавленные, неузнаваемые тела принадлежат тем, с кем она еще вчера сидела у костра, с кем разделила последние куски хлеба. Нет больше Хьёрта, Ормкеля. У Неспящего Глаза был не очень-то приятный нрав, но он погиб, защищая ее, и до смертного мига остался таким же, каким был, — честным, верным и бесстрашным.
И Эвар, рыжебородый кормчий… Вспомнив Эвара, Ингитора внутренне встрепенулась — ведь он, быть может, не погиб! Она видела, как он перелетел через борт корабля, видела его голову в волнах, когда он плыл к берегу. По нему стреляли, но, кажется, не попали. И если он выжил, то… Ингитора не знала, что тогда, но на душе у нее стало чуть легче от этой мысли.
— Посмотри! — прервал ее размышления Бергвид. Обернувшись, он обхватил ее за плечи и подтолкнул к краю обрыва. У Ингиторы мелькнула паническая мысль, что он хочет сбросить ее в воду, но Бергвид держал ее крепко. Он просто хотел получше показать ей корабль. — Посмотри! Так бывает со всяким кораблем, что придет сюда! Со всяким «Вороном» и со всяким «Козлом» из тех стай, что погубили моего отца и мое племя! Каждый из них лишается людей и даже головы! Этих голов у меня уже сотни! Я все их покажу тебе!
Ингитора поняла, зачем «Ворону» рубят штевень, — видно, Бергвид хочет сохранить резную голову на память о победе. Уже сотни!
— Сложи мне стих об этом! — потребовал Бергвид и крепче сжал ее плечи. — Скорее!
Он встряхнул ее, заглядывая ей в лицо, его горячее дыхание обожгло щеки Ингиторы.
— Пусти! — возмутилась она. Ей надоело бояться. — Я не могу складывать стихи, когда меня все время трясут!
Бергвид с неожиданной покорностью выпустил ее. Ингитора отошла на пару шагов — дальше, она чувствовала, Фенрир ее не отпустит, — оправила волосы, задумалась. Она не ощущала ничего похожего на легкость и свет, наполнявшие ее раньше, когда песни приходили сами. Но голова ее работала ясно, и она была уверена, что сумеет угодить морскому конунгу. Как видно, раньше ему нечасто приходилось радоваться искусству скальдов.
— Конунг, посмотри! — сказал чей-то голос позади них.
И он показался Ингиторе настолько невероятно знакомым, что она позабыла, обо всем и поспешно повернулась. И ахнула, прижимая руки к щекам. Встань перед ней сам Эгир со знаменитым пивным котлом в руках, и то она не была бы так потрясена. Скорее она была готова поверить, что научилась видеть духов, чем что перед ней стоит он сам — Асвард Зоркий. Это лицо, эта худощавая длинноногая фигура были крепко-накрепко связаны в ее памяти с домом, со всем привычным с детства укладом жизни усадьбы Льюнгвэлир. И далеки от кремневых берегов Квиттинга, как небо от земли.
И вдруг цепочка слов сама собой родилась и полетела, опережая сознание.
— спокойным и звонким голосом произнесла она, забыв и о корабле, и о стонущих раненых, и о лужах крови под ногами.
Славная ныне добыча
Ньёрду секиры досталась.
Но боги к тому благосклонны,
кто вовремя скажет: довольно!
Бергвид остановился. Трудно было поверить, что этого человека можно удивить, но никогда еще он не слышал стихов на поверженном корабле. Девушка в толстом зеленом плаще, с густыми волосами, потемневшими от воды, стояла напротив него, прямая и спокойная.
— Да ты совсем не боишься! — выговорил Бергвид среди общей тишины. Оринги вокруг молчали, только волны бились о борт «Ворона», и разбитые доски потрескивали под напором воды. Но корабль больше не тонул, прочно сидя на камнях. — Или ты бессмертная?
— ответила Ингитора. Ей казалось, что в нее вселился чей-то чужой дух, отважный и сильный, и это он говорит ее устами. Эта сила пришла извне и уничтожила страх. И она росла с каждым мгновением. Ингитора смотрела в блестящие темные глаза человека-волка, и уверенность крепла в ней. Чем меньше страха она сейчас выкажет, тем меньше власти он над ней получит.
Скальда не трогают звери,
бури щадят морские;
или же моря властитель
не ценит звонкого слова?
Кажется, Бергвид тоже думал так. Бесстрашие этой девы, встретившей его стихами вместо слёз, поразило его так, что он не сразу нашелся. Это казалось чудом. У всех мелькнула мысль, не валькирия ли это.
— Кто ты такая? — спросил Бергвид, подойдя к Ингиторе на шаг. Его взгляд торопливо и внимательно осматривал ее, как будто хотел в ее облике найти ответ.
А Ингитора и не могла бы сейчас ответить ему обыкновенно — вселившийся в нее дух говорил стихами, словно это и было ее средством к спасению.
— звонко произнесла Ингитора, и прихотливый дух заставил ее улыбнуться, глядя прямо в темные глаза Бергвида, где темно-коричневым были обведены две огромные черные бездны, два окна в царство Хель.
Дети и конунги знают
деву, любимую Браги.
Знаю я Черную Шкуру,
вспомни и ты мое имя!
— Так ты знаешь меня! — сказал он. — И я знаю тебя? — Бергвид на миг показался растерянным, поднял руку, потер лоб. На лбу остался размазанный след полузасохшей крови.
— Ты знаешь ее, конунг, — сказал чей-то голос у него за спиной. Голос показался Ингиторе смутно знакомым, но она не решалась отвести глаз от лица Бергвида. Ей казалось, что это тонкое волшебство держится только на легчайшей ниточке взгляда, а стоит порвать ее — чудовище проснется.
— Ее зовут Ингитора, Дева-Скальд из Эльвенэса, — продолжал голос.
— А, так это ты сочиняла про меня стихи! — воскликнул Бергвид, и глаза его блеснули весельем.
Он обеими руками схватил Ингитору за плечи и резко тряхнул. Она едва не вскрикнула — таким внезапным было это движение. Не меньше испуга в ней было и удивление — какие стихи? Вот уж про кого ей не приходило в голову сочинять!
— Я слышал, пересказывали купцы! — весело продолжал Бергвид, выпустив ее, но его веселье казалось страшным, лихорадочным. У Ингиторы мелькнула смутная мысль, не безумен ли он, и с каждым мгновением это подозрение крепло. — Что-то про то, что от меня бегает конунг фьяллей! Расскажи! Ну!
Он опять тряхнул Ингитору за плечи, а она вздохнула с облегчением.
— Да, такие стихи у меня есть, — сказала она. — Они большей частью про Торварда, конунга фьяллей.
— Вот, вот! — оживленно воскликнул Бергвид. — Расскажи про него! Ты складываешь про него как раз такие стихи, каких он заслуживает! Он и его отец! Говори же, ну!
Не дожидаясь новой встряски, Ингитора отступила на шаг от Бергвида, уперлась спиной в борт и звонко произнесла:
Произнося эти слова, она дивилась прихотливости судьбы. Она отправилась в этот поход как раз для того, чтобы самой прочитать свои стихи тому, кто их не слышал. Только она имела в виду самого Торварда конунга. Могла ли она подумать, что будет читать их Бергвиду Черной Шкуре! И что морской конунг, грозный предводитель орингов, сын бывшего конунга квиттов Стюрмира, наводящий ужас на все племена одним своим именем, будет слушать ее стихи, радостно улыбаясь от удовольствия, показывая крепкие белые зубы в истинно волчьем оскале. В лице его так ясно проступило что-то звериное, что Ингитора подумала, не оборотень ли он.
Фьяллей ничтожный конунг,
штаны потерявший в битве,
в норы звериные прячась,
голову там оставил!
Сын его ныне трусливо
бегает Черной Шкуры,
валькирий щитом укрываясь,
прячась за спинами женщин!
Но он слушал, и слушало все его грозное воинство. Даже зверя смиряет умело сказанное человеческое слово. И Ингитора ощутила в себе силу смирить кого угодно — оринга, зверя, оборотня, самого дракона Нидхёгг.
— Нам с тобой по пути, — сказал Бергвид, когда она закончила, и крепко схватил Ингитору за руку. Ей вспомнился рассказ Рагнара о железном кольце, которым приковали к мачте Гранкеля Безногого. Ни разомкнуть это железное кольцо, ни вырваться из него не было никакой возможности. — Ты пойдешь со мной!
И раньше, чем Ингитора успела подумать или хотя бы ответить, он поднял ее на руки. Ей показалось, что ее подхватил черный вихрь и понес куда-то; миг — и она оказалась на борту черного корабля. Разбитый «Серебряный Ворон», его мертвая дружина — все осталось позади. Только звон сбиваемых замков раздавался позади нее — золото Хеймира конунга достанется совсем не тому, кому назначалось. Но это уже не занимало Ингитору. Видно, в Аскргорд она теперь попадет не cкopo.
Ингитора ждала, что теперь ее поставят на ноги, но ничуть не бывало. Бергвид держал ее на руках все то время, пока «Черный бык» огибал мыс и приставал к берегу. При этом морской конунг не разговаривал с ней и даже не смотрел на нее, как будто забыл о своей ноше. Но руки его были так сильны, а Ингитора так потрясена всем происходящим, что даже не решалась напомнить о себе или пошевелиться.
Черный корабль подошел к берегу в очень удобном месте, где уже стояли в воде три корабля поменьше. У всех на передних штевнях были вырезаны головы быков. Когда нос корабля вытащили на песок, Бергвид вынес Ингитору на берег и посадил на бревно на опушке леса. Голова у нее кружилась, она нервно оправляла плащ, платье и волосы, стараясь прийти в себя. Когда первое потрясение чуть-чуть схлынуло, она начала осознавать, что попала к самому Бергвиду сыну Стюрмира, имя которого стало именем мстительной злобы. И она одна здесь, даже без Хальта. Куда запропастился альв, она не знала. За него бояться не стоило, но что она будет делать без него? За последние месяцы Ингитора привыкла к его защите и покровительству, а теперь вдруг ощутила себя открытой для всех бед. Так, должно быть, чувствует себя воин, лишившись оружия.
А Бергвид сел на землю рядом с ней и упер блестящий темный взгляд ей в лицо. Ингитора дрожала под этим взглядом. Сейчас в нем не было той жестокости, которую она увидела в первый миг на «Серебряном Вороне», но в любопытстве морского конунга было что-то такое отчужденное, словно на нее смотрел гость из Нифльхейма. Может быть, так оно и было. Ни на чьих руках не было столько крови, никого не обвиняли в таком множестве страшных преступлений. Его смуглая кожа, темные глаза и волосы, редкие среди витинов, делали его еще более не похожим на прочих людей.
— Так это ты объявила себя врагом Торварда сына Торбранда? — спросил Бергвид. Он положил руку на колено Ингиторы, потом стал поглаживать край ее плаща, упавшую прядь волос, как будто не верил своим глазам и хотел убедиться, что разговаривает не с видением. А Ингитору бросало в дрожь от его прикосновений, ей хотелось отстраниться, как от змеи или жабы, но она не смела.
— Я! — ответила она, стараясь сдержать дрожь в голосе.
— А почему? Почему? — с настойчивым любопытством спросил Бергвид. Брови его дрогнули, на лице появилось какое-то мучительное выражение, как будто он искал ответ на необычайно важный для него вопрос. Ингитора снова подумала, что он, верно, безумен. Она всегда боялась безумцев и не умела разговаривать с ними. Но он ждал ответа.
— Он убил моего отца! — твердо ответила она, вспоминая, как впервые стояла перед престолом Хеймира конунга и тоже отвечала на подобные вопросы. Но тогда все было иначе. Тогда на нее смотрели сочувствующие глаза кюны Асты и Вальборг, и конунг обещал ей помощь. А сейчас — что обещает ей эта невольная встреча? При мысли о жене и дочери Хеймира конунга Ингитора едва не заплакала — такими близкими, родными, любимыми показались ей вдруг эти две женщины. Но теперь они были так далеко, словно в другом мире.
— Вот как! — воскликнул Бергвид и сжал ее колено так, что она едва не вскрикнула. — Расскажи, расскажи!
Ингитора принялась рассказывать о ночной битве на Скарпнэсе. Бергвид слушал так жадно, как будто это была история гибели его собственного отца. Лицо его менялось каждое мгновение: на нем были любопытство, ярость, боль, злоба, мстительность, какое-то горячее жестокое удовольствие. У Ингиторы занимался дух от страха: она не боялась чего-то определенного, не ждала от Бергвида какого-то немедленного зла — ее ужасало само ощущение, что этот жуткий человек сидит рядом и прикасается к ней.
А Бергвид скалил зубы, бил кулаком по земле. Однажды он так стиснул руку Ингиторы, что она не сдержала возгласа. Тогда он мигом разжал пальцы и вдруг поцеловал ей руку. Ингитора охнула от удивления, но этот знак почтения и приязни ничуть ее не порадовал. Каждое движение Бергвида Черной Шкуры было необъяснимым и диким.
— И ты мстишь ему своими стихами? — спросил он, едва лишь она закончила. Ингитора кивнула. — Такой способ мести не приходил мне в голову. Пожалуй, он не хуже всякого другого. Дагейда говорила, что умело наложенное заклинание может погубить. Умелый стих тоже может причинить зло, ведь так? Да?
Ингитора не знала, кто такая Дагейда. Слова Бергвида неприятно поразили ее. Никогда раньше ей не приходило в голову, что она ХОЧЕТ ПРИЧИНИТЬ ТОРВАРДУ ЗЛО. Она хотела отомстить ему, да. Но месть — не зло. Месть — это месть, справедливое воздаяние за… за зло, причиненное тебе. А выходит, что это то же самое. Это было неожиданное и очень неприятное открытие.
А Бергвид улыбнулся, его смуглое лицо расслабилось, тяжелые темные веки опустились, на миг его лицо стало совсем бессмысленным. Дух в нем был похож на пламя, в которое неравномерно подкидывают хворост, — он то ярко пылал, то почти затухал. И сидеть рядом с ним, как слишком близко к огню, было страшно.
Но он не выпускал ее руки, как будто боялся, что она вдруг вскочит с бревна и убежит. Именно этого Ингиторе хотелось больше всего на свете, но куда здесь бежать? Весь берег был полон орингами, они вытащили на берег все четыре корабля, развели три больших костра, жарили туши двух оленей, кабана, нескольких косуль. Видно, только хирдманам «Серебряного Ворона» не везло с охотой на Квиттинге, а к орингам покровитель охотников Видар был более благосклонен. И Ингитору это не удивило. Ведь большинство орингов, как она слышала по их выговору, были квиттами, и предводитель их приходился сыном последнему конунгу квиттов. Оринги были своими здесь. Попытайся Ингитора бежать — и десяток цепких троллиных лапок схватили бы ее за платье.
— А хочешь, — вдруг снова заговорил Бергвид, и Ингитора вздрогнула от неожиданности, — хочешь, я дам тебе корабль и дружину? У меня много людей, это, — он окинул быстрым взглядом берег и людей возле кораблей и костров, — это только малая часть. Я дам тебе корабль и дружину, и ты сама сможешь сразиться с Торвардом! Хочешь?
Он дергал Ингитору за руку, как капризный ребенок мать, на лице его была мольба, как будто своим согласием она сделала бы ему великое одолжение. Но Ингитора отрицательно покачала головой. Ей казалось — еще немного, и безумие этого человека захватит и ее.
— Дружину повел бы сын моего отца, если бы он у него был! — сказала она. — А моя сила — это не сила оружия, она другая. И моя месть будет другой.
— Пусть так, — неожиданно легко согласился Бергвид. Лицо его вдруг успокоилось, словно стих ветер, тревоживший воду, и оно стало почти обыкновенным. — Но теперь мы с тобой будем мстить ему вместе. Ты понимаешь это?
Бергвид снизу заглянул в глаза Ингиторе, и в глубине его глаз она увидела неугасимый огонек все того же безумия.
— Ты понимаешь? — Он крепче сжал ее руку, и его горячая рука, твердая и грубая от мозолей, натертых мечом и веслом, казалась Ингиторе неодолимой, как кузнечные клещи. Ей хотелось освободиться, любой ценой освободиться, пока эти пальцы не сожгли и не раздавили ее руку. Не в силах думать ни о чем другом, она быстро закивала головой.
— Да, да! — поспешно ответила она, мечтая только о том, чтобы он успокоился. — Я пойду с тобой.
Да и что еще ей оставалось?
Со стороны моря вдруг стали долетать глухие удары железа по дереву. Бергвид мгновенно оказался на ногах — Ингитора даже не успела заметить, как он вскочил. В нем безусловно были какие-то сверхчеловеческие силы. Ингитора привыкла к обществу Хальта, но Бергвид был совсем другим, рядом с ним было не весело, а страшно.
— Идем! — Он рывком поднял Ингитору с бревна, на котором она сидела. — Идем, я покажу тебе кое-что забавное!
И он быстрым шагом устремился к мысу. Ингитора почти бежала за ним, не поспевая за широким шагом морского конунга. Она все не могла избавиться от ощущения, что это дурной сон. Много лет она слушала пугающие рассказы о Черной Шкуре, в мыслях помещая его где-то между Сигурдом Убийцей Дракона и тем мертвецом Гламом, который проклял Греттира Могучего страхом темноты и тем привел его к гибели. Могло ли ей прийти в голову, что она встретится с Бергвидом наяву? Это казалось сном, но Ингитора не могла определить, когда же начался этот сон. Когда морские великанши играли «Вороном» и бросили его на камни? Когда она смотрела на пасущихся быков Ньёрда? Или еще раньше? Когда?
Бергвид притащил ее на мыс и остановился. Перед взором открывались широкий морской простор и те черные камни, похожие на любопытных червей. «Серебряный Ворон» являл собой жалкое зрелище. Оринги сняли с него все, представлявшее хоть какую-то ценность, — от паруса до резных заслонок на отверстия для весел. Теперь два человека, стоя на носу, с двух сторон рубили топорами передний штевень. Ингитора удивилась, зачем им нужна резная голова ворона, и бросила робкий взгляд на лицо Бергвида.
А морской конунг остановился на берегу и скрестил руки на груди. Он смотрел на «Ворона», и на лице его было спокойное, горделивое торжество, словно этого зрелища он ждал всю жизнь. Он наслаждался видом разграбленного и разбитого «Ворона».
Ингитора смотрела на него, и к чувству страха вдруг примешался слабый отголосок чувства, которого она никак не ждала, — жалости. Фигура Бергвида дышала силой, его плечи были широки, осанка величава. Но лицо его казалось изможденным, он выглядел старше тех тридцати шести лет, которые прожил на свете. Его нос, лоб, скулы были плотно обтянуты кожей, на висках виднелись впадины. Его как будто сжигал какой-то внутренний огонь. Фенрир Волк сидел в его душе и пожирал ее изнутри.
Другие оринги тем временем очищали корабль от тел погибших. Мертвых хирдманов просто сбрасывали с корабля в воду. Ингитора содрогнулась: не слишком-то хорошее погребение. Слезы выступили у нее на глазах, когда она осознала, что эти окровавленные, неузнаваемые тела принадлежат тем, с кем она еще вчера сидела у костра, с кем разделила последние куски хлеба. Нет больше Хьёрта, Ормкеля. У Неспящего Глаза был не очень-то приятный нрав, но он погиб, защищая ее, и до смертного мига остался таким же, каким был, — честным, верным и бесстрашным.
И Эвар, рыжебородый кормчий… Вспомнив Эвара, Ингитора внутренне встрепенулась — ведь он, быть может, не погиб! Она видела, как он перелетел через борт корабля, видела его голову в волнах, когда он плыл к берегу. По нему стреляли, но, кажется, не попали. И если он выжил, то… Ингитора не знала, что тогда, но на душе у нее стало чуть легче от этой мысли.
— Посмотри! — прервал ее размышления Бергвид. Обернувшись, он обхватил ее за плечи и подтолкнул к краю обрыва. У Ингиторы мелькнула паническая мысль, что он хочет сбросить ее в воду, но Бергвид держал ее крепко. Он просто хотел получше показать ей корабль. — Посмотри! Так бывает со всяким кораблем, что придет сюда! Со всяким «Вороном» и со всяким «Козлом» из тех стай, что погубили моего отца и мое племя! Каждый из них лишается людей и даже головы! Этих голов у меня уже сотни! Я все их покажу тебе!
Ингитора поняла, зачем «Ворону» рубят штевень, — видно, Бергвид хочет сохранить резную голову на память о победе. Уже сотни!
— Сложи мне стих об этом! — потребовал Бергвид и крепче сжал ее плечи. — Скорее!
Он встряхнул ее, заглядывая ей в лицо, его горячее дыхание обожгло щеки Ингиторы.
— Пусти! — возмутилась она. Ей надоело бояться. — Я не могу складывать стихи, когда меня все время трясут!
Бергвид с неожиданной покорностью выпустил ее. Ингитора отошла на пару шагов — дальше, она чувствовала, Фенрир ее не отпустит, — оправила волосы, задумалась. Она не ощущала ничего похожего на легкость и свет, наполнявшие ее раньше, когда песни приходили сами. Но голова ее работала ясно, и она была уверена, что сумеет угодить морскому конунгу. Как видно, раньше ему нечасто приходилось радоваться искусству скальдов.
— произнесла она, и Бергвид слушал ее с улыбкой. Лучше бы он хмурился. Улыбка на его лице казалась чудовищной, более страшной, чем самый грозный волчий оскал.
Страшны тропы тюленьи
«Козлам» и «Воронам» ныне!
Ньёрда быки безраздельно
Квиттингом в море владеют!
— Конунг, посмотри! — сказал чей-то голос позади них.
И он показался Ингиторе настолько невероятно знакомым, что она позабыла, обо всем и поспешно повернулась. И ахнула, прижимая руки к щекам. Встань перед ней сам Эгир со знаменитым пивным котлом в руках, и то она не была бы так потрясена. Скорее она была готова поверить, что научилась видеть духов, чем что перед ней стоит он сам — Асвард Зоркий. Это лицо, эта худощавая длинноногая фигура были крепко-накрепко связаны в ее памяти с домом, со всем привычным с детства укладом жизни усадьбы Льюнгвэлир. И далеки от кремневых берегов Квиттинга, как небо от земли.