Страница:
— Больше, чем ты думаешь! — сурово ответил Эгвальд.
— Я думаю, что достаточно. Послушай. Сами боги привели сюда «Выдру» в час нашего поединка. Я думаю, они хотели указать нам обоим другого противника, более достойного наших сил. Поодиночке мы оба с тобой будем только напрасно терять людей и корабли. Походами друг на друга мы только радуем Бергвида и прочих наших недругов. Выкуп за тебя забрал он. И я намерен потребовать его обратно. А ты хочешь получить назад твою Деву-Скальда. Настолько ли сильно ты этого хочешь, чтобы проявить благоразумие?
— Что ты хочешь сказать? — мрачно спросил Эгвальд. Он снова вспомнил, что сам находится в плену и не имеет никакой возможности помочь Ингиторе.
— Самую простую вещь. Я отпущу тебя безо всякого выкупа — собирать войско слэттов. А ты дашь клятву, что это войско пойдет против Бергвида. И никогда не пойдет против меня.
Эгвальд помолчал. Последнее не очень-то ему нравилось. Но, приняв эти условия, он получал возможность почти без промедления устремиться на помощь Ингиторе. За такую возможность он сейчас заложил бы свою голову.
— Я согласен, — сказал он и вытащил из-под рубахи маленькое серебряное изображение ворона. — Клянусь милостью Отца Ратей — я соберу войско слэттов и вместе с тобой поведу его на Бергвида. И если ты поможешь мне спасти ее, я клянусь всю жизнь хранить с тобой мир.
К этой клятве можно было бы придраться. Но Торвард не стал этого делать. По лицу Эгвальда ярла он видел, что для того сейчас не существует ничего, кроме Девы-Скальда, и всю свою дальнейшую жизнь Эгвальд соизмеряет только с ней. С той самой, которая толкнула его в этот поход, сделала врагом Торварда, а теперь вынуждает заключить с ним этот союз.
— Я велю снарядить два корабля, — сказал Торвард конунг. — Ваших двух «Воронов», на которых вы приплыли. Снеколль отдаст вам ваше оружие. Вот только твоей секиры у меня нет, я послал ее твоему отцу. Возьми этот меч, если он тебе нравится.
Эгвальд криво усмехнулся. Раньше у него не было такой усмешки, ее он приобрел только в плену. Приняв меч у кого-то, воин тем самым признает свое подчиненное положение.
— Если ты так добр, то я пока выберу себе что-нибудь из нашего старого оружия, — сказал он. — А потом отец отдаст мне мою Великаншу. И не быть мне в живых — пусть боги слышат! — если вскоре ее не назовут Убийцей Квиттов!
В тот же день из Аскрфьорда вышло четыре корабля. Сам Торвард с теми хирдманами, кто был при нем, решил проводить «Воронов» Эгвальда мимо Квиттинга до границы раудов. Мало будет толку Ингиторе, если два корабля с сотней человек встретятся с воинством Бергвида и погибнут безо всякой пользы. Эгвальд, как ни мало ему нравилось быть под опекой своего недавнего победителя, не мог протестовать. Ради себя он предпочел бы попытать удачи, не поступаясьгордостью, но сейчас речь шла об Ингиторе. Ради нее он должен был непременно попасть домой в Эльвенэс и послать по земле слэттов ратную стрелу.
Кюна Хёрдис не советовала им отправляться в опасный путь на ночь глядя, просила подождать, пока она погадает, посмотрит предвестья в рябиновом огне. Но Эгвальд не мог ждать. Каждый миг промедления жег и томил его. И Торвард был согласен с недавним противником. За последние месяцы он так сжился с мыслями о Деве-Скальде, что думал о ней как о знакомой. Что-то неудержимо тянуло его вперед. Маленький кремневый молоточек при каждом шаге стучал в его грудь, словно зов самой судьбы.
Уже недалека была осень, световой день сократился, но четыре корабля плыли почти без остановок. Гребцы сменяли друг друга на веслах, и только в самую темную пору ночи корабли приставали к берегу, чтобы набрать воды и поджарить мяса. До Трехрогого Фьорда, где владения Торварда граничили с землей квиттов, они дошли вместо четырех всего за два дня.
На третий день за левым бортом потянулся Квиттинг. Эгвальд с ненавистью смотрел на низкие берега, поросшие еловым лесом, как будто сама эта земля была повинна в его несчастье. Погода испортилась, словно ответила его настроению. К вечеру поднялся резкий встречный ветер, так что продвижение вперед стоило гребцам немалого труда. Валы катились навстречу, корабли то взлетали на гребень, то устремлялись вниз по склону водяного вала. Гребцам приходилось трудно, но два «Козла» и два «Ворона» упрямо продвигались вперед на юго-запад, к Среднему Проливу. В любой другой поездке и Торвард, и Эгвальд предпочли бы вытащить корабли на берег, поставить на них шатры и переждать непогоду, но только не теперь.
Стемнело. Оглядываясь, Торвард конунг едва мог разглядеть темные очертания трех кораблей, идущих позади «Ясеневого Козла». По крайней мере пока Эгвальд ярл строго соблюдал уговор не терять друг друга из вида. Его люди, несмотря на плен и едва зажившие раны, достаточно уверенно справлялись с надвигавшимся штормом и держались в такой близости от корабля Торварда, чтобы это только не стало опасным.
— Конунг, пора приносить жертвы! — услышал Торвард позади себя голос Снеколля Китового Ребра. Ярл был уже немолод и несколько лет как перестал ходить в походы, но сейчас, когда Торварду понадобилась его помощь, отправился с ним, взяв трех сыновей и старшего четырнадцатилетнего внука. — Дочери Эгира разыгрались не на шутку, хотя мы и не трогали их скотины.
Не надрывая зря горло, Торвард кивнул. «Ясеневый Козел» плясал на волнах так сильно, что ему приходилось держаться за борт. Люди были с ног до головы мокрыми от залетавших брызг, и надежд на улучшение погоды в ближайшее время не было.
Снеколль отошел, и скоро в бурные волны полетел один из баранов, взятых в дорогу. Ярл что-то кричал ему вслед, но слов его за ревом бури было невозможно разобрать. Ничего, Ньёрд и Эгир услышат.
Волны вздымались все выше. Трех других кораблей уже не было видно. Торвард всерьез пожалел, что не пристал к берегу, пока было можно, — теперь время было упущено, бешеные валы просто разбили бы корабль о прибрежные камни. Вал и Бурун, Волна и Прибой резвились под темным небом, и первой в их диких играх была самая жадная и жестокая из дочерей Эгира, носящая страшное имя — Кровавые Волосы.
— Бросайте у кого что есть! — кричал Снеколль, обходя корабль и склоняясь по очереди к гребцам на скамьях. — А не то нас утопят! Ньёрд и Эгир сердятся!
Хирдманы стаскивали шейные цепи, обручья, перстни и бросали их в волны. Подношения морским хозяевам исчезали без следа. Торварду некстати вспомнилось, что скальды называют золото искрами прибоя или огнем пучин — теперь оно оправдывало эти названия.
— Ньёрду этого мало! — злобно бормотал Эйнар Дерзкий, хотя знал, что его никто сейчас не услышит, кроме собственного носа. Мокрый насквозь и продрогший, сейчас он мало походил на свое прозвище. Но не это злило его. Ему тоже было о ком подумать. Дева-Скальд мало занимала его, но он уже больше месяца не имел известий о своем отце. — Морские хозяева хотят человека.
— Одно хорошо — в такую бурю Бергвид сидит у себя в усадьбе и носа не показывает в море! — прокричал Торвард, склоняясь к самому уху Снеколля. — Нас несет прямо на юг, ты заметил? Мы пройдем до Скарпнэса втрое быстрее, чем на веслах!
Снеколль не ответил, жмурясь и ладонью стирая с лица и бороды морскую воду, которую дочери Эгира огромными пригоршнями кидали в лица людям. Придерживаясь за края скамей, Торвард направился от носа к корме — его беспокоило, в порядке ли руль. Только поломанного руля им не хватало! Тогда и Бергвида не понадобится! И где это его усадьба, в которой он пережидает бурю? Ведь им придется найти ее, если они хотят увидеть Деву-Скальда…
Огромная волна, словно фигура самой великанши, взметнулась над кораблем, лизнула жадным холодным языком. «Ясеневый Козел» дрогнул, закачался, люди вобрали головы в плечи. Волна прошла, Снеколль открыл рот, чтобы обратиться к конунгу, но не увидел его. В настоящем испуге ярл бешено завертел головой, пытаясь найти знакомую фигуру возле мачты, на днище возле скамей. Но Торварда нигде не было.
— Эй! — в ужасе заорал Снеколль, хотя и понимал, что никто здесь не в силах что-то сделать. — Конунга смыло в море!
К утру Ингитора и невидимый Хальт были уже далеко от Озера Фрейра. Ингитора брела по мягким моховым кочкам, едва передвигая ноги. От первого воодушевления свободы, как и следовало ожидать, не осталось и следа. Она отчаянно устала, проголодалась, предутренний холод, резкий и пронзительный, как бывает только перед осенью, заползал под толстый плащ Эгвальда и зябкими пальцами рассыпал по ее коже целые горсти мурашек. Но хуже всего была полнаянеизвестность впереди.
— Я больше не могу! — наконец сказала Ингитора вслух своему невидимому спутнику. — Не пойду! Хоть волк меня ешь!
Она рухнула прямо на мох и прислонилась плечами и затылком к шершавому стволу старой ели. Ей казалось, что она на дне какого-то глубокого темного омута, откуда ей никогда не выбраться на вольный светлый простор. Да и есть ли они, свет и простор?
— Потише о волках! — немедленно отозвался голос Хальта. Ингитора с надеждой подняла голову — может быть, он все-таки покажется? Но увы — он продолжал прятаться где-то в глубинах ее неизмеримого воображения. И горя ему мало от того, что она устала и измучилась! Ему что — альвы не знают голода, усталости, мучений души и тела. И несмотря на его незримое присутствие, Ингитора чувствовала себя очень одиноко. Он не разделял тяжести ее пути и не мог облегчить эту тяжесть. Будь рядом с ней человек, такой же простой человек, как она сама, насколько ей было бы легче! Хотя бы Асвард… Или Эгвальд.
При мысли об Эгвальде Ингиторе захотелось плакать. Ради него она решилась на это трудное и опасное путешествие, но сейчас была едва ли не дальше от Эгвальда, чем в самом Эльвенэсе перед отплытием «Серебряного Ворона». Тогда у нее была ясная цель, известная дорога, корабль, товарищи и защитники. Теперь у нее не было ничего — только густой сумрак ельника со всех сторон, черно-коричневые чешуйчатыестволы и качающиеся зеленые лапы.
— Не надо здесь упоминать волков! — продолжал тем временем невидимый Хальт. — Они здесь ходят стаями. И один из них носит на спине Дагейду дочь Свальнира. Думаю, ты не забыла ее? Вообрази, как лихо она поскачет на своем волке в погоню за тобой, когда Черная Шкура проспится!
Ингитора вздрогнула, но у нее не хватало сил даже на то, чтобы бояться.
— Ну и пусть. Пусть хоть волк съест, — равнодушно сказала она. — Мне все равно.
— Все равно? — возмутился Хальт. — Так зачем ты ушла от Черной Шкуры? Разве тебя там плохо кормили?
Всю дорогу Ингиторе казалось, что невидимый собеседник где-то у нее за спиной, ее все тянуло обернуться. Теперь же ей вдруг померещилось, что ехидный хромой альв сидит прямо у нее на плечах, и она сердито встряхнулась. Волосы ее больно дернуло — они прилипли к каплям еловой смолы, выступившей на стволе, и на глаза навернулись слезы боли и обиды. Весь этот лес, весь этот холодный мир как будто сговорился против нее! И даже Хальт, самый близкий, как казалось, ее друг, почти неотъемлемая часть души, — и от него одни насмешки вместо утешения.
— Это тебе лучше знать! — сердито воскликнула она. — Зачем ты вытащил меня оттуда? Отчего же ты не укажешь мне дорогу? Какая мне от тебя польза среди лягушек и кочек? Сочинять стихи для троллей? Не очень-то они мне помогут!
— Ах, так я тебе уже не нужен? — запальчиво, почти свирепо воскликнул Хальт. Голос его зазвенел внутри головы Ингиторы, как будто там разразилась маленькая молния. — Что ты будешь делать без меня, хотел бы я знать? Что ты можешь без меня? Только я и придал тебе хоть какой-то вес! Без меня ты бы до сих пор оставалась в Льюнгвэлире, была бы женой Оттара и в глаза не видала бы конунгов! Ты этого хотела?
— Ах, лучше бы я оставалась в Льюнгвэлире! — вскрикнула Ингитора, в это мгновение искренне веря, что это и в самом деле было бы лучше. — Оттар всё-таки лучше Бергвида! Ах, Эгвальд!
— Опять Эгвальд! — возмущенно заорал Хальт, как настоящий тролль. В памяти Ингиторы встало его лицо, изуродованное яростью, с кривым ртом и косящими глазами. Хорошо все же, что она его не видит! — Дался тебе этот Эгвальд! Тоже сокровище нашлось! Что тебе в нем? Женщины не умеют держать слово! Ты сама не знаешь, чего хочешь! Ты совсем забыла…
— Что я натворила из-за тебя, хромое чудовище! — сквозь слезы отчаянно кричала Ингитора, не слушая его. — Это все ты! Это ты привел меня в Эльвенэс, это ты, а не я послал Эгвальда на фьяллей! Из-за тебя погибло столько людей, из-за тебя пропадет и он, и я! Да возьмут тебя тролли!
— Я?! — взвился возмущенный голос. — Это все ты! Ты, ты сама! Ты этого хотела! И все это натворила ты, а я только помогал тебе! Думаешь, каждая девица могла бы наворотить столько дел? Я потому и явился к тебе, что в тебе прятались огромные силы! И не обвиняй меня — все это твое! А раз я тебе не нужен, то и прощай!
Ингитора промолчала в ответ. Она не имела сил спорить и не знала, что сказать. Не так давно, на земляничной поляне, она говорила Хальту, что он — самое большое сокровище ее жизни. В промокшей палатке на корме «Серебряного Ворона» она думала, что он — единственная правда, которая останется с ней всегда. А сейчас — что ей пользы от его звонких строчек? Накормят они ее, согреют, укажут дорогу? Но разве тогда она была не права? Вздохнув, Ингитора снова прислонилась затылком к стволу ели.
Перед глазами ее завертелись метелью обрывки пережитых событий. Опасных было больше, чем забавных. Раньше ей казалось, что если она осталась целой и невредимой, то только благодаря ему, хромому альву. Но его последние слова нашли странный отклик в ее душе, как будто подтвердили то, что она и сама давно знала. Что он сделал, строго говоря? Да ничего. Просто все происшествия он оборачивал к ее пользе. Он только открыл силы, которые дремали глубоко в ее душе, и помог им развиться.
— Хальт! — позвала Ингитора вслух. Никто ей не ответил, но она была уверена, что белоглазый альв где-то здесь, рядом, как всегда, только обиделся и не хочет отвечать. Но он здесь и никуда от нее не денется.
— Дух, отвечай! Я спрашивать буду! — пригрозила Ингитора заклинанием.
В ответ что-то глухо заворчало. Он все-таки дал о себе знать. Это ворчание явственно означало: «Голос-то я подам, если тебе так уж хочется, но не надейся услышать от меня ничего хорошего».
— Куда мне идти? — спросила Ингитора.
Уже почти рассвело, она видела ельник, видела просветы между деревьями. Слушая тишину в ожидании ответа Хальта, она разобрала, что к тихому шуму деревьев примешался какой-то другой отдаленный шум. На миг Ингитора застыла, забыв и о Хальте, и обо всем остальном. Этот шум, знакомый с раннего детства, она не спутала бы ни с чем другим. Это море!
Мигом стряхнув с плеч усталость, Ингитора поднялась на ноги, оправила плащ и волосы и пошла на шум. Душа ее встрепенулась и приободрилась. Возле моря у нее больше надежд на спасение. Там стоят усадьбы, в которых живут не только друзья Бергвида, но и люди Хеймира конунга. Или даже Торварда конунга, что скорее всего. Ведь она шла на север, а в северной части Квиттинга жили несколько ярлов Торварда. Сейчас все они были лучше Бергвида. И Ингитора, не вспоминая больше о ссоре с Хальтом, пошла к морю.
Наконец еловые стволы раздвинулись, ноги Ингиторы вместо мягкого мха ступили на каменистый берег, и перед ней открылся широкий морской простор. Остановившись на опушке, она глубоко вдохнула свежий морской воздух, отдыхая душой и телом, словно перед ней были ворота родной усадьбы. Темный, мрачный ельник остался позади.
Выйдя на берег, Ингитора огляделась. Нигде не виднелось жилья, не тянуло дымом. Ни одного паруса, ни следа на песке. Никакого знака присутствия человека. Впрочем, это не удивило и не огорчило Ингитору. Она достаточно насмотрелась на запустение Квиттинга и готова была к тому, что искать людей придется долго. Только куда идти?
Пожалуй, на север. Чем дальше на север, тем меньше опасность наткнуться на Бергвида и его людей. Да, Бергвид! Вспомнив о нем, Ингитора опасливо обернулась. Наверное, ее будут искать! На мху не оставалось никаких следов, но мало ли какие средства у него есть? Дагейда… Ингиторе представился огромный волк с желтыми глазами, бегущий по ее следу, и морозная дрожь поползла по спине. Оставленное позади расстояние показалось ничтожным, густой ельник — прозрачным, а сама она — беззащитной.
Но разве даром для нее прошла последняя ночь? Ингитора задумалась, закрыла глаза. Как наяву она увидела, как расправляется трава и мох там, где она прошла, как легкие следы ее взмывают в воздух и растворяются в сильном потоке морского ветра. Заметать следы — кажется, так это называется? Говорят, это умеют делать ведьмы…
Подобрав камешек, Ингитора нацарапала на первом же пятачке песка большую руну обмана. Потом она зажала камешек в кулаке, словно это был ключ от замка, спустилась от опушки к морю и пошла на север. На ходу она подбирала строчки и тихо напевала их, словно маленькая девочка, играющая словами сама с собой. Мягкие травы забыли меня… Деревья и камни не знали меня… Никто не видал и никто не слыхал… Запах развеяло ветром морским… Один и Фригг знают, поможет ли такое детское заклинание. Но Ингитора верила в него.
Она прошла уже довольно далеко и подумывала присесть отдохнуть, как вдруг увидела впереди, шагах в двадцати, что-то длинное и темное, лежащее на самой полосе прибоя. В первый миг Ингитора вздрогнула и остановилась, но тут же тихо рассмеялась.
— Надо же, какая я стала пугливая! — сказала онасама себе. — Испугалась простого весла! Что же со мной будет, если я увижу, скажем… Ах!
Шагах в пяти от весла она увидела на песке человека. Он лежал на боку, затылком к ней, и с первого взгляда его тоже можно было принять за обломок дерева. Волосы его и одежда были мокрыми насквозь. Сначала Ингитора отшатнулась. Она искала людей, но встреча с одним из них наполнила ее страхом. Ей захотелось убежать без оглядки, но она взяла себя в руки. Ведь это не тролль и не великан. Это человек, выброшенный морем.
Дома, в Льюнгвэлире, отец всегда внушал ей, что нужно помогать всем, кого обидело море. С раннего детства Ингитора помнила, как отец со своими людьми не раз ходил снимать с мели чужие корабли, как после бури хирдманы и работники разбредались искать по окрестностям усадьбы выброшенных морем, как ночевали и, бывало, подолгу жили в Льюнгвэлире неудачливые мореходы.
Осторожно ступая, стараясь не шуметь, Ингитора обошла вокруг лежащего тела, внимательно разглядывая его. Она была уверена, что человек этот жив. Мертвые тела совсем не такие. Они и лежат по-другому. Мертвые похожи на бревна и камни. А это был человек.
Собравшись с духом, Ингитора подошла поближе. Присев на колени, она перевернула человека лицом вверх. На вид ему было лет тридцать пять. Щеки и подбородок покрывала трех-четырехдневная темная щетина, вокруг закрытых глаз темнели коричневатые круги, на смугло-бледной коже присохли песчинки. Ингитора осторожно смахнула их. Человек дышал. На нем была рубаха, кожаная короткая накидка, кожаные штаны и сапоги, перевязанные под коленями зелеными ремешками. Плащ, как видно, унесло водой, или он сам его сбросил, чтобы не мешал плыть. Но пояс с ножом и мечом остался. На рукояти меча был небольшой серебряный молоточек. Значит, это фьялль.
Из-под ворота рубахи выпал также маленький кремневый молоточек на прочном ремешке. Ингитора взяла его в руку, повертела. Обычный амулет, который носит на шее каждый мужчина из племени фьяллей. У других молоточки бывают и покрасивее — из бронзы, серебра. А тут кремневый. Да еще грубовато выбитый. Может, старинный?
Ингиторе не могло и в голову прийти, что она держит в пальцах священный талисман, который много веков передавался от одного конунга фьяллей к другому. Говорили, что он был сделан из осколка самого Мйольнира.
Но что же теперь делать? Небрежно засунув молоточек обратно под мокрую рубашку, Ингитора снова посмотрела в лицо незнакомцу. Будь здесь мужчина — выброшенного морем следовало бы перевернуть и постараться вытряхнуть из него воду, которой он наглотался. Но тот был так велик ростом и плотно сложен, что Ингитора не надеялась с ним справиться.
Набравшись смелости, она похлопала фьялля по щекам. Потом потрясла за плечи. Он вздохнул глубже, глухо простонал что-то, но глаз не открыл.
Ингитора призадумалась. Ей вспомнилась темная спальня кюны Одды. Тогда она усыпила женщин. Теперь нужно, напротив, привести в сознание. Значит, заклинание нужно построить наоборот. Не мхи и болота, а что-то яркое, шумное, сверкающее…
Она посмотрела на меч фьялля. Пусть будет меч. Тем же камушком Ингитора нарисовала на песке возле головы фьялля с одной стороны руну света, а с другой — руну силы. Склонившись над лежащим, она запела негромко, но выразительно, стараясь проникнуть словом в самую глубину дремлющего сознания:
— Эй, просыпайся! — уже без стихов крикнула она. — Довольно ты здесь лежал!
Фьялль открыл глаза и вдруг резко сел, схватив ее за оба запястья. Ингитора вздрогнула и подалась назад, но он не выпустил ее. В этом не было вражды и желания причинить ей зло — он просто хотел обезвредить то живое существо, что оказалось возле него в это мгновение. И они застыли как изваяния, сидя на холодном песке и глядя друг на друга.
В первое мгновение, увидев склонившееся над ним лицо женщины с растрепанными рыжеватыми волосами и глазами цвета вечернего моря, Торвард принял ее за одну из морских великанш. Или за ведьму. Теперь же он разглядел, что, пожалуй, ошибся. Сидевшая напротив него девушка была живым существом, ее руки были теплыми, в глазах отражалась живая мысль. Торвард еще не опомнился толком и не понимал, где находится. Голова у него кружилась, лицо и фигура женщины расплывались. Он не столько видел, сколько ощущал вокруг себя незнакомый морской берег. И они были здесь одни. Ни усадьбы, ни корабля — только море, песок, каменистый моховый склон и ельник чуть повыше, и эта девушка в потрепанном зеленом плаще из толстой шерсти. И она была такой же чужой и одинокой на этом пустом берегу, как и он сам.
— Пусти! — сердито и строго сказала девушка и попыталась высвободить из его пальцев свои запястья. Опомнившись, Торвард испугался, что слишком сильно сжал, и поспешно выпустил ее. Девушка отодвинулась и потерла запястья, бросая на него настороженные взгляды.
— Прости, — хотел сказать Торвард, но в горле его как будто было насыпано песка, и он хрипло закашлялся. Потерев руками лицо, он потянулся, пробуя, все ли в порядке. Теперь он вспомнил и дорогу, и бурю, и ту волну, которая слизнула его с «Ясеневого Козла». Вон и весло, которое смыло вместе с ним и которое он чудом поймал. Если бы не оно, то сейчас он вместо этой девушки смотрел бы в бездонные глаза великанши Ранн.
— Где я? — хрипло спросил Торвард, снова подняв глаза на девушку.
— На Квиттинге, — ответила она, и по голосу Торвард сразу узнал уроженку племени слэттов. А может, южных вандров, там близко.
— Уже кое-что, — проворчал Торвард. — А где именно?
— На западном берегу.
— Это я знаю и сам. Едва ли меня унесло бы на восточный. Но тут есть усадьбы? Что вон там за мыс?
— Ты задаешь слишком много вопросов. Гораздо больше, чем у меня ответов. Я знаю еще меньше тебя.
— Как же ты сюда попала?
— Почти так же, как и ты. Только меня выбросило вместе с кораблем.
— А где остальные люди?
— Погибли. Это было довольно далеко отсюда.
Ингитора говорила правду. Именно так она попала на Квиттинг. А про Бергвида этому фьяллю вовсе не нужно знать.
— Куда же ты идешь? Что ты будешь делать? — спросил Торвард.
— А ты? — Девушка в упор посмотрела на него.
Чем дольше Торвард разглядывал ее, тем больше удивлялся. Она была бледна, казалась усталой, но не напуганной. Ее зелёный плащ с полинявшей золотой отделкой говорил о долгом пути и ночевках на земле, но когда-то он был дорогой и богатой одеждой. Под его настойчивым взглядом девушка подняла руку, чтобы поправить волосы, и на руке ее блеснуло несколько серебряных перстней, на груди звякнула цепь с подвесками.
— А я… — Торвард сел поудобнее и задумался. В самом деле, что он теперь мог предпринять? Один на Квиттинге, без людей и корабля… Совсем как предрекала когда-то Дагейда.
Видно, боги хотят помешать ему… А может, наоборот? Они снова привели его на Квиттинг, туда, где покоится в кургане Дракон Битвы. Одного — может быть, и это не случайно? Главное дело своей судьбы человек всегда выполняет один. Может быть, на это ему и хотели указать? Но до того ли сейчас? А Бергвид Черная Шкура?
— Ты не знаешь, далеко ли Бергвид Черная Шкура? — спросил Торвард у девушки.
Она явственно вздрогнула при этих словах и сделала движение, как будто хотела вскочить, но полы тяжелого плаща помешали ей, и она осталась сидеть, настороженно и враждебно глядя на Торварда.
— Я думаю, что достаточно. Послушай. Сами боги привели сюда «Выдру» в час нашего поединка. Я думаю, они хотели указать нам обоим другого противника, более достойного наших сил. Поодиночке мы оба с тобой будем только напрасно терять людей и корабли. Походами друг на друга мы только радуем Бергвида и прочих наших недругов. Выкуп за тебя забрал он. И я намерен потребовать его обратно. А ты хочешь получить назад твою Деву-Скальда. Настолько ли сильно ты этого хочешь, чтобы проявить благоразумие?
— Что ты хочешь сказать? — мрачно спросил Эгвальд. Он снова вспомнил, что сам находится в плену и не имеет никакой возможности помочь Ингиторе.
— Самую простую вещь. Я отпущу тебя безо всякого выкупа — собирать войско слэттов. А ты дашь клятву, что это войско пойдет против Бергвида. И никогда не пойдет против меня.
Эгвальд помолчал. Последнее не очень-то ему нравилось. Но, приняв эти условия, он получал возможность почти без промедления устремиться на помощь Ингиторе. За такую возможность он сейчас заложил бы свою голову.
— Я согласен, — сказал он и вытащил из-под рубахи маленькое серебряное изображение ворона. — Клянусь милостью Отца Ратей — я соберу войско слэттов и вместе с тобой поведу его на Бергвида. И если ты поможешь мне спасти ее, я клянусь всю жизнь хранить с тобой мир.
К этой клятве можно было бы придраться. Но Торвард не стал этого делать. По лицу Эгвальда ярла он видел, что для того сейчас не существует ничего, кроме Девы-Скальда, и всю свою дальнейшую жизнь Эгвальд соизмеряет только с ней. С той самой, которая толкнула его в этот поход, сделала врагом Торварда, а теперь вынуждает заключить с ним этот союз.
— Я велю снарядить два корабля, — сказал Торвард конунг. — Ваших двух «Воронов», на которых вы приплыли. Снеколль отдаст вам ваше оружие. Вот только твоей секиры у меня нет, я послал ее твоему отцу. Возьми этот меч, если он тебе нравится.
Эгвальд криво усмехнулся. Раньше у него не было такой усмешки, ее он приобрел только в плену. Приняв меч у кого-то, воин тем самым признает свое подчиненное положение.
— Если ты так добр, то я пока выберу себе что-нибудь из нашего старого оружия, — сказал он. — А потом отец отдаст мне мою Великаншу. И не быть мне в живых — пусть боги слышат! — если вскоре ее не назовут Убийцей Квиттов!
В тот же день из Аскрфьорда вышло четыре корабля. Сам Торвард с теми хирдманами, кто был при нем, решил проводить «Воронов» Эгвальда мимо Квиттинга до границы раудов. Мало будет толку Ингиторе, если два корабля с сотней человек встретятся с воинством Бергвида и погибнут безо всякой пользы. Эгвальд, как ни мало ему нравилось быть под опекой своего недавнего победителя, не мог протестовать. Ради себя он предпочел бы попытать удачи, не поступаясьгордостью, но сейчас речь шла об Ингиторе. Ради нее он должен был непременно попасть домой в Эльвенэс и послать по земле слэттов ратную стрелу.
Кюна Хёрдис не советовала им отправляться в опасный путь на ночь глядя, просила подождать, пока она погадает, посмотрит предвестья в рябиновом огне. Но Эгвальд не мог ждать. Каждый миг промедления жег и томил его. И Торвард был согласен с недавним противником. За последние месяцы он так сжился с мыслями о Деве-Скальде, что думал о ней как о знакомой. Что-то неудержимо тянуло его вперед. Маленький кремневый молоточек при каждом шаге стучал в его грудь, словно зов самой судьбы.
Уже недалека была осень, световой день сократился, но четыре корабля плыли почти без остановок. Гребцы сменяли друг друга на веслах, и только в самую темную пору ночи корабли приставали к берегу, чтобы набрать воды и поджарить мяса. До Трехрогого Фьорда, где владения Торварда граничили с землей квиттов, они дошли вместо четырех всего за два дня.
На третий день за левым бортом потянулся Квиттинг. Эгвальд с ненавистью смотрел на низкие берега, поросшие еловым лесом, как будто сама эта земля была повинна в его несчастье. Погода испортилась, словно ответила его настроению. К вечеру поднялся резкий встречный ветер, так что продвижение вперед стоило гребцам немалого труда. Валы катились навстречу, корабли то взлетали на гребень, то устремлялись вниз по склону водяного вала. Гребцам приходилось трудно, но два «Козла» и два «Ворона» упрямо продвигались вперед на юго-запад, к Среднему Проливу. В любой другой поездке и Торвард, и Эгвальд предпочли бы вытащить корабли на берег, поставить на них шатры и переждать непогоду, но только не теперь.
Стемнело. Оглядываясь, Торвард конунг едва мог разглядеть темные очертания трех кораблей, идущих позади «Ясеневого Козла». По крайней мере пока Эгвальд ярл строго соблюдал уговор не терять друг друга из вида. Его люди, несмотря на плен и едва зажившие раны, достаточно уверенно справлялись с надвигавшимся штормом и держались в такой близости от корабля Торварда, чтобы это только не стало опасным.
— Конунг, пора приносить жертвы! — услышал Торвард позади себя голос Снеколля Китового Ребра. Ярл был уже немолод и несколько лет как перестал ходить в походы, но сейчас, когда Торварду понадобилась его помощь, отправился с ним, взяв трех сыновей и старшего четырнадцатилетнего внука. — Дочери Эгира разыгрались не на шутку, хотя мы и не трогали их скотины.
Не надрывая зря горло, Торвард кивнул. «Ясеневый Козел» плясал на волнах так сильно, что ему приходилось держаться за борт. Люди были с ног до головы мокрыми от залетавших брызг, и надежд на улучшение погоды в ближайшее время не было.
Снеколль отошел, и скоро в бурные волны полетел один из баранов, взятых в дорогу. Ярл что-то кричал ему вслед, но слов его за ревом бури было невозможно разобрать. Ничего, Ньёрд и Эгир услышат.
Волны вздымались все выше. Трех других кораблей уже не было видно. Торвард всерьез пожалел, что не пристал к берегу, пока было можно, — теперь время было упущено, бешеные валы просто разбили бы корабль о прибрежные камни. Вал и Бурун, Волна и Прибой резвились под темным небом, и первой в их диких играх была самая жадная и жестокая из дочерей Эгира, носящая страшное имя — Кровавые Волосы.
— Бросайте у кого что есть! — кричал Снеколль, обходя корабль и склоняясь по очереди к гребцам на скамьях. — А не то нас утопят! Ньёрд и Эгир сердятся!
Хирдманы стаскивали шейные цепи, обручья, перстни и бросали их в волны. Подношения морским хозяевам исчезали без следа. Торварду некстати вспомнилось, что скальды называют золото искрами прибоя или огнем пучин — теперь оно оправдывало эти названия.
— Ньёрду этого мало! — злобно бормотал Эйнар Дерзкий, хотя знал, что его никто сейчас не услышит, кроме собственного носа. Мокрый насквозь и продрогший, сейчас он мало походил на свое прозвище. Но не это злило его. Ему тоже было о ком подумать. Дева-Скальд мало занимала его, но он уже больше месяца не имел известий о своем отце. — Морские хозяева хотят человека.
— Одно хорошо — в такую бурю Бергвид сидит у себя в усадьбе и носа не показывает в море! — прокричал Торвард, склоняясь к самому уху Снеколля. — Нас несет прямо на юг, ты заметил? Мы пройдем до Скарпнэса втрое быстрее, чем на веслах!
Снеколль не ответил, жмурясь и ладонью стирая с лица и бороды морскую воду, которую дочери Эгира огромными пригоршнями кидали в лица людям. Придерживаясь за края скамей, Торвард направился от носа к корме — его беспокоило, в порядке ли руль. Только поломанного руля им не хватало! Тогда и Бергвида не понадобится! И где это его усадьба, в которой он пережидает бурю? Ведь им придется найти ее, если они хотят увидеть Деву-Скальда…
Огромная волна, словно фигура самой великанши, взметнулась над кораблем, лизнула жадным холодным языком. «Ясеневый Козел» дрогнул, закачался, люди вобрали головы в плечи. Волна прошла, Снеколль открыл рот, чтобы обратиться к конунгу, но не увидел его. В настоящем испуге ярл бешено завертел головой, пытаясь найти знакомую фигуру возле мачты, на днище возле скамей. Но Торварда нигде не было.
— Эй! — в ужасе заорал Снеколль, хотя и понимал, что никто здесь не в силах что-то сделать. — Конунга смыло в море!
К утру Ингитора и невидимый Хальт были уже далеко от Озера Фрейра. Ингитора брела по мягким моховым кочкам, едва передвигая ноги. От первого воодушевления свободы, как и следовало ожидать, не осталось и следа. Она отчаянно устала, проголодалась, предутренний холод, резкий и пронзительный, как бывает только перед осенью, заползал под толстый плащ Эгвальда и зябкими пальцами рассыпал по ее коже целые горсти мурашек. Но хуже всего была полнаянеизвестность впереди.
— Я больше не могу! — наконец сказала Ингитора вслух своему невидимому спутнику. — Не пойду! Хоть волк меня ешь!
Она рухнула прямо на мох и прислонилась плечами и затылком к шершавому стволу старой ели. Ей казалось, что она на дне какого-то глубокого темного омута, откуда ей никогда не выбраться на вольный светлый простор. Да и есть ли они, свет и простор?
— Потише о волках! — немедленно отозвался голос Хальта. Ингитора с надеждой подняла голову — может быть, он все-таки покажется? Но увы — он продолжал прятаться где-то в глубинах ее неизмеримого воображения. И горя ему мало от того, что она устала и измучилась! Ему что — альвы не знают голода, усталости, мучений души и тела. И несмотря на его незримое присутствие, Ингитора чувствовала себя очень одиноко. Он не разделял тяжести ее пути и не мог облегчить эту тяжесть. Будь рядом с ней человек, такой же простой человек, как она сама, насколько ей было бы легче! Хотя бы Асвард… Или Эгвальд.
При мысли об Эгвальде Ингиторе захотелось плакать. Ради него она решилась на это трудное и опасное путешествие, но сейчас была едва ли не дальше от Эгвальда, чем в самом Эльвенэсе перед отплытием «Серебряного Ворона». Тогда у нее была ясная цель, известная дорога, корабль, товарищи и защитники. Теперь у нее не было ничего — только густой сумрак ельника со всех сторон, черно-коричневые чешуйчатыестволы и качающиеся зеленые лапы.
— Не надо здесь упоминать волков! — продолжал тем временем невидимый Хальт. — Они здесь ходят стаями. И один из них носит на спине Дагейду дочь Свальнира. Думаю, ты не забыла ее? Вообрази, как лихо она поскачет на своем волке в погоню за тобой, когда Черная Шкура проспится!
Ингитора вздрогнула, но у нее не хватало сил даже на то, чтобы бояться.
— Ну и пусть. Пусть хоть волк съест, — равнодушно сказала она. — Мне все равно.
— Все равно? — возмутился Хальт. — Так зачем ты ушла от Черной Шкуры? Разве тебя там плохо кормили?
Всю дорогу Ингиторе казалось, что невидимый собеседник где-то у нее за спиной, ее все тянуло обернуться. Теперь же ей вдруг померещилось, что ехидный хромой альв сидит прямо у нее на плечах, и она сердито встряхнулась. Волосы ее больно дернуло — они прилипли к каплям еловой смолы, выступившей на стволе, и на глаза навернулись слезы боли и обиды. Весь этот лес, весь этот холодный мир как будто сговорился против нее! И даже Хальт, самый близкий, как казалось, ее друг, почти неотъемлемая часть души, — и от него одни насмешки вместо утешения.
— Это тебе лучше знать! — сердито воскликнула она. — Зачем ты вытащил меня оттуда? Отчего же ты не укажешь мне дорогу? Какая мне от тебя польза среди лягушек и кочек? Сочинять стихи для троллей? Не очень-то они мне помогут!
— Ах, так я тебе уже не нужен? — запальчиво, почти свирепо воскликнул Хальт. Голос его зазвенел внутри головы Ингиторы, как будто там разразилась маленькая молния. — Что ты будешь делать без меня, хотел бы я знать? Что ты можешь без меня? Только я и придал тебе хоть какой-то вес! Без меня ты бы до сих пор оставалась в Льюнгвэлире, была бы женой Оттара и в глаза не видала бы конунгов! Ты этого хотела?
— Ах, лучше бы я оставалась в Льюнгвэлире! — вскрикнула Ингитора, в это мгновение искренне веря, что это и в самом деле было бы лучше. — Оттар всё-таки лучше Бергвида! Ах, Эгвальд!
— Опять Эгвальд! — возмущенно заорал Хальт, как настоящий тролль. В памяти Ингиторы встало его лицо, изуродованное яростью, с кривым ртом и косящими глазами. Хорошо все же, что она его не видит! — Дался тебе этот Эгвальд! Тоже сокровище нашлось! Что тебе в нем? Женщины не умеют держать слово! Ты сама не знаешь, чего хочешь! Ты совсем забыла…
— Что я натворила из-за тебя, хромое чудовище! — сквозь слезы отчаянно кричала Ингитора, не слушая его. — Это все ты! Это ты привел меня в Эльвенэс, это ты, а не я послал Эгвальда на фьяллей! Из-за тебя погибло столько людей, из-за тебя пропадет и он, и я! Да возьмут тебя тролли!
— Я?! — взвился возмущенный голос. — Это все ты! Ты, ты сама! Ты этого хотела! И все это натворила ты, а я только помогал тебе! Думаешь, каждая девица могла бы наворотить столько дел? Я потому и явился к тебе, что в тебе прятались огромные силы! И не обвиняй меня — все это твое! А раз я тебе не нужен, то и прощай!
Ингитора промолчала в ответ. Она не имела сил спорить и не знала, что сказать. Не так давно, на земляничной поляне, она говорила Хальту, что он — самое большое сокровище ее жизни. В промокшей палатке на корме «Серебряного Ворона» она думала, что он — единственная правда, которая останется с ней всегда. А сейчас — что ей пользы от его звонких строчек? Накормят они ее, согреют, укажут дорогу? Но разве тогда она была не права? Вздохнув, Ингитора снова прислонилась затылком к стволу ели.
Перед глазами ее завертелись метелью обрывки пережитых событий. Опасных было больше, чем забавных. Раньше ей казалось, что если она осталась целой и невредимой, то только благодаря ему, хромому альву. Но его последние слова нашли странный отклик в ее душе, как будто подтвердили то, что она и сама давно знала. Что он сделал, строго говоря? Да ничего. Просто все происшествия он оборачивал к ее пользе. Он только открыл силы, которые дремали глубоко в ее душе, и помог им развиться.
— Хальт! — позвала Ингитора вслух. Никто ей не ответил, но она была уверена, что белоглазый альв где-то здесь, рядом, как всегда, только обиделся и не хочет отвечать. Но он здесь и никуда от нее не денется.
— Дух, отвечай! Я спрашивать буду! — пригрозила Ингитора заклинанием.
В ответ что-то глухо заворчало. Он все-таки дал о себе знать. Это ворчание явственно означало: «Голос-то я подам, если тебе так уж хочется, но не надейся услышать от меня ничего хорошего».
— Куда мне идти? — спросила Ингитора.
Уже почти рассвело, она видела ельник, видела просветы между деревьями. Слушая тишину в ожидании ответа Хальта, она разобрала, что к тихому шуму деревьев примешался какой-то другой отдаленный шум. На миг Ингитора застыла, забыв и о Хальте, и обо всем остальном. Этот шум, знакомый с раннего детства, она не спутала бы ни с чем другим. Это море!
Мигом стряхнув с плеч усталость, Ингитора поднялась на ноги, оправила плащ и волосы и пошла на шум. Душа ее встрепенулась и приободрилась. Возле моря у нее больше надежд на спасение. Там стоят усадьбы, в которых живут не только друзья Бергвида, но и люди Хеймира конунга. Или даже Торварда конунга, что скорее всего. Ведь она шла на север, а в северной части Квиттинга жили несколько ярлов Торварда. Сейчас все они были лучше Бергвида. И Ингитора, не вспоминая больше о ссоре с Хальтом, пошла к морю.
Наконец еловые стволы раздвинулись, ноги Ингиторы вместо мягкого мха ступили на каменистый берег, и перед ней открылся широкий морской простор. Остановившись на опушке, она глубоко вдохнула свежий морской воздух, отдыхая душой и телом, словно перед ней были ворота родной усадьбы. Темный, мрачный ельник остался позади.
Выйдя на берег, Ингитора огляделась. Нигде не виднелось жилья, не тянуло дымом. Ни одного паруса, ни следа на песке. Никакого знака присутствия человека. Впрочем, это не удивило и не огорчило Ингитору. Она достаточно насмотрелась на запустение Квиттинга и готова была к тому, что искать людей придется долго. Только куда идти?
Пожалуй, на север. Чем дальше на север, тем меньше опасность наткнуться на Бергвида и его людей. Да, Бергвид! Вспомнив о нем, Ингитора опасливо обернулась. Наверное, ее будут искать! На мху не оставалось никаких следов, но мало ли какие средства у него есть? Дагейда… Ингиторе представился огромный волк с желтыми глазами, бегущий по ее следу, и морозная дрожь поползла по спине. Оставленное позади расстояние показалось ничтожным, густой ельник — прозрачным, а сама она — беззащитной.
Но разве даром для нее прошла последняя ночь? Ингитора задумалась, закрыла глаза. Как наяву она увидела, как расправляется трава и мох там, где она прошла, как легкие следы ее взмывают в воздух и растворяются в сильном потоке морского ветра. Заметать следы — кажется, так это называется? Говорят, это умеют делать ведьмы…
Подобрав камешек, Ингитора нацарапала на первом же пятачке песка большую руну обмана. Потом она зажала камешек в кулаке, словно это был ключ от замка, спустилась от опушки к морю и пошла на север. На ходу она подбирала строчки и тихо напевала их, словно маленькая девочка, играющая словами сама с собой. Мягкие травы забыли меня… Деревья и камни не знали меня… Никто не видал и никто не слыхал… Запах развеяло ветром морским… Один и Фригг знают, поможет ли такое детское заклинание. Но Ингитора верила в него.
Она прошла уже довольно далеко и подумывала присесть отдохнуть, как вдруг увидела впереди, шагах в двадцати, что-то длинное и темное, лежащее на самой полосе прибоя. В первый миг Ингитора вздрогнула и остановилась, но тут же тихо рассмеялась.
— Надо же, какая я стала пугливая! — сказала онасама себе. — Испугалась простого весла! Что же со мной будет, если я увижу, скажем… Ах!
Шагах в пяти от весла она увидела на песке человека. Он лежал на боку, затылком к ней, и с первого взгляда его тоже можно было принять за обломок дерева. Волосы его и одежда были мокрыми насквозь. Сначала Ингитора отшатнулась. Она искала людей, но встреча с одним из них наполнила ее страхом. Ей захотелось убежать без оглядки, но она взяла себя в руки. Ведь это не тролль и не великан. Это человек, выброшенный морем.
Дома, в Льюнгвэлире, отец всегда внушал ей, что нужно помогать всем, кого обидело море. С раннего детства Ингитора помнила, как отец со своими людьми не раз ходил снимать с мели чужие корабли, как после бури хирдманы и работники разбредались искать по окрестностям усадьбы выброшенных морем, как ночевали и, бывало, подолгу жили в Льюнгвэлире неудачливые мореходы.
Осторожно ступая, стараясь не шуметь, Ингитора обошла вокруг лежащего тела, внимательно разглядывая его. Она была уверена, что человек этот жив. Мертвые тела совсем не такие. Они и лежат по-другому. Мертвые похожи на бревна и камни. А это был человек.
Собравшись с духом, Ингитора подошла поближе. Присев на колени, она перевернула человека лицом вверх. На вид ему было лет тридцать пять. Щеки и подбородок покрывала трех-четырехдневная темная щетина, вокруг закрытых глаз темнели коричневатые круги, на смугло-бледной коже присохли песчинки. Ингитора осторожно смахнула их. Человек дышал. На нем была рубаха, кожаная короткая накидка, кожаные штаны и сапоги, перевязанные под коленями зелеными ремешками. Плащ, как видно, унесло водой, или он сам его сбросил, чтобы не мешал плыть. Но пояс с ножом и мечом остался. На рукояти меча был небольшой серебряный молоточек. Значит, это фьялль.
Из-под ворота рубахи выпал также маленький кремневый молоточек на прочном ремешке. Ингитора взяла его в руку, повертела. Обычный амулет, который носит на шее каждый мужчина из племени фьяллей. У других молоточки бывают и покрасивее — из бронзы, серебра. А тут кремневый. Да еще грубовато выбитый. Может, старинный?
Ингиторе не могло и в голову прийти, что она держит в пальцах священный талисман, который много веков передавался от одного конунга фьяллей к другому. Говорили, что он был сделан из осколка самого Мйольнира.
Но что же теперь делать? Небрежно засунув молоточек обратно под мокрую рубашку, Ингитора снова посмотрела в лицо незнакомцу. Будь здесь мужчина — выброшенного морем следовало бы перевернуть и постараться вытряхнуть из него воду, которой он наглотался. Но тот был так велик ростом и плотно сложен, что Ингитора не надеялась с ним справиться.
Набравшись смелости, она похлопала фьялля по щекам. Потом потрясла за плечи. Он вздохнул глубже, глухо простонал что-то, но глаз не открыл.
Ингитора призадумалась. Ей вспомнилась темная спальня кюны Одды. Тогда она усыпила женщин. Теперь нужно, напротив, привести в сознание. Значит, заклинание нужно построить наоборот. Не мхи и болота, а что-то яркое, шумное, сверкающее…
Она посмотрела на меч фьялля. Пусть будет меч. Тем же камушком Ингитора нарисовала на песке возле головы фьялля с одной стороны руну света, а с другой — руну силы. Склонившись над лежащим, она запела негромко, но выразительно, стараясь проникнуть словом в самую глубину дремлющего сознания:
Она с трудом вытащила нож из ножен на поясе фьялля и стала водить им возле рук и груди лежащего, как будто разрезала невидимые путы. Но она видела их, видела оковы сна и бессилия, и разрывала их, и отбрасывала в сторону, продолжая звать:
Режу я путы,
сбиваю оковы,
очи, проснитесь
от тяжкого сна!
Бьются секиры
в пляске валькирий,
пламя пылает,
бури ревут!
Она легонько стукнула острием ножа по кремневому молоточку. Фьялль глубоко вздохнул, вздрогнул, брови его дернулись. Ингитора поспешно сунула нож назад в ножны на его поясе и изо всех сил потрясла фьялля за плечи.
Сердце грохочет,
душа оживает,
кровь бурным током
по жилам бежит!
Муж, пробуждайся
от дремы глубокой,
зовет тебя к жизни
звонкий клинок!
— Эй, просыпайся! — уже без стихов крикнула она. — Довольно ты здесь лежал!
Фьялль открыл глаза и вдруг резко сел, схватив ее за оба запястья. Ингитора вздрогнула и подалась назад, но он не выпустил ее. В этом не было вражды и желания причинить ей зло — он просто хотел обезвредить то живое существо, что оказалось возле него в это мгновение. И они застыли как изваяния, сидя на холодном песке и глядя друг на друга.
В первое мгновение, увидев склонившееся над ним лицо женщины с растрепанными рыжеватыми волосами и глазами цвета вечернего моря, Торвард принял ее за одну из морских великанш. Или за ведьму. Теперь же он разглядел, что, пожалуй, ошибся. Сидевшая напротив него девушка была живым существом, ее руки были теплыми, в глазах отражалась живая мысль. Торвард еще не опомнился толком и не понимал, где находится. Голова у него кружилась, лицо и фигура женщины расплывались. Он не столько видел, сколько ощущал вокруг себя незнакомый морской берег. И они были здесь одни. Ни усадьбы, ни корабля — только море, песок, каменистый моховый склон и ельник чуть повыше, и эта девушка в потрепанном зеленом плаще из толстой шерсти. И она была такой же чужой и одинокой на этом пустом берегу, как и он сам.
— Пусти! — сердито и строго сказала девушка и попыталась высвободить из его пальцев свои запястья. Опомнившись, Торвард испугался, что слишком сильно сжал, и поспешно выпустил ее. Девушка отодвинулась и потерла запястья, бросая на него настороженные взгляды.
— Прости, — хотел сказать Торвард, но в горле его как будто было насыпано песка, и он хрипло закашлялся. Потерев руками лицо, он потянулся, пробуя, все ли в порядке. Теперь он вспомнил и дорогу, и бурю, и ту волну, которая слизнула его с «Ясеневого Козла». Вон и весло, которое смыло вместе с ним и которое он чудом поймал. Если бы не оно, то сейчас он вместо этой девушки смотрел бы в бездонные глаза великанши Ранн.
— Где я? — хрипло спросил Торвард, снова подняв глаза на девушку.
— На Квиттинге, — ответила она, и по голосу Торвард сразу узнал уроженку племени слэттов. А может, южных вандров, там близко.
— Уже кое-что, — проворчал Торвард. — А где именно?
— На западном берегу.
— Это я знаю и сам. Едва ли меня унесло бы на восточный. Но тут есть усадьбы? Что вон там за мыс?
— Ты задаешь слишком много вопросов. Гораздо больше, чем у меня ответов. Я знаю еще меньше тебя.
— Как же ты сюда попала?
— Почти так же, как и ты. Только меня выбросило вместе с кораблем.
— А где остальные люди?
— Погибли. Это было довольно далеко отсюда.
Ингитора говорила правду. Именно так она попала на Квиттинг. А про Бергвида этому фьяллю вовсе не нужно знать.
— Куда же ты идешь? Что ты будешь делать? — спросил Торвард.
— А ты? — Девушка в упор посмотрела на него.
Чем дольше Торвард разглядывал ее, тем больше удивлялся. Она была бледна, казалась усталой, но не напуганной. Ее зелёный плащ с полинявшей золотой отделкой говорил о долгом пути и ночевках на земле, но когда-то он был дорогой и богатой одеждой. Под его настойчивым взглядом девушка подняла руку, чтобы поправить волосы, и на руке ее блеснуло несколько серебряных перстней, на груди звякнула цепь с подвесками.
— А я… — Торвард сел поудобнее и задумался. В самом деле, что он теперь мог предпринять? Один на Квиттинге, без людей и корабля… Совсем как предрекала когда-то Дагейда.
Видно, боги хотят помешать ему… А может, наоборот? Они снова привели его на Квиттинг, туда, где покоится в кургане Дракон Битвы. Одного — может быть, и это не случайно? Главное дело своей судьбы человек всегда выполняет один. Может быть, на это ему и хотели указать? Но до того ли сейчас? А Бергвид Черная Шкура?
— Ты не знаешь, далеко ли Бергвид Черная Шкура? — спросил Торвард у девушки.
Она явственно вздрогнула при этих словах и сделала движение, как будто хотела вскочить, но полы тяжелого плаща помешали ей, и она осталась сидеть, настороженно и враждебно глядя на Торварда.