Дворецкая Елизавета. Оружие скальда

   Вокруг было совсем темно. Почерневшие ели качались на невидимом ветру, склонялись друг к другу высокими головами, перешептывались. Торварду было неуютно. Он был совсем один среди бескрайнего Медного Леса. Где-то в глубине сердца просыпался страх. И снова Торвард подумал о мече, ради которого пришел сюда. Дракон Битвы способен победить любую нечисть — великан Свальнир выковал его, чтобы быть в силах одолеть любого из своих собратьев. Если бы Дракон Битвы был сейчас здесь, то все живые и мертвые рати Медного Леса были бы ему не страшны.
   Торвард смотрел в тихое пламя костра и думал об отцовском кургане. Здесь проходили люди, целые дружины. Может быть, отец со своими хирдманами и ярлами ночевал на этом самом месте, где сейчас его сын сидит один. Не может быть, чтобы к его кургану не было дороги.
   Закрыв глаза, Торвард попробовал позвать отца. Не зря же его матерью была Хёрдис — какие-то из ее способностей должен был унаследовать и сын. Торвард воображал высокий курган, в подробностях описанный ему Ормкелем, тяжелые груды земли поверх бревенчатого наката, небольшой тесный сруб, где отец сидит на медвежьей шкуре с ларцом серебра у ног и Драконом Битвы на коленях. Там темно, душно, глыбы земли давят… И Дракон Битвы бесполезно обременяет усталые колени…
   «Иди, сын мой! — слышалось Торварду в шуме елей. — Иди, я жду тебя! Ты уже близко, тебе осталось несколько усилий. Последние шаги самые трудные, но они приведут тебя ко мне! Мой меч достанется тебе! С ним ты станешь сильнее! Моя сила, сила дедов и прадедов войдет в тебя с ним! Ты одолеешь всех своих врагов! Живых и неживых! Верь в меня — и я дам тебе силу!»
   Торвард открыл глаза и вскочил на ноги. Между ним и курганом протянулась невидимая прочная нить, он готов был бежать прямо сейчас, в темноте, через лес, не видя дороги, но точно зная — туда!
   Полный ликования и веры, Торвард сделал несколько стремительных шагов, и вдруг все пропало. Кто-то перерезал нить его связи с отцом, как Норны обрезают нить человеческой жизни. А из-под еловых ветвей в круг света от костра вышла маленькая фигурка девушки в волчьей накидке, с густой нечесаной гривой тускло-рыжих волос, закрывавших грудь и плечи.
   Торвард застыл на месте. Дагейда показалась ему видением — он никак не ждал увидеть ее сейчас. А она улыбнулась ему, зубы ее по-волчьи блеснули в свете костра, и холод пробежал по спине Торварда. Так же она могла бы улыбаться, если бы собиралась съесть его.
   — Ты… — выдохнул он. — Ты откуда?
   — А ты удивлен? — насмешливо сощурив глаза, спросила Дагейда. — Ведь это мой дом! Это не я пришла к тебе, а ты ко мне. Хотя я тебя и не звала!
   — Я пришел за тем, что принадлежит мне по праву! — Торвард взял себя в руки, голос его окреп. Это она, рыжая ведьма, разорвала нить, которая привела бы его к отцу.
   — Право за тем, за кем сила! — мягко, почти ласково сказала Дагейда. Но это была ласка змеи. — Ведь так думал твой отец, когда убил моего отца? Ты помнишь своего отца, а я — своего! Теперь их обоих нет на свете, а мы с тобой будем хранить их память как сумеем!
   — Дагейда! — яростно воскликнул Торвард, не находя слов в странной смеси ярости и беспомощности. Ему хотелось убить ее, но она казалась неуловимой и неуязвимой, как болотный туман.
   — Я вижу, ты тоже готов разметать меня по мелким косточкам? — насмешливо спросила Дагейда. Ее губы улыбались, но глаза были мертвы, и жутко было смотреть ей в лицо.
   При этих словах Торвард вдруг вспомнил о Регинлейв, и его гнев превратился в жгучую тревогу.
   — Регинлейв! — воскликнул он. — Где она? Что ты с ней сделала, ведьма?
   — Она скоро вернется! — издевательски успокоила его Дагейда. — Я не так дурна, как ты думаешь, брат!
   — Не называй меня братом! — презрительно выкрикнул Торвард. Ему было мерзко думать, что это бледное существо, подруга волка, болотный дух с кровью инеистых великанов в жилах, связано с ним родством.
   А Дагейда тихо засмеялась — ее позабавила его досада.
   — Ты хочешь забыть о том, что мы дети одной матери! — с мягкой насмешкой проговорила она, и дрожь пробежала по спине Торварда — такая неприятная и упрямая правда была в словах ведьмы. — Но от своей собственной крови убежать нельзя! Одна и та же женщина произвела нас на свет, и я помню об этом. И я хотела бы об этом забыть! — вдруг вскрикнула она, и в глазах ее сверкнула яростная ненависть, сменившая прежнюю насмешку.
   Торвард невольно отступил на шаг: худенькая фигура маленькой ведьмы вдруг благодаря этой ненависти показалась неодолимо сильной, как будто мощь огромного великана сжалась и поместилась в ней.
   — И я хотела бы забыть, что сын убийцы моего отца — сын моей матери! — исступленно продолжала она с горячностью и страстью, какие невозможно было предположить в этом бледном создании с вечно холодными руками. — О, если бы я не помнила об этом! О, как страшна была бы твоя смерть! Ты и твои люди не увидели бы ни одного рассвета после того, как вступили в мой лес! Мой Жадный сожрал бы ваши трупы, и я спела бы песню мести над вашими костями!
   Крепко сжимая маленькие кулачки, Дагейда двигалась к Торварду, — и рослый сильный воин отступал перед ней, словно зеленый огонь ее глаз отбрасывал его.
   — Но я помню об этом! — сказала она, переведя дыхание. — И я пришла вот что сказать тебе. Ты слушаешь меня? Пока ты здесь пугаешь лягушек и троллей, Сварт-Бергвид со своими тремя кораблями плывет к Скарпнэсу. Через несколько дней он будет там, где ты оставил твой корабль. Подумай, что будет с кораблем и с людьми, его охраняющими. И что будет с тобой, когда ты останешься на Квиттинге с девятью хирдманами и без корабля.
   Торвард молчал, стараясь понять ее слова. Остаться на Квиттинге без корабля, да еще и встретиться со Сварт-Бергвидом… Да, это была бы славная доля и доблестная смерть. Но совершенно бессмысленная. За такую славу пришлось бы заплатить слишком дорогой ценой — отдать Бергвиду и победу в этой битве, и власть над всем морем.
   Пока он думал, Дагейда успокоилась. На ее лице снова появилась безжизненная улыбка.
   — Можешь считать, что я лгу! — с мягким ядом в голосе позволила она. — Если тебе так больше нравится.
   Торвард посмотрел ей в глаза. Понять, лжет она или говорит правду, было невозможно. Но семена ядовитого сомнения и тревоги были заронены и стремительно прорастали. Может быть, Сварт-Бергвид с тремя кораблями и не идет к Скарпнэсу. Но он может пойти туда завтра. И даже с четырьмя, с пятью кораблями. Нет никаких причин не думать так.
   — Видишь, — прошептала Дагейда, так тихо, как будто боялась помешать его мыслям. И шепот ее ловкой змейкой прополз в уши Торварда. — Я не забыла о том,что ты мой брат.
   Лицо Торварда дрогнуло, словно он хотел что-то спросить, но так и не нашел, что именно. А Дагейда вдруг поднесла палец к губам, словно призывая не разбудить кого-то, и стала отступать к лесу. Крадучись, бесшумно ступая по мху и хвое, она отошла в тень темных еловых лап, обернулась, сверкнув зелеными глазами. Во тьме за стволами загорелись на высоте почти в человеческий рост два желтых огня.Торвард вздрогнул, но тут же догадался, что это, должно быть, ее волк. А Дагейда, так и не сказав ни слова, исчезла в темноте ельника. Желтые глаза погасли, и ни единый звук больше не нарушил мягкого шума чащи.
   Утром Торвард проснулся с мыслью о том, что нужно возвращаться. Регинлейв с ним не было — она вернулась домой, в Широко-Синее Небо. Ее слишком раздосадовала и собственная неудача, и готовность Торварда с ней смириться. Гордой Деве Битв понадобится не одно сражение, чтобы снова обрести твердость и равновесие духа. А Торвард теперь справится и без нее.
   «Надо возвращаться!» — подумал Торвард, сидя на охапке еловых лап, служивших ему лежанкой, и медленно разбирая пальцами волосы. Отцовский курган, к которому он так стремился, казался ему чем-то очень далеким и ненастоящим, вроде полной золота пещеры Фафнира из тех сказаний, что так любят слушать дети. Высокий темный ельник стоял вокруг поляны плотной стеной. Стоило Торварду бросить взгляд в промежуток между стволами, как ели сдвигали плечи так тесно, что между ними не проползла бы и змея.
   Но едва Торвард подумал, как же ему найти дорогу назад, как дорога сама собой оказалась у него перед глазами. Удобный ровный путь без луж и буреломов начинался в пяти шагах от него и терялся далеко в глубине ельника. Дорога вела строго на юг.
   Торвард помедлил, приглаживая волосы и оправляя одежду. Ремешки на сапогах он завязывал долго-долго, как будто делал это впервые в жизни. Ему было стыдно признать себя побежденным и покорно уйти из Медного Леса. Дорога ждала, ее ожидание ощутимо висело в воздухе. Собравшись и на прощание глянув в небо, словно выискивая Регинлейв, Торвард вздохнул и пошел прочь с поляны.
   Дорога была ровной и гладкой, невидимые лапы троллей больше не цепляли его за сапоги. Но Торвард шел медленно и неохотно. Горечь и унижение переполняли его с такой силой, что хотелось выплюнуть их, как горькую ягоду. Снова и снова он думал о том, как важен для него Дракон Битвы, как много надежд он связывал с отцовским мечом. Как он вернется к дружине и расскажет о своем поражении? А как скажет об этом матери? Она в ответ промолчит, но так усмехнется, что и без слов станет ясно: куда тебе до твоего отца, Торвард, конунг фьяллей, ты не стоишь даже его пальца, хоть и взобрался на его почетное сиденье! Да, в такие мгновения между кюной Хёрдис и ее дочерью ведьмой бывало заметно большое сходство.
   Но Дракон Битвы нужен ему — значит, рано или поздно придется возвращаться сюда и проходить этот путь заново. Снова сражаться с мертвецами и кружить по лесу в поисках убегающего севера? Или тогда Дагейда придумает что-нибудь получше? С нее станется.
   На другой день Торвард потерял огниво. Он даже слышал, как оно упало, но сообразил, к сожалению, слишком поздно. Другого огнива у него не было, обходиться без костра не хотелось. Торвард обернулся, подумывая, не повернуть ли назад. Но за его спиной дороги не было. В пяти шагах позади ельник стоял плотно и непоколебимо. Можно было подумать, что Торвард никуда и не уходил с той поляны, где встретил Дагейду. Только отсутствие углей костра говорило, что это не так.
   Торвард досадливо вздохнул, дернул себя за волосы. Но делать было нечего — назад его уже не пустят. И он пошел по дороге, уныло глядя под ноги. Хорош конунг! Со славой он возвращается из победоносного похода! Да возьмут тролли… Все что хотят пусть возьмут!
   Огниво он нашел в траве шагов через тридцать. Выходит, троллиный род все же начинает понемногу исправляться, подумал Торвард, подняв его и держа на ладони. Жаль, что Ториру не придется узнать об этом. Ведь не может быть, чтобы сейчас он шел назад к кургану — туда его не пустят. Значит, тролли подкинули огниво на его пути. Но вместо троллей Торварду представилась Дагейда. Ее зеленые глаза мерещились ему везде. Они наблюдали, не показываясь, и он чувствовал ее присутствие так же ясно, как если бы ее маленькая бледная рука с холодными тонкими пальцами лежала на его плече.
   На третий день к полудню вдали показался курган с черным камнем на вершине, похожим на сидящего медведя. Торвард в беспокойстве ускорил шаги, тревожась за оставленных хирдманов. Не напал ли кто-нибудь на них за это время? Они были не слишком способны постоять за себя. И как он их разбудит?
   Но беспокойство его было напрасно. Все девять хирдманов лежали на тех же местах, где он их оставил, и все так же ровно дышали во сне. Синяк под глазом Эйнара Дерзкого почти сошел, оставив легкую желто-лиловую тень. Пожалуй, к возвращению в Аскргорд он сможет по-прежнему смело поддразнивать девушек.
   Присев на корточки, Торвард потряс Эйнара за плечо. Тот мгновенно открыл глаза и посмотрел на него.
   — Э, да уже совсем светло! — воскликнул он. — Конунг, чего ты меня раньше не разбудил? Обещал же, что перед рассветом дашь мне тебя сменить. А теперь уже пора идти!
   — Да, — ответил Торвард. Он старался говорить спокойно, скрывая и тайное облегчение от того, что теперь сможет, как видно, разбудить дружину безо всякого труда, и стыд от того, что ему предстояло сказать им. — Пора идти. Буди остальных. Мы похороним Торира и Бедвара и пойдем назад к морю.
   — Назад? — изумленно воскликнул Эйнар. Он как раз наклонился к Гудлейву, намереваясь его разбудить, но от удивления выпрямился. Боевой Скальд, разбуженный его восклицанием, приподнял длинноволосую растрепанную голову. — Но как же…
   Эйнар посмотрел на Торварда, запнулся и не стал больше ни о чем спрашивать. Он был не глуп и понимал, когда в самом деле нужно придержать язык.
 
   Маленькая ведьма с рыжими волосами стояла на самом высоком месте пологой длинной скалы, пересекавшей Турсдален, и смотрела на юг. Через леса и болота она видела, как отряд из десяти человек ровным спорым шагом идет прочь от Медного Леса, к морю. Жадный лежал под скалой, вытянувшись и положив остроухую голову на лапы. Теперь и он мог отдохнуть.
   — Отец, он уходит, — тихо говорила Дагейда, ногами слушая скалу. — Они уходят и вернутся не скоро. А когда вернутся… Ты поможешь мне встретить их достойно.
   Пологая скала коротко вздрогнула под ее ногами. Дагейда стояла на груди своего отца, великана Свальнира, окаменевшего в мгновение смерти.

Часть третья
ПРАЗДНИК СЕРЕДИНЫ ЛЕТА

   Бывало так, что случайные бродяги или заблудившиеся в осенних туманах торговцы стучались в ворота Аскргорда и спрашивали, далеко ли до усадьбы конунга. Обитателям усадьбы давно надоело над этим смеяться. В самом деле, Аскргорд трудно было принять за усадьбу конунга — земляные стены высотой в два человеческих роста огораживали не больше десятка построек, где выделялись размерами только длинный хозяйский дом и два дома для дружины. Приметой служил лишь огромный старый ясень, крона которого возвышалась над крышей большого дома и была видна издалека. Этот-то ясень и дал название усадьбе Аскргорд — Ясеневый Двор. Конунги фьяллей ценили усадьбу своих предков, но почти не жили в ней. По обычаю, летом они ходили в походы в чужие земли, а зимой ездили в свои земли, собирая дань, подолгу гостили в усадьбах хельдов.
   Большую часть времени Аскргордом правила кюна Хёрдис. Никому из приходящих она не отказывала в гостеприимстве, будь то богатый купец на трех кораблях или оборванный бродяга, объявленный в каком-нибудь из других племен вне закона и изгнанный из родных мест. В усадьбе редко жило больше семидесяти-восьмидесяти хирдманов, но обитатели ее не боялись никого, даже Бергвида Черную Шкуру. Слава кюны Хёрдис охраняла Аскргорд надежнее высоких стен и железных ворот.
   Туманным вечером дозорные на мысу разглядели корабль. Получив весть об этом, кюна Хёрдис даже не поднялась с места: сейчас ей не о чем было беспокоиться. В Аскргорде был сам конунг, ее сын. Вернувшись с Квиттинга, Торвард конунг был более замкнут и неразговорчив, чем обычно. Прошло не меньше месяца, а он все не говорил о новом походе. Кюна Хёрдис никогда ни о чем не спрашивала сына, и без расспросов зная самое главное: он потерпел на Квиттинге неудачу.
   Услышав о корабле, Торвард даже обрадовался. Долгое сидение дома наскучило ему, он рад был хоть каким-то новостям. Несмотря на дождливую погоду, укрывшую весь фьорд завесой беловатого тумана, Торвард решил сам пойти его встретить. Набросив на плечи плащ из толстой шерсти, он вышел из гридницы, за ним потянулось с десяток хирдманов. Женщины остались у огня, ожидая, пока новости сами придут к ним в теплый сухой дом, а дети и подростки, которыхсырой холодный вечер не мог остановить, гомонящей стайкой побежали за конунгом. Предводительствовала ими, как всегда, четырнадцатилетняя Эйстла, незаконная дочка Ормкеля от одной из рабынь. Несмотря на низкое происхождение, Эйстла была самоуверенна и смела. И Ормкель, хотя и ворчал, все же признавал в ней свою кровь и любил в глубине души.
   С моря Аскргорд не был виден, но от усадьбы до того места, где приставали корабли, было не очень далеко. Торвард со своими людьми был там даже раньше, чем подошел корабль. Прищурившись, Торвард разглядывал торговую снеку, более короткую и широкую, чем боевой корабль. Гребцов на ней было не больше двадцати человек, но на внутренних краях скамей сидело еще около пятнадцати. Все пространство возле мачты было завалено мешками и бочонками. На корме помещались тюки, плотно увязанные и старательно покрытые сшитыми тюленьими шкурами.
   — Сам ты росомаха! — слышал Торвард позади себя насмешливый голос Эйнара Дерзкого. — Я тебя теперь так и буду звать — Хермунд Росомаха! Славного же охотника вырастил твой воспитатель!
   — Протри глаза! — запальчиво отвечал ему звонкий юношеский голос. — Ты никогда не видел куницы! Конечно, для такой встречи нужно немало мужества! А тебя хватает только на то, чтобы дразнить девок!
   — Нет, еще на то, чтобы дразнить твоего дядьку! — отвечал Эйнар. Он разговаривал с Хермундом, племянником Ормкеля Неспящего Глаза. — А это иной раз опаснее, чем тянуть за нос белого медведя!
   — А белых медведей нет на свете, это все выдумки! — встряла Эйстла, на ходу перепрыгивая через лужу. Подол рубахи и полы плаща она при этом подхватила повыше, так что ее белые сильные ноги сверкнули в серых сумерках почти до колен. Изловчившись, Эйнар хотел дать ей подзатыльник, чтобы не лезла в спор мужчин, но девчонка увернулась и рассмеялась. Она редко могла спокойно пройти мимо Эйнара.
   — Все-таки там росомаха! — не сдавался Хермунд, показывая на передний штевень корабля, медленно приближающийся в тумане. Воды во фьорде почти не было видно из-за тумана, и казалось, чтоэто волшебный корабль плывет по облакам.
   — Да вы поглядите, мудрецы! — Баульв тоже не остался равнодушен к их спору. — Посмотрите, какая у них обшивка борта! Такие бывают только у хедмаров, а хедмары поклоняются лебедю и на всех штевнях вырезают только лебединые головы.
   — Так это еще и лебедь? — недоверчиво изумился Хермунд. — Не хотел бы я попасть к хедмарам, если у них водятся такие страшные лебеди.
   — Мне повезло с дружиной! — бросил через плечо Торвард, и все спорщики разом умолкли, слушая конунга. — Вы очень много знаете про разных зверей и обычаи других земель. Только это выдра.
   Эйнар расхохотался.
   — И правда, выдра! — протянул Хермунд, глядя на корабль. Тот уже был совсем близко, и звериную голову на штевне можно было разглядеть без труда. — И,вроде я где-то такую видел…
   — Да хранят Тор и Фрейр ваши дома, добрые люди! — закричали с корабля, и выговор кричавшего обнаруживал слэтта. — Не здесь ли стоит Аскргорд, усадьба конунга Торварда?
   — Именно сюда вы и попали! — тут же отозвался сам Торвард. — Кто вы такие?
   — Мое имя — Халлад Выдра, я хозяин этого корабля! — ответили ему. — Со мной мой племянник Амунди и моя дружина. И еще с нами люди с одного корабля, севшего на камни перед устьем Льесэльвы!
   — Я так и знал, что в такой туман кто-то непременно наскочит на те камни! — воскликнул Ормкель, как будто был очень этому рад. — Наверное, сама Ранн перетащила их туда, а внизу раскинула свои сети!
   — Мы хотели бы переночевать в усадьбе! — продолжал хозяин корабля. — Торвард конунг дома?
   — Дома! — ответил сам Торвард. — Вы можете переночевать здесь. Вот здесь вам будет удобно пристать.
   Сойдя ближе к воде, он показал место причала. Корабль стал подгребать к берегу. Хирдманы и работники Аскргорда вошли в воду и помогли людям Халлада вытащить корабль на берег.
   — Вы понесете товар в усадьбу или оставите до утра здесь? — спросил Торвард у хозяина.
   — Я бы предпочел взять его в усадьбу, если там найдется место в кладовой под крепким замком, — ответил Халлад. — Если у вас есть нужда в льняных тканях или хорошей литой бронзе, мы можем сторговаться.
   — Хотел бы я поглядеть на того удальца, который проглядел Черные Камни! — гудел Ормкель.
   — Погляди на меня! — ответил ему добродушный голос с выговором фьяллей. — Давно мы с тобой не видались, Неспящий Глаз!
   Из тумана показалась фигура плотного приземистого человечка с густой и широкой рыжей бородой. Его здесь неплохо знали: не меньше двух-трех раз в год Болли Рыжий проплывал мимо Аскргорда на своей маленькой снеке, держа путь от больших торгов Эльвенэса к внутренним областям фьяллей. Торговал он разными мелочами: говорлинскими горшками и кувшинами из тонкой красной глины, всяким кузнечным товаром — и не числился среди богатых купцов. Зато разных историй с ним всегда приключалось несчетное множество, и его ценили в усадьбах не столько как торговца, сколько как рассказчика. Поистине счастливой считала себя та усадьба, которой удавалось залучить его к себе зимовать! И сегодня, как видно, у него найдется о чем порассказать.
   — Болли Рыжий! — радостно вскрикнула Эйстла. — Ты еще не утонул?
   — Я не могу утонуть, рыбка моя! — так же добродушно ответил торговец. — Ведь я обещал посвататься к тебе, когда ты вырастешь!
   Эйстла залилась хохотом.
   — А вено ты накопил? — сквозь смех спросила она. — Так и знай: меня задешево не отдадут!
   Хитрая девчонка знала себе цену: несмотря на низкое происхождение, она уже сейчас была стройна и весьма привлекательна. Сказав это, она бросила быстрый взгляд на Эйнара Дерзкого. Но он разглядывал корабль.
   — Говорили тебе умные люди: найми хорошего кормщика! — сказал Ормкель Болли Рыжему. — Аты вечно надеешься на себя одного! Вам повезло, что вас кто-то подобрал, а не то вы сидели бы на тех камнях до самого прилива! И моя хюльдра осталась бы без жениха!
   — Я могу рассказать тебе о каждой щербинке в Черных Камнях и о каждом пятнышке лишайников, — не смущаясь попреками, отвечал Болли Рыжий. — Но в такую погоду я видел не больше, чем крот на солнце!
   — Ты купец! Купец и не больше! — с явным презрением к этому званию ответил Ормкель. — А настоящий кормчий видит море даже с завязанными глазами!
   Тем временем товары сгрузили с корабля, «Выдру» вытащили на песок. Дети побежали в усадьбу рассказать о гостях, чтобы женщины могли приготовиться к встрече, работники помогли перенести тяжелые тюки в усадьбу. Больших кладовок конунг фьяллей у себя не заводил, и товар пришлось сложить в сенях и в кухне.
   — Не бойся за свое добро! — сказал Торвард Халладу. — В Аскргорде нет воров. Кюна Хёрдис нашла бы вора, только раз заглянув ему в глаза. Так что можешь спать спокойно.
   При этом он пристально взглянул в глаза гостю — его с детства забавлял испуг, который обнаруживали чужие люди при упоминании о колдовской силе его матери. Но Халлад Выдра не испугался. За много лет торговых поездок он насмотрелся всякого, и его нелегко было смутить.
   — Я рад буду приветствовать мудрую кюну Хёрдис! — почтительно сказал он. — И ее сына, Торварда конунга, тоже. Я смогу увидеть их?
   — Конунга ты уже увидел. А кюна, я думаю, ждет вас в гриднице возле стола.
   Как раз при этих словах хозяин и гость вошли из сеней в кухню, ярко освещенную огнем длинного очага, и Халлад увидел длинный шрам на щеке Торварда, знакомый ему по многим рассказам. Ничем не показав смущения, купец молча поклонился. Торвард провел его в гридницу.
   Шагнув через порог, Халлад поклонился сначала огромному ясеню, росшему посреди палаты и уходившему могучим стволом выше кровли. Когда-то сам Бальдр указал первому из конунгов это место для постройки усадьбы, но запретил срубать молодой ясень. Дом был построен вокруг ясеня, и с тех пор дерево стало покровителем рода.
   Усадьба конунгов держалась на нем, как весь мир держится на Иггдрасиле. Много чудесного рассказывали об этом дереве. Жертвы и мольбы, принесенные к его подножию, мгновенно достигали слуха богов и ни разу еще за всю историю рода не оставались без ответа. Всякий гость считал за честь, если его приглашали за один из столов, расположенных вокруг ясеня вдоль стен гридницы.
   Этим вечером в усадьбе Аскргорд не спали долго. Болли Рыжий, поместившись недалеко от дверей, потешал работников и детей своими рассказами. Халлада Выдру кюна Хёрдис посадила поближе к хозяину. Уроженец Эльвенэса умел обходиться со знатными людьми. Кюна Хёрдис задавала ему множество разных вопросов, попросила показать ей товар. Халлад учтиво и подробно отвечал ей, замечая, что и конунг слушает его не без интереса. Это не совсем отвечало его ожиданиям, хотя, конечно, не могло не радовать. Совсем недавно, провожая его из Эльвенэса, Хеймир конунг желал ему удачи так, как будто провожал в царство Хель, — ведь предстояло плыть мимо земель фьяллей и самого Аскргорда. И сам Халлад едва ли бы попросился сюда ночевать, если бы не неудача Болли Рыжего. И вдруг обнаружилось, что конунг фьяллей даже не подозревает о той вражде, которую питают к нему в городе Хеймира, конунга слэттов. Или он только делает вид?
   — Что слышно про Черную Шкуру? — первым делом спрашивали мужчины у Халлада.
   — Ньёрд помог нам — мы ничего про него не слышали. Мы плыли вдоль южного берега, ночевали у тиммеров, у граннов, а потом на Квартинге. Этот путь длиннее, зато надежнее. Я знавал немало удальцов, которые предпочитали плавать побыстрее и отправлялись вдоль северного берега, до Квиттинга, — из них редко кто возвращался назад.