Но это был он, знакомый до белой ниточки старого шрама на скуле. А в руке его покачивалась, сверкая на солнце, узорная золотая цепь Хеймира конунга.
   Асвард бросил на Ингитору быстрый взгляд и снова обратился к Бергвиду.
   — Посмотри, конунг. Это было на шее у того человека, которого ты убил последним.
   Бергвид радостно свистнул и взял цепь у Асварда. Повернувшись к солнцу, он повертел ее, рассматривая и любуясь ее блеском. А Ингитора тем временем во все глаза смотрела на Асварда, и ей хотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться наконец! Это уже слишком!
   Асвард значительно кивнул ей, словно хотел подтвердить, что он не дух и не сновидение. Ингитора видела, что он сильно изменился: похудел, длинные волосы его были заплетены в косу, как почти у всех орингов-квиттов, и рубаха его была сшита по-квиттингски. Но как он мог сюда попасть?
   А Бергвид, хотя и рассматривал цепь, как-то сумел перехватить их взгляды.
   — Да, Железный! — вспомнил он. — Ведь это ты мне сказал, кто она такая! Откуда ты ее знаешь?
   — Едва ли кто на всем Квиттинге знает ее лучше, чем я, — ответил Асвард. — Ведь я родился и вырос на усадьбе ее отца. Мальчиком я был на пиру, который Скельвир хёльд устроил в честь ее рождения. Я был с ним в его последней битве. Но про это ты уже знаешь.
   — Про это я знаю… — повторил Бергвид, рассматривая цепь. — Славный подарок мне привезли.
   Ингитора хотела рассказать, что цепь эта не просто дорога и красива, но и обладает волшебными свойствами, но не стала. Бергвиду не так уж и нужно об этом знать. И больше всех чудес Квиттинга ей сейчас хотелось узнать, почему Асвард оставил Льюнгвэлир и как попал сюда. Но расспрашивать при Черной Шкуре она не решалась. Бергвид надел цепь себе на шею.
   — Я вижу, ты взял хорошую добычу! — вдруг воскликнул поблизости женский голос — Но это еще не все!
   Обернувшись на голос, Ингитора вскрикнула от неожиданности и испуга. Страшным чудесам этого дня, как видно, не будет конца. И мужчины возле нее, не только Асвард, но и сам Бергвид, вздрогнули при звуках этого голоса.
   В десятке шагов от них, на опушке леса, стоял под елью огромный лохматый волк, настоящее чудовище, по размерам немногим уступающий лошади. На спине его сидела маленькая женщина с густой гривой тускло-рыжих волос. Глаза ее казались огромными и горели бледно-зеленым огнем. И взгляд этих глаз наполнил Ингитору таким острым, холодным ужасом, которого она еще не испытывала. В них не было злобы — просто из них смотрел чужой, нечеловеческий мир. Так могли бы смотреть гранитные валуны или старые ели, если бы боги вдруг дали им глаза. Эти два существа, женщина и ее волк, были гостями издалека — или же, напротив, настоящими хозяевами нынешнего Квиттинга.
   — Что ты застыл, Бергвид! — продолжала ведьма, ибо даже Ингитора, ничего о ней не знавшая, мгновенно поняла, что никем другим и не может быть эта страшная всадница. — Ты не ждал меня увидеть?
   Тронув коленями волчьи бока, ведьма подъехала поближе. Ингиторе захотелось попятиться назад, но она не смела пошевелиться. У нее захватило дух, сам воздух моря наполнился болотной кисловатой сыростью. Сразу стало холодно.
   — Дагейда! — сказал наконец Бергвид. Голос его звучал по-новому; бросив на него короткий взгляд, Ингитора поняла, что и он, морской конунг, которого боятся все двенадцать племен, сам боится этой маленькой рыжеволосой ведьмы. — Зачем ты пришла?
   — Как всегда — чтобы помочь тебе, мой конунг! — ответила Дагейда. — Ты взял только один корабль. Но тут неподалеку есть еще!
   В сознании Ингиторы мелькнула тревожная мысль, что потерянный ими «Козел» тоже принесен волнами сюда и теперь может стать очередной жертвой кровожадного «Черного быка». А Бергвид с недовольством поморщился.
   — Именем Однорукого, оставь, Дагейда. Мне хватит моей сегодняшней добычи. Если бы я знал, что ты вернешься, то велел бы не выбрасывать тела в море.
   Глаза ведьмы сверкнули, на миг превратившись в два сияющих изумруда.
   — Кто это говорит «хватит»? Это ты говоришь, Бергвид Черная Шкура? — с напором, со злобной требовательностью заговорила она. — Там, за Лисьим Мысом, стоит корабль, принадлежащий слэттам, пришедший с берега фьяллей! Ты сейчас же поплывешь туда и возьмешь его! И очистишь его от людей, как очистил этот!
   — Хорошо, хорошо! — поспешно ответил Бергвид. — Если ты так хочешь.
   — Я хочу? — Ведьма насмешливо прищурила глаза. — Это ты так хочешь, Бергвид сын Стюрмира! Это ты поклялся, что ни один корабль фьяллей и слэттов, разоривших землю твоего племени, не пройдет спокойно мимо Квиттинга. А клятвы нужно исполнять. И не выбрасывай все тела в море. Мой Жадный голоден.
   — Ты пойдешь со мной?
   — Нет. Пусть лежат на берегу. Я приду, когда захочу.
   Ведьма хлопнула волка по загривку, и вдруг серый хвост мелькнул меж елями — Всадница Мрака исчезла.
   Бергвид вздохнул с облегчением и вытер лоб. Ингиторе тоже стало легче дышать после исчезновения ведьмы. Теперь она стала догадываться, почему Бергвид так силен и неуловим. И что это за внутренний огонь сжигает его.
 
   Из-за Лисьего Мыса слабо тянуло запахом дыма. Так слабо, что в другом месте этот запах был бы незаметен. Но здесь, на Квиттинге, запахи человеческого жилья были редки.
   Эвар недолго полежал за камнем, прежде чем показаться. В эти мгновения его душа напоминала весы, где обе круглые чашечки на цепочках почти уравновешены и только чуть-чуть покачиваются вверх-вниз. На одной чаше была осторожность, а на другой — сознание того, что надо торопиться. Он не так уж далеко ушел от того места, где выбрался на берег. А Бергвид Черная Шкура славится тем, что от него мало кто уходил живым. И даже на свой квиттингский выговор Эвар не очень-то надеялся. Он плыл на корабле слэттов — Бергвиду будет достаточно этого, чтобы и его отправить в сети Ранн с перерезанным горлом. Попади Эвар в его руки — и хорошо если его просто зарубят, а не торжественно принесут в жертву Ньёрду. Про человеческие жертвоприношения Бергвида ходило немало слухов, и Эвару вовсе не хотелось проверять их на себе.
   А люди на берегу за Лисьим Мысом, похоже, и не помышляли ни о чем таком. Торговая снека на двадцать гребцов была вытащена на песок, люди сидели вокруг черного котла, ветерок разносил дразнящий запах густой каши с салом. Но после всего пережитого запах еды вызвал у Эвара только тошноту.
   Ждать было нельзя — «Черный бык» мог показаться из-за мыса в любое мгновение. Эвар поднялся, кое-как отряхнул с одежды сухие хвоинки и мох. Он был весь мокрый и не надеялся внушить мореходам большого доверия. Но выбирать не приходилось.
   Он встал из-за камня и медленно пошел к костру, давая людям время заметить его. И его заметили сразу — ведь это не Эльвенэс в разгар летнего торга.
   Люди вокруг костра побросали ложки и встали плотным строем, держась за оружие. Все-таки они помнили, где находятся. На Эвара они смотрели с настороженностью, но его это не смутило. Он понимал, что мало похож сейчас на живого человека.
   — Во имя Одина и Тора, да пошлют великие боги Асграда вам свои милости, добрые люди! — сразу заговорил он, чтобы доказать хотя бы то, что он не тролль. Сейчас квиттингский выговор рекомендовал его хуже некуда, но другого в запасе не имелось. — Мое имя — Эвар Полмарки, я из дружины Хеймира, конунга слэттов! Мой корабль погиб, и, кроме меня, никого в живых не осталось. Кто вы?
   — Мое имя — Халлад Выдра, и мой корабль, слава Одину и Ньёрду, пока цел! — сурово ответил ему хозяин, не снимая руки с рукояти короткого широкого меча. — Что тебе нужно?
   — Мне нужно две вещи. Первое — предупредить вас, что за ближайшим мысом, — Эвар махнул рукой на юг, — находится Бергвид Черная Шкура со своими кораблями.
   По толпе мореходов пробежала искра движения и тревожного ропота. Халлад нахмурился сильнее. Эта весть его не удивила, но не прибавила доверия к рыжему мокрому троллю.
   — И второе: мой корабль звался «Серебряный Ворон», его вел Хьёрт Колесо. Он плыл в Аскргорд и вез выкуп за Эгвальда ярла.
   Брови Халлада немного разгладились.
   — Мы были в Аскргорде восемь ночей назад. И я видел там Эгвальда ярла и говорил с ним.
   — Я думаю, тебе неплохо было бы увидеть его снова. Торвард конунг должен скорее узнать о том, что случилось с выкупом и с его людьми, которых он посылал к Хеймиру конунгу. Я хочу попросить, чтобы вы отвезли меня туда.
   — Опять в Аскргорд! — с негодованием воскликнул парень с золотистыми кудрями. — Дядя, сколько можно! Я уже видеть не могу Аскргорда!
   — Подожди, Амунди! — остановил его Халлад. — Мы и правда бываем там чаще, чем хотелось бы. Я тоже не слишком-то люблю Торварда конунга и особенно его мать. Но если выбирать между ними и Бергвидом, я бы предпочел Торварда. Плыть в Средний Пролив мимо Бергвида мы все равно не можем.
   — Я тоже предпочел бы везти эту новость Хеймиру конунгу, но до него слишком далеко! — продолжал Эвар. — А время сейчас дорого. Золоту все равно, в чьих сундуках лежать, но Ингиторе, дочери Скельвира, я думаю, не все равно…
   — Ингитора? — изумленно воскликнул Амунди и подскочил к Звару. — Что ты плетешь про нее, рыжий тролль? Где она?
   — Она тоже была на «Серебряном Вороне»! — ответил Эвар, не обижаясь на «рыжего тролля». Судьба Ингиторы была для него важнее. — И я не думаю, что ее убьют. Ее еще можно спасти.
   — Убьют! — закричал Амунди и схватился за голову. — Она у Бергвида! Не может быть!
   Вид его так ясно выражал отчаяние, что Эвару даже на миг стало его жаль.
   — Если тебе не безразлична ее судьба, уговори почтенного хозяина скорее возвратиться в Аскргорд! — сказал Эвар. — Я не числился в друзьях Торварда конунга, но если правда все то, что я о нем слышал, то и он не останется равнодушен к этой вести.
   — Сталкивайте корабль! — велел Халлад своим людям. И добавил, когда его люди побежали к «Выдре»: — Видно, не зря тот проклятый ураган принес нас сюда почти от самых берегов Квартинга. Мне самой судьбой назначено привозить конунгу фьяллей вести о Деве-Скальде.
 
   Костер на берегу за Лисьим Мысом погас, даже резкий ветер, налетевший с востока, не взметал от угольного пятна клочьев дыма. Но корабль был еще виден — далеко-далеко, у самого дальнего берегового выступа, виднелось летучее пятнышко сине-зеленого полосатого паруса. Оно было так мало, что его можно было бы закрыть ягодой земляники в вытянутой руке.
   Бергвид зарычал, увидев парус так далеко, и Ингитора содрогнулась — это был голос зверя. Так мог бы зарычать тот волк, что носит на спине Дагейду. Оринги тоже увидели парус и сильнее налегли на весла, не дожидаясь приказаний. А Ингитора сжала руки на груди и беззвучно взмолилась сразу ко всем богам земли, неба и моря. Ее переполняла горячая, страстная надежда, что тот неведомый маленький кораблик уйдет невредимым. Не все же силы стихий помогают Бергвиду!
   За то недолгое время, пока оринги спускали «Черного быка» на воду и корабль плыл от коварных камней к Лисьему Мысу, Ингитора убедилась, что Бергвид не так уж безумен, как ей показалось поначалу. Его приказания были четкими, говорили об уме твердом, прямом и решительном. И оринги слушались его с таким рвением, какого мог бы только пожелать менее жестокий конунг. Ингитора стояла на носу «Черного быка», под самым штевнем, рядом с Бергвидом — он сам привел ее сюда, и она подумала некстати, что едва ли бы какой-то другой конунг поставил женщину, пускай и скальда, на нос своего лучшего боевого корабля. Она предпочла бы избежать такой опасной чести, но Бергвид вовсе не спрашивал о ее желаниях.
   Оглядываясь назад, Ингитора видела не меньше сорока пар весел, и на каждом сидело сейчас по два человека. Для Бергвида, как видно, было делом чести догнать и уничтожить любой корабль, даже самый маленький. Какая добыча могла его ждать там, под тем сине-зеленым парусом? Не добыча была ему нужна, и Ингитора уже начала понимать это. «Ни один корабль слэттов или фьяллей не пройдет мимо Квиттинга!» — говорил ей и сам Бергвид, и та маленькая ведьма, Дагейда. Все страшные подвиги Черной Шкуры, как видно, были подчинены одному — мести за квиттов и их конунга.
   Вспомнив о Дагейде, Ингитора боязливо оглянулась. И, словно дух, на еловом мысу ей привиделся образ маленькой женской фигурки верхом на огромном волке. В самом ли деле Всадница Мрака была там или Ингиторе померещилось — она не знала.
   А оринги в восемьдесят пар сильных рук налегали на весла, «Черный бык» стрелой мчался по волнам. Море разыгрывалось, волны подбрасывали корабль на могучих спинах, но он скользил по ним легко, словно живое существо.
   Но сине-зеленый парус не приближался. Он был так же далек, как и в начале погони, у Лисьего Мыса.
   — Ты не догонишь его! — сказала вдруг Ингитора. Она сама подивилась своей смелости, но в то же время непонятно почему была уверена, что это ей ничем не грозит. — Он слишком далеко!
   — От моего «Быка» не уходил еще ни один корабль! — яростно ответил Бергвид. — Ты видишь это?
   Крепко схватив Ингитору за руку, он показал ей на бычью голову на штевне. Ингитора сердито дернула свою руку, но Бергвид не выпускал.
   — Это рога быка из Ньёрдова стада! Сам Ньёрд отдал мне его! Потому мой корабль и зовется «Быком»! Он — из Ньёрдова стада, потому он не боится штормов и не знает себе равных!
   — Боги не любят жадных! — сказала Ингитора, глядя прямо в сверкающие глаза Бергвида. — Ты взял сегодня слишком много! Ты взял золотую цепь, которая посвящена Ньёрду! А теперь хочешь и этот корабль!
   В ответ Бергвид вдруг сорвал с шеи золотую цепьи с размаху швырнул ее в волны. Ингитора ахнула, но не от жалости, а от восторга — цепь так красиво сверкнула, прежде чем пропасть в серо-зеленых волнах, и размашистая щедрость Бергвида чем-то восхитила ее. Не жаль отдать то, что легко досталось. Но и в жадности предводителя орингов трудно было упрекнуть.
 
Дроми и Лединг не в силах
сдерживать Фенрира силу;
Фафнира клад презирает
Квиттинга славный наследник.
Ты, о метатель цепи,
морского быка оседлавший,
тебе ли за жалкой добычей,
парус позоря, гоняться?
 
   Ингитора смотрела в глаза Бергвиду, произнося эти строки; они дались ей труднее, чем бывало раньше, но она не сбилась и не отвела глаз. Бергвид слушал как зачарованный, и Ингитора даже побоялась, что он не уловит смысла ее стихов. Она закончила, а Бергвид еще несколько долгих мгновений молчал, глядя ей в глаза и железными пальцами сжимая ее запястье. И Ингитора снова вспомнила то железное кольцо.
   Наконец Бергвид выпустил ее руку, опустил голову, потом стянул с пальца одно из золотых колец и надел его на палец Ингиторе. Вот и еще один конунг признал ее поэтическое мастерство. И несмотря на всю тревогу, от которой Ингиторе было трудно дышать, она не могла не почувствовать себя польщенной. Угодить человеку, который до этого наслаждался стонами раненых, не менее почетно для скальда, чем снискать одобрение знатока законов и преданий Хеймира, конунга слэттов.
   — Мы возвращаемся! — только и крикнул Бергвид, обернувшись к орингам.
   И тут же люди кинулись к парусу, «Черный бык» стал поворачивать. Оглянувшись, Ингитора не увидела берега, едва-едва разглядела серо-голубую полоску тумана вдали. Поистине сам Ньёрд подгонял хворостиной своего быка.
   Ингитора посмотрела туда, где еще виднелся маленький парус. Теперь он был так далеко, что и цвета его нельзя было различить. Она не могла поверить, что спасла его своими стихами. Что сумела самого Бергвида Черную Шкуру заставить переменить свое решение.
   Когда «Черный бык» подходил к берегу, уже начинало темнеть. Ингиторе казалось, что этот день длился долго-долго, целый год. Но едва лишь она осознала, сколько всего за это время случилось, как невероятная усталость навалилась на нее. В изнеможении она опустилась на край ближайшей скамьи. Гребец обернулся, и Ингитора узнала Асварда. Асвард! Но у нее не оставалось сил даже на расспросы, и она только вздохнула. И Асвард ничего не сказал.
   На берегу горели костры, рыжее пламя бешено билось на морском ветру. Три корабля с бычьими головами на штевнях чернели на песке, по всему берегу расположились отдыхающие оринги. В темноте их было бы трудно сосчитать, и Ингиторе казалось, что их тысячи, что весь берег занят этим разбойным воинством и ни у одного конунга не найдется сил, чтобы одолеть его.
   Бергвид опять отнес Ингитору на берег на руках и посадил на бревно. В нем самом не было заметно признаков усталости, а лицо стало замкнутым, безразличным, каким-то отстраненным. Ингитора с возросшим беспокойством подумала, чем грозит ей близкая ночь. Бергвид знает, что она скальд, но он ведь видит и то, что она женщина.
   Ингиторе вдруг стало холодно, она плотнее стянула на груди края зеленого плаща. При этом в ней вспыхнуло воспоминание об Эгвальде, и сердце пронзила болезненная тоска. Как счастлива она была совсем недавно, в Эльвенэсе, когда по вечерам выходила с Эгвальдом пройтись над морем, посмотреть на закатный свет! Как веселы и увлекательны были их беседы, сколько любви и заботы выказывал ей Эгвальд! А она еще воображала себя несчастливой, думала о мести! Вот она перед ней, живая месть! Месть глядела из темных глаз Бергвида, и лик этой мести был страшен! И как далек был теперь Эльвенэс, мирная земля слэттов! Эгвальд ярл уже стал жертвой стремления к мести. И собственная участь казалась Ингиторе страшной. Сейчас она была одинока, как щепка в бушующих волнах. Даже Хальт покинул ее.
   Перед ней оказался кусок пышущей жаром оленины. Подняв глаза, Ингитора увидела одного из орингов и покачала головой. Вид и запах жареного мяса вызвал у нее дурноту. Она не ела весь день, но чувствовала себя настолько разбитой, что на еду у нее не хватало сил.
   Бергвид куда-то исчез, и Ингитора вздохнула чуть свободнее. Пока его не было видно, для нее наступила маленькая передышка. Она мечтала, чтобы он никогда не вернулся, понимая несбыточность этой мечты. Ей все еще хотелось проснуться. Но она уже начинала верить, что все это, к несчастью, не сон. Никогда еще она не видела таких длинных, таких связных и страшных снов.
   — Может, ты поешь хотя бы хлеба, флинна? — тихо спросил рядом с ней знакомый голос. Оглянувшись, Ингитора увидела Асварда с куском ячменного хлеба в одной руке и чашкой кислого молока в другой.
   — А где… он? — спросила она, имея в виду Бергвида, но не решаясь произнести его имя. То, чего не хочешь видеть, лучше не называть, и сейчас в ее памяти ожили все предостережения и наставления, вынесенные из раннего детства.
   Асвард ее понял.
   — В святилище.
   — Каком святилище? — изумилась Ингитора. Вид диких еловых пригорков и пустых берегов не сочетался с представлениями о больших человеческих поселениях, возле которых устраиваются святилища.
   Асвард сел на землю рядом с ней.
   — Здесь неподалеку есть святилище Тюра — Тюрсхейм. Наверное, ты слышала о нем? Говорят, это самое древнее святилище Однорукого на земле. Говорят, на этом месте стояла его усадьба в те времена, когда все двенадцать асов были конунгами в своих племенах… Потому так и называется — не святилище, а Дом Тюра. Говорят, там есть каменное изображение Фенрира Волка с откушенной рукой Тюра в пасти. А еще священный камень, на котором выбиты очертания меча. И из этого камня раздается голос Тюра и предупреждает о бедах. Не знаю, правда ли это. Я там никогда не бывал. Бергвид всегда проводит там ночь после того, как разделается с каким-нибудь кораблем. Он ходит туда один. Больше никого туда не пускают.
   — Кто не пускает?
   Асвард не ответил, а только бросил короткий взгляд на темное небо. И Ингитора не стала повторять вопрос.
   — Так что сегодня ты его, пожалуй, не увидишь, — добавил Асвард. — И пока тебе нечего бояться. Может быть, ты все-таки немного поешь?
   Он снова протянул Ингиторе хлеб и чашку. От его последних слов на душе у нее стало чуть полегче, и она почувствовала, что все-таки хочет есть. С благодарным кивком она взяла хлеб и чашку. Что-то показалось ей не так; бросив хлеб к себе на колени и приткнув чашку, чтобы не пролить, она схватила Асварда за руку. Вся его правая ладонь была сплошной зажившей раной. Даже от самого тяжелого весла такого не бывает. И раньше этого не было.
   — Что это? — Ингитора подняла на Асварда изумленный взгляд. У нее мелькнула мысль, что и в этом виноват Бергвид, но каким образом? Прежнее жгучее любопытство к судьбе Асварда вспыхнуло в ней и почти прогнало усталость.
   Асвард поспешно отнял у нее руку и сжал кулак, даже спрятал руку за спину, дернулся, как будто хотел встать. Ингитора вцепилась в его плечо.
   — Нет, не уходи! — взмолилась она. — Асвард! Что это? Как ты сюда попал? Что дома?
   — Что дома? — повторил Асвард и вздохнул о чем-то. — Я там не был уже два месяца, но думаю, что там все не так уж плохо. Оттар — хороший хозяин.
   В последних его словах Ингитора услышала горькую насмешку, жестокую, не похожую на прежнего Асварда. Свет костра освещал его лицо с заострившимся носом, и в жестких складках возле рта Ингитора видела что-то совсем новое.
   — Почему ты здесь? — тихо, но настойчиво спросила она, решив теперь уж непременно добиться ответа. — Асвард! Пойми же! Мне все кажется, что это дикий сон! Мало того, что я сама здесь оказалась, так еще и ты тоже здесь!
   Асвард усмехнулся и поднял на нее глаза. Несколько мгновений он рассматривал ее лицо, как будто тоже искал в ней то ли прежнюю флинну Ингитору из усадьбы Льюнгвэлир, то ли новую, Деву-Скальда из Эльвенэса.
   — И я хотел сказать то же самое! — сказал он чуть погодя. — Мало того, что я сам здесь оказался, так еще и ты! А ведь все это два конца одной веревки. Я здесь, флинна, как раз потому, что ты здесь.
   — Но каким образом?
   — Все беды начинаются тогда, когда человек берется не за свое дело, — начал рассказывать Асвард. Голос его звучал с прежней мягкой насмешливостью, которую Ингитора помнила в нем, но она казалась притворной, а в глазах Асварда, в складках возле рта появилась жесткость. — Я был хирдманом твоего отца, не хуже и не лучше других, и не желал другой участи. Но я взялся за чужое ремесло — заделался ясновидящим. В ту самую ночь, перед которой ты ушла к кургану и не вернулась, ты приснилась мне во сне, флинна. И сказала, что уходишь мстить за отца. И даже указала, где лежит то кольцо, которое тебе подарил Оттар. Можешь ты себе такое вообразить?
   — Ой, да! — Ингитора охнула и прижала руку к щеке. Ей вспомнилось одно из первых чудес, которыми она была обязана Хальту, — вещий сон, объясняющий матери и домочадцам ее исчезновение.
   — И у меня хватило глупости рассказать об этом сне, — продолжал Асвард. — С него все и началось. Кто-то видел, как мы с тобой говорили над морем в то самое утро. Помнишь, может быть, я еще сказал тебе… Да ладно, что теперь вспоминать! — Асвард махнул рукой. — Те слова стоили не дороже приливной пены. Но я много думал потом об этом нашем разговоре, должно быть, поэтому ты мне и приснилась.
   — Нет, это я сама! — прервала его Ингитора. — Я сама послала тебе этот сон. Я… я выбирала человека, который мне нравится. Я хотела именно с тобой попрощаться, раз уж мне пришлось так уйти из дома.
   — Вот как? — Асвард посмотрел ей в глаза. Он не обвинял, но Ингиторе захотелось попросить у него прощения за то, что послала сон именно ему. Помолчав, Асвард добавил: — Пусть так. Я и не думаю обвинять тебя, запомни это. Я даже рад… Ну, тому, что ты подумала обо мне. Ты не виновата в том, что из этого вышло.
   — А что из этого вышло? — тревожно спросила Ингитора. Она уже знала, что не вышло ничего хорошего.
   — Оттар был не слишком-то рад. Ведь ты осрамила его на весь Морской Путь, показав, что считаешь его недостойным мстить за Скельвира хельда. Иначе ты не взялась бы за это дело сама. Ну, конечно, мало кто из мужчин обрадовался бы, потеряв такую невесту, как ты. Короче, он решил, что я в сговоре с тобой. Что я помог тебе убежать из дома, а потом собираюсь убежать сам и встретиться с тобой. И уж конечно, мы все это придумали нарочно, чтобы осрамить и оскорбить доблестного Оттара Три Меча.
   — Какая гнусность! — возмущенно воскликнула Ингитора. — Такого я не ждала от него! Как ему это только в голову пришло!
   — Вот и я сказал примерно то же. А он настаивал на своем. Тогда я потребовал поединка. Не думай, флинна, что я нарочно подставлял свою единственную голову под его три меча, но у меня не оставалось выбора.
   — А он?
   — А он отказался. Он заявил, что не считает меня достойным биться с ним. И сказал, что если я так хочу оправдаться, то мне нужно понести железо.
   Теперь Ингитора поняла, что за страшная рана изуродовала ладонь Асварда, — это след от ожога божьего суда. Лицо ее страдальчески исказилось — ей была невыносима мысль о том, что она своим уходом из дома и дурацким вещим сном обрекла на такое страшное испытание как раз того человека, который был ей милее всех остальных.
   Асвард понял ее чувства и помолчал.
   — А заживало потом на диво хорошо, — продолжил он чуть погодя, выпустив из рассказа середину, и Ингитора была ему благодарна за это. — Так хорошо, что даже глупому пастуху Финну было ясно — боги меня оправдали. А Оттару хотелось совсем другого. И Торбьёрг-хозяйка смотрела на меня без особой любви. Короче, когда все зажило, мне пришлось уйти из Льюнгвэлира.