Страница:
— Я видела… Два желтых огня, а над ними два зеленых. И они мчались по пустоши так быстро, быстрее лошади. Прямо ко мне.
От собственных слов Ингиторе снова стало страшно, мурашки побежали вниз по спине и плечам, сковали руки.
А Торвард изумленно свистнул и сел, повернулся к Ингиторе. Он понял смысл ее видения гораздо лучше, чем она могла предположить.
И по его глазам Ингитора увидела, что он встревожен, но не удивлен. И они застыли, глядя в глаза друг другу, совсем как в первый миг, на берегу. И каждый пытался понять, что же знает другой.
— Ты когда-нибудь видела ЭТО наяву? — чуть погодя с некоторой осторожностью спросил Торвард.
Ингитора кивнула. Теперь она поняла, что ее спутник с этим видением знаком. И пожалуй, лучше, чем она сама.
Торвард потрепал волосы на затылке.
— Я же говорю, что ты очень смелая, — сказал он наконец. — Ни одна женщина, сколько их ни есть, не пошла бы в Медный Лес, зная… ЕЕ. А ты идешь. Да ты просто валькирия.
Ингитора помолчала. Она осознавала свою смелость и почти гордилась ею. И ей было намного легче от мысли, что не она одна, но и другой человек знает о ведьме Медного Леса и все же идет. И еще одно она ясно понимала — что способна на такое только с ним, с этим фьяллем, носящим на шее простой кремневый молоточек. Ни с кем другим она бы на такое не отважилась. Даже с Эгвальдом. Даже с Хальтом.
— Знаешь… — задумчиво заговорила она. Она вдруг поняла, что еще толкало ее в этот поход. — Он сказал однажды… Сказал, что вымостит человеческими головами всю дорогу в Нифльхейм. Что даст своей матери столько спутников туда, сколько не имела ни одна женщина.
— Бергвид? — сразу спросил Торвард.
Ингитора кивнула. Это и было ответом на вопрос, почему она боится, но идет. Потому что эта бесконечная дорога из черепов должна быть прервана.
— Вот ты говорил — человека ведет его цель и делается его хозяином! — горячо заговорила Ингитора, до глубины души обрадованная тем, что он ее понимает. — А он… Его цель — месть, ты понимаешь, только месть, всем подряд, всем, кто родился в землях слэттов и фьяллей. Его цель не ведет, а гонит! Нет — она его съела! Это страшный человек! Он уже не человек, его сожрала его месть! Это страшно!
Ингитора почти кричала, сжимала кулаки перед грудью, стремясь выпустить тот ужас темной бездны, которую увидела в глазах Бергвида и едва ли когда-нибудь забудет. Торвард внимательно смотрел на нее, понимая, что горячность эта неспроста. Он не спрашивал, где и как она увидела Бергвида. Это было не так уж важно сейчас. Нечто было важнее. Ему очень хотелось бы узнать, что такое пережила эта девушка, что поселило в ней такое отчаянное неприятие мстительных и враждебных чувств. Но спрашивать он не хотел.
Торварду и в голову не могло прийти, что нечто подобное может переживать Ингитора дочь Скельвира, прозванная Мстительным Скальдом.
— Спи, — сказал Торвард. — Я пока не буду спать, посмотрю по сторонам. Но ты можешь мне поверить — ОНА не станет нападать на нас. По крайней мере сейчас.
И Ингитора ему поверила. Не нужно много слов тому, кто знает, о чем говорит.
Дагейда медленно шла вокруг площадки святилища на верщине Рыжей Горы. Она поочередно клала узкую бледную ладонь на каждый из окружавших площадку стоячих темно-серых валунов и замирала, склонив набок голову и закрыв глаза. Лицо ее сделалось безжизненным, отрешенным. Маленькая ведьма прислушивалась к чему-то очень далекому, что жило в иных, неведомых людям мирах.
На каждом из валунов были выбиты снизу вверх вереницы рун. Их очертания полустерлись — им было немало веков. Еще инеистые великаны, древние хозяева Рыжей Горы, творили здесь свои заклинания. Люди, пришедшие на смену племени Имира, не раз пытались раскрыть колдовскую силу этих рун и воспользоваться ею, но ни у кого это не получалось. Только Дагейда, наследница инеистой крови, могла призвать себе на помощь древнее колдовство. И сейчас оно было ей нужно. Обходя стоячие камни, она слушала ток крови внутри них — той же медленной холодной крови, что текла в ней самой.
Наконец дочь великана остановилась возле одного из камней, как будто сделала выбор. Вынув из-под широкой волчьей накидки маленький нож, похожий на стальной зуб, она бестрепетно полоснула себе по левому запястью. Спрятав нож, ведьма омочила в крови пальцы второй руки и медленно обвела ими очертания одной из рун на камне. Ее кровь, не красная, как у людей, а синеватая, не стекала по камню, а вливалась в углубления рисунка руны и застывала там.
Дагейда перешла к другому камню и окрасила кровью вторую руну, потом третью. Три руны светились холодным, синим светом с серой груди валунов, а Дагейда медленно запела, глядя вдаль, на север, туда, где темнеющий лес сливался с серым небом:
Ингитора проснулась от холода. Фьялль уже стоял на коленях возле остывшего костра и пытался раздуть угли.
— Ничего не выходит! — пробормотал он, отворачивая лицо от серого облачка золы. — Надо разжигать заново.
Он зашарил по поясу, отыскивая мешочек с огнивом. Ингитора приподнялась, плотнее кутаясь в плащ. Было совершенно темно, даже фигуру фьялля она не столько видела, сколько угадывала. Пронзительный холод, как зимой, заполнил воздух.
— Как холодно! — выговорила Ингитора.
— Да, я уже подумал, что пора снова разжигать огонь, — отозвался фьялль. — В этом лесу все не так, как надо. Ты видела где-нибудь такой мерзкий туман, да чтобы он начинался не на рассвете, а еще ночью?
Ингитора пригляделась и вздрогнула. Все пространство вокруг было полно шевелящихся чудовищ — это ходили, крутились, колебались туманные облака. В темноте они казались жуткими и жадными.
— Это неспроста! — ахнула Ингитора. Страх перед туманными чудовищами был сильнее холода. Придерживая на груди плащ, она придвинулась к фьяллю и вцепилась в его плечо. Ей хотелось почувствовать рядом живого теплого человека.
— Я тоже думаю, что это неспроста, — спокойно согласился фьялль. — Смотри, даже огонь побаивается.
— Вся растопка отсырела! — дрожа, едва выговорила Ингитора. Губы ее онемели и почти не слушались. Такое с ней было только один раз — давно, когда она еще подростком каталась с мальчишками из усадьбы на лыжах и съехала с горы прямо в полынью на озере, где били поддонные ключи.
— Похоже, что так, — согласился фьялль. — Теперь огонь можно добыть только колдовством.
Эти слова неожиданно успокоили Ингитору — вернее, подсказали путь к спасению.
— Дай я попробую, — сказала она и подползла к остывшему кострищу. — Тут есть какая-нибудь толстая палка?
— Вот, кажется.
Фьялль нашарил на земле возле себя длинную крепкую палку — ту самую, из которой делал древко своей остроги.
— Вот, возьми. — Он подвинул конец древка к Ингиторе. — Это ясень. Видно, сами боги надоумили меня захватить ее с собой. Значит, они нам помогут.
Ингитора согласно кивнула, погладила пальцами ясеневую кору. В таком важном деле очень нужно верить в благосклонность богов. Когда есть вера — есть и сила.
— Дай мне нож, — попросила она.
Фьялль вложил ей в руку рукоять своего ножа.
— Это очень хороший нож, — сказал он. — Знаешь, его клинок сделан из обломка копья, которое дал сам Один.
— Очень хорошо, — одобрила Ингитора, не задумываясь, истина ли это или туманное предание. Она старалась сосредоточиться и сообразить, какие слова выбрать и как их расположить. А это было нелегко: туманная мгла, казалось, через глаза и уши заползала ей в голову, темнила и разрывала мысли, наполняла душу холодом и страхом.
Ингитора зажмурилась. Не в лесу, но в своей голове она должна была победить туман. Нашарив в темноте руку фьялля, она крепко сжала ее. Тепло и сила его твердой руки подбодрили ее; туман в мыслях растаял, как будто отогнанный горячим дыханием пламени.
Одной рукой придерживая ясеневое древко, Ингитора стала вслепую выцарапывать на ней руну огня. Ее руки немного дрожали от холода и волнения, но она была уверена, что не ошибется: эта руна была самой доброй, самой сильной и важной, ее знали многие люди, не только знатные. И она была очень проста.
Фьялль снова ударил огнивом по кремню, посыпались искры. Сияющим дождем они осыпали палку, упали на неровные очертания руны, задержались в них. Руна засветилась теплым красно-желтым пламенным светом.
— Скорее раздувай! — воскликнула Ингитора.
Фьялль склонился к кострищу, стал раздувать искры, подкладывать тонкие еловые веточки. Над очертанием руны вспыхнуло пламя, захватило ветки. Вскоре костер ярко пылал. Туманные чудовища отступили. Ингитора вздохнула свободнее, протянула руки к огню. Горячее дыхание пламени ласкало ее озябшие ладони, а душу наполняла радость. Это казалось настоящим волшебством — у нее получилось! Она сама сумела вызвать огонь, отогнать темное колдовство Медного Леса. Конечно, это была еще далеко не победа, но на пути к ней так важен первый шаг, пусть маленький, но успешный! Теперь ощущение радостной силы переполняло Ингитору, она счастливо улыбалась, веря, что сумеет многое.
— Никогда не видел такого чуда! — искренне восхитился Торвард. Девушка повернулась к нему, улыбнулась, пламя играло глубокими отблесками в ее глазах, золотило щеки — и Торварду вдруг показалось, что сама она излучает этот огненный свет. И он сам уже не знал, что назвал чудом — появление огня или ее саму. Или это одно и то же? И эти чудеса были совсем не те дивные дела, которые он с детства видел в руках своей матери. Волшебство девушки по имени Альва было чище, светлее, радостнее, наполняло его душу теплом и светом. Вся собственная жизнь вдруг показалась Торварду мрачным лесом, полным туманных чудовищ, который она осветила своим чистым и ярким пламенем.
— Да, я так рада! — от души ответила Ингитора. — Но ведь это еще не все! Посмотри, что там!
Они огляделись. За близкой гранью круга света смыкалась темная туманная стена. Даже деревьев не было видно, не было слышно шума ветвей. Весь мир как будто кончался здесь же, в двух шагах от костра. И больше не было ничего, как в те времена — до начала времен, — когда не было ни земли, ни неба, а одна только беспредельная черная бездна.
— Как же мы пойдем дальше? — спросила Ингитора. — Как по-твоему, далеко еще до рассвета?
— Я думаю, гораздо дальше обычного, — серьезно ответил Торвард. Он понимал, что Альву не нужно оберегать от испуга, а лучше сказать так, как есть, и постараться вместе найти выход. — Уже давно должен был настать рассвет. Но он просто так не настанет. Это ОНА начудила что-то.
— ОНА? — Ингитора вздрогнула, вспомнив свое вчерашнее видение. Но тут же темная вересковая пустошь с двумя парами мчащихся огней показалась ей лучше, чем эта туманная мгла без света и звука. — Ты уверен?
— Очень даже уверен. Она уже однажды наводила на меня и моих людей нечто подобное. Сначала туман, так что мы не видели дороги. Потом она завела нас назад — а мы думали, что идем вперед. Потом… — Торвард на миг запнулся, решив, что про битву с мертвой ратью рассказывать все-таки не стоит. — Потом она навела на всех такой сон, что они спали семь дней и семь ночей как мертвые, а потом, когда я их разбудил, думали, что прошла всего одна ночь. Они так могли бы и год проспать. Вот и теперь она наверняка придумала что-нибудь такое.
— Что же делать?
— Это я у тебя хочу спросить. Я понимаю, мужчине не годится прикрываться женщиной… — Торвард снова запнулся, как будто эти слова встали ему поперек горла. Вспомнил стихи Зловредного Скальда. — Про меня никто не скажет, что я отступал перед живым врагом, хоть и впятеро большим по силам, но сражаться против колдовства у тебя получается лучше. Может быть, ты знаешь еще какие-нибудь подходящие заклинания?
— Да я их не знаю, — созналась Ингитора. Она не хотела дать ему больше надежд на ее колдовское мастерство, чем могла бы оправдать. — Отец научил меня рунам, но меня не учили заклинаниям. Почти. Мне только показали, как их составлять.
— Это же замечательно! — обрадовался Торвард. — Мать говорила мне: старые заклинания всем известны, противник умеет отводить их силу. А если у кого-то хватит ума и искусства составить новое, то оно будет безотказным оружием!
— Твоя мать? — Ингитора вопросительно покосилась на него.
— Да, моя мать — колдунья. Но жить с ней не так уж страшно. И больше ничего неприятного в моем доме нет, клянусь Тором и Мйольниром.
Ингиторе показались слишком многозначительными и эти его слова, и взгляд, которым они сопровождались. Он как будто хотел, чтобы она хорошо думала о его доме. Как будто намекал, что когда-нибудь предложит ей там поселиться. Но разве так сватаются? В лесу, наедине, ничего друг о друге не зная… Сватаются на тинге, где все знатные люди знакомы, где хорошо известен весь род жениха и невесты и сами они могут посмотреть друг на друга… И вообще, какие мысли о чем-то подобном в глуши Медного Леса?
— А что же она тебя не обучила колдовству? — спросила Ингитора, не подавая вида, что заподозрила намек.
— Она не раз пыталась меня научить. Но я, как видно, не унаследовал ее способностей. Да и большого желания сделаться колдуном у меня никогда не было. Я всегда думал, что мужчине следует добывать свою славу мечом, в честном бою. Разве нет?
Ингитора улыбнулась в знак согласия. Ей и в голову не могло прийти, что нечто подобное скажет Торвард конунг, победивший Эгвальда с помощью боевых оков своей матери.
— Придумай что-нибудь, — попросил ее Торвард. — А то мы никогда отсюда не выберемся.
Ингитора задумалась. Туманные чудовища стояли нерушимым строем, так что смотреть на них не хотелось. Стоило чуть-чуть задержать взгляд, как в туманной мгле начинали мерещиться драконы и великаны; они росли и с каждым мгновением придвигались ближе, нависали над головой, наполняя душу леденящим, бессмысленным ужасом, готовым погасить искру человеческой жизни, как льдины гасят отлетевшую искру костра. Ингитора поспешно отвернулась, пока страх не лишил ее способности соображать.
— Покажи мне твое оружие, — попросила она Торварда.
Он снова протянул ей нож и положил рядом меч, вынув его из ножен. Отблески пламени заиграли на двух клинках. На обоих были выбиты боевые руны. Склоняясь к ним, Ингитора внимательно осмотрела их, потрогала кончиками пальцев очертания. Меч показался ей слишком тяжел, а нож был теплее. У основания клинка стояли рядом руны Тора и Одина, и в них пламенные отблески играли ярче.
Ингитора взяла в руки нож. Палка, на которой она резала огненную руну, еще лежала этим концом в костре, но другой конец, довольно длинный, был еще цел. Положив нож на колени, Ингитора вытянула палку из костра и потерла ее о влажный мох, сбивая пламя.
— Это счастливая палка, — сказала она. — С ней нам будет удача.
— Еще бы не быть! — бодро отозвался фьялль.
Положив палку к себе на колени, пачкая черным углем полы зеленого плаща, Ингитора принялась медленно водить по коре острием ножа, тщательно вырисовывая нужные руны. И слова сами собой сплелись в ее голове, и она запела, чувствуя, как с каждым словом крепнет ее голос и устремляется все выше, к самому престолу богов, правящих миром.
И стало видно, что давно уже день. Еловые лапы снова стали зелеными, небо серым, а воздух прозрачным. И где-то высоко сквозь облака прорывались отблески золотой колесницы Суль.
Торвард и Ингитора молча сидели возле потухающего костра. Им не верилось, что эта туманная мгла была здесь и отступила, побежденная силой заклинания и горячей человеческой крови. Человеческой крови, которая горячее и сильнее крови инеистых великанов.
— Пойдем! — вдруг опомнившись, Торвард вскочил на ноги. — Нам нужно быстрее идти. Она не успокоится, она придумает что-нибудь другое. Нам нужно уйти как можно дальше.
Ингитора протянула ему нож. Торвард сунул его в ножны, взял Ингитору за руку и поднял с земли.
— А палку возьми с собой, — посоветовал он. — Она и правда удачливая, а удача нам еще понадобится.
К полудню они вышли из большого ельника. Меж еловых лап все чаще замелькали тонкие серо-зеленоватые стволы осин, кое-где блестящие красноватыми предосенними листочками. И после угрюмой темноты ельника осины показались Ингиторе добрыми друзьями. И кто сказал, что осина — злое дерево? После ельников с их темно-зелеными великанами, мягким мхом, рыжим ковром старой хвои под ногами и качающимися папоротниками в осиннике казалось светло и уютно.
Осинник порадовал их еще одним подарком. Откуда-то со стороны вдруг послышался треск и хруст. Ингитора вздрогнула и остановилась. Торвард взял ее за плечо и прислушался.
— Это лось! — шепнул он. — Подожди здесь.
— Куда ты? — шепотом окликнула его Ингитора, когда он шагнул в сторону.
— Ты не хочешь мяса? — спросил Торвард. — А я бы не отказался. Нам еще далеко идти.
— Но чем ты его возьмешь? Хоть бы копье!
Но Торвард только махнул рукой, что, дескать, и так обойдется, и неслышно исчез за серыми осиновыми стволами.
Ингиторе пришлось ждать довольно долго, и она уже сильно беспокоилась. Что, если он ее потерял? Ей совсем не хотелось кричать во весь голос. В чужом лесу всегда лучше вести себя потише, а не то созовешь и тех, кого вовсе не хочешь видеть.
Когда в глубине осинника зашуршало что-то большое, Ингитора тревожно прильнула к осине, прислонилась к ней лбом. Как знать, кто это и что это?
Из-за деревьев появился фьялль. На плечах он нес кусок лосиной шкуры, в который было завернуто что-то большое. Выйдя на поляну, он окинул ее взглядом, нахмурился, сбросил свою поклажу на землю, снова оглянулся. На лице его было настоящее беспокойство.
— Эй! Альва! Где ты? — позвал он.
Ингитора отошла от ствола. Торвард слегка вздрогнул, но тут же вздохнул с облегчением.
— Где ты… Откуда ты взялась?
— Я была здесь! — Ингитора улыбнулась и показала на то место возле осины, где стояла. Ее позабавило его удивление.
— Но я туда смотрел, и тебя там не… Ах да! — Фьялль что-то вспомнил и дернул себя за длинную прядь волос. — Ты же…
— А ты же не боишься колдуний! — лукаво сказала Ингитора.
— Я… — начал фьялль и вдруг запнулся, глядя ей в глаза. Но Ингитора и так поняла, о чем он хотел ей сказать. Они смотрели друг другу в глаза, и обоим казалось, что они вовсе не зря попали в эту злополучную и зловещую страну, проклинаемую всеми племенами Морского Пути.
Маленькая рыжеволосая ведьма и огромный волк сидели в осиннике над распотрошенной тушей лося. Жадный отрывал огромные куски мяса и проглатывал их, облизывался длинным красным языком и довольно урчал. Дагейда тонким обломком косточки выковыривала мозг из толстой кости и задумчиво слизывала его.
— Никогда этому коню леса не ходить на ногах! — бормотала она про себя. — Не гулять ему и не бегать! После моего Жадного его и сам Тор не соберет и не оживит. И поделом — дал убить себя человеку! Да еще кому — моему брату! Да, Жадный, я знаю, что лоси бегают вовсе не как волки! Но нельзя же так! — с обидой воскликнула она. — Теперь они наелись мяса и пойдут дальше!
Жадный буркнул что-то, облизываясь.
— Ну да, конечно! — согласилась Дагейда. — Нам с тобой тоже кое-что перепало. Не надо тратить времени на охоту. Хотя мы с тобой ели совсем недавно. Да, недавно! Еще луна с тех пор не сменилась. Ну ладно, я знаю, что ты хочешь есть чаще, чем я. Но еще можно было бы потерпеть.
Жадный оторвался от костей, лег на мягкие опавшие листья и вытянул лапы. Дагейда посмотрела на него и толкнула в бок.
— Вставай, Жадный! Они не ждут, и мы не можем ждать! Они прогнали великанов. — Глаза ведьмы сверкнули злобной зеленью, маленькая рука сжалась в кулак. — Но мои дядьки, как видно, слишком долго провели в своих подземельях! Слишком легко они дали себя прогнать. Но ты ведь знаешь — мы можем попросить помощи и в другом месте. Там, где мы всегда ее находили и найдем теперь!
Огромный волк вздохнул и с бока перекатился на брюхо, чтобы неутомимая всадница могла взобраться ему на спину.
Торвард и Ингитора вышли из осинника. Перед ними открывалось широкое пространство предгорий. Отсюда местность поднималась вверх; насколько хватало глаз, тянулись вдаль щетинистые, темно-лесистые отроги. Это было сердце Медного Леса.
— Видишь, вон там рыжее пятно? — Торвард положил руку на плечо Ингиторе и повернул ее в нужную сторону. — Это и есть Раудберга.
— Та гора, где было святилище?
— Да. Но мы туда не пойдем. Нам нужно пройти западнее, вон между теми двумя горами. Там Турсдален. Нам нужно туда.
— Турсдален? — Ингитора тревожно посмотрела на него. — Нам нужно прямо в Великанью Долину?
— Нет, но пройти нужно через нее. Другого пути нет.
— Но ведь там… Я слышала, что ОНА живет как раз в Великаньей Долине.
— Она не живет там. Она живет где ей вздумается или просто — нигде. Только зимой она иногда устраивается в какой-нибудь пещерке, и то ненадолго. А потом опять садится на свое чудовище и скачет, скачет…
Ингитора вздохнула. Ей вдруг стало жалко Всадницу Мрака, которая не имеет в мире самого простого, необходимого — жилья, приюта.
— Ничего, она не мерзнет! — утешил ее Торвард. — Ведь она человек только наполовину. Половина крови в ней от инеистого великана. Ты можешь себе представить, чтобы инеистый великан замерз?
Ингитора улыбнулась ему в ответ. А потом опять вздохнула.
— Может быть, и он может замерзнуть, — сказала она. — Кто угодно замерзнет, если останется один.
Торвард так и не убрал руку с ее плеча.
— А откуда ты столько всего про нее знаешь? — спросила Ингитора, чтобы сказать что-нибудь.
Торвард усмехнулся:
— Думаю, на всем Квиттинге и даже на всем свете нет другого человека, который знал бы ее так же хорошо, как я. Не исключая и нашу общую мать.
— Вашу общую… что?
Ингитора нахмурилась, глядя ему в лицо. Она не могла охватить сознанием смысла его последних слов. Он сказал что-то необычайно важное… и ужасное. Что-то такое, что она знала и раньше. Но этого не могло быть.
— Ты не бойся, — сказал Торвард. Он решил, что ей пришло время узнать о нем кое-что, чтобы она лучше знала, с кем свела ее судьба в этом недружелюбном месте и чего следует ждать. — Но ОНА доводится мне сестрой. У нас общая мать. Сначала она была женой великана и родила Дагейду, а потом вышла за моего отца, и родился я.
Ингитора высвободила плечо из-под его ладони и шагнула назад. Опушка осинника, лесистые хребты в отдалении поплыли вокруг нее. Весь мир сжался в крохотный пятачок в два шага шириной, где стояли она и ОН. Все сказанное фьяллем сжалось в тугой клубок, но Ингитора не могла впустить его в сознание. Так не проходит в сознание весть о смерти дорогого человека, потому что душа отказывается ее принять, наглухо закрывает дверь, хотя бы на самое первое время. На свете мог быть только один человек, приходящийся братом ведьме Медного Леса. И этот человек — Торвард, конунг фьяллей.
— Да говорю же я тебе — не бойся! — успокаивающе добавил Торвард. Он видел смятение на лице девушки, растерянность, грозящую перерасти в ужас, но подумал, что она испугалась его родства с ведьмой. — Сам я просто человек, во мне нет ни капли крови инеистых великанов.
От собственных слов Ингиторе снова стало страшно, мурашки побежали вниз по спине и плечам, сковали руки.
А Торвард изумленно свистнул и сел, повернулся к Ингиторе. Он понял смысл ее видения гораздо лучше, чем она могла предположить.
И по его глазам Ингитора увидела, что он встревожен, но не удивлен. И они застыли, глядя в глаза друг другу, совсем как в первый миг, на берегу. И каждый пытался понять, что же знает другой.
— Ты когда-нибудь видела ЭТО наяву? — чуть погодя с некоторой осторожностью спросил Торвард.
Ингитора кивнула. Теперь она поняла, что ее спутник с этим видением знаком. И пожалуй, лучше, чем она сама.
Торвард потрепал волосы на затылке.
— Я же говорю, что ты очень смелая, — сказал он наконец. — Ни одна женщина, сколько их ни есть, не пошла бы в Медный Лес, зная… ЕЕ. А ты идешь. Да ты просто валькирия.
Ингитора помолчала. Она осознавала свою смелость и почти гордилась ею. И ей было намного легче от мысли, что не она одна, но и другой человек знает о ведьме Медного Леса и все же идет. И еще одно она ясно понимала — что способна на такое только с ним, с этим фьяллем, носящим на шее простой кремневый молоточек. Ни с кем другим она бы на такое не отважилась. Даже с Эгвальдом. Даже с Хальтом.
— Знаешь… — задумчиво заговорила она. Она вдруг поняла, что еще толкало ее в этот поход. — Он сказал однажды… Сказал, что вымостит человеческими головами всю дорогу в Нифльхейм. Что даст своей матери столько спутников туда, сколько не имела ни одна женщина.
— Бергвид? — сразу спросил Торвард.
Ингитора кивнула. Это и было ответом на вопрос, почему она боится, но идет. Потому что эта бесконечная дорога из черепов должна быть прервана.
— Вот ты говорил — человека ведет его цель и делается его хозяином! — горячо заговорила Ингитора, до глубины души обрадованная тем, что он ее понимает. — А он… Его цель — месть, ты понимаешь, только месть, всем подряд, всем, кто родился в землях слэттов и фьяллей. Его цель не ведет, а гонит! Нет — она его съела! Это страшный человек! Он уже не человек, его сожрала его месть! Это страшно!
Ингитора почти кричала, сжимала кулаки перед грудью, стремясь выпустить тот ужас темной бездны, которую увидела в глазах Бергвида и едва ли когда-нибудь забудет. Торвард внимательно смотрел на нее, понимая, что горячность эта неспроста. Он не спрашивал, где и как она увидела Бергвида. Это было не так уж важно сейчас. Нечто было важнее. Ему очень хотелось бы узнать, что такое пережила эта девушка, что поселило в ней такое отчаянное неприятие мстительных и враждебных чувств. Но спрашивать он не хотел.
Торварду и в голову не могло прийти, что нечто подобное может переживать Ингитора дочь Скельвира, прозванная Мстительным Скальдом.
— Спи, — сказал Торвард. — Я пока не буду спать, посмотрю по сторонам. Но ты можешь мне поверить — ОНА не станет нападать на нас. По крайней мере сейчас.
И Ингитора ему поверила. Не нужно много слов тому, кто знает, о чем говорит.
Дагейда медленно шла вокруг площадки святилища на верщине Рыжей Горы. Она поочередно клала узкую бледную ладонь на каждый из окружавших площадку стоячих темно-серых валунов и замирала, склонив набок голову и закрыв глаза. Лицо ее сделалось безжизненным, отрешенным. Маленькая ведьма прислушивалась к чему-то очень далекому, что жило в иных, неведомых людям мирах.
На каждом из валунов были выбиты снизу вверх вереницы рун. Их очертания полустерлись — им было немало веков. Еще инеистые великаны, древние хозяева Рыжей Горы, творили здесь свои заклинания. Люди, пришедшие на смену племени Имира, не раз пытались раскрыть колдовскую силу этих рун и воспользоваться ею, но ни у кого это не получалось. Только Дагейда, наследница инеистой крови, могла призвать себе на помощь древнее колдовство. И сейчас оно было ей нужно. Обходя стоячие камни, она слушала ток крови внутри них — той же медленной холодной крови, что текла в ней самой.
Наконец дочь великана остановилась возле одного из камней, как будто сделала выбор. Вынув из-под широкой волчьей накидки маленький нож, похожий на стальной зуб, она бестрепетно полоснула себе по левому запястью. Спрятав нож, ведьма омочила в крови пальцы второй руки и медленно обвела ими очертания одной из рун на камне. Ее кровь, не красная, как у людей, а синеватая, не стекала по камню, а вливалась в углубления рисунка руны и застывала там.
Дагейда перешла к другому камню и окрасила кровью вторую руну, потом третью. Три руны светились холодным, синим светом с серой груди валунов, а Дагейда медленно запела, глядя вдаль, на север, туда, где темнеющий лес сливался с серым небом:
С каждой строфой голос Дагейды делался все громче, глаза раскрывались шире и загорались ярким зеленым светом. Ему словно отвечало синее пламя, горящее в очертаниях рун. Древние великаны, братья Свальнира, услышали голос своей племянницы. Далеко на севере закружилась темная мгла, заколыхался плотный серый туман. Быстро приближаясь, они повисали над Медным Лесом, смыкались — два великана, Мгла и Туман, подавали друг другу руки, чтобы замкнуть в кольце два человеческих существа, затерявшихся в огромном лесу ведьм.
Древние руны
кровью я крашу:
Страх и еще две —
Мгла и Туман!
Меркер и Токкен,
встаньте над лесом,
вас я зову!
Голос услышьте
дочери Свальнира,
Имира крови!
Мгла, дух подземный,
свет заслони,
затемни им глаза!
Туман, дух болотный,
опутай им ноги
и слух отними!
Свальнира братья,
сетью ужасной
на землю падите;
Меркер и Токкен,
страхом наполните
души живых!
Ингитора проснулась от холода. Фьялль уже стоял на коленях возле остывшего костра и пытался раздуть угли.
— Ничего не выходит! — пробормотал он, отворачивая лицо от серого облачка золы. — Надо разжигать заново.
Он зашарил по поясу, отыскивая мешочек с огнивом. Ингитора приподнялась, плотнее кутаясь в плащ. Было совершенно темно, даже фигуру фьялля она не столько видела, сколько угадывала. Пронзительный холод, как зимой, заполнил воздух.
— Как холодно! — выговорила Ингитора.
— Да, я уже подумал, что пора снова разжигать огонь, — отозвался фьялль. — В этом лесу все не так, как надо. Ты видела где-нибудь такой мерзкий туман, да чтобы он начинался не на рассвете, а еще ночью?
Ингитора пригляделась и вздрогнула. Все пространство вокруг было полно шевелящихся чудовищ — это ходили, крутились, колебались туманные облака. В темноте они казались жуткими и жадными.
— Это неспроста! — ахнула Ингитора. Страх перед туманными чудовищами был сильнее холода. Придерживая на груди плащ, она придвинулась к фьяллю и вцепилась в его плечо. Ей хотелось почувствовать рядом живого теплого человека.
— Я тоже думаю, что это неспроста, — спокойно согласился фьялль. — Смотри, даже огонь побаивается.
— Вся растопка отсырела! — дрожа, едва выговорила Ингитора. Губы ее онемели и почти не слушались. Такое с ней было только один раз — давно, когда она еще подростком каталась с мальчишками из усадьбы на лыжах и съехала с горы прямо в полынью на озере, где били поддонные ключи.
— Похоже, что так, — согласился фьялль. — Теперь огонь можно добыть только колдовством.
Эти слова неожиданно успокоили Ингитору — вернее, подсказали путь к спасению.
— Дай я попробую, — сказала она и подползла к остывшему кострищу. — Тут есть какая-нибудь толстая палка?
— Вот, кажется.
Фьялль нашарил на земле возле себя длинную крепкую палку — ту самую, из которой делал древко своей остроги.
— Вот, возьми. — Он подвинул конец древка к Ингиторе. — Это ясень. Видно, сами боги надоумили меня захватить ее с собой. Значит, они нам помогут.
Ингитора согласно кивнула, погладила пальцами ясеневую кору. В таком важном деле очень нужно верить в благосклонность богов. Когда есть вера — есть и сила.
— Дай мне нож, — попросила она.
Фьялль вложил ей в руку рукоять своего ножа.
— Это очень хороший нож, — сказал он. — Знаешь, его клинок сделан из обломка копья, которое дал сам Один.
— Очень хорошо, — одобрила Ингитора, не задумываясь, истина ли это или туманное предание. Она старалась сосредоточиться и сообразить, какие слова выбрать и как их расположить. А это было нелегко: туманная мгла, казалось, через глаза и уши заползала ей в голову, темнила и разрывала мысли, наполняла душу холодом и страхом.
Ингитора зажмурилась. Не в лесу, но в своей голове она должна была победить туман. Нашарив в темноте руку фьялля, она крепко сжала ее. Тепло и сила его твердой руки подбодрили ее; туман в мыслях растаял, как будто отогнанный горячим дыханием пламени.
Одной рукой придерживая ясеневое древко, Ингитора стала вслепую выцарапывать на ней руну огня. Ее руки немного дрожали от холода и волнения, но она была уверена, что не ошибется: эта руна была самой доброй, самой сильной и важной, ее знали многие люди, не только знатные. И она была очень проста.
— забормотала Ингитора, положив пальцы на руну.
Режу я руну
горячего пламени;
Локи зову!
— Попробуй еще раз, вот с этим! — Она сунула палку с руной в руки фьяллю.
Сильный властитель,
тьму побеждающий,
к смертным приди!
Фьялль снова ударил огнивом по кремню, посыпались искры. Сияющим дождем они осыпали палку, упали на неровные очертания руны, задержались в них. Руна засветилась теплым красно-желтым пламенным светом.
— Скорее раздувай! — воскликнула Ингитора.
Фьялль склонился к кострищу, стал раздувать искры, подкладывать тонкие еловые веточки. Над очертанием руны вспыхнуло пламя, захватило ветки. Вскоре костер ярко пылал. Туманные чудовища отступили. Ингитора вздохнула свободнее, протянула руки к огню. Горячее дыхание пламени ласкало ее озябшие ладони, а душу наполняла радость. Это казалось настоящим волшебством — у нее получилось! Она сама сумела вызвать огонь, отогнать темное колдовство Медного Леса. Конечно, это была еще далеко не победа, но на пути к ней так важен первый шаг, пусть маленький, но успешный! Теперь ощущение радостной силы переполняло Ингитору, она счастливо улыбалась, веря, что сумеет многое.
— Никогда не видел такого чуда! — искренне восхитился Торвард. Девушка повернулась к нему, улыбнулась, пламя играло глубокими отблесками в ее глазах, золотило щеки — и Торварду вдруг показалось, что сама она излучает этот огненный свет. И он сам уже не знал, что назвал чудом — появление огня или ее саму. Или это одно и то же? И эти чудеса были совсем не те дивные дела, которые он с детства видел в руках своей матери. Волшебство девушки по имени Альва было чище, светлее, радостнее, наполняло его душу теплом и светом. Вся собственная жизнь вдруг показалась Торварду мрачным лесом, полным туманных чудовищ, который она осветила своим чистым и ярким пламенем.
— Да, я так рада! — от души ответила Ингитора. — Но ведь это еще не все! Посмотри, что там!
Они огляделись. За близкой гранью круга света смыкалась темная туманная стена. Даже деревьев не было видно, не было слышно шума ветвей. Весь мир как будто кончался здесь же, в двух шагах от костра. И больше не было ничего, как в те времена — до начала времен, — когда не было ни земли, ни неба, а одна только беспредельная черная бездна.
— Как же мы пойдем дальше? — спросила Ингитора. — Как по-твоему, далеко еще до рассвета?
— Я думаю, гораздо дальше обычного, — серьезно ответил Торвард. Он понимал, что Альву не нужно оберегать от испуга, а лучше сказать так, как есть, и постараться вместе найти выход. — Уже давно должен был настать рассвет. Но он просто так не настанет. Это ОНА начудила что-то.
— ОНА? — Ингитора вздрогнула, вспомнив свое вчерашнее видение. Но тут же темная вересковая пустошь с двумя парами мчащихся огней показалась ей лучше, чем эта туманная мгла без света и звука. — Ты уверен?
— Очень даже уверен. Она уже однажды наводила на меня и моих людей нечто подобное. Сначала туман, так что мы не видели дороги. Потом она завела нас назад — а мы думали, что идем вперед. Потом… — Торвард на миг запнулся, решив, что про битву с мертвой ратью рассказывать все-таки не стоит. — Потом она навела на всех такой сон, что они спали семь дней и семь ночей как мертвые, а потом, когда я их разбудил, думали, что прошла всего одна ночь. Они так могли бы и год проспать. Вот и теперь она наверняка придумала что-нибудь такое.
— Что же делать?
— Это я у тебя хочу спросить. Я понимаю, мужчине не годится прикрываться женщиной… — Торвард снова запнулся, как будто эти слова встали ему поперек горла. Вспомнил стихи Зловредного Скальда. — Про меня никто не скажет, что я отступал перед живым врагом, хоть и впятеро большим по силам, но сражаться против колдовства у тебя получается лучше. Может быть, ты знаешь еще какие-нибудь подходящие заклинания?
— Да я их не знаю, — созналась Ингитора. Она не хотела дать ему больше надежд на ее колдовское мастерство, чем могла бы оправдать. — Отец научил меня рунам, но меня не учили заклинаниям. Почти. Мне только показали, как их составлять.
— Это же замечательно! — обрадовался Торвард. — Мать говорила мне: старые заклинания всем известны, противник умеет отводить их силу. А если у кого-то хватит ума и искусства составить новое, то оно будет безотказным оружием!
— Твоя мать? — Ингитора вопросительно покосилась на него.
— Да, моя мать — колдунья. Но жить с ней не так уж страшно. И больше ничего неприятного в моем доме нет, клянусь Тором и Мйольниром.
Ингиторе показались слишком многозначительными и эти его слова, и взгляд, которым они сопровождались. Он как будто хотел, чтобы она хорошо думала о его доме. Как будто намекал, что когда-нибудь предложит ей там поселиться. Но разве так сватаются? В лесу, наедине, ничего друг о друге не зная… Сватаются на тинге, где все знатные люди знакомы, где хорошо известен весь род жениха и невесты и сами они могут посмотреть друг на друга… И вообще, какие мысли о чем-то подобном в глуши Медного Леса?
— А что же она тебя не обучила колдовству? — спросила Ингитора, не подавая вида, что заподозрила намек.
— Она не раз пыталась меня научить. Но я, как видно, не унаследовал ее способностей. Да и большого желания сделаться колдуном у меня никогда не было. Я всегда думал, что мужчине следует добывать свою славу мечом, в честном бою. Разве нет?
Ингитора улыбнулась в знак согласия. Ей и в голову не могло прийти, что нечто подобное скажет Торвард конунг, победивший Эгвальда с помощью боевых оков своей матери.
— Придумай что-нибудь, — попросил ее Торвард. — А то мы никогда отсюда не выберемся.
Ингитора задумалась. Туманные чудовища стояли нерушимым строем, так что смотреть на них не хотелось. Стоило чуть-чуть задержать взгляд, как в туманной мгле начинали мерещиться драконы и великаны; они росли и с каждым мгновением придвигались ближе, нависали над головой, наполняя душу леденящим, бессмысленным ужасом, готовым погасить искру человеческой жизни, как льдины гасят отлетевшую искру костра. Ингитора поспешно отвернулась, пока страх не лишил ее способности соображать.
— Покажи мне твое оружие, — попросила она Торварда.
Он снова протянул ей нож и положил рядом меч, вынув его из ножен. Отблески пламени заиграли на двух клинках. На обоих были выбиты боевые руны. Склоняясь к ним, Ингитора внимательно осмотрела их, потрогала кончиками пальцев очертания. Меч показался ей слишком тяжел, а нож был теплее. У основания клинка стояли рядом руны Тора и Одина, и в них пламенные отблески играли ярче.
Ингитора взяла в руки нож. Палка, на которой она резала огненную руну, еще лежала этим концом в костре, но другой конец, довольно длинный, был еще цел. Положив нож на колени, Ингитора вытянула палку из костра и потерла ее о влажный мох, сбивая пламя.
— Это счастливая палка, — сказала она. — С ней нам будет удача.
— Еще бы не быть! — бодро отозвался фьялль.
Положив палку к себе на колени, пачкая черным углем полы зеленого плаща, Ингитора принялась медленно водить по коре острием ножа, тщательно вырисовывая нужные руны. И слова сами собой сплелись в ее голове, и она запела, чувствуя, как с каждым словом крепнет ее голос и устремляется все выше, к самому престолу богов, правящих миром.
Произнося слова заклинания, Ингитора ножом порезала себе левое запястье и пальцами перенесла кровь на руны. Торвард молча протянул ей руку запястьем вверх. И их кровь, смешавшись на очертаниях рун, сама собой вспыхнула и загорелась. Яркий красноватый свет разлился по поляне, разом стали видны черные росчерки деревьев далеко-далеко. Туманная мгла, как огромная черная птица, взмахнула крыльями и отшатнулась. Столб света опал, но руны на ясеневой палке продолжали светиться.
Руны я режу —
Свет и еще три:
Молния, Пламя
и вольный Простор!
Именем Тора,
острым клинком
тьму разрублю я!
Тор Громовержец,
молний хозяин,
тебя я зову!
Рази великанов
племени Имира,
турсов гроза!
Турсы, дрожите,
губит вас пламя
светлого Аса!
Тьмою густою
от смертных сокрыто
светлое солнце;
Суль, появись!
Выйди из мрака
радостью взора!
И стало видно, что давно уже день. Еловые лапы снова стали зелеными, небо серым, а воздух прозрачным. И где-то высоко сквозь облака прорывались отблески золотой колесницы Суль.
Торвард и Ингитора молча сидели возле потухающего костра. Им не верилось, что эта туманная мгла была здесь и отступила, побежденная силой заклинания и горячей человеческой крови. Человеческой крови, которая горячее и сильнее крови инеистых великанов.
— Пойдем! — вдруг опомнившись, Торвард вскочил на ноги. — Нам нужно быстрее идти. Она не успокоится, она придумает что-нибудь другое. Нам нужно уйти как можно дальше.
Ингитора протянула ему нож. Торвард сунул его в ножны, взял Ингитору за руку и поднял с земли.
— А палку возьми с собой, — посоветовал он. — Она и правда удачливая, а удача нам еще понадобится.
К полудню они вышли из большого ельника. Меж еловых лап все чаще замелькали тонкие серо-зеленоватые стволы осин, кое-где блестящие красноватыми предосенними листочками. И после угрюмой темноты ельника осины показались Ингиторе добрыми друзьями. И кто сказал, что осина — злое дерево? После ельников с их темно-зелеными великанами, мягким мхом, рыжим ковром старой хвои под ногами и качающимися папоротниками в осиннике казалось светло и уютно.
Осинник порадовал их еще одним подарком. Откуда-то со стороны вдруг послышался треск и хруст. Ингитора вздрогнула и остановилась. Торвард взял ее за плечо и прислушался.
— Это лось! — шепнул он. — Подожди здесь.
— Куда ты? — шепотом окликнула его Ингитора, когда он шагнул в сторону.
— Ты не хочешь мяса? — спросил Торвард. — А я бы не отказался. Нам еще далеко идти.
— Но чем ты его возьмешь? Хоть бы копье!
Но Торвард только махнул рукой, что, дескать, и так обойдется, и неслышно исчез за серыми осиновыми стволами.
Ингиторе пришлось ждать довольно долго, и она уже сильно беспокоилась. Что, если он ее потерял? Ей совсем не хотелось кричать во весь голос. В чужом лесу всегда лучше вести себя потише, а не то созовешь и тех, кого вовсе не хочешь видеть.
Когда в глубине осинника зашуршало что-то большое, Ингитора тревожно прильнула к осине, прислонилась к ней лбом. Как знать, кто это и что это?
— зашептала она, просто пальцем рисуя на стволе невидимую руну тумана.
Серые тени
осину укрыли,
ствол меня принял,
спрятал от глаз,
Из-за деревьев появился фьялль. На плечах он нес кусок лосиной шкуры, в который было завернуто что-то большое. Выйдя на поляну, он окинул ее взглядом, нахмурился, сбросил свою поклажу на землю, снова оглянулся. На лице его было настоящее беспокойство.
— Эй! Альва! Где ты? — позвал он.
Ингитора отошла от ствола. Торвард слегка вздрогнул, но тут же вздохнул с облегчением.
— Где ты… Откуда ты взялась?
— Я была здесь! — Ингитора улыбнулась и показала на то место возле осины, где стояла. Ее позабавило его удивление.
— Но я туда смотрел, и тебя там не… Ах да! — Фьялль что-то вспомнил и дернул себя за длинную прядь волос. — Ты же…
— А ты же не боишься колдуний! — лукаво сказала Ингитора.
— Я… — начал фьялль и вдруг запнулся, глядя ей в глаза. Но Ингитора и так поняла, о чем он хотел ей сказать. Они смотрели друг другу в глаза, и обоим казалось, что они вовсе не зря попали в эту злополучную и зловещую страну, проклинаемую всеми племенами Морского Пути.
Маленькая рыжеволосая ведьма и огромный волк сидели в осиннике над распотрошенной тушей лося. Жадный отрывал огромные куски мяса и проглатывал их, облизывался длинным красным языком и довольно урчал. Дагейда тонким обломком косточки выковыривала мозг из толстой кости и задумчиво слизывала его.
— Никогда этому коню леса не ходить на ногах! — бормотала она про себя. — Не гулять ему и не бегать! После моего Жадного его и сам Тор не соберет и не оживит. И поделом — дал убить себя человеку! Да еще кому — моему брату! Да, Жадный, я знаю, что лоси бегают вовсе не как волки! Но нельзя же так! — с обидой воскликнула она. — Теперь они наелись мяса и пойдут дальше!
Жадный буркнул что-то, облизываясь.
— Ну да, конечно! — согласилась Дагейда. — Нам с тобой тоже кое-что перепало. Не надо тратить времени на охоту. Хотя мы с тобой ели совсем недавно. Да, недавно! Еще луна с тех пор не сменилась. Ну ладно, я знаю, что ты хочешь есть чаще, чем я. Но еще можно было бы потерпеть.
Жадный оторвался от костей, лег на мягкие опавшие листья и вытянул лапы. Дагейда посмотрела на него и толкнула в бок.
— Вставай, Жадный! Они не ждут, и мы не можем ждать! Они прогнали великанов. — Глаза ведьмы сверкнули злобной зеленью, маленькая рука сжалась в кулак. — Но мои дядьки, как видно, слишком долго провели в своих подземельях! Слишком легко они дали себя прогнать. Но ты ведь знаешь — мы можем попросить помощи и в другом месте. Там, где мы всегда ее находили и найдем теперь!
Огромный волк вздохнул и с бока перекатился на брюхо, чтобы неутомимая всадница могла взобраться ему на спину.
Торвард и Ингитора вышли из осинника. Перед ними открывалось широкое пространство предгорий. Отсюда местность поднималась вверх; насколько хватало глаз, тянулись вдаль щетинистые, темно-лесистые отроги. Это было сердце Медного Леса.
— Видишь, вон там рыжее пятно? — Торвард положил руку на плечо Ингиторе и повернул ее в нужную сторону. — Это и есть Раудберга.
— Та гора, где было святилище?
— Да. Но мы туда не пойдем. Нам нужно пройти западнее, вон между теми двумя горами. Там Турсдален. Нам нужно туда.
— Турсдален? — Ингитора тревожно посмотрела на него. — Нам нужно прямо в Великанью Долину?
— Нет, но пройти нужно через нее. Другого пути нет.
— Но ведь там… Я слышала, что ОНА живет как раз в Великаньей Долине.
— Она не живет там. Она живет где ей вздумается или просто — нигде. Только зимой она иногда устраивается в какой-нибудь пещерке, и то ненадолго. А потом опять садится на свое чудовище и скачет, скачет…
Ингитора вздохнула. Ей вдруг стало жалко Всадницу Мрака, которая не имеет в мире самого простого, необходимого — жилья, приюта.
— Ничего, она не мерзнет! — утешил ее Торвард. — Ведь она человек только наполовину. Половина крови в ней от инеистого великана. Ты можешь себе представить, чтобы инеистый великан замерз?
Ингитора улыбнулась ему в ответ. А потом опять вздохнула.
— Может быть, и он может замерзнуть, — сказала она. — Кто угодно замерзнет, если останется один.
Торвард так и не убрал руку с ее плеча.
— А откуда ты столько всего про нее знаешь? — спросила Ингитора, чтобы сказать что-нибудь.
Торвард усмехнулся:
— Думаю, на всем Квиттинге и даже на всем свете нет другого человека, который знал бы ее так же хорошо, как я. Не исключая и нашу общую мать.
— Вашу общую… что?
Ингитора нахмурилась, глядя ему в лицо. Она не могла охватить сознанием смысла его последних слов. Он сказал что-то необычайно важное… и ужасное. Что-то такое, что она знала и раньше. Но этого не могло быть.
— Ты не бойся, — сказал Торвард. Он решил, что ей пришло время узнать о нем кое-что, чтобы она лучше знала, с кем свела ее судьба в этом недружелюбном месте и чего следует ждать. — Но ОНА доводится мне сестрой. У нас общая мать. Сначала она была женой великана и родила Дагейду, а потом вышла за моего отца, и родился я.
Ингитора высвободила плечо из-под его ладони и шагнула назад. Опушка осинника, лесистые хребты в отдалении поплыли вокруг нее. Весь мир сжался в крохотный пятачок в два шага шириной, где стояли она и ОН. Все сказанное фьяллем сжалось в тугой клубок, но Ингитора не могла впустить его в сознание. Так не проходит в сознание весть о смерти дорогого человека, потому что душа отказывается ее принять, наглухо закрывает дверь, хотя бы на самое первое время. На свете мог быть только один человек, приходящийся братом ведьме Медного Леса. И этот человек — Торвард, конунг фьяллей.
— Да говорю же я тебе — не бойся! — успокаивающе добавил Торвард. Он видел смятение на лице девушки, растерянность, грозящую перерасти в ужас, но подумал, что она испугалась его родства с ведьмой. — Сам я просто человек, во мне нет ни капли крови инеистых великанов.