— Господа! — сказал он. — Я один из старинных знакомых нашего общего друга, честнейшего господина Жерара: он собирался представить меня вам, и мы поужинали бы вместе, но.
   к своему сожалению, я задержался в Париже по той же причине, по которой вы в настоящую минуту лишены общества радушного хозяина.
   — Ну да! — подхватил нотариус, успокаиваясь при виде пса, усмиренного одним взглядом молодого человека. — Вы имеете в виду дело Сарранти!
   — Вот именно, господа, дело Сарранти.
   — Значит, завтра негодяю отрубят голову? — уточнил судебный исполнитель.
   — Да, завтра, если до этого времени не будет доказано, что он невиновен.
   — Невиновен? Это будет трудно доказать! — заметил нотариус.
   — Кто знает! — возразил Сальватор. — У древних авторов мы встречаем рассказ о гусях поэта Ибикуса, а у новейших — о псе Монтаржи.
   — Кстати о псе, сударь, — просипел земледелец. — Должен заметить, что ваша собачка изрядно нас напугала.
   — Роланд? — разыграв удивление, спросил Сальватор.
   — А его зовут Роланд? — не поверил нотариус.
   — У меня тоже мелькнула надежда, что это тот бешеный пес, — молвил врач.
   — А Роланд, видимо, только рассердился, — проговорил нотариус, потирая руки и полагая, что нашел удачное слово.
   — Вы сказали «надежда»? — спросил Сальватор врача.
   — Да, сударь, именно так я и сказал. Нас одиннадцать.
   У меня, значит, было десять шансов против одного, что собака бросится на одного из моих товарищей, а не на меня. А так как я специально изучал бешенство, я имел бы случай наложить на свежую рану составленное мною противоядие, которое я всегда ношу с собой, в надежде на то, что представится удобный случай.
   — Я вижу, сударь, — сказал Сальватор, — вы настоящий филантроп. К сожалению, моя собака не является, сейчас во всяком случае, «пациентом», выражаясь языком медицины. Только посмотрите, как она послушна!
   Сальватор указал псу под стол, словно на конуру, и приказал:
   — Место, Бразил, место!
   Он обратился к гостям и продолжал:
   — Не удивляйтесь, что я заставил своего пса лечь под стол, за который сяду вместе с вами. Я шел на ужин — лучше поздно, чем никогда? — как вдруг встретил на дороге господина Жерара.
   Я хотел уйти вместе с ним, но он настоял на том, чтобы я к вам присоединился. Я не смог устоять перед его приглашением, совпадавшим с моим желанием, тем более что в его отсутствие он поручил мне быть за хозяина.
   — Браво! Браво! — вскричали присутствовавшие, очарованные прекрасными манерами Сальватора.
   — Садитесь на место хозяина, — пригласил его нотариус. — Позвольте мне наполнить ваш бокал и предложить тост за его здоровье.
   Сальватор подал бокал.
   — Это более чем справедливо, — сказал он. — Пусть Господь наградит его по заслугам!
   Он поднес бокал к губам и пригубил вино.
   В это мгновение Бразил протяжно взвыл.
   — Ого! Что это с вашей собакой? — спросил нотариус.
   — Ничего. Так он обыкновенно одобряет тост, — сообщил Сальватор.
   — Отлично! — похвалил врач. — Вот пес, получивший прекрасное воспитание. Правда, речь у него получилась невеселая.
   — Сударь! — проговорил Сальватор. — Вы знаете, что бывают необъяснимые наукой случаи, когда некоторые животные предчувствуют несчастье. Может быть, нашему другу господину Жерару как раз угрожает такое несчастье?
   — Да, так говорят, — подтвердил врач. — Но мы-то не верим в этот вздор.
   — А вот моя бабушка… — начал было цветовод.
   — Ваша бабка была просто дура, друг мой! — отрезал врач.
   — Прошу прощения, — продолжал нотариус, обращаясь к Сальватору, — но вы, кажется, говорили об опасности, которая может угрожать господину Жерару.
   — Опасность? — переспросил землемер. — Какая же опасность может угрожать честнейшему человеку на земле, никогда не сворачивавшему с прямого пути?
   — Горячему патриоту! — прибавил судебный исполнитель.
   — Верному другу! — поддакнул врач.
   — Всегда готовому на самоотречение! — вскричал нотариус.
   — Вы же знаете, господа, что таких-то и подстерегает несчастье: лучшие погибают первыми! Несчастье — как библейский лев, qucerens quern devoret <"Выискивая, кого пожрать" (латин ) — послание апостола Петра>, нападает главным образом на праведников, таких, как Иов, к примеру.
   — Тогда какого черта делает ваша собака? — спросил цветовод, заглядывая под стол. — Она лопает траву!
   — Не обращайте внимания, — отозвался Сальватор. — Мы говорили о господине Жераре и
   остановились на том, что…
   — …что страна, давшая жизнь такому человеку, — подхватил нотариус, — может гордиться своим героем.
   — Он снизит налоги, — подсказал врач.
   — Поднимет цены на зерно, — прибавил земледелец.
   — Снизит цены на хлеб, — вставил садовод.
   — Уничтожит национальный кредит, — заявил судебный исполнитель.
   — Проведет реформу в Школе медицины! — воскликнул врач.
   — Введет во Франции новый кадастр, — заверил землемер.
   — Ох! — воскликнул нотариус, прерывая этот восторженный хор. — Ваш пес засыпал мне землей все панталоны.
   — Возможно! — согласился Сальватор. — Впрочем, давайте не будем обращать на него внимания.
   — Напротив, господа! — возразил врач, заглянув под стол. — Эта собака странно выглядит: язык вывалился, глаза налились кровью, шерсть встала дыбом.
   — Вполне может быть, — произнес Сальватор. — Но если ей не мешать, она не тронет. Это пес-мономан, — со смехом прибавил Сальватор.
   — Должен вам заметить, — с умным видом проговорил врач, — что слово «мономан» происходит от «monos» и «mania», то есть «одна мысль» и, стало быть, может применяться лишь к человеку, поскольку только человек наделен способностью мыслить, а собака живет лишь инстинктами, очень развитыми, спору нет, но они не могут идти ни в какое сравнение с существом высшего порядка — человеком.
   — В таком случае, — возразил Сальватор, — объявляйте это как хотите, инстинктом или способностью мыслить, но Бразил сейчас занят только одним.
   — Чем?
   — У него было двое молодых хозяев, которых он очень любил: мальчик и девочка. Мальчика убили, девочка исчезла. До сих пор пес так хорошо искал, что нашел девочку.
   — Живую?
   — Да, живую и здоровую. А мальчика убили и закопали, бедный Бразил надеется найти место, где был спрятан труп, и ищет его повсюду.
   — Qucere et mvenies <"Ищи и обрящешь" ( штин ) — искаженное Евангелие от Матфея>, — сказал нотариус, радуясь возможности блеснуть своими познаниями в латинском ярыке.
   — Простите, — вмешался врач, — но вы тут нам целый роман сочинили, сударь.
   — Я рассказал вам подлинную историю, — поправил Сальватор, — и не самую веселую.
   — Мы сейчас за десертом; как говаривал усопший господин Эгрефей, большой гастроном, это как раз подходящее время для историй. И если вы хотите рассказать нам свою историю, сударь, мы внимательно вас слушаем.
   — Я с удовольствием это сделаю, — сказал Сальватор.
   — Она обещает быть интересной, — прибавил врач.
   — Я тоже так думаю, — кивнул Сальватор.
   — Тсс, тсс! — послышалось со всех сторон.
   На мгновение воцарилась тишина, и вдруг Бразил так жалобно взвыл, что присутствовавшие вздрогнули, а садовод, думавший, очевидно, иначе, нежели врач, не удержался и вскочил, пробормотав:
   — Дьявол, а не пес!
   — Да сядьте вы! — потянув его за полу фрака и заставив занять прежнее место, приказал геометр.
   Садовод заворчал в ответ, но все-таки сел.
   — Историю! — стали просить гости. — Рассказывайте свою историю!
   — Господа! — начал Сальватор. — Я назову свою драму, так как это скорее драма, а не история: «Жиро, Честный Человек».
   — Глядите-ка! — заметил судебный человек. — Почти господин Жерар, честный человек.
   — Да, разница в самом деле всего в двух буквах. Но я бы прибавил к этому названию: «Или Внешность Обманчива».
   — Прекрасное название! — похвалил нотариус. — На вашем месте я бы отнес эту драму господину Гильберу де Пиксерекуру.
   — Не могу, сударь. Я посвящаю ее господину королевскому прокурору.
   — Господа, господа! — вмешался врач. — Позвольте вам заметить, что вы мешаете рассказчику.
   — Не волнуйтесь, я начинаю, — успокоил его Сальватор.
   — Тише! — шикнул геометр.
   Стало слышно, как Бразил с остервенением скребет землю и шумно сопит.
   Сальватор начал.
   Наши читатели уже знают драму, которую он рассказал, употребляя вымышленные имена.
   Благодаря своей необычайной проницательности и отлично развитому инстинкту Бразила Сальватор сумел в результате своих поисков восстановить все событие, как умелый архитектор по нескольким обломкам восстанавливает памятник древности или как Кювье по нескольким костям восстанавливал допотопное чудовище.
   Словом, мы не станем повторять рассказ Сальватора, так как читатель не узнает ничего нового.
   Когда Сальватор рассказал о преступлении Жиро и объяснил, какой хитростью убийца и грабитель добился не только всеобщего уважения, но и завоевал любовь сограждан, среди слушателей прошел ропот возмущения, а Бразил глухо зарычал, словно тоже осуждал негодяя.
   Подробно описав лицемерие преступника, рассказчик поведал о том, как трус не только позволил осудить невиновного, хотя ему самому было достаточно лишь изменить имя и скрыться, оплакивая свое первое преступление; вместо этого негодяй совершил еще более тяжкий, может быть, грех. Волнение слушателей достигло предела, гнев сменился отчаянием, каждый призывал проклятия на голову преступника.
   — Но вы же сказали, — вскричал нотариус, — что завтра казнят невиновного!
   — Да, именно завтра! — подтвердил Сальватор.
   — Как же до завтрашнего дня найти доказательство, — вставил врач, — которое откроет глаза правосудию?
   — Велика доброта Всевышнего! — молвил Сальватор. Он опустил голову и заглянул под стол, наблюдая за работой Бразила.
   Почувствовав на себе взгляд хозяина, пес на минуту оторвался от своего занятия и ткнулся мокрым носом ему в ладонь, а потом сейчас же снова стал рыть землю.
   — Доброта Всевышнего, доброта Всевышнего! — проворчал доктор со свойственным врачам сомнением. — Все-таки хорошее доказательство было бы надежнее.
   — Несомненно, — согласился Сальватор. — Надеюсь, такое доказательство, однажды уже выскользнувшее у меня из рук, мы непременно сейчас обнаружим.
   — У вас было доказательство? — в один голос вскричали гости.
   — Да, — ответил Сальватор.
   — И вы его упустили?
   — К несчастью, да.
   — Что это было за доказательство?
   — С помощью Бразила я обнаружил скелет мальчика.
   — Ох! — только и выдохнули в ответ испуганные гости.
   — Почему вы не потребовали вмешательства правосудия при участии врача? — поинтересовался доктор.
   — Именно это я и сделал, только без врача. Но незадолго до этого скелет исчез, а правосудие рассмеялось мне в лицо.
   — Должно быть, убийца почуял неладное и перенес останки в другое место, — предположил нотариус.
   — Вы, стало быть, ищете тело? — спросил судебный исполнитель.
   — Ну да! — отозвался Сальватор. — Ведь вы понимаете, что, если труп окажется в таком месте, куда его не мог спрятать господин Сарранти…
   — Господин Сарранти! — в один голос вскричали присутствовавшие. — Так он невиновен?!
   — Неужели я случайно произнес его имя?
   — Вы сказали: «Господин Сарранти».
   — Ну, раз уж у меня вырвалось его имя, я не стану этого отрицать.
   — А какой интерес вам доказывать невиновность этого человека?
   — Это отец одного из моих друзей. Но даже если бы это был совершенно посторонний человек, мне кажется, каждый обязан спасти себе подобного от эшафота, если только он уверен, что обвиняемый невиновен.
   — Уж не надеетесь ли вы найти доказательство здесь? — предположил нотариус.
   — Может быть, и так.
   — У господина Жерара?
   — Почему бы и нет?
   Пес, будто отвечая хозяину, долго и протяжно взвыл.
   — Слышите? — спросил Сальватор. — Бразил говорит, что не теряет надежды.
   — Что значит — не теряет надежды?
   — Я же вам сказал, что у него мономания: найти тело своего юного хозяина.
   — Верно, — подтвердили присутствовавшие.
   — Пока я пересказываю первые четыре акта драмы, Бразил работает над пятым.
   — Что вы хотите этим сказать? — спросили судебный исполнитель и нотариус, в то время как другие промолчали, но вопрос был написан у них в глазах.
   — Загляните под стол, — пригласил Сальватор и приподнял скатерть.
   — Какого черта он там делает? — не стесняясь, спросил врач; он склонялся к мысли, что если пес не бешеный, то и никакого другого интереса он не представляет.
   — Как видите, он роет яму, — отвечал Сальватор.
   — Да какую большую! — прибавил нотариус.
   — В метр глубиной и не менее двух с половиной в диаметре, — заметил землемер.
   — А что он ищет? — полюбопытствовал судебный исполнитель.
   — Доказательство, — сказал Сальватор.
   — Какое? — уточнил нотариус.
   — Скелет мальчика, — молвил Сальватор.
   Слово «скелет», произнесенное после жуткого рассказа Сальватора, да еще в такой час, когда солнце стало клониться к закату, заставило ужаснуться всех присутствовавших. Гости отшатнулись от ямы, один только врач подошел поближе — Стол мешает, — заметил он.
   — Помогите мне, — попросил Сальватор.
   Они вдвоем взялись за стол, приподняли его и перенесли на несколько шагов в сторону, освобождая место собаке.
   Бразил словно не замечал их действий, он был поглощен своим страшным делом.
   — Ну, господа, — промолвил Сальватор. — Немного мужества! Мы же мужчины! Какого черта?!
   — Да, мне, признаться, любопытно увидеть развязку, — сказал нотариус.
   — Сейчас она будет в наших руках, — пообещал Сальватор.
   — Посмотрим, посмотрим, — загомонили остальные, подходя ближе.
   Пса обступили со всех сторон.
   Бразил продолжал рыть землю с упорством и уверенностью, похожий скорее на машину, чем на животное.
   — Смелей, славный мой Бразил! — поддержал его Сальватор. — Ты, наверное, выбился из сил, но ведь и страдания твои сейчас кончатся: смелей!
   Пес повернул голову и, как казалось, с благодарностью взглянул на хозяина.
   Поиски продолжались еще несколько минут. В это время гости с раскрытыми ртами и широко распахнутыми от любопытства глазами молча наблюдали за странной сценой, разыгрывавшейся между собакой и хозяином, который был, как видно, не таким уж большим другом г-на Жерара, как уверял вначале.
   Спустя пять минут Бразил тяжело вздохнул, перестал рыть землю и вдруг положил морду на горку только что вырытой земли.
   — Он нашел, нашел! — обрадовался Сальватор. — Ты нашел его, да, песик?
   — Что нашел? — спросили присутствовавшие.
   — Скелет, — пояснил Сальватор. — Сюда, Бразил! Остальное — дело людей. Сюда, мой пес!
   Бразил выскочил из ямы и улегся на краю, поглядывая на хозяина, будто хотел сказать: «Теперь твоя очередь».
   Сальватор спрыгнул в яму, запустил руку в самое глубокое место и подозвал врача:
   — Подойдите, сударь, и пощупайте.
   Врач отважно спустился вслед за Сальватором, в то время как другие гости, с которых окончательно слетел хмель, в недоумении переглядывались. Доктор протянул руку и почувствовал в пальцах нечто нежное и шелковистое, заставившее Сальватора вздрогнуть, когда Бразил в первый раз обнаружил скелет в парке Вири.
   — Ого! — воскликнул врач. — Волосы!
   — Волосы! — повторили гости.
   — Да, господа, — подтвердил Сальватор. — И если вам будет угодно сходить за свечами, вы сможете в этом убедиться.
   Все бросились к дому и вернулись кто с канделябром, кто с подсвечником.
   У ямы остались только врач да Бразил. Сальватор направился к небольшой пристройке, в которой садовник хранил свой инструмент, и вскоре вернулся с лопатой.
   Гости сгрудились вокруг ямы; в свете полусотни свечей было видно как днем.
   На поверхности земли кто-то заметил прядку светлых волос.
   — Ну-ну! Необходимо продолжать! — заметил доктор.
   — Именно это я и собираюсь сделать, — сказал Сальватор. — Господа! Возьмите салфетку, разложите ее рядом с ямой.
   Присутствовавшие повиновались.
   Сальватор спустился в яму и с той же предосторожностью, мы бы сказали — с прежним благоговением, если бы он имел дело с телом, — вонзил лопату в землю и при помощи этого рычага осторожно выкопал голову мальчика, покоившуюся на подушке из глины.
   Среди гостей пробежал ропот, когда Сальватор, не снимавший белых перчаток, бережно приподнял детскую головку и переложил ее на салфетку.
   Затем он снова взялся за лопату и продолжал работу.
   Постепенно, косточка за косточкой, он собрал все, что осталось от мальчика. Через некоторое время он смог разложить на салфетке все кости по местам, называя их по-латыни, и воссоздать скелет полностью, ко всеобщему изумлению присутствовавших, но в особенности к удовлетворению доктора, который сказал:
   — Я имею удовольствие разговаривать с собратом?
   — Нет, сударь, — возразил Сальватор, — я не имею чести быть врачом, я обыкновенный любитель анатомии.
   Он обернулся к свидетелям этой сцены и продолжал:
   — Господа! Вы все свидетели, не правда ли, что я нашел в этой яме труп ребенка?
   — Я готов быть свидетелем, — откликнулся врач, стремившийся, казалось, единолично подтвердить то, о чем Сальватор просил засвидетельствовать всех. — Скелет принадлежит мальчику от восьми до девяти лет.
   — Все свидетели! — повторил Сальватор, обводя каждого вопросительным взглядом.
   — Да, все, все, — хором подхватили присутствовавшие, которым заранее льстило, что они займут почетное место, каким бы ни оказалось дело.
   — Значит, все готовы подтвердить увиденное перед законом, если будет суд? — продолжал Сальватор.
   — Да, да, — повторили гости.
   — Надо бы составить протокол, — предложил судебный исполнитель.
   — Ни к чему, — возразил Сальватор. — Он уже составлен.
   — Как это?
   — Я был совершенно уверен в этой находке, — сообщил Сальватор, вынимая из кармана гербовую бумагу. — Вот, пожалуйста.
   И он прочел протокол, составленный в тех самых выражениях, в каких пишутся обыкновенно подобного рода бумаги. Указано было все, вплоть до точного места, в котором обнаружили скелет. Это свидетельствовало о том, что Сальватор не впервый раз явился в Ванврский сад.
   Не хватало в протоколе одного — фамилий и имен тех, кто участвовал в эксгумации.
   Все свидетели этой сцены, вот уже четверть часа не перестававшие изумляться, выслушали чтение протокола, растерянно поглядывая на странного человека, по милости которого они принимали участие в невероятной этой драме.
   — Чернильницу! — приказал Сальватор лакею, удивленному не меньше других.
   Тот поспешил исполнить приказание, словно признавая за Сальватором право повелевать, и бегом бросился в дом, а через минуту примчался назад с чернилами и пером.
   Все поставили подписи.
   Сальватор взял бумагу, спрятал ее в карман, погладил Бразила, связал салфетку за четыре конца и отвесил присутствовавшим поклон.
   — Господа! — сказал он. — Напоминаю вам, что завтра в четыре часа пополудни должна состояться казнь невиновного человека. У меня очень мало времени. Я благодарю вас за участие и прошу позволения удалиться.
   — Простите, сударь, — перебил его нотариус. — Мне показалось, вы упомянули имя невиновного: Сарранти.
   — Совершенно верно, сударь; я так сказал и могу это повторить.
   — Но имя нашего радушного хозяина, господина Жерара, кажется, упоминалось при расследовании этого печального дела, не так ли? — продолжал нотариус.
   — Да, сударь, он был замешан в это дело, — подтвердил Сальватор.
   — Значит, можно предположить, что ваш Жиро… — вмешался врач.
   — …господин Жиро?
   — Ну да! — закивали гости.
   — Думайте что хотите, господа, — отозвался Сальватор. — Завтра, во всяком случае, дело это окончательно прояснится.
   Честь имею! Идем, Бразил.
   Сальватор в сопровождении пса торопливо пошел прочь, оставив гостей г-на Жерара в неописуемом смятении.

XX. Ода дружбе

   Теперь посмотрим, чем занимался г-н Жерар, пока в его парке происходило описанное нами значительное событие.
   Мы видели, как он ушел с лужайки, и потеряли его из виду, когда он поднялся по ступеням крыльца и скрылся в вестибюле.
   Там его поджидал высокий господин в длинном левите и надвинутой на глаза шляпе.
   Человек предпочитал оставаться неузнанным.
   Господин Жерар пошел прямо к нему.
   Не успев сделать и двух шагов, он догадался, с кем имеет дело.
   — Ага! Это вы, Жибасье! — воскликнул он.
   — Я собственной персоной, честнейший господин Жерар, — отвечал каторжник.
   — И пришли вы от?..
   — Да, — поспешил сказать Жибасье.
   — От?.. — повторил г-н Жерар свой вопрос, не желая попасть впросак.
   — От шефа, естественно! — подтвердил Жибасье, решив положить конец недомолвкам.
   При упоминании о шефе как об общем хозяине, прозвучавшем из уст товарища, будущий депутат улыбнулся.
   Он немного помолчал, потом закусил губу и продолжал:
   — Так он послал за мной?
   — Он меня послал за вами, да, — подтвердил Жибасье.
   — И вы знаете зачем?
   — Понятия не имею.
   — Может, это касается?..
   Он запнулся.
   — Говорите смело! — ободрил его Жибасье. — Вы же знаете:
   если не принимать во внимание честность, я ваше второе "я".
   — Может, это касается господина Сарранти?
   — Дайте подумать! — проговорил Жибасье. — Вполне возможно!
   Господин Жерар понизил голос и взволнованно прошептал:
   — Не отменили ли казнь?
   — Не думаю. Я знаю из верного источника, что Парижскому Мастеру приказано держаться наготове завтра в три часа, а осужденного перевели в Консьержери.
   У г-на Жерара вырвался облегченный вздох.
   — А нельзя ли отложить на завтра то, что нам надлежит предпринять нынче? — снова спросил он.
   — Невозможно! — покачал головой Жибасье.
   — Что-то серьезное?
   — Дело чрезвычайной важности.
   Господин Жерар пристально посмотрел на Жибасье.
   — И вы утверждаете, что ничего не знаете?
   — Клянусь святым Жибасье!
   — Тогда я только возьму шляпу.
   — Возьмите, господин Жерар. Ночи теперь холодные, можно насморк подхватить.
   Господин Жерар снял с крючка шляпу.
   — Я готов, — молвил он.
   — Едемте! — предложил Жибасье.
   У входной двери их ждал фиакр.
   При виде фиакра, похожего, как и все фиакры, на катафалк, г-н Жерар не удержался и едва заметно вздрогнул.
   — Садитесь! — сказал он Жибасье. — Я — следом за вами.
   — Я ничего вам не сделаю, клянусь! — пообещал Жибасье.
   Он распахнул дверцу, любезно помог г-ну Жерару подняться в карету и сел рядом с ним, обменявшись несколькими словами с кучером.
   Лошади потрусили в сторону Парижа: Жибасье счел за благо изменить маршрут, намеченный Сальватором, полагая, что совсем не важно, куда он увезет г-на Жерара, лишь бы увезти.
   «Ну, если дело и серьезное, то, уж во всяком случае, не спешное», — подумал г-н Жерар, немного успокоившись.
   В фиакре наступила тишина, так проехали около километра.
   Первым молчание нарушил Жибасье.
   — О чем вы так напряженно думаете, дорогой господин Жерар? — спросил он.
   — Признаться, господин Жибасье, — отозвался филантроп, — я думаю о неведомой цели этого неожиданного путешествия.
   — И это вас мучает?
   — Во всяком случае, занимает.
   — Вы бы посмотрели на себя!.. На вашем месте я бы ни о чем не думал, честное слово!
   — Почему?
   — Да так… Прошу заметить: я сказал «на вашем месте», а не на своем.
   — Понимаю! И все же почему вы сказали «на моем месте»?
   — Если бы моя совесть была так же чиста, как ваша, я считал бы себя достойным милостей удачи и возблагодарил бы судьбу.
   — Конечно, конечно, — пробормотал г-н Жерар, печайьно покачав головой. — Но удача порой делает такие неожиданные повороты, что даже когда причин для опасения нет, ожидать нужно всего.
   — По правде говоря, если бы вы жили во времена Фалеса, то вместо семи мудрецов было бы восемь, дорогой господин Жерар. Именно вам принадлежали бы эти прекрасные слова:
   «Мудрый готов ко всему». Заметьте, что я говорю «готов ко всему», а не «смирился со всем». Вы именно готовы, на смирившегося человека вы непохожи. Да, вы правы, — продолжал Жибасье торжественно-назидательным тоном. — Удача действительно порой делает неожиданные повороты. Именно поэтому древние, а они были отнюдь не глупы, представляли ее иногда сидящей на змее, и это означало, что она выше осторожности. Впрочем, на вашем месте, повторяю, я не мешал бы своему воображению — такой ум, как у вас, никогда не дремлет, — но вместе с тем тревожиться не стал бы. Что с вами может случиться? Вы имели счастье с самого раннего детства остаться сиротой и теперь не боитесь потерять родителей или оказаться ими опозоренными.
   Вы не женаты, значит, вам не грозит потеря супруги или ее измена. Вы миллионер, и значительная часть вашего состояния — в недвижимости, а это значит, что опасаться вам следует лишь нотариуса, который может вас разорить, да должников, способных вас обобрать. У вас крепкое здоровье, эта добродетель тела; вы обладаете добродетелью, этим здоровьем души. Сограждане вас уважают и собираются избрать депутатом. Указ о присвоении вам ордена Почетного легиона как благодетеля человечества находится на подписи: это пока тайна, но я могу сообщить вам об этом по секрету. Наконец, господин Жакаль так высоко вас ценит, что дважды в неделю, несмотря на то, что он очень занят, принимает вас у себя в кабинете и беседует с вами с глазу на глаз.