— Неужели? Ты же говорила, что он почти никогда туда не заходит?
   — Похоже, он делает исключение, когда того требуют обстоятельства.
   — Ты знаешь, зачем он заходил к жене?
   — О, не беспокойтесь! — вызывающе рассмеялась Натали, словно Мартон времен Людовика XV. — Никакого важного дела у него не было.
   — Уф! У меня прямо гора свалилась с плеч, детка! Зачем же он все-таки заходил? Отвечай!
   — Он зашел успокоить госпожу де Маранд.
   — Как ты это понимаешь? Ну, договаривай? Ты же наверняка подслушивала под дверью!
   — Если я это и делала, то исключительно ради того, чтобы оказать вам услугу, клянусь!
   — Ах, черт побери! И о чем же они говорили?
   — Если я правильно поняла, господин де Маранд принял сторону господина Жана Робера.
   — Вот образцовый муж, Натали! Это не человек, а находка.
   Итак, он успокоил жену, принял сторону господина Жана Робера и?..
   — …почтительно поцеловав жене руку, удалился к себе неслышными шагами.
   — Так, так! Значит, " буду иметь дело с ним?
   — Могу поклясться, что так.
   — В таком случае не стоит заставлять его ждать. Если бы у меня была крытая коляска, я взял бы тебя с собой, детка. Но ты же понимаешь, что в кабриолете… Невозможно! Садись в фиакр и поезжай за мной.
   — Итак, господин предупрежден.
   — Да, Натали, а кто предупрежден, тот почти выиграл дело.
   Господин де Вальженез дал кучеру адрес, и кабриолет покатил в его особняк.
   Вот что произошло с г-ном де Вальженезом на утренней прогулке.
   Мадемуазель Сюзанна — мы еще не имели удовольствия видеть ее после вечера в особняке Марандов, где она начала кокетничать с Камиллом де Розаном, — не теряла времени даром, в отличие от Кармелиты, то и дело падавшей в обмороки, и была весела, беззаботна, любезничала направо и налево, особенно с человеком, из-за которого погиб Коломбан.
   С того вечера, когда, несмотря на черноглазую жену Камилла, не спускавшую с Сюзанны полного ненависти взгляда, мадемуазель де Вальженез остановила свой выбор на американце, дня не проходило, чтобы Камилл не встречал, как бы невзначай, мадемуазель Сюзанну то в Опере, то в Опере-буфф, то на скачках, то в Булонском лесу, то в Тюильри, то в чьей-нибудь гостиной, куда оба они были вхожи.
   Постепенно случайные встречи превратились в свидания.
   Камилл выставлял свою любовь напоказ, а мадемуазель де Вальженез не боялась себя скомпрометировать.
   Однажды утром она пошла еще дальше: призналась, что разделяет любовь креолыда.
   А в один прекрасный вечер отважно это доказала.
   С того вечера Камилл де Розан приезжал в особняк Вальженезов так часто, как только позволяла его ревнивая супруга.
   Обыкновенно это случалось по утрам, когда прекрасная креолка еще спала.
   Вот как вышло, что, отправившись от Жана Робера в Тюильри, банкир встретил в конце улицы Бак Камилла де Розана.
   Креольцу было наплевать, что о нем подумают, он и не думал прятаться, а потому первый поздоровался с банкиром.
   — Откуда это вы в такую рань? — спросил г-н де Маранд.
   — От господина де Вальженеза, — отвечал тот.
   — Вы, стало быть, с ним знакомы?
   — Да вы же сами нас друг другу представили!
   — Верно! Я и забыл.
   Креолец и банкир раскланялись и разъехались в разные стороны.
   Вернувшись к себе, Лоредан удивился, не застав ни Жана Робера, ни г-на де Маранда.
   Причина его удивления читателям понятна.
   Друзья — назовем их секундантами, так будет точнее — Жана Робера обещали банкиру дождаться новых указаний и завтракали в кафе «Демар», в то время как г-н де Маранд со своей стороны не хотел идти к г-ну де Вальженезу, не повидавшись с Жаном Робером.
   В половине двенадцатого, когда завтрак г-на де Вальженеза подходил к концу, ему доложили о прибытии г-на де Маранда.
   Он приказал проводить его в гостиную и, словно желая сдержать обещание, данное им Натали, не заставлять его ждать, сейчас же вошел вслед за ним.
   После того как хозяин и гость обменялись положенными в таких случаях приветствиями, первым заговорил г-н де Вальженез:
   — Я только вчера вечером узнал о вашем назначении и как раз сегодня собирался зайти, чтобы вас поздравить.
   — Господин де Вальженез! — холодно молвил банкир. — Я полагаю, вы догадываетесь о цели моего визита. Помогите же мне, прошу вас! Не будем терять времени на ненужные комплименты.
   — Я весь к вашим услугам, сударь, — проговорил Лоредан, — хотя даже не догадываюсь, что вы хотите мне сообщить.
   — Вчера вы без приглашения проникли в мой особняк, да еще в такое время, когда приличные люди приходят, если их позвали.
   Вопрос был поставлен так, что Лоредану оставалось лишь дать четкий ответ.
   Он ответил вызывающе:
   — Это правда. Должен признаться, что приглашения я не получал, во всяком случае от вас.
   — Вы ни от кого его не получали, сударь.
   Господин де Вальженез поклонился, не отвечая, словно хотел сказать: «Продолжайте!»
   Господин де Маранд так и сделал.
   — Проникнув в особняк, вы пробрались в одну из спален госпожи де Маранд и спрятались в ее алькове.
   — Я с сожалением должен отметить, — насмешливо процедил г-н де Вальженез, — что вы прекрасно осведомлены.
   — Ну, сударь, раз вы не отрицаете этот факт, вы, очевидно, понимаете, какие будут последствия?
   — Назовите мне их, и я посмотрю, допустимо ли то, что вы хотите мне предложить.
   — Последствия вашего поступка таковы, сударь, что вы намеренно оскорбили женщину.
   — Ах, черт возьми! — рисуясь, обронил г-н де Вальженез. — Придется признать, что это так, раз тому были свидетели.
   — В таком случае, сударь, — продолжал банкир, — вы, очевидно, сочтете вполне естественным, не так ли, если я попрошу у вас объяснений этого оскорбления?
   — Я к вашим услугам, дорогой мой, и немедленно, если пожелаете. У меня в конце сада беседка, словно нарочно сделанная для фехтования.
   — Я сожалею, что не могу сейчас же воспользоваться вашим любезным предложением; к несчастью, так скоро подобные дела не делаются.
   — Вы, должно быть, еще не завтракали, — предположил г-н де Вальженез. — Я знаю людей, которые не любят драться натощак, хотя мне вот, к примеру, все равно.
   — Для промедления есть более серьезная причина, — сказал банкир, пропуская мимо ушей посредственную шутку своего собеседника. — Надобно позаботиться о том, чтобы не замарать имя; я весьма сожалею, что вынужден вам об этом напомнить.
   — Ба! — удивился г-н де Вальженез. — К чему это ханжество?
   После нас хоть потоп!
   Банкир с самым серьезным видом возразил:
   — Вы, сударь, вольны поступать с именем своего отца, как вам заблагорассудится. Я же намерен позаботиться о чести и не собираюсь выставлять свое имя на смех. Имею честь сделать вам предложение.
   — Говорите, сударь, я вас слушаю.
   — Мне кажется, вы давно не выступали в палате пэров, не так ли?
   — Да, действительно… Однако какое отношение имеет палата пэров к занимающему нас вопросу?
   — Самое прямое отношение, в чем вы сейчас убедитесь. На днях было получено сообщение о Наваринском сражении.
   — Да, но…
   — Погодите. Завтра в палате должен рассматриваться вопрос о Турции и Греции, отложенный из-за выборов и последовавших за ними печальных особытий.
   — Кажется, припоминаю. Кто-то в самом деле просил слова по этому вопросу.
   — Вот я и предлагаю вам также попросить слова.
   — Куда же вы, черт побери, клоните? — нагло рассмеявшись банкиру в лицо, спросил молодой пэр.
   Тот сделал вид, что не заметил этой новой наглой выходки, и продолжал так же холодно и серьезно:
   — Вопрос о Греции имеет важное значение и огромный интерес, если рассматривать его со всех сторон. Из такой темы можно извлечь немалую выгоду. Я убежден, что, если вы дадите себе труд, вы сейчас же ухватитесь за эту возможнось и произнесете превосходную речь. Вы меня понимаете?
   — Признаться, меньше, чем когда-либо.
   — Я должен все объяснить?
   — Да.
   — Дорогой господин Вальженез! Я — горячий сторонник Греции. Я даже где-то что-то по этому поводу написал. Вы же еще не приняли по этому вопросу окончательного решения. Сделайтесь сторонником турков и нападите на защитников Греции.
   В общем, придумайте, как оскорбить меня по вопросу грекотурецких отношений, и так, чтобы я мог публично попросить у вас удовлетворения. Я на сей раз понятно говорю?
   — О, прекрасно! И как бы причудливо ни было ваше предложение, я принимаю его с радостью, раз вы так за него держитесь.
   — Так до завтра, сударь; после заседания я буду иметь честь прислать вам секундантов.
   — Зачем же ждать до завтра? Еще нет часа. Я успею поехать в палату и выступить сегодня.
   — Я не смел вам это предложить, так как предполагал, что сегодня вы заняты.
   — Да стоит ли со мной так церемониться?
   — Как видите, я этого и не делаю, раз соглашаюсь, — поспешил заметить г-н де Маранд и поклонился. — Однако вам следует поторопиться.
   — Я только прикажу заложить карету.
   — Вас могут опередить, слово предоставляется в порядке записи. Мы потеряем целых четверть часа, ожидая карету.
   — Предложите другой способ. Вы же не хотите, чтобы я пошел отсюда в Тюильри пешком, не так ли? Может быть, ваша карета ждет внизу и вы хотите предложить мне в ней место?
   — Я действительно собирался вам это предложить, — подтвердил г-н де Маранд.
   — Я с благодарностью принимаю ваше предложение! — подхватил г-н де Вальженез.
   И люди, готовые на следующий день перерезать друг другу горло, вышли из особняка, так сказать, под руку, словно друзья.
   Господин де Маранд снова увидел Камилла де Розана.
   Креолец выходил из экипажа.
   — Я уже во второй раз нынче имею удовольствие встретить вас почти на том же месте, — заметил банкир.
   — Ну, стало быть, и я так же, — отозвался Камилл. — Такие случайности имеют место во все времена, Мольер даже написал, кажется, на эту тему стихи:
   В этом месте мне везет, И так далее.
   — Если вы имеете что-нибудь сказать господину де Вальженезу, — продолжал банкир, — поторопитесь, не то он вас опередит и сам скажет, что очень спешит.
   — Может, вы и впрямь пришли ко мне, дорогой друг? — спросил Лоредан, протянув Камиллу руку.
   — Ну конечно, — кивнул креолец и слегка покраснел.
   — В таком случае я очень сожалею: я ухожу, — сообщил Лоредан, усаживаясь в карету г-на де Маранда. — Но вы зайдите:
   сестра дома; надеюсь, вам будет приятно повидаться с ней не меньше, чем со мной. Прощайте или, вернее, до свидания!
   Лошади понеслись галопом.
   Спустя десять минут г-н де Вальженез вошел в палату пэров и попросил слова.

X. О речи г-на Лоредана де Вальженеза в палате пэров и о том, что за ней последовало

   Победа в Наваринском сражении, последняя реакция Европы против Азии, только что была куплена ценой шести лет нескончаемых сражений. Современные Эпаминондасы, Альцибиады, Фемистоклы удивляли весь мир. Казалось, они отыскали, подобно Тесею, тяжелые мечи своих отцов, сокрытые на полях Марафона, Левктра и Мантинея.
   После многих лет бездействия греки снова почувствовали вкус к независимости; повеяло французской революцией, и вся Европа воспряла ото сна. Греков воспевали Гюго и Ламартин, за них погиб Байрон. Их цель в каком-то смысле стала делом Франции, и их поражение причиняло огорчение, как радовали их победы.
   Но по мере того, как это чувство охватывало всю нацию, г-ну де Виллелю оно нравилось все меньше, а мы помним: он больше, чем кто бы то ни было, проявил враждебность к греческой революции.
   Когда г-н Лоредан де Вальженез, известный своими ультрароялистскими взглядами, попросил слова, половина или даже три четверти пэров, разделявшие мнение уважаемого пэра, в один голос закричали:
   — Говорите! Говорите!
   Вкратце перечислив основные этапы восстания, г-н де Вальженез стал под аплодисменты всего зала оплакивать страшные события, которые кое-кто превозносил как победу.
   — Тем не менее, — заявил он, — нам не в чем упрекнуть правительство большинства; из благородного чувства, восходящего еще ко временам Крестовых походов, оно допустило эту роковую коалицию против турок. Сдержим наш гнев, прибережем всю нашу суровость против тех, кто ее заслужил, кто из безумия или ради личной выгоды поддерживает революции в других странах, не имея возможности поднять бунт у себя дома. Я не хочу никого называть, — прибавил оратор, — однако имя одного известного банкира у всех на слуху. Известно, в какой кассе Революция черпает питающие ее сокровища. Итак, господа, пусть мне придется заплатить за это своей кровью, но я хочу спросить вас, так как меня волнует вопрос о недавнем бунте в Париже: уж не один ли и тот же человек субсидирует бунтовщиков Греции и парижских греков?
   Это противопоставление вызвало гром аплодисментов. Имя г-на де Маранда передавалось из уст в уста; в палате пэров банкира не любили: его стремительный взлет, неожиданное назначение в министерство финансов не противоречили сложившемуся о нем мнению. И теперь все были просто счастливы, что г-н де Вальженез публично его оскорбил.
   Впрочем, среди общего одобрения раздалось и несколько возражающих голосов.
   Генерал Эрбель перебил молодого пэра и с места выразил протест, требуя от г-на де Вальженеза взять назад свои слова, похожие на грубое оскорбление.
   — Ну и пусть будет оскорбление! — заявил в ответ г-н де Вальженез. — Раз вы принимаете правду за оскорбление!
   — Но не может же быть, чтобы вы всерьез обвиняли господина де Маранда в субсидировании бунтовщиков с улицы СенДени! — воскликнул другой пэр.
   — Это ваши слова, сударь, а не мои, — вызывающе бросил г-н де Вальженез.
   — Иезуит! — пробормотал генерал достаточно громко для того, чтобы его услышали.
   Господин де Вальженез сейчас же подхватил это слово, он не рассердился, как можно было ожидать.
   — Если генерал полагает, что оскорбил меня, назвав иезуитом, — сказал молодой пэр, — он глубоко заблуждается. Это все равно как если бы я назвал его солдатом. Я не думаю, что он увидит в этом что-то для себя обидное.
   На этом дискуссия была закончена, и все перешли к повестке дня.
   Вернувшись около пяти часов домой, генерал Эрбель застал у себя г-на де Маранда.
   Банкиру уже рассказали об инциденте в палате и подробностях, его сопровождавших.
   При виде банкира генерал догадался о причине его прихода, он протянул ему руку и предложил сесть.
   — Генерал! — начал банкир. — Я с удивлением узнал, что господин де Вальженез меня, не называя правда, оскорбил в палате пэров. В то же время я с удовлетворением и гордостью узнал, что вы меня защищали. Получить оскорбление от господина де Вальженеза и поддержку от вас — вдвойне честь для меня. И я решил, не теряя времени, поблагодарить вас за участие.
   Генерал поклонился с таким видом, будто хотел сказать:
   «Я лишь исполнил свой долг».
   — Кроме того, — продолжал банкир, — у меня появилась надежда: раз вы встали на мою сторону, когда я вас не просил, вы вряд ли меня покинете, если я захочу ответить на полученное оскорбление.
   — Я к вашим услугам, дорогой мой господин де Маранд.
   Зная вас, как я знаю, я даже хотел, не дожидаясь вашего прихода, попросить от вашего имени удовлетворения у оскорбителя.
   — Я счастлив вашим вниманием, генерал, ведь это свидетельство того, как высоко вы меня цените.
   — Теперь скажите: вы знаете своего противника?
   — Очень мало.
   — Это молодой фат, не имеющий твердых убеждений.
   — О! — обронил г-н де Маранд, нахмурившись и придав своему лицу выражение ненависти, в которой его невозможно было заподозрить.
   — У таких типов, — продолжал генерал, — после ужина, как правило, мнение резко меняется.
   — Ну что же, генерал, — рассмеялся г-н де Маранд, — есть один способ помешать ему в этом.
   — Что за способ?
   — Уладить с ним все дела до ужина.
   Банкир вынул часы.
   — Сейчас только пять. Ужинает он не раньше половины седьмого. Если вы не против быть моим первым секундантом, давайте сядем в карету и отправимся на поиски второго. А по дороге обсудим условия поединка.
   — С огромным удовольствием, — отвечал генерал. — Боюсь только, что лошадей уже расседлали.
   — Не страшно! У меня карета, — сказал г-н де Маранд. — Улица Макон, дом номер четыре, — приказал он кучеру.
   — Улица Макон? — повторил генерал, недоумевая, что это за улица.
   Карета помчалась вперед.
   — Где, черт побери, мы находимся? — спросил генерал, когда карета остановилась у двери Сальватора.
   — Мы приехали туда, куда я приказывал кучеру нас отвезти.
   — До чего отвратительная улица!
   Он окинул взглядом дом.
   — Нам сюда? — спросил граф Эрбель.
   — Да, генерал, — улыбнулся г-н де Маранд.
   — Отвратительный дом!
   — Что делать?! Именно в этом доме и на этой улице живет один из самых честных и отважных людей.
   — Как его зовут?
   — Сальватор.
   — Сальватор… А чем он занимается?
   Господин де Маранд улыбнулся.
   — Он, как уверяют, комиссионер.
   — Ага! Я начинаю догадываться. Да, да, я, кажется, слышал об одном философе с таким именем от генерала Лафайета, который очень высоко его ценит.
   — Не только слышали о нем, но и не раз разговаривали с ним самим.
   — Где же это было? — удивился генерал.
   — У меня.
   — Я разговаривал в вашем доме с комиссионером?
   — Как вы понимаете, ко мне он заходил без своей куртки и крючьев. Он, как и мы с вами, был во фраке и называл себя господином де Вальзиньи.
   — Вспомнил! — воскликнул генерал. — Очаровательный молодой человек!
   — Я хочу просить его быть моим вторым секундантом.
   Этот человек имел большое влияние на выборах и перевыборах.
   И я буду рад, если он сможет дать свидетельские показания в мою пользу огромному числу людей, которые меня видят лишь через окно моей кареты.
   — Очень хорошо! — похвалил генерал, следуя за банкиром.
   Они поднялись на четвертый этаж и подошли к двери Сальватора. Отпер им сам комиссионер.
   Молодой человек только что возвратился. Он был в бархатных панталонах и куртке.
   — Дорогой Вальзиньи, — сказал г-н де Маранд, — я пришел просить вас об услуге.
   — Говорите! — предложил Сальватор.
   — Вы не раз уверяли меня в своих дружеских чувствах.
   Я пришел просить вас доказать мне эту дружбу.
   — Я к вашим услугам.
   — Завтра я сражаюсь на дуэли; господин генерал Эрбель согласился быть одним моим секундантом. Могу ли я просить вас оказать мне честь быть другим секундантом?
   — С удовольствием, сударь. И я прошу вас лишь назвать причину дуэли и имя вашего обидчика.
   — Господин Лоредан де Вальженез только что напал на меня в палате, и это было сделано в столь неподобающей манере, что я не могу не потребовать удовлетворения.
   — Лоредан? — вскричал Сальватор.
   — Вы с ним знакомы? — удивился г-н де Маранд.
   — Да, — подтвердил Сальватор и грустно покачал головой. — О да, я его знаю.
   — Может быть, вы знаете его достаточно близко, чтобы отказаться быть моим секундантом?
   — Послушайте, сударь, — раздумчиво выговорил Сальватор. — Я ненавижу господина де Вальженеза по причинам, которые вы однажды узнаете, и это произойдет очень скоро, если предчувствия меня не обманывают. Я бы с удовольствием и сам вызвал его на дуэль. Но существует один человек, которому я поклялся, что с головы Лоредана не упадет ни один волос. Мне представляется, господа, что, если я соглашусь быть секундантом и во время дуэли с нашим недругом случится несчастье, выйдет так, что я не сдержал слова.
   — Вы правы, дорогой Вальзиньи, — кивнул г-н де Маранд, — мне остается лишь извиниться за причиненное вам беспокойство.
   — Я не могу быть вашим секундантом, — сказал Сальватор, — но, возможно, пригожусь вам как хирург. Если вы согласны, я готов предоставить себя в ваше распоряжение.
   — Я знал, что вы так или иначе окажете мне услугу, — молвил г-н де Маранд, протянув Сальватору руку.
   И он вышел в сопровождении генерала, вызвавшегося поутру заехать за молодым человеком, который в качестве хирурга считал себя вправе присутствовать на дуэли.
   С улицы Макон банкир с генералом отправились на Люксембургскую улицу, где жил генерал Пажоль, без колебаний принявший предложение г-на де Маранда.
   Спустя четверть часа оба генерала вошли в гостиную г-на де Вальженеза. Он лежал на диване и хохотал до слез над шутками Камилла де Розана и еще одного молодого фата.
   — Сударь! — обратился к Лоредану граф Эрбель. — Мы с генералом Пажолем хотели бы переговорить с вами наедине.
   — Зачем же наедине, господа? — вскричал Лоредан. — Вы можете говорить в присутствии моих друзей, у меня от них секретов нет.
   — В таком случае, — сухо продолжал граф Эрбель, — мы имеем честь просить у вас от имени господина де Маранда удовлетворения за нанесенное вами оскорбление.
   — Вы — секунданты господина де Маранда? — спросил Лоредан.
   — Да, сударь, — в один голос отозвались оба генерала.
   — В таком случае, господа, — сказал г-н де Вальженез, вставая и указывая на двух своих гостей, — вот мои секунданты. Соблаговолите обсудить с ними все вопросы. Я вручаю им свои полномочия.
   Он с высокомерным видом кивнул секундантам г-на де Маранда и, перед тем как выйти, сказал Камиллу:
   — Я прикажу подавать на стол. Заканчивайте поскорее, Камилл, я умираю с голоду.
   — Господа! — сказал генерал Эрбель. — Вам известно, в чем состоит оскорбление, за которое мы требуем удовлетворения?
   — Да, — подтвердил Камилл, едва заметно усмехнувшись.
   — Я считаю, что вдаваться в подробности ни к чему.
   — Разумеется, — с той же ухмылкой проговорил Камилл.
   — Намерены ли вы возместить ущерб, который вы нам нанесли?
   — Это зависит от того, какой род возмещения вы имеете в виду.
   — Я вас спрашиваю: готовы ли вы принести извинения?
   — Ну нет, — возразил Камилл, — любое извинение нам категорически запрещено.
   — В таком случае, — заметил генерал, — нам остается лишь обсудить условия дуэли.
   — Вы — пострадавшая сторона, — сказал Камилл. — Изложите свои условия.
   — Мы имеем честь предложить вам следующее: дуэль на пистолетах.
   — На пистолетах, очень хорошо.
   — Барьер в сорока шагах. Противники могут сделать или не делать по пятнадцати шагов.
   — Значит, если они пройдут по пятнадцать шагов, их будут разделять десять шагов?
   — Десять! Да, сударь.
   — Прекрасное расстояние; хорошо, пусть будет в десяти шагах.
   — Пистолеты возьмем у Лепажа, чтобы они были незнакомы обоим противникам.
   — Кто их возьмет?
   — Каждый из нас принесет по паре или, если угодно, подмастерье оружейника, который зарядит пистолеты, принесет две пары. Мы бросим жребий и определим, из каких стрелять.
   — Все очень хорошо. Теперь договоримся, где встречаемся.
   — Аллея Л а Мюэт, если угодно.
   — Аллея Ла Мюэт. В конце этой аллеи есть что-то вроде площадки, ничем не примечательной, будто нарочно созданной для встречи.
   — Пусть будет площадка.
   — А-а, мы забыли обсудить время.
   — Светает не раньше семи. Назначим встречу на девять.
   — В девять. Превосходно, сударь… Будет время привести себя в порядок.
   — Нам остается откланяться, господа, — проговорили два генерала.
   — Примите уверения в нашем почтении, — проговорили, поднимаясь, молодые люди.
   Едва секунданты банкира исчезли, г-н де Вальженез вошел в гостиную, приговаривая:
   — Ну и копуши! Я думал, вы никогда не кончите!
   — Вот на чем мы договорились, — начал Камилл.
   — Знаю! — перебил Лоредан. — Мы договорились поужинать в половине седьмого, а сейчас шесть тридцать пять.
   — Я говорю о дуэли.
   — А я — об ужине. Дуэль можно отложить, ужин — никогда.
   За стол!
   — За стол! — подхватили два молодых человека.
   И все трое направились к столовой, где их ожидала мадемуазель Сюзанна де Вальженез.
   За столом веселились от души, всему Парижу перемыли косточки, но особенно — банкиру, высмеивая г-на де Маранда на все лады как политика и финансиста, но особенно налегая на его внешность.
   О предстоявшей дуэли говорили не больше, чем о китайском императоре.
   Из уважения ли к присутствующей даме, от беззаботности или из самонадеянной уверенности в исходе дела это происходило? Этого мы не знаем или, вернее, думаем, что было всего понемногу в умолчании троих молодых людей.
   Они были заняты десертом, когда личный слуга г-на де Вальженеза подал хозяину карточку на серебряном подносе.
   Лоредан бросил на карточку взгляд.
   — Конрад! — вскричал он.
   — Конрад! — едва слышно выдохнула мадемуазель де Вальженез и изменилась в лице. — Что ему нужно?
   Лоредан стал белым, под стать чашке севрского фарфора, которую поднес к губам.
   Камилл обратил внимание на то, что это имя взволновало и брата, и сестру.
   — Сожалею, но мне придется ненадолго вас оставить, — пролепетал г-н де Вальженез.
   Он обернулся к лакею и приказал:
   — Проводите его в мой кабинет.
   Лоредан встал.
   — До скорой встречи, господа.
   Он направился к двери, которая вела из столовой в кабинет.
   Сальватор ожидал стоя.
   Невозможно было выглядеть элегантнее, чем Сальватор в ту минуту, а также спокойнее и благороднее, чем он.
   Теперь это был действительно Конрад де Вальженез, как он и приказал о себе доложить.
   — Что вам угодно? — с ненавистью взглянув на гостя, спросил Лоредан.
   — Я хотел бы с вами переговорить, — отвечал Сальватор.