А Гонзаго, выскочив из дома, увидел перед собою непреодолимое препятствие — толпу. Только Лагардер способен был, как дикий кабан, протаранить этот людской лес. И Лагардер прошел, а Гонзаго повернул назад. Вот почему шевалье, выскочивший из особняка позже принца, опередил его. Гонзаго же прошел на кладбище через проем в стене.
   Мрак был настолько густым, что он с трудом отыскивал путь к склепу. Добравшись до места, где его должны были ждать сидевшие в засаде сообщники, Гонзаго невольно бросил взгляд на сияющие окна залы. В ней не было видно ни души, и лишь сверкали позолотой опустевшие кресла.
   Гонзаго пробормотал:
   — Они бросились за мною… но им не успеть!
   Когда после яркого света принц обратил взгляд на темные заросли, ему показалось, что повсюду вокруг он видит своих соратников. На самом же деле он принимал стволы деревьев за человеческие фигуры.
   — Эй, Пероль, — тихонько окликнул он, — все кончено? Молчание. Рукоятью шпаги принц ткнул в темное пятно, которое принял за фактотума. Рукоятка стукнула по изъеденному червями стволу высохшего кипариса.
   — Никого нет, что ли? — пробормотал он. — Неужто они уехали без меня?
   Ему послышалось, что кто-то сказал «Нет», но он не был уверен — под ногами у него шуршали опавшие листья. Где-то невдалеке, потом со стороны особняка послышался глухой шум. Гонзаго тихо выругался.
   — Ладно, еще увидим! — воскликнул он, обходя склеп и направляясь к церкви.
   Но внезапно перед ним выросла чья-то большая тень: на сей раз это было не сухое дерево. Тень держала в руке обнаженную шпагу.
   — Где они? Где остальные? — спросил Гонзаго. — Где Пероль?
   Шпага опустилась, указывая на подножие склепа, после чего незнакомец сказал:
   — Пероль там!
   Гонзаго наклонился и вскрикнул. Рука его нащупала теплую кровь.
   — А Монтобер там! — продолжал незнакомец, указывая на купу кипарисов.
   — Тоже убит? — прохрипел Гонзаго.
   — Тоже убит.
   Толкнув ногою недвижное тело, лежавшее между ним и Гонзаго, незнакомец добавил:
   — А здесь Таранн… Тоже мертвый.
   Гул невдалеке нарастал. Со всех сторон уже слышались приближающиеся шаги, между деревьев появились факелы.
   — Выходит, Лагардер меня опередил? — скрипнув зубами, процедил Гонзаго.
   Он отступил, собираясь броситься наутек, но тут позади него внезапно вспыхнувший красный луч осветил лицо Лагар-дера. Принц обернулся и увидел вынырнувших из-за угла склепа Плюмажа и Галунье с факелами в руках. Со стороны церкви тоже приближались факелы. Гонзаго в их свете узнал регента, высокопоставленных должностных лиц и вельмож, еще недавно сидевших на семейном совете.
   Он услышал слова регента:
   — Никто не должен выйти за пределы кладбища! Поставить везде охрану!
   — Клянусь Господом, — судорожно рассмеявшись, проговорил Гонзаго, — нам оставляют турнирное поле, как во времена рыцарства. Филипп Орлеанский раз в кои-то веки вспомнил, что он — сын воина. Что ж, подождем теперь, пока явятся судьи.
   Лагардер ответил: «Ладно, подождем», и тут Гонзаго сделал неожиданный предательский выпад, целя противнику в низ живота. Но находящаяся в уверенных руках шпага, словно живое существо, обладает защитным инстинктом. Клинок Лагар-дера парировал выпад и тут же сверкнул в ответном выпаде.
   Ударившись в грудь Гонзаго, клинок издал металлический звон. Принц не зря надевал кольчугу. Шпага Лагардера сломалась.
   Не отступив ни на пядь, шевалье ловко увернулся от удара, а его противник проскочил по инерции мимо. Одновременно Лагардер схватил шпагу Плюмажа, который протянул ее рукояткой вперед. В результате вышло так, что соперники поменялись местами. Лагардер стоял теперь спиною к двум мастерам фехтования. Гонзаго, пролетевший чуть ли не до выхода в склеп, повернулся спиной к приближавшемуся в сопровождении свиты герцогу Орлеанскому. Противники снова приготовились к схватке. Гонзаго был сильным бойцом и защищать ему приходилось лишь голову, но Лагардер, казалось, играет с ним. На втором же выпаде шпага выпала из руки Гонзаго. Он нагнулся было, чтобы ее поднять, но Лагардер наступил на клинок.
   — Ах, вот вы где, шевалье! — проговорил подошедший регент.
   — Ваше высочество, — отозвался Лагардер, — наши предки называли это судом Божьим. Теперь мы ни во что не веруем, однако неверие не может убить, так же как слепота не в силах погасить солнце.
   Регент сказал что-то вполголоса своим министрам и советникам.
   — Ничего хорошего в том не будет, — проговорил президент де Ламуаньон, — если голова принца скатится с плахи.
   — Вот гробница де Невера, — заговорил Анри, — и обещанное ему мщение не за горами. Публичное покаяние свершится. Но моя рука не будет отрублена при этом топором палача.
   С этими словами Лагардер поднял шпагу Гонзаго.
   — Что вы делаете? — удивился регент.
   — Ваше высочество, — ответил Лагардер, — от этой шпаги погиб де Невер, я ее узнаю. Ею же будет наказан и убийца де Невера!
   Он бросил шпагу Плюмажа к ногам Гонзаго: тот, весь дрожа, поднял ее.
   — Эх, битый туз! — проворчал Плюмаж. — Теперь уж он не отвертится.
   Семейный совет расположился вокруг противников. Когда они взяли оружие на изготовку, регент, не очень-то, видимо, отдавая себе отчет в том, что делает, взял факел из рук Галунье и поднял его высоко над головой. Регент Филипп Орлеанский!
   — Не забудь про кольчугу, — шепнул за спиной у Лагардера Галунье.
   Но это было излишне. Лагардер вдруг словно преобразился. Он распрямил свои могучие плечи, ветер развевал его густые волосы, глаза шевалье метали молнии. Он заставил Гонзаго отступить к дверям склепа. И вдруг его шпага описала сверкающий круг, какой бывает, когда фехтовальщик отбивает атаку в первой позиции.
   — Удар де Невера! — в один голос проговорил фехтовальных дел мастер.
   Гонзаго с кровоточащей раной на лбу лежал у подножия статуи Филиппа Лотарингского. Принцесса Гонзаго и донья Крус поддерживали Аврору. В нескольких шагах от них хирург перевязывал рану маркиза де Шаверни. Все это происходило невдалеке от паперти церкви Сен-Маглуар. Регент в сопровождении свиты поднялся по ступеням. Лагардер стоял между одной группой и другой.
   — Ваше высочество, — проговорила принцесса, — вот наследница де Невера, моя дочь, которую завтра, если будет на то ваше позволение, станут называть госпожою де Лагардер.
   Регент взял руку Авроры, поцеловал и вложил ее в ладонь Лагардера.
   — Благодарю, — произнес он, обращаясь к шевалье и невольно бросая взор на памятник другу своей юности.
   Затем, сдерживая звучавшую в его голосе дрожь волнения, он выпрямился и сказал:
   — Граф де Лагардер, только совершеннолетний король сможет сделать вас герцогом де Невером.