Страница:
Их ждали.
Враги видели, как вылетела из пламени дверь, как рванулось из проема пламя, закружило метель искр, как нырнули с порога вниз тени, окутанные клубами дыма и пара.
Арбалеты запоздало щелкнули — впустую.
Буйвол, пригнувшись, уже несся к ближайшим деревьям.
Малыш метался в дыму из стороны в сторону, не давая противнику прицелиться и провоцируя его на выстрел.
С грохотом обвалилась полыхающая крыша.
Снова вылетели из-за деревьев железные стрелы. Только одна ожгла Буйволу плечо. Остальные исчезли в пламени пожара.
Виртис Безродный, прячась за стволом липы, торопливо перезаряжал оружие — уперевшись ногой в стремя арбалета, согнувшись, он обеими руками натягивал жесткую тетиву. Боковым зрением он успел увидеть тень, выскочившую из дымной Мглы, и понял, что опоздал.
Буйвол рубанул врага, заряжающего арбалет…
Толстый Миатас, раздосадованный тем, что никак не может попасть в бестолково мечущийся на фоне пожара силуэт, выбежал из кустов. В каждой руке он держал по арбалету. Он намеревался приблизиться к живой мишени, насколько это возможно, и рассчитывал, что промаха на этот раз не будет.
Промаха не было. Малыш, не переставая двигаться, выпустил первую стрелу, едва только Миатас показался из своего укрытия. Древко почти целиком утонуло в колышущемся брюхе, а толстяк с арбалетами словно этого и не заметил. Но вторая стрела вонзилась ему в горло, и он покачнулся. Изо рта плеснула кровь, Миатас сделал еще несколько неуверенных шагов, поднял оба арбалета, пытаясь прицелиться в мечущийся расплывающийся силуэт. Третья стрела Малыша ударила толстяка в переносицу, пробив череп…
Озлобившийся Ромистан Одноглазый подхватил с земли легкий меч с прямым узким клинком и бросился навстречу появившемуся из-за деревьев врагу. Ромистан думал о той, что так долго не отпускала его на охоту. Он хотел стать мужчиной, настоящим бойцом. Как Ночные Охотники. А стал уродом.
Ромистан хотел умереть.
И он умер, налетев на клинок Буйвола…
Немой Туаес, сторожащий южные окна, увидел, как свалился Толстый Миатас, и понял, что сторожить уже нечего. Он бросился на помощь толстяку, еще не совсем понимая, где опасность. А когда понял, было поздно.
На этот раз Малыш выпустил только одну стрелу…
Пламя с гудением рвалось в небо. Ветер рассыпал по лесу искры. Листва ближайших деревьев корчилась от палящего жара, и бежал по траве огонь…
Длинная узкая комната, похожая на гроб, была охвачена пламенем. Пылал потолок, струились огнем стены, тлели, наполняя комнату удушливым дымом, травы на полу. Корчились, словно ожив, чучела и мумии. Что-то сыпалось, падало, рушилось. Переполошившиеся тени метались по комнате — мрак пытался найти выход из своего векового убежища, вдруг ставшего ловушкой.
Истекающая кровью ведьма, затаив дыхание, не чувствуя жара, забыв о боли, стояла на коленях перед изрубленной топором палача плахой и зачарованно смотрела в магическую сферу.
Она видела там запретное — собственную судьбу.
Она словно заново проживала всю свою жизнь. До этого дня. До самой смерти.
Теперь ведьма знала — богам нужна сфера.
…Буйвол, не найдя больше противников, остановился, повернувшись спиной к пожару, опустил меч. Только сейчас почувствовал, что ранен. Осмотрел рассеченную арбалетной стрелой кожу, вспомнил, что когда-то едва не умер от подобной царапины. Также вспомнил и бесследно пропавшую ведьму, что могла наговором остановить кровь.
Позади хрустнула ветка. Буйвол подумал, что это Малыш, и сказал:
— Меня слегка зацепили.
— Воры!
Это был не Малыш.
— Бандиты! Я научу вас меня уважать! Я покажу, кто здесь хозяин!
Буйвол повернул голову. И увидел наставленный на него арбалет. Потом он увидел глаза. Бешеные глаза. Безумные. Злобные. Налившиеся кровью.
Глаза настоящего врага.
И взведенный арбалет.
В четырех шагах.
— Мы не хотели никого убивать, — осторожно сказал Буйвол, ощущая холодок меж лопаток. В том самом месте, куда воткнется железная стрела. — Мы здесь по делу… — Он немного повернул правую ступню, перенес вес тела на правую ногу.
— Вор! — скрежетал зубами арбалетчик, ничего не слыша, не желая слышать. — На колени!
— Что?
— На колени! — палец дергался на крючке спуска. Всего четыре шага.
— Хорошо… — Буйвол стал медленно приседать, пытаясь Одержать вскипающее бешенство.
Красные глаза следили за ним. И арбалет тоже. Спина совсем занемела.
— На колени!
Буйвол замер в неудобной позе, так и не коснувшись коленями земли. Сказал негромко, но твердо:
— Нет.
— Вор! — рявкнул голос, и Буйвол, уже не сдерживаясь, целиком отдавшись ярости, зарычал, скрутился корпусом, взметнул меч наискось.
Стрела арбалета ударила точно в клинок.
Лопнула сталь. Брызнула острыми осколками.
Руки словно опустели. Полегчали.
Буйвол рванулся к врагу, не разобрав, что случилось. Взмахнул мечом.
А клинка не оказалось.
Но враг падал, выронив из рук оружие и закатывая кроваво-красные глаза. Меж лопаток у него торчала стрела.
А через мгновение Буйвол услышал треск за спиной и повернулся лицом к новой опасности.
Сквозь окутанные дымом кусты ломился настоящий великан. Он мало походил на человека — всклокоченный, закопченный, перемазанный кровью — своей ли, чужой ли…
Крост Медвежатник сторожил восточную сторону дома. Ему казалось, что за окнами в сумраке ходит серая тень, и он расстрелял свои стрелы еще до того, как огонь охватил весь дом. А когда из черных окон вырвалось пламя и крыша рухнула внутрь сруба, он понял, что сторожить уже незачем, и пошел к товарищам. Но нашел только их трупы. А потом он увидел, как от стрелы, предательски пущенной в спину, погиб старый вер ный друг Теолот.
Крост Медвежатник, похожий на разъяренного медведя, ломился сквозь кусты, забыв об оружии, собираясь раздавить врагов голыми руками.
Буйвол отшвырнул бесполезный обломок меча и, пригнувшись, втянув голову в плечи, шагнул навстречу великану. Ярость требовала выхода.
Они налетели друг на друга, сшиблись так, что у обоих сбилось дыхание и хрустнули ребра. Но никто не сдал назад. Взревев, они сцепились мертвой хваткой, закружились, подминая траву, ломая кусты, ударяясь о стволы деревьев с такой силой, что кроны вздрагивали, роняя листья.
Они бились словно дикие животные, словно два зверя — медведь и бык.
Крост пытался сгрести противника своими лапами, подмять под себя, придушить, растерзать.
Буйвол, изворачиваясь, бил врага руками и головой — коротко, хлестко, мощно, вкладывая в каждый удар всю тяжесть тела.
Они хрипели, обливаясь кровью.
Они рвали одежду.
Рвали кожу. Мышцы.
От пожара, петляя, бросаясь из стороны в сторону, бежал к ним Малыш.
А они ничего не видели. Ни на что не обращали внимания. Они убивали друг друга.
Крост вцепился в шею врага, сдавил так, что хрустнула гортань. Буйвол, задыхаясь, колотил противника в каменный висок. Удары становились все слабей. Но и хватка на горле слабла.
Крост почти ослеп. Брови его были рассечены, кровь заливала глаза. Переломанные уши вспухли, вздулись разбитые губы.
Буйвол терял силы — никогда прежде не встречал он такого противника, могучего, тяжелого, непробиваемого.
Малыш кружил вокруг, не решаясь выстрелить, не отваживаясь приблизиться. Он кричал что-то напарнику, но тот его не слышал.
Крост выпустил горло врага, ткнул растопыренными пальцами в его глаза, пытаясь их выдавить. Буйвол отдернул голову, провел скрюченной пятерней по лицу великана, зацепился за губы, почувствовал, как омерзительно расползается под пальцами рот противника.
Они хрипели, кружились, ни на секунду не расцепляя объятий, не чувствуя ни боли, ни страха, ощущая лишь всепоглощающую ярость.
Буйвол двумя мощнейшими ударами сломал врагу челюсть. Крост вырвал у противника кусок скальпа.
Буйвол основанием ладони проломил переносицу.
Крост сдавил плечи врага так, что у того лопнула ключица.
Буйвол, ударив головой, заставил великана сделать шаг назад.
Крост, отшатнувшись, дернул врага за руку и вывихнул ее в плече.
Подскочивший Малыш в упор выпустил стрелу.
Освободившийся Буйвол отпрыгнул и ударил противника ногой в живот.
Упали они одновременно. Рухнули на окровавленную истерзанную землю. Дернулись, пытаясь встать, одинаково захрипели, подавились пузырящейся кровью. Приподняли головы, сцепились ненавидящими взглядами. Потом глаза Кроста затуманились. Он еще шевелил разбитыми, разорванными губами, видимо, пытаясь что-то сказать. Он уже не мог держать голову, она опускалась, а он вздергивал ее — он словно бы засыпал.
Но он не засыпал — он умирал.
А потом весь лес вдруг тяжело вздохнул — дрогнули, будто поклонились полыхающему дому живые деревья, медленно легли на землю сухие стволы, трухлявые пни рассыпались гнилым крошевом. В один миг кроны словно поседели — пожухла зеленая листва, высеребрилась, точно прихваченная морозом. Разом умолкли все птицы, стихли все звуки. И где-то безмерно далеко, как будто в другом мире, тоскливо взвыл волк.
И Буйвол понял, что это означает.
Лес осиротел.
Ведьма умерла.
Они ушли с пожарища, как только Буйвол смог подняться на ноги. Они спешили, так как понимали, что враги где-то рядом — возле убитых было лишь оружие, ни еды, ни других припасов они с собой не несли. А это значило, что где-то неподалеку их лагерь. И сколько там еще людей — неизвестно.
— Что им было надо? — задумчиво пробормотал Малыш. — Наверное, мы никогда этого не узнаем…
Буйвол старался не отставать от напарника, но это было нелегко.
Когда воздух перестал пахнуть дымом, они ненадолго остановились. Малыш осмотрел рану друга, ободряюще назвал ее царапиной. Потом вправил напарнику вывихнутое плечо, но не сразу, а с четвертой попытки — за все время этой мучительной экзекуции бледный лицом Буйвол не издал ни звука. Он выругался, лишь когда Малыш ощупал залитую синевой ключицу и торжественно провозгласил, что она сломана.
— И как это ты с мечом-то на арбалет полез? — спросил Малыш, жестко фиксируя левую руку товарища с помощью ивовой коры и двух осиновых палок.
— Я ни перед кем не вставал на колени, — просипел Буйвол, морщась от боли в горле. — Никогда.
Малыш хотел было пошутить на эту тему, но, глянув на друга, решил, что сейчас не лучшее время для шуток.
Потом они продолжили путь.
Буйвол шагал, размышляя о случившемся и понимая, что все опять пошло не так, как он планировал. Он скрежетал зубами, но не от боли, а от досады и злости. Одно утешало его — на этот раз они ничего с собой не несли. Никаких камней, никаких загадочных дисков.
И все же казалось ему, что бог, ядовито усмехаясь, по-прежнему дергает свои веревочки.
Старый Лортимир и горбатый Силт толковали о прошлом, вспоминая Тролоста, прежнего хозяина охотничьих угодий, отца Теолота. Силт сравнивал былую жизнь с настоящей, жаловался на нынешние порядки в этих местах, рассказывал о несправедливостях в отношении местных охотников, избегая упоминать при этом имя нового хозяина. Лортимир хмурился, все понимая.
Они шли через лес кратчайшей дорогой, скрытыми тропами, которые знал один только Силт.
Шли к дому ведьмы.
Лортимир, слушая безрадостные рассказы управляющего, старался не думать о причинах, которые могли задержать охотников, его товарищей. Он не любил догадок. Не любил волноваться попусту. И все же он тревожился.
Они ждали, что охотники вернутся до обеда. Но те не пришли. Не было их и в обед. И позже. Много позже.
Только одна причина могла их так задержать. Та самая, о которой старался не думать Лортимир.
Как-то незаметно разговор переключился на местную ведьму.
— Еще никогда ведьма не ошибалась в предсказаниях, — убежденно говорил Силт. — Если она не знала ответ на что-то, она молчала. Не говорила ничего. Но уж если что-то сказала — значит это случится. Она сильная, и никто не знает, откуда в ней эта сила. Сама она говорит, что вся ее власть дадена богами. И никто не может сказать, на что она способна. Вы слышали, как она обратила в бегство армию Лорстита Могучего?
— Да.
— А как она связанная расправилась с Ночными Охотниками посреди Великой Реки?
— Слышал. И не раз.
— Она великая ведьма. К ней приходят люди со всего мира. Но мало кто находит ее. Она не доверяет чужакам.
— Я — чужак?
— Да. Но с вами иду я. А меня она знает…
Силт, увлекшись, все говорил и говорил. Он рассказал о том, как ведьма предсказывает погоду, как она лечит зверей, что ночами приходят к ней за помощью, как она водит по мертвому лесу путников, пугая мороками. Он увлекся своими рассказами настолько, что сам не заметил, как сбился с пути. Только вдруг провалившись в яму, полную гнилой воды, он опомнился, встал, удивленно осмотрелся.
— Где это мы? — спросил он. Лортимир усмехнулся:
— Я — чужак. Не знаю.
— Ни разу тут не был, — пробормотал Силт. — Не помню…
Деревья вокруг какие-то странные — кроны будто бы с проседью. Сухостой накренился в одну сторону, словно бы сильный ветер прошел через этот лес. На земле — мертвые птицы. И пахнет вроде бы гарью. Дымом.
— Пойдем назад? — спросил Лортимир.
— Нет! Назад нельзя. Тогда совсем заплутаем… — Силт поднял голову. В самое небо вонзалась острая макушка высоченной ели. — Сперва надо осмотреться…
Сняв с себя сумку, разувшись, отдав все Лортимиру, Силт поднырнул под разлапистые еловые ветви. Здесь было сухо, трава не росла, землю устилала хвоя. На четвереньках он дополз до смолистого ствола, сел, переводя дыхание, собираясь с силами, набираясь решимости.
По елке взбираться легко, говорил он себе. Сучья частые, словно лестница. Даже если сорвешься, вниз не упадешь. Обязательно за что-то зацепишься, повиснешь. Свалишься в подставленные зеленые лапы, соскользнешь по ним.
— Стар я уже по деревьям лазить, — вслух сказал Силт и вздохнул.
— Что? — спросил Лортимир. Он присел, осмотрелся, потом, кряхтя, тоже заполз под навес лапника, сел возле Силта. Сказал, улыбаясь: — Хорошо здесь. Тихо. Как в берлоге.
— Как в шалаше. Мы раньше, мальчишками, часто в лесу шалаши строили. Целыми днями там пропадали. Особенно хорошо было, когда гроза, дождь. Снаружи льет, а внутри тишина, сушь… Да… — Силт снова вздохнул и приподнялся. Извернувшись, глянул вверх. Сказал Лортимиру, пытаясь улыбнуться:
— Вы уж ловите меня, если что, — и ступил на короткий сухой сучок.
— Постараюсь, — ответил Лортимир и не шевельнулся.
Извиваясь как змея, протискиваясь меж плотно сомкнутых сучьев, Силт пополз по липкому от смолы стволу. Вниз он старался не смотреть, вверх тоже. За воротник сыпались иголки, одежда то и дело цеплялась за что-то. Кругом висели паучьи сети, густые, словно клочья тумана, и когда Силт попадал в них головой, они с треском рвались, и освобожденные пауки разбегались по его лицу. Это было неприятно. Это было отвратительно. Но Силт, стараясь ни на что не обращать внимания, ни на секунду не задерживаясь, все полз и полз. Взбирался с одного яруса ветвей на другой. Долго. И сам не заметил, как вынырнул головой из колючей зелени, оказавшись совсем рядом с небом.
Огромное красное солнце садилось в золоченые облака. С севера наползали на мир тучи — словно черные вздувшиеся трупы. Неровная тень их ползла по раскинувшемуся лесу, и казалось, что это наступает ночь.
Но ночь была на востоке. Она осторожно выглядывала из-за горизонта, дожидаясь, когда скроется солнце.
Силт посмотрел вниз. И заметил тусклое веретено дыма, поднимающееся из-за деревьев.
Костер? Может быть, хозяин со своими гостями заблудились и решили переждать ночь? Или же это кто-то другой? Местные охотники. Браконьеры… Уж они-то наверняка знают дорогу к ведьминому жилищу. Они знают все дороги…
Запомнив направление на дым, еще раз оглядев лес и не увидев ничего примечательного, Силт пополз вниз. Спускаться было много тяжелей, чем подниматься. Крепчающий ветер раскачивал верхушку дерева, словно хотел стряхнуть человека. Ноги уже не гнулись, дрожали, и руки слабели. От напряжения заболела спина и шею свело. Острые сучья рвали одежду и царапали кожу.
Но Силт справился.
Он сполз на землю, упал в ямку меж корней, привалился к стволу. Сказал, тяжело дыша:
— Я видел дым. Совсем рядом. Наверное, костер.
Лортимир открыл глаза.
— Долго ты.
— Высоко. Тяжело.
— Больше ничего не заметил?
— Тучи идут. Погода сменится.
— Тогда надо спешить.
— Да… Да… Только еще немного… Отдохну… Чуть-чуть… Но Лортимир уже выбирался из-под навеса еловых лап.
— Сейчас… — Силт пытался унять колотящееся сердце. — Самую малость… Уже иду… — Он встал на четвереньки и пополз наружу. Ему хотелось остаться здесь, под лапником, на мягкой сухой хвое, пахнущей смолой и грибной прелью — словно в шалаше, построенном когда-то в далеком детстве. В надежном укрытии от всех непогод мира… Он хотел бы закрыть глаза и вернуть из памяти звонкие ребячьи голоса — голоса друзей. Снова увидеть их забытые лица. Вспомнить старинные игры. И страшные ночные рассказы…
Но он уже давно не мог делать то, что хотел.
Такова была его судьба.
Это был не костер.
Пожарище.
Бревенчатый сруб развалился, превратившись в гору тлеющих головешек. На месте дощатых пристроек остались одни угли, запорошенные серыми хлопьями пепла. Словно огромное надгробие высилась на кирпичных столбах-ножках черная печь. И как-то еще стоял перекосившийся дверной косяк, обугленный, но почему-то не сгоревший. Уж не зачарованный ли?
— Это дом ведьмы… — сказал Силт. Он помолчал немного и неуверенно поправился: — Это был дом ведьмы…
Лес горел, но огня было немного. — он, застревая в кустах, полз по траве, подтачивал стволы деревьев возле самых корней, сгрызал кору. Горький дым плавал в воздухе. Горький дым с привкусом подгоревшего мяса.
— Это Теолот, — негромко сказал Лортимир, остановившись рядом с мертвецом, из спины которого торчало древко стрелы с опаленным оперением.
— Здесь Крост, — Силт вышел из-за дерева, приблизился к Лортимиру, долго смотрел на тело молодого хозяина. Потом отвел взгляд и пробормотал: — Ведьма не ошиблась.
— Вон там еще кто-то.
Силт поднял голову, вгляделся:
— Должно быть, Миатас…
Они разбрелись по лесу, обошли пепелище кругом. Лортимир нашел сильно обуглившееся тело немого Туаеса. Силт наткнулся на Ромистана, смотрящего в небо одним глазом.
Они долго не могли отыскать Виртиса, они уже надеялись, что его тут нет, что он остался жив и, возможно, где-то сейчас прячется, а может быть, просто заплутал в лесу. Силт, забыв об осторожности, несколько раз выкрикивал его имя. А потом Лортимир споткнулся обо что-то округлое, посмотрел под ноги. И не сразу понял, что опаленный камень на земле вовсе не камень…
Тело Виртиса было рядом, его накрыло упавшее дерево. Только руки торчали из-под ветвей.
— Что же тут произошло? — спросил Лортимир, борясь с тошнотой и головокружением. И, помолчав, сам ответил: — Наверное, мы никогда не узнаем.
— Это ведьма, — прошептал бледный Силт, стараясь не смотреть в сторону мертвецов. — Они разозлили ее.
— Разве у старухи был лук? А смогла бы она отрубить голову?
— Никто не может сказать, на что она способна, — Силт был напуган.
— Но где она сама? — Лортимир посмотрел в сторону догорающей избы, и что-то там привлекло его внимание. Белая точка на черном фоне. Пятнышко чистоты среди копоти. Он шагнул вперед.
Вдруг потемнело. Силт поднял голову — над лесом нависли черные вспухшие тучи, до жути похожие на… Силт поежился, сказал громко, надеясь голосом отогнать свои страхи:
— Надо уходить!
— Сейчас, — не оборачиваясь, отозвался Лортимир. Он смотрел на белую точку и шел прямо к ней. По горячим углям, по тлеющим головешкам. От струящегося жара шевелились волосы. Дым разъедал глаза и горло.
— Что там? — крикнул Силт, осматриваясь по сторонам и невольно подходя ближе к развалинам ведьминого жилища. Он чувствовал себя неуютно в окружении мертвых птиц и людей, среди сгустившегося мрака. Показалось вдруг, что за деревьями скользнула чья-то серая тень, и сердце захолонуло, и мороз волной пробежал по коже.
— Что это? — пробормотал Лортимир, расшвыривая угли сапогом.
Череп? Камень? Мяч?
Нет.
Шар. Идеально чистый, словно только что вымытый. Ни единого пятнышка сажи на нем, ни копоти, ничего. Сияющая чистотой светлая матовая поверхность. Среди пепла и углей.
Лортимир присел рядом со странной находкой. Сапоги обгорели, голенища сморщились, штаны уже дымились, но он не замечал этого.
— Что это?
Словно бы птичья лапа, скрюченная, пятипалая… Нет, не лапа. Это человеческая рука торчит из-под углей, касаясь сферы. Обугленные кости, готовые рассыпаться золой. Все, что осталось от великой ведьмы.
Не удержавшись, Лортимир тронул шар пальцами. Его матовая поверхность была холодная. Ледяная. И Лортимир не удивился этому. Он почему-то был уверен, что так и будет.
— Надо уходить! — вновь сказал Силт, с опаской посматри-i вая на тучи, с тревогой оглядываясь на темный лес.
— Да, сейчас… — Лортимир взял сферу в ладони, приподнял — она оказалась неожиданно легкой. Он еще раз осмотрел ее со всех сторон, катая в ладонях, отыскивая хоть какой-то изъян — мазок сажи, приставшую пушинку пепла, трещинку…
Ничего!
— Все, идем! — Случайно он мыском сапога чуть зацепил обугленную руку, торчащую из-под завала, и ему показалось, что фаланги черных пальцев вдруг сжались в кулак, словно хотели поймать его, задержать, не дать унести шар. Он испугался и, рассердившись на свой глупый страх, с размаху пнул кости.
Они рассыпались, будто взорвались.
И в то же мгновение треснуло черное небо, полыхнуло коротко. Взметнулась крохотными фонтанчиками сажа, зашипели, темнея, горячие угли — это упали на землю первые капли дождя, тяжелые и обжигающе холодные.
Лортимир втянул голову в плечи, выругался, прижал к груди шар, чувствуя, как тот постепенно теплеет. Горбатый Силт шагнул к нему, крикнул во весь голос:
— Под елку! Назад! Там будет сухо!..
Они, вымокшие и перемазанные копотью, бежали через лес, возвращаясь к тому месту, где широкие еловые лапы образовывали подобие шалаша. Силту было жутковато, но он улыбался — ему казалось, что они возвращаются в прошлое. В детство…
Мертвый Ромистан равнодушно, словно Ночной Охотник, смотрел в темное небо, и струи дождя безжалостно хлестали его по изуродованному лицу.
Глава 25
Враги видели, как вылетела из пламени дверь, как рванулось из проема пламя, закружило метель искр, как нырнули с порога вниз тени, окутанные клубами дыма и пара.
Арбалеты запоздало щелкнули — впустую.
Буйвол, пригнувшись, уже несся к ближайшим деревьям.
Малыш метался в дыму из стороны в сторону, не давая противнику прицелиться и провоцируя его на выстрел.
С грохотом обвалилась полыхающая крыша.
Снова вылетели из-за деревьев железные стрелы. Только одна ожгла Буйволу плечо. Остальные исчезли в пламени пожара.
Виртис Безродный, прячась за стволом липы, торопливо перезаряжал оружие — уперевшись ногой в стремя арбалета, согнувшись, он обеими руками натягивал жесткую тетиву. Боковым зрением он успел увидеть тень, выскочившую из дымной Мглы, и понял, что опоздал.
Буйвол рубанул врага, заряжающего арбалет…
Толстый Миатас, раздосадованный тем, что никак не может попасть в бестолково мечущийся на фоне пожара силуэт, выбежал из кустов. В каждой руке он держал по арбалету. Он намеревался приблизиться к живой мишени, насколько это возможно, и рассчитывал, что промаха на этот раз не будет.
Промаха не было. Малыш, не переставая двигаться, выпустил первую стрелу, едва только Миатас показался из своего укрытия. Древко почти целиком утонуло в колышущемся брюхе, а толстяк с арбалетами словно этого и не заметил. Но вторая стрела вонзилась ему в горло, и он покачнулся. Изо рта плеснула кровь, Миатас сделал еще несколько неуверенных шагов, поднял оба арбалета, пытаясь прицелиться в мечущийся расплывающийся силуэт. Третья стрела Малыша ударила толстяка в переносицу, пробив череп…
Озлобившийся Ромистан Одноглазый подхватил с земли легкий меч с прямым узким клинком и бросился навстречу появившемуся из-за деревьев врагу. Ромистан думал о той, что так долго не отпускала его на охоту. Он хотел стать мужчиной, настоящим бойцом. Как Ночные Охотники. А стал уродом.
Ромистан хотел умереть.
И он умер, налетев на клинок Буйвола…
Немой Туаес, сторожащий южные окна, увидел, как свалился Толстый Миатас, и понял, что сторожить уже нечего. Он бросился на помощь толстяку, еще не совсем понимая, где опасность. А когда понял, было поздно.
На этот раз Малыш выпустил только одну стрелу…
Пламя с гудением рвалось в небо. Ветер рассыпал по лесу искры. Листва ближайших деревьев корчилась от палящего жара, и бежал по траве огонь…
Длинная узкая комната, похожая на гроб, была охвачена пламенем. Пылал потолок, струились огнем стены, тлели, наполняя комнату удушливым дымом, травы на полу. Корчились, словно ожив, чучела и мумии. Что-то сыпалось, падало, рушилось. Переполошившиеся тени метались по комнате — мрак пытался найти выход из своего векового убежища, вдруг ставшего ловушкой.
Истекающая кровью ведьма, затаив дыхание, не чувствуя жара, забыв о боли, стояла на коленях перед изрубленной топором палача плахой и зачарованно смотрела в магическую сферу.
Она видела там запретное — собственную судьбу.
Она словно заново проживала всю свою жизнь. До этого дня. До самой смерти.
Теперь ведьма знала — богам нужна сфера.
…Буйвол, не найдя больше противников, остановился, повернувшись спиной к пожару, опустил меч. Только сейчас почувствовал, что ранен. Осмотрел рассеченную арбалетной стрелой кожу, вспомнил, что когда-то едва не умер от подобной царапины. Также вспомнил и бесследно пропавшую ведьму, что могла наговором остановить кровь.
Позади хрустнула ветка. Буйвол подумал, что это Малыш, и сказал:
— Меня слегка зацепили.
— Воры!
Это был не Малыш.
— Бандиты! Я научу вас меня уважать! Я покажу, кто здесь хозяин!
Буйвол повернул голову. И увидел наставленный на него арбалет. Потом он увидел глаза. Бешеные глаза. Безумные. Злобные. Налившиеся кровью.
Глаза настоящего врага.
И взведенный арбалет.
В четырех шагах.
— Мы не хотели никого убивать, — осторожно сказал Буйвол, ощущая холодок меж лопаток. В том самом месте, куда воткнется железная стрела. — Мы здесь по делу… — Он немного повернул правую ступню, перенес вес тела на правую ногу.
— Вор! — скрежетал зубами арбалетчик, ничего не слыша, не желая слышать. — На колени!
— Что?
— На колени! — палец дергался на крючке спуска. Всего четыре шага.
— Хорошо… — Буйвол стал медленно приседать, пытаясь Одержать вскипающее бешенство.
Красные глаза следили за ним. И арбалет тоже. Спина совсем занемела.
— На колени!
Буйвол замер в неудобной позе, так и не коснувшись коленями земли. Сказал негромко, но твердо:
— Нет.
— Вор! — рявкнул голос, и Буйвол, уже не сдерживаясь, целиком отдавшись ярости, зарычал, скрутился корпусом, взметнул меч наискось.
Стрела арбалета ударила точно в клинок.
Лопнула сталь. Брызнула острыми осколками.
Руки словно опустели. Полегчали.
Буйвол рванулся к врагу, не разобрав, что случилось. Взмахнул мечом.
А клинка не оказалось.
Но враг падал, выронив из рук оружие и закатывая кроваво-красные глаза. Меж лопаток у него торчала стрела.
А через мгновение Буйвол услышал треск за спиной и повернулся лицом к новой опасности.
Сквозь окутанные дымом кусты ломился настоящий великан. Он мало походил на человека — всклокоченный, закопченный, перемазанный кровью — своей ли, чужой ли…
Крост Медвежатник сторожил восточную сторону дома. Ему казалось, что за окнами в сумраке ходит серая тень, и он расстрелял свои стрелы еще до того, как огонь охватил весь дом. А когда из черных окон вырвалось пламя и крыша рухнула внутрь сруба, он понял, что сторожить уже незачем, и пошел к товарищам. Но нашел только их трупы. А потом он увидел, как от стрелы, предательски пущенной в спину, погиб старый вер ный друг Теолот.
Крост Медвежатник, похожий на разъяренного медведя, ломился сквозь кусты, забыв об оружии, собираясь раздавить врагов голыми руками.
Буйвол отшвырнул бесполезный обломок меча и, пригнувшись, втянув голову в плечи, шагнул навстречу великану. Ярость требовала выхода.
Они налетели друг на друга, сшиблись так, что у обоих сбилось дыхание и хрустнули ребра. Но никто не сдал назад. Взревев, они сцепились мертвой хваткой, закружились, подминая траву, ломая кусты, ударяясь о стволы деревьев с такой силой, что кроны вздрагивали, роняя листья.
Они бились словно дикие животные, словно два зверя — медведь и бык.
Крост пытался сгрести противника своими лапами, подмять под себя, придушить, растерзать.
Буйвол, изворачиваясь, бил врага руками и головой — коротко, хлестко, мощно, вкладывая в каждый удар всю тяжесть тела.
Они хрипели, обливаясь кровью.
Они рвали одежду.
Рвали кожу. Мышцы.
От пожара, петляя, бросаясь из стороны в сторону, бежал к ним Малыш.
А они ничего не видели. Ни на что не обращали внимания. Они убивали друг друга.
Крост вцепился в шею врага, сдавил так, что хрустнула гортань. Буйвол, задыхаясь, колотил противника в каменный висок. Удары становились все слабей. Но и хватка на горле слабла.
Крост почти ослеп. Брови его были рассечены, кровь заливала глаза. Переломанные уши вспухли, вздулись разбитые губы.
Буйвол терял силы — никогда прежде не встречал он такого противника, могучего, тяжелого, непробиваемого.
Малыш кружил вокруг, не решаясь выстрелить, не отваживаясь приблизиться. Он кричал что-то напарнику, но тот его не слышал.
Крост выпустил горло врага, ткнул растопыренными пальцами в его глаза, пытаясь их выдавить. Буйвол отдернул голову, провел скрюченной пятерней по лицу великана, зацепился за губы, почувствовал, как омерзительно расползается под пальцами рот противника.
Они хрипели, кружились, ни на секунду не расцепляя объятий, не чувствуя ни боли, ни страха, ощущая лишь всепоглощающую ярость.
Буйвол двумя мощнейшими ударами сломал врагу челюсть. Крост вырвал у противника кусок скальпа.
Буйвол основанием ладони проломил переносицу.
Крост сдавил плечи врага так, что у того лопнула ключица.
Буйвол, ударив головой, заставил великана сделать шаг назад.
Крост, отшатнувшись, дернул врага за руку и вывихнул ее в плече.
Подскочивший Малыш в упор выпустил стрелу.
Освободившийся Буйвол отпрыгнул и ударил противника ногой в живот.
Упали они одновременно. Рухнули на окровавленную истерзанную землю. Дернулись, пытаясь встать, одинаково захрипели, подавились пузырящейся кровью. Приподняли головы, сцепились ненавидящими взглядами. Потом глаза Кроста затуманились. Он еще шевелил разбитыми, разорванными губами, видимо, пытаясь что-то сказать. Он уже не мог держать голову, она опускалась, а он вздергивал ее — он словно бы засыпал.
Но он не засыпал — он умирал.
А потом весь лес вдруг тяжело вздохнул — дрогнули, будто поклонились полыхающему дому живые деревья, медленно легли на землю сухие стволы, трухлявые пни рассыпались гнилым крошевом. В один миг кроны словно поседели — пожухла зеленая листва, высеребрилась, точно прихваченная морозом. Разом умолкли все птицы, стихли все звуки. И где-то безмерно далеко, как будто в другом мире, тоскливо взвыл волк.
И Буйвол понял, что это означает.
Лес осиротел.
Ведьма умерла.
Они ушли с пожарища, как только Буйвол смог подняться на ноги. Они спешили, так как понимали, что враги где-то рядом — возле убитых было лишь оружие, ни еды, ни других припасов они с собой не несли. А это значило, что где-то неподалеку их лагерь. И сколько там еще людей — неизвестно.
— Что им было надо? — задумчиво пробормотал Малыш. — Наверное, мы никогда этого не узнаем…
Буйвол старался не отставать от напарника, но это было нелегко.
Когда воздух перестал пахнуть дымом, они ненадолго остановились. Малыш осмотрел рану друга, ободряюще назвал ее царапиной. Потом вправил напарнику вывихнутое плечо, но не сразу, а с четвертой попытки — за все время этой мучительной экзекуции бледный лицом Буйвол не издал ни звука. Он выругался, лишь когда Малыш ощупал залитую синевой ключицу и торжественно провозгласил, что она сломана.
— И как это ты с мечом-то на арбалет полез? — спросил Малыш, жестко фиксируя левую руку товарища с помощью ивовой коры и двух осиновых палок.
— Я ни перед кем не вставал на колени, — просипел Буйвол, морщась от боли в горле. — Никогда.
Малыш хотел было пошутить на эту тему, но, глянув на друга, решил, что сейчас не лучшее время для шуток.
Потом они продолжили путь.
Буйвол шагал, размышляя о случившемся и понимая, что все опять пошло не так, как он планировал. Он скрежетал зубами, но не от боли, а от досады и злости. Одно утешало его — на этот раз они ничего с собой не несли. Никаких камней, никаких загадочных дисков.
И все же казалось ему, что бог, ядовито усмехаясь, по-прежнему дергает свои веревочки.
Старый Лортимир и горбатый Силт толковали о прошлом, вспоминая Тролоста, прежнего хозяина охотничьих угодий, отца Теолота. Силт сравнивал былую жизнь с настоящей, жаловался на нынешние порядки в этих местах, рассказывал о несправедливостях в отношении местных охотников, избегая упоминать при этом имя нового хозяина. Лортимир хмурился, все понимая.
Они шли через лес кратчайшей дорогой, скрытыми тропами, которые знал один только Силт.
Шли к дому ведьмы.
Лортимир, слушая безрадостные рассказы управляющего, старался не думать о причинах, которые могли задержать охотников, его товарищей. Он не любил догадок. Не любил волноваться попусту. И все же он тревожился.
Они ждали, что охотники вернутся до обеда. Но те не пришли. Не было их и в обед. И позже. Много позже.
Только одна причина могла их так задержать. Та самая, о которой старался не думать Лортимир.
Как-то незаметно разговор переключился на местную ведьму.
— Еще никогда ведьма не ошибалась в предсказаниях, — убежденно говорил Силт. — Если она не знала ответ на что-то, она молчала. Не говорила ничего. Но уж если что-то сказала — значит это случится. Она сильная, и никто не знает, откуда в ней эта сила. Сама она говорит, что вся ее власть дадена богами. И никто не может сказать, на что она способна. Вы слышали, как она обратила в бегство армию Лорстита Могучего?
— Да.
— А как она связанная расправилась с Ночными Охотниками посреди Великой Реки?
— Слышал. И не раз.
— Она великая ведьма. К ней приходят люди со всего мира. Но мало кто находит ее. Она не доверяет чужакам.
— Я — чужак?
— Да. Но с вами иду я. А меня она знает…
Силт, увлекшись, все говорил и говорил. Он рассказал о том, как ведьма предсказывает погоду, как она лечит зверей, что ночами приходят к ней за помощью, как она водит по мертвому лесу путников, пугая мороками. Он увлекся своими рассказами настолько, что сам не заметил, как сбился с пути. Только вдруг провалившись в яму, полную гнилой воды, он опомнился, встал, удивленно осмотрелся.
— Где это мы? — спросил он. Лортимир усмехнулся:
— Я — чужак. Не знаю.
— Ни разу тут не был, — пробормотал Силт. — Не помню…
Деревья вокруг какие-то странные — кроны будто бы с проседью. Сухостой накренился в одну сторону, словно бы сильный ветер прошел через этот лес. На земле — мертвые птицы. И пахнет вроде бы гарью. Дымом.
— Пойдем назад? — спросил Лортимир.
— Нет! Назад нельзя. Тогда совсем заплутаем… — Силт поднял голову. В самое небо вонзалась острая макушка высоченной ели. — Сперва надо осмотреться…
Сняв с себя сумку, разувшись, отдав все Лортимиру, Силт поднырнул под разлапистые еловые ветви. Здесь было сухо, трава не росла, землю устилала хвоя. На четвереньках он дополз до смолистого ствола, сел, переводя дыхание, собираясь с силами, набираясь решимости.
По елке взбираться легко, говорил он себе. Сучья частые, словно лестница. Даже если сорвешься, вниз не упадешь. Обязательно за что-то зацепишься, повиснешь. Свалишься в подставленные зеленые лапы, соскользнешь по ним.
— Стар я уже по деревьям лазить, — вслух сказал Силт и вздохнул.
— Что? — спросил Лортимир. Он присел, осмотрелся, потом, кряхтя, тоже заполз под навес лапника, сел возле Силта. Сказал, улыбаясь: — Хорошо здесь. Тихо. Как в берлоге.
— Как в шалаше. Мы раньше, мальчишками, часто в лесу шалаши строили. Целыми днями там пропадали. Особенно хорошо было, когда гроза, дождь. Снаружи льет, а внутри тишина, сушь… Да… — Силт снова вздохнул и приподнялся. Извернувшись, глянул вверх. Сказал Лортимиру, пытаясь улыбнуться:
— Вы уж ловите меня, если что, — и ступил на короткий сухой сучок.
— Постараюсь, — ответил Лортимир и не шевельнулся.
Извиваясь как змея, протискиваясь меж плотно сомкнутых сучьев, Силт пополз по липкому от смолы стволу. Вниз он старался не смотреть, вверх тоже. За воротник сыпались иголки, одежда то и дело цеплялась за что-то. Кругом висели паучьи сети, густые, словно клочья тумана, и когда Силт попадал в них головой, они с треском рвались, и освобожденные пауки разбегались по его лицу. Это было неприятно. Это было отвратительно. Но Силт, стараясь ни на что не обращать внимания, ни на секунду не задерживаясь, все полз и полз. Взбирался с одного яруса ветвей на другой. Долго. И сам не заметил, как вынырнул головой из колючей зелени, оказавшись совсем рядом с небом.
Огромное красное солнце садилось в золоченые облака. С севера наползали на мир тучи — словно черные вздувшиеся трупы. Неровная тень их ползла по раскинувшемуся лесу, и казалось, что это наступает ночь.
Но ночь была на востоке. Она осторожно выглядывала из-за горизонта, дожидаясь, когда скроется солнце.
Силт посмотрел вниз. И заметил тусклое веретено дыма, поднимающееся из-за деревьев.
Костер? Может быть, хозяин со своими гостями заблудились и решили переждать ночь? Или же это кто-то другой? Местные охотники. Браконьеры… Уж они-то наверняка знают дорогу к ведьминому жилищу. Они знают все дороги…
Запомнив направление на дым, еще раз оглядев лес и не увидев ничего примечательного, Силт пополз вниз. Спускаться было много тяжелей, чем подниматься. Крепчающий ветер раскачивал верхушку дерева, словно хотел стряхнуть человека. Ноги уже не гнулись, дрожали, и руки слабели. От напряжения заболела спина и шею свело. Острые сучья рвали одежду и царапали кожу.
Но Силт справился.
Он сполз на землю, упал в ямку меж корней, привалился к стволу. Сказал, тяжело дыша:
— Я видел дым. Совсем рядом. Наверное, костер.
Лортимир открыл глаза.
— Долго ты.
— Высоко. Тяжело.
— Больше ничего не заметил?
— Тучи идут. Погода сменится.
— Тогда надо спешить.
— Да… Да… Только еще немного… Отдохну… Чуть-чуть… Но Лортимир уже выбирался из-под навеса еловых лап.
— Сейчас… — Силт пытался унять колотящееся сердце. — Самую малость… Уже иду… — Он встал на четвереньки и пополз наружу. Ему хотелось остаться здесь, под лапником, на мягкой сухой хвое, пахнущей смолой и грибной прелью — словно в шалаше, построенном когда-то в далеком детстве. В надежном укрытии от всех непогод мира… Он хотел бы закрыть глаза и вернуть из памяти звонкие ребячьи голоса — голоса друзей. Снова увидеть их забытые лица. Вспомнить старинные игры. И страшные ночные рассказы…
Но он уже давно не мог делать то, что хотел.
Такова была его судьба.
Это был не костер.
Пожарище.
Бревенчатый сруб развалился, превратившись в гору тлеющих головешек. На месте дощатых пристроек остались одни угли, запорошенные серыми хлопьями пепла. Словно огромное надгробие высилась на кирпичных столбах-ножках черная печь. И как-то еще стоял перекосившийся дверной косяк, обугленный, но почему-то не сгоревший. Уж не зачарованный ли?
— Это дом ведьмы… — сказал Силт. Он помолчал немного и неуверенно поправился: — Это был дом ведьмы…
Лес горел, но огня было немного. — он, застревая в кустах, полз по траве, подтачивал стволы деревьев возле самых корней, сгрызал кору. Горький дым плавал в воздухе. Горький дым с привкусом подгоревшего мяса.
— Это Теолот, — негромко сказал Лортимир, остановившись рядом с мертвецом, из спины которого торчало древко стрелы с опаленным оперением.
— Здесь Крост, — Силт вышел из-за дерева, приблизился к Лортимиру, долго смотрел на тело молодого хозяина. Потом отвел взгляд и пробормотал: — Ведьма не ошиблась.
— Вон там еще кто-то.
Силт поднял голову, вгляделся:
— Должно быть, Миатас…
Они разбрелись по лесу, обошли пепелище кругом. Лортимир нашел сильно обуглившееся тело немого Туаеса. Силт наткнулся на Ромистана, смотрящего в небо одним глазом.
Они долго не могли отыскать Виртиса, они уже надеялись, что его тут нет, что он остался жив и, возможно, где-то сейчас прячется, а может быть, просто заплутал в лесу. Силт, забыв об осторожности, несколько раз выкрикивал его имя. А потом Лортимир споткнулся обо что-то округлое, посмотрел под ноги. И не сразу понял, что опаленный камень на земле вовсе не камень…
Тело Виртиса было рядом, его накрыло упавшее дерево. Только руки торчали из-под ветвей.
— Что же тут произошло? — спросил Лортимир, борясь с тошнотой и головокружением. И, помолчав, сам ответил: — Наверное, мы никогда не узнаем.
— Это ведьма, — прошептал бледный Силт, стараясь не смотреть в сторону мертвецов. — Они разозлили ее.
— Разве у старухи был лук? А смогла бы она отрубить голову?
— Никто не может сказать, на что она способна, — Силт был напуган.
— Но где она сама? — Лортимир посмотрел в сторону догорающей избы, и что-то там привлекло его внимание. Белая точка на черном фоне. Пятнышко чистоты среди копоти. Он шагнул вперед.
Вдруг потемнело. Силт поднял голову — над лесом нависли черные вспухшие тучи, до жути похожие на… Силт поежился, сказал громко, надеясь голосом отогнать свои страхи:
— Надо уходить!
— Сейчас, — не оборачиваясь, отозвался Лортимир. Он смотрел на белую точку и шел прямо к ней. По горячим углям, по тлеющим головешкам. От струящегося жара шевелились волосы. Дым разъедал глаза и горло.
— Что там? — крикнул Силт, осматриваясь по сторонам и невольно подходя ближе к развалинам ведьминого жилища. Он чувствовал себя неуютно в окружении мертвых птиц и людей, среди сгустившегося мрака. Показалось вдруг, что за деревьями скользнула чья-то серая тень, и сердце захолонуло, и мороз волной пробежал по коже.
— Что это? — пробормотал Лортимир, расшвыривая угли сапогом.
Череп? Камень? Мяч?
Нет.
Шар. Идеально чистый, словно только что вымытый. Ни единого пятнышка сажи на нем, ни копоти, ничего. Сияющая чистотой светлая матовая поверхность. Среди пепла и углей.
Лортимир присел рядом со странной находкой. Сапоги обгорели, голенища сморщились, штаны уже дымились, но он не замечал этого.
— Что это?
Словно бы птичья лапа, скрюченная, пятипалая… Нет, не лапа. Это человеческая рука торчит из-под углей, касаясь сферы. Обугленные кости, готовые рассыпаться золой. Все, что осталось от великой ведьмы.
Не удержавшись, Лортимир тронул шар пальцами. Его матовая поверхность была холодная. Ледяная. И Лортимир не удивился этому. Он почему-то был уверен, что так и будет.
— Надо уходить! — вновь сказал Силт, с опаской посматри-i вая на тучи, с тревогой оглядываясь на темный лес.
— Да, сейчас… — Лортимир взял сферу в ладони, приподнял — она оказалась неожиданно легкой. Он еще раз осмотрел ее со всех сторон, катая в ладонях, отыскивая хоть какой-то изъян — мазок сажи, приставшую пушинку пепла, трещинку…
Ничего!
— Все, идем! — Случайно он мыском сапога чуть зацепил обугленную руку, торчащую из-под завала, и ему показалось, что фаланги черных пальцев вдруг сжались в кулак, словно хотели поймать его, задержать, не дать унести шар. Он испугался и, рассердившись на свой глупый страх, с размаху пнул кости.
Они рассыпались, будто взорвались.
И в то же мгновение треснуло черное небо, полыхнуло коротко. Взметнулась крохотными фонтанчиками сажа, зашипели, темнея, горячие угли — это упали на землю первые капли дождя, тяжелые и обжигающе холодные.
Лортимир втянул голову в плечи, выругался, прижал к груди шар, чувствуя, как тот постепенно теплеет. Горбатый Силт шагнул к нему, крикнул во весь голос:
— Под елку! Назад! Там будет сухо!..
Они, вымокшие и перемазанные копотью, бежали через лес, возвращаясь к тому месту, где широкие еловые лапы образовывали подобие шалаша. Силту было жутковато, но он улыбался — ему казалось, что они возвращаются в прошлое. В детство…
Мертвый Ромистан равнодушно, словно Ночной Охотник, смотрел в темное небо, и струи дождя безжалостно хлестали его по изуродованному лицу.
Глава 25
Ключица срослась, рана зарубцевалась, и Буйвол вновь стал ощущать себя полноценным человеком. Конечно, он был еще слаб — сказывалось отсутствие полноценной физической нагрузки, упражнений с мечом. Но его слабости хватало, чтобы без особого труда вышвыривать за дверь перепивших разбушевавшихся клиентов, а порой и нескольких разом.
Напарники работали вышибалами в маленькой забегаловке на скрещении трех дорог. Конечно, это не настоящее дело для опытных бойцов, но, с другой стороны, это было лучшее предложение, что они могли найти, пока Буйвол залечивал раны.
Им просто повезло, что хозяин согласился взять их на это место. Ведь, когда они пришли, Буйвол был покалечен и являл собой жалкое зрелище. Ну а Малыш никогда особенной комплекцией не отличался. И все же, осмотрев их и внимательно выслушав, хозяин решил дать им шанс.
— Два дня на пробу, — сказал он тогда, вздохнув и почесав затылок. — Если покажете себя достойно, то найму вас на всю следующую декаду. А может, и дольше. До поры, пока не вернется мой постоянный вышибала.
— А что с ним? — спросил Малыш. Хозяин снова тяжело вздохнул:
— Намяли бока в драке. Сейчас он выглядит намного хуже твоего дружка. Но лекарь говорит, что со временем оклемается…
Они показали себя достойно. В первый же день. Вечером.
Из-за чего тогда началась потасовка, никто, как обычно, не заметил. Зато все заметили, из-за чего она закончилась — Буйвол, выставив вперед здоровое плечо, вклинился в ряды дерущихся, разметав их по полу, а потом быстро, не давая им опомниться, одного за одним, выпинал всех на улицу. Малыш, жизнерадостно скаля зубы, любуясь действиями напарника, стоял возле выхода и придерживал дверь, пока драчуны вылетали под освежающий дождь.
А ночью, когда подсчитывалась выручка, хозяин, вздохнув по обыкновению, сказал, что такие люди ему нужны, и выплатил каждому по золотому. Авансом за будущие заслуги.
Не так много, конечно, но если учесть, что еда и крыша над головой — бесплатно, то…
Малыш и Буйвол считали, что им повезло.
Только одно расстраивало Буйвола — отсутствие привычного оружия. Он никак не мог к этому привыкнуть. Без меча он чувствовал себя голым.
— Но, — утешал его Малыш, — если бы у тебя был меч, то у нашего хозяина поубавилось бы клиентов.
И Буйвол, почесывая переносицу, соглашался. В последнее время он был слишком раздражителен, излишне вспыльчив. Возможно, из-за своей временной физической неполноценности. Но скорей всего из-за одолевающих неприятных мыслей. И тревожащих снов.
Не было ему покоя ни днем, ни ночью.
Напарники работали вышибалами в маленькой забегаловке на скрещении трех дорог. Конечно, это не настоящее дело для опытных бойцов, но, с другой стороны, это было лучшее предложение, что они могли найти, пока Буйвол залечивал раны.
Им просто повезло, что хозяин согласился взять их на это место. Ведь, когда они пришли, Буйвол был покалечен и являл собой жалкое зрелище. Ну а Малыш никогда особенной комплекцией не отличался. И все же, осмотрев их и внимательно выслушав, хозяин решил дать им шанс.
— Два дня на пробу, — сказал он тогда, вздохнув и почесав затылок. — Если покажете себя достойно, то найму вас на всю следующую декаду. А может, и дольше. До поры, пока не вернется мой постоянный вышибала.
— А что с ним? — спросил Малыш. Хозяин снова тяжело вздохнул:
— Намяли бока в драке. Сейчас он выглядит намного хуже твоего дружка. Но лекарь говорит, что со временем оклемается…
Они показали себя достойно. В первый же день. Вечером.
Из-за чего тогда началась потасовка, никто, как обычно, не заметил. Зато все заметили, из-за чего она закончилась — Буйвол, выставив вперед здоровое плечо, вклинился в ряды дерущихся, разметав их по полу, а потом быстро, не давая им опомниться, одного за одним, выпинал всех на улицу. Малыш, жизнерадостно скаля зубы, любуясь действиями напарника, стоял возле выхода и придерживал дверь, пока драчуны вылетали под освежающий дождь.
А ночью, когда подсчитывалась выручка, хозяин, вздохнув по обыкновению, сказал, что такие люди ему нужны, и выплатил каждому по золотому. Авансом за будущие заслуги.
Не так много, конечно, но если учесть, что еда и крыша над головой — бесплатно, то…
Малыш и Буйвол считали, что им повезло.
Только одно расстраивало Буйвола — отсутствие привычного оружия. Он никак не мог к этому привыкнуть. Без меча он чувствовал себя голым.
— Но, — утешал его Малыш, — если бы у тебя был меч, то у нашего хозяина поубавилось бы клиентов.
И Буйвол, почесывая переносицу, соглашался. В последнее время он был слишком раздражителен, излишне вспыльчив. Возможно, из-за своей временной физической неполноценности. Но скорей всего из-за одолевающих неприятных мыслей. И тревожащих снов.
Не было ему покоя ни днем, ни ночью.