Страница:
Товарищи вошли в приоткрытые ворота постоялого двора. В длинной рубленой конюшне, темные узкие окна который дышали паром, всхрапывали лошади. Два угрюмых работника таскали сено, складывали возле коновязи. В стороне сыпала искрами растопленная баня — снег на крыше возле трубы совсем почернел от копоти. Ветер раскачивал висящее на колодезном вороте ведро, стучал им о сруб.
В помещении гостиницы было жарко натоплено. В большом холле за столами сидело много людей, все ужинали и одновременно о чем-то говорили, порой адресуясь к собеседнику на противоположном конце просторной комнаты. Никто не обратил внимания на вошедших, даже хозяин лишь скользнул взглядом по лицам новоприбывших — гостиница была переполнена, и новые клиенты его не интересовали.
Буйвол подошел к ближайшему столу, поднял меч. Сидящие за столом люди, прекратив разговор, снизу вверх встревоженно глянули на могучего бойца, нахмурились. Буйвол, словно бы не заметив их легкий испуг, постучал клинком о большой медный кувшин, звоном привлекая к себе внимание постояльцев.
Несколько голов повернулись к нему. Но гул голосов не унялся.
Буйвол постучал сильней — кувшин, звеня, пополз по столешнице.
Люди продолжали шумные разговоры.
И тогда Малыш крикнул от порога:
— Эй, а у вас там конюшня горит!
Хозяин, несущий на подносе пять кружек пива, споткнулся, опрокинув пенящийся напиток на оказавшегося рядом монаха с квадратным клеймом на бритом затылке. Несколько человек вскочили со своих мест, бросились к окнам. С грохотом перевернулась лавка. Лопнула, упав на пол, тяжелая бутыль — густое вино, похожее на кровь, растеклось лужей на полу. Кто-то охнул, кто-то вскрикнул, кто-то выругался.
— Шучу я, шучу, — замахал руками посмеивающийся Малыш. Хозяин торопливо вытирал широким полотенцем лысину сердитого монаха.
— Нету там ничего, — разочарованно, вроде бы даже обиженно, сказали у окна.
— А теперь все слушайте сюда! — крикнул Малыш, загородив собой дверь. — Мы ищем попутчиков!
— Два опытных воина! — Буйвол приосанился, развернул плечи.
— Самый быстрый лучник! — Малыш выхватил стрелу из колчана, прокрутил ее в пальцах.
— И великолепный мечник! — Буйвол решил обойтись без демонстрации.
— Так что если вам нужны охранники, — Малыш, заметив, что все внимание зала переключилось на них, чуть понизил голос.
— То это мы и есть, — продолжил Буйвол.
— Платить нам не надо.
— Мы торопимся.
— Все что нам требуется — еда и место в обозе.
— Мы направляемся на восход.
— К горному хребту.
— За которым находится Мертвая Котловина.
— Эк вы спелись! — буркнул кто-то одобрительно. — А мальчишка кто?
— Меня зовут Хатук, — паренек встал рядом с Малышом, оперся на меч.
— Он молод, но неплохо обращается с клинком, — сказал Буйвол.
— А девчонка? — спросил тот же голос.
Айхия вскинула голову. Темные глаза ее блеснули, щеки зардели.
— Она умеет делать все, — сказал Малыш. — Готовить и стирать, оперять стрелы и точить меч.
— Пожалуй, я бы вас взял, — поднялся седой человек, сухой и узловатый, словно старое дерево, выросшее на бедной почве. — Но я уже выхожу. Прямо сейчас.
— А мы не собирались тут оставаться, — сказал Буйвол, и несогласный Малыш многозначительно хмыкнул. Но не возразил.
— Раз так, считайте, что вы наняты. Условия ваши — никакой платы. Только еда и место в обозе.
— Как и договаривались, — Буйвол подошел к седому нанимателю, поймал его жесткую руку, крепко пожал. — Куда направляемся?
— На восток. До гор не дойдем, но когда надо будет, вы легко найдете новых попутчиков.
— Мы спешим.
— Я тоже.
— Тогда хватит разговоров, — Буйвол резко развернулся, едва не задев мечом мокрого сердитого монаха, и направился к выходу.
— Но я-то еще не сказал последнего слова! — воскликнул Малыш и посторонился, пропуская напарника. Махнул рукой хозяину постоялого двора. — Мяса мне! Горячего! С собой в дорогу!..
Они уехали в ночь — седой человек очень торопился домой. У него были три почти пустых воза и много денег в большом кошеле за пазухой. Его ждала семья, и он должен был в срок отдать долги.
Возничие помахивали кнутами, покрикивали на лошадей. Они тоже спешили в родную деревню, к детям и женам; они везли им подарки из Старого Города.
Сани шли быстро, на поворотах под полозьями взвизгивал снег, лед летел из-под копыт.
Буйвол физически ощущал, как незримые нити судьбы тянут их всех вперед, на восход, влекут к горному монастырю, к пещерному храму. Он чувствовал себя куклой, марионеткой, игрушкой.
Но он улыбался — он придумал, что надо сделать для того, чтобы разрушить замыслы бога. Придумал давно. И он не сомневался, что теперь все у него получится.
Он был уверен, что на этот раз Локайох проиграет.
Он в этом не сомневался.
Ну, разве только самую малость.
Глава 30
Глава 31
В помещении гостиницы было жарко натоплено. В большом холле за столами сидело много людей, все ужинали и одновременно о чем-то говорили, порой адресуясь к собеседнику на противоположном конце просторной комнаты. Никто не обратил внимания на вошедших, даже хозяин лишь скользнул взглядом по лицам новоприбывших — гостиница была переполнена, и новые клиенты его не интересовали.
Буйвол подошел к ближайшему столу, поднял меч. Сидящие за столом люди, прекратив разговор, снизу вверх встревоженно глянули на могучего бойца, нахмурились. Буйвол, словно бы не заметив их легкий испуг, постучал клинком о большой медный кувшин, звоном привлекая к себе внимание постояльцев.
Несколько голов повернулись к нему. Но гул голосов не унялся.
Буйвол постучал сильней — кувшин, звеня, пополз по столешнице.
Люди продолжали шумные разговоры.
И тогда Малыш крикнул от порога:
— Эй, а у вас там конюшня горит!
Хозяин, несущий на подносе пять кружек пива, споткнулся, опрокинув пенящийся напиток на оказавшегося рядом монаха с квадратным клеймом на бритом затылке. Несколько человек вскочили со своих мест, бросились к окнам. С грохотом перевернулась лавка. Лопнула, упав на пол, тяжелая бутыль — густое вино, похожее на кровь, растеклось лужей на полу. Кто-то охнул, кто-то вскрикнул, кто-то выругался.
— Шучу я, шучу, — замахал руками посмеивающийся Малыш. Хозяин торопливо вытирал широким полотенцем лысину сердитого монаха.
— Нету там ничего, — разочарованно, вроде бы даже обиженно, сказали у окна.
— А теперь все слушайте сюда! — крикнул Малыш, загородив собой дверь. — Мы ищем попутчиков!
— Два опытных воина! — Буйвол приосанился, развернул плечи.
— Самый быстрый лучник! — Малыш выхватил стрелу из колчана, прокрутил ее в пальцах.
— И великолепный мечник! — Буйвол решил обойтись без демонстрации.
— Так что если вам нужны охранники, — Малыш, заметив, что все внимание зала переключилось на них, чуть понизил голос.
— То это мы и есть, — продолжил Буйвол.
— Платить нам не надо.
— Мы торопимся.
— Все что нам требуется — еда и место в обозе.
— Мы направляемся на восход.
— К горному хребту.
— За которым находится Мертвая Котловина.
— Эк вы спелись! — буркнул кто-то одобрительно. — А мальчишка кто?
— Меня зовут Хатук, — паренек встал рядом с Малышом, оперся на меч.
— Он молод, но неплохо обращается с клинком, — сказал Буйвол.
— А девчонка? — спросил тот же голос.
Айхия вскинула голову. Темные глаза ее блеснули, щеки зардели.
— Она умеет делать все, — сказал Малыш. — Готовить и стирать, оперять стрелы и точить меч.
— Пожалуй, я бы вас взял, — поднялся седой человек, сухой и узловатый, словно старое дерево, выросшее на бедной почве. — Но я уже выхожу. Прямо сейчас.
— А мы не собирались тут оставаться, — сказал Буйвол, и несогласный Малыш многозначительно хмыкнул. Но не возразил.
— Раз так, считайте, что вы наняты. Условия ваши — никакой платы. Только еда и место в обозе.
— Как и договаривались, — Буйвол подошел к седому нанимателю, поймал его жесткую руку, крепко пожал. — Куда направляемся?
— На восток. До гор не дойдем, но когда надо будет, вы легко найдете новых попутчиков.
— Мы спешим.
— Я тоже.
— Тогда хватит разговоров, — Буйвол резко развернулся, едва не задев мечом мокрого сердитого монаха, и направился к выходу.
— Но я-то еще не сказал последнего слова! — воскликнул Малыш и посторонился, пропуская напарника. Махнул рукой хозяину постоялого двора. — Мяса мне! Горячего! С собой в дорогу!..
Они уехали в ночь — седой человек очень торопился домой. У него были три почти пустых воза и много денег в большом кошеле за пазухой. Его ждала семья, и он должен был в срок отдать долги.
Возничие помахивали кнутами, покрикивали на лошадей. Они тоже спешили в родную деревню, к детям и женам; они везли им подарки из Старого Города.
Сани шли быстро, на поворотах под полозьями взвизгивал снег, лед летел из-под копыт.
Буйвол физически ощущал, как незримые нити судьбы тянут их всех вперед, на восход, влекут к горному монастырю, к пещерному храму. Он чувствовал себя куклой, марионеткой, игрушкой.
Но он улыбался — он придумал, что надо сделать для того, чтобы разрушить замыслы бога. Придумал давно. И он не сомневался, что теперь все у него получится.
Он был уверен, что на этот раз Локайох проиграет.
Он в этом не сомневался.
Ну, разве только самую малость.
Глава 30
Тонкой скользкой тропкой Октид осторожно, с оглядкой спускался к реке. В одной руке он держал широкий топор с длинным топорищем, в другой нес два ведра, помятые настолько, что выглядели они бесформенными.
Было раннее утро, даже петухи еще спали. Октид специально поднялся в такую рань, чтобы наносить с реки чистой воды, пока ее не замутили соседи.
Вот уже второй год деревенский колодец пустеет к концу зимы — надо было его почистить осенью, углубить, да все никак руки не доходили. А теперь вот приходится таскать волу издалека, с реки. Да и она изрядно обмелела — ведра поднимают ил со дна…
Октид поскользнулся на обледеневшей тропке, взмахнул руками, загремел ведрами, кое-как удержал равновесие, не упал. Ругнулся, плюнул через плечо.
В последнее время кругом одни неприятности: корова заболела, молоко перестала давать, в курятник лиса забралась, передушила половину кур, печь треснула, коптить начала. Да и не только дома неладно. Во всей округе тревожно — разбойники объявились, целая банда. Где они живут — никто не знает. Чего им здесь надо — непонятно.
Уж не храм ли ограбить собираются?
Или прячутся от кого?
Говорят, появляются в деревнях, требуют еду, забирают скотину, угрожают. Порой ночуют, иногда надолго останавливаются.
Словно ждут чего-то…
А в горах тоже что-то происходит. Монахов стало встречаться все больше. На дорогах, в селениях. Идут в свой монастырь, собираются. Вроде бы праздник у них какой-то.
Ну какой праздник может быть в эту пору?
Что-то неладное творится. Что-то меняется. Тревожно как-то. Неуютно.
Раньше жили — тихо было. А теперь? Видно, другие времена приходят. Новые…
Октид снова чуть не упал и сбился с мысли. Подумал, что подниматься с полными ведрами будет еще трудней. Решил, что завтра за водой пойдет жена. Хотя точно знал, что никуда его жена не пойдет, и таскать ему воду до самой весны, пока не наполнится деревенский колодец. Тогда, быть может, и жена будет изредка брать ведра, если его рядом не окажется…
Октид вздохнул и ругнулся.
Поднырнув под нависающие ветви старой ракиты, он ступил на лед реки. Заметил, что кто-то сбил воткнутые в снег прутья, отмечающие края проруби. Сердито подумал, что, видимо, ребятишки, играя, сшибли вешки и не заметили этого.
Он подошел к проруби, поставил ведра, бросил топор. Тонкий ледок был слегка припорошен снегом — ночной ветер намел. Октид обошел прорубь по периметру, поправил упавшие хворостины. Сказал вслух, словно выговаривал отсутствующим ребятишкам:
— Ведь пойдет кто-нибудь, не заметит и провалится!
Конечно, река за зиму сильно обмелела, утонуть здесь практически невозможно. Разве только течение затянет под лед. Но какое тут сейчас течение? Вода стоячая, скоро гнить начнет.
Замор будет, рыба дохнуть станет.
Кругом одни неприятности…
Октид, скинув рукавицы, взялся за топор. Ударил обухом об лед, пробуя его крепость.
Видимо, мороз ночью был сильный — лед загудел, треснул, но не проломился.
Помня о том, что воду мутить не следует, Октид стал осторожно вырубать пластины льда. Из-под лезвия топора летели в стороны острые осколки, похожие на обломки стекла. Брызгала студеная вода, разливалась, черня снег.
Октид, встав на корточки, наклонился над прорубью, подхватил вырубленную льдину, выволок ее из воды, подцепил топором вторую, потянул к себе.
И вдруг заметил в воде, в крошеве льда, в месиве мокрого снега что-то белое.
Он подумал, что это всплывшая кверху брюхом рыба. Потянулся к ней рукой, надеясь, что она еще не сдохла, просто одурела от недостатка воздуха, рассчитывая, что ее можно схватить, подцепить, выбросить на лед.
Вот жена будет рада — свежая рыба на столе!
Он опустил руку в воду, медленно подвел ладонь к белесой туше. Наклонился к самой воде, высматривая, где у рыбины жабры, за что ее лучше схватить, чтоб она не выскользнула.
И вдруг сдавленно вскрикнул, выронил топор, отпрыгнул от проруби. Застыл, в ужасе округлив глаза, кривя рот в гримасе отвращения, продолжая смотреть в черную воду. Справившись с оторопью, попятился, забыв о ведрах, об утопленном топоре. Затем развернулся и бросился бежать, стремительно, без оглядки, причитая и подвывая.
Не рыба всплыла в проруби.
Человеческое лицо. Белое, словно мраморное. С мертвыми открытыми глазами. Волосы — будто спутанные нити водорослей. Рот — дыра с пузырем воздуха.
Лицо с монашескими клеймами на щеках.
С клеймами Локайоха.
Он шел один. Монахи, которых он встречал в пути, называя его “брат”, звали присоединиться к их компании. Но он всегда отказывался. И они не настаивали, не решались — они чувствовали какую-то силу, исходящую от этого необыкновенно высокого человека, его необычайную уверенность, его твердость, его величие. Если у него спрашивали имя, он отвечал:
— Меня зовут Атэист…
Он шел один. Шел сам, по своей воле, а не по предначертанию божьему, не по велению судьбы.
Единственный по-настоящему свободный человек.
Человек, равный богам.
Человек, мстящий своему богу…
Он ночевал где придется — на скотных дворах, в стогах сена, в заброшенных баньках — он не чувствовал холода. Ел он редко, только когда его угощали радушные хозяева или редкие случайные попутчики — чувство голода давно притупилось и стало привычным.
Его лихорадило — он торопился в главный храм Локайоха…
Так получилось, что осенью он потерял Малыша и Буйвола. Он пытался найти их, потратил уйму времени на поиски, сбился с ног, лишился сна. Он переезжал из города в город, он пешком исходил сотни дорог, он расспросил тысячи людей, но никто не видел двух воинов — могучего мечника и веселого лучника.
Напарники исчезли.
И уже глубокой зимой он узнал от подвыпившего монаха, встретившегося на дороге, что в пещерном храме Локайоха готовятся к скорому торжеству. Великий день объявлен. Ждать осталось совсем немного.
Наконец-то Артефакт будет собран. Локайох получит Исполнитель Желаний. А люди обретут единственного бога…
Рассказывая об этом, пьяный монах вскидывал руки к небу, и по его щекам текли слезы воодушевления. Атэист смотрел на него и вспоминал собственную судьбу.
Он вспоминал, как бог назвал его вором, сделал предателем и убийцей. И обрек на мучительную смерть.
Тогда бог смеялся над своим верным слугой, погибающим от жажды, он глумился, издевался, потешался.
Теперь бывший слуга хочет посмеяться над богом…
Времени на поиски Малыша и Буйвола не оставалось. И Атэист решил идти в пещерный храм, к алтарю Локайоха. Он собирался вмешаться в божий промысел, но еще сам не знал, каким образом.
И он спешил. Он не мог опоздать, потому что иначе вся его новая жизнь лишалась смысла.
Он шел один, и у него было много времени для раздумий.
И когда дорога близилась к концу, он пришел к мысли, что если у человека нет судьбы, то у него обязательно должна быть цель в жизни.
Малыш и Буйвол ничего не знали о назначенной дате — так было предопределено.
Айхия и Хатук не задумывались о том, что каждый их шаг предрешен богом.
Крестьяне, подвозящие путников, не могли и заподозрить, что тем самым они выполняют волю Локайоха.
Каждый человек делал лишь то, что ему было уготовано судьбой.
Всякое существо, всякая вещь, даже самая ничтожная, — были фишками в нескончаемых непостижимых играх богов…
— Пора бы нам обсудить, что мы будем делать, — сказал Малыш.
— Все очень просто, — сказал Буйвол, легко пожав плечами. — Сначала мы войдем в храм, а потом попробуем из него выйти.
— Ты хочешь унести Артефакт? — предположил Малыш. Буйвол только хмыкнул и почесал переносицу.
— Неужели твоя задумка так глупа, что ты стесняешься рассказать ее мне? — спросил Малыш.
И снова Буйвол промолчал.
Они вчетвером сидели в санях, прижимаясь друг к другу, кутая зябнущие ноги в промерзшую попону, одну на всех. Хозяин воза — серьезный, почти сердитый старик из местной деревушки длинной хворостиной подстегивал рыжую длинногривую лошадку, но та, не обращая внимания на легкие удары, вышагивала неспешно и только изредка, когда дорога шла под уклон и оглобли давили на хомут, чуть ускоряла шаг.
Горы были совсем рядом. Они цепью растянулись впереди, заслонили полнеба, отгородили полмира. Острые белоснежные пики тонули в тумане облаков, среди блистающих ледников черными прерывистыми лентами вились неровные скалистые гребни. На заснеженных предгорьях, там, где растянулись едва заметные ниточки дорог, медленно двигались крохотные штрихи — человеческие фигурки.
— Монахи, — сказал Малыш. — Наверное, со всего света сходятся.
Буйвол, приложив руку козырьком к бровям, всмотрелся в даль.
Друзья давно заметили — чем ближе был пещерный монастырь, тем больше встречалось на дороге монахов. И все они двигались в одном направлении — на восток. Туда же, куда направлялись Малыш и Буйвол.
— Словно на праздник сходятся, — пробормотал Буйвол.
— Наверное, так и есть, — сказал Малыш.
— Я им устрою праздник.
— Они хорошо с нами обращались, — робко сказала Айхия.
— Тем лучше для них.
— Мой дядя там.
— Должно быть, ему сейчас тепло, — сказал Малыш с легкой завистью.
Возничий повернул к ним неулыбчивое морщинистое лицо, прошамкал, тыча хворостиной в сторону:
— Моя деревня… Вылезать будете или со мной поедете?
— А далеко ли отсюда до монастыря?
— Не, недалече. Если на лыжах, напрямик, то за полдня дойдете.
— А еще селения тут есть? Чтобы поближе?
— Поближе к горам? Есть, конечно. Только мы туда не ходим, там люди чужие, и разговор у них другой, и дома они строят не как мы, и землю они не пашут… Ну так что?.. — Лошадь встала на развилке дороги. — К горам пойдете или со мной в деревню?
Друзья переглянулись.
— Поехали в деревню! — решил за всех Буйвол. — А там уж разберемся.
…Все меняется, — думал Атэист. — Раньше монастырь прятался в горах, теперь же к нему ведут укатанные дороги. Раньше новые храмы ставились редко, в стороне от людских глаз, теперь же везде понастроили святилищ Локайоха, на самом виду. А другие боги, видимо, уже смирились с проигрышем, признали свое поражение.
Что же сейчас творится там, в Высоком Мире, в мире богов?
Не дано это знать человеку…
Он вошел в ущелье, когда стало темнеть. Он сделал всего лишь три шага, и отвесные стены тесно сомкнулись; показалось, что если он сейчас двинется дальше, то застрянет, намертво зажатый скалами. И Атэист остановился, поднял голову к полоске серого неба. И тут же сверху раздался голос:
— Ты кто?
В каменном кармане на вершине скалы, в путанице веревочных лестниц, мостов и настилов мелькнул человеческий силуэт.
— Меня зовут Атэист, брат.
— Откуда ты?
— Из монастыря, что в устье Великой Реки. Несколько лет назад Локайох направил меня с братьями в те края, и вот теперь я вернулся, прослышав о Дне Начала.
— Рад тебя слышать, брат.
— Я могу пройти?
— Подожди немного. Тебя встретят.
И почти сразу после этих слов откуда-то сверху скользнули на землю две фигуры в долгих монашеских одеяниях, с острыми капюшонами, закрывающими лица. Приблизились вплотную к спокойно ожидающему Атэисту, бегло осмотрели его, зацепились взглядами за монашеские клейма на щеках.
— Твоя одежда износилась, — сказал один из монахов-стражников.
— Я шел издалека, — ответил Атэист, глядя ему прямо в глаза.
— Что ж, рады видеть тебя, брат, — сказал второй охранник. — Следуй за мной…
Узкая тропа, похожая на желоб, вела наверх. Отвесные скалистые стены то приближались к ней вплотную, совсем заслоняя небо, то чуть отступали, и в таких местах было особенно заметно, что на вершинах скал возведены неприступные укрепления.
Они поднялись ко входу в пещеру. Снега здесь не было совсем — монахи держали площадку перед монастырскими воротами в идеальной чистоте. На широких деревянных настилах покоились в шатком равновесии огромные гранитные ядра. На близлежащих скалах теплились огоньки — немногочисленные охранники, не скрываясь, жгли костры в своих холодных каменных гнездах.
— Заходи, брат, — сказал сопровождающий монах, открывая тяжелую калитку, врезанную в створ массивных ворот. — Локайох рад видеть тебя в своем храме.
Атэист, кивнув, решительно шагнул в пещеру, залитую светом тысяч свечей и светильников.
Он верил, что Локайох его не видит.
— Ждать не имеет смысла, — сказал Буйвол. — Завтра же отправляемся в монастырь.
— Так и не скажешь, что ты задумал? — спросил Малыш. Буйвол искоса глянул на Айхию, покачал головой:
— Нет, не сейчас… Позже… Завтра…
Они остановились в избе у старика, что привез их в эту деревеньку. Им нечем было заплатить ему, но он того и не требовал. Здесь в глуши, вдали от городов, люди не привыкли брать плату за радушие.
— Выходим утром? — спросил Малыш.
— Да, как можно раньше.
— Я разбужу вас, — сказал хозяин, прислушивающийся к разговору бойцов. — И провожу, покажу дорогу…
Они только что поужинали. Молчаливая хозяйка, робея перед гостями, собрала грязную посуду и удалилась на тесную кухоньку, в свое единоличное царство.
— Айхия, Хатук… — Буйвол посмотрел на разрумянившуюся девушку, перевел взгляд на вялого перенька, борющегося с дремотой. — Вы останетесь здесь.
— Но там мой дядя, — неуверенно сказала Айхия.
— Мы найдем его и приведем сюда, — заверил ее Буйвол. — Идти с нами слишком опасно.
— Мы пойдем быстро, — добавил Малыш. — Вам не угнаться за нами.
— Мы прошли перевал! — вскинул голову Хатук.
— Вы останетесь здесь! — жестко сказал ему Буйвол. — Там вы будете мешать…
— У меня есть меч! — продолжал спорить паренек. — Я умею драться!
— У тебя все впереди. Когда-нибудь тебе надоест драться, — сказал Малыш. — Но сейчас ты должен остаться здесь.
— Я найду вам занятие, — пообещал хозяин дома и улыбнулся — впервые за весь долгий день.
— Да и лыж только две пары, — напомнил Буйвол.
— Мы быстро вернемся, — пообещал Малыш. — Ждите нас к вечеру.
Хатук насупился, поняв, что дальше спорить бесполезно. Айхия пододвинулась ближе к Буйволу, прижалась к нему. Малыш отвернулся в сторону, уставился в окно, затянутое морозным узором. Сказал безразлично:
— Холодно.
— Мороз будет нас подгонять, — отозвался Буйвол. Помолчал немного, взяв девушку за руку, перебирая ее пальцы и удивляясь их тонкости. Объявил:
— Пойдем налегке. Лишнего ничего брать не будем. Вдруг мы принесем что-то нужное богу? Надо будет протрясти одежду, вывернуть карманы, все проверить.
— А твой меч? — спросил Малыш.
— Что? — не сразу сообразил Буйвол.
— Вдруг твой меч — часть Артефакта?
Буйвол посмотрел на друга, пытаясь понять, не шутит ли он. Потом по-новому взглянул на клинок, приставленный к лавке.
— Ты серьезно? — Он почесал переносицу.
— А вдруг? — пожал плечами Малыш.
— Безоружным идти я не могу.
— Это я понимаю… Они помолчали.
— Нет, — тряхнул головой Буйвол. — Не похож этот меч на часть Артефакта… Но даже если и так… Это ничего не изменит…
— О чем ты?
— О своем плане…
Снова в комнате установилась тишина. Только было слышно, как за тонкой перегородкой на кухне месит тесто хозяйка.
— Сможем ли мы проникнуть в храм? — задумчиво проговорил Малыш.
— Наверняка, — отозвался Буйвол, криво усмехаясь. — Ведь это наша судьба…
Они еще посидели недолго, говоря о всяких пустяках и не забывая о важности завтрашнего дня, а потом разошлись спать.
Даже поздней ночью приходили к храму монахи. Шли со всего мира, большими и маленькими группами, реже — по одному.
Всех встречала охрана. Стражи в монашеских одеяниях, в складках которых прятались кинжалы с изогнутыми волнистыми лезвиями, осматривали новоприбывших, интересовались, откуда те пришли, спрашивали имена. И провожали до самых ворот.
— Локайох рад видеть вас в своем храме! Завтра — великий день. День Начала…
Огромный подземный монастырь был набит людьми. Давно уже не осталось пустых келий. Люди заняли все подсобные помещения, заселили самые удаленные закоулки пещер. Только главная зала, озаренная тысячами огней, пока пустовала. Лишь золотая статуя Локаойха тянулась к потолку, зыркая в сторону пробирающихся вдоль стен торопливых людей блистающими алыми глазами.
Было раннее утро, даже петухи еще спали. Октид специально поднялся в такую рань, чтобы наносить с реки чистой воды, пока ее не замутили соседи.
Вот уже второй год деревенский колодец пустеет к концу зимы — надо было его почистить осенью, углубить, да все никак руки не доходили. А теперь вот приходится таскать волу издалека, с реки. Да и она изрядно обмелела — ведра поднимают ил со дна…
Октид поскользнулся на обледеневшей тропке, взмахнул руками, загремел ведрами, кое-как удержал равновесие, не упал. Ругнулся, плюнул через плечо.
В последнее время кругом одни неприятности: корова заболела, молоко перестала давать, в курятник лиса забралась, передушила половину кур, печь треснула, коптить начала. Да и не только дома неладно. Во всей округе тревожно — разбойники объявились, целая банда. Где они живут — никто не знает. Чего им здесь надо — непонятно.
Уж не храм ли ограбить собираются?
Или прячутся от кого?
Говорят, появляются в деревнях, требуют еду, забирают скотину, угрожают. Порой ночуют, иногда надолго останавливаются.
Словно ждут чего-то…
А в горах тоже что-то происходит. Монахов стало встречаться все больше. На дорогах, в селениях. Идут в свой монастырь, собираются. Вроде бы праздник у них какой-то.
Ну какой праздник может быть в эту пору?
Что-то неладное творится. Что-то меняется. Тревожно как-то. Неуютно.
Раньше жили — тихо было. А теперь? Видно, другие времена приходят. Новые…
Октид снова чуть не упал и сбился с мысли. Подумал, что подниматься с полными ведрами будет еще трудней. Решил, что завтра за водой пойдет жена. Хотя точно знал, что никуда его жена не пойдет, и таскать ему воду до самой весны, пока не наполнится деревенский колодец. Тогда, быть может, и жена будет изредка брать ведра, если его рядом не окажется…
Октид вздохнул и ругнулся.
Поднырнув под нависающие ветви старой ракиты, он ступил на лед реки. Заметил, что кто-то сбил воткнутые в снег прутья, отмечающие края проруби. Сердито подумал, что, видимо, ребятишки, играя, сшибли вешки и не заметили этого.
Он подошел к проруби, поставил ведра, бросил топор. Тонкий ледок был слегка припорошен снегом — ночной ветер намел. Октид обошел прорубь по периметру, поправил упавшие хворостины. Сказал вслух, словно выговаривал отсутствующим ребятишкам:
— Ведь пойдет кто-нибудь, не заметит и провалится!
Конечно, река за зиму сильно обмелела, утонуть здесь практически невозможно. Разве только течение затянет под лед. Но какое тут сейчас течение? Вода стоячая, скоро гнить начнет.
Замор будет, рыба дохнуть станет.
Кругом одни неприятности…
Октид, скинув рукавицы, взялся за топор. Ударил обухом об лед, пробуя его крепость.
Видимо, мороз ночью был сильный — лед загудел, треснул, но не проломился.
Помня о том, что воду мутить не следует, Октид стал осторожно вырубать пластины льда. Из-под лезвия топора летели в стороны острые осколки, похожие на обломки стекла. Брызгала студеная вода, разливалась, черня снег.
Октид, встав на корточки, наклонился над прорубью, подхватил вырубленную льдину, выволок ее из воды, подцепил топором вторую, потянул к себе.
И вдруг заметил в воде, в крошеве льда, в месиве мокрого снега что-то белое.
Он подумал, что это всплывшая кверху брюхом рыба. Потянулся к ней рукой, надеясь, что она еще не сдохла, просто одурела от недостатка воздуха, рассчитывая, что ее можно схватить, подцепить, выбросить на лед.
Вот жена будет рада — свежая рыба на столе!
Он опустил руку в воду, медленно подвел ладонь к белесой туше. Наклонился к самой воде, высматривая, где у рыбины жабры, за что ее лучше схватить, чтоб она не выскользнула.
И вдруг сдавленно вскрикнул, выронил топор, отпрыгнул от проруби. Застыл, в ужасе округлив глаза, кривя рот в гримасе отвращения, продолжая смотреть в черную воду. Справившись с оторопью, попятился, забыв о ведрах, об утопленном топоре. Затем развернулся и бросился бежать, стремительно, без оглядки, причитая и подвывая.
Не рыба всплыла в проруби.
Человеческое лицо. Белое, словно мраморное. С мертвыми открытыми глазами. Волосы — будто спутанные нити водорослей. Рот — дыра с пузырем воздуха.
Лицо с монашескими клеймами на щеках.
С клеймами Локайоха.
Он шел один. Монахи, которых он встречал в пути, называя его “брат”, звали присоединиться к их компании. Но он всегда отказывался. И они не настаивали, не решались — они чувствовали какую-то силу, исходящую от этого необыкновенно высокого человека, его необычайную уверенность, его твердость, его величие. Если у него спрашивали имя, он отвечал:
— Меня зовут Атэист…
Он шел один. Шел сам, по своей воле, а не по предначертанию божьему, не по велению судьбы.
Единственный по-настоящему свободный человек.
Человек, равный богам.
Человек, мстящий своему богу…
Он ночевал где придется — на скотных дворах, в стогах сена, в заброшенных баньках — он не чувствовал холода. Ел он редко, только когда его угощали радушные хозяева или редкие случайные попутчики — чувство голода давно притупилось и стало привычным.
Его лихорадило — он торопился в главный храм Локайоха…
Так получилось, что осенью он потерял Малыша и Буйвола. Он пытался найти их, потратил уйму времени на поиски, сбился с ног, лишился сна. Он переезжал из города в город, он пешком исходил сотни дорог, он расспросил тысячи людей, но никто не видел двух воинов — могучего мечника и веселого лучника.
Напарники исчезли.
И уже глубокой зимой он узнал от подвыпившего монаха, встретившегося на дороге, что в пещерном храме Локайоха готовятся к скорому торжеству. Великий день объявлен. Ждать осталось совсем немного.
Наконец-то Артефакт будет собран. Локайох получит Исполнитель Желаний. А люди обретут единственного бога…
Рассказывая об этом, пьяный монах вскидывал руки к небу, и по его щекам текли слезы воодушевления. Атэист смотрел на него и вспоминал собственную судьбу.
Он вспоминал, как бог назвал его вором, сделал предателем и убийцей. И обрек на мучительную смерть.
Тогда бог смеялся над своим верным слугой, погибающим от жажды, он глумился, издевался, потешался.
Теперь бывший слуга хочет посмеяться над богом…
Времени на поиски Малыша и Буйвола не оставалось. И Атэист решил идти в пещерный храм, к алтарю Локайоха. Он собирался вмешаться в божий промысел, но еще сам не знал, каким образом.
И он спешил. Он не мог опоздать, потому что иначе вся его новая жизнь лишалась смысла.
Он шел один, и у него было много времени для раздумий.
И когда дорога близилась к концу, он пришел к мысли, что если у человека нет судьбы, то у него обязательно должна быть цель в жизни.
Малыш и Буйвол ничего не знали о назначенной дате — так было предопределено.
Айхия и Хатук не задумывались о том, что каждый их шаг предрешен богом.
Крестьяне, подвозящие путников, не могли и заподозрить, что тем самым они выполняют волю Локайоха.
Каждый человек делал лишь то, что ему было уготовано судьбой.
Всякое существо, всякая вещь, даже самая ничтожная, — были фишками в нескончаемых непостижимых играх богов…
— Пора бы нам обсудить, что мы будем делать, — сказал Малыш.
— Все очень просто, — сказал Буйвол, легко пожав плечами. — Сначала мы войдем в храм, а потом попробуем из него выйти.
— Ты хочешь унести Артефакт? — предположил Малыш. Буйвол только хмыкнул и почесал переносицу.
— Неужели твоя задумка так глупа, что ты стесняешься рассказать ее мне? — спросил Малыш.
И снова Буйвол промолчал.
Они вчетвером сидели в санях, прижимаясь друг к другу, кутая зябнущие ноги в промерзшую попону, одну на всех. Хозяин воза — серьезный, почти сердитый старик из местной деревушки длинной хворостиной подстегивал рыжую длинногривую лошадку, но та, не обращая внимания на легкие удары, вышагивала неспешно и только изредка, когда дорога шла под уклон и оглобли давили на хомут, чуть ускоряла шаг.
Горы были совсем рядом. Они цепью растянулись впереди, заслонили полнеба, отгородили полмира. Острые белоснежные пики тонули в тумане облаков, среди блистающих ледников черными прерывистыми лентами вились неровные скалистые гребни. На заснеженных предгорьях, там, где растянулись едва заметные ниточки дорог, медленно двигались крохотные штрихи — человеческие фигурки.
— Монахи, — сказал Малыш. — Наверное, со всего света сходятся.
Буйвол, приложив руку козырьком к бровям, всмотрелся в даль.
Друзья давно заметили — чем ближе был пещерный монастырь, тем больше встречалось на дороге монахов. И все они двигались в одном направлении — на восток. Туда же, куда направлялись Малыш и Буйвол.
— Словно на праздник сходятся, — пробормотал Буйвол.
— Наверное, так и есть, — сказал Малыш.
— Я им устрою праздник.
— Они хорошо с нами обращались, — робко сказала Айхия.
— Тем лучше для них.
— Мой дядя там.
— Должно быть, ему сейчас тепло, — сказал Малыш с легкой завистью.
Возничий повернул к ним неулыбчивое морщинистое лицо, прошамкал, тыча хворостиной в сторону:
— Моя деревня… Вылезать будете или со мной поедете?
— А далеко ли отсюда до монастыря?
— Не, недалече. Если на лыжах, напрямик, то за полдня дойдете.
— А еще селения тут есть? Чтобы поближе?
— Поближе к горам? Есть, конечно. Только мы туда не ходим, там люди чужие, и разговор у них другой, и дома они строят не как мы, и землю они не пашут… Ну так что?.. — Лошадь встала на развилке дороги. — К горам пойдете или со мной в деревню?
Друзья переглянулись.
— Поехали в деревню! — решил за всех Буйвол. — А там уж разберемся.
…Все меняется, — думал Атэист. — Раньше монастырь прятался в горах, теперь же к нему ведут укатанные дороги. Раньше новые храмы ставились редко, в стороне от людских глаз, теперь же везде понастроили святилищ Локайоха, на самом виду. А другие боги, видимо, уже смирились с проигрышем, признали свое поражение.
Что же сейчас творится там, в Высоком Мире, в мире богов?
Не дано это знать человеку…
Он вошел в ущелье, когда стало темнеть. Он сделал всего лишь три шага, и отвесные стены тесно сомкнулись; показалось, что если он сейчас двинется дальше, то застрянет, намертво зажатый скалами. И Атэист остановился, поднял голову к полоске серого неба. И тут же сверху раздался голос:
— Ты кто?
В каменном кармане на вершине скалы, в путанице веревочных лестниц, мостов и настилов мелькнул человеческий силуэт.
— Меня зовут Атэист, брат.
— Откуда ты?
— Из монастыря, что в устье Великой Реки. Несколько лет назад Локайох направил меня с братьями в те края, и вот теперь я вернулся, прослышав о Дне Начала.
— Рад тебя слышать, брат.
— Я могу пройти?
— Подожди немного. Тебя встретят.
И почти сразу после этих слов откуда-то сверху скользнули на землю две фигуры в долгих монашеских одеяниях, с острыми капюшонами, закрывающими лица. Приблизились вплотную к спокойно ожидающему Атэисту, бегло осмотрели его, зацепились взглядами за монашеские клейма на щеках.
— Твоя одежда износилась, — сказал один из монахов-стражников.
— Я шел издалека, — ответил Атэист, глядя ему прямо в глаза.
— Что ж, рады видеть тебя, брат, — сказал второй охранник. — Следуй за мной…
Узкая тропа, похожая на желоб, вела наверх. Отвесные скалистые стены то приближались к ней вплотную, совсем заслоняя небо, то чуть отступали, и в таких местах было особенно заметно, что на вершинах скал возведены неприступные укрепления.
Они поднялись ко входу в пещеру. Снега здесь не было совсем — монахи держали площадку перед монастырскими воротами в идеальной чистоте. На широких деревянных настилах покоились в шатком равновесии огромные гранитные ядра. На близлежащих скалах теплились огоньки — немногочисленные охранники, не скрываясь, жгли костры в своих холодных каменных гнездах.
— Заходи, брат, — сказал сопровождающий монах, открывая тяжелую калитку, врезанную в створ массивных ворот. — Локайох рад видеть тебя в своем храме.
Атэист, кивнув, решительно шагнул в пещеру, залитую светом тысяч свечей и светильников.
Он верил, что Локайох его не видит.
— Ждать не имеет смысла, — сказал Буйвол. — Завтра же отправляемся в монастырь.
— Так и не скажешь, что ты задумал? — спросил Малыш. Буйвол искоса глянул на Айхию, покачал головой:
— Нет, не сейчас… Позже… Завтра…
Они остановились в избе у старика, что привез их в эту деревеньку. Им нечем было заплатить ему, но он того и не требовал. Здесь в глуши, вдали от городов, люди не привыкли брать плату за радушие.
— Выходим утром? — спросил Малыш.
— Да, как можно раньше.
— Я разбужу вас, — сказал хозяин, прислушивающийся к разговору бойцов. — И провожу, покажу дорогу…
Они только что поужинали. Молчаливая хозяйка, робея перед гостями, собрала грязную посуду и удалилась на тесную кухоньку, в свое единоличное царство.
— Айхия, Хатук… — Буйвол посмотрел на разрумянившуюся девушку, перевел взгляд на вялого перенька, борющегося с дремотой. — Вы останетесь здесь.
— Но там мой дядя, — неуверенно сказала Айхия.
— Мы найдем его и приведем сюда, — заверил ее Буйвол. — Идти с нами слишком опасно.
— Мы пойдем быстро, — добавил Малыш. — Вам не угнаться за нами.
— Мы прошли перевал! — вскинул голову Хатук.
— Вы останетесь здесь! — жестко сказал ему Буйвол. — Там вы будете мешать…
— У меня есть меч! — продолжал спорить паренек. — Я умею драться!
— У тебя все впереди. Когда-нибудь тебе надоест драться, — сказал Малыш. — Но сейчас ты должен остаться здесь.
— Я найду вам занятие, — пообещал хозяин дома и улыбнулся — впервые за весь долгий день.
— Да и лыж только две пары, — напомнил Буйвол.
— Мы быстро вернемся, — пообещал Малыш. — Ждите нас к вечеру.
Хатук насупился, поняв, что дальше спорить бесполезно. Айхия пододвинулась ближе к Буйволу, прижалась к нему. Малыш отвернулся в сторону, уставился в окно, затянутое морозным узором. Сказал безразлично:
— Холодно.
— Мороз будет нас подгонять, — отозвался Буйвол. Помолчал немного, взяв девушку за руку, перебирая ее пальцы и удивляясь их тонкости. Объявил:
— Пойдем налегке. Лишнего ничего брать не будем. Вдруг мы принесем что-то нужное богу? Надо будет протрясти одежду, вывернуть карманы, все проверить.
— А твой меч? — спросил Малыш.
— Что? — не сразу сообразил Буйвол.
— Вдруг твой меч — часть Артефакта?
Буйвол посмотрел на друга, пытаясь понять, не шутит ли он. Потом по-новому взглянул на клинок, приставленный к лавке.
— Ты серьезно? — Он почесал переносицу.
— А вдруг? — пожал плечами Малыш.
— Безоружным идти я не могу.
— Это я понимаю… Они помолчали.
— Нет, — тряхнул головой Буйвол. — Не похож этот меч на часть Артефакта… Но даже если и так… Это ничего не изменит…
— О чем ты?
— О своем плане…
Снова в комнате установилась тишина. Только было слышно, как за тонкой перегородкой на кухне месит тесто хозяйка.
— Сможем ли мы проникнуть в храм? — задумчиво проговорил Малыш.
— Наверняка, — отозвался Буйвол, криво усмехаясь. — Ведь это наша судьба…
Они еще посидели недолго, говоря о всяких пустяках и не забывая о важности завтрашнего дня, а потом разошлись спать.
Даже поздней ночью приходили к храму монахи. Шли со всего мира, большими и маленькими группами, реже — по одному.
Всех встречала охрана. Стражи в монашеских одеяниях, в складках которых прятались кинжалы с изогнутыми волнистыми лезвиями, осматривали новоприбывших, интересовались, откуда те пришли, спрашивали имена. И провожали до самых ворот.
— Локайох рад видеть вас в своем храме! Завтра — великий день. День Начала…
Огромный подземный монастырь был набит людьми. Давно уже не осталось пустых келий. Люди заняли все подсобные помещения, заселили самые удаленные закоулки пещер. Только главная зала, озаренная тысячами огней, пока пустовала. Лишь золотая статуя Локаойха тянулась к потолку, зыркая в сторону пробирающихся вдоль стен торопливых людей блистающими алыми глазами.
Глава 31
— Узнаю это место, — сказал Малыш. — Вон там я встретил монаха, который проводил нас к храму. Дорогу я, кажется, найду. Перейдем реку и повернем к тем скалам, там должна быть расщелина…
— Я ничего не помню, — сказал Буйвол.
— Еще бы! Ты был словно тряпичная кукла. Как огородное пугало, привязанное к седлу.
— Ничего не помню, — пробормотал Буйвол, хмурясь и потирая переносицу…
Они ушли из деревни ранним утром, тайком, не потревожив спящую Айхию, не разбудив Хатука. Они ничего не взяли с собой, у них было лишь оружие, одежда и лыжи, позаимствованные у кого-то из местных крестьян. Молчаливый старик — хозяин дома — проводил их за околицу, показал направление, в котором надо двигаться, объяснил, что им встретится на пути, потом дал каждому по ломтю горячего распаренного хлеба и пожелал счастливой дороги.
— Легкой судьбы! — сказал ему Буйвол.
— К вечеру вернемся, — сказал Малыш, глядя вперед, в темное небо, на фоне которого угадывались неясные очертания горных вершин. Немного помолчав, он тихо добавил: — Будем надеяться…
Рассвет застал их в пути. Небо покраснело, словно тужилось, в муках рожая солнце. В воздухе чувствовалось какое-то напряжение. Или это только казалось людям?..
— Ну так что ты задумал? Самое время посвятить меня в твои планы, — сказал Малыш.
— Да… — Буйвол коснулся рукояти меча, висящего на поясе в кожаной петле — ножны воин так и не купил. — Самое время… — Он задумался, ушел в себя, отрешился от окружающего мира. Его снова одолевали сомнения, он уже не был ни в чем уверен и злился на себя за это.
— Ну так что? — напомнил о себе Малыш.
— Да… — Буйвол мотнул головой, стиснул зубы, набычился. — Самое время!..
Они перешли замерзшую реку — ее можно было бы не заметить под снегом, но кусты, растущие на берегах, и сухой камыш, поломанный ветрами, ясно обозначали русло.
— Мой план прост, и я жалею, что не придумал его раньше, — сказал Буйвол, придерживая болтающийся у бедра меч. — Однажды мне пришло в голову: а ведь если я погибну, то Локай-ох ничего от меня не получит. Если я подставлюсь под стрелу противника, если не отобью меч врага, если сам перережу себе вены или вспорю живот — бог останется одураченным. Умереть раньше времени — единственный верный способ обмануть судьбу…
— Так чего же ты ждал?! — воскликнул Малыш, скаля зубы, но оставаясь серьезным.
— Я не собирался умирать, — не обращая внимания на друга, продолжал Буйвол. Он словно бы разговаривал с собой, в который уже раз убеждая себя в верности выбранного решения. — Но я никогда не забывал, что у меня остается последняя возможность оставить бога ни с чем… И вдруг как-то утром я подумал — а ведь есть и другие люди, кроме меня, необходимые богу. Если они умрут раньше времени, не выполнив своего предназначения, то цепь судеб разорвется…
Малыш хмыкнул:
— Ты надумал кого-то убить?
— Да.
— Меня?
Буйвол хмуро глянул на легкомысленного друга, сказал сердито:
— Это неплохая идея.
— А вдруг у тебя ничего не выйдет? Я всегда был быстрее тебя!
— Перестань! — отмахнулся Буйвол, недовольный тем, как повернулся разговор. И Малыш посерьезнел. Переспросил:
— Значит, ты надумал кого-то убить?
— Да, — повторил Буйвол с мрачной решительностью.
— И кто же этот несчастный? — спросил Малыш, догадываясь, каким будет ответ. — Кто необходим Локайоху так же, как и мы?
— Монах, — сказал Буйвол. — Суайох…
Они обменялись быстрыми взглядами. Поспешно опустили глаза. Замолчали.
В стороне показалась санная дорога, и друзья, не сговариваясь, свернули к ней. По укатанной колее двигаться легче, чем по снежной целине.
— Я все обдумал, — сказал Буйвол, боком перешагивая через взрытую обочину дороги. — Не один раз. К нему собираются части Артефакта. Его предназначение — оживить готовый Артефакт. Другие монахи называют Суайоха Открывающим. Он — ключевая фигура. Как и мы.
— Я ничего не помню, — сказал Буйвол.
— Еще бы! Ты был словно тряпичная кукла. Как огородное пугало, привязанное к седлу.
— Ничего не помню, — пробормотал Буйвол, хмурясь и потирая переносицу…
Они ушли из деревни ранним утром, тайком, не потревожив спящую Айхию, не разбудив Хатука. Они ничего не взяли с собой, у них было лишь оружие, одежда и лыжи, позаимствованные у кого-то из местных крестьян. Молчаливый старик — хозяин дома — проводил их за околицу, показал направление, в котором надо двигаться, объяснил, что им встретится на пути, потом дал каждому по ломтю горячего распаренного хлеба и пожелал счастливой дороги.
— Легкой судьбы! — сказал ему Буйвол.
— К вечеру вернемся, — сказал Малыш, глядя вперед, в темное небо, на фоне которого угадывались неясные очертания горных вершин. Немного помолчав, он тихо добавил: — Будем надеяться…
Рассвет застал их в пути. Небо покраснело, словно тужилось, в муках рожая солнце. В воздухе чувствовалось какое-то напряжение. Или это только казалось людям?..
— Ну так что ты задумал? Самое время посвятить меня в твои планы, — сказал Малыш.
— Да… — Буйвол коснулся рукояти меча, висящего на поясе в кожаной петле — ножны воин так и не купил. — Самое время… — Он задумался, ушел в себя, отрешился от окружающего мира. Его снова одолевали сомнения, он уже не был ни в чем уверен и злился на себя за это.
— Ну так что? — напомнил о себе Малыш.
— Да… — Буйвол мотнул головой, стиснул зубы, набычился. — Самое время!..
Они перешли замерзшую реку — ее можно было бы не заметить под снегом, но кусты, растущие на берегах, и сухой камыш, поломанный ветрами, ясно обозначали русло.
— Мой план прост, и я жалею, что не придумал его раньше, — сказал Буйвол, придерживая болтающийся у бедра меч. — Однажды мне пришло в голову: а ведь если я погибну, то Локай-ох ничего от меня не получит. Если я подставлюсь под стрелу противника, если не отобью меч врага, если сам перережу себе вены или вспорю живот — бог останется одураченным. Умереть раньше времени — единственный верный способ обмануть судьбу…
— Так чего же ты ждал?! — воскликнул Малыш, скаля зубы, но оставаясь серьезным.
— Я не собирался умирать, — не обращая внимания на друга, продолжал Буйвол. Он словно бы разговаривал с собой, в который уже раз убеждая себя в верности выбранного решения. — Но я никогда не забывал, что у меня остается последняя возможность оставить бога ни с чем… И вдруг как-то утром я подумал — а ведь есть и другие люди, кроме меня, необходимые богу. Если они умрут раньше времени, не выполнив своего предназначения, то цепь судеб разорвется…
Малыш хмыкнул:
— Ты надумал кого-то убить?
— Да.
— Меня?
Буйвол хмуро глянул на легкомысленного друга, сказал сердито:
— Это неплохая идея.
— А вдруг у тебя ничего не выйдет? Я всегда был быстрее тебя!
— Перестань! — отмахнулся Буйвол, недовольный тем, как повернулся разговор. И Малыш посерьезнел. Переспросил:
— Значит, ты надумал кого-то убить?
— Да, — повторил Буйвол с мрачной решительностью.
— И кто же этот несчастный? — спросил Малыш, догадываясь, каким будет ответ. — Кто необходим Локайоху так же, как и мы?
— Монах, — сказал Буйвол. — Суайох…
Они обменялись быстрыми взглядами. Поспешно опустили глаза. Замолчали.
В стороне показалась санная дорога, и друзья, не сговариваясь, свернули к ней. По укатанной колее двигаться легче, чем по снежной целине.
— Я все обдумал, — сказал Буйвол, боком перешагивая через взрытую обочину дороги. — Не один раз. К нему собираются части Артефакта. Его предназначение — оживить готовый Артефакт. Другие монахи называют Суайоха Открывающим. Он — ключевая фигура. Как и мы.